Страница:
— Пора, — сказал он Лажевскому.
— Ну давай, — бросил Магнето. — Я последний. У меня опыт с восстания.
Они лежали на краю крыши, пристально глядя в глаза друг другу.
— Я командую, — сказал Кос. — Иди.
Магнето повиновался. Янек должен был остаться на крыше, чтобы дать Лажевскому время спуститься хоть на несколько метров вниз. Он забросил за спину автомат, взятый у Зубрыка.
Рухнуло еще одно стропило, выше взметнулись языки пламени. На чердаке разорвался снаряд, взрыв подбросил в воздух бесформенные куски нагретой кровли, которые, описав дугу, ударили в стену. Этот неожиданный грохот перепугал Зубрыка. Он споткнулся, запутался в металлических перекладинах, выпустил поручни из рук и упал с двух последних перекладин прямо в руки Вихуры.
— Сюда, пан доктор! — звал старший Шавелло, заканчивая перевязывать ногу подхорунжему Стасько. — Перелом.
— Вот здесь очень больно. — Раненый прижал ладони к животу — между пальцами просачивалась кровь.
Фельдшер тотчас же принялся за перевязку. Руки у него были быстрые и ловкие. Ему помогал Шавелло, время от времени переворачивая Стасько. Раненый сжал зубы.
— Поэта, гады, ранили, — сообщил Вихура спрыгнувшему с лестницы Лажевскому.
Подхорунжий внимательно осмотрелся: они находились в развалинах между глухими стенами домов, занятых врагом. До тех пор пока они не двинутся отсюда, им ничто не грозит. Правда, немцы выбили амбразуру в стене.
Кос спрыгнул, приземлившись около Магнето.
— Долго оставаться здесь нельзя, а через улицу начнешь пробираться — каждый второй погибнет, — бросил подхорунжий.
Не отвечая, Кос отполз в сторону и склонился над раненым. Перевязка была закончена. Янек вытер ему мокрое от пота лицо куском пакли, вынутой из кармана.
— Носилки готовы, — сказал Шавелло.
— Кос, — с трудом произнес Стасько. — Держи, пригодится. — Он протянул ему небольшую книжечку. — В этом доме, в библиотеке, раздобыл.
Янек молча сунул томик за пазуху и положил ладонь на горячий лоб Стасько.
…Густлик стоял навытяжку перед полковником. За ним, у переднего люка «Рыжего», стояли Саакашвили, Черешняк, Маруся и рядом с ней Шарик.
— Гражданин полковник, разрешите доложить. Задание было выполнено, дом захвачен. Но потом из подвалов полезли немцы и наших оттеснили наверх.
Полковник поднял голову, посмотрел на охваченные пламенем верхние этажи и крышу здания.
— Вам нужно двух человек в экипаж.
— Не надо.
— В чудеса верите?
— Нет. В товарищей.
— Дам на время.
— Не надо. Экипаж полный.
— С собакой?
— Она у нас тоже солдат. У нее и продаттестат есть…
С противоположной стороны улицы из-за развалин раздались необычные автоматные очереди: та-та-та, та-та. Густлик вслушивался, и лицо его расплывалось в улыбке: тире — точка — тире, потом три тире, три точки.
— Это Кос, — радостным шепотом сообщил он экипажу.
— Что такое? — спросил полковник.
— Наш командир, — выскочил из строя Саакашвили.
— Командир, — объяснил Елень, — помощи требует.
Забыв о командире полка, он вскочил на броню, залез на башню и крикнул, как через мегафон:
— Пехота… по моей команде, огонь!
Силезец исчез в танке, загрохотала танковая пушка. И вдруг весь участок фронта утонул в шквальном огне из всех видов оружия. Не смолкая, застрочили автоматы и пулеметы. Филином ухнул разбуженный миномет и выплюнул высоко вверх смертоносный снаряд. Ударила стоявшая неподалеку пушка.
В предрассветной мгле занимающегося дня из развалин выскользнула небольшая группа солдат с носилками и бросилась поперек улицы. И прежде чем противник успел их заметить и разгадать замысел, они проскочили в ворота.
Огонь прекратился. Елень вылез из башни.
— Вам бы дивизией командовать, — усмехнулся полковник.
— Не дают.
Оба рассмеялись и пошли навстречу солдатам.
— Гражданин полковник, штурмовая группа в составе семи человек… — начал докладывать Кос.
— Умер, — громко произнес, наклонившись над боевым товарищем, Зубрык.
— …в составе шести человек вернулась с боевого задания.
Полковник склонился над убитым, с минуту всматривался в бледное лицо и прикрыл его фуражкой.
— Благодарю за мужество, — произнес он, встав по стойке «смирно», — хотя вы и не удержали дом… — Он замолчал и добавил: — А я не взял станцию подземной дороги…
— Есть способ взять ее, — сказал Кос.
— Какой?
— Он поможет. — Янек показал на лежащего неподвижно Стасько.
— Пойдем.
И оба, к огорчению Маруси, ушли.
— Вот что значит любить командира. — Саакашвили подошел к девушке. — Меня надо было полюбить. Почему меня никто не выберет?
— Сам выбирай, — фыркнула Маруся.
Здесь же во дворике, на крохотном газоне у замшелой каменной стены, Юзеф Шавелло саперной лопаткой копал каменистую городскую землю. Вихура отыскал сломанный штык, нацарапал на стене крест и стал выбивать большие печатные буквы.
Старший Шавелло вернулся с Черешняком, усадил его на принесенном из дома диване, обитом зеленым плюшем, сам примостился рядом и приказал:
— Сыграй.
Томаш заиграл песню, сочиненную Стасько. Всем было тяжело. Было ясно, что вот-вот кончится война и все-таки не все доживут до победы. Надо взять эту проклятую подземную станцию. Взять во что бы то ни стало.
— Ну давай, — бросил Магнето. — Я последний. У меня опыт с восстания.
Они лежали на краю крыши, пристально глядя в глаза друг другу.
— Я командую, — сказал Кос. — Иди.
Магнето повиновался. Янек должен был остаться на крыше, чтобы дать Лажевскому время спуститься хоть на несколько метров вниз. Он забросил за спину автомат, взятый у Зубрыка.
Рухнуло еще одно стропило, выше взметнулись языки пламени. На чердаке разорвался снаряд, взрыв подбросил в воздух бесформенные куски нагретой кровли, которые, описав дугу, ударили в стену. Этот неожиданный грохот перепугал Зубрыка. Он споткнулся, запутался в металлических перекладинах, выпустил поручни из рук и упал с двух последних перекладин прямо в руки Вихуры.
— Сюда, пан доктор! — звал старший Шавелло, заканчивая перевязывать ногу подхорунжему Стасько. — Перелом.
— Вот здесь очень больно. — Раненый прижал ладони к животу — между пальцами просачивалась кровь.
Фельдшер тотчас же принялся за перевязку. Руки у него были быстрые и ловкие. Ему помогал Шавелло, время от времени переворачивая Стасько. Раненый сжал зубы.
— Поэта, гады, ранили, — сообщил Вихура спрыгнувшему с лестницы Лажевскому.
Подхорунжий внимательно осмотрелся: они находились в развалинах между глухими стенами домов, занятых врагом. До тех пор пока они не двинутся отсюда, им ничто не грозит. Правда, немцы выбили амбразуру в стене.
Кос спрыгнул, приземлившись около Магнето.
— Долго оставаться здесь нельзя, а через улицу начнешь пробираться — каждый второй погибнет, — бросил подхорунжий.
Не отвечая, Кос отполз в сторону и склонился над раненым. Перевязка была закончена. Янек вытер ему мокрое от пота лицо куском пакли, вынутой из кармана.
— Носилки готовы, — сказал Шавелло.
— Кос, — с трудом произнес Стасько. — Держи, пригодится. — Он протянул ему небольшую книжечку. — В этом доме, в библиотеке, раздобыл.
Янек молча сунул томик за пазуху и положил ладонь на горячий лоб Стасько.
…Густлик стоял навытяжку перед полковником. За ним, у переднего люка «Рыжего», стояли Саакашвили, Черешняк, Маруся и рядом с ней Шарик.
— Гражданин полковник, разрешите доложить. Задание было выполнено, дом захвачен. Но потом из подвалов полезли немцы и наших оттеснили наверх.
Полковник поднял голову, посмотрел на охваченные пламенем верхние этажи и крышу здания.
— Вам нужно двух человек в экипаж.
— Не надо.
— В чудеса верите?
— Нет. В товарищей.
— Дам на время.
— Не надо. Экипаж полный.
— С собакой?
— Она у нас тоже солдат. У нее и продаттестат есть…
С противоположной стороны улицы из-за развалин раздались необычные автоматные очереди: та-та-та, та-та. Густлик вслушивался, и лицо его расплывалось в улыбке: тире — точка — тире, потом три тире, три точки.
— Это Кос, — радостным шепотом сообщил он экипажу.
— Что такое? — спросил полковник.
— Наш командир, — выскочил из строя Саакашвили.
— Командир, — объяснил Елень, — помощи требует.
Забыв о командире полка, он вскочил на броню, залез на башню и крикнул, как через мегафон:
— Пехота… по моей команде, огонь!
Силезец исчез в танке, загрохотала танковая пушка. И вдруг весь участок фронта утонул в шквальном огне из всех видов оружия. Не смолкая, застрочили автоматы и пулеметы. Филином ухнул разбуженный миномет и выплюнул высоко вверх смертоносный снаряд. Ударила стоявшая неподалеку пушка.
В предрассветной мгле занимающегося дня из развалин выскользнула небольшая группа солдат с носилками и бросилась поперек улицы. И прежде чем противник успел их заметить и разгадать замысел, они проскочили в ворота.
Огонь прекратился. Елень вылез из башни.
— Вам бы дивизией командовать, — усмехнулся полковник.
— Не дают.
Оба рассмеялись и пошли навстречу солдатам.
— Гражданин полковник, штурмовая группа в составе семи человек… — начал докладывать Кос.
— Умер, — громко произнес, наклонившись над боевым товарищем, Зубрык.
— …в составе шести человек вернулась с боевого задания.
Полковник склонился над убитым, с минуту всматривался в бледное лицо и прикрыл его фуражкой.
— Благодарю за мужество, — произнес он, встав по стойке «смирно», — хотя вы и не удержали дом… — Он замолчал и добавил: — А я не взял станцию подземной дороги…
— Есть способ взять ее, — сказал Кос.
— Какой?
— Он поможет. — Янек показал на лежащего неподвижно Стасько.
— Пойдем.
И оба, к огорчению Маруси, ушли.
— Вот что значит любить командира. — Саакашвили подошел к девушке. — Меня надо было полюбить. Почему меня никто не выберет?
— Сам выбирай, — фыркнула Маруся.
Здесь же во дворике, на крохотном газоне у замшелой каменной стены, Юзеф Шавелло саперной лопаткой копал каменистую городскую землю. Вихура отыскал сломанный штык, нацарапал на стене крест и стал выбивать большие печатные буквы.
Старший Шавелло вернулся с Черешняком, усадил его на принесенном из дома диване, обитом зеленым плюшем, сам примостился рядом и приказал:
— Сыграй.
Томаш заиграл песню, сочиненную Стасько. Всем было тяжело. Было ясно, что вот-вот кончится война и все-таки не все доживут до победы. Надо взять эту проклятую подземную станцию. Взять во что бы то ни стало.
26. Туннель
Холодный утренний свет едва просачивался через заваленные мешками окна в подвал, где разместился штаб. В подвале было темно, и могло показаться, что там никого нет. Только после того как глаза привыкнут к темноте, можно было разглядеть фигуры спящих офицеров и солдат, расположившихся под скамейками у стен. Бодрствовали только дежурный телефонист в дальнем углу да полковник с сержантом, склонившиеся над столом, освещенным электрической лампочкой, подключенной к аккумуляторной батарее. Они смотрели друг другу в глаза, как смотрят после утомительного разговора, а возможно, и спора. Оба молчали.
На столе лежал набросанный рукой Коса чертеж: то, что он видел с крыши здания в районе станции. Рядом лежала небольшая книжечка, взятая Стасько в библиотеке желтого дома, с вклеенным в нее планом берлинского метро.
Полковник пододвинул тарелку с нарезанным хлебом, нож и открытую банку консервов.
— Ешь.
Пока сержант готовил бутерброд из ржаного хлеба и консервированной свинины, офицер говорил:
— Твой чертеж, сделанный с крыши дома, и план подземной дороги совпадают. Очевидно, со стороны затопленного туннеля они не ждут опасности и не должны выставить посты.
— Не должны, — подтвердил Янек, жуя хлеб.
— Я говорю все это для того, чтобы взвесить все «за» и «против». А сейчас пора кончать разговоры, — подвел итог полковник. — Время отдавать приказ.
Сержант хотел встать, но командир полка придержал его рукой за плечо:
— Ешь. Днем я вызову из саперного подразделения водолаза и проверю, нет ли препятствий под водой. Риск большой… С одной стороны, возможность захватить станцию и прорваться к рейхстагу, с другой — жизнь пяти человек.
— И собаки, — добавил Кос.
Полковник улыбнулся и, кивнув головой, добавил:
— Экипажу отвести машину с линии фронта и спать. Разбужу я сам.
Через открытые окна первого этажа была видна башня «Рыжего», покрытая толстым слоем серо-кирпичной пыли, из-под которой едва пробивался зеленый цвет танка. В нише с автоматом на коленях сидел рядовой Юзеф Шавелло. Теплый воздух был полон пыли и гари.
В комнате дремал в кресле Константин с очками в проволочной оправе на носу — это он взялся было пришить оторванную сержантскую нашивку к погону.
Поперек широченной кровати лежали Густлик, Саакашвили и Черешняк. Вихура устроился на составленных в ряд креслах, положив на них перину.
Маруся спала на кушетке. Пальцы ее левой руки покоились на голове Янека, который лежал на диване, подложив под голову вещмешок. Шарик примостился у ног своего хозяина.
За окном раздался залихватский свист. Кто-то насвистывал мелодию марша повстанцев Мокотува.[41] Юзек спустил ноги, поправил обмундирование и встал по стойке «смирно», когда в комнату вошел Лажевский.
— Тс-с-с… — Шавелло-старший приложил палец к губам. — Пусть пока отдыхают.
— Вечер близко. За ними уже идут, — ответил подхорунжий. — Пусть лучше умоются и придут в себя. — И крикнул: — Подъем, подъем, вставать!
Елень протянул руку и, чуть приоткрыв глаза, швырнул в него сапогом. Магнето отскочил и поймал сапог на лету.
Все проснулись и, вставая, потягивались. После вчерашнего боя болели все мышцы и кости. Елень, натянув один сапог, гонялся по комнате за Лажевским, чтобы отнять у него второй.
— Отдай! — Наконец Густлик догнал его, отобрал сапог и, натягивая его, топнул по полу. — Ребята, ведь сегодня же Первое мая. Мы весь праздник проспали.
— С водой неважно, — сказала Маруся, проходя в соседнюю комнату.
— Бочку уже наполнили, — заметил Юзек.
— Первое число еще не кончилось. До полуночи успеете отпраздновать! Янек! — позвал Лажевский.
— М-м-м, — промычал Кос, умываясь над тазом.
— Меня не берешь на операцию?..
— Только экипаж нужен. Зачем рисковать?
— Бог вас за это наказал. Получите шестого члена экипажа.
— Я могу уступить свое место, — вмешался Вихура.
— Кого получим? — спросил Янек.
— Командира.
— На что он нам сдался? У нас свой есть! — возмутился Густлик.
— Какого черта?! — вскипел Саакашвили. — Не нужен он нам!
— Офицера вам дает полковник. Капитана, да еще русского.
На минуту воцарилось молчание. Умытая и причесанная, вернулась в комнату Маруся с чайником в руке.
— Кому горячей? — И тут же спросила: — А что, русский капитан хуже?
Константин Шавелло, сидевший ближе всех к двери, вскочил и подал команду:
— Смирно!
— Вольно! — входя в комнату, сказал полковник. — Не докладывайте… Я хочу сообщить вам о том, что водолаз никаких препятствий не обнаружил. Можно начинать. А для усиления экипажа я даю вам минера-виртуоза, если так можно сказать. — И отступил от двери, чтобы пропустить его.
В комнату вошел офицер в форме советского капитана, в фуражке с красной звездой. Он встал по стойке «смирно» и привычным движением поднес руку к головному убору.
Четверо присутствующих окаменели. Елень так сжал в руках безопасную бритву, что треснула ручка, но силезец и не заметил этого. Маруся стояла с чайником, из которого мимо кружки струйкой лилась на пол горячая вода. Саакашвили с силой рванул воротничок гимнастерки — оторванная пуговица с треском ударила в стекло. Кос, улыбаясь, смотрел в лицо капитана, которое было так похоже на лицо их первого командира, и, тронув собаку, сказал:
— Поздоровайся, Шарик.
Собака посмотрела на хозяина, как бы спрашивая, чего от нее хотят, потом подошла к пришельцу, равнодушно понюхала его ладонь и вернулась к ноге своего хозяина.
Это решило все. Лица членов экипажа сразу же изменились, как будто внутри у них лопнула натянутая струна. Капитан, все еще держа руку у головного убора, по-уставному представился:
— Капитан Иван Павлов, минер.
Туннель метрополитена освещался несколькими яркими лампочками в металлических колпаках. Тарахтел двигатель, отравляя газами воздух, которого здесь и так не хватало. По дну туннеля извивались искореженные рельсы, уткнувшиеся в небольшую гряду развалин, за которой лежало черное зеркало воды, отражавшее яркие лучи света. Туннель круто уходил вниз, исчезая в воде и мраке.
Несколько обливающихся потом, раздетых до пояса саперов ломами, кирками и лопатами копали у стены ров. Услыхав приближающиеся шаги, они подняли головы, разогнули спины, а один из них, вытирая пот со лба, спросил:
— Этот пойдет под воду?
— Этот, — ответил плютоновый, наблюдавший за работой. — Пошевелитесь, потому что он хотя бы вот столько должен иметь воздуха под потолком. — И показал рукой сколько. — Ведь это же не подводная лодка.
Они снова взялись за работу, даже увеличили темп, но не переставали посматривать в сторону, откуда на малой скорости подъезжал «Рыжий».
Танк остановился. Густлик протянул руку в сторону низкого свода, посмотрел на отблески света в неподвижной воде.
— В танкисты пошел, а моряком воевать должен, — сказал он Косу. — Будь здесь Гонората, она сказала бы тебе, что я об этой затее думаю.
— Позаботься о стволе и прицелах.
— Будь спокоен. Так заткну, что ни одна капля не попадет.
Они спрыгнули на землю, за ними спрыгнул и Томаш. Саакашвили и Шарик вылезли через передний люк. Шарик подбежал к воде, лизнул языком.
— Что ты пьешь, глупый? — возмутился Янек. — Иди сюда.
Черешняк достал из танка термос и налил собаке воды в миску.
— Как ксендз, — бормотал он в ухо косматому другу. — Свое есть, а в чужое нос тычешь.
Подъехал грузовик. Из кабины выскочил капитан Павлов и подошел к танкистам.
— Где мое место?
— С правой стороны, внизу. Пулеметчик не поедет, — нехотя доложил Кос.
Он и все члены экипажа, как завороженные, не спускали глаз с лица сапера.
— Я осмотрел танк, — спокойно сказал русский. — Мне нужно много места. Все лишнее надо…
— Уже выбросили, — коротко ответил Кос.
— Личные вещи тоже на грузовик. Получите обратно на месте встречи со штурмовой группой Шавелло.
— Только бы из этого дьявольского коридора выбраться… — пробормотал Густлик.
— Если не выберемся, — тихо сказал капитан, — то они не потребуются. А если кто не хочет, может остаться.
Кос молчал. Елень посмотрел на лица товарищей и сказал Павлову:
— Товарищ капитан, мы — один экипаж. Понимаете? Экипаж. Или все пойдем, или никто.
— Вынести вещи, — приказал Кос и добавил, обращаясь к Еленю: — Возьми мои.
Три члена экипажа исчезли в танке, а сапер тем временем обратился к сержанту:
— С самого начала смотрите на меня как на черта. Почему?
— У вас, может быть, есть близнецы?
— Два мальчика, — оживился он и достал из кармана фотографию. — Ваня и Саша. Не близнецы, а здорово похожи друг на друга. Сейчас они с матерью в Новосибирске. А я все время был на японской границе. Неделю назад перебросили сюда, и сразу в польскую армию. Не успел даже сменить форму.
— А почему в польскую?
— Язык знаю. Вырос под Житомиром, там много поляков проживает в деревнях.
Густлик вытащил два вещмешка, Саакашвили — один. Шарик держал в зубах свою подушку, расшитую цветами и бабочками. Все остановились у танка.
Последним вылез Томаш, с очень тяжелым мешком и большим продолговатым свертком в брезенте.
Кос показал рукой на открытый люк:
— Прошу.
Он пропустил капитана вперед и, проходя мимо Черешняка, спросил вполголоса:
— Что это опять за вещички?
Павлов, светя фонарем, осмотрелся в танке. Свет упал на фуражку ротмистра, которая висела слева от механика-водителя.
— Повышения ждете?
— Нет. Раненый офицер просил довести ее до Берлина.
Капитан кивнул головой и взялся за эфес сабли.
— Механик кавалерист?
— Грузин.
Рука капитана потянулась к снарядам, прикоснулась к замку орудия, к радиостанции. Взгляд остановился на орденах Крест Храбрых и Виртути Милитари, прикрепленных к передатчику, а потом на фотографии, приклеенной к броне. Павлов сунул руку в карман, посмотрел на себя в зеркало, сравнивая свое лицо с тем, на фотографии.
— Давно погиб?..
— Шесть недель назад, под Вейхеровом…
Капитан вылез из танка и позвал:
— Экипаж, ко мне.
Они окружили его тесным полукругом.
— Я ничье место в танке не займу, — он медленно выговаривал слова, — не пройдет и двух часов, как мы попрощаемся. Но на это время вы должны принять меня в состав экипажа.
— Товарищ капитан, — подумав, начал Кос. — Мы видели вас в Шпандау, а потом на мосту через Хафель. Мы думали, что, может быть…
— Начинайте герметизировать, — прервал его сапер. — А двое помогут мне носить тротил.
— Я, — вызвался Густлик.
— Я, — сказал Томаш.
Подойдя к грузовику, Елень опередил офицера и размахнулся, чтобы одним ударом открыть замок заднего борта. Капитан придержал его за руку и показал надпись на темно-зеленых досках: «Ударишь — погибнешь».
Не всем сразу приходится на войне работать. В то время как одни армии наступают, другие находятся на месте. Даже в одной и той же роте одновременно может случиться так, что одни обливаются потом, другие спят или выискивают какое-нибудь занятие, чтобы убить тоску.
В разрушенном, но не сгоревшем доме Зубрык и Вихура занимали огневые позиции в одной из комнат на втором этаже. Они пододвинули стол к стене, поставили его между окнами и, сидя на принесенных из кухни табуретках, дулись в очко.
Хорунжий взял первую карту, посмотрел на нее и сказал:
— Еще на две канистры.
Потом взял другую и, довольный, многозначительно сказал:
— Себе.
Ударила автоматная очередь. Под оконным проемом отвалился кусок штукатурки и упал на стол. Вихура мгновенно положил к своим картам еще две и, почти не глядя в них, положил на стол:
— Двадцать.
— Девятнадцать, — скривился Зубрык. Он на лету поймал пикового туза и снова начал с азартом: — Четыре.
Взял презрительно улыбающегося валета, протянул руку за третьей и, увидев десятку червей, с разочарованием бросил их на стол:
— Перебор.
С лестничной клетки через дыру в стене, пробитую, по всей видимости, противотанковым снарядом, вошла Маруся.
— Играете?!
Словно тень, за ней появился Юзек Шавелло и присел в углу.
— Играем, — подтвердил капрал и, заметив краешком глаза сверкнувшую автоматную очередь, крикнул: — Ниже головы!
Огонек присела, пули снова отбили кусок штукатурки.
— Упрямый фриц, — сказал Вихура и, схватив автомат, повернулся на 180 градусов через левое плечо; не вставая с табуретки, дал две короткие очереди по окну на противоположной стороне улицы, потом повернулся к девушке: — Это чтобы его успокоить. С полчаса будет сидеть тихо.
— А на что вы играете? — спросила Маруся. — На деньги или на спирт?
— На бензин, — ответил шофер.
— Зачем тебе бензин?
— После войны он отдаст мне три бочки и семь канистр. Если тебе потребуется транспорт, обращайся ко мне. Фирму открою: «Доставка, отправка. Капрал в запасе Вихура».
— Вихура, — повторила девушка и неожиданно спросила: — А ты меня любишь?
— Я, Огонек, всех красивых девушек люблю. Так я устроен. — Он хлопнул ладонью по лбу. — И на все для них готов. Вот, хочешь? — Он вытащил из кармана шелковые чулки.
— Ой, ой… — прошептала Маруся и, вытерев о брюки ладони, подставила их под прозрачную паутинку.
— От всего сердца, бескорыстно…
— Нет, — вздохнула Маруся и решительно отодвинула подарок. — Объясни мне лучше, что должны сделать наши?
Вихура пожал плечами, завернул чулки в носовой платок и засунул обратно в карман. Он вытащил перочинный нож и лезвием для открывания консервных банок начал чертить на закопченной сажей стене, как можно понятнее объясняя чертеж:
— Здесь эта проклятая станция, которую мы утром брали и не взяли. Пока бьет наша артиллерия, фрицы спокойно сидят под толстыми накатами, а как кончится обстрел, начинают косить. Можно пройти через туннель. Он не охраняется, потому что в тех местах, где рельсы уходят вниз, все залито водой. Наши пройдут под водой сто метров и атакуют с тыла, а мы одновременно сверху — и тогда откроется путь до самого рейхстага.
— А если не пройдут?
— Возьмем! Даже если многие погибнут.
— И зачем это Янек выдумал?
— Потому что избранник судьбы.
— А ты остаешься?
— При тебе же разговор был, что саперу место нужно. Мне в танке душно.
— Ты не избранник судьбы?
— Нет, — твердо ответил Вихура.
Раздалась пулеметная очередь. Пули попали внутрь через окно и с неприятным свистом срикошетировали от стен. Пулей откололо кусок штукатурки с рисунком капрала.
— Панна Маруся, может, вы отдохнете? — робко предложил Юзек.
Она, казалось, не слышала его. Встала и пошла по ступенькам вверх. Юзек пошел следом, держа автомат наготове.
Огонек вошла в другую, такую же комнату, только менее разрушенную. Лажевский, который лежал, не снимая сапог, на диване, увидев ее, встал. Девушка машинально кивнула ему головой и направилась в угол комнаты, где у стереотрубы дежурил Шавелло.
— Я должна увидеть Коса, прежде чем они войдут в воду…
— Вот тебе раз! Ну, если «должна» и так срочно, то надо правдиво соврать что-нибудь, чтобы полковник разрешил.
Из-под брюха танка выполз Саакашвили, осторожно держа перед собой ладони, испачканные тавотом.
— Хорошо загерметизировал, — похвалил он Томаша, который возился с гусеницей, и обратился к Косу: — Машина готова, командир.
Янек, ничего не ответив, пошел проверять работу.
Края всех люков и отверстий танка были покрыты толстым слоем густой желтой смазки. Над башней торчала труба, доставая почти до перекрытий туннеля.
На стволы пулеметов и пушек были надеты брезентовые чехлы, обклеенные изоляционной лентой и тоже обмазанные ровным толстым слоем тавота.
Густлик подтащил щит из жести и с помощью Григория начал прикреплять его на специальных кронштейнах перед корпусом «Рыжего».
— Хороший бугай рогами проткнет, — скептически заметил Черешняк.
— Мы, Томек, коров обойдем стороной, а потому и бугай не прогневается.
— Фаустпатрон взрывается сразу при первом препятствии, — объяснил Кос.
Кос первый, а за ним и остальные мыли руки в бачке с керосином, а потом, присев на корточки на берегу залива, полоскали их в воде. По черной поверхности все шире и шире расходились радужные жирные круги. С каким бы удовольствием сбросили они с себя обмундирование и вымылись!
— Томек, что ты таскал в этом брезенте? — спросил Кос.
— Граммофон.
— Какой граммофон?
— Тот, который, царство ему небесное, замполит заводил. Если бы не взял, все равно пропал бы. А когда я стану заводить его, на всю деревню будет слышно.
Вытерев руки паклей, Кос оправил обмундирование и пошел к капитану. Павлов остановил его движением руки — он стоял у выкопанного саперами канала, бросал в воду щепки и, поглядывая на часы, высчитывал что-то на логарифмической линейке. Закончив расчеты, он поднял голову и улыбнулся.
— Машина готова, — доложил Янек.
— Начнем через четырнадцать минут.
— Почему не через тринадцать или пятнадцать?
— Так выходит по расчету. При таком стоке через пятнадцать минут в самом глубоком месте над поверхностью воды будет достаточно воздуха. При скорости три километра в час нам потребуется одна минута, чтобы добраться туда.
— А как на ней считают? — спросил Янек, показывая на логарифмическую линейку.
— Потом расскажу.
Из глубины туннеля донесся шум мотора, сверкнули фары, подъехал «газик». Подошел полковник.
— Смирно, — подал команду Павлов. — Мы готовы, через одиннадцать минут начнем выдвижение.
— В таком случае около полуночи доберетесь?
— Так точно.
— Хорошо ли будет виден взрыв?
— Надеюсь, — слегка усмехнулся сапер.
— Если в двенадцать не будет сигнала, начнем самостоятельно. Вольно.
— Вольно, — повторил команду Павлов.
Внезапно из темноты вынырнула Маруся и бросилась к Янеку.
— Привет, танкисты! — весело обратилась она ко всем членам экипажа. — Не ожидали меня увидеть?
— Мы думали, что встретимся там, наверху, — сказал Саакашвили. — Соскучилась?
— Нет, я по служебным делам. Сержант Шавелло просил, чтобы вы медицинскую сумку взяли с собой.
— В танке все забито, больше ничего не втиснешь, — заворчал Елень.
Кос толкнул друга в бок.
— Очень хорошо. — Кос ласково взял девушку под руку и отвел на несколько шагов в сторону.
— Пора, — спокойно сказал Иван.
Экипаж молча взобрался на броню. Танкисты спускались в танк, как в подводную лодку, через единственный открытый еще верхний люк.
Павлов надел поданный ему шлемофон. Саакашвили успел послать Марусе воздушный поцелуй. Томаш, поддерживая Шарика, улыбнулся водителю грузовика саперов. Густлик высунулся по грудь из люка, набрал воздуха и соскользнул вниз, как будто нырнул в воду.
Командир полка все время смотрел на эту погрузку с улыбкой, но теперь тень омрачила его лицо. Он приложил руку к головному убору. Его примеру последовала Маруся. Кос ответил полковнику тем же, а девушке сделал прощальный знак рукой и исчез под броней. Долго были видны его ладони, поддерживающие опускающийся люк.
Водитель грузовика, на котором прибыли саперы, стоял на танке рядом с башней с ящиком в руках, наполненным водонепроницаемой смазкой. Захлопнув люк, он начал герметизировать щели изоляционной лентой и замазывать их тавотом.
Полковник и Маруся, стоя рядом с танком, слышали приглушенные, но отчетливые голоса, доносившиеся из танка.
— Механик готов, — докладывал Саакашвили.
— Готов, — вздохнул Черешняк.
На столе лежал набросанный рукой Коса чертеж: то, что он видел с крыши здания в районе станции. Рядом лежала небольшая книжечка, взятая Стасько в библиотеке желтого дома, с вклеенным в нее планом берлинского метро.
Полковник пододвинул тарелку с нарезанным хлебом, нож и открытую банку консервов.
— Ешь.
Пока сержант готовил бутерброд из ржаного хлеба и консервированной свинины, офицер говорил:
— Твой чертеж, сделанный с крыши дома, и план подземной дороги совпадают. Очевидно, со стороны затопленного туннеля они не ждут опасности и не должны выставить посты.
— Не должны, — подтвердил Янек, жуя хлеб.
— Я говорю все это для того, чтобы взвесить все «за» и «против». А сейчас пора кончать разговоры, — подвел итог полковник. — Время отдавать приказ.
Сержант хотел встать, но командир полка придержал его рукой за плечо:
— Ешь. Днем я вызову из саперного подразделения водолаза и проверю, нет ли препятствий под водой. Риск большой… С одной стороны, возможность захватить станцию и прорваться к рейхстагу, с другой — жизнь пяти человек.
— И собаки, — добавил Кос.
Полковник улыбнулся и, кивнув головой, добавил:
— Экипажу отвести машину с линии фронта и спать. Разбужу я сам.
Через открытые окна первого этажа была видна башня «Рыжего», покрытая толстым слоем серо-кирпичной пыли, из-под которой едва пробивался зеленый цвет танка. В нише с автоматом на коленях сидел рядовой Юзеф Шавелло. Теплый воздух был полон пыли и гари.
В комнате дремал в кресле Константин с очками в проволочной оправе на носу — это он взялся было пришить оторванную сержантскую нашивку к погону.
Поперек широченной кровати лежали Густлик, Саакашвили и Черешняк. Вихура устроился на составленных в ряд креслах, положив на них перину.
Маруся спала на кушетке. Пальцы ее левой руки покоились на голове Янека, который лежал на диване, подложив под голову вещмешок. Шарик примостился у ног своего хозяина.
За окном раздался залихватский свист. Кто-то насвистывал мелодию марша повстанцев Мокотува.[41] Юзек спустил ноги, поправил обмундирование и встал по стойке «смирно», когда в комнату вошел Лажевский.
— Тс-с-с… — Шавелло-старший приложил палец к губам. — Пусть пока отдыхают.
— Вечер близко. За ними уже идут, — ответил подхорунжий. — Пусть лучше умоются и придут в себя. — И крикнул: — Подъем, подъем, вставать!
Елень протянул руку и, чуть приоткрыв глаза, швырнул в него сапогом. Магнето отскочил и поймал сапог на лету.
Все проснулись и, вставая, потягивались. После вчерашнего боя болели все мышцы и кости. Елень, натянув один сапог, гонялся по комнате за Лажевским, чтобы отнять у него второй.
— Отдай! — Наконец Густлик догнал его, отобрал сапог и, натягивая его, топнул по полу. — Ребята, ведь сегодня же Первое мая. Мы весь праздник проспали.
— С водой неважно, — сказала Маруся, проходя в соседнюю комнату.
— Бочку уже наполнили, — заметил Юзек.
— Первое число еще не кончилось. До полуночи успеете отпраздновать! Янек! — позвал Лажевский.
— М-м-м, — промычал Кос, умываясь над тазом.
— Меня не берешь на операцию?..
— Только экипаж нужен. Зачем рисковать?
— Бог вас за это наказал. Получите шестого члена экипажа.
— Я могу уступить свое место, — вмешался Вихура.
— Кого получим? — спросил Янек.
— Командира.
— На что он нам сдался? У нас свой есть! — возмутился Густлик.
— Какого черта?! — вскипел Саакашвили. — Не нужен он нам!
— Офицера вам дает полковник. Капитана, да еще русского.
На минуту воцарилось молчание. Умытая и причесанная, вернулась в комнату Маруся с чайником в руке.
— Кому горячей? — И тут же спросила: — А что, русский капитан хуже?
Константин Шавелло, сидевший ближе всех к двери, вскочил и подал команду:
— Смирно!
— Вольно! — входя в комнату, сказал полковник. — Не докладывайте… Я хочу сообщить вам о том, что водолаз никаких препятствий не обнаружил. Можно начинать. А для усиления экипажа я даю вам минера-виртуоза, если так можно сказать. — И отступил от двери, чтобы пропустить его.
В комнату вошел офицер в форме советского капитана, в фуражке с красной звездой. Он встал по стойке «смирно» и привычным движением поднес руку к головному убору.
Четверо присутствующих окаменели. Елень так сжал в руках безопасную бритву, что треснула ручка, но силезец и не заметил этого. Маруся стояла с чайником, из которого мимо кружки струйкой лилась на пол горячая вода. Саакашвили с силой рванул воротничок гимнастерки — оторванная пуговица с треском ударила в стекло. Кос, улыбаясь, смотрел в лицо капитана, которое было так похоже на лицо их первого командира, и, тронув собаку, сказал:
— Поздоровайся, Шарик.
Собака посмотрела на хозяина, как бы спрашивая, чего от нее хотят, потом подошла к пришельцу, равнодушно понюхала его ладонь и вернулась к ноге своего хозяина.
Это решило все. Лица членов экипажа сразу же изменились, как будто внутри у них лопнула натянутая струна. Капитан, все еще держа руку у головного убора, по-уставному представился:
— Капитан Иван Павлов, минер.
Туннель метрополитена освещался несколькими яркими лампочками в металлических колпаках. Тарахтел двигатель, отравляя газами воздух, которого здесь и так не хватало. По дну туннеля извивались искореженные рельсы, уткнувшиеся в небольшую гряду развалин, за которой лежало черное зеркало воды, отражавшее яркие лучи света. Туннель круто уходил вниз, исчезая в воде и мраке.
Несколько обливающихся потом, раздетых до пояса саперов ломами, кирками и лопатами копали у стены ров. Услыхав приближающиеся шаги, они подняли головы, разогнули спины, а один из них, вытирая пот со лба, спросил:
— Этот пойдет под воду?
— Этот, — ответил плютоновый, наблюдавший за работой. — Пошевелитесь, потому что он хотя бы вот столько должен иметь воздуха под потолком. — И показал рукой сколько. — Ведь это же не подводная лодка.
Они снова взялись за работу, даже увеличили темп, но не переставали посматривать в сторону, откуда на малой скорости подъезжал «Рыжий».
Танк остановился. Густлик протянул руку в сторону низкого свода, посмотрел на отблески света в неподвижной воде.
— В танкисты пошел, а моряком воевать должен, — сказал он Косу. — Будь здесь Гонората, она сказала бы тебе, что я об этой затее думаю.
— Позаботься о стволе и прицелах.
— Будь спокоен. Так заткну, что ни одна капля не попадет.
Они спрыгнули на землю, за ними спрыгнул и Томаш. Саакашвили и Шарик вылезли через передний люк. Шарик подбежал к воде, лизнул языком.
— Что ты пьешь, глупый? — возмутился Янек. — Иди сюда.
Черешняк достал из танка термос и налил собаке воды в миску.
— Как ксендз, — бормотал он в ухо косматому другу. — Свое есть, а в чужое нос тычешь.
Подъехал грузовик. Из кабины выскочил капитан Павлов и подошел к танкистам.
— Где мое место?
— С правой стороны, внизу. Пулеметчик не поедет, — нехотя доложил Кос.
Он и все члены экипажа, как завороженные, не спускали глаз с лица сапера.
— Я осмотрел танк, — спокойно сказал русский. — Мне нужно много места. Все лишнее надо…
— Уже выбросили, — коротко ответил Кос.
— Личные вещи тоже на грузовик. Получите обратно на месте встречи со штурмовой группой Шавелло.
— Только бы из этого дьявольского коридора выбраться… — пробормотал Густлик.
— Если не выберемся, — тихо сказал капитан, — то они не потребуются. А если кто не хочет, может остаться.
Кос молчал. Елень посмотрел на лица товарищей и сказал Павлову:
— Товарищ капитан, мы — один экипаж. Понимаете? Экипаж. Или все пойдем, или никто.
— Вынести вещи, — приказал Кос и добавил, обращаясь к Еленю: — Возьми мои.
Три члена экипажа исчезли в танке, а сапер тем временем обратился к сержанту:
— С самого начала смотрите на меня как на черта. Почему?
— У вас, может быть, есть близнецы?
— Два мальчика, — оживился он и достал из кармана фотографию. — Ваня и Саша. Не близнецы, а здорово похожи друг на друга. Сейчас они с матерью в Новосибирске. А я все время был на японской границе. Неделю назад перебросили сюда, и сразу в польскую армию. Не успел даже сменить форму.
— А почему в польскую?
— Язык знаю. Вырос под Житомиром, там много поляков проживает в деревнях.
Густлик вытащил два вещмешка, Саакашвили — один. Шарик держал в зубах свою подушку, расшитую цветами и бабочками. Все остановились у танка.
Последним вылез Томаш, с очень тяжелым мешком и большим продолговатым свертком в брезенте.
Кос показал рукой на открытый люк:
— Прошу.
Он пропустил капитана вперед и, проходя мимо Черешняка, спросил вполголоса:
— Что это опять за вещички?
Павлов, светя фонарем, осмотрелся в танке. Свет упал на фуражку ротмистра, которая висела слева от механика-водителя.
— Повышения ждете?
— Нет. Раненый офицер просил довести ее до Берлина.
Капитан кивнул головой и взялся за эфес сабли.
— Механик кавалерист?
— Грузин.
Рука капитана потянулась к снарядам, прикоснулась к замку орудия, к радиостанции. Взгляд остановился на орденах Крест Храбрых и Виртути Милитари, прикрепленных к передатчику, а потом на фотографии, приклеенной к броне. Павлов сунул руку в карман, посмотрел на себя в зеркало, сравнивая свое лицо с тем, на фотографии.
— Давно погиб?..
— Шесть недель назад, под Вейхеровом…
Капитан вылез из танка и позвал:
— Экипаж, ко мне.
Они окружили его тесным полукругом.
— Я ничье место в танке не займу, — он медленно выговаривал слова, — не пройдет и двух часов, как мы попрощаемся. Но на это время вы должны принять меня в состав экипажа.
— Товарищ капитан, — подумав, начал Кос. — Мы видели вас в Шпандау, а потом на мосту через Хафель. Мы думали, что, может быть…
— Начинайте герметизировать, — прервал его сапер. — А двое помогут мне носить тротил.
— Я, — вызвался Густлик.
— Я, — сказал Томаш.
Подойдя к грузовику, Елень опередил офицера и размахнулся, чтобы одним ударом открыть замок заднего борта. Капитан придержал его за руку и показал надпись на темно-зеленых досках: «Ударишь — погибнешь».
Не всем сразу приходится на войне работать. В то время как одни армии наступают, другие находятся на месте. Даже в одной и той же роте одновременно может случиться так, что одни обливаются потом, другие спят или выискивают какое-нибудь занятие, чтобы убить тоску.
В разрушенном, но не сгоревшем доме Зубрык и Вихура занимали огневые позиции в одной из комнат на втором этаже. Они пододвинули стол к стене, поставили его между окнами и, сидя на принесенных из кухни табуретках, дулись в очко.
Хорунжий взял первую карту, посмотрел на нее и сказал:
— Еще на две канистры.
Потом взял другую и, довольный, многозначительно сказал:
— Себе.
Ударила автоматная очередь. Под оконным проемом отвалился кусок штукатурки и упал на стол. Вихура мгновенно положил к своим картам еще две и, почти не глядя в них, положил на стол:
— Двадцать.
— Девятнадцать, — скривился Зубрык. Он на лету поймал пикового туза и снова начал с азартом: — Четыре.
Взял презрительно улыбающегося валета, протянул руку за третьей и, увидев десятку червей, с разочарованием бросил их на стол:
— Перебор.
С лестничной клетки через дыру в стене, пробитую, по всей видимости, противотанковым снарядом, вошла Маруся.
— Играете?!
Словно тень, за ней появился Юзек Шавелло и присел в углу.
— Играем, — подтвердил капрал и, заметив краешком глаза сверкнувшую автоматную очередь, крикнул: — Ниже головы!
Огонек присела, пули снова отбили кусок штукатурки.
— Упрямый фриц, — сказал Вихура и, схватив автомат, повернулся на 180 градусов через левое плечо; не вставая с табуретки, дал две короткие очереди по окну на противоположной стороне улицы, потом повернулся к девушке: — Это чтобы его успокоить. С полчаса будет сидеть тихо.
— А на что вы играете? — спросила Маруся. — На деньги или на спирт?
— На бензин, — ответил шофер.
— Зачем тебе бензин?
— После войны он отдаст мне три бочки и семь канистр. Если тебе потребуется транспорт, обращайся ко мне. Фирму открою: «Доставка, отправка. Капрал в запасе Вихура».
— Вихура, — повторила девушка и неожиданно спросила: — А ты меня любишь?
— Я, Огонек, всех красивых девушек люблю. Так я устроен. — Он хлопнул ладонью по лбу. — И на все для них готов. Вот, хочешь? — Он вытащил из кармана шелковые чулки.
— Ой, ой… — прошептала Маруся и, вытерев о брюки ладони, подставила их под прозрачную паутинку.
— От всего сердца, бескорыстно…
— Нет, — вздохнула Маруся и решительно отодвинула подарок. — Объясни мне лучше, что должны сделать наши?
Вихура пожал плечами, завернул чулки в носовой платок и засунул обратно в карман. Он вытащил перочинный нож и лезвием для открывания консервных банок начал чертить на закопченной сажей стене, как можно понятнее объясняя чертеж:
— Здесь эта проклятая станция, которую мы утром брали и не взяли. Пока бьет наша артиллерия, фрицы спокойно сидят под толстыми накатами, а как кончится обстрел, начинают косить. Можно пройти через туннель. Он не охраняется, потому что в тех местах, где рельсы уходят вниз, все залито водой. Наши пройдут под водой сто метров и атакуют с тыла, а мы одновременно сверху — и тогда откроется путь до самого рейхстага.
— А если не пройдут?
— Возьмем! Даже если многие погибнут.
— И зачем это Янек выдумал?
— Потому что избранник судьбы.
— А ты остаешься?
— При тебе же разговор был, что саперу место нужно. Мне в танке душно.
— Ты не избранник судьбы?
— Нет, — твердо ответил Вихура.
Раздалась пулеметная очередь. Пули попали внутрь через окно и с неприятным свистом срикошетировали от стен. Пулей откололо кусок штукатурки с рисунком капрала.
— Панна Маруся, может, вы отдохнете? — робко предложил Юзек.
Она, казалось, не слышала его. Встала и пошла по ступенькам вверх. Юзек пошел следом, держа автомат наготове.
Огонек вошла в другую, такую же комнату, только менее разрушенную. Лажевский, который лежал, не снимая сапог, на диване, увидев ее, встал. Девушка машинально кивнула ему головой и направилась в угол комнаты, где у стереотрубы дежурил Шавелло.
— Я должна увидеть Коса, прежде чем они войдут в воду…
— Вот тебе раз! Ну, если «должна» и так срочно, то надо правдиво соврать что-нибудь, чтобы полковник разрешил.
Из-под брюха танка выполз Саакашвили, осторожно держа перед собой ладони, испачканные тавотом.
— Хорошо загерметизировал, — похвалил он Томаша, который возился с гусеницей, и обратился к Косу: — Машина готова, командир.
Янек, ничего не ответив, пошел проверять работу.
Края всех люков и отверстий танка были покрыты толстым слоем густой желтой смазки. Над башней торчала труба, доставая почти до перекрытий туннеля.
На стволы пулеметов и пушек были надеты брезентовые чехлы, обклеенные изоляционной лентой и тоже обмазанные ровным толстым слоем тавота.
Густлик подтащил щит из жести и с помощью Григория начал прикреплять его на специальных кронштейнах перед корпусом «Рыжего».
— Хороший бугай рогами проткнет, — скептически заметил Черешняк.
— Мы, Томек, коров обойдем стороной, а потому и бугай не прогневается.
— Фаустпатрон взрывается сразу при первом препятствии, — объяснил Кос.
Кос первый, а за ним и остальные мыли руки в бачке с керосином, а потом, присев на корточки на берегу залива, полоскали их в воде. По черной поверхности все шире и шире расходились радужные жирные круги. С каким бы удовольствием сбросили они с себя обмундирование и вымылись!
— Томек, что ты таскал в этом брезенте? — спросил Кос.
— Граммофон.
— Какой граммофон?
— Тот, который, царство ему небесное, замполит заводил. Если бы не взял, все равно пропал бы. А когда я стану заводить его, на всю деревню будет слышно.
Вытерев руки паклей, Кос оправил обмундирование и пошел к капитану. Павлов остановил его движением руки — он стоял у выкопанного саперами канала, бросал в воду щепки и, поглядывая на часы, высчитывал что-то на логарифмической линейке. Закончив расчеты, он поднял голову и улыбнулся.
— Машина готова, — доложил Янек.
— Начнем через четырнадцать минут.
— Почему не через тринадцать или пятнадцать?
— Так выходит по расчету. При таком стоке через пятнадцать минут в самом глубоком месте над поверхностью воды будет достаточно воздуха. При скорости три километра в час нам потребуется одна минута, чтобы добраться туда.
— А как на ней считают? — спросил Янек, показывая на логарифмическую линейку.
— Потом расскажу.
Из глубины туннеля донесся шум мотора, сверкнули фары, подъехал «газик». Подошел полковник.
— Смирно, — подал команду Павлов. — Мы готовы, через одиннадцать минут начнем выдвижение.
— В таком случае около полуночи доберетесь?
— Так точно.
— Хорошо ли будет виден взрыв?
— Надеюсь, — слегка усмехнулся сапер.
— Если в двенадцать не будет сигнала, начнем самостоятельно. Вольно.
— Вольно, — повторил команду Павлов.
Внезапно из темноты вынырнула Маруся и бросилась к Янеку.
— Привет, танкисты! — весело обратилась она ко всем членам экипажа. — Не ожидали меня увидеть?
— Мы думали, что встретимся там, наверху, — сказал Саакашвили. — Соскучилась?
— Нет, я по служебным делам. Сержант Шавелло просил, чтобы вы медицинскую сумку взяли с собой.
— В танке все забито, больше ничего не втиснешь, — заворчал Елень.
Кос толкнул друга в бок.
— Очень хорошо. — Кос ласково взял девушку под руку и отвел на несколько шагов в сторону.
— Пора, — спокойно сказал Иван.
Экипаж молча взобрался на броню. Танкисты спускались в танк, как в подводную лодку, через единственный открытый еще верхний люк.
Павлов надел поданный ему шлемофон. Саакашвили успел послать Марусе воздушный поцелуй. Томаш, поддерживая Шарика, улыбнулся водителю грузовика саперов. Густлик высунулся по грудь из люка, набрал воздуха и соскользнул вниз, как будто нырнул в воду.
Командир полка все время смотрел на эту погрузку с улыбкой, но теперь тень омрачила его лицо. Он приложил руку к головному убору. Его примеру последовала Маруся. Кос ответил полковнику тем же, а девушке сделал прощальный знак рукой и исчез под броней. Долго были видны его ладони, поддерживающие опускающийся люк.
Водитель грузовика, на котором прибыли саперы, стоял на танке рядом с башней с ящиком в руках, наполненным водонепроницаемой смазкой. Захлопнув люк, он начал герметизировать щели изоляционной лентой и замазывать их тавотом.
Полковник и Маруся, стоя рядом с танком, слышали приглушенные, но отчетливые голоса, доносившиеся из танка.
— Механик готов, — докладывал Саакашвили.
— Готов, — вздохнул Черешняк.