Страница:
— Я… я… какая теперь разница?
Эдгар нахмурился, в голосе его послышалось раздражение:
— Эмили, ты увиливаешь от ответа! Почему бы тебе не сказать, о чем ты думаешь?
— А ты почему мне не говоришь? — парировала она, раздражаясь.
С сердитым вздохом Эдгар встал и протянул ей руку:
— Пошли домой. Я должен знать, Эмили, ты довольна жизнью со мной?
Она улыбнулась, глядя на его напряженное лицо.
— Я останусь с тобой, Эдгар. Я думала сегодня в церкви о том, как было бы хорошо обвенчаться там.
Его брови взлетели вверх.
— Неужели?
— Наша церемония была такой поспешной и короткой. Получается так, будто я и не выходила за тебя замуж.
Он нахмурился, притянул Эмили к себе и погладил ее живот.
— Даже с этим ты все еще чувствуешь, что мы не женаты?
Эмили кивнула:
— Даже с этим. Ведь мы произнесли наши клятвы не в церкви, не перед лицом Господа.
Они некоторое время шли молча, вечерняя тишина ласково обволакивала их. Наконец Эдгар сказал:
— Я понятия не имел, что ты настолько религиозна, дорогая.
— Мне недостает моей церкви в Хьюстоне. Знаешь, новое здание закончили строить всего за несколько дней до того, как я уехала из города. Но я так и не увидела новой церкви, как и моя бабушка.
— И поэтому ты сегодня поехала туда?
— Да. Но в Вашингтоне-на-Бразосе все совсем не так. Прихожане другие, пастор Фриц совсем другой. — Она грустно улыбнулась. — В Хьюстоне нашим священником был огромный швед с кудрявыми серебряными волосами и гулким басом. Его милая маленькая жена играла на пианино громко и фальшиво… — Эмили рассмеялась. — Я часто думала, не предложить ли ей брать у меня уроки игры на фортепьяно. Да, наверное, я по ним скучаю, и по нашим друзьям из общины, таким деятельным, как пчелки.
Нахмурив брови, Эдгар смотрел на заходящее солнце. — Вижу, дорогая, что у тебя есть потребности, которые я не смогу удовлетворить, — удрученно заметил он, глядя, как меркнущий свет окружает голову Эмили медным ореолом.
Она привстала на цыпочки, чмокнула его в подбородок и шепнула:
— Ты должен помнить, Эдгар, что удовлетворяешь самую важную из моих потребностей.
Он с любопытством смотрел на жену. Эмили перестала дышать, ожидая, что скажет муж.
Но Эдгар просто сжал ее пальцы и повел вверх по склону к дому.
Они не задали друг другу никаких вопросов.
И не получили никаких ответов.
— Нет, не убивайте его! Не убивайте! — кричала она. Эмили проснулась в темноте, обезумев от ужаса; кто-то тряс ее за плечи.
Она узнала Эдгара, из ее горла вырвался сдавленный крик облегчения.
— О, дорогой… дорогой! — воскликнула Эмили, обвила руками его шею и прильнула к нему.
Эдгар выпрямился, посадил ее к себе на колени.
— Ну-ну, — утешал он, гладя ее по спине, — тебе снова приснился кошмар, да, дорогая?
Эмили застыла, вспомнив ужасный сон.
— Это ты виноват со всеми твоими сегодняшними расспросами!
И сразу же почувствовала, как напряглась его грудь при этом несправедливом обвинении.
— Прости меня, — сказала она дрожащим шепотом. — Я не права. Просто я так испугалась… Я думала, этот сон больше не вернется.
— Ты должна рассказать его мне, — мягко, но настойчиво сказал Эдгар. — Тогда, возможно, сон больше не вернется.
Эмили было очень страшно, но она чувствовала себя слишком уязвимой, чтобы отказать ему, и дрожащим голосом выпалила:
— Это было ужасно, Эдгар, хуже всего! Там были пастор Фриц и эта старая сплетница из церкви…
— Кто?
— Грейс… как ее там! И люди из Вашингтона-на-Бразосе и из Гонсалеса. Они меня хотели убить, и моего ребенка тоже!
Эмили судорожно зарыдала, а обнимавшие ее руки замерли.
— О нет, любимая! Бедняжка! Ты действительно так боишься из-за ребенка?
— Да! Да!
И Эмили, плача, открыла ему свою душу, рассказала, как была свидетельницей смерти матери в Гонсалесе и о своих страхах, с тех пор как узнала о своей беременности; о сне, в котором она и ее ребенок были мертвы. Но умолчала о зловещей роли самого Эдгара во всех этих событиях.
Эдгар слушал ее с сочувствием. Когда Эмили закончила, он тихо вздохнул.
— Господи, а я все это время думал, что ты боишься меня! — Он ласково вытер слезы с ее лица. — Эмили, послушай. Ты здоровая женщина и не умрешь. И ребенок тоже. Я этого не допущу. Ты понимаешь?
— Да, — с дрожью в голосе ответила Эмили.
Глядя в глаза любимому, она почти верила, что если Эдгар Эшленд сказал, что не позволит ей умереть, значит, так и будет.
Он прижался губами к ее волосам.
— Выбрось этих демонов из головы, любимая. И помни: я буду здесь всю ночь, чтобы держать их в узде. А теперь ты должна поспать и видеть сны такие же прекрасные, как ты сама. — Он погладил ее по щеке. — Закрой глаза.
Эмили со вздохом опустила длинные ресницы и, положив голову мужу на грудь, постепенно успокоилась.
— Позволь мне увезти тебя в путешествие, любимая, — шепнул Эдгар. — Просто расслабься и ни о чем не думай.
Она лежала в его сильных объятиях покорная и тихая. Убаюкивающим голосом Эдгар стал рассказывать ей об Англии — об уходящих вдаль холмах, о каштанах и лаврах, об утренних туманах и созвездиях в ночном небе.
Под звуки его спокойного голоса, окутанная его теплом и заботой, Эмили вскоре уснула, и ей действительно снились прекрасные сны.
А Эдгар все сидел, прижимая ее к себе; с выражением глубокой тревоги на лице смотрел он на жену и гладил залитые лунным светом волосы.
Глава 26
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
Эдгар нахмурился, в голосе его послышалось раздражение:
— Эмили, ты увиливаешь от ответа! Почему бы тебе не сказать, о чем ты думаешь?
— А ты почему мне не говоришь? — парировала она, раздражаясь.
С сердитым вздохом Эдгар встал и протянул ей руку:
— Пошли домой. Я должен знать, Эмили, ты довольна жизнью со мной?
Она улыбнулась, глядя на его напряженное лицо.
— Я останусь с тобой, Эдгар. Я думала сегодня в церкви о том, как было бы хорошо обвенчаться там.
Его брови взлетели вверх.
— Неужели?
— Наша церемония была такой поспешной и короткой. Получается так, будто я и не выходила за тебя замуж.
Он нахмурился, притянул Эмили к себе и погладил ее живот.
— Даже с этим ты все еще чувствуешь, что мы не женаты?
Эмили кивнула:
— Даже с этим. Ведь мы произнесли наши клятвы не в церкви, не перед лицом Господа.
Они некоторое время шли молча, вечерняя тишина ласково обволакивала их. Наконец Эдгар сказал:
— Я понятия не имел, что ты настолько религиозна, дорогая.
— Мне недостает моей церкви в Хьюстоне. Знаешь, новое здание закончили строить всего за несколько дней до того, как я уехала из города. Но я так и не увидела новой церкви, как и моя бабушка.
— И поэтому ты сегодня поехала туда?
— Да. Но в Вашингтоне-на-Бразосе все совсем не так. Прихожане другие, пастор Фриц совсем другой. — Она грустно улыбнулась. — В Хьюстоне нашим священником был огромный швед с кудрявыми серебряными волосами и гулким басом. Его милая маленькая жена играла на пианино громко и фальшиво… — Эмили рассмеялась. — Я часто думала, не предложить ли ей брать у меня уроки игры на фортепьяно. Да, наверное, я по ним скучаю, и по нашим друзьям из общины, таким деятельным, как пчелки.
Нахмурив брови, Эдгар смотрел на заходящее солнце. — Вижу, дорогая, что у тебя есть потребности, которые я не смогу удовлетворить, — удрученно заметил он, глядя, как меркнущий свет окружает голову Эмили медным ореолом.
Она привстала на цыпочки, чмокнула его в подбородок и шепнула:
— Ты должен помнить, Эдгар, что удовлетворяешь самую важную из моих потребностей.
Он с любопытством смотрел на жену. Эмили перестала дышать, ожидая, что скажет муж.
Но Эдгар просто сжал ее пальцы и повел вверх по склону к дому.
Они не задали друг другу никаких вопросов.
И не получили никаких ответов.
— Нет, не убивайте его! Не убивайте! — кричала она. Эмили проснулась в темноте, обезумев от ужаса; кто-то тряс ее за плечи.
Она узнала Эдгара, из ее горла вырвался сдавленный крик облегчения.
— О, дорогой… дорогой! — воскликнула Эмили, обвила руками его шею и прильнула к нему.
Эдгар выпрямился, посадил ее к себе на колени.
— Ну-ну, — утешал он, гладя ее по спине, — тебе снова приснился кошмар, да, дорогая?
Эмили застыла, вспомнив ужасный сон.
— Это ты виноват со всеми твоими сегодняшними расспросами!
И сразу же почувствовала, как напряглась его грудь при этом несправедливом обвинении.
— Прости меня, — сказала она дрожащим шепотом. — Я не права. Просто я так испугалась… Я думала, этот сон больше не вернется.
— Ты должна рассказать его мне, — мягко, но настойчиво сказал Эдгар. — Тогда, возможно, сон больше не вернется.
Эмили было очень страшно, но она чувствовала себя слишком уязвимой, чтобы отказать ему, и дрожащим голосом выпалила:
— Это было ужасно, Эдгар, хуже всего! Там были пастор Фриц и эта старая сплетница из церкви…
— Кто?
— Грейс… как ее там! И люди из Вашингтона-на-Бразосе и из Гонсалеса. Они меня хотели убить, и моего ребенка тоже!
Эмили судорожно зарыдала, а обнимавшие ее руки замерли.
— О нет, любимая! Бедняжка! Ты действительно так боишься из-за ребенка?
— Да! Да!
И Эмили, плача, открыла ему свою душу, рассказала, как была свидетельницей смерти матери в Гонсалесе и о своих страхах, с тех пор как узнала о своей беременности; о сне, в котором она и ее ребенок были мертвы. Но умолчала о зловещей роли самого Эдгара во всех этих событиях.
Эдгар слушал ее с сочувствием. Когда Эмили закончила, он тихо вздохнул.
— Господи, а я все это время думал, что ты боишься меня! — Он ласково вытер слезы с ее лица. — Эмили, послушай. Ты здоровая женщина и не умрешь. И ребенок тоже. Я этого не допущу. Ты понимаешь?
— Да, — с дрожью в голосе ответила Эмили.
Глядя в глаза любимому, она почти верила, что если Эдгар Эшленд сказал, что не позволит ей умереть, значит, так и будет.
Он прижался губами к ее волосам.
— Выбрось этих демонов из головы, любимая. И помни: я буду здесь всю ночь, чтобы держать их в узде. А теперь ты должна поспать и видеть сны такие же прекрасные, как ты сама. — Он погладил ее по щеке. — Закрой глаза.
Эмили со вздохом опустила длинные ресницы и, положив голову мужу на грудь, постепенно успокоилась.
— Позволь мне увезти тебя в путешествие, любимая, — шепнул Эдгар. — Просто расслабься и ни о чем не думай.
Она лежала в его сильных объятиях покорная и тихая. Убаюкивающим голосом Эдгар стал рассказывать ей об Англии — об уходящих вдаль холмах, о каштанах и лаврах, об утренних туманах и созвездиях в ночном небе.
Под звуки его спокойного голоса, окутанная его теплом и заботой, Эмили вскоре уснула, и ей действительно снились прекрасные сны.
А Эдгар все сидел, прижимая ее к себе; с выражением глубокой тревоги на лице смотрел он на жену и гладил залитые лунным светом волосы.
Глава 26
2 июля 1841 года
Яркое солнце висело посреди безоблачного неба, заливая лучами всадника, скачущего вверх по склону на гнедом коне.
Дэвид Эшленд остановил коня у крыльца, взбежал по ступенькам и приказал Дэниелю:
— Позови конюха. Скажи, чтобы как следует вычистил Коппера, сегодня утром он одолел большое расстояние.
Дэвид поспешил в столовую, и все, кто сидел за ленчем, с любопытством посмотрели на него.
— Дядя, — начал он взволнованно, — на нашей земле появились переселенцы! Их дюжины две или больше, они строят на моих холмах свои хижины и шалаши.
Эдгар Эшленд приподнял брови и улыбнулся.
— Ну, этого мы допустить не можем, правда? Что это за люди?
— Мексиканцы, пять или шесть семей, насколько я могу судить. Наверное, они поселились там во время моей последней поездки в Хьюстон.
— А ты сообщил этим людям, куда они незаконно вторглись? — спросил Эдгар.
Дэвид прикусил губу.
— Ты же не можешь ожидать от меня, дядя, чтобы я справился с ними в одиночку. Я вернулся домой за подкреплением.
— За подкреплением! — сердито вмешалась Мария. — Почему ты предположил, что эти люди — головорезы и воры, Дэвид? Они не доставят тебе хлопот, я уверена, что мексиканцев выгнали с их земель!
Все смотрели на Марию, пораженные ее внезапной вспышкой.
— Но, Мария, — запротестовал Дэвид, — это наша земля, а не их. Я не позволю им разбить лагерь на моих холмах!
Мария мрачно уставилась на свою салфетку.
— Ты планируешь в будущем устроить на этой земле ранчо, племянник, не так ли? — заметил Эдгар.
Мария резко вскинула голову, ее глаза метнули молнии в Эдгара и Дэвида.
— Земля, земля! У вас ее так много! Почему же такой шум вокруг одного холма?
— Мария, Дэвид прав, — терпеливо объяснил Эдгар. — Сегодня это холм, а завтра займут все поместье. Мы не можем игнорировать такие вещи.
— Дядя прав, Мария, — подтвердил Дэвид. — И кроме того, почему ты защищаешь их? Это они нарушили закон, а не мы.
Девушка гордо подняла голову и посмотрела на Дэвида:
— Это мой народ. Кто другой защитит их?
Эмили вдруг захлопала в ладоши, щеки ее разрумянились.
— Дэвид, у меня есть идея. Поскольку ты хочешь разводить лонгхорнов, почему бы тебе не нанять этих людей себе в помощники?
Мария улыбнулась и поддержала Эмили:
— Да, Дэвид, это именно то, что ты должен сделать! Прошу тебя, не прогоняй их!
— Но я понятия не имею, что они за люди, — возразил Дэвид.
— Так давай выясним, — предложил Эдгар, — только после ленча. Может, ты не заметил, но Эвис уже сердится на нас, потому что на столе все остывает. Итак, племянник, если хочешь, умойся и приходи к нам. Мы поедем в прерию сегодня после ленча.
Коляска в сопровождении трех всадников ехала по дороге, вьющейся среди хлопковых плантаций. Дэвид правил парой серых, с обеих сторон от него сидели дамы в шляпках. Эдгар с двумя рабами следовали верхом за коляской, к их седлам были прикреплены ружья.
Вскоре группа свернула с дороги и поехала напрямик через прерию. Скоро Эмили увидела поселение, раскинувшееся на склоне холма. Там стояло несколько шалашей, вокруг сновали цыплята, свиньи и маленькие дети в домотканых одеждах.
Двое мужчин вбивали в землю шесты. Неподалеку женщины рубили тростник для крыши. Еще одна женщина готовила мясо на открытом очаге, а старший мальчик молол маис.
Мексиканцы при их появлении прекратили работу. Их черные глаза вопросительно смотрели на приближающихся.
Из-под навеса вышел мужчина. Он казался старым и усталым, но его прямые плечи и гордая походка говорили о нем как о человеке с большим достоинством. Мужчина снял сомбреро, открыв черные с серебряной сединой волосы.
— Добрый день, сеньоры и сеньориты, — заговорил он низким, мелодичным голосом. — С кем я имею честь разговаривать?
Эдгар Эшленд вышел вперед и протянул руку мексиканцу. Тот какое-то мгновение казался удивленным, потом быстро пожал его руку.
— Я — Эдгар Эшленд, владелец поместья. А кто вы такой, сэр?
Старик с достоинством выпрямился.
— Я — дон Лоренцо де ла Пенья. — Он повел рукой вокруг себя. — Мои спутники — это моя семья и несколько человек, работавших в нашем поместье возле Рио-Гранде.
— Понимаю, — задумчиво ответил Эдгар, поглаживая усы. — Говорите, у вас есть земля в южном Техасе?
— У меня была земля, сэр, — печально ответил дон Лоренцо. — После войны нашу землю отобрала группа головорезов. Они убили моего старшего сына и нескольких наших работников. С тех пор мы путешествуем все дальше на север, пытаясь найти землю и снова осесть. Мы надеялись обосноваться здесь и разбили лагерь.
Эмили и Дэвид тревожно переглянулись, а Эдгар твердо сказал:
— Эта земля не свободна, сеньор де ла Пенья. Она принадлежит мне и моему племяннику. Вам следовало бы навести справки, прежде чем разбивать этот лагерь.
Де ла Пенья мрачно улыбнулся:
— Власти не особенно склонны давать нам информацию о свободных землях. В большинстве городов нас просили, если не вынуждали, уйти.
Эдгар нахмурился, но ничего не ответил. Дон Лоренцо вздохнул:
— Не беспокойтесь, сеньор Эшленд. Я — человек чести. В отличие от некоторых я не краду землю у других. Моя жена и еще несколько человек сейчас больны лихорадкой, но как только они будут в состоянии отправиться в путь, мы уедем.
Эдгар многозначительно посмотрел на Дэвида:
— Ну, племянник? Дело за тобой.
Дэвид, видя молчаливую мольбу в глазах Марии, неуверенно вышел вперед.
— Сеньор де ла Пенья, вероятно, мы что-нибудь придумаем. Я собираюсь построить ранчо на этих землях. Наверное, я смогу предоставить вам и вашим спутникам работу.
Старик прищурился.
— Я всю жизнь прожил как землевладелец, сеньор. И хотел бы им умереть.
— Сочувствую вам, — ответил Дэвид. — Но вы провели в поисках земли уже сколько? Пять лет? Возможно, вам пора ненадолго осесть и скопить денег.
— В ваших словах есть правда, сеньор.
— С вашей помощью, де ла Пенья, я мог бы в первый раз перегнать скот в Новый Орлеан уже этой осенью.
— Мне надо подумать, сеньор Эшленд. Я не привык принимать поспешные решения.
— Конечно. Значит, можно ожидать ответ завтра? Дон Лоренцо кивнул.
Показав рукой на восток, Эдгар спросил:
— Между прочим, де ла Пенья, кто там на холме?
— Чероки, — ответил мексиканец. — Они пытались украсть наше… — он улыбнулся, — ваше мясо, сеньор.
— Этот поступок свидетельствует о том, что они обленились, не так ли? — пошутил Эдгар. — Немногие индейцы, еще оставшиеся в этих краях, обычно нас не трогают, если мы не попадаемся им на пути. Но в прерии все обстоит иначе. Мы так до конца и не исследовали наши земли.
— Это неправильно, сеньор, — сурово ответил де ла Пенья. — Землю, как и хорошую женщину, следует хорошо обрабатывать.
Эдгар подмигнул жене, затем обратился к Дэвиду:
— Прислушайся к словам опытного мужа, племянник.
На следующий день Дэвид, Эмили и Мария вернулись в лагерь мексиканцев. На этот раз за их коляской следовала запряженная волами телега, полная припасов. Эмили спросила Эдгара, не возражает ли он против того, чтобы отвезти немного еды и тканей поселенцам, и муж снова удивил ее, когда поцеловал в лоб и ответил:
— Конечно, любимая, что пожелаешь. Какая ты заботливая! Только держись подальше от тех, кто болен лихорадкой.
Когда обе повозки остановились у лагеря, навстречу вышли детишки, которые с любопытством смотрели на сокровища в телеге. Эмили стало их жаль до слез: маленькие оборвыши нуждались в новой одежде и хорошей пище.
Джейкоб и еще один негр начали складывать припасы рядом с хижиной.
Дон Лоренцо вышел вперед, хмуря брови.
— Что это? Нам не нужна ваша благотворительность, сеньор.
— Независимо от того, решите вы остаться или нет, — ответил Дэвид, — вы не можете работать или путешествовать на голодный желудок.
Женщины тоже подошли поближе и радостно затараторили по-испански, щупая отрезы ткани, мешки с кукурузой, горшочки с мясом.
Дон Лоренцо раздраженно щелкнул пальцами и приказал замолчать трещащим женщинам.
Затем повернулся к Дэвиду:
— Мы устали от кочевой жизни, сеньор Эшленд, и будем работать у вас — какое-то время. Стоимость припасов должна быть удержана из нашей платы.
— Как пожелаете, — с уважением ответил Дэвид. — Насколько я понимаю, вы принимаете решение за остальных?
Де ла Пенья с достоинством выпрямился:
— Да, сеньор. Я здесь главный.
— Понимаю. Значит, вы будете моим надсмотрщиком.
— У себя на ранчо я имел трех надсмотрщиков, сеньор. Дэвид вздохнул:
— Времена изменились, де ла Пенья. Приходите к нам домой сегодня после ленча, и мы обсудим наше дело. — Дэвид огляделся вокруг. — Вы можете строить жилье где захотите, кроме той поляны наверху.
— Ах да, сеньор, — глубокомысленно ответил де ла Пенья. — Когда мы приехали на это место, я сказал своей жене, донье Элене, что там когда-нибудь будет построена асиенда. Я прав, сеньор?
Дэвид улыбнулся:
— Да. Думаю, мы с вами прекрасно поладим, сеньор де ла Пенья.
— Я так рада за Дэвида, — сказала Эмили мужу той ночью в их спальне. — Дон Лоренцо де ла Пенья может запугать кого угодно, но Дэвид прекрасно с ним справился. Ты бы видел, как сияли глаза Марии, когда она смотрела на твоего племянника.
Эдгар усмехнулся:
— А наша малютка Мария, кажется, положила глаз на Дэвида.
— С твоей стороны так мило позволить нам отвезти им припасы, Эдгар. Мы разговаривали с женщинами, то есть говорила больше Мария, — и просто не поверишь, какие лишения и жестокое обращение пришлось пережить этим людям. Они пришли в восторг от самых простых вещей, привезенных нами.
Эдгар медленно раздевал жену, его рука скользнула вниз по гладкой ткани ее сорочки и погладила живот.
— Ты располнела от моего семени, женщина. — Он рассмеялся, увидев, как Эмили покраснела. — Ты никогда не избавишься от своей застенчивости, дорогая? Нет, и не надо. Видела бы ты свое лицо, такое оживленное и нетерпеливое. Сердце мое радуется, когда я вижу тебя такой счастливой.
Она обвила руками его шею.
— Ох, Эдгар, я и правда счастлива, правда! — выдохнула она. — Если бы только… — Она посмотрела на него снизу.
Ей хотелось сказать; «Если бы только ты любил меня так же, как я люблю тебя». Но слова застыли на губах.
— Да? Что ты хочешь сказать, дорогая? Эмили вдруг отскочила от него. Эдгар нахмурился.
— Любимая, что такое? Ты себя плохо чувствуешь? Эмили стояла неподвижно, широко открыв глаза и рот, и держалась рукой за живот.
— Он шевельнулся, Эдгар! Мой малыш шевельнулся внутри! Вот! Потрогай!
Эдгар положил ладонь на небольшой холмик ее живота. Его глаза светились от счастья.
— Да, я чувствую, словно крохотная птичка бьется под моей рукой.
По щеке Эмили скатилась слеза.
— Мой ребенок жив и здоров.
— Конечно, любимая. Как может быть иначе?
— Но я так боялась, что он мертв… Эдгар прижал ее к себе:
— Дорогая, не надо так говорить!
Эмили умоляюще смотрела на него с напряженным лицом.
— Эдгар, если я умру, позаботься о моем ребенке. Он нахмурился и обхватил ее лицо ладонями.
— Черт возьми, Эмили, ты не умрешь! Ты будешь жить и заботиться о нашем ребенке. Понимаешь?
Глубоко внутри ее снова началось движение, похожее на дрожь.
— Мой ребенок жив, — радостно воскликнула Эмили. — Как приятно чувствовать, что он шевелится внутри меня!
Эдгар рассмеялся. Тронув пальцем кончик ее носа, он ласково спросил:
— Ты уже начала готовиться к появлению младенца? Эмили обернулась, надевая бледно-голубую батистовую сорочку.
— О да, мы с Холли уже несколько недель заняты шитьем, а старый Ибен уже мастерит колыбельку. — Она завязала пояс голубого халата и протянула Эдгару руку. — Пойдем посмотрим комнату, которую мы готовим для детской. Я хотела сделать тебе сюрприз.
— Мне бы очень хотелось увидеть эту комнату, дорогая.
Они вместе прошли по коридору в бывшую комнату для гостей. Эдгар зажег фонарь и оглядел детскую с веселенькими обоями и занавесками.
— Вот это да, вы с Холли славно потрудились, — с восхищением заметил Эдгар и, открыв верхний ящик комода, достал крохотное полотняное платьице, сшитое идеально ровными голубыми стежками. — Подумать только, что это существо может надеть такую крохотную одежку, — сказал он, качая головой и складывая платье.
— Нет, ты помнешь его, — рассмеялась Эмили.
Кладя платьице рядом с остальными, Эмили нахмурилась, увидев неровный край ткани, торчащий из глубины ящика. Потянув за ткань, она вытащила что-то постороннее, но тут же бросила его.
— О Боже! Откуда это здесь?
Они с Эдгаром в ужасе смотрели на маленькую куклу с фарфоровой головой, ее лицо было гротескно изуродовано, туловище порвано и порезано, набивка торчала из оторванной руки. Не оставалось сомнений, что игрушку нарочно садистски изуродовали. Казалось святотатством, что кто-то мог сделать такое с куклой, но то, что ее положили в ящик для вещей младенца, делало этот символ еще более жутким.
— Это… это отвратительно! — воскликнула Эмили. — Кто мог совершить такое кощунство?
Глядя на куклу, Эдгар не отвечал, но вена, пульсирующая на виске, выдавала силу его гнева.
— Эдгар, ты что-то об этом знаешь, не так ли? — обвиняюще спросила Эмили. — Я вижу по твоему лицу, что ты знаешь, кто это сделал! Скажи мне!
— Эмили, не впадай в панику из-за старой, рваной куклы. Возможно, кто-то из негритянских детей случайно оставил ее здесь…
— Нет! — перебила Эмили, возмущенная его попыткой увильнуть. — Куклу нарочно изувечили и оставили в ящике с детским бельем, чтобы напугать меня! И ты знаешь, кто это сделал! Кого ты защищаешь, Эдгар? Свою любовницу? Или их здесь много?
— Эмили!
Но она попятилась от Эдгара, глаза ее были полны недоверия. Кто же в этом доме так ненавидит ее и не родившегося ребенка? Одной мысли о драгоценном младенце, которого может постичь та же судьба, что и куклу, было достаточно, чтобы Эмили почувствовала себя совершенно больной. Кто ее настолько ненавидит? Мария? Эвис?
— Ты кого-то покрываешь, Эдгар! Если только не ты сам это сделал!
Лицо Эдгара исказилось, он изумленно посмотрел на нее и умоляюще сложил руки.
— Эмили, ради Бога, что ты говоришь? Как ты могла подумать…
— Тогда почему ты не говоришь мне, кто это сделал и кто разбил флакон для духов моей матери? Ты знаешь, как я боюсь за ребенка, но иногда я думаю, что ты… я думаю… что ты меня ненавидишь, потому что я не могу быть Оливией… — Голос сорвался, и она горько расплакалась.
— Тихо! — мягко приказал Эдгар, обнимая ее. — Ты сама не знаешь, что говоришь.
Эмили прильнула к нему и всхлипнула:
— О Боже, Эдгар, ты прав! Я не знаю, что говорю! Наверное, я схожу с ума!
— Пойдем, любимая. Давай я уведу тебя отсюда.
Он задул лампу и повел ее назад в спальню. Через несколько минут Эмили лежала рядом с ним под одеялом, все еще дрожа и плача. Эдгар обнимал ее и гладил спину кончиками пальцев.
— Ты действительно веришь, что я мог сделать подобное, Эмили?
— Нет! Нет, конечно, нет!
— Ты знаешь, что значит для меня этот ребенок…
— Знаю. — «Мне только хочется, чтобы и я значила для тебя не меньше», — добавила она мысленно, а вслух сказала: — Мне не следовало так на тебя набрасываться, но когда я увидела эту ужасную куклу, подумала, что младенца тоже… вот так… Я испугалась.
— Знаю, Эмили. И я положу этому конец, поверь.
— Так ты знаешь, кто…
— Я сказал, что положу этому конец, Эмили. А пока ты должна просто доверять мне. Ребенок снова шевельнулся, любимая?
— Да.
Он положил ладонь поверх ее руки на живот.
— Наш ребенок жив, Эмили. И мы живы. Ты должна думать только об этом. Я собираюсь сейчас заняться с тобой любовью, — настойчиво прошептал он. — Безумной, страстной любовью, пока ты не забудешь обо всем остальном!
— Нет, я не хочу, после всего…
— Ты хочешь.
Он прижал ее к себе, словно желая защитить, его губы прижались к ней в жарком поцелуе.
Эмили застонала и страстно ответила на его поцелуй, заглушая собственные страхи.
— Да, я хочу! И всегда буду хотеть, да поможет мне Бог!
Яркое солнце висело посреди безоблачного неба, заливая лучами всадника, скачущего вверх по склону на гнедом коне.
Дэвид Эшленд остановил коня у крыльца, взбежал по ступенькам и приказал Дэниелю:
— Позови конюха. Скажи, чтобы как следует вычистил Коппера, сегодня утром он одолел большое расстояние.
Дэвид поспешил в столовую, и все, кто сидел за ленчем, с любопытством посмотрели на него.
— Дядя, — начал он взволнованно, — на нашей земле появились переселенцы! Их дюжины две или больше, они строят на моих холмах свои хижины и шалаши.
Эдгар Эшленд приподнял брови и улыбнулся.
— Ну, этого мы допустить не можем, правда? Что это за люди?
— Мексиканцы, пять или шесть семей, насколько я могу судить. Наверное, они поселились там во время моей последней поездки в Хьюстон.
— А ты сообщил этим людям, куда они незаконно вторглись? — спросил Эдгар.
Дэвид прикусил губу.
— Ты же не можешь ожидать от меня, дядя, чтобы я справился с ними в одиночку. Я вернулся домой за подкреплением.
— За подкреплением! — сердито вмешалась Мария. — Почему ты предположил, что эти люди — головорезы и воры, Дэвид? Они не доставят тебе хлопот, я уверена, что мексиканцев выгнали с их земель!
Все смотрели на Марию, пораженные ее внезапной вспышкой.
— Но, Мария, — запротестовал Дэвид, — это наша земля, а не их. Я не позволю им разбить лагерь на моих холмах!
Мария мрачно уставилась на свою салфетку.
— Ты планируешь в будущем устроить на этой земле ранчо, племянник, не так ли? — заметил Эдгар.
Мария резко вскинула голову, ее глаза метнули молнии в Эдгара и Дэвида.
— Земля, земля! У вас ее так много! Почему же такой шум вокруг одного холма?
— Мария, Дэвид прав, — терпеливо объяснил Эдгар. — Сегодня это холм, а завтра займут все поместье. Мы не можем игнорировать такие вещи.
— Дядя прав, Мария, — подтвердил Дэвид. — И кроме того, почему ты защищаешь их? Это они нарушили закон, а не мы.
Девушка гордо подняла голову и посмотрела на Дэвида:
— Это мой народ. Кто другой защитит их?
Эмили вдруг захлопала в ладоши, щеки ее разрумянились.
— Дэвид, у меня есть идея. Поскольку ты хочешь разводить лонгхорнов, почему бы тебе не нанять этих людей себе в помощники?
Мария улыбнулась и поддержала Эмили:
— Да, Дэвид, это именно то, что ты должен сделать! Прошу тебя, не прогоняй их!
— Но я понятия не имею, что они за люди, — возразил Дэвид.
— Так давай выясним, — предложил Эдгар, — только после ленча. Может, ты не заметил, но Эвис уже сердится на нас, потому что на столе все остывает. Итак, племянник, если хочешь, умойся и приходи к нам. Мы поедем в прерию сегодня после ленча.
Коляска в сопровождении трех всадников ехала по дороге, вьющейся среди хлопковых плантаций. Дэвид правил парой серых, с обеих сторон от него сидели дамы в шляпках. Эдгар с двумя рабами следовали верхом за коляской, к их седлам были прикреплены ружья.
Вскоре группа свернула с дороги и поехала напрямик через прерию. Скоро Эмили увидела поселение, раскинувшееся на склоне холма. Там стояло несколько шалашей, вокруг сновали цыплята, свиньи и маленькие дети в домотканых одеждах.
Двое мужчин вбивали в землю шесты. Неподалеку женщины рубили тростник для крыши. Еще одна женщина готовила мясо на открытом очаге, а старший мальчик молол маис.
Мексиканцы при их появлении прекратили работу. Их черные глаза вопросительно смотрели на приближающихся.
Из-под навеса вышел мужчина. Он казался старым и усталым, но его прямые плечи и гордая походка говорили о нем как о человеке с большим достоинством. Мужчина снял сомбреро, открыв черные с серебряной сединой волосы.
— Добрый день, сеньоры и сеньориты, — заговорил он низким, мелодичным голосом. — С кем я имею честь разговаривать?
Эдгар Эшленд вышел вперед и протянул руку мексиканцу. Тот какое-то мгновение казался удивленным, потом быстро пожал его руку.
— Я — Эдгар Эшленд, владелец поместья. А кто вы такой, сэр?
Старик с достоинством выпрямился.
— Я — дон Лоренцо де ла Пенья. — Он повел рукой вокруг себя. — Мои спутники — это моя семья и несколько человек, работавших в нашем поместье возле Рио-Гранде.
— Понимаю, — задумчиво ответил Эдгар, поглаживая усы. — Говорите, у вас есть земля в южном Техасе?
— У меня была земля, сэр, — печально ответил дон Лоренцо. — После войны нашу землю отобрала группа головорезов. Они убили моего старшего сына и нескольких наших работников. С тех пор мы путешествуем все дальше на север, пытаясь найти землю и снова осесть. Мы надеялись обосноваться здесь и разбили лагерь.
Эмили и Дэвид тревожно переглянулись, а Эдгар твердо сказал:
— Эта земля не свободна, сеньор де ла Пенья. Она принадлежит мне и моему племяннику. Вам следовало бы навести справки, прежде чем разбивать этот лагерь.
Де ла Пенья мрачно улыбнулся:
— Власти не особенно склонны давать нам информацию о свободных землях. В большинстве городов нас просили, если не вынуждали, уйти.
Эдгар нахмурился, но ничего не ответил. Дон Лоренцо вздохнул:
— Не беспокойтесь, сеньор Эшленд. Я — человек чести. В отличие от некоторых я не краду землю у других. Моя жена и еще несколько человек сейчас больны лихорадкой, но как только они будут в состоянии отправиться в путь, мы уедем.
Эдгар многозначительно посмотрел на Дэвида:
— Ну, племянник? Дело за тобой.
Дэвид, видя молчаливую мольбу в глазах Марии, неуверенно вышел вперед.
— Сеньор де ла Пенья, вероятно, мы что-нибудь придумаем. Я собираюсь построить ранчо на этих землях. Наверное, я смогу предоставить вам и вашим спутникам работу.
Старик прищурился.
— Я всю жизнь прожил как землевладелец, сеньор. И хотел бы им умереть.
— Сочувствую вам, — ответил Дэвид. — Но вы провели в поисках земли уже сколько? Пять лет? Возможно, вам пора ненадолго осесть и скопить денег.
— В ваших словах есть правда, сеньор.
— С вашей помощью, де ла Пенья, я мог бы в первый раз перегнать скот в Новый Орлеан уже этой осенью.
— Мне надо подумать, сеньор Эшленд. Я не привык принимать поспешные решения.
— Конечно. Значит, можно ожидать ответ завтра? Дон Лоренцо кивнул.
Показав рукой на восток, Эдгар спросил:
— Между прочим, де ла Пенья, кто там на холме?
— Чероки, — ответил мексиканец. — Они пытались украсть наше… — он улыбнулся, — ваше мясо, сеньор.
— Этот поступок свидетельствует о том, что они обленились, не так ли? — пошутил Эдгар. — Немногие индейцы, еще оставшиеся в этих краях, обычно нас не трогают, если мы не попадаемся им на пути. Но в прерии все обстоит иначе. Мы так до конца и не исследовали наши земли.
— Это неправильно, сеньор, — сурово ответил де ла Пенья. — Землю, как и хорошую женщину, следует хорошо обрабатывать.
Эдгар подмигнул жене, затем обратился к Дэвиду:
— Прислушайся к словам опытного мужа, племянник.
На следующий день Дэвид, Эмили и Мария вернулись в лагерь мексиканцев. На этот раз за их коляской следовала запряженная волами телега, полная припасов. Эмили спросила Эдгара, не возражает ли он против того, чтобы отвезти немного еды и тканей поселенцам, и муж снова удивил ее, когда поцеловал в лоб и ответил:
— Конечно, любимая, что пожелаешь. Какая ты заботливая! Только держись подальше от тех, кто болен лихорадкой.
Когда обе повозки остановились у лагеря, навстречу вышли детишки, которые с любопытством смотрели на сокровища в телеге. Эмили стало их жаль до слез: маленькие оборвыши нуждались в новой одежде и хорошей пище.
Джейкоб и еще один негр начали складывать припасы рядом с хижиной.
Дон Лоренцо вышел вперед, хмуря брови.
— Что это? Нам не нужна ваша благотворительность, сеньор.
— Независимо от того, решите вы остаться или нет, — ответил Дэвид, — вы не можете работать или путешествовать на голодный желудок.
Женщины тоже подошли поближе и радостно затараторили по-испански, щупая отрезы ткани, мешки с кукурузой, горшочки с мясом.
Дон Лоренцо раздраженно щелкнул пальцами и приказал замолчать трещащим женщинам.
Затем повернулся к Дэвиду:
— Мы устали от кочевой жизни, сеньор Эшленд, и будем работать у вас — какое-то время. Стоимость припасов должна быть удержана из нашей платы.
— Как пожелаете, — с уважением ответил Дэвид. — Насколько я понимаю, вы принимаете решение за остальных?
Де ла Пенья с достоинством выпрямился:
— Да, сеньор. Я здесь главный.
— Понимаю. Значит, вы будете моим надсмотрщиком.
— У себя на ранчо я имел трех надсмотрщиков, сеньор. Дэвид вздохнул:
— Времена изменились, де ла Пенья. Приходите к нам домой сегодня после ленча, и мы обсудим наше дело. — Дэвид огляделся вокруг. — Вы можете строить жилье где захотите, кроме той поляны наверху.
— Ах да, сеньор, — глубокомысленно ответил де ла Пенья. — Когда мы приехали на это место, я сказал своей жене, донье Элене, что там когда-нибудь будет построена асиенда. Я прав, сеньор?
Дэвид улыбнулся:
— Да. Думаю, мы с вами прекрасно поладим, сеньор де ла Пенья.
— Я так рада за Дэвида, — сказала Эмили мужу той ночью в их спальне. — Дон Лоренцо де ла Пенья может запугать кого угодно, но Дэвид прекрасно с ним справился. Ты бы видел, как сияли глаза Марии, когда она смотрела на твоего племянника.
Эдгар усмехнулся:
— А наша малютка Мария, кажется, положила глаз на Дэвида.
— С твоей стороны так мило позволить нам отвезти им припасы, Эдгар. Мы разговаривали с женщинами, то есть говорила больше Мария, — и просто не поверишь, какие лишения и жестокое обращение пришлось пережить этим людям. Они пришли в восторг от самых простых вещей, привезенных нами.
Эдгар медленно раздевал жену, его рука скользнула вниз по гладкой ткани ее сорочки и погладила живот.
— Ты располнела от моего семени, женщина. — Он рассмеялся, увидев, как Эмили покраснела. — Ты никогда не избавишься от своей застенчивости, дорогая? Нет, и не надо. Видела бы ты свое лицо, такое оживленное и нетерпеливое. Сердце мое радуется, когда я вижу тебя такой счастливой.
Она обвила руками его шею.
— Ох, Эдгар, я и правда счастлива, правда! — выдохнула она. — Если бы только… — Она посмотрела на него снизу.
Ей хотелось сказать; «Если бы только ты любил меня так же, как я люблю тебя». Но слова застыли на губах.
— Да? Что ты хочешь сказать, дорогая? Эмили вдруг отскочила от него. Эдгар нахмурился.
— Любимая, что такое? Ты себя плохо чувствуешь? Эмили стояла неподвижно, широко открыв глаза и рот, и держалась рукой за живот.
— Он шевельнулся, Эдгар! Мой малыш шевельнулся внутри! Вот! Потрогай!
Эдгар положил ладонь на небольшой холмик ее живота. Его глаза светились от счастья.
— Да, я чувствую, словно крохотная птичка бьется под моей рукой.
По щеке Эмили скатилась слеза.
— Мой ребенок жив и здоров.
— Конечно, любимая. Как может быть иначе?
— Но я так боялась, что он мертв… Эдгар прижал ее к себе:
— Дорогая, не надо так говорить!
Эмили умоляюще смотрела на него с напряженным лицом.
— Эдгар, если я умру, позаботься о моем ребенке. Он нахмурился и обхватил ее лицо ладонями.
— Черт возьми, Эмили, ты не умрешь! Ты будешь жить и заботиться о нашем ребенке. Понимаешь?
Глубоко внутри ее снова началось движение, похожее на дрожь.
— Мой ребенок жив, — радостно воскликнула Эмили. — Как приятно чувствовать, что он шевелится внутри меня!
Эдгар рассмеялся. Тронув пальцем кончик ее носа, он ласково спросил:
— Ты уже начала готовиться к появлению младенца? Эмили обернулась, надевая бледно-голубую батистовую сорочку.
— О да, мы с Холли уже несколько недель заняты шитьем, а старый Ибен уже мастерит колыбельку. — Она завязала пояс голубого халата и протянула Эдгару руку. — Пойдем посмотрим комнату, которую мы готовим для детской. Я хотела сделать тебе сюрприз.
— Мне бы очень хотелось увидеть эту комнату, дорогая.
Они вместе прошли по коридору в бывшую комнату для гостей. Эдгар зажег фонарь и оглядел детскую с веселенькими обоями и занавесками.
— Вот это да, вы с Холли славно потрудились, — с восхищением заметил Эдгар и, открыв верхний ящик комода, достал крохотное полотняное платьице, сшитое идеально ровными голубыми стежками. — Подумать только, что это существо может надеть такую крохотную одежку, — сказал он, качая головой и складывая платье.
— Нет, ты помнешь его, — рассмеялась Эмили.
Кладя платьице рядом с остальными, Эмили нахмурилась, увидев неровный край ткани, торчащий из глубины ящика. Потянув за ткань, она вытащила что-то постороннее, но тут же бросила его.
— О Боже! Откуда это здесь?
Они с Эдгаром в ужасе смотрели на маленькую куклу с фарфоровой головой, ее лицо было гротескно изуродовано, туловище порвано и порезано, набивка торчала из оторванной руки. Не оставалось сомнений, что игрушку нарочно садистски изуродовали. Казалось святотатством, что кто-то мог сделать такое с куклой, но то, что ее положили в ящик для вещей младенца, делало этот символ еще более жутким.
— Это… это отвратительно! — воскликнула Эмили. — Кто мог совершить такое кощунство?
Глядя на куклу, Эдгар не отвечал, но вена, пульсирующая на виске, выдавала силу его гнева.
— Эдгар, ты что-то об этом знаешь, не так ли? — обвиняюще спросила Эмили. — Я вижу по твоему лицу, что ты знаешь, кто это сделал! Скажи мне!
— Эмили, не впадай в панику из-за старой, рваной куклы. Возможно, кто-то из негритянских детей случайно оставил ее здесь…
— Нет! — перебила Эмили, возмущенная его попыткой увильнуть. — Куклу нарочно изувечили и оставили в ящике с детским бельем, чтобы напугать меня! И ты знаешь, кто это сделал! Кого ты защищаешь, Эдгар? Свою любовницу? Или их здесь много?
— Эмили!
Но она попятилась от Эдгара, глаза ее были полны недоверия. Кто же в этом доме так ненавидит ее и не родившегося ребенка? Одной мысли о драгоценном младенце, которого может постичь та же судьба, что и куклу, было достаточно, чтобы Эмили почувствовала себя совершенно больной. Кто ее настолько ненавидит? Мария? Эвис?
— Ты кого-то покрываешь, Эдгар! Если только не ты сам это сделал!
Лицо Эдгара исказилось, он изумленно посмотрел на нее и умоляюще сложил руки.
— Эмили, ради Бога, что ты говоришь? Как ты могла подумать…
— Тогда почему ты не говоришь мне, кто это сделал и кто разбил флакон для духов моей матери? Ты знаешь, как я боюсь за ребенка, но иногда я думаю, что ты… я думаю… что ты меня ненавидишь, потому что я не могу быть Оливией… — Голос сорвался, и она горько расплакалась.
— Тихо! — мягко приказал Эдгар, обнимая ее. — Ты сама не знаешь, что говоришь.
Эмили прильнула к нему и всхлипнула:
— О Боже, Эдгар, ты прав! Я не знаю, что говорю! Наверное, я схожу с ума!
— Пойдем, любимая. Давай я уведу тебя отсюда.
Он задул лампу и повел ее назад в спальню. Через несколько минут Эмили лежала рядом с ним под одеялом, все еще дрожа и плача. Эдгар обнимал ее и гладил спину кончиками пальцев.
— Ты действительно веришь, что я мог сделать подобное, Эмили?
— Нет! Нет, конечно, нет!
— Ты знаешь, что значит для меня этот ребенок…
— Знаю. — «Мне только хочется, чтобы и я значила для тебя не меньше», — добавила она мысленно, а вслух сказала: — Мне не следовало так на тебя набрасываться, но когда я увидела эту ужасную куклу, подумала, что младенца тоже… вот так… Я испугалась.
— Знаю, Эмили. И я положу этому конец, поверь.
— Так ты знаешь, кто…
— Я сказал, что положу этому конец, Эмили. А пока ты должна просто доверять мне. Ребенок снова шевельнулся, любимая?
— Да.
Он положил ладонь поверх ее руки на живот.
— Наш ребенок жив, Эмили. И мы живы. Ты должна думать только об этом. Я собираюсь сейчас заняться с тобой любовью, — настойчиво прошептал он. — Безумной, страстной любовью, пока ты не забудешь обо всем остальном!
— Нет, я не хочу, после всего…
— Ты хочешь.
Он прижал ее к себе, словно желая защитить, его губы прижались к ней в жарком поцелуе.
Эмили застонала и страстно ответила на его поцелуй, заглушая собственные страхи.
— Да, я хочу! И всегда буду хотеть, да поможет мне Бог!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
12 сентября 1841 года
Дэвид вышел из отеля. Он в изумлении смотрел на дома в европейском стиле с кружевными решетками на балконах, дверьми, открывающимися в патио, где пышно росли самые разнообразные цветущие растения.
Дэвид никогда не видел такого города, как Новый Орлеан, даже во время своих путешествий на восток. Романтическая метрополия, сочетающая в себе черты Франции и Испании, казалась ему чужестранной и загадочной.
Дэвид остановился возле уличного кафе. Потягивая крепкий, вкусный кофе с молоком и поглощая восхитительные пышки, присыпанные сахаром, он размышлял о последних событиях.
Они успешно перегнали скот из Вашингтона-на-Бразосе и прибыли в Новый Орлеан вчера со стадом более тысячи голов. Дэвид уже договорился о продаже стада. Похлопывая себя по нагрудному карману, он улыбался, думая о лежащем там банковском чеке на десять тысяч долларов.
Эти деньги были честно заработаны. Они с сеньором де ла Пенья тяжело работали на убийственной жаре, да еще во время эпидемии желтой лихорадки.
Дэвид нахмурился, вспоминая ужасные недели, когда так много людей заболело. Трое мексиканцев умерли. Мария приезжала в маленькое поселение и помогала. Дэвид теперь понял, что это необыкновенная девушка. Как она плакала в его объятиях, когда скончался племянник сеньора де ла Пенья!
Эмили тоже хотела помочь, но Эдгар ей строго-настрого запретил ухаживать за несколькими рабами, которые тоже заболели. К счастью, никто из семьи не стал жертвой Желтого Джека, или малярии. С наступлением холодов эпидемия пошла на убыль.
Мысли Дэвида переключились на дона Лоренцо де ла Пенья: они с мексиканцем за лето стали добрыми друзьями. Суровый надсмотрщик научил Дэвида всему необходимому в работе на ранчо. Его неустанное руководство позволило провести стадо через коварные болота Луизианы почти без потерь.
Чтобы выразить свою признательность, он снял комнаты в отеле «Сент-Луис» для де ла Пенья и его сына Энрике. Вчера вечером Дэвид повел их на ужин в только что открывшийся ресторан, где все трое ели улиток по-бургундски, цыпленка рошамбо и другие деликатесы.
На обратном пути в отель Дэвид остановился перед магазинчиком, вывеска над которым гласила: «Мадам Антуанетта Дарси, кутюрье». Глядя на свое отражение в витрине, он поправил черный шейный платок и застегнул пуговицу на сюртуке. Затем открыл дверь.
К нему вышла темноволосая молодая леди в струящемся зеленом платье.
— Бонжур, месье. Чем я могу вам помочь?
Дэвид застенчиво улыбнулся хорошенькой девушке. Ее большие глаза и красивое лицо напомнили ему Марию.
— Да, мисс. Это вы — мадам Дарси?
Молодая девушка хихикнула и всплеснула руками:
— О нет, месье. Мама сегодня утром в банке. Меня зовут мадемуазель Лилиана. А с кем я имею честь беседовать?
Дэвид поклонился.
— Меня зовут Дэвид Эшленд, мадемуазель. Я пришел, чтобы купить два платья.
— Да, месье. Но было бы гораздо лучше, если бы вы привели свою жену сюда, чтобы можно было снять мерку и подогнать платье.
— Это не моя жена, и она… они не могут прийти, — выпалил Дэвид.
И снова француженка захихикала:
— Значит, это ваша amour, месье? Ну конечно, такому красивому джентльмену, как вы, наверное, приходится отбиваться от дам!
Дэвид покраснел. Его могло бы покоробить такое откровенное любопытство, но бесхитростность девушки была совершенно очаровательна.
— Эти платья для жены и воспитанницы моего дяди. Они обе находятся в Техасе, в Вашингтоне-на-Бразосе.
— Ах, так вы из Техаса, месье. И какие фасоны вас интересуют?
Дэвид вышел из отеля. Он в изумлении смотрел на дома в европейском стиле с кружевными решетками на балконах, дверьми, открывающимися в патио, где пышно росли самые разнообразные цветущие растения.
Дэвид никогда не видел такого города, как Новый Орлеан, даже во время своих путешествий на восток. Романтическая метрополия, сочетающая в себе черты Франции и Испании, казалась ему чужестранной и загадочной.
Дэвид остановился возле уличного кафе. Потягивая крепкий, вкусный кофе с молоком и поглощая восхитительные пышки, присыпанные сахаром, он размышлял о последних событиях.
Они успешно перегнали скот из Вашингтона-на-Бразосе и прибыли в Новый Орлеан вчера со стадом более тысячи голов. Дэвид уже договорился о продаже стада. Похлопывая себя по нагрудному карману, он улыбался, думая о лежащем там банковском чеке на десять тысяч долларов.
Эти деньги были честно заработаны. Они с сеньором де ла Пенья тяжело работали на убийственной жаре, да еще во время эпидемии желтой лихорадки.
Дэвид нахмурился, вспоминая ужасные недели, когда так много людей заболело. Трое мексиканцев умерли. Мария приезжала в маленькое поселение и помогала. Дэвид теперь понял, что это необыкновенная девушка. Как она плакала в его объятиях, когда скончался племянник сеньора де ла Пенья!
Эмили тоже хотела помочь, но Эдгар ей строго-настрого запретил ухаживать за несколькими рабами, которые тоже заболели. К счастью, никто из семьи не стал жертвой Желтого Джека, или малярии. С наступлением холодов эпидемия пошла на убыль.
Мысли Дэвида переключились на дона Лоренцо де ла Пенья: они с мексиканцем за лето стали добрыми друзьями. Суровый надсмотрщик научил Дэвида всему необходимому в работе на ранчо. Его неустанное руководство позволило провести стадо через коварные болота Луизианы почти без потерь.
Чтобы выразить свою признательность, он снял комнаты в отеле «Сент-Луис» для де ла Пенья и его сына Энрике. Вчера вечером Дэвид повел их на ужин в только что открывшийся ресторан, где все трое ели улиток по-бургундски, цыпленка рошамбо и другие деликатесы.
На обратном пути в отель Дэвид остановился перед магазинчиком, вывеска над которым гласила: «Мадам Антуанетта Дарси, кутюрье». Глядя на свое отражение в витрине, он поправил черный шейный платок и застегнул пуговицу на сюртуке. Затем открыл дверь.
К нему вышла темноволосая молодая леди в струящемся зеленом платье.
— Бонжур, месье. Чем я могу вам помочь?
Дэвид застенчиво улыбнулся хорошенькой девушке. Ее большие глаза и красивое лицо напомнили ему Марию.
— Да, мисс. Это вы — мадам Дарси?
Молодая девушка хихикнула и всплеснула руками:
— О нет, месье. Мама сегодня утром в банке. Меня зовут мадемуазель Лилиана. А с кем я имею честь беседовать?
Дэвид поклонился.
— Меня зовут Дэвид Эшленд, мадемуазель. Я пришел, чтобы купить два платья.
— Да, месье. Но было бы гораздо лучше, если бы вы привели свою жену сюда, чтобы можно было снять мерку и подогнать платье.
— Это не моя жена, и она… они не могут прийти, — выпалил Дэвид.
И снова француженка захихикала:
— Значит, это ваша amour, месье? Ну конечно, такому красивому джентльмену, как вы, наверное, приходится отбиваться от дам!
Дэвид покраснел. Его могло бы покоробить такое откровенное любопытство, но бесхитростность девушки была совершенно очаровательна.
— Эти платья для жены и воспитанницы моего дяди. Они обе находятся в Техасе, в Вашингтоне-на-Бразосе.
— Ах, так вы из Техаса, месье. И какие фасоны вас интересуют?