— Всегда одно и то же, — сказал Роджер. — А я надеялся, что у тебя получится.
— Надеялся?
— Слушай, я пытался и с другими, но ни одна собака не знает, как выбраться из этого города.
— Пойдем пешком, — предложил я.
— Уже пробовал.
— Пешком?
— Десятки раз, но кончается всегда одним и тем же, независимо от того, как далеко идти. Я каждый раз возвращался сюда. Поэтому и охраны нет. Бежать-то некуда.
— Но ведь это абсурд. Если все время идти, то куда-нибудь да придешь.
— Но не отсюда, — сказал Роджер. — Думаю, мы имеем дело с подобием ленты Мёбиуса. Не важно, в каком направлении идешь. Всегда приходишь в одно и то же место.
— Все равно пойдем, — сказал я. И мы пошли.
Шли несколько часов. В разных направлениях. Но вне зависимости от того, куда или как далеко мы шли, мы всегда возвращались в больницу.
Вернувшись, наверное, уже раз в двенадцатый, мы увидели ожидающего нас санитара Сесила.
— Ваш обед остывает, — сказал он. И мы пошли обедать.
— Съедите еще чего-нибудь попозже? — поинтересовался Сесил. — Могу сделать бутерброды и подать кофе в термосе.
— Занятно, — сказал я, хотя занятного ничего не было.
— Крылья из перьев, — сказал Роджер. — Надо попробовать крылья из перьев.
После обеда (у меня была каша, у Роджера отбивная и картофель фри) я сидел в комнате отдыха и думал. В голову приходили разные мысли, но я держал их при себе. Итак, утро оказалось похожим на один из тех кошмаров, в которых ты отчаянно пытаешься куда-то идти, но не можешь. Ты опаздываешь на автобус, затем на поезд, ноги словно ватные, и потом ты просыпаешься, машешь руками и орешь благим матом: «Нет! Нет! Нет!»
Очевидно, должен был существовать способ побега из этой больницы и этого города кошмаров. Но, очевидно, этот способ не был очевидным.
Из чего следовало…
Всю следующую неделю мое поведение было в высшей степени примерным. Я драил полы и мило улыбался санитарам и врачам. Я даже обменялся парой шуток с Сесилом. Я видел, как Роджер приходил и уходил, но я больше не выходил на автостоянку.
Доктор сказал, что я делаю успехи. Ну, не сказал, хотя…
— Расскажите мне про Некронет, — попросил доктор.
— Что вам рассказать? — задумался я. — Теоретически это виртуальный мир, детище компьютерной технологии. В него может быть загружена индивидуальность и память того или иного человека, тех или иных людей. Мир в нем кажется таким же реальным, как и здесь.
— И вы верите в то, что побывали в виртуальном мире?
— Путь к вере лежит через замешательство и нелепость, — сказал я. — Это слова Жака Валле. Последнюю неделю я много думаю над ними.
— И к какому же выводу вы пришли?
Я пожал плечами, насколько позволяла смирительная рубашка.
— Возьмем, например, скрытое видеонаблюдение. Оказывается, я убил молодого коммерсанта. Я мог бы сказать, что существует множество способов подделать эту пленку, но вряд ли мне кто-нибудь поверит.
— Вопрос в том, во что верите вы.
— Я должен верить своим глазам, даже если увиденное идет вразрез с тем, что я помню.
— Или думаете, что помните.
— Верно. Тут-то и возникает проблема. Точны ли мои воспоминания? Возможно, я убил этого молодого человека, но стер это событие из памяти. Такое возможно.
— Более чем возможно, — заметил доктор.
— Вот именно. Моя проблема заключается в том, чтобы определить, что является реальностью, а что нет. В Некронете у меня была цифровая память. Я мог вспомнить любой прошлый опыт, который тут же воплощался, становился реальным. Теперь у меня нет цифровой памяти, то есть я должен заключить, что снова нахожусь в реальном мире и что эта больница — его часть.
— Очень хорошо.
— И еще. Когда на прошлой неделе я попробовал убежать из больницы, я обнаружил, что куда бы я ни пошел, я всегда возвращался обратно.
— Этот город — кошмар проектировщика.
— Кошмар, — кивнул я. — Особенно мои мысли. Я чувствую себя, словно в компьютерной игре, в электронном лабиринте, из которого не выйти, пока не найдешь секретный пароль и не соберешь все бонусы. А до тех пор будешь наматывать бесконечные круги.
— Неудачное сравнение, — заметил доктор. — Особенно учитывая ваши обстоятельства.
— Согласен. Потому что, если бы я по-прежнему находился в компьютерной имитации, то у меня была бы цифровая память.
— Вот именно, — согласился доктор.
— Если только…
— Если только что?
— Если только моя цифровая память не заблокирована.
— О боже, — застонал доктор и потянулся к кнопке на столе.
— Пожалуйста, потерпите меня еще одну минуту. Представьте ситуацию: Некронет я так и не покинул, и это не настоящий мир и не настоящая больница.
— Жаль, — сказал доктор. — А вы так хорошо себя вели. Я подумал, что таблетки действительно начали помогать.
— Я не принимаю таблетки, — сказал я. — Уже целую неделю.
Доктор удрученно покачал головой. Палец вдавил кнопку.
— Я считаю, что эти таблетки — депрессанты памяти, — продолжал я. — Маленькие силиконовые чипы с программой, блокирующей доступ к воспоминаниям. Я считаю, что если бы мне удалось вернуть свою цифровую память, все, что мне нужно было бы сделать, чтобы исчезнуть отсюда, это подумать об этом. Представить себя где-нибудь, где я уже был, и все. Меня нет. В мгновение ока.
Дверь кабинета отворилась, и на пороге появился Сесил.
— Уведите этого господина в палату, — сказал доктор. — И удвойте ему дозу.
Санитар Сесил стоял с идиотской ухмылкой на лице.
— Какого господина? — спросил он.
Испорченный день
16
Служители культа Джона Фрума Карго сидели на самодельной взлетно-посадочной полосе и вглядывались в лазурное небо.
— Джон Фрум, он приди, — сказал один. — Принеси карго-груз, все быть богаты.
— Теперь скоро, — сказал другой. — Да, скоро.
— Что-то долго его нет, — сказал туземец в шляпе.
— Кого? — спросил четвертый, угрюмый парень с фалангой человеческого пальца, продетой сквозь нос.
Первые три туземца посмотрели на него с благоговейным трепетом.
— Джона Фрума, — сказали они. — Джона Фрума.
— А, его. Он придет. Вы ждите.
И они ждали.
И на следующий день тоже ждали.
И следующие два дня тоже.
И следующий.
Один туземец сказал:
— Уже недолго.
Другой сказал:
— Едва ли.
Третий сказал:
— Куда девался парень в шляпе?
Примерно неделю спустя один из них сказал:
— Не удивлюсь, если Джон Фрум появится с минуты на минуту.
— Я тоже, — сказал другой. — Кто-нибудь видел парня с костью в носу?
Примерно через три недели после того, солнечным летним утром Джон Фрум наконец вернулся. Но, удивившись, что его никто не встречает, он снова ушел, оставив записку, в которой написал, что обязательно вернется позже.
— Вот, — сказал туземец. — Я же говорил, что он вернется.
— Теперь он может появиться в любое время, — сказал другой.
Лысый туземец показал на небо.
— Это не он?
Но это был не он.
И они снова решили ждать.
Я вышел на восточный берег острова. Море было таким же теплым и синим, каким я его себе представил.
Я вспомнил, что, когда был ребенком, читал книжку Артура Тиккетта о меланезийских культах карго: «Джон-Фрум-он-приди: антропологическое исследование культуры карго». Книжка мне очень понравилась. Разумеется, теперь я мог вспомнить каждое слово из нее, равно как и из всех других, прочитанных мною за свою жизнь. Пятнадцати тысяч четырехсот тридцати семи, если быть точным. И ни одной, написанной Джонни Куинном.
Я уже не злился, но пребывал в решимости. В решимости сбежать из Некронета и призвать Билли Барнеса к ответу.
«Гнев — одна из опор души», — написал Томас Фуллер в своей книге «Государство духовное и государство мирское». А точнее, на странице пятьдесят три — последней из тех, которые я смог осилить, прежде чем переключиться на приключенческий роман. Но я уверен в правоте автора. Мой отец как-то сказал: «Если не гневаешься, значит, не живешь». Так и сказал. Слово в слово. Конечно, я слегка злился, но не настолько, чтобы позволить гневу затмить мой разум.
Я действительно все еще находился в Некронете, но я уже не был тем лопухом, каким я был во внешнем, настоящем мире. Здесь я мог вспомнить последствия любого действия, которое когда-либо совершал. И конечно, здесь я не мог сделать одной и той же ошибки дважды.
Я повалился на песок, снял рубашку и растянул рядом с собой сохнуть. Затем я снял с себя остальную одежду и остался сидеть под солнцем совершенно голый.
Я был счастлив. Но в безопасности ли?
Прежде чем я подумал о том, куда сбежать из больницы, я тщательно обдумал пункт своего назначения. Я хотел попасть в самое что ни на есть неопределенное место. В наименее наиболее очевидное место из всех наименее наиболее очевидных мест, которые, по мнению моих преследователей, я мог бы выбрать. Куда-нибудь, где они не смогли бы меня выследить. Я решился на этот остров потому, что, хотя я и прочел о нем книгу и помнил его во всех деталях, я не знал, где он находится. Я не мог бы найти его на карте, потому что никогда не видел его на карте. Здесь я должен был быть в безопасности. По крайней мере на время. И отсюда я мог готовить побег. Пользуясь всеми удобствами. Артур Тиккетт написал свою книгу в 1961 году, когда культ карго Джона Фрума имел много последователей. Культы карго получили толчок к развитию во время Второй мировой войны, когда на этот остров впервые прибыло большое количество белых людей. Туземцы наблюдали, как строились взлетно-посадочные полосы и возводились посты управления судами. Они видели, как белые люди сажали свои воздушные суда, открывали грузовые отсеки и выбрасывали карго-груз. Удивительные предметы, доныне невиданные туземцами. Было над чем пораскинуть мозгами. Хотя чего тут думать? Ясно, что белые люди были если не самими богами, то на короткой ноге с ними. И если делать, как делали белые люди, то от божественного карго отломится кусочек и тебе. И вот туземцы построили видимость взлетно-посадочных полос, возвели видимость постов управления судами и оделись в видимость формы. А потом еще вышагивали строем и выкрикивали «Ровня Смирна», как они это слышали от белых людей.
Но никакой карго не появлялся.
Белые люди, увидев, что вытворяют туземцы, попытались их урезонить. Но не тут-то было. Те оказались сами с усами и ни в какую не желали отказываться от попыток получить свою долю карго.
Я помню (причем отлично), что в начале шестидесятых смотрел об этом документальный фильм по телевизору. Арманд Денис сказал одному из престарелых служителей культа:
— Но вы ждете уже почти двадцать пять лет. Разве непонятно? Ваш бог Джон Фрум не придет.
Старый туземец посмотрел на него в упор.
— Своего бога вы ждете уже почти две тысячи лет, — сказал он. — Так почему вы думаете, что мой не вернется сюда первым?
— Вернется, — сказал я и поднялся с песка.
В книге было сказано, что Джон носил костюм, а в руках держал неизменный зонт. Я подумал об этом. И вот я уже шагаю по пляжу по направлению к деревне, поправляя отвороты пиджака и размахивая зонтом.
Блейзер Дайк угрюмо смотрел на газометр. Погода в Брентфорде совсем не напоминала тропическую — дождь так и хлестал в окно кабинета. Блейзер повернулся в кресле и уставился через свой письменный стол.
— Я разочарован, — наконец произнес он.
— Прошу прощения? — сказал Билли Барнес.
— Я разочарован. Я просто взбешен.
— Не понимаю, — сказал Билли.
— Ты превысил свои полномочия. Ты загрузил в Некронет субъектов, которые не были согласованы.
— Лишь одного или двух, — сказал Билли.
— Лишь одного или двух? Ты не осознаешь всей опасности.
— Не осознаю.
— Субъект первый. Роджер Валпес.
— Мошенник, — сказал Билли. — Хотел меня обчистить.
— Жених твоего шофера.
— Бывший.
— Ты избавился от тела?
— Концы в воду!
— А субъект номер два?
— Он видел, как я избавлялся от шифровальщика. Я действовал аккуратно.
— Не слишком. А что ты сделал с телом? Тоже концы в воду?
— Прибрал, — сказал Билли. — В чемодан под кроватью. Пригодится.
— Так ты все еще не понимаешь, что натворил?
— Нет, — сказал Билли. — А что?
— Поставил под угрозу весь проект.
— Но как…
— Что ж. Скажу. Субъект номер два исчез.
— Из Некронета? Но это невозможно.
— Не из Некронета. Никто не может исчезнуть из Некронета, однажды туда попав. Если, конечно, кто-нибудь не вздумает загрузить тебя обратно в тело. Он вышел из-под нашего контроля. Его местонахождение в настоящее время неизвестно.
— Удалите его файл, — сказал Билли. — И дело с концом.
— Невозможно, если мы не можем установить его местоположение.
— Почему? — спросил Билли.
— Потому что Некронет еще не находится полностью в режиме онлайн и не имеет всемирной сети. Субъекты, подлежащие загрузке, должны самым тщательным образом отбираться в зависимости от той информации, которую они могут нам дать.
— Кроме бабушек.
— Бабушки безобидны. Большинство из них думает, что умерли и оказались на небесах.
— Ас чего вы взяли, что этот парень опасен? Я ходил с ним в школу. Ничего особенного.
Блейзер Дайк вздохнул.
— В нашей системе работает ряд программ, основанных на принципе кнута и пряника. Если субъект ведет себя хорошо, тогда он отрывается по полной — удовлетворяет любые свои фантазии и запросы. Если же он ведет себя плохо, его посылают на реабилитацию в виртуальную больницу. Программы работают автономно. Никаких кнопок нажимать не надо.
— Я по-прежнему не понимаю, в чем проблема.
— Он исчез. Он не принимал виртуальных таблеток.
— Так вам надо меня благодарить, — сказал Билли.
— Благодарить?
— За то, что обнаружил в системе ошибку.
— Эта ошибка может стоить нам всего.
— Но я пока не понимаю как. Вы мне не объяснили.
— Слышал когда-нибудь о компьютерных вирусах? Этот парень шляется по сети взад и вперед со скоростью мысли, появляется там, где только пожелает. Он может подменить ценную информацию всякой дрянью, и мы не заметим разницу.
— Вы преувеличиваете, — сказал Билли. — Этого не случится.
— Ой ли?
— Не случится. Насколько я его знаю, он, скорее всего, поселится на каком-нибудь тропическом острове в качестве местного божка.
— Ты уверен?
— На его месте я бы так и сделал.
— Абсурд, — сказал Блейзер Дайк.
— Все что угодно, только не абсурд. Обычные юношеские фантазии: белый бог на тропическом острове в окружении смуглых красоток, готовых исполнить любое твое желание. Очевидный ход.
— А ты понимаешь, сколько понадобится усилий, чтобы проверить каждый тропический остров? И каждую дату календаря?
— Нет необходимости, — сказал Билли.
— Почему?
— Потому что он будет продолжать совершать очевидные поступки. Где он предавался размышлениям, когда в результате плохого поведения вдруг оказался в виртуальной лечебнице?
— В баре, — ответил Блейзер Дайк. — В местном баре под названием «Веселый садовник». Информационным пакетом, который должен был адаптировать его к новой ситуации, был владелец бара. Все работает автоматически и основано на доверии субъекта.
— Там мы его и найдем, — сказал Билли. — Он непременно туда вернется, надо лишь подождать. К тому времени вы подкорректируете свою программу виртуальной лечебницы и превратите ее, скажем, в виртуальную газовую камеру.
— А почему ты думаешь, что он вернется в «Веселый садовник»?
— Потому что это очевидно. — Билли вздохнул. — Что обычно говорят преступники, бежавшие за границу? «Как я соскучился по домашнему уюту и кружке доброго английского пива!» Он вернется, когда ему наскучит рай. Уж поверьте мне.
Блейзер Дайк медленно кивнул.
— Ты очень умный мальчик, Билли, — сказал он. — Но смотри, не переборщи. Я буду наблюдать за твоими успехами. Не разочаровывай меня больше.
Билли улыбнулся.
— Не буду, — сказал он.
Я порядком вспотел, когда наконец достиг деревни. Я как раз думал о том, как хорошо бы сейчас кружечку доброго английского пива, когда вдруг увидел нечто, что перевело мои мысли на иной лад. Посередине деревенской площади стоял большой, похожий на трон стул, сооруженный из автомобильных запчастей и бамбука. На нем сидел, окруженный туземцами с преклоненными головами, белый парень в костюме. На коленях у него лежал зонтик.
Я прибавил шагу.
— Эй! — крикнул я.
— Эй! Ты! Что ты о себе возомнил?
Человек на троне испуганно посмотрел на меня.
— Ты кто? — спросил он.
— Я Джон Фрум, разумеется.
— Разумеется, нет.
— Еще как да!
— Нет, — сказал он.
— Джон Фрум — это я. Я посмотрел на него в упор. Ну, почти в упор. Он находился от меня на некотором расстоянии.
— Никакой ты не Джон Фрум, — сказал я. — Но я знаю, кто ты. Ты…
— Подожди.
Парень вскинул руки и слез с трона. Разогнав свое окружение, он стал подталкивать меня перед собой.
— Перестань толкаться, — сказал я.
— На пару слов, — сказал он.
— Я не хочу тебя слушать. Ты самозванец.
— Ты тоже.
— Послушай, — сказал я. — Я знаю, кто ты. Ты Артур Тиккетт.
— Тсс! — сказал Артур Тиккетт. — Ты все испортишь.
— Все испорчу? Ты обманываешь бедных туземцев. Это ужасно!
¦ — Совершенно безобидная вещь. А откуда ты знаешь мое имя?
— Я читал твою книгу. На обложке твоя фотография.
— Хоть кто-то меня помнит.
— Отличная книга. Но что ты делаешь здесь?
— Мне казалось, это и так ясно. А вот что здесь делаешь ты? Тебя здесь быть не должно. Это не твой сон.
— Мой сон?
— Это мой сон, — сказал Артур. — Я его вижу, и тебя здесь быть не должно. Так что проваливай.
— И не подумаю. Но постой. Твой сон? Ты хочешь сказать, что не находишься в Некронете?
— А что такое Некронет?
— Неважно. Так ты видишь свой сон?
— Это называется сон наяву. Я нахожусь в измененном сознании.
— Продолжай.
— Слушай. — Артур вздохнул. — Когда книжка так и не стала известной, у меня наступили тяжелые времена. Я стал пить. Обычная история. У писателей есть талант, у них огромное самомнение, но большинство из них внутренне слабые люди. Они не могут существовать в обычном мире, не умеют дружить. Они фантазеры и живут в фантастических мирах.
— Ты хочешь сказать, что этот — один из них?
— Некоторым образом. Это сон наяву. Только благодаря ему я еще не сошел с ума. Он помог мне порвать с реальным миром. Чтобы перейти в измененное состояние, надо принять средство из Амазонии. На этом острове я пережил счастливейший период своей жизни. Мне снится, что я здесь и что я — Джон Фрум.
— Невероятно! Так ты сейчас видишь сон? Все это — во сне?
— Именно. И поэтому тебя не должно здесь быть.
— Но я здесь.
— Здесь. Надо сказать своим туземцам, чтобы отрубили тебе голову.
— На твоем месте я бы так не поступал.
— Неужели?
— Вот тебе и «неужели»! — Я подумал, как это должно быть грозно — иметь рост пятьдесят пять футов. Именно с такой высоты я теперь смотрел на Артура Тиккетта. Затем я снова подумал о своем нормальном росте и помог Артуру подняться на ноги.
— Ты упал в обморок, — сказал я.
— Я так не умею, — сказал Артур.
— Что, падать в обморок? Но ты только что упал.
— Нет. Принимать такой рост. Что у тебя за «колеса»?
— Никаких «колес». Извини, что напугал тебя… Слушай. Я хочу, чтобы ты оказал мне услугу. Если согласишься, я исчезну из твоего сна и никогда больше тебя не потревожу. Идет?
— Идет, — сказал Артур. — Тем более что все мои туземцы разбежались.
— Ничего, вернуться. А теперь слушай внимательно. Когда проснешься, пойди в полицию и скажи им… — И я рассказал Артуру о Билли Барнесе и об убийстве, которому стал свидетелем. О «Нек-рософте» и Некронете. И когда я закончил, я спросил у Артура: — Сделаешь?
Артур стянул панаму и почесал в затылке.
— Я предвижу здесь пару проблем, — сказал он.
— Например?
— Я ведь во власти грез, не правда ли? Если я пойду в полицию и выдвину эти обвинения, а они потребуют от меня доказательств…
— Гм, — хмыкнул я. — Мысль ясна. Но ты можешь соврать, можешь сказать, что подслушал разговор в баре… Кроме того, подумай о том, что когда Билли Барнеса арестуют и привлекут к правосудию, ты станешь героем. Ты сможешь написать об этом книгу.
— Звучит заманчиво, — сказал Артур.
— Главное, ничего не упусти про «Некрософт» и Некронет. Им придется найти какого-нибудь специалиста по компьютерам, который смог бы меня отсюда вытащить.
— Компьютеры, — вторил Артур. — Футуризм какой-то.
— Передовая технология девяностых.
— Девяностых?
— Да. А что?
— Так, значит, преступление было совершено в девяностых годах?
— Разумеется.
— И ты сам, конечно, из девяностых?
— Артур, — сказал я, — к чему ты клонишь?
— Лишь к тому, что я вижу свой сон не в девяностых. Я вижу его в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году.
Борода Агамемнона
17
На Артура Тиккетта я рассердился не сильно. В конце концов, не его вина, что он находился в 1965, а я — в 1997 году.
Рассердиться-то не рассердился, зато взбесился.
Но Артур воспринял критику как истинный англичанин, а когда вернулись туземцы и залечили свои ссадины и синяки, представил меня в качестве своего брата Дерека. Мы великолепно поладили, Артур и я. Он оказался интересным малым и, кажется, был рад моему обществу. Я рассказал ему про хиппи и Вудсток, а он сказал, что напишет про них. В свою очередь Артур рассказал мне о таинственном снадобье из Амазонии и снах наяву.
Для меня стало настоящим откровением узнать о том, что мир так называемого киберпространства, в котором я сейчас находился, это тот же. мир, который мы посещаем в своих сновидениях, или под действием галлюциногенных препаратов, или просто при необъяснимых, мистических обстоятельствах. Артур называл его потусторонним миром, или mundus magicus. He физическое пространство, но вполне реальное.
Я и не подозревал, что через десять лет я буду исходить криком, чтобы убедить в этих истинах доктора исправительного учреждения для теоретиков заговора, и что этот доктор не поверит ни единому слову.
— Что ты знаешь о культе вуду? — поинтересовался я у Артура, когда мы сидели на берегу, опустив ноги в океан.
— Я провел три года на Гаити, — ответил мистер Тиккетт. — Это было в конце сороковых. Я пытался запомнить, что мог, но белый человек — чужак на тамошних ритуалах.
— А что ты знаешь о Метрессе Эзиле?
— Достаточно для того, чтобы никогда не рыться в ее саквояже.
— Продолжай.
— Во-первых, культ вуду — это не культ Джона Фрума. Джон Фрум — недоразумение. Вуду же — настоящий культ со своими духами. Удивительно то, что культ вуду никак не связан с Африкой. И вообще, он не был привнесен, а родился и сформировался на Гаити. Однако каждый дух вуду подражает богу-предшественнику из другой религии. Метрессе Эзиле — хороший пример. Она подражает Деве Марии. Хотя Дева Мария, конечно, подражает другому женскому божеству-предшественнику.
— Ты считаешь, что все религии имеют общее начало?
— Распространенная точка зрения, но я ее не разделяю. Что, если Метрессе Эзиле — это Дева Мария в своем позднейшем воплощении? Что, если все духи вуду — в прошлом боги, известные под другими именами?
— В чем же смысл?
— А смысл в следующем, — сказал Артур. — Духи вуду — это живые боги. Они живут вместе с нами. Здесь, на земле. Шаманы вуду общаются с ними каждый день. В других религиях такого нет. Христиане говорят о «преисполненности духом», но Иисус не заходит к ним на чашку чая. Христиане считают, что Иисус на небесах.
— Надеялся?
— Слушай, я пытался и с другими, но ни одна собака не знает, как выбраться из этого города.
— Пойдем пешком, — предложил я.
— Уже пробовал.
— Пешком?
— Десятки раз, но кончается всегда одним и тем же, независимо от того, как далеко идти. Я каждый раз возвращался сюда. Поэтому и охраны нет. Бежать-то некуда.
— Но ведь это абсурд. Если все время идти, то куда-нибудь да придешь.
— Но не отсюда, — сказал Роджер. — Думаю, мы имеем дело с подобием ленты Мёбиуса. Не важно, в каком направлении идешь. Всегда приходишь в одно и то же место.
— Все равно пойдем, — сказал я. И мы пошли.
Шли несколько часов. В разных направлениях. Но вне зависимости от того, куда или как далеко мы шли, мы всегда возвращались в больницу.
Вернувшись, наверное, уже раз в двенадцатый, мы увидели ожидающего нас санитара Сесила.
— Ваш обед остывает, — сказал он. И мы пошли обедать.
— Съедите еще чего-нибудь попозже? — поинтересовался Сесил. — Могу сделать бутерброды и подать кофе в термосе.
— Занятно, — сказал я, хотя занятного ничего не было.
— Крылья из перьев, — сказал Роджер. — Надо попробовать крылья из перьев.
После обеда (у меня была каша, у Роджера отбивная и картофель фри) я сидел в комнате отдыха и думал. В голову приходили разные мысли, но я держал их при себе. Итак, утро оказалось похожим на один из тех кошмаров, в которых ты отчаянно пытаешься куда-то идти, но не можешь. Ты опаздываешь на автобус, затем на поезд, ноги словно ватные, и потом ты просыпаешься, машешь руками и орешь благим матом: «Нет! Нет! Нет!»
Очевидно, должен был существовать способ побега из этой больницы и этого города кошмаров. Но, очевидно, этот способ не был очевидным.
Из чего следовало…
Всю следующую неделю мое поведение было в высшей степени примерным. Я драил полы и мило улыбался санитарам и врачам. Я даже обменялся парой шуток с Сесилом. Я видел, как Роджер приходил и уходил, но я больше не выходил на автостоянку.
Доктор сказал, что я делаю успехи. Ну, не сказал, хотя…
— Расскажите мне про Некронет, — попросил доктор.
— Что вам рассказать? — задумался я. — Теоретически это виртуальный мир, детище компьютерной технологии. В него может быть загружена индивидуальность и память того или иного человека, тех или иных людей. Мир в нем кажется таким же реальным, как и здесь.
— И вы верите в то, что побывали в виртуальном мире?
— Путь к вере лежит через замешательство и нелепость, — сказал я. — Это слова Жака Валле. Последнюю неделю я много думаю над ними.
— И к какому же выводу вы пришли?
Я пожал плечами, насколько позволяла смирительная рубашка.
— Возьмем, например, скрытое видеонаблюдение. Оказывается, я убил молодого коммерсанта. Я мог бы сказать, что существует множество способов подделать эту пленку, но вряд ли мне кто-нибудь поверит.
— Вопрос в том, во что верите вы.
— Я должен верить своим глазам, даже если увиденное идет вразрез с тем, что я помню.
— Или думаете, что помните.
— Верно. Тут-то и возникает проблема. Точны ли мои воспоминания? Возможно, я убил этого молодого человека, но стер это событие из памяти. Такое возможно.
— Более чем возможно, — заметил доктор.
— Вот именно. Моя проблема заключается в том, чтобы определить, что является реальностью, а что нет. В Некронете у меня была цифровая память. Я мог вспомнить любой прошлый опыт, который тут же воплощался, становился реальным. Теперь у меня нет цифровой памяти, то есть я должен заключить, что снова нахожусь в реальном мире и что эта больница — его часть.
— Очень хорошо.
— И еще. Когда на прошлой неделе я попробовал убежать из больницы, я обнаружил, что куда бы я ни пошел, я всегда возвращался обратно.
— Этот город — кошмар проектировщика.
— Кошмар, — кивнул я. — Особенно мои мысли. Я чувствую себя, словно в компьютерной игре, в электронном лабиринте, из которого не выйти, пока не найдешь секретный пароль и не соберешь все бонусы. А до тех пор будешь наматывать бесконечные круги.
— Неудачное сравнение, — заметил доктор. — Особенно учитывая ваши обстоятельства.
— Согласен. Потому что, если бы я по-прежнему находился в компьютерной имитации, то у меня была бы цифровая память.
— Вот именно, — согласился доктор.
— Если только…
— Если только что?
— Если только моя цифровая память не заблокирована.
— О боже, — застонал доктор и потянулся к кнопке на столе.
— Пожалуйста, потерпите меня еще одну минуту. Представьте ситуацию: Некронет я так и не покинул, и это не настоящий мир и не настоящая больница.
— Жаль, — сказал доктор. — А вы так хорошо себя вели. Я подумал, что таблетки действительно начали помогать.
— Я не принимаю таблетки, — сказал я. — Уже целую неделю.
Доктор удрученно покачал головой. Палец вдавил кнопку.
— Я считаю, что эти таблетки — депрессанты памяти, — продолжал я. — Маленькие силиконовые чипы с программой, блокирующей доступ к воспоминаниям. Я считаю, что если бы мне удалось вернуть свою цифровую память, все, что мне нужно было бы сделать, чтобы исчезнуть отсюда, это подумать об этом. Представить себя где-нибудь, где я уже был, и все. Меня нет. В мгновение ока.
Дверь кабинета отворилась, и на пороге появился Сесил.
— Уведите этого господина в палату, — сказал доктор. — И удвойте ему дозу.
Санитар Сесил стоял с идиотской ухмылкой на лице.
— Какого господина? — спросил он.
Испорченный день
Старый Артур заправляет здесь всем,
Вот он бредет, будто бык по росе,
Во всей своей владычьей красе,
Напевая мотивчик с концерта.
Старый Артур в новой шляпе бредет
(Не разобрать, где зад, где перед),
С ним вместе доволен потрепанный кот,
По кличке Луиза Альберто.
Старый Артур положил на полок
Картинку с болотом, семян каталог.
Бумажных мышат и еще, видит бог,
Собачку китайской работы.
Старый Артур за ворота ступил,
И там на него грузовик накатил.
Останься в живых, он бы долго грустил
Испортился день отчего-то.
16
Будь благоразумным. Требуй невозможного.
Надпись на заборе
Служители культа Джона Фрума Карго сидели на самодельной взлетно-посадочной полосе и вглядывались в лазурное небо.
— Джон Фрум, он приди, — сказал один. — Принеси карго-груз, все быть богаты.
— Теперь скоро, — сказал другой. — Да, скоро.
— Что-то долго его нет, — сказал туземец в шляпе.
— Кого? — спросил четвертый, угрюмый парень с фалангой человеческого пальца, продетой сквозь нос.
Первые три туземца посмотрели на него с благоговейным трепетом.
— Джона Фрума, — сказали они. — Джона Фрума.
— А, его. Он придет. Вы ждите.
И они ждали.
И на следующий день тоже ждали.
И следующие два дня тоже.
И следующий.
Один туземец сказал:
— Уже недолго.
Другой сказал:
— Едва ли.
Третий сказал:
— Куда девался парень в шляпе?
Примерно неделю спустя один из них сказал:
— Не удивлюсь, если Джон Фрум появится с минуты на минуту.
— Я тоже, — сказал другой. — Кто-нибудь видел парня с костью в носу?
Примерно через три недели после того, солнечным летним утром Джон Фрум наконец вернулся. Но, удивившись, что его никто не встречает, он снова ушел, оставив записку, в которой написал, что обязательно вернется позже.
— Вот, — сказал туземец. — Я же говорил, что он вернется.
— Теперь он может появиться в любое время, — сказал другой.
Лысый туземец показал на небо.
— Это не он?
Но это был не он.
И они снова решили ждать.
Я вышел на восточный берег острова. Море было таким же теплым и синим, каким я его себе представил.
Я вспомнил, что, когда был ребенком, читал книжку Артура Тиккетта о меланезийских культах карго: «Джон-Фрум-он-приди: антропологическое исследование культуры карго». Книжка мне очень понравилась. Разумеется, теперь я мог вспомнить каждое слово из нее, равно как и из всех других, прочитанных мною за свою жизнь. Пятнадцати тысяч четырехсот тридцати семи, если быть точным. И ни одной, написанной Джонни Куинном.
Я уже не злился, но пребывал в решимости. В решимости сбежать из Некронета и призвать Билли Барнеса к ответу.
«Гнев — одна из опор души», — написал Томас Фуллер в своей книге «Государство духовное и государство мирское». А точнее, на странице пятьдесят три — последней из тех, которые я смог осилить, прежде чем переключиться на приключенческий роман. Но я уверен в правоте автора. Мой отец как-то сказал: «Если не гневаешься, значит, не живешь». Так и сказал. Слово в слово. Конечно, я слегка злился, но не настолько, чтобы позволить гневу затмить мой разум.
Я действительно все еще находился в Некронете, но я уже не был тем лопухом, каким я был во внешнем, настоящем мире. Здесь я мог вспомнить последствия любого действия, которое когда-либо совершал. И конечно, здесь я не мог сделать одной и той же ошибки дважды.
Я повалился на песок, снял рубашку и растянул рядом с собой сохнуть. Затем я снял с себя остальную одежду и остался сидеть под солнцем совершенно голый.
Я был счастлив. Но в безопасности ли?
Прежде чем я подумал о том, куда сбежать из больницы, я тщательно обдумал пункт своего назначения. Я хотел попасть в самое что ни на есть неопределенное место. В наименее наиболее очевидное место из всех наименее наиболее очевидных мест, которые, по мнению моих преследователей, я мог бы выбрать. Куда-нибудь, где они не смогли бы меня выследить. Я решился на этот остров потому, что, хотя я и прочел о нем книгу и помнил его во всех деталях, я не знал, где он находится. Я не мог бы найти его на карте, потому что никогда не видел его на карте. Здесь я должен был быть в безопасности. По крайней мере на время. И отсюда я мог готовить побег. Пользуясь всеми удобствами. Артур Тиккетт написал свою книгу в 1961 году, когда культ карго Джона Фрума имел много последователей. Культы карго получили толчок к развитию во время Второй мировой войны, когда на этот остров впервые прибыло большое количество белых людей. Туземцы наблюдали, как строились взлетно-посадочные полосы и возводились посты управления судами. Они видели, как белые люди сажали свои воздушные суда, открывали грузовые отсеки и выбрасывали карго-груз. Удивительные предметы, доныне невиданные туземцами. Было над чем пораскинуть мозгами. Хотя чего тут думать? Ясно, что белые люди были если не самими богами, то на короткой ноге с ними. И если делать, как делали белые люди, то от божественного карго отломится кусочек и тебе. И вот туземцы построили видимость взлетно-посадочных полос, возвели видимость постов управления судами и оделись в видимость формы. А потом еще вышагивали строем и выкрикивали «Ровня Смирна», как они это слышали от белых людей.
Но никакой карго не появлялся.
Белые люди, увидев, что вытворяют туземцы, попытались их урезонить. Но не тут-то было. Те оказались сами с усами и ни в какую не желали отказываться от попыток получить свою долю карго.
Я помню (причем отлично), что в начале шестидесятых смотрел об этом документальный фильм по телевизору. Арманд Денис сказал одному из престарелых служителей культа:
— Но вы ждете уже почти двадцать пять лет. Разве непонятно? Ваш бог Джон Фрум не придет.
Старый туземец посмотрел на него в упор.
— Своего бога вы ждете уже почти две тысячи лет, — сказал он. — Так почему вы думаете, что мой не вернется сюда первым?
— Вернется, — сказал я и поднялся с песка.
В книге было сказано, что Джон носил костюм, а в руках держал неизменный зонт. Я подумал об этом. И вот я уже шагаю по пляжу по направлению к деревне, поправляя отвороты пиджака и размахивая зонтом.
Блейзер Дайк угрюмо смотрел на газометр. Погода в Брентфорде совсем не напоминала тропическую — дождь так и хлестал в окно кабинета. Блейзер повернулся в кресле и уставился через свой письменный стол.
— Я разочарован, — наконец произнес он.
— Прошу прощения? — сказал Билли Барнес.
— Я разочарован. Я просто взбешен.
— Не понимаю, — сказал Билли.
— Ты превысил свои полномочия. Ты загрузил в Некронет субъектов, которые не были согласованы.
— Лишь одного или двух, — сказал Билли.
— Лишь одного или двух? Ты не осознаешь всей опасности.
— Не осознаю.
— Субъект первый. Роджер Валпес.
— Мошенник, — сказал Билли. — Хотел меня обчистить.
— Жених твоего шофера.
— Бывший.
— Ты избавился от тела?
— Концы в воду!
— А субъект номер два?
— Он видел, как я избавлялся от шифровальщика. Я действовал аккуратно.
— Не слишком. А что ты сделал с телом? Тоже концы в воду?
— Прибрал, — сказал Билли. — В чемодан под кроватью. Пригодится.
— Так ты все еще не понимаешь, что натворил?
— Нет, — сказал Билли. — А что?
— Поставил под угрозу весь проект.
— Но как…
— Что ж. Скажу. Субъект номер два исчез.
— Из Некронета? Но это невозможно.
— Не из Некронета. Никто не может исчезнуть из Некронета, однажды туда попав. Если, конечно, кто-нибудь не вздумает загрузить тебя обратно в тело. Он вышел из-под нашего контроля. Его местонахождение в настоящее время неизвестно.
— Удалите его файл, — сказал Билли. — И дело с концом.
— Невозможно, если мы не можем установить его местоположение.
— Почему? — спросил Билли.
— Потому что Некронет еще не находится полностью в режиме онлайн и не имеет всемирной сети. Субъекты, подлежащие загрузке, должны самым тщательным образом отбираться в зависимости от той информации, которую они могут нам дать.
— Кроме бабушек.
— Бабушки безобидны. Большинство из них думает, что умерли и оказались на небесах.
— Ас чего вы взяли, что этот парень опасен? Я ходил с ним в школу. Ничего особенного.
Блейзер Дайк вздохнул.
— В нашей системе работает ряд программ, основанных на принципе кнута и пряника. Если субъект ведет себя хорошо, тогда он отрывается по полной — удовлетворяет любые свои фантазии и запросы. Если же он ведет себя плохо, его посылают на реабилитацию в виртуальную больницу. Программы работают автономно. Никаких кнопок нажимать не надо.
— Я по-прежнему не понимаю, в чем проблема.
— Он исчез. Он не принимал виртуальных таблеток.
— Так вам надо меня благодарить, — сказал Билли.
— Благодарить?
— За то, что обнаружил в системе ошибку.
— Эта ошибка может стоить нам всего.
— Но я пока не понимаю как. Вы мне не объяснили.
— Слышал когда-нибудь о компьютерных вирусах? Этот парень шляется по сети взад и вперед со скоростью мысли, появляется там, где только пожелает. Он может подменить ценную информацию всякой дрянью, и мы не заметим разницу.
— Вы преувеличиваете, — сказал Билли. — Этого не случится.
— Ой ли?
— Не случится. Насколько я его знаю, он, скорее всего, поселится на каком-нибудь тропическом острове в качестве местного божка.
— Ты уверен?
— На его месте я бы так и сделал.
— Абсурд, — сказал Блейзер Дайк.
— Все что угодно, только не абсурд. Обычные юношеские фантазии: белый бог на тропическом острове в окружении смуглых красоток, готовых исполнить любое твое желание. Очевидный ход.
— А ты понимаешь, сколько понадобится усилий, чтобы проверить каждый тропический остров? И каждую дату календаря?
— Нет необходимости, — сказал Билли.
— Почему?
— Потому что он будет продолжать совершать очевидные поступки. Где он предавался размышлениям, когда в результате плохого поведения вдруг оказался в виртуальной лечебнице?
— В баре, — ответил Блейзер Дайк. — В местном баре под названием «Веселый садовник». Информационным пакетом, который должен был адаптировать его к новой ситуации, был владелец бара. Все работает автоматически и основано на доверии субъекта.
— Там мы его и найдем, — сказал Билли. — Он непременно туда вернется, надо лишь подождать. К тому времени вы подкорректируете свою программу виртуальной лечебницы и превратите ее, скажем, в виртуальную газовую камеру.
— А почему ты думаешь, что он вернется в «Веселый садовник»?
— Потому что это очевидно. — Билли вздохнул. — Что обычно говорят преступники, бежавшие за границу? «Как я соскучился по домашнему уюту и кружке доброго английского пива!» Он вернется, когда ему наскучит рай. Уж поверьте мне.
Блейзер Дайк медленно кивнул.
— Ты очень умный мальчик, Билли, — сказал он. — Но смотри, не переборщи. Я буду наблюдать за твоими успехами. Не разочаровывай меня больше.
Билли улыбнулся.
— Не буду, — сказал он.
Я порядком вспотел, когда наконец достиг деревни. Я как раз думал о том, как хорошо бы сейчас кружечку доброго английского пива, когда вдруг увидел нечто, что перевело мои мысли на иной лад. Посередине деревенской площади стоял большой, похожий на трон стул, сооруженный из автомобильных запчастей и бамбука. На нем сидел, окруженный туземцами с преклоненными головами, белый парень в костюме. На коленях у него лежал зонтик.
Я прибавил шагу.
— Эй! — крикнул я.
— Эй! Ты! Что ты о себе возомнил?
Человек на троне испуганно посмотрел на меня.
— Ты кто? — спросил он.
— Я Джон Фрум, разумеется.
— Разумеется, нет.
— Еще как да!
— Нет, — сказал он.
— Джон Фрум — это я. Я посмотрел на него в упор. Ну, почти в упор. Он находился от меня на некотором расстоянии.
— Никакой ты не Джон Фрум, — сказал я. — Но я знаю, кто ты. Ты…
— Подожди.
Парень вскинул руки и слез с трона. Разогнав свое окружение, он стал подталкивать меня перед собой.
— Перестань толкаться, — сказал я.
— На пару слов, — сказал он.
— Я не хочу тебя слушать. Ты самозванец.
— Ты тоже.
— Послушай, — сказал я. — Я знаю, кто ты. Ты Артур Тиккетт.
— Тсс! — сказал Артур Тиккетт. — Ты все испортишь.
— Все испорчу? Ты обманываешь бедных туземцев. Это ужасно!
¦ — Совершенно безобидная вещь. А откуда ты знаешь мое имя?
— Я читал твою книгу. На обложке твоя фотография.
— Хоть кто-то меня помнит.
— Отличная книга. Но что ты делаешь здесь?
— Мне казалось, это и так ясно. А вот что здесь делаешь ты? Тебя здесь быть не должно. Это не твой сон.
— Мой сон?
— Это мой сон, — сказал Артур. — Я его вижу, и тебя здесь быть не должно. Так что проваливай.
— И не подумаю. Но постой. Твой сон? Ты хочешь сказать, что не находишься в Некронете?
— А что такое Некронет?
— Неважно. Так ты видишь свой сон?
— Это называется сон наяву. Я нахожусь в измененном сознании.
— Продолжай.
— Слушай. — Артур вздохнул. — Когда книжка так и не стала известной, у меня наступили тяжелые времена. Я стал пить. Обычная история. У писателей есть талант, у них огромное самомнение, но большинство из них внутренне слабые люди. Они не могут существовать в обычном мире, не умеют дружить. Они фантазеры и живут в фантастических мирах.
— Ты хочешь сказать, что этот — один из них?
— Некоторым образом. Это сон наяву. Только благодаря ему я еще не сошел с ума. Он помог мне порвать с реальным миром. Чтобы перейти в измененное состояние, надо принять средство из Амазонии. На этом острове я пережил счастливейший период своей жизни. Мне снится, что я здесь и что я — Джон Фрум.
— Невероятно! Так ты сейчас видишь сон? Все это — во сне?
— Именно. И поэтому тебя не должно здесь быть.
— Но я здесь.
— Здесь. Надо сказать своим туземцам, чтобы отрубили тебе голову.
— На твоем месте я бы так не поступал.
— Неужели?
— Вот тебе и «неужели»! — Я подумал, как это должно быть грозно — иметь рост пятьдесят пять футов. Именно с такой высоты я теперь смотрел на Артура Тиккетта. Затем я снова подумал о своем нормальном росте и помог Артуру подняться на ноги.
— Ты упал в обморок, — сказал я.
— Я так не умею, — сказал Артур.
— Что, падать в обморок? Но ты только что упал.
— Нет. Принимать такой рост. Что у тебя за «колеса»?
— Никаких «колес». Извини, что напугал тебя… Слушай. Я хочу, чтобы ты оказал мне услугу. Если согласишься, я исчезну из твоего сна и никогда больше тебя не потревожу. Идет?
— Идет, — сказал Артур. — Тем более что все мои туземцы разбежались.
— Ничего, вернуться. А теперь слушай внимательно. Когда проснешься, пойди в полицию и скажи им… — И я рассказал Артуру о Билли Барнесе и об убийстве, которому стал свидетелем. О «Нек-рософте» и Некронете. И когда я закончил, я спросил у Артура: — Сделаешь?
Артур стянул панаму и почесал в затылке.
— Я предвижу здесь пару проблем, — сказал он.
— Например?
— Я ведь во власти грез, не правда ли? Если я пойду в полицию и выдвину эти обвинения, а они потребуют от меня доказательств…
— Гм, — хмыкнул я. — Мысль ясна. Но ты можешь соврать, можешь сказать, что подслушал разговор в баре… Кроме того, подумай о том, что когда Билли Барнеса арестуют и привлекут к правосудию, ты станешь героем. Ты сможешь написать об этом книгу.
— Звучит заманчиво, — сказал Артур.
— Главное, ничего не упусти про «Некрософт» и Некронет. Им придется найти какого-нибудь специалиста по компьютерам, который смог бы меня отсюда вытащить.
— Компьютеры, — вторил Артур. — Футуризм какой-то.
— Передовая технология девяностых.
— Девяностых?
— Да. А что?
— Так, значит, преступление было совершено в девяностых годах?
— Разумеется.
— И ты сам, конечно, из девяностых?
— Артур, — сказал я, — к чему ты клонишь?
— Лишь к тому, что я вижу свой сон не в девяностых. Я вижу его в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году.
Борода Агамемнона
Упрямой собаке полезна плеть,
Коту не поможет и порка.
Дерек копал, копал и копал
На городских задворках.
Сперва сковырнул асфальт во дворе,
Контрольные сделал замеры,
Потом прорыл канал к реке —
Что значит избыток веры.
Смеялся народ и хотел узнать,
Что ищет он несравненного,
А он отвечал, что хочет найти
Бороду Агамемнона.
Брат Майк согласился:
«Достойный приз»
(Надеялся сам поживиться).
«Я дам тебе свой велосипед,
Чтоб легче было крутиться».
Приехал Дерек в Кентербери,
Епископу задал вопрос,
А тот в ответ: «Не знаю, сын мой» —
Всего-то и произнес.
Но если упорно продолжать поиски,
То наверняка рано или поздно что-то найдешь.
17
Не ложись спать на безумную голову. Бодрствуй и борись.
Филлис Диллср
На Артура Тиккетта я рассердился не сильно. В конце концов, не его вина, что он находился в 1965, а я — в 1997 году.
Рассердиться-то не рассердился, зато взбесился.
Но Артур воспринял критику как истинный англичанин, а когда вернулись туземцы и залечили свои ссадины и синяки, представил меня в качестве своего брата Дерека. Мы великолепно поладили, Артур и я. Он оказался интересным малым и, кажется, был рад моему обществу. Я рассказал ему про хиппи и Вудсток, а он сказал, что напишет про них. В свою очередь Артур рассказал мне о таинственном снадобье из Амазонии и снах наяву.
Для меня стало настоящим откровением узнать о том, что мир так называемого киберпространства, в котором я сейчас находился, это тот же. мир, который мы посещаем в своих сновидениях, или под действием галлюциногенных препаратов, или просто при необъяснимых, мистических обстоятельствах. Артур называл его потусторонним миром, или mundus magicus. He физическое пространство, но вполне реальное.
Я и не подозревал, что через десять лет я буду исходить криком, чтобы убедить в этих истинах доктора исправительного учреждения для теоретиков заговора, и что этот доктор не поверит ни единому слову.
— Что ты знаешь о культе вуду? — поинтересовался я у Артура, когда мы сидели на берегу, опустив ноги в океан.
— Я провел три года на Гаити, — ответил мистер Тиккетт. — Это было в конце сороковых. Я пытался запомнить, что мог, но белый человек — чужак на тамошних ритуалах.
— А что ты знаешь о Метрессе Эзиле?
— Достаточно для того, чтобы никогда не рыться в ее саквояже.
— Продолжай.
— Во-первых, культ вуду — это не культ Джона Фрума. Джон Фрум — недоразумение. Вуду же — настоящий культ со своими духами. Удивительно то, что культ вуду никак не связан с Африкой. И вообще, он не был привнесен, а родился и сформировался на Гаити. Однако каждый дух вуду подражает богу-предшественнику из другой религии. Метрессе Эзиле — хороший пример. Она подражает Деве Марии. Хотя Дева Мария, конечно, подражает другому женскому божеству-предшественнику.
— Ты считаешь, что все религии имеют общее начало?
— Распространенная точка зрения, но я ее не разделяю. Что, если Метрессе Эзиле — это Дева Мария в своем позднейшем воплощении? Что, если все духи вуду — в прошлом боги, известные под другими именами?
— В чем же смысл?
— А смысл в следующем, — сказал Артур. — Духи вуду — это живые боги. Они живут вместе с нами. Здесь, на земле. Шаманы вуду общаются с ними каждый день. В других религиях такого нет. Христиане говорят о «преисполненности духом», но Иисус не заходит к ним на чашку чая. Христиане считают, что Иисус на небесах.