Парень освежил у себя в памяти все произведения сэра Артура Конан Дойла о Шерлоке Холмсе. Конечно, наверняка не скажу, но догадываюсь.
— Вы правы, — сказал он. — Он курит «меершаум» только на рисунках Сидни Пэджета.
— Ладно, парень. Если хочешь курить трубку, придумай себе такую, которая раскрывала бы твою индивидуальность.
— Например?
— Как насчет трубки из кукурузной кочерыжки? — предложил я.
— Отдает захолустной Америкой.
— А длинная трубка церковного старосты?
— Средние штаты. — Трубка мира?
— Индепщина.
— Тогда что-нибудь более экзотичное. Хабл-бабл, кальян, опиумная курильница…
— А разве это не одно и то же?
— Ладно. Дудин?
— То же, что курительная трубка.
— Аалюмет
— То же, что трубка мира.
— Похоже, ты спец по трубкам, приятель, — сказал я.
— Послушайте, — сказал парень, — в моем деле разбираться в трубках так же важно, как уметь отделять зерна от…
— Замолчи! — воскликнул я. — Немедленно замолчи! Я могу смириться с тем, что ты постучался в дверь и спугнул мою музу. Я могу смириться с тем, что ты говоришь от первого лица…
— Что я уже прекратил, — заметил парень.
— Что ты уже прекратил. Но я не потерплю, повторяю, не потерплю, чтобы ты мусолил мои крылатые фразы! Я ясно выразился?
— Яснее ясного.
— Моя фраза?
— Едва ли.
— Ладно. Сядем, выпьем бурбона и покурим «Кэмел». Ты расскажешь мне о своей беде, а я помогу тебе, не сходя со своего места.
— Каким образом? — спросил парень.
— С помощью метода дедукции. Я владею им не хуже Шерлока Холмса.
— Но это же не ваш стиль. А как насчет осмотра места преступления и дамы, которая путает вам карты? Как насчет остальных трех мест: переулка, бара (где вы проводите время в непринужденных беседах) и крыши?
— Я покончил со всем этим, — сказал я. — С тех пор как я ушел в отставку, я в основном пишу стихи и редактирую литературные журналы.
— Ушли в отставку? Но вы не можете уйти в отставку. Холмс ушел на покой. Вудбайн — никогда.
— Я бы ушел, если бы мой автор не стал жертвой дурацкого несчастного случая, в котором не обошлось без апельсина и женского нижнего белья. Я должен был раскрыть преступление века и уйти в отставку в лучах славы. К сожалению, автор преставился, так и не закончив роман.
— Считайте, что роман дописал его дух, — сказал парень. — Дело определенно будет самым знаменитым в вашей карьере.
Я погладил свой квадратный подбородок. В этом парне мне определенно что-то не нравилось. Что-то в его манере держаться. Что-то безнравственное, низкое, извращенное. Что-то граничащее с пороком, что-то…
— Успокойтесь, — сказал парень.
— Извини, — сказал я. — Я просто думал вслух.
— Посмотрели бы вы на себя со стороны. И т. д., и т. п.
— Ладно, — сказал я. — Выкладывай, что у тебя там, а я прикину, как быть.
И парень выложил все как на духу. Он рассказал о том, как пытался стать частным сыщиком. И о Билли Барнесе, и о его мамаше, и о деле о саквояже вуду. И о том, как пытался выследить Барнеса, и о предупреждении из сновидения дяди Брайена. И о компании «Некрософт» с Некронетом, и о пребывании на меланезийском острове, и о встрече с Артуром Тиккеттом, и о мире снов, и о баре, полном знаменитостей, и о том, как в конце концов ему приснился я.
Когда он закончил, я откинулся на спинку стула и присвистнул.
— Почему вы свистите? — поинтересовался парень.
— Потому что это самая большая лажа, которую я когда-либо слышал в жизни.
— Что? Но это правда! Чистая правда!
— Может, правда, а может, и нет. Для меня все едино.
— Так что вы скажете?
— А скажу я, приятель, следующее: браться за дело не стал бы — не мой жанр. Научная фантастика какая-то, ей-богу! Да и репутацией своей я дорожу. Ни тебе кривых улочек, ни темных подворотен. А именно этого ждут мои читатели. Они сопереживают вместе со мной. Пусть я эксцентрично выражаюсь и порой несдержан, но у каждого дела есть начало, середина и конец, понятные каждому. Плохие парни и хорошие парни. И подтекст, из которого ясно, что американский образ жизни самый лучший. А то, что ты плетешь, не от мира сего. Ни постоянных героев, ни связной канвы. К чему все катится? Где развязка?
— Означают ли ваши слова, что вы не возьметесь за дело?
— Я этого не сказал.
— Значит, возьметесь?
— Я и этого не сказал. Слушай, ты ведь хочешь, чтобы я установил местонахождение того старого моряка, так?
— Именно поэтому я и вынул вас из своей памяти. Вы — лучший.
— И ты думаешь, что старый моряк покажет тебе, как выбраться из Некронета и вернуться в тело, где бы оно ни находилось? А затем ты займешься этим Билли Барнесом?
— Призову его к правосудию, верно.
— Да, но из твоих слов выходит, что Билли Барнес весьма смышленый малый.
Парень пожал плечами.
— Смышленый, да не очень, — сказал он.
Зазвонил телефон.
Но не на письменном столе Ласло Вудбайна. Зазвонил один из многочисленных телефонов Блейзера Дайка.
— Мистер Дайк, — снял трубку мистер Дайк.
— Это я, сэр, — раздался в трубке голос молодого человека. — Нахожусь у пентхауза Барнеса.
— Хорошо, — сказал Блейзер Дайк. — Дубликат ключа — под кадкой с пальмой справа от двери.
Наступила пауза, затем:
— Нашел, сэр.
— Хорошо. Осторожно войди внутрь. Я вижу Барнеса на мониторе — он все еще в гостиной. Вытворяет с шофером такое…
— Он ублюдок, сэр.
— Да. Так сделай его мертвым ублюдком. Шофера тоже пристрели. Она слишком много знает.
— Перед тем как убить, загрузить Барнеса, сэр?
— Ни в коем случае. Не хочу, чтобы он шатался по Некронету.
— Слушаюсь, сэр. По пуле каждому. Быстро и чисто.
— Я останусь на связи. Держи меня в курсе. Я буду наблюдать за тобой по монитору.
— Вхожу внутрь, сэр.
— Хорошо. Пауза. Затем:
— Я в прихожей.
— Хорошо. Он все еще забавляется с шофером. Иди в гостиницу и бери его тепленьким.
Пауза.
Еще пауза. Затем:
— Здесь никого нет, сэр.
— Иди в гостиную, они там.
— Я уже в гостиной, сэр.
— Ты не в гостиной. Я не вижу тебя на экране.
— Возможно, он и в гостиной, — раздался голос Билли Барнеса. — Но, боюсь, вы его не увидите.
Блейзер Дайк в ужасе поднял глаза. Перед письменным столом стоял Билли Барнес. В руке у него был пистолет.
— Дайте мне трубку, — прошептал Билли. — Ни слова.
— Но как…
— Ни единого слова.
Билли взял трубку и зажал ее рукой.
— Но ты ведь… — Блейзер показал на монитор, где изображение Билли Барнеса продолжало свое гнусное действо.
— Чудеса науки, — сказал Билли. — Домашняя заготовка. Помните, вы советовали мне быть осмотрительнее? Вот я и стараюсь. Думаете, я забыл про первый случай с микрокамерами? Когда я обнаружил их у себя в пентхаузе, я взломал вашу систему безопасности. Вы смотрите запись, которую я сделал вчера и подключил к вашей системе час назад. И вот ваш несостоявшийся киллер стоит в пустой гостиной, а ваш состоявшийся киллер находится здесь.
— Постой, — сказал Блейзер. — Давай…
— Сэр, — раздался из трубки голос молодого человека. — Здесь никого. Я обыскал все помещение.
Билли протянул трубку Блейзеру Дайку.
— Прикажите ему открыть шкаф в гостиной и принести все папки, которые он там найдет.
— Папки? Не понимаю.
— Просто велите ему, и я обойдусь с вами не слишком жестоко.
Блейзер Дайк взял трубку.
— Подойди к большому шкафу в гостиной и принеси мне все папки, которые там найдешь.
— Хорошо, сэр, — сказал молодой человек.
Билли повесил трубку, вынул из кармана забрызганный кровью пульт управления и направил его на монитор.
— Почему бы нам не взглянуть, как он управляется?
Блейзер Дайк увидел, как молодой человек подошел к шкафу. Как открыл его. Услышал его голос, переданный встроенными в гостиной микрофонами:
— Я у шкафа, сэр. Внутри темно, ничего не видно. Блейзер увидел, как молодой человек шагнул в шкаф и исчез из виду.
— Я не вижу никаких папок, сэр… Странный запах. Пахнет гнилью. Подождите-ка. Здесь что-то есть. Что-то белое. Это… Постойте… Что-то шевелится. Это… А-а-а-а-а-а-а!
Крик оборвался.
— Бедняга, — сказал Билли. — Похоже, его постигла трагическая гибель.
Рука Блейзера медленно потянулась под стол.
— Ну-ну, — сказал Билли. — Руки перед собой. Никакой сигнализации.
— Давай все обсудим. — На лице Блейзера Дайка выступил пот. — Продвижение по службе, повышение зарплаты…
— Нет, — сказал Билли. — Вам нельзя доверять. Шесть месяцев назад я попробовал, как это — сидеть в вашем кресле. Оно мне подошло тогда, подойдет и сейчас.
— Ты собираешься меня загрузить? — голос Блейзера Дайка упал до шепота.
— Вы же слышали, что я сказал.
— Слышал, — сказал Блейзер Дайк. — Ты сказал это своему шоферу, прежде чем…
И Блейзер Дайк посмотрел на пульт управления.
— Я поклонник систем управления, — сказал Билли. — Но и мне нельзя доверять. Некронет как раз для вас.
— Спасибо и на этом, — сказал Блейзер Дайк.
— Едва ли слова благодарности теперь к месту. Вы будете прямиком отправлены в больничный покой.
— Только не это! — Блейзер замотал головой. — Я изменил программу! Теперь это газовая камера!
— Ну и дурак, — сказал Билли и ударил Блейзера Дайка рукояткой пистолета по голове. — Кто балансирует на лезвии высокой технологии, тот от этого лезвия и погибнет.
Поэты на каникулах
19
Ласло Вудбайн повесил телефонную трубку, дописал что-то на листе бумаги и придвинул его сидящему напротив молодому человеку в котелке.
— Что это? — спросил молодой человек.
— Масса полезных советов, малыш, — ответил великий детектив. — Указания, как найти старого моряка. Он живет в порту, который называется Аркхем.
Молодой человек прочел указания вслух.
— Выйти через дверь кабинета. Повернуть налево, спуститься по ступенькам и выйти на улицу. Повернуть направо. У бара Фанджо снова свернуть направо в переулок. В конце переулка начинается пустыня Пойдешь-не-вернешься. Добраться до Шальных гор на другом конце пустыни. Пройти через пещеру Тихого ужаса в страну Визгливых черепов. Там спросить.
Наступила тишина. Молодой человек был явно разочарован,
— Что за бред? — наконец спросил он. Ласло Вудбайн улыбнулся.
— Тебе лучше знать, приятель. Я же сказал, моя стихия — улицы. Мне на эти Шальные горы начихать.
— Мне тоже. Так вы сказали — Аркхем? Я сам подумаю про дорогу туда.
— Не выйдет, — Ласло махнул рукой.
— Почему?
— Потому что ты никогда не был в Аркхеме. У тебя нет соответствующих воспоминаний, которые можно было бы отыскать в памяти. Чтобы попасть в Аркхем, тебе придется идти указанным маршрутом. Обходного пути нет.
— Но он должен быть.
— Малыш, обобщим то, что тебе уже известно. Этот твой Некронет занимает то же самое гипотетическое пространство, что и сновидения, а следовательно, и воображение, так? Именно там зарождаются мысли, именно оттуда они приходят. Я литературный герой, я плод воображения автора. Кроме того, я завладеваю воображением читателей. Каждый читатель видит меня и окружающий меня мир немножко не так, как остальные. Но это единый мир, и он находится здесь. — Ласло постучал себя по виску.
— Не понимаю, что вы хотите сказать.
— Я хочу сказать, что тебя здесь быть не должно. Затея Билли Барнеса и компании «Некрософт» порочна. Я не говорю, что порочна технология. Нет. Но соединить два мира — внешний и внутренний, физический и метафизический — значит нарушить ход вещей.
— Все равно не понимаю.
— Ладно, объясняю на пальцах. Тебя загрузили, так? Ты уже не в собственной голове, так?
— Так.
— Так в чьей ты голове, как ты думаешь?
— Ни в чьей. Я в киберпространстве. Внутри Некронета.
— А где это конкретно?
— Конкретно — не знаю.
— Ну так я тебе скажу.
— Говорите.
— Приятель, ты в голове у Господа Бога.
Должен признаться, что я пришел в замешательство. В сильное замешательство. Когда, распрощавшись с Ласло, я вышел из его офиса, повернул налево, спустился по лестнице на улицу, повернул направо, а потом снова направо в переулок рядом с баром Фанджо, я испытывал сильное замешательство.
Разумеется, я знал, как каждый из нас знает, что без сновидений и воображения человечество не было бы человечеством. Но мысль о том, что когда мы думаем, мы проникаем в разум Господа, оказалась для меня неожиданной.
Так что я сейчас делаю? Я посмотрел на свои ноги. Прогуливаюсь у Бога в голове?
Тогда почему на мне веллингтоны?
Взгляд заскользил по одежде.:
И вечерний костюм!
Я ощупал голову.
И котелок!
Я никогда его не придумывал!
— О боже, — сказал я. — Похоже, я начинаю сходить с ума. Нет, так не пойдет — спятивший внутри Господа Бога!
И тут до меня дошло. Как это обычно бывает. До меня дошло, что Ласло Вудбайн хотел сказать, когда говорил о нарушении хода вещей. Когда Билли Барнес и его банда из компании «Некрософт» загружает людей в Некронет, те невольно попадают в божий разум. Получается как бы множественный распад личности Господа, и тот становится параноидным шизофреником.
Значит, в конце концов Всевышний сойдет с ума.
Я огляделся. Позади меня — улицы Манхэттена, впереди — пустыня Пропавших. В переулке — никого. Я опустился на колени.
— Господи, — сказал я, складывая перед собой руки. — Знаю, в прошлом я просил у Тебя всякого. Но за последнее время я поднабрался ума-разума относительно того, что давать и что брать. Поэтому сейчас я не хочу ни о чем Тебя просить. Обращаюсь к Тебе затем, чтобы сказать, что мистер Вудбайн просветил меня по поводу того, что я нахожусь у Тебя в голове, и все такое. Хочу сказать Тебе, что намерен выбраться отсюда. И когда я это сделаю, я вытащу всех остальных и оставлю Твой разум в покое. Вот и все, что я хочу сказать. Я ни о чем Тебя не прошу. Я просто предлагаю свои услуги. Я буду стараться. Хорошо? С любовью, Роберт. Аминь.
Я перекрестился, поднялся на ноги и отряхнул брюки.
— Хорошо, — сказал я. — Пусть будет пустыня Пропавших. Но берегись, Билли Барнес! Я до тебя доберусь!
Если человек в котелке, вечернем костюме и веллингтонах, пересекающий пустыню Пропавших в голове у Всевышнего, и доставлял Билли Барнесу беспокойство, то тот хорошо это скрывал.
Билли сидел в кабинете Блейзера Дайка. Правда, теперь на двери кабинета красовалась табличка с именем Билли Барнеса.
Раздался сигнал внутренней связи.
— Да? — сказал Билли.
— К вам государственный секретарь, сэр.
— Государственный секретарь? А я думал, премьер-министр собственной персоной.
— Какое-то срочное дело международного характера.
— Где-то на стороне.
— Извините, сэр?
— Не важно. Пусть государственный секретарь войдет.
— Непременно, сэр.
Дверь отворилась, и в кабинет вошла новая секретарша Билли — женщина необычайной красоты, но с безумными глазами, — а за нею человек совершенно обычной наружности.
— Джайлс Гримпин, — представился государственный секретарь, протягивая руку. — Рад познакомиться.
Билли Барнес пожал протянутую руку. Она оказалась потной. Билли улыбнулся гостю. Надо же, какой потливый. Полный и не импозантный. Да еще перхоть на плечах не по фигуре скроенного пиджака.
— Садитесь, — сказал Билли. Государственный секретарь сел.
— Кофе? — предложил Билли. — Или, может быть, что-нибудь покрепче?
— Эх, начнешь — не остановишься. Пожалуй, рюмочку виски.
— Разумеется.
Билли подошел к бару, налил полный стакан госсекретарю и содовой себе.
— Спасибо, — поблагодарил Джайлс, взяв стакан с виски.
— Полагаю, ваше ведомство уже ознакомилось с документами, которые я вам представил, — сказал Билли, вновь заняв свое место.
— Да, — Джайлс Гримпин кивнул. — Со всей технической документацией.
— И как вам мое предложение?
Джайлс Гримпин повертел стакан в своих толстых пальцах.,
— Довольно радикальное предложение, — сказал он.
— Согласен. Но экономические выгоды налицо.
— Так-то оно так, — сказал Джайлс, — но…
— Но?
— Принудительная загрузка в возрасте шестидесяти пяти лет. Вот что вы предлагаете, если коротко.
— Процесс полностью нами отработан. Добровольно загрузились уже тысячи людей.
— Видите ли, — вздохнул Джайлс Гримпин. — Это ваше слово «добровольно». Оно ведь не совсем точно, не так ли? По сути, люди платят вам вперед по тысяче фунтов, чтобы вы загрузили опостылевших им родственников.
— По сути, да, — согласился Билли. — У вас есть какие-то возражения?
— В общем, нет, но…
— Но только на прошлой неделе мы загрузили вашу тетю.
— Бедняжка, — сказал Джайлс Гримпин. — Врачи считали ее безнадежной. Это был акт гуманизма.
— Вот именно, — сказал Билли. — Впрочем, можно ли случай сварливой старухи, без приглашения являвшейся к вам в дом лишь для того, чтобы пожаловаться на строительство объездной дороги, проходящей как раз мимо ее сада, квалифицировать как «безнадежный»…
— Она была очень больна, — сказал Джайлс Гримпин. — Душевно.
— Акт гуманизма, — сказал Билли. — У нас что ни акт, все гуманный. Отправка близких людей в рай — что может быть более гуманным?
— Да уж, — сказал Джайлс. — Можно еще виски?
— Разумеется.
— Так вот, — сказал Джайлс, вновь наполнив стакан, — с такой формулировкой, как «принудительная загрузка в шестьдесят пять», законопроект не пройдет.
— Но ведь вас в правительстве большинство. Стоит лишь премьер-министру дать команду, и…
— Не так все просто, — сказал Джайлс. — Его советники будут давить на экономическую целесообразность.
— Вот и здорово, — сказал Билли. — Пенсионерам больше не надо будет выплачивать пенсии; никаких социальных программ в пользу стариков. Больше жилья для молодых.
— Заманчиво, — сказал Джайлс. — Весьма заманчиво. Но общественность, люди на улице…
— Толпа. Вы это хотели сказать.
— Население.
— Толпа.
— В правительстве не употребляют таких слов. Тем не менее по сути…
— По сути, — сказал Билли, — толпа сделает все, что вы ей прикажете. Надо только подслащивать свои приказы, побольше обещать. У меня уже разработана целая рекламная кампания.
— Вы весьма основательны.
— Приходится. Так я могу рассчитывать на вашу поддержку?
— Не знаю. — Джайлс Гримпин вытер брови большим красным носовым платком. — Что-то мне не по себе.
— По сути, — сказал Билли, — Некронет предлагает вечную жизнь. Ни смерти, ни боли, одно бесконечное удовольствие. Осуществляются все ваши фантазии. Делай, что хочешь, сколь угодно долго. Рай на земле. Можно ли желать большего?
— В общем, вы правы, — сказал Джайлс, — но уж больно смахивает на эвтаназию в национальном масштабе.
— Британия, как всегда, выступает впереди, — сказал Билли. — Сегодня — Британия, завтра — весь мир.
— Право, не знаю. Билли покачал головой.
— И все же надеюсь, что могу рассчитывать на вашу поддержку.
— Мне надо подумать. Взвесить все «за» и «против».
— Разумеется, — сказал Билли. — Но если вы все же согласитесь, как думаете, вы сможете убедить премьер-министра?
— Без всякого сомнения. Он прислушивается к моему мнению. Если я посоветую ему утвердить проект, он согласится.
— Великолепно, — сказал Билли. — Это предел моих мечтаний.
— Хорошо, — сказал Джайлс. — А теперь мне пора.
Били поднялся со своего места, чтобы пожать Гримпину руку.
— Вот еще что, — сказал он. — Да?
— У меня кое-что для вас есть. Подарок.
— Подарок? Для меня?
— Для вас, — сказал Билли. — Уверен, вам понравится. Называется плизир.
В пустыне Пойдешь-не-вернешься ничего приятного не было. Жарко, сухо, ни одного живого существа. Какое расстояние может пройти человек в глубь пустыни? Известный вопрос. Как далеко может зайти человек в пустыню, откуда нет возврата? Вопрос совсем иного свойства.
— Что ж, — сказал я себе. — Мне потребуется проводник. Аоуренс Аравийский? Исключено. Я скормил его бумагорезательной машине. Можно, конечно, снова воскресить его в памяти, но, пожалуй, в подобной пустыне он будет бесполезен. А как насчет Конана-Варвара? Он избороздил немало пустынь, да и Болото Неминуемой Гибели — как раз его улица. Нет, обойдусь без Конана. Хорошее средство передвижения — вот что мне нужно. Вездеход или «лендровер». Вот именно, «лендровер». Самый что ни на есть внедорожный и навороченный. Я тут же представил себе такой, какой видел в майском номере журнала «Нэшнл Джио-грэфик» за 1963 год, который листал, пока сидел в очереди к зубному.
Я сделал шаг назад и улыбнулся. «Лендровер». Именно такой, каким я его запомнил.
Он— то и перевезет меня через пустыню.
Я поставил ногу на подножку и открыл дверь салона.
Внутри не было ничего.
Как же выглядит салон «лендровера»? Но ведь я никогда в нем не сидел.
Я сошел с подножки и открыл капот.
Но и мотора я никогда не видел. Я даже не имел представления, как работает двигатель внутреннего сгорания. Мне когда-то рассказывали, но я, видимо, пропустил мимо ушей.
Глядя на пространство, где должен был быть двигатель, я тяжело вздохнул.
Обратите внимание, что как работает бумагорезательная машина, я знал. Я даже попытался придумать, как приспособить ее к «лендроверу» — для этого потребовалось бы несколько миль электрического провода, — но потом бросил эту затею.
— Пешком так пешком, — сказал я себе. И отправился пешком.
В пустыне было скучно. Жарко, сухо и скучно. А мысль о том, что на самом деле я путешествую у Господа в голове, нисколько не притупляла скуку. Я даже не мог себе представить, зачем Бог держит у себя в голове подобное захолустье. Но потом я подумал, что раз Господь вездесущ, то в голове у Него есть все. Я тут же решил когда-нибудь в будущем встретиться с Хьюго Руном и предать ревизии его Решение возникновения вселенной. Весьма вероятно, что вселенная — всего лишь мысль в голове Господа. Возможно даже — мысль преходящая… Что, если так оно и есть? Я покачал головой.
— Бог его знает.
Не знаю, сколько я прошел по пустыне, — наверное, ровно половину, — когда вдруг понял, что начал из нее выходить. Так или иначе, путь оказался не очень длинным.
Теперь я стоял у подножия гряды высоких гор.
— Пустыня не слишком-то велика, — сказал я сам себе. — Почему же она называется пустыней Пойдешь-не-вернешься? Видимо, потому, что я не собираюсь через нее возвращаться.
С этими словами я бодро зашагал дальше. Места, через которые мне предстояло пройти, могли иметь какие угодно фантастические названия, но с какой стати они должны создавать препятствия? Они просто символы, метафоры, и только. Фрейдистские штучки, самокопание. Путешествие внутрь себя, наконец.
— Проще простого, — сказал я. — Раз плюнуть. Удивительно, как мы иногда можем заблуждаться!
Законопроект о принудительной загрузке в возрасте шестидесяти пяти лет прошел в палате лордов единогласно.
Конечно, могли быть возражения со стороны законодателей старого поколения, но их не было, поскольку к этому времени все престарелые законодатели уже оказались загруженными своими родственниками.
Закон состоял из трех статей. В первой говорилось о запрете загрузки членов правительства, вторая касалась налога на пенсионные фонды загруженных, в третьей же говорилось о национализации «Некрософт Индастриз».
— Национализация! — бушевал Билли, расхаживая по ковру своего нового кабинета, расположенного на самом верху здания. До этого кабинет никто не занимал, и тот словно ждал своего хозяина. И надо признаться, новый хозяин смотрелся на своем месте.
— Какая еще национализация?!
Премьер-министр, находившийся здесь проездом, окинул Билли недоуменным взглядом.
— Да на вас лица нет, — сказал он. — Можно подумать, что именно вы владеете компанией.
— Еще нет, — тихо пробормотал Билли себе под нос. — Но близок час.
— Вы обязаны понять, что это должно было случиться. Компания «Некрософт» слишком велика, чтобы оставаться в частных руках.
— Но правительство больше ничего не национализирует! — Билли протестующе взмахнул руками. — Оно только приватизирует. Распродает учреждения, отдает прибыльные предприятия в частные руки, набивая собственные карманы и карманы своих друзей. Назначает руководство, раздает премии. Мы все знаем, как это делается.
— Вы правы, — сказал он. — Он курит «меершаум» только на рисунках Сидни Пэджета.
— Ладно, парень. Если хочешь курить трубку, придумай себе такую, которая раскрывала бы твою индивидуальность.
— Например?
— Как насчет трубки из кукурузной кочерыжки? — предложил я.
— Отдает захолустной Америкой.
— А длинная трубка церковного старосты?
— Средние штаты. — Трубка мира?
— Индепщина.
— Тогда что-нибудь более экзотичное. Хабл-бабл, кальян, опиумная курильница…
— А разве это не одно и то же?
— Ладно. Дудин?
— То же, что курительная трубка.
— Аалюмет
— То же, что трубка мира.
— Похоже, ты спец по трубкам, приятель, — сказал я.
— Послушайте, — сказал парень, — в моем деле разбираться в трубках так же важно, как уметь отделять зерна от…
— Замолчи! — воскликнул я. — Немедленно замолчи! Я могу смириться с тем, что ты постучался в дверь и спугнул мою музу. Я могу смириться с тем, что ты говоришь от первого лица…
— Что я уже прекратил, — заметил парень.
— Что ты уже прекратил. Но я не потерплю, повторяю, не потерплю, чтобы ты мусолил мои крылатые фразы! Я ясно выразился?
— Яснее ясного.
— Моя фраза?
— Едва ли.
— Ладно. Сядем, выпьем бурбона и покурим «Кэмел». Ты расскажешь мне о своей беде, а я помогу тебе, не сходя со своего места.
— Каким образом? — спросил парень.
— С помощью метода дедукции. Я владею им не хуже Шерлока Холмса.
— Но это же не ваш стиль. А как насчет осмотра места преступления и дамы, которая путает вам карты? Как насчет остальных трех мест: переулка, бара (где вы проводите время в непринужденных беседах) и крыши?
— Я покончил со всем этим, — сказал я. — С тех пор как я ушел в отставку, я в основном пишу стихи и редактирую литературные журналы.
— Ушли в отставку? Но вы не можете уйти в отставку. Холмс ушел на покой. Вудбайн — никогда.
— Я бы ушел, если бы мой автор не стал жертвой дурацкого несчастного случая, в котором не обошлось без апельсина и женского нижнего белья. Я должен был раскрыть преступление века и уйти в отставку в лучах славы. К сожалению, автор преставился, так и не закончив роман.
— Считайте, что роман дописал его дух, — сказал парень. — Дело определенно будет самым знаменитым в вашей карьере.
Я погладил свой квадратный подбородок. В этом парне мне определенно что-то не нравилось. Что-то в его манере держаться. Что-то безнравственное, низкое, извращенное. Что-то граничащее с пороком, что-то…
— Успокойтесь, — сказал парень.
— Извини, — сказал я. — Я просто думал вслух.
— Посмотрели бы вы на себя со стороны. И т. д., и т. п.
— Ладно, — сказал я. — Выкладывай, что у тебя там, а я прикину, как быть.
И парень выложил все как на духу. Он рассказал о том, как пытался стать частным сыщиком. И о Билли Барнесе, и о его мамаше, и о деле о саквояже вуду. И о том, как пытался выследить Барнеса, и о предупреждении из сновидения дяди Брайена. И о компании «Некрософт» с Некронетом, и о пребывании на меланезийском острове, и о встрече с Артуром Тиккеттом, и о мире снов, и о баре, полном знаменитостей, и о том, как в конце концов ему приснился я.
Когда он закончил, я откинулся на спинку стула и присвистнул.
— Почему вы свистите? — поинтересовался парень.
— Потому что это самая большая лажа, которую я когда-либо слышал в жизни.
— Что? Но это правда! Чистая правда!
— Может, правда, а может, и нет. Для меня все едино.
— Так что вы скажете?
— А скажу я, приятель, следующее: браться за дело не стал бы — не мой жанр. Научная фантастика какая-то, ей-богу! Да и репутацией своей я дорожу. Ни тебе кривых улочек, ни темных подворотен. А именно этого ждут мои читатели. Они сопереживают вместе со мной. Пусть я эксцентрично выражаюсь и порой несдержан, но у каждого дела есть начало, середина и конец, понятные каждому. Плохие парни и хорошие парни. И подтекст, из которого ясно, что американский образ жизни самый лучший. А то, что ты плетешь, не от мира сего. Ни постоянных героев, ни связной канвы. К чему все катится? Где развязка?
— Означают ли ваши слова, что вы не возьметесь за дело?
— Я этого не сказал.
— Значит, возьметесь?
— Я и этого не сказал. Слушай, ты ведь хочешь, чтобы я установил местонахождение того старого моряка, так?
— Именно поэтому я и вынул вас из своей памяти. Вы — лучший.
— И ты думаешь, что старый моряк покажет тебе, как выбраться из Некронета и вернуться в тело, где бы оно ни находилось? А затем ты займешься этим Билли Барнесом?
— Призову его к правосудию, верно.
— Да, но из твоих слов выходит, что Билли Барнес весьма смышленый малый.
Парень пожал плечами.
— Смышленый, да не очень, — сказал он.
Зазвонил телефон.
Но не на письменном столе Ласло Вудбайна. Зазвонил один из многочисленных телефонов Блейзера Дайка.
— Мистер Дайк, — снял трубку мистер Дайк.
— Это я, сэр, — раздался в трубке голос молодого человека. — Нахожусь у пентхауза Барнеса.
— Хорошо, — сказал Блейзер Дайк. — Дубликат ключа — под кадкой с пальмой справа от двери.
Наступила пауза, затем:
— Нашел, сэр.
— Хорошо. Осторожно войди внутрь. Я вижу Барнеса на мониторе — он все еще в гостиной. Вытворяет с шофером такое…
— Он ублюдок, сэр.
— Да. Так сделай его мертвым ублюдком. Шофера тоже пристрели. Она слишком много знает.
— Перед тем как убить, загрузить Барнеса, сэр?
— Ни в коем случае. Не хочу, чтобы он шатался по Некронету.
— Слушаюсь, сэр. По пуле каждому. Быстро и чисто.
— Я останусь на связи. Держи меня в курсе. Я буду наблюдать за тобой по монитору.
— Вхожу внутрь, сэр.
— Хорошо. Пауза. Затем:
— Я в прихожей.
— Хорошо. Он все еще забавляется с шофером. Иди в гостиницу и бери его тепленьким.
Пауза.
Еще пауза. Затем:
— Здесь никого нет, сэр.
— Иди в гостиную, они там.
— Я уже в гостиной, сэр.
— Ты не в гостиной. Я не вижу тебя на экране.
— Возможно, он и в гостиной, — раздался голос Билли Барнеса. — Но, боюсь, вы его не увидите.
Блейзер Дайк в ужасе поднял глаза. Перед письменным столом стоял Билли Барнес. В руке у него был пистолет.
— Дайте мне трубку, — прошептал Билли. — Ни слова.
— Но как…
— Ни единого слова.
Билли взял трубку и зажал ее рукой.
— Но ты ведь… — Блейзер показал на монитор, где изображение Билли Барнеса продолжало свое гнусное действо.
— Чудеса науки, — сказал Билли. — Домашняя заготовка. Помните, вы советовали мне быть осмотрительнее? Вот я и стараюсь. Думаете, я забыл про первый случай с микрокамерами? Когда я обнаружил их у себя в пентхаузе, я взломал вашу систему безопасности. Вы смотрите запись, которую я сделал вчера и подключил к вашей системе час назад. И вот ваш несостоявшийся киллер стоит в пустой гостиной, а ваш состоявшийся киллер находится здесь.
— Постой, — сказал Блейзер. — Давай…
— Сэр, — раздался из трубки голос молодого человека. — Здесь никого. Я обыскал все помещение.
Билли протянул трубку Блейзеру Дайку.
— Прикажите ему открыть шкаф в гостиной и принести все папки, которые он там найдет.
— Папки? Не понимаю.
— Просто велите ему, и я обойдусь с вами не слишком жестоко.
Блейзер Дайк взял трубку.
— Подойди к большому шкафу в гостиной и принеси мне все папки, которые там найдешь.
— Хорошо, сэр, — сказал молодой человек.
Билли повесил трубку, вынул из кармана забрызганный кровью пульт управления и направил его на монитор.
— Почему бы нам не взглянуть, как он управляется?
Блейзер Дайк увидел, как молодой человек подошел к шкафу. Как открыл его. Услышал его голос, переданный встроенными в гостиной микрофонами:
— Я у шкафа, сэр. Внутри темно, ничего не видно. Блейзер увидел, как молодой человек шагнул в шкаф и исчез из виду.
— Я не вижу никаких папок, сэр… Странный запах. Пахнет гнилью. Подождите-ка. Здесь что-то есть. Что-то белое. Это… Постойте… Что-то шевелится. Это… А-а-а-а-а-а-а!
Крик оборвался.
— Бедняга, — сказал Билли. — Похоже, его постигла трагическая гибель.
Рука Блейзера медленно потянулась под стол.
— Ну-ну, — сказал Билли. — Руки перед собой. Никакой сигнализации.
— Давай все обсудим. — На лице Блейзера Дайка выступил пот. — Продвижение по службе, повышение зарплаты…
— Нет, — сказал Билли. — Вам нельзя доверять. Шесть месяцев назад я попробовал, как это — сидеть в вашем кресле. Оно мне подошло тогда, подойдет и сейчас.
— Ты собираешься меня загрузить? — голос Блейзера Дайка упал до шепота.
— Вы же слышали, что я сказал.
— Слышал, — сказал Блейзер Дайк. — Ты сказал это своему шоферу, прежде чем…
И Блейзер Дайк посмотрел на пульт управления.
— Я поклонник систем управления, — сказал Билли. — Но и мне нельзя доверять. Некронет как раз для вас.
— Спасибо и на этом, — сказал Блейзер Дайк.
— Едва ли слова благодарности теперь к месту. Вы будете прямиком отправлены в больничный покой.
— Только не это! — Блейзер замотал головой. — Я изменил программу! Теперь это газовая камера!
— Ну и дурак, — сказал Билли и ударил Блейзера Дайка рукояткой пистолета по голове. — Кто балансирует на лезвии высокой технологии, тот от этого лезвия и погибнет.
Поэты на каникулах
Где берег встречается с морем
И где родословное — спорим? —
Питается древо водой,
Засунув творенья под мышку,
Поэты несутся вприпрыжку
В костюмах, расшитых слюдой.
Где пирс пополам рассекает
Волну, и волна утихает,
Где в город приходит зима,
Поэты сидят по квартирам,
Один на один с целым миром,
И медленно сходят с ума.
Где старый паром осовело —
Весь в дымке вишневой и белой,
С трубою оттенка дождя —
В порт вечной приписки идет,
А хлеба уж наперечет,
Поэты по палубе бродят
И глаз от земли не отводят,
Страданья безмерного полных
(Обрыдли лазурные волны
И снова засор в туалете —
Ух, кто-то за это ответит),
И мешаются у всех под ногами.
Поэты всем мешают.
Значит, пора самому ставить паруса
И отправляться в путь.
Вперед.
И так далее.
19
Злодей едва ли умилится букетом цветов в подарок.
Рег Момбасса
Ласло Вудбайн повесил телефонную трубку, дописал что-то на листе бумаги и придвинул его сидящему напротив молодому человеку в котелке.
— Что это? — спросил молодой человек.
— Масса полезных советов, малыш, — ответил великий детектив. — Указания, как найти старого моряка. Он живет в порту, который называется Аркхем.
Молодой человек прочел указания вслух.
— Выйти через дверь кабинета. Повернуть налево, спуститься по ступенькам и выйти на улицу. Повернуть направо. У бара Фанджо снова свернуть направо в переулок. В конце переулка начинается пустыня Пойдешь-не-вернешься. Добраться до Шальных гор на другом конце пустыни. Пройти через пещеру Тихого ужаса в страну Визгливых черепов. Там спросить.
Наступила тишина. Молодой человек был явно разочарован,
— Что за бред? — наконец спросил он. Ласло Вудбайн улыбнулся.
— Тебе лучше знать, приятель. Я же сказал, моя стихия — улицы. Мне на эти Шальные горы начихать.
— Мне тоже. Так вы сказали — Аркхем? Я сам подумаю про дорогу туда.
— Не выйдет, — Ласло махнул рукой.
— Почему?
— Потому что ты никогда не был в Аркхеме. У тебя нет соответствующих воспоминаний, которые можно было бы отыскать в памяти. Чтобы попасть в Аркхем, тебе придется идти указанным маршрутом. Обходного пути нет.
— Но он должен быть.
— Малыш, обобщим то, что тебе уже известно. Этот твой Некронет занимает то же самое гипотетическое пространство, что и сновидения, а следовательно, и воображение, так? Именно там зарождаются мысли, именно оттуда они приходят. Я литературный герой, я плод воображения автора. Кроме того, я завладеваю воображением читателей. Каждый читатель видит меня и окружающий меня мир немножко не так, как остальные. Но это единый мир, и он находится здесь. — Ласло постучал себя по виску.
— Не понимаю, что вы хотите сказать.
— Я хочу сказать, что тебя здесь быть не должно. Затея Билли Барнеса и компании «Некрософт» порочна. Я не говорю, что порочна технология. Нет. Но соединить два мира — внешний и внутренний, физический и метафизический — значит нарушить ход вещей.
— Все равно не понимаю.
— Ладно, объясняю на пальцах. Тебя загрузили, так? Ты уже не в собственной голове, так?
— Так.
— Так в чьей ты голове, как ты думаешь?
— Ни в чьей. Я в киберпространстве. Внутри Некронета.
— А где это конкретно?
— Конкретно — не знаю.
— Ну так я тебе скажу.
— Говорите.
— Приятель, ты в голове у Господа Бога.
Должен признаться, что я пришел в замешательство. В сильное замешательство. Когда, распрощавшись с Ласло, я вышел из его офиса, повернул налево, спустился по лестнице на улицу, повернул направо, а потом снова направо в переулок рядом с баром Фанджо, я испытывал сильное замешательство.
Разумеется, я знал, как каждый из нас знает, что без сновидений и воображения человечество не было бы человечеством. Но мысль о том, что когда мы думаем, мы проникаем в разум Господа, оказалась для меня неожиданной.
Так что я сейчас делаю? Я посмотрел на свои ноги. Прогуливаюсь у Бога в голове?
Тогда почему на мне веллингтоны?
Взгляд заскользил по одежде.:
И вечерний костюм!
Я ощупал голову.
И котелок!
Я никогда его не придумывал!
— О боже, — сказал я. — Похоже, я начинаю сходить с ума. Нет, так не пойдет — спятивший внутри Господа Бога!
И тут до меня дошло. Как это обычно бывает. До меня дошло, что Ласло Вудбайн хотел сказать, когда говорил о нарушении хода вещей. Когда Билли Барнес и его банда из компании «Некрософт» загружает людей в Некронет, те невольно попадают в божий разум. Получается как бы множественный распад личности Господа, и тот становится параноидным шизофреником.
Значит, в конце концов Всевышний сойдет с ума.
Я огляделся. Позади меня — улицы Манхэттена, впереди — пустыня Пропавших. В переулке — никого. Я опустился на колени.
— Господи, — сказал я, складывая перед собой руки. — Знаю, в прошлом я просил у Тебя всякого. Но за последнее время я поднабрался ума-разума относительно того, что давать и что брать. Поэтому сейчас я не хочу ни о чем Тебя просить. Обращаюсь к Тебе затем, чтобы сказать, что мистер Вудбайн просветил меня по поводу того, что я нахожусь у Тебя в голове, и все такое. Хочу сказать Тебе, что намерен выбраться отсюда. И когда я это сделаю, я вытащу всех остальных и оставлю Твой разум в покое. Вот и все, что я хочу сказать. Я ни о чем Тебя не прошу. Я просто предлагаю свои услуги. Я буду стараться. Хорошо? С любовью, Роберт. Аминь.
Я перекрестился, поднялся на ноги и отряхнул брюки.
— Хорошо, — сказал я. — Пусть будет пустыня Пропавших. Но берегись, Билли Барнес! Я до тебя доберусь!
Если человек в котелке, вечернем костюме и веллингтонах, пересекающий пустыню Пропавших в голове у Всевышнего, и доставлял Билли Барнесу беспокойство, то тот хорошо это скрывал.
Билли сидел в кабинете Блейзера Дайка. Правда, теперь на двери кабинета красовалась табличка с именем Билли Барнеса.
Раздался сигнал внутренней связи.
— Да? — сказал Билли.
— К вам государственный секретарь, сэр.
— Государственный секретарь? А я думал, премьер-министр собственной персоной.
— Какое-то срочное дело международного характера.
— Где-то на стороне.
— Извините, сэр?
— Не важно. Пусть государственный секретарь войдет.
— Непременно, сэр.
Дверь отворилась, и в кабинет вошла новая секретарша Билли — женщина необычайной красоты, но с безумными глазами, — а за нею человек совершенно обычной наружности.
— Джайлс Гримпин, — представился государственный секретарь, протягивая руку. — Рад познакомиться.
Билли Барнес пожал протянутую руку. Она оказалась потной. Билли улыбнулся гостю. Надо же, какой потливый. Полный и не импозантный. Да еще перхоть на плечах не по фигуре скроенного пиджака.
— Садитесь, — сказал Билли. Государственный секретарь сел.
— Кофе? — предложил Билли. — Или, может быть, что-нибудь покрепче?
— Эх, начнешь — не остановишься. Пожалуй, рюмочку виски.
— Разумеется.
Билли подошел к бару, налил полный стакан госсекретарю и содовой себе.
— Спасибо, — поблагодарил Джайлс, взяв стакан с виски.
— Полагаю, ваше ведомство уже ознакомилось с документами, которые я вам представил, — сказал Билли, вновь заняв свое место.
— Да, — Джайлс Гримпин кивнул. — Со всей технической документацией.
— И как вам мое предложение?
Джайлс Гримпин повертел стакан в своих толстых пальцах.,
— Довольно радикальное предложение, — сказал он.
— Согласен. Но экономические выгоды налицо.
— Так-то оно так, — сказал Джайлс, — но…
— Но?
— Принудительная загрузка в возрасте шестидесяти пяти лет. Вот что вы предлагаете, если коротко.
— Процесс полностью нами отработан. Добровольно загрузились уже тысячи людей.
— Видите ли, — вздохнул Джайлс Гримпин. — Это ваше слово «добровольно». Оно ведь не совсем точно, не так ли? По сути, люди платят вам вперед по тысяче фунтов, чтобы вы загрузили опостылевших им родственников.
— По сути, да, — согласился Билли. — У вас есть какие-то возражения?
— В общем, нет, но…
— Но только на прошлой неделе мы загрузили вашу тетю.
— Бедняжка, — сказал Джайлс Гримпин. — Врачи считали ее безнадежной. Это был акт гуманизма.
— Вот именно, — сказал Билли. — Впрочем, можно ли случай сварливой старухи, без приглашения являвшейся к вам в дом лишь для того, чтобы пожаловаться на строительство объездной дороги, проходящей как раз мимо ее сада, квалифицировать как «безнадежный»…
— Она была очень больна, — сказал Джайлс Гримпин. — Душевно.
— Акт гуманизма, — сказал Билли. — У нас что ни акт, все гуманный. Отправка близких людей в рай — что может быть более гуманным?
— Да уж, — сказал Джайлс. — Можно еще виски?
— Разумеется.
— Так вот, — сказал Джайлс, вновь наполнив стакан, — с такой формулировкой, как «принудительная загрузка в шестьдесят пять», законопроект не пройдет.
— Но ведь вас в правительстве большинство. Стоит лишь премьер-министру дать команду, и…
— Не так все просто, — сказал Джайлс. — Его советники будут давить на экономическую целесообразность.
— Вот и здорово, — сказал Билли. — Пенсионерам больше не надо будет выплачивать пенсии; никаких социальных программ в пользу стариков. Больше жилья для молодых.
— Заманчиво, — сказал Джайлс. — Весьма заманчиво. Но общественность, люди на улице…
— Толпа. Вы это хотели сказать.
— Население.
— Толпа.
— В правительстве не употребляют таких слов. Тем не менее по сути…
— По сути, — сказал Билли, — толпа сделает все, что вы ей прикажете. Надо только подслащивать свои приказы, побольше обещать. У меня уже разработана целая рекламная кампания.
— Вы весьма основательны.
— Приходится. Так я могу рассчитывать на вашу поддержку?
— Не знаю. — Джайлс Гримпин вытер брови большим красным носовым платком. — Что-то мне не по себе.
— По сути, — сказал Билли, — Некронет предлагает вечную жизнь. Ни смерти, ни боли, одно бесконечное удовольствие. Осуществляются все ваши фантазии. Делай, что хочешь, сколь угодно долго. Рай на земле. Можно ли желать большего?
— В общем, вы правы, — сказал Джайлс, — но уж больно смахивает на эвтаназию в национальном масштабе.
— Британия, как всегда, выступает впереди, — сказал Билли. — Сегодня — Британия, завтра — весь мир.
— Право, не знаю. Билли покачал головой.
— И все же надеюсь, что могу рассчитывать на вашу поддержку.
— Мне надо подумать. Взвесить все «за» и «против».
— Разумеется, — сказал Билли. — Но если вы все же согласитесь, как думаете, вы сможете убедить премьер-министра?
— Без всякого сомнения. Он прислушивается к моему мнению. Если я посоветую ему утвердить проект, он согласится.
— Великолепно, — сказал Билли. — Это предел моих мечтаний.
— Хорошо, — сказал Джайлс. — А теперь мне пора.
Били поднялся со своего места, чтобы пожать Гримпину руку.
— Вот еще что, — сказал он. — Да?
— У меня кое-что для вас есть. Подарок.
— Подарок? Для меня?
— Для вас, — сказал Билли. — Уверен, вам понравится. Называется плизир.
В пустыне Пойдешь-не-вернешься ничего приятного не было. Жарко, сухо, ни одного живого существа. Какое расстояние может пройти человек в глубь пустыни? Известный вопрос. Как далеко может зайти человек в пустыню, откуда нет возврата? Вопрос совсем иного свойства.
— Что ж, — сказал я себе. — Мне потребуется проводник. Аоуренс Аравийский? Исключено. Я скормил его бумагорезательной машине. Можно, конечно, снова воскресить его в памяти, но, пожалуй, в подобной пустыне он будет бесполезен. А как насчет Конана-Варвара? Он избороздил немало пустынь, да и Болото Неминуемой Гибели — как раз его улица. Нет, обойдусь без Конана. Хорошее средство передвижения — вот что мне нужно. Вездеход или «лендровер». Вот именно, «лендровер». Самый что ни на есть внедорожный и навороченный. Я тут же представил себе такой, какой видел в майском номере журнала «Нэшнл Джио-грэфик» за 1963 год, который листал, пока сидел в очереди к зубному.
Я сделал шаг назад и улыбнулся. «Лендровер». Именно такой, каким я его запомнил.
Он— то и перевезет меня через пустыню.
Я поставил ногу на подножку и открыл дверь салона.
Внутри не было ничего.
Как же выглядит салон «лендровера»? Но ведь я никогда в нем не сидел.
Я сошел с подножки и открыл капот.
Но и мотора я никогда не видел. Я даже не имел представления, как работает двигатель внутреннего сгорания. Мне когда-то рассказывали, но я, видимо, пропустил мимо ушей.
Глядя на пространство, где должен был быть двигатель, я тяжело вздохнул.
Обратите внимание, что как работает бумагорезательная машина, я знал. Я даже попытался придумать, как приспособить ее к «лендроверу» — для этого потребовалось бы несколько миль электрического провода, — но потом бросил эту затею.
— Пешком так пешком, — сказал я себе. И отправился пешком.
В пустыне было скучно. Жарко, сухо и скучно. А мысль о том, что на самом деле я путешествую у Господа в голове, нисколько не притупляла скуку. Я даже не мог себе представить, зачем Бог держит у себя в голове подобное захолустье. Но потом я подумал, что раз Господь вездесущ, то в голове у Него есть все. Я тут же решил когда-нибудь в будущем встретиться с Хьюго Руном и предать ревизии его Решение возникновения вселенной. Весьма вероятно, что вселенная — всего лишь мысль в голове Господа. Возможно даже — мысль преходящая… Что, если так оно и есть? Я покачал головой.
— Бог его знает.
Не знаю, сколько я прошел по пустыне, — наверное, ровно половину, — когда вдруг понял, что начал из нее выходить. Так или иначе, путь оказался не очень длинным.
Теперь я стоял у подножия гряды высоких гор.
— Пустыня не слишком-то велика, — сказал я сам себе. — Почему же она называется пустыней Пойдешь-не-вернешься? Видимо, потому, что я не собираюсь через нее возвращаться.
С этими словами я бодро зашагал дальше. Места, через которые мне предстояло пройти, могли иметь какие угодно фантастические названия, но с какой стати они должны создавать препятствия? Они просто символы, метафоры, и только. Фрейдистские штучки, самокопание. Путешествие внутрь себя, наконец.
— Проще простого, — сказал я. — Раз плюнуть. Удивительно, как мы иногда можем заблуждаться!
Законопроект о принудительной загрузке в возрасте шестидесяти пяти лет прошел в палате лордов единогласно.
Конечно, могли быть возражения со стороны законодателей старого поколения, но их не было, поскольку к этому времени все престарелые законодатели уже оказались загруженными своими родственниками.
Закон состоял из трех статей. В первой говорилось о запрете загрузки членов правительства, вторая касалась налога на пенсионные фонды загруженных, в третьей же говорилось о национализации «Некрософт Индастриз».
— Национализация! — бушевал Билли, расхаживая по ковру своего нового кабинета, расположенного на самом верху здания. До этого кабинет никто не занимал, и тот словно ждал своего хозяина. И надо признаться, новый хозяин смотрелся на своем месте.
— Какая еще национализация?!
Премьер-министр, находившийся здесь проездом, окинул Билли недоуменным взглядом.
— Да на вас лица нет, — сказал он. — Можно подумать, что именно вы владеете компанией.
— Еще нет, — тихо пробормотал Билли себе под нос. — Но близок час.
— Вы обязаны понять, что это должно было случиться. Компания «Некрософт» слишком велика, чтобы оставаться в частных руках.
— Но правительство больше ничего не национализирует! — Билли протестующе взмахнул руками. — Оно только приватизирует. Распродает учреждения, отдает прибыльные предприятия в частные руки, набивая собственные карманы и карманы своих друзей. Назначает руководство, раздает премии. Мы все знаем, как это делается.