Страница:
Нам со школьной скамьи внушали мысль, ссылаясь на Александра Пушкина, что гений и злодейство несовместимы. Очевидно, в искусстве так оно и есть. Но не в политике. С годами пришел к мысли: будучи злодеем, с одной стороны, с другой - Сталин оказался гениальным политиком, сумевшим подчинить себе всех товарищей-единомышленников в партии. С их помощью, повторюсь, демократическим путем, на основе партийного Устава, Конституции, стал единоличным правителем. Как Иван Грозный, он был великий деятель в области государственного строительства. При нем Советский Союз победил Германию и ее союзников. При нем СССР превратился в сверхдержаву, выпускал больше всех в мире танков и тракторов. При нем взорвали первую ядерную бомбу, запустили реактор первой в мире атомной станции. При нем заложили фундамент авиации и космонавтики. Поэтому в СССР в небо полетел первый спутник и первый в мире человек. Всем этим мы, хотим того или нет, обязаны Сталину.
При поддержке Сталина (усилиями Хрущева), как мы видели, заложен фундамент массового жилищного строительства, созданы мощные заводы железобетонных изделий.
Гений и злодейство часто сосуществуют в одном лице, будучи двумя сторонам одной медали. На обратной стороне медали Сталина-гения четко виден профиль Сталина-тирана, превзошедшего жестокостью и коварством Нерона.
Отец с такой характеристикой Сталина не соглашался.
А о том, что Ленин в чем-то ошибался, и говорить с ним было невозможно. Он меня убеждал: при Ленине все пошло бы по-иному. Отец считал, что советская Система незыблема, вечна. А Партия всегда права. И я так долго думал.
На всю жизнь заучил стихи Маяковского: "Партия и Ленин - близнецы братья. Кто более истории-матери ценен? Мы говорим Ленин - подразумеваем партия. Мы говорим партия, подразумеваем - Ленин!" Какие светлые люди создавали фильм "Коммунист", какие талантливые поэты сочиняли зажигательные стихи типа: "Коммунисты, вперед!" Автор этих строк, как мне говорили, доживает свой век вдали от Москвы, в США.
* * *
У Системы, названной первым мэром Москвы Гавриилом Поповым Административно-Командной, были правила писаные и неписаные, неуклонно выполнявшиеся. По этим правилам в капиталистическую страну разрешали отправиться в качестве туриста после поездки в соцстрану, где сдавался экзамен на политическую зрелость и моральную устойчивость. Вояж за собственный счет в капиталистическую страну считался поощрением, его нужно было заслужить. Не каждому начальнику строительного управления суждено было поехать туристом в Париж. О том, чтобы побывать на берегах Сены вдвоем с женой, не могло быть и речи.
Поэтому первый раз я увидел, что такое европейский капитализм, когда стал заместителем начальника главка. Поехал во Францию в служебную командировку. Париж поразил чистотой и красотой, хотя наша Москва, как известно, при Промыслове тоже неплохо подметалась. Формально значился руководителем делегации строителей я. В состав нашей группы входил заместитель заведующего строительным отделом Московского горкома партии Беляев. В списке группы он числился инженером. Никто из французов не должен был знать, что это крупный партийный функционер, хотя фактически делегацию возглавлял именно он.
Особое впечатление произвело на меня показанное нам производство экскаваторов. И дружественное отношение французов везде, где нам пришлось побывать по насыщенной программе, грело душу. Произошел такой курьез. В честь нашей группы "Трактороэкспорт" устроил прием. На него пригласили французских предпринимателей, занимавшихся интересующей нас техникой, которую мы намеревались покупать. На приеме оказался рядом с французским банкиром, моим однофамильцем господином Ресиным. Мы с помощью переводчика разговорились и стали выяснять, есть ли у нас родственники. Оказалось, никакого отношения предки французского Ресина не имели к Ресиным, выходцам из белорусских местечек, чему я в душе порадовался. Иначе пришлось бы первому доложить об этой новости не жене, а товарищу Беляеву. От него информация могла пойти дальше и выше.
Все дни пребывания во Франции я чувствовал себя неловко. С одной стороны, нас принимали на высоком уровне, проявляли повышенное внимание, селили в отличных гостиницах, подавали машины, вечерами устраивали приемы с застольем. Но выделенная нам в Москве валюта на командировочные расходы ставила каждого члена группы в положение чуть ли не нищего. Все время следовало думать, как сохранить лицо, не поддаться на соблазны, на которые в Париже не оставалось ни одного франка. Чтобы в свободные от программы часы посидеть в кафе, сходить в кино или ресторан, нельзя было и подумать.
Каждый из нас все время соображал, как бы выкроить время и сходить в универмаг, куда тянуло сильнее, чем в музей. Хорошие музеи и в Москве наличествовали. Но увидеть то, что представало в любом парижском магазине, у нас было невозможно ни за какие деньги. От обилия товаров кружилась голова.
Хотелось, конечно, из Парижа привезти какие-то подарки жене и дочери, сувениры сослуживцам. Эту задачу возможно было решить только в самых дешевых парижских лавках, где негры и другие эмигранты торговали одеждой и обувью. Из них следовало выбрать что-нибудь подходящее.
Самое большое потрясение ожидало нас не в универмагах, а на строительных площадках, машиностроительных заводах, в салонах строительных и дорожных машин, представлявших для "Главмосинжстроя" особый интерес. Везде ситуация складывалась не в нашу пользу. В СССР нам внушили, победа коммунизма во всем мире неизбежна, поскольку этот строй открывает перед производительными силами небывалый простор. А капитализм, мол, тормозит, не дает этим силам развернуться, поскольку отжил свой долгий век, как немощный старик. Все мы помнили ленинские слова о "загнивающем капитализме", заучивали признаки этого устрашающего неизбежного процесса, вызывающего якобы мировые войны. Идеи о непримиримом противоречии между базисом и надстройкой, производительными силами и производственными отношениями служили краеугольным камнем советской идеологии.
А что мы увидели во Франции? Оказалось, там производственные отношения, капитализм, не мешали производительным силам, капиталистам, рабочему классу, творить чудеса. Строили французы лучше, качественнее, быстрее и экономнее, чем мы, по проектам самым совершенным, не ударяясь в крайности типового домостроения. Мы не увидели там безликих кварталов, подобных нашим Дегунину или Бескудникову, хотя именно французы в числе первых в Европе начали собирать из панелей жилые дома.
Мне как горняку хорошо были известны наши буровые установки, экскаваторы и краны, выпускавшиеся отечественными предприятиями в Коврове, на "Уралмаше", других заводах. Зачем мы покупали французские экскаваторы, когда делали свои? Но как их было не покупать, как не тратить валюту, когда не имели мы ни одного отечественного крана, способного нормально функционировать в условиях Москвы, где то холодно, то жарко.
Любой экскаватор "Поклейн" увеличивал производительность труда на московских стройках в десятки раз. Такие машины высвобождали много людей, они были безопасны в эксплуатации. Я понимал, нельзя жить на французских "Поклейнах", надо иметь свои. Но видел: это - нереально. Тогда уже был убежден, нам надо уходить от плановой экономики как можно быстрее, чтобы не отстать от Запада окончательно. Но как? Ведь Госплан со времен Ленина играл главную роль в социалистической экономике. Ее плановость, полная подконтрольность партии и правительству, представлялись одним из достижений нашего строя, "государства рабочих и крестьян".
Это государство и его экономика противопоставлялись бесплановому, развивающемуся в конкурентной борьбе народному хозяйству капстран. При этом конвергенция, сращивание двух сложившихся в мире систем экономик, осуждалась с партийных позиций как отступление пред классовым врагом. Кто же позволит выкорчевывать краеугольные камни нашего строя из фундамента социализма, построенного в СССР?
Что меня тогда особенно потрясло: работа у французов была организована лучше нашей, трудились они интенсивнее... Вспоминая прошлое, скажу, французы тогда делали все так, как мы теперь сами умеем, когда выстрадали, завоевали свободу, сами начали работать в условиях рынка, конкуренции.
Помните, я рассказывал, как в нашем строительном управлении все - от начальника до подсобника - неплохо зарабатывали. Но в условиях социализма деньги не являлись эффективным стимулятором производства. Полки продуктовых и промтоварных магазинов пустели с каждым годом даже в Москве. В провинции, деревенских лавках положение было и того хуже. Из областных городов люди ездили за вареной колбасой в столицу. Твердокопченые колбасы мало кто видел. Деликатесы не выставлялись на прилавки, как и качественные промтовары, модельная обувь, костюмы, платья, белье... Даже имея рубли, "отовариться" на них было трудно без "блата", знакомых в торговле, без права заходить в подсобки. Только там можно было увидеть то, чего не было на витринах. В ГУМе, все знали, существовала сотая секция для избранных. Высшая номенклатура могла на этом клочке московской земли обзавестись тем, что продавалось каждому в любом парижском универмаге.
В капстранах не требовалось занимать должность министра, чтобы купить все необходимое. Следовало не только обеспечить рабочего высокой заработной платой, но превратить ее в реальную заработную плату. Это я понял давно, двадцать лет тому назад...
Конечно, при Хрущеве и Брежневе Система во многом стала либеральнее, мягче, она модернизировалась, совершенствовалась. Последние попытки ее обновления сделал Горбачев и другие "прорабы перестройки". Но "социализма с человеческим лицом" им построить не удалось, поэтому стали возможны танки на улицах Тбилиси, Баку и в самой Москве, наконец.
В столице Системе удалось сделать больше, чем где бы то ни было. Спутники и ракеты, самолеты военные и гражданские, вертолеты и автомобили, телевизоры и часы - все это делал наш великий город. Система могла концентрировать силы и средства в один кулак, наносить им точные и сильные удары. Поэтому сформировались и "Главмосстрой" и "Главмосинжстрой", где я отслужил много лет.
* * *
Первым начальником и организатором "Главмосинжстроя", как мы уже знаем, был Голодов. Его сменил на этом посту Анатолий Ефимович Бирюков. Как и предыдущий начальник главка он стал заниматься инженерным строительством после краха карьеры. Бирюков занимал высокий пост заместителя председателя Совета Министров РСФСР. Его наказали и направили работать начальником Главмосинжстроя, что для него было значительным понижением.
Он-то меня и взял к себе заместителем. Бирюков - крупная личность, я у него многое перенял в стиле руководства. Он научил работать с бумагами, письмами в инстанции, документами, как это делали в аппарате Совмина и парторганах. До Бирюкова я, как практик, не умел и не хотел писать служебные записки, теперь умею.
При Бирюкове главк укрепился, он поднял его значение в строительном комплексе Москвы. Бирюков и сегодня работает в структурах московского правительства, в отделе первого заместителя премьера Бориса Никольского, ведающего комплексом городского хозяйства.
В главке круг обязанностей у меня был широкий, я отвечал за производство, горнопроходческие тресты, экономику, материально-техническое снабжение, установку памятников...
* * *
В "Главмосинжстрой" моя трудовая книжка попала в мае 1974 года. Вскоре, в том году, Международный Олимпийский комитет принял давно ожидавшееся решение, объявил Москву столицей Олимпиады 1980 года.
Таким образом, придавалось ускорение не только спортивному движению в СССР, но и реализации Генерального плана развития города Москвы, появилась возможность создать первоклассные сооружения по всем олимпийским видам спорта, которыми прежде мы не располагали.
Игры вызывали необходимость модернизировать практически все городское хозяйство, построить гостиницы, международный аэропорт, международный почтамт...
Чтобы провести крупнейшие в мире спортивные состязания, городу пришлось реконструировать Лужники, Большую арену. Малую арену перекрыли крышей. Она стала еще одним дворцом спорта. На территории стадиона появился универсальный зал "Дружба".
Пришли рабочие "Главмосинжстроя" на все другие известные стадионы, такие, как "Динамо", стадион Юных пионеров, спортивный комплекс Центрального спортивного клуба армии. На Ленинградском проспекте сформировался, таким образом, еще один общегородской центр спорта такого масштаба, как в Лужниках: с дворцами, легкоатлетическими и футбольным манежами, водным бассейном.
Недостроенный с довоенных лет крупнейший в мире стадион имени Сталина в Измайлове превращался в спортбазу Института физкультуры. Для студентов соорудили дворец спорта "Измайлово", здания факультетов со спортивными залами и легкоатлетическим манежем.
Москва впервые по примеру других городов Европы и Америки заполучила крытый стадион "Олимпийский" на 45 тысяч зрителей. Его арена перегораживалась подвижной стеной, которая при необходимости трансформировала единое пространство в два крупных зала. Здесь можно круглый год играть в футбол, кататься на коньках, устраивать концерты, балы, не говоря о том, что предусмотрено проводить любые соревнования. "Олимпийским" назвали построенный рядом с крытым стадионом водный бассейн с трибунами на 12 тысяч зрителей. Таким образом, в северной части города на проспекте Мира создавался новый общегородской спортцентр.
Дворец "Сокольники" на семь тысяч зрителей появился у старого московского парка, где началась история московского футбола.
Впервые у Москвы появился Гребной канал. Это большое инженерное сооружение, рукотворная река с двумя руслами шириной 125 и 75 метров. Не было у нас кольцевой велотрассы длиной 13 километров, крытого велотрека с дорожкой длиной 350 метров, поля для стрельбы из лука. Всем этим занимался "Главмосинжстрой" с другими строительными главками в живописном Крылатском. Здесь леса, холмы и Москва-река образуют чудесный уголок природы.
Москва наполнилась большими спорткомплексами со всех сторон, в центре и на окраинах, там, где прежде не видели международных соревнований. Так, в Битцах возникла Конноспортивная база, еще один объект "Главмосинжстроя". Для соревнований по конному кроссу мы проложили трассу в 32 километра.
После Нового Арбата представилась возможность проложить "Северный луч", получивший официальное название Олимпийский проспект. Магистраль вела от Самотечной площади к Крытому стадиону и водному бассейну на проспекте Мира.
Мы расширили Садовое кольцо в районе Садово-Каретной и Каляевской улиц, реконструировали Ярославское шоссе и Ленинградский проспект, основные олимпийские трассы. По ним перемещались спортсмены к аренам и дворцам спорта.
После "России" в Москве лет пятнадцать гостиницы не строили, не было средств, все деньги расходовались на жилье, неотложные нужды. Теперь мы получили возможность запроектировать крупнейший в мире гостиничный комплекс "Измайлово" на 10 000 мест. Этот туристского класса отель сооружался на средства профсоюзов. Еще одна профсоюзная гостиница - "Салют" - высотой в 22 этажа поднялась на развилке Ленинского проспекта и проспекта Вернадского. Профсоюзный Дом туриста в 35 этажей стал самым высоким зданием на Юго-Западе.
Туризмом в СССР кроме государства и профсоюзов имел право заниматься комсомол. На его средства возникла на Дмитровском шоссе высотная гостиница "Молодежная".
"Интурист" построил первоклассную гостиницу "Космос" на проспекте Мира, гостиницу "Севастополь" в районе Волхонки - ЗИЛ. И это многоместный отель для туристов.
В то же время на Пресне начали сооружать Центр международной торговли и научно-технических связей с зарубежными странами, коротко говоря, Хаммер-центр. Он сооружался при содействии Арманда Хаммера, американского миллиардера, имевшего давние деловые связи с нашей страной со времен Ленина. В комплекс входил отель международного класса и отель квартирного типа, конгресс-зал на 2000 человек и концертный зал, кинозалы.
Городу представилась возможность на Крымской набережной завершить Центральный дом художника и новые залы Третьяковской галереи под одной крышей, долгострой со времен Хрущева.
Традиционная Олимпийская деревня возникла на Мичуринском проспекте. Ее проектировали с таким расчетом, чтобы после Игр она могла послужить москвичам. Так появился фактически еще один хороший жилой район на Юго-Западе. Культурный центр превращался после Игр в театрально-концертный зал. Здесь же - кинозалы, танцзал, первый в Москве зал игровых автоматов. Там впервые в советской столице появились помещения для свершения религиозных обрядов.
В Олимпийской программе числилось в общей сложности 70 объектов, в том числе такие крупные, как телерадиокомплекс в Останкино. (Тот самый, который попыталась взять в 1993 году штурмом толпа под водительством генерала Макашова.)
Олимпийские объекты размещались, как правило, за пределами Садового кольца. Лишь один из них - Пресс-центр Олимпиады украсил город на Новинском бульваре, рядом с Провиантскими складами, памятником архитектуры конца ХVIII века. После Игр здесь разместилось крупное информационное агентство печати "Новости".
Международный почтамт связисты расположили на Варшавском шоссе, вдали от центра. В Шереметьево Москва впервые получила международный аэровокзал...
Все здания проектировались московскими архитекторами, строились из отечественных материалов, руками советских строителей, в основном московских.
Нашим архитекторам представилась возможность после долгого перерыва проявить себя, создать здания, дворцы и гостиницы, которые украсили Москву, застраивавшуюся домами-близнецами.
Крупные арены потребовали от инженеров современных смелых решений. И они дали их. Тонким стальным листом без единой опоры перекрыта арена Крытого стадиона площадью 32 тысячи квадратных метров. Самое тонкое мембранное покрытие толщиной всего в 2 миллиметра из нержавеющей стали смонтировано над залом дворца "Измайлово".
Всеми названными олимпийскими объектами занимался и наш "Главмосинжстрой". Мне пришлось курировать эту сферу деятельности главка. С тех пор провожу по субботним дням оперативные совещания, объезды строек, как это практикуется по сей день.
Журналисты не раз задавали мне вопрос - зачем проводить такие совещания, не являются ли они пережитком Административно-командной системы, не напоминают ли они накачки, проработки, которые устраивали хозяйственникам в Московском горкоме партии?
Нет, ничего похожего на прежние проработки, субботние объезды и совещания не имеют. Общее состоит, пожалуй, в том, что как в прошлом (при советской власти), так и сейчас (при демократии), строители вкалывают по субботам. В то самое время, когда по Конституции рабочие заводов и фабрик отдыхают.
Как ни сильны законы рынка, уповать только на них - заблуждение, ошибка, за которую мы все расплачиваемся после радикальных либеральных рыночных реформ. Государство, в нашем случае правительство Москвы, держит ситуацию под контролем, управляет сложным градостроительным процессом, помогает его участникам. И требует от них соблюдения законов рынка.
Во время объездов в одном месте на короткое время, не более часа, собираются представители администрации, проектировщики, заказчики, генеральные подрядчики, подрядчики многих фирм. Мы помогаем им встретиться и обсудить вместе вопросы, которые всех беспокоят. Да и я не могу физически побывать у каждого подрядчика, их сотни в каждом московском районе новостроек, таких как Митино или Бутово....
На субботних встречах представляется возможность каждому решить назревшую проблему на уровне первого заместителя премьера Москвы. Как правило, обсуждаются вопросы чисто экономического характера.
Во время каждого совещания протоколируются все задания, замечания, решения. С должности нерадивого или неумелого руководителя коммерческой фирмы я снять, как прежде, не могу. Но есть точка опоры, о которой говорил Архимед, есть рычаг, которым можно горы своротить. Это рычаг рыночной экономики. Я могу пригрозить, что проштрафившаяся фирма в Москве работать больше не будет. Городского заказа она не получит. Значит, на необъятном московском рынке ей не достанется подряда, ничего она не сможет заработать. Приказов об увольнении подписывать после таких объездов не приходится, угрожать партвзысканием больше некому.
Это нормальная система управления процессом, где задействованы на одной стройплощадке силы многих фирм, она существует в мире.
Мне объезды дают полную и реальную картину строительства в Москве, вижу, как работают люди, давно мне известные. Рад встрече с товарищами и друзьями, с которыми нас связала судьба, с такими, как Владимир Копелев. Его имя не сходило в прошлом со страниц газет. Монтажник Копелев отличился на сборке панельных домов. Их выпускают три московских ДСК, Домостроительных комбинатов. Самый большой - Первый, львиная доля, свыше миллиона квадратных метров жилья в год, принадлежит ему. В ДСК входят заводы железобетонных конструкций, управления комплектации, монтажные управления. Одним из них руководит бывший рабочий, дипломированный инженер Копелев, удостоенный на этом посту звания Героя Социалистического Труда. Он не только умело работал сам, но и руководителем стал крупным, уважаемым всеми, с кем ему приходится иметь дело. Давно уже Владимир Ефимович Копелев возглавляет крупнейший московский ДСК-1. Душа радуется, когда встречаюсь с ним, жму руку, обнимаю как друга. Его громадный комбинат вошел в рынок, перестроился в духе времени и выпускает не только многоэтажные дома-близнецы, как прежде, но и малые дома с индивидуальными фасадами. Их мы теперь будем строить в старой Москве. Это большое достижение.
Мы приглашаем на объезды представителей средств массовой информации, корреспондентов газет, радио и телевидения. Хотим, чтобы москвичи знали, что строит правительство Москвы. Журналисты задают любые вопросы, смотрят, снимают то, что мы делаем, и пишут об этом. Многих интересует, чем занимаются строители.
Став первым лицом Москвы, Юрий Михайлович Лужков начал проводить по субботам мэрские объезды. У него более широкая география, она включает комплексы городского хозяйства, культуры, торговли и промышленности, всю Москву. Когда маршруты мэра проходят по стройкам, я присутствую на проводимых совещаниях, чтобы оперативно выполнить его указания.
* * *
В связи с предполагавшимся наплывом в Москву сотен тысяч иностранцев, решили не мозолить им глаза долгостроем на Красной Пресне и завершить Дом Советов РСФСР. Это здание предназначалось для правительства Российской Федерации. Со времен Сталина оно помещалось в здании бывшей семинарии на Делегатской улице, у Садового кольца, вдали от Кремля. В этом проявлялось зримо приниженное положение, в каком находилось при советской власти республиканское правительство России.
Дом Советов запроектировал Дмитрий Чечулин, автор радиальной станции метро "Комсомольская", высотного здания на Котельнической набережной, гостиниц "Пекин" и "Россия". Он, как и Михаил Посохин, был одним из немногих крупных московских зодчих, которым удавалось строить по собственным, а не типовым проектам.
На площади восемь гектаров годами поднимался на 21 этаж высотный овальный корпус с башенкой, подпираемый с четырех сторон протяженными корпусами. Их объем достигал 760 тысяч кубометров. С одной стороны овальных коридоров размещались кабинеты, с другой - залы для совещаний. С северной стороны - Большой зал на 1200 человек, способный служить и для собраний, и для демонстрации фильмов, и для концертов и спектаклей.
Никто не знал, какую драму и трагедию разыграют не здесь, а вокруг здания и в его стенах в 1991 и 1993 годах. Дом Советов РСФСР назовут "Белым домом", будут защищать от главарей обанкротившейся КПСС. Потом, два года спустя, обстреливать снарядами, пулями, изгонять из прочных белокаменных стен депутатов распущенного Верховного Совета... А мне предстоит работа по заданию президента России - восстановить разрушения, отремонтировать огромное здание за несколько месяцев...
* * *
В конце 70-х годов пришлось в дополнение к двум трестам Горнопроходческих работ организовать третий трест, так много дел прибавилось у нас. Москва построила за шесть лет все олимпийские объекты, не снижая темпов возведения жилых домов и школ, поликлиник и больниц, детских садов и ясель. Жильцы коммуналок, ожидавшие новоселий, не должны были пострадать из-за праздника спорта. Это была генеральная задача, поставленная нам правительством, - и мы ее выполнили.
Советский Союз в 1980 году мог себе позволить такую роскошь, как Олимпиада. У правительства нашлись средства на финансирование уникальных масштабных объектов. Открывать Игры по традиции предстояло главе государства, Генеральному секретарю ЦК КПСС Леониду Брежневу. Телекамеры многих стран в Лужниках должны были сфокусироваться на нем. Олимпиада, таким образом, становилась важным политическим актом. "Главмосинжстрой", как все строители, сделал все возможное, чтобы праздник мирового значения состоялся. Не наша вина, что за полгода до открытия Игр советские танки вошли в Афганистан. Началась необъявленная война, многие страны вслед за Соединенными Штатами Америки отказались послать делегации в Москву. Долгожданного состязания спортсменов двух сверхдержав не произошло, как хотелось бы. Праздник был основательно подпорчен. Сотни тысяч туристов в знак протеста отказались от поездки в Москву, мы недополучили ожидаемой прибыли от построенных гостиниц и ресторанов.
При поддержке Сталина (усилиями Хрущева), как мы видели, заложен фундамент массового жилищного строительства, созданы мощные заводы железобетонных изделий.
Гений и злодейство часто сосуществуют в одном лице, будучи двумя сторонам одной медали. На обратной стороне медали Сталина-гения четко виден профиль Сталина-тирана, превзошедшего жестокостью и коварством Нерона.
Отец с такой характеристикой Сталина не соглашался.
А о том, что Ленин в чем-то ошибался, и говорить с ним было невозможно. Он меня убеждал: при Ленине все пошло бы по-иному. Отец считал, что советская Система незыблема, вечна. А Партия всегда права. И я так долго думал.
На всю жизнь заучил стихи Маяковского: "Партия и Ленин - близнецы братья. Кто более истории-матери ценен? Мы говорим Ленин - подразумеваем партия. Мы говорим партия, подразумеваем - Ленин!" Какие светлые люди создавали фильм "Коммунист", какие талантливые поэты сочиняли зажигательные стихи типа: "Коммунисты, вперед!" Автор этих строк, как мне говорили, доживает свой век вдали от Москвы, в США.
* * *
У Системы, названной первым мэром Москвы Гавриилом Поповым Административно-Командной, были правила писаные и неписаные, неуклонно выполнявшиеся. По этим правилам в капиталистическую страну разрешали отправиться в качестве туриста после поездки в соцстрану, где сдавался экзамен на политическую зрелость и моральную устойчивость. Вояж за собственный счет в капиталистическую страну считался поощрением, его нужно было заслужить. Не каждому начальнику строительного управления суждено было поехать туристом в Париж. О том, чтобы побывать на берегах Сены вдвоем с женой, не могло быть и речи.
Поэтому первый раз я увидел, что такое европейский капитализм, когда стал заместителем начальника главка. Поехал во Францию в служебную командировку. Париж поразил чистотой и красотой, хотя наша Москва, как известно, при Промыслове тоже неплохо подметалась. Формально значился руководителем делегации строителей я. В состав нашей группы входил заместитель заведующего строительным отделом Московского горкома партии Беляев. В списке группы он числился инженером. Никто из французов не должен был знать, что это крупный партийный функционер, хотя фактически делегацию возглавлял именно он.
Особое впечатление произвело на меня показанное нам производство экскаваторов. И дружественное отношение французов везде, где нам пришлось побывать по насыщенной программе, грело душу. Произошел такой курьез. В честь нашей группы "Трактороэкспорт" устроил прием. На него пригласили французских предпринимателей, занимавшихся интересующей нас техникой, которую мы намеревались покупать. На приеме оказался рядом с французским банкиром, моим однофамильцем господином Ресиным. Мы с помощью переводчика разговорились и стали выяснять, есть ли у нас родственники. Оказалось, никакого отношения предки французского Ресина не имели к Ресиным, выходцам из белорусских местечек, чему я в душе порадовался. Иначе пришлось бы первому доложить об этой новости не жене, а товарищу Беляеву. От него информация могла пойти дальше и выше.
Все дни пребывания во Франции я чувствовал себя неловко. С одной стороны, нас принимали на высоком уровне, проявляли повышенное внимание, селили в отличных гостиницах, подавали машины, вечерами устраивали приемы с застольем. Но выделенная нам в Москве валюта на командировочные расходы ставила каждого члена группы в положение чуть ли не нищего. Все время следовало думать, как сохранить лицо, не поддаться на соблазны, на которые в Париже не оставалось ни одного франка. Чтобы в свободные от программы часы посидеть в кафе, сходить в кино или ресторан, нельзя было и подумать.
Каждый из нас все время соображал, как бы выкроить время и сходить в универмаг, куда тянуло сильнее, чем в музей. Хорошие музеи и в Москве наличествовали. Но увидеть то, что представало в любом парижском магазине, у нас было невозможно ни за какие деньги. От обилия товаров кружилась голова.
Хотелось, конечно, из Парижа привезти какие-то подарки жене и дочери, сувениры сослуживцам. Эту задачу возможно было решить только в самых дешевых парижских лавках, где негры и другие эмигранты торговали одеждой и обувью. Из них следовало выбрать что-нибудь подходящее.
Самое большое потрясение ожидало нас не в универмагах, а на строительных площадках, машиностроительных заводах, в салонах строительных и дорожных машин, представлявших для "Главмосинжстроя" особый интерес. Везде ситуация складывалась не в нашу пользу. В СССР нам внушили, победа коммунизма во всем мире неизбежна, поскольку этот строй открывает перед производительными силами небывалый простор. А капитализм, мол, тормозит, не дает этим силам развернуться, поскольку отжил свой долгий век, как немощный старик. Все мы помнили ленинские слова о "загнивающем капитализме", заучивали признаки этого устрашающего неизбежного процесса, вызывающего якобы мировые войны. Идеи о непримиримом противоречии между базисом и надстройкой, производительными силами и производственными отношениями служили краеугольным камнем советской идеологии.
А что мы увидели во Франции? Оказалось, там производственные отношения, капитализм, не мешали производительным силам, капиталистам, рабочему классу, творить чудеса. Строили французы лучше, качественнее, быстрее и экономнее, чем мы, по проектам самым совершенным, не ударяясь в крайности типового домостроения. Мы не увидели там безликих кварталов, подобных нашим Дегунину или Бескудникову, хотя именно французы в числе первых в Европе начали собирать из панелей жилые дома.
Мне как горняку хорошо были известны наши буровые установки, экскаваторы и краны, выпускавшиеся отечественными предприятиями в Коврове, на "Уралмаше", других заводах. Зачем мы покупали французские экскаваторы, когда делали свои? Но как их было не покупать, как не тратить валюту, когда не имели мы ни одного отечественного крана, способного нормально функционировать в условиях Москвы, где то холодно, то жарко.
Любой экскаватор "Поклейн" увеличивал производительность труда на московских стройках в десятки раз. Такие машины высвобождали много людей, они были безопасны в эксплуатации. Я понимал, нельзя жить на французских "Поклейнах", надо иметь свои. Но видел: это - нереально. Тогда уже был убежден, нам надо уходить от плановой экономики как можно быстрее, чтобы не отстать от Запада окончательно. Но как? Ведь Госплан со времен Ленина играл главную роль в социалистической экономике. Ее плановость, полная подконтрольность партии и правительству, представлялись одним из достижений нашего строя, "государства рабочих и крестьян".
Это государство и его экономика противопоставлялись бесплановому, развивающемуся в конкурентной борьбе народному хозяйству капстран. При этом конвергенция, сращивание двух сложившихся в мире систем экономик, осуждалась с партийных позиций как отступление пред классовым врагом. Кто же позволит выкорчевывать краеугольные камни нашего строя из фундамента социализма, построенного в СССР?
Что меня тогда особенно потрясло: работа у французов была организована лучше нашей, трудились они интенсивнее... Вспоминая прошлое, скажу, французы тогда делали все так, как мы теперь сами умеем, когда выстрадали, завоевали свободу, сами начали работать в условиях рынка, конкуренции.
Помните, я рассказывал, как в нашем строительном управлении все - от начальника до подсобника - неплохо зарабатывали. Но в условиях социализма деньги не являлись эффективным стимулятором производства. Полки продуктовых и промтоварных магазинов пустели с каждым годом даже в Москве. В провинции, деревенских лавках положение было и того хуже. Из областных городов люди ездили за вареной колбасой в столицу. Твердокопченые колбасы мало кто видел. Деликатесы не выставлялись на прилавки, как и качественные промтовары, модельная обувь, костюмы, платья, белье... Даже имея рубли, "отовариться" на них было трудно без "блата", знакомых в торговле, без права заходить в подсобки. Только там можно было увидеть то, чего не было на витринах. В ГУМе, все знали, существовала сотая секция для избранных. Высшая номенклатура могла на этом клочке московской земли обзавестись тем, что продавалось каждому в любом парижском универмаге.
В капстранах не требовалось занимать должность министра, чтобы купить все необходимое. Следовало не только обеспечить рабочего высокой заработной платой, но превратить ее в реальную заработную плату. Это я понял давно, двадцать лет тому назад...
Конечно, при Хрущеве и Брежневе Система во многом стала либеральнее, мягче, она модернизировалась, совершенствовалась. Последние попытки ее обновления сделал Горбачев и другие "прорабы перестройки". Но "социализма с человеческим лицом" им построить не удалось, поэтому стали возможны танки на улицах Тбилиси, Баку и в самой Москве, наконец.
В столице Системе удалось сделать больше, чем где бы то ни было. Спутники и ракеты, самолеты военные и гражданские, вертолеты и автомобили, телевизоры и часы - все это делал наш великий город. Система могла концентрировать силы и средства в один кулак, наносить им точные и сильные удары. Поэтому сформировались и "Главмосстрой" и "Главмосинжстрой", где я отслужил много лет.
* * *
Первым начальником и организатором "Главмосинжстроя", как мы уже знаем, был Голодов. Его сменил на этом посту Анатолий Ефимович Бирюков. Как и предыдущий начальник главка он стал заниматься инженерным строительством после краха карьеры. Бирюков занимал высокий пост заместителя председателя Совета Министров РСФСР. Его наказали и направили работать начальником Главмосинжстроя, что для него было значительным понижением.
Он-то меня и взял к себе заместителем. Бирюков - крупная личность, я у него многое перенял в стиле руководства. Он научил работать с бумагами, письмами в инстанции, документами, как это делали в аппарате Совмина и парторганах. До Бирюкова я, как практик, не умел и не хотел писать служебные записки, теперь умею.
При Бирюкове главк укрепился, он поднял его значение в строительном комплексе Москвы. Бирюков и сегодня работает в структурах московского правительства, в отделе первого заместителя премьера Бориса Никольского, ведающего комплексом городского хозяйства.
В главке круг обязанностей у меня был широкий, я отвечал за производство, горнопроходческие тресты, экономику, материально-техническое снабжение, установку памятников...
* * *
В "Главмосинжстрой" моя трудовая книжка попала в мае 1974 года. Вскоре, в том году, Международный Олимпийский комитет принял давно ожидавшееся решение, объявил Москву столицей Олимпиады 1980 года.
Таким образом, придавалось ускорение не только спортивному движению в СССР, но и реализации Генерального плана развития города Москвы, появилась возможность создать первоклассные сооружения по всем олимпийским видам спорта, которыми прежде мы не располагали.
Игры вызывали необходимость модернизировать практически все городское хозяйство, построить гостиницы, международный аэропорт, международный почтамт...
Чтобы провести крупнейшие в мире спортивные состязания, городу пришлось реконструировать Лужники, Большую арену. Малую арену перекрыли крышей. Она стала еще одним дворцом спорта. На территории стадиона появился универсальный зал "Дружба".
Пришли рабочие "Главмосинжстроя" на все другие известные стадионы, такие, как "Динамо", стадион Юных пионеров, спортивный комплекс Центрального спортивного клуба армии. На Ленинградском проспекте сформировался, таким образом, еще один общегородской центр спорта такого масштаба, как в Лужниках: с дворцами, легкоатлетическими и футбольным манежами, водным бассейном.
Недостроенный с довоенных лет крупнейший в мире стадион имени Сталина в Измайлове превращался в спортбазу Института физкультуры. Для студентов соорудили дворец спорта "Измайлово", здания факультетов со спортивными залами и легкоатлетическим манежем.
Москва впервые по примеру других городов Европы и Америки заполучила крытый стадион "Олимпийский" на 45 тысяч зрителей. Его арена перегораживалась подвижной стеной, которая при необходимости трансформировала единое пространство в два крупных зала. Здесь можно круглый год играть в футбол, кататься на коньках, устраивать концерты, балы, не говоря о том, что предусмотрено проводить любые соревнования. "Олимпийским" назвали построенный рядом с крытым стадионом водный бассейн с трибунами на 12 тысяч зрителей. Таким образом, в северной части города на проспекте Мира создавался новый общегородской спортцентр.
Дворец "Сокольники" на семь тысяч зрителей появился у старого московского парка, где началась история московского футбола.
Впервые у Москвы появился Гребной канал. Это большое инженерное сооружение, рукотворная река с двумя руслами шириной 125 и 75 метров. Не было у нас кольцевой велотрассы длиной 13 километров, крытого велотрека с дорожкой длиной 350 метров, поля для стрельбы из лука. Всем этим занимался "Главмосинжстрой" с другими строительными главками в живописном Крылатском. Здесь леса, холмы и Москва-река образуют чудесный уголок природы.
Москва наполнилась большими спорткомплексами со всех сторон, в центре и на окраинах, там, где прежде не видели международных соревнований. Так, в Битцах возникла Конноспортивная база, еще один объект "Главмосинжстроя". Для соревнований по конному кроссу мы проложили трассу в 32 километра.
После Нового Арбата представилась возможность проложить "Северный луч", получивший официальное название Олимпийский проспект. Магистраль вела от Самотечной площади к Крытому стадиону и водному бассейну на проспекте Мира.
Мы расширили Садовое кольцо в районе Садово-Каретной и Каляевской улиц, реконструировали Ярославское шоссе и Ленинградский проспект, основные олимпийские трассы. По ним перемещались спортсмены к аренам и дворцам спорта.
После "России" в Москве лет пятнадцать гостиницы не строили, не было средств, все деньги расходовались на жилье, неотложные нужды. Теперь мы получили возможность запроектировать крупнейший в мире гостиничный комплекс "Измайлово" на 10 000 мест. Этот туристского класса отель сооружался на средства профсоюзов. Еще одна профсоюзная гостиница - "Салют" - высотой в 22 этажа поднялась на развилке Ленинского проспекта и проспекта Вернадского. Профсоюзный Дом туриста в 35 этажей стал самым высоким зданием на Юго-Западе.
Туризмом в СССР кроме государства и профсоюзов имел право заниматься комсомол. На его средства возникла на Дмитровском шоссе высотная гостиница "Молодежная".
"Интурист" построил первоклассную гостиницу "Космос" на проспекте Мира, гостиницу "Севастополь" в районе Волхонки - ЗИЛ. И это многоместный отель для туристов.
В то же время на Пресне начали сооружать Центр международной торговли и научно-технических связей с зарубежными странами, коротко говоря, Хаммер-центр. Он сооружался при содействии Арманда Хаммера, американского миллиардера, имевшего давние деловые связи с нашей страной со времен Ленина. В комплекс входил отель международного класса и отель квартирного типа, конгресс-зал на 2000 человек и концертный зал, кинозалы.
Городу представилась возможность на Крымской набережной завершить Центральный дом художника и новые залы Третьяковской галереи под одной крышей, долгострой со времен Хрущева.
Традиционная Олимпийская деревня возникла на Мичуринском проспекте. Ее проектировали с таким расчетом, чтобы после Игр она могла послужить москвичам. Так появился фактически еще один хороший жилой район на Юго-Западе. Культурный центр превращался после Игр в театрально-концертный зал. Здесь же - кинозалы, танцзал, первый в Москве зал игровых автоматов. Там впервые в советской столице появились помещения для свершения религиозных обрядов.
В Олимпийской программе числилось в общей сложности 70 объектов, в том числе такие крупные, как телерадиокомплекс в Останкино. (Тот самый, который попыталась взять в 1993 году штурмом толпа под водительством генерала Макашова.)
Олимпийские объекты размещались, как правило, за пределами Садового кольца. Лишь один из них - Пресс-центр Олимпиады украсил город на Новинском бульваре, рядом с Провиантскими складами, памятником архитектуры конца ХVIII века. После Игр здесь разместилось крупное информационное агентство печати "Новости".
Международный почтамт связисты расположили на Варшавском шоссе, вдали от центра. В Шереметьево Москва впервые получила международный аэровокзал...
Все здания проектировались московскими архитекторами, строились из отечественных материалов, руками советских строителей, в основном московских.
Нашим архитекторам представилась возможность после долгого перерыва проявить себя, создать здания, дворцы и гостиницы, которые украсили Москву, застраивавшуюся домами-близнецами.
Крупные арены потребовали от инженеров современных смелых решений. И они дали их. Тонким стальным листом без единой опоры перекрыта арена Крытого стадиона площадью 32 тысячи квадратных метров. Самое тонкое мембранное покрытие толщиной всего в 2 миллиметра из нержавеющей стали смонтировано над залом дворца "Измайлово".
Всеми названными олимпийскими объектами занимался и наш "Главмосинжстрой". Мне пришлось курировать эту сферу деятельности главка. С тех пор провожу по субботним дням оперативные совещания, объезды строек, как это практикуется по сей день.
Журналисты не раз задавали мне вопрос - зачем проводить такие совещания, не являются ли они пережитком Административно-командной системы, не напоминают ли они накачки, проработки, которые устраивали хозяйственникам в Московском горкоме партии?
Нет, ничего похожего на прежние проработки, субботние объезды и совещания не имеют. Общее состоит, пожалуй, в том, что как в прошлом (при советской власти), так и сейчас (при демократии), строители вкалывают по субботам. В то самое время, когда по Конституции рабочие заводов и фабрик отдыхают.
Как ни сильны законы рынка, уповать только на них - заблуждение, ошибка, за которую мы все расплачиваемся после радикальных либеральных рыночных реформ. Государство, в нашем случае правительство Москвы, держит ситуацию под контролем, управляет сложным градостроительным процессом, помогает его участникам. И требует от них соблюдения законов рынка.
Во время объездов в одном месте на короткое время, не более часа, собираются представители администрации, проектировщики, заказчики, генеральные подрядчики, подрядчики многих фирм. Мы помогаем им встретиться и обсудить вместе вопросы, которые всех беспокоят. Да и я не могу физически побывать у каждого подрядчика, их сотни в каждом московском районе новостроек, таких как Митино или Бутово....
На субботних встречах представляется возможность каждому решить назревшую проблему на уровне первого заместителя премьера Москвы. Как правило, обсуждаются вопросы чисто экономического характера.
Во время каждого совещания протоколируются все задания, замечания, решения. С должности нерадивого или неумелого руководителя коммерческой фирмы я снять, как прежде, не могу. Но есть точка опоры, о которой говорил Архимед, есть рычаг, которым можно горы своротить. Это рычаг рыночной экономики. Я могу пригрозить, что проштрафившаяся фирма в Москве работать больше не будет. Городского заказа она не получит. Значит, на необъятном московском рынке ей не достанется подряда, ничего она не сможет заработать. Приказов об увольнении подписывать после таких объездов не приходится, угрожать партвзысканием больше некому.
Это нормальная система управления процессом, где задействованы на одной стройплощадке силы многих фирм, она существует в мире.
Мне объезды дают полную и реальную картину строительства в Москве, вижу, как работают люди, давно мне известные. Рад встрече с товарищами и друзьями, с которыми нас связала судьба, с такими, как Владимир Копелев. Его имя не сходило в прошлом со страниц газет. Монтажник Копелев отличился на сборке панельных домов. Их выпускают три московских ДСК, Домостроительных комбинатов. Самый большой - Первый, львиная доля, свыше миллиона квадратных метров жилья в год, принадлежит ему. В ДСК входят заводы железобетонных конструкций, управления комплектации, монтажные управления. Одним из них руководит бывший рабочий, дипломированный инженер Копелев, удостоенный на этом посту звания Героя Социалистического Труда. Он не только умело работал сам, но и руководителем стал крупным, уважаемым всеми, с кем ему приходится иметь дело. Давно уже Владимир Ефимович Копелев возглавляет крупнейший московский ДСК-1. Душа радуется, когда встречаюсь с ним, жму руку, обнимаю как друга. Его громадный комбинат вошел в рынок, перестроился в духе времени и выпускает не только многоэтажные дома-близнецы, как прежде, но и малые дома с индивидуальными фасадами. Их мы теперь будем строить в старой Москве. Это большое достижение.
Мы приглашаем на объезды представителей средств массовой информации, корреспондентов газет, радио и телевидения. Хотим, чтобы москвичи знали, что строит правительство Москвы. Журналисты задают любые вопросы, смотрят, снимают то, что мы делаем, и пишут об этом. Многих интересует, чем занимаются строители.
Став первым лицом Москвы, Юрий Михайлович Лужков начал проводить по субботам мэрские объезды. У него более широкая география, она включает комплексы городского хозяйства, культуры, торговли и промышленности, всю Москву. Когда маршруты мэра проходят по стройкам, я присутствую на проводимых совещаниях, чтобы оперативно выполнить его указания.
* * *
В связи с предполагавшимся наплывом в Москву сотен тысяч иностранцев, решили не мозолить им глаза долгостроем на Красной Пресне и завершить Дом Советов РСФСР. Это здание предназначалось для правительства Российской Федерации. Со времен Сталина оно помещалось в здании бывшей семинарии на Делегатской улице, у Садового кольца, вдали от Кремля. В этом проявлялось зримо приниженное положение, в каком находилось при советской власти республиканское правительство России.
Дом Советов запроектировал Дмитрий Чечулин, автор радиальной станции метро "Комсомольская", высотного здания на Котельнической набережной, гостиниц "Пекин" и "Россия". Он, как и Михаил Посохин, был одним из немногих крупных московских зодчих, которым удавалось строить по собственным, а не типовым проектам.
На площади восемь гектаров годами поднимался на 21 этаж высотный овальный корпус с башенкой, подпираемый с четырех сторон протяженными корпусами. Их объем достигал 760 тысяч кубометров. С одной стороны овальных коридоров размещались кабинеты, с другой - залы для совещаний. С северной стороны - Большой зал на 1200 человек, способный служить и для собраний, и для демонстрации фильмов, и для концертов и спектаклей.
Никто не знал, какую драму и трагедию разыграют не здесь, а вокруг здания и в его стенах в 1991 и 1993 годах. Дом Советов РСФСР назовут "Белым домом", будут защищать от главарей обанкротившейся КПСС. Потом, два года спустя, обстреливать снарядами, пулями, изгонять из прочных белокаменных стен депутатов распущенного Верховного Совета... А мне предстоит работа по заданию президента России - восстановить разрушения, отремонтировать огромное здание за несколько месяцев...
* * *
В конце 70-х годов пришлось в дополнение к двум трестам Горнопроходческих работ организовать третий трест, так много дел прибавилось у нас. Москва построила за шесть лет все олимпийские объекты, не снижая темпов возведения жилых домов и школ, поликлиник и больниц, детских садов и ясель. Жильцы коммуналок, ожидавшие новоселий, не должны были пострадать из-за праздника спорта. Это была генеральная задача, поставленная нам правительством, - и мы ее выполнили.
Советский Союз в 1980 году мог себе позволить такую роскошь, как Олимпиада. У правительства нашлись средства на финансирование уникальных масштабных объектов. Открывать Игры по традиции предстояло главе государства, Генеральному секретарю ЦК КПСС Леониду Брежневу. Телекамеры многих стран в Лужниках должны были сфокусироваться на нем. Олимпиада, таким образом, становилась важным политическим актом. "Главмосинжстрой", как все строители, сделал все возможное, чтобы праздник мирового значения состоялся. Не наша вина, что за полгода до открытия Игр советские танки вошли в Афганистан. Началась необъявленная война, многие страны вслед за Соединенными Штатами Америки отказались послать делегации в Москву. Долгожданного состязания спортсменов двух сверхдержав не произошло, как хотелось бы. Праздник был основательно подпорчен. Сотни тысяч туристов в знак протеста отказались от поездки в Москву, мы недополучили ожидаемой прибыли от построенных гостиниц и ресторанов.