Страница:
Неизвестно.
— Спасибо, — сказал я и прервал связь.
Меня огорчило, что компьютер выдал столь скупую информацию, но один из приведенных им фактов особенно привлекал внимание: в отличие от прочих богинь и мифических персонажей, Шарин Д'Амато действительно существовала, и вероятно, сама позировала для портрета, который в данное время находился в одном из художественных музеев на Пелоране VII.
Я отыскал в библиотеке кабину видеофона и позвонил Аберкромби, чтобы рассказать ему о своем открытии.
— Интересно, — сказал он, выслушав по видеофону мое сообщение. — Какому музею принадлежит картина?
— Постараюсь выяснить сегодня к вечеру, — сказал я. — Но самое интересное, что она действительно существовала!
Он покачал головой.
— Сомневаюсь.
— Но компьютер сообщил…
— Компьютер врет, черт возьми, — прервал он меня. — Если она родилась в третьем тысячелетии Галактической Эры, как она могла попасть на более ранние портреты, в голограммы и изваяния?
Об этом я еще не думал, и мне нечего было ответить.
— Пошевелите мозгами, Леонардо, — продолжал он. — Если эта Д'Амато существовала на самом деле, то ее портрет — просто случайное совпадение.
— Я мог бы более тщательно исследовать этот вопрос, — предложил я.
— Как? — презрительно фыркнул он. — Вы больше всего рассчитывали на Пелоран VII, и тамошний компьютер уже сказал вам все, что знал.
Он помолчал.
— Слушайте, я не собираюсь писать об этой женщине ученых трудов. Я нанял вас искать ее портреты, а не рассказывать мне, что она спала с каким-то космопилотом пятьсот лет назад. Найдите картину и узнайте, сколько за нее хотят.
— Хорошо, мистер Аберкромби, — сказал я.
— Между прочим, я никогда не слыхал о Джебидии Перкинсе, — пристально глянул он. — Как вы узнали, что он ее рисовал?
— Мне сказал Рубен Венциа.
— Венциа! — повторил он и заинтересованно подался вперед. — Вы с ним закончили?
— Еще не начинал, — ответил я. — Он сам меня разыскал пару недель назад и предложил кое-какую информацию о женщине на портретах.
Пауза.
— Пока все, что он говорил, подтвердилось.
Аберкромби с подозрением прищурился.
— А что вы дали ему взамен на информацию?
— Абсолютно ничего, мистер Аберкромби, — честно ответил я.
— Ничего?! Так не бывает! — резко ответил он. — Что именно вы ему пообещали? Портрет моей женщины?
— Ничего, — повторил я потрясенно. — Он просил определенную информацию о будущих аукционах, но я отказался разглашать эти сведения и не согласился ни в чем ему помогать.
— Что за информация? — не успокаивался он.
— Сведения о портретах женщины, которые вы коллекционируете.
— И после того, как вы отказались ему помочь, он дал вам весь этот материал о картинах? — спросил Аберкромби с явным недоверием.
— Именно так, — сказал я. — Его интересует только сама натура.
Портреты ему не нужны.
— Не нужны?! — взревел Аберкромби. — Ах ты выродок полосатый, да он задрал цену на Килкуллена до 350 тысяч!
— Но он вовсе не собирался ее покупать, — попытался объяснить я.
— Я что, похож на полного идиота? — ледяным тоном поинтересовался Аберкромби.
— Он говорит, что только пытается…
Тут я понял, что экран погас, и я говорю с отключенным видеофоном. Я проверил, не произошло ли случайного обрыва связи, и вернулся к компьютеру, почему-то в приподнятом настроении. Конечно, я был огорчен, что расстроил мистера Аберкромби, но и утешен, что смогу остаться здесь и продолжать исследование, а не идти к нему домой и подробно пересказывать все, о чем узнал. (Я, конечно, мог бы рассказать ему все по видеофону или через компьютер, но он предпочитал беседовать со служащими лично, в чем я не видел смысла: когда я приходил к нему, он обычно заставлял ждать меня часами, а потом требовал, чтобы я уложился в одну-две фразы.) Еще три часа библиотечный компьютер проверял для меня всевозможные источники информации о Шарин Д'Амато, но не смог добавить ничего существенного, хотя выдал несколько романтических легенд о ее призраке, который, как рассказывают, появляется на кладбище, встречая тени погибших космонавтов, и предлагает им на пути к жизни после смерти алкогольные напитки и сексуальные удовольствия.
Я уже собрался уйти из библиотеки и поесть, как вдруг компьютер снова ожил.
— Продолжая поиск данных, я обнаружил книгу с материалами о Брайане Мак-Джиннисе.
— Где она? — спросил я.
— В маленькой местной библиотеке на Агвелле VII.
— Агвелла VII — не человеческая колония, — заметил я. — Интересно, как туда попала книга об африканском ботанике?
— Книга не о Мак-Джиннисе, а о раннем периоде колонизации Уганды Великобританией, — ответил компьютер. — Ее и еще 308 томов об Уганде преподнес в дар Джора Нагата, инженер-строитель угандийского происхождения. Он эмигрировал на Агвеллу VII в 2167 году Г.Э. и работал правительственным консультантом на нескольких стройках.
— Могу я получить доступ к книге? — спросил я.
— Я занес относящиеся к вопросу главы в память и воспроизведу их на экране, — сказал компьютер.
Последовало примерно пятьсот слов о Мак-Джиннисе, который, похоже, прославился в основном тем, что в отношениях с местной фауной проявил больше храбрости, чем ума. Однажды, посещая одну из местных деревень, он отвел от нее бегущее в панике стадо буйволов, сумев вовремя громко закричать и замахать белым платком. Он неоднократно отправлялся в джунгли без оружия и спутников, наблюдать за различными плотоядными. Об открытии им двух новых видов орхидей, одна из которых получила его имя, даже не упоминалось.
— Это все? — спросил я, дочитав до конца.
— Это весь текст.
— Вы говорите так, словно есть что-то еще.
— Есть фотография Брайана Мак-Джинниса.
— Будьте добры, покажите.
На экране возникла светло-коричневая тонированная фотография. Молодой человек в шортах и рубашке с короткими рукавами стоял, с выражением невероятной гордости наступив одной ногой на шею крупной пятнистой кошки, а в руках, как ребенка, держал ружье. Подпись гласила, что зверь считался людоедом. На заднем плане стояли еще четыре фигуры: трое темнокожих, явно коллег или помощников. Четвертая была белая женщина, и я узнал ее еще раньше, чем попросил компьютер увеличить изображение, ибо она была одета в черное, несмотря на все, что я читал о ярком солнце и жаре в экваториальной зоне Земли.
Это была она. Те же печальные глаза, те же выдающиеся скулы, даже прическа та же.
— Кто эта женщина? — требовательно спросил я.
— Ответить не могу, — отозвался компьютер. — В книге нет упоминания о ней, и на подписи к фотоснимку она не значится.
— Вы ее узнаете?
— Она — оригинал тех портретов, которые вы ищете.
— Почему вы не сказали мне об этой фотографии?
— Вы указали, что вас интересуют только произведения искусства, и хотя отдельные фотографии могут считаться таковыми, данный снимок, по моей оценке, относится к документальным.
— Теперь меня интересуют не только все художественные работы, но и все фотоснимки этой женщины, — сказал я. — Вы понимаете?
— Да.
— Есть ли еще такие в вашем банке памяти? — повторил я вопрос.
Пятнадцатисекундная пауза.
— Нет.
— Я хочу, чтобы вы снова связались со всеми библиотечными компьютерами, к которым обращались по моему заказу, определили, нет ли в каком-нибудь из них фотографий этой женщины, а затем продолжили поиск, подключив компьютеры, к которым еще не обращались, — сказал я, и после паузы добавил:
— Начните с библиотеки на Пелоране VII и проверьте, нет ли там фотографии или голограммы Шарин Д'Амато.
— Есть ли еще указания?
— Нет. Как только у вас появятся дальнейшие сведения, свяжитесь со мной в отеле, или в резиденции мистера Аберкромби.
Я вышел из кабины, прошел к видеофону и набрал номер Аберкромби, чтобы сообщить ему, что я выяснил, а также услышать его мнение — теперь я получил доказательства, что таинственная женщина жила в начале двадцатого столетия Р.Х., почти две тысячи лет спустя после того, как ее изображение впервые появилось в человеческом творчестве. Мне было известно, что до появления фотографий науки клонирования не существовало, но я не мог сформулировать другого логического объяснения, которое отвечало бы всем накопленным до сих пор фактах.
Ответа не было. Решив, что Аберкромби занят работой на своем компьютере, я подумал, что с тем же успехом могу сразу направиться к нему домой: как только я свяжусь с ним, он, без сомнения, потребует личной беседы. Я покидал библиотеку с большой неохотой, потому что был уверен, что где-то в пределах Олигархии должна существовать фотография или голограмма Шарин Д'Амато, и мне невероятно хотелось ее увидеть, но я также понимал, что компьютеру понадобится довольно много времени для передачи по сети, и решил, что чем скорее уйду отсюда, тем скорее вернусь.
На дорогу до имения Аберкромби у меня ушло почти сорок минут: наступило обеденное время, и улицы были многолюдны. Я проталкивался сквозь толпу, наслаждаясь теплом и безопасностью, которые невольно дарили мне живые существа. Наконец я вышел на окраину города и через несколько минут ступил на автоматическую дорожку, ведущую к дому Аберкромби.
— Пожалуйста, назовите себя, — произнес механический голос системы охраны.
— Я Леонардо.
— Вам назначена встреча?
— Мне не нужно ничего назначать, — ответил я, удивившись вопросу. — Я работаю на мистера Аберкромби.
— В настоящее время у меня нет данных о служащем по имени Леонардо.
— Это смешно. Я был здесь два дня назад.
— Два дня назад вы работали на мистера Аберкромби, — ответил тот же голос. — Сейчас вы не работаете.
— Произошла какая-то ошибка, — забеспокоился я. — Пожалуйста, еще раз проверьте списки.
— Проверяю… Вас нет в списках служащих мистера Аберкромби.
— Пожалуйста, разрешите мне поговорить с ним.
— Есть его постоянный приказ не допускать посторонних.
— Но я не посторонний! — возмутился я.
— Моя программа запрещает мне вызывать его по вашей просьбе.
— Тогда я войду в дом и переговорю с ним лично, — сказал я, делая шаг вперед.
— Я не могу пропустить посторонних, — повторил голос. — Пожалуйста, сойдите. Через пять секунд на автоматическую дорожку будет подан смертельный электрический заряд. Четыре. Три. Два.
Я быстро отступил.
— Автоматическая дорожка заблокирована. Пожалуйста, не подходите к дому по газонам, против этого приняты специальные меры.
— Теперь понял, предатель? Ублюдок межпланетный! — прогремел через усилитель голос Аберкромби.
— Мистер Аберкромби, что все это значит? — спросил я, испуганный и растерянный.
— Это значит, что если я кого-то нанимаю, даже такого, как ты, то ожидаю от него верности!
— Но я был абсолютно верен вам, — ответил я.
— Я платил тебе, чтоб ты разузнал все об этом сукином сыне, а не путался с ним! — взревел он.
— Я не путался с ним, — объяснил я. — Он меня сам нашел, и я отклонил его предложение.
— Тогда зачем ты это скрыл?
— Я ничего не скрывал.
— Чушь собачья! Ты виделся с ним две недели назад, я бы об этом не узнал, если бы ты сам не проболтался!
— Я подумал, что это мелочь, не стоящая упоминания. Он просил ему помочь, а я отказался.
— Ну и бежал бы к нему, пока шансы были, — ответил Аберкромби. — Теперь уже поздно.
— Не понимаю, о чем вы, мистер Аберкромби.
— Малькольма Аберкромби не проведешь! Я платил тебе в десять раз больше, чем ты стоишь, чтобы ты помог достать единственную вещь во Вселенной, которая мне нужна, а ты тут же снюхался у меня за спиной с этим прыщом Венциа! Так мне и надо, доверять инопланетянам! Никогда больше не повторю этой дурацкой ошибки.
— Вы совершенно неверно истолковали то, что я вам сказал, мистер Аберкромби.
— Я верно толкую то, о чем у тебя не хватило наглости сказать!
— Если бы я мог поговорить с вами лично… — взмолился я.
— Я и так наговорился с тобой по горло, — ответил он. — А теперь убирайся к чертям собачьим с моей собственности!
— Но это недоразумение! — продолжал я. — Умоляю, дайте мне возможность объяснить!
— Все, — отрезал он. — Я уже послал уведомление в галерею Клейборн и в Дом Крстхъонн, что выгнал тебя за непорядочность. А сейчас, если не хочешь, чтобы я сдал тебя в полицию за вторжение в чужие владения, убирайся-ка лучше, откуда выполз.
— Вы сообщили моему Дому? — повторил я, когда до меня наконец дошла вся сила нанесенного им удара.
— Ты меня слышал.
— Моему Дому? — снова выговорил я, теряя равновесие, потому конечности у меня онемели.
Ответа не последовало.
— Но почему? — спросил я, не в силах прийти в себя. — Я верно служил вам. Я достал вам портреты. Я вас не предал. У вас есть все, что вам нужно. Почему вы так сделали?
— Потому что не получил того, за что плачу!
— Получили! Я летал на Нью Родезию и…
— Я платил тебе за лояльность.
— Я был лоялен. Вы слишком долго живете в одиночестве, вы везде видите врагов, но у вас их нет.
— Об этом судить мне. А когда я покончу с этим куцым выродком Венциа, — пообещал он, — ты еще узнаешь, что такое настоящий враг!
— Но…
— Если через тридцать секунд ты не уберешься из моих владений, я вызываю полицию.
И вот, униженный и несчастный, я вернулся в свою пустую комнату, чувствуя себя таким одиноким, каким ни разу не был за всю жизнь.
Раз двадцать я принимался писать письмо своей Матери Узора, пробуя объяснить, что случилось, и какое извращенное объяснение дал происшедшему Аберкромби — и каждый раз останавливался на второй или третьей строчке. Ни объяснить, ни оправдать факт моего увольнения было просто невозможно. И личное бесчестье само по себе достойно сурового осуждения, но я навлек бесчестье на свой Дом, а возможно, на всю расу бъйорннов.
Самоубийство — вот единственно возможный выход, но самоубийство в данный момент, когда я все еще официально работаю по программе обмена в галерее Клейборн и связан перед ними обязательством, может навлечь на Дом Крстхъонн еще большее бесчестье. Наставление, как мне было необходимо этическое наставление Матери Узора — но я не мог заставить себя обратиться к ней, ибо опозорил ее.
В конце концов я решил, что завтра утром, когда Тай Чонг откроет галерею, я подам ей прошение об отставке, и как только отставка будет принята, я вернусь к себе в комнату и найду забвение. Больше я уже ни о чем не мечтал.
ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ УКРАЛ
Глава 7
— Спасибо, — сказал я и прервал связь.
Меня огорчило, что компьютер выдал столь скупую информацию, но один из приведенных им фактов особенно привлекал внимание: в отличие от прочих богинь и мифических персонажей, Шарин Д'Амато действительно существовала, и вероятно, сама позировала для портрета, который в данное время находился в одном из художественных музеев на Пелоране VII.
Я отыскал в библиотеке кабину видеофона и позвонил Аберкромби, чтобы рассказать ему о своем открытии.
— Интересно, — сказал он, выслушав по видеофону мое сообщение. — Какому музею принадлежит картина?
— Постараюсь выяснить сегодня к вечеру, — сказал я. — Но самое интересное, что она действительно существовала!
Он покачал головой.
— Сомневаюсь.
— Но компьютер сообщил…
— Компьютер врет, черт возьми, — прервал он меня. — Если она родилась в третьем тысячелетии Галактической Эры, как она могла попасть на более ранние портреты, в голограммы и изваяния?
Об этом я еще не думал, и мне нечего было ответить.
— Пошевелите мозгами, Леонардо, — продолжал он. — Если эта Д'Амато существовала на самом деле, то ее портрет — просто случайное совпадение.
— Я мог бы более тщательно исследовать этот вопрос, — предложил я.
— Как? — презрительно фыркнул он. — Вы больше всего рассчитывали на Пелоран VII, и тамошний компьютер уже сказал вам все, что знал.
Он помолчал.
— Слушайте, я не собираюсь писать об этой женщине ученых трудов. Я нанял вас искать ее портреты, а не рассказывать мне, что она спала с каким-то космопилотом пятьсот лет назад. Найдите картину и узнайте, сколько за нее хотят.
— Хорошо, мистер Аберкромби, — сказал я.
— Между прочим, я никогда не слыхал о Джебидии Перкинсе, — пристально глянул он. — Как вы узнали, что он ее рисовал?
— Мне сказал Рубен Венциа.
— Венциа! — повторил он и заинтересованно подался вперед. — Вы с ним закончили?
— Еще не начинал, — ответил я. — Он сам меня разыскал пару недель назад и предложил кое-какую информацию о женщине на портретах.
Пауза.
— Пока все, что он говорил, подтвердилось.
Аберкромби с подозрением прищурился.
— А что вы дали ему взамен на информацию?
— Абсолютно ничего, мистер Аберкромби, — честно ответил я.
— Ничего?! Так не бывает! — резко ответил он. — Что именно вы ему пообещали? Портрет моей женщины?
— Ничего, — повторил я потрясенно. — Он просил определенную информацию о будущих аукционах, но я отказался разглашать эти сведения и не согласился ни в чем ему помогать.
— Что за информация? — не успокаивался он.
— Сведения о портретах женщины, которые вы коллекционируете.
— И после того, как вы отказались ему помочь, он дал вам весь этот материал о картинах? — спросил Аберкромби с явным недоверием.
— Именно так, — сказал я. — Его интересует только сама натура.
Портреты ему не нужны.
— Не нужны?! — взревел Аберкромби. — Ах ты выродок полосатый, да он задрал цену на Килкуллена до 350 тысяч!
— Но он вовсе не собирался ее покупать, — попытался объяснить я.
— Я что, похож на полного идиота? — ледяным тоном поинтересовался Аберкромби.
— Он говорит, что только пытается…
Тут я понял, что экран погас, и я говорю с отключенным видеофоном. Я проверил, не произошло ли случайного обрыва связи, и вернулся к компьютеру, почему-то в приподнятом настроении. Конечно, я был огорчен, что расстроил мистера Аберкромби, но и утешен, что смогу остаться здесь и продолжать исследование, а не идти к нему домой и подробно пересказывать все, о чем узнал. (Я, конечно, мог бы рассказать ему все по видеофону или через компьютер, но он предпочитал беседовать со служащими лично, в чем я не видел смысла: когда я приходил к нему, он обычно заставлял ждать меня часами, а потом требовал, чтобы я уложился в одну-две фразы.) Еще три часа библиотечный компьютер проверял для меня всевозможные источники информации о Шарин Д'Амато, но не смог добавить ничего существенного, хотя выдал несколько романтических легенд о ее призраке, который, как рассказывают, появляется на кладбище, встречая тени погибших космонавтов, и предлагает им на пути к жизни после смерти алкогольные напитки и сексуальные удовольствия.
Я уже собрался уйти из библиотеки и поесть, как вдруг компьютер снова ожил.
— Продолжая поиск данных, я обнаружил книгу с материалами о Брайане Мак-Джиннисе.
— Где она? — спросил я.
— В маленькой местной библиотеке на Агвелле VII.
— Агвелла VII — не человеческая колония, — заметил я. — Интересно, как туда попала книга об африканском ботанике?
— Книга не о Мак-Джиннисе, а о раннем периоде колонизации Уганды Великобританией, — ответил компьютер. — Ее и еще 308 томов об Уганде преподнес в дар Джора Нагата, инженер-строитель угандийского происхождения. Он эмигрировал на Агвеллу VII в 2167 году Г.Э. и работал правительственным консультантом на нескольких стройках.
— Могу я получить доступ к книге? — спросил я.
— Я занес относящиеся к вопросу главы в память и воспроизведу их на экране, — сказал компьютер.
Последовало примерно пятьсот слов о Мак-Джиннисе, который, похоже, прославился в основном тем, что в отношениях с местной фауной проявил больше храбрости, чем ума. Однажды, посещая одну из местных деревень, он отвел от нее бегущее в панике стадо буйволов, сумев вовремя громко закричать и замахать белым платком. Он неоднократно отправлялся в джунгли без оружия и спутников, наблюдать за различными плотоядными. Об открытии им двух новых видов орхидей, одна из которых получила его имя, даже не упоминалось.
— Это все? — спросил я, дочитав до конца.
— Это весь текст.
— Вы говорите так, словно есть что-то еще.
— Есть фотография Брайана Мак-Джинниса.
— Будьте добры, покажите.
На экране возникла светло-коричневая тонированная фотография. Молодой человек в шортах и рубашке с короткими рукавами стоял, с выражением невероятной гордости наступив одной ногой на шею крупной пятнистой кошки, а в руках, как ребенка, держал ружье. Подпись гласила, что зверь считался людоедом. На заднем плане стояли еще четыре фигуры: трое темнокожих, явно коллег или помощников. Четвертая была белая женщина, и я узнал ее еще раньше, чем попросил компьютер увеличить изображение, ибо она была одета в черное, несмотря на все, что я читал о ярком солнце и жаре в экваториальной зоне Земли.
Это была она. Те же печальные глаза, те же выдающиеся скулы, даже прическа та же.
— Кто эта женщина? — требовательно спросил я.
— Ответить не могу, — отозвался компьютер. — В книге нет упоминания о ней, и на подписи к фотоснимку она не значится.
— Вы ее узнаете?
— Она — оригинал тех портретов, которые вы ищете.
— Почему вы не сказали мне об этой фотографии?
— Вы указали, что вас интересуют только произведения искусства, и хотя отдельные фотографии могут считаться таковыми, данный снимок, по моей оценке, относится к документальным.
— Теперь меня интересуют не только все художественные работы, но и все фотоснимки этой женщины, — сказал я. — Вы понимаете?
— Да.
— Есть ли еще такие в вашем банке памяти? — повторил я вопрос.
Пятнадцатисекундная пауза.
— Нет.
— Я хочу, чтобы вы снова связались со всеми библиотечными компьютерами, к которым обращались по моему заказу, определили, нет ли в каком-нибудь из них фотографий этой женщины, а затем продолжили поиск, подключив компьютеры, к которым еще не обращались, — сказал я, и после паузы добавил:
— Начните с библиотеки на Пелоране VII и проверьте, нет ли там фотографии или голограммы Шарин Д'Амато.
— Есть ли еще указания?
— Нет. Как только у вас появятся дальнейшие сведения, свяжитесь со мной в отеле, или в резиденции мистера Аберкромби.
Я вышел из кабины, прошел к видеофону и набрал номер Аберкромби, чтобы сообщить ему, что я выяснил, а также услышать его мнение — теперь я получил доказательства, что таинственная женщина жила в начале двадцатого столетия Р.Х., почти две тысячи лет спустя после того, как ее изображение впервые появилось в человеческом творчестве. Мне было известно, что до появления фотографий науки клонирования не существовало, но я не мог сформулировать другого логического объяснения, которое отвечало бы всем накопленным до сих пор фактах.
Ответа не было. Решив, что Аберкромби занят работой на своем компьютере, я подумал, что с тем же успехом могу сразу направиться к нему домой: как только я свяжусь с ним, он, без сомнения, потребует личной беседы. Я покидал библиотеку с большой неохотой, потому что был уверен, что где-то в пределах Олигархии должна существовать фотография или голограмма Шарин Д'Амато, и мне невероятно хотелось ее увидеть, но я также понимал, что компьютеру понадобится довольно много времени для передачи по сети, и решил, что чем скорее уйду отсюда, тем скорее вернусь.
На дорогу до имения Аберкромби у меня ушло почти сорок минут: наступило обеденное время, и улицы были многолюдны. Я проталкивался сквозь толпу, наслаждаясь теплом и безопасностью, которые невольно дарили мне живые существа. Наконец я вышел на окраину города и через несколько минут ступил на автоматическую дорожку, ведущую к дому Аберкромби.
— Пожалуйста, назовите себя, — произнес механический голос системы охраны.
— Я Леонардо.
— Вам назначена встреча?
— Мне не нужно ничего назначать, — ответил я, удивившись вопросу. — Я работаю на мистера Аберкромби.
— В настоящее время у меня нет данных о служащем по имени Леонардо.
— Это смешно. Я был здесь два дня назад.
— Два дня назад вы работали на мистера Аберкромби, — ответил тот же голос. — Сейчас вы не работаете.
— Произошла какая-то ошибка, — забеспокоился я. — Пожалуйста, еще раз проверьте списки.
— Проверяю… Вас нет в списках служащих мистера Аберкромби.
— Пожалуйста, разрешите мне поговорить с ним.
— Есть его постоянный приказ не допускать посторонних.
— Но я не посторонний! — возмутился я.
— Моя программа запрещает мне вызывать его по вашей просьбе.
— Тогда я войду в дом и переговорю с ним лично, — сказал я, делая шаг вперед.
— Я не могу пропустить посторонних, — повторил голос. — Пожалуйста, сойдите. Через пять секунд на автоматическую дорожку будет подан смертельный электрический заряд. Четыре. Три. Два.
Я быстро отступил.
— Автоматическая дорожка заблокирована. Пожалуйста, не подходите к дому по газонам, против этого приняты специальные меры.
— Теперь понял, предатель? Ублюдок межпланетный! — прогремел через усилитель голос Аберкромби.
— Мистер Аберкромби, что все это значит? — спросил я, испуганный и растерянный.
— Это значит, что если я кого-то нанимаю, даже такого, как ты, то ожидаю от него верности!
— Но я был абсолютно верен вам, — ответил я.
— Я платил тебе, чтоб ты разузнал все об этом сукином сыне, а не путался с ним! — взревел он.
— Я не путался с ним, — объяснил я. — Он меня сам нашел, и я отклонил его предложение.
— Тогда зачем ты это скрыл?
— Я ничего не скрывал.
— Чушь собачья! Ты виделся с ним две недели назад, я бы об этом не узнал, если бы ты сам не проболтался!
— Я подумал, что это мелочь, не стоящая упоминания. Он просил ему помочь, а я отказался.
— Ну и бежал бы к нему, пока шансы были, — ответил Аберкромби. — Теперь уже поздно.
— Не понимаю, о чем вы, мистер Аберкромби.
— Малькольма Аберкромби не проведешь! Я платил тебе в десять раз больше, чем ты стоишь, чтобы ты помог достать единственную вещь во Вселенной, которая мне нужна, а ты тут же снюхался у меня за спиной с этим прыщом Венциа! Так мне и надо, доверять инопланетянам! Никогда больше не повторю этой дурацкой ошибки.
— Вы совершенно неверно истолковали то, что я вам сказал, мистер Аберкромби.
— Я верно толкую то, о чем у тебя не хватило наглости сказать!
— Если бы я мог поговорить с вами лично… — взмолился я.
— Я и так наговорился с тобой по горло, — ответил он. — А теперь убирайся к чертям собачьим с моей собственности!
— Но это недоразумение! — продолжал я. — Умоляю, дайте мне возможность объяснить!
— Все, — отрезал он. — Я уже послал уведомление в галерею Клейборн и в Дом Крстхъонн, что выгнал тебя за непорядочность. А сейчас, если не хочешь, чтобы я сдал тебя в полицию за вторжение в чужие владения, убирайся-ка лучше, откуда выполз.
— Вы сообщили моему Дому? — повторил я, когда до меня наконец дошла вся сила нанесенного им удара.
— Ты меня слышал.
— Моему Дому? — снова выговорил я, теряя равновесие, потому конечности у меня онемели.
Ответа не последовало.
— Но почему? — спросил я, не в силах прийти в себя. — Я верно служил вам. Я достал вам портреты. Я вас не предал. У вас есть все, что вам нужно. Почему вы так сделали?
— Потому что не получил того, за что плачу!
— Получили! Я летал на Нью Родезию и…
— Я платил тебе за лояльность.
— Я был лоялен. Вы слишком долго живете в одиночестве, вы везде видите врагов, но у вас их нет.
— Об этом судить мне. А когда я покончу с этим куцым выродком Венциа, — пообещал он, — ты еще узнаешь, что такое настоящий враг!
— Но…
— Если через тридцать секунд ты не уберешься из моих владений, я вызываю полицию.
И вот, униженный и несчастный, я вернулся в свою пустую комнату, чувствуя себя таким одиноким, каким ни разу не был за всю жизнь.
Раз двадцать я принимался писать письмо своей Матери Узора, пробуя объяснить, что случилось, и какое извращенное объяснение дал происшедшему Аберкромби — и каждый раз останавливался на второй или третьей строчке. Ни объяснить, ни оправдать факт моего увольнения было просто невозможно. И личное бесчестье само по себе достойно сурового осуждения, но я навлек бесчестье на свой Дом, а возможно, на всю расу бъйорннов.
Самоубийство — вот единственно возможный выход, но самоубийство в данный момент, когда я все еще официально работаю по программе обмена в галерее Клейборн и связан перед ними обязательством, может навлечь на Дом Крстхъонн еще большее бесчестье. Наставление, как мне было необходимо этическое наставление Матери Узора — но я не мог заставить себя обратиться к ней, ибо опозорил ее.
В конце концов я решил, что завтра утром, когда Тай Чонг откроет галерею, я подам ей прошение об отставке, и как только отставка будет принята, я вернусь к себе в комнату и найду забвение. Больше я уже ни о чем не мечтал.
ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ УКРАЛ
Глава 7
На следующее утро я отправился в галерею Клейборн и попросил приема у Тай Чонг. Пришлось ждать. Я в нетерпении ходил по выставочным залам, глядя на экспонаты и не видя их. Тянулись минуты, она не спешила приглашать меня в кабинет, и я прошел внутрь галереи, сел за свой стол и уставился на дисплей компьютера. Перед глазами пробегали строчки накопившихся данных, но я не читал их. Минуту спустя появился Гектор Рейберн с веселой ухмылкой на лице.
— Говорят, Аберкромби вас выкинул, — начал он.
— Это правда, друг Гектор, — ответил я.
— Ну, вы продержались куда дольше, чем мы рассчитывали, — продолжал он. — С возвращением.
— Я здесь лишь для того, чтобы встретиться с Тай Чонг.
— Да? Возвращаетесь на Бъйорнн?
— Мой мир — Бенитар II, — пояснил я. — Бъйорнны — это мой народ.
— Какая разница, — пожал он плечами. — Так вы туда собрались?
— Нет, друг Гектор.
Я говорил искренне, потому что опозоренный не достоин быть погребенным в системе Бенитара.
Он, кажется, потерял интерес к моему будущему.
— Что за тип Аберкромби? — спросил он с любопытством. — На самом деле такой безумный богач и богатый безумец, как о нем говорят?
— Он весьма состоятелен, друг Гектор, — сказал я, поглядывая на закрытую дверь кабинета Тай Чонг. — А обсуждать его психическое состояние я не вправе.
— Нашли для него хоть один портрет той женщины?
— Даже несколько.
Он пристально на меня посмотрел.
— Что с вами сегодня, Леонардо? Обычно вы разговорчивы, так что я не успеваю угнаться за вашими вопросами, а сегодня выглядите так, словно похоронили лучшего друга.
— Я обесчещен.
— То есть?
— Малькольм Аберкромби уволил меня за нелояльность, — ответил я, и мой цвет выразил все мое унижение.
— Ну и что? — сказал Рейберн. — Меня увольняли три раза, и может, еще пять раз уволят. Профессиональный риск, вот и все. Когда такое случается, надо выпить, расслабиться с девочкой и все забыть.
Он помолчал.
— Черт возьми, вам даже не надо искать новую работу: вы же остались в Клейборне.
— Все не так просто, друг Гектор.
— Все именно так просто, Леонардо, — ответил он. — У вас, бъйорннов, просто не правильный взгляд на жизнь.
— Но это наш взгляд на жизнь, — ответил я. — Я не могу жить по-другому.
Тут вмешался мой компьютер, сообщив, что Тай Чонг готова меня принять.
— Послушайте, — предложил Рейберн, — когда освободитесь, подходите ко мне, прогуляемся, потолкуем. Я тут в трех кварталах знаю местечко, там обслужат кого угодно.
Он неожиданно улыбнулся.
— Я угощаю.
— Спасибо за предложение и поддержку, друг Гектор, — сказал я, поднимаясь, — но я вынужден отказаться.
Он пожал плечами.
— Ладно, если передумаете, только скажите.
Я пообещал, что так и сделаю, подошел к двери Тай Чонг, подождал перед сенсором, а когда он меня идентифицировал и дверь поползла в сторону, вошел в кабинет.
— Леонардо, — она поднялась, пошла мне навстречу и взяла за руку. — Мне очень жаль, что произошло такое недоразумение.
— Это моя вина, Достойная Леди, — сказал я. — Я навлек бесчестье не галерею Клейборн и Дом Крстхъонн.
— Ерунда, — сказала она, отметая мое признание. — Этому фанатику за четверть столетия удалось раскопать меньше тридцати картин. Вы нашли для него две за месяц, а ему хватило ума вас уволить. Опрометчиво и безрассудно.
Я остолбенел, пытаясь понять, что она сказала. Наконец ко мне вернулся голос.
— Должен ли я понимать так, что вы на меня не сердитесь, Достойная Леди?
— Конечно, нет.
— Но меня уволили.
— Без причины.
— Причина — разговор с Рубеном Венциа.
— Свобода речи и свобода общения — фундаментальные права. Это, похоже, ускользает от внимания Малькольма Аберкромби, — сказала она с подчеркнутым презрением и сделала жест в сторону видеофона. — Я как раз напоминала ему о них несколько минут назад, когда вы пришли.
— Вы не должны сталкиваться с ним из-за меня, Достойная Леди, — сказал я, и мой цвет отразил, как я огорчился.
— Я это сделала ради Клейборна, — твердо ответила она. — Никому не сойдет безнаказанно позорить моих сотрудников!
— Именно об этом я хочу с вами поговорить.
— О моей беседе с Аберкромби?
— Нет. О моем положении, как одного из ваших сотрудника.
— Ну конечно, вы мой сотрудник, — заверила она.
— Я пришел подать в отставку.
Она, кажется, удивилась.
— Вы — в отставку? О чем вы говорите, Леонардо?
— Я навлек бесчестие на свой Дом.
— Ничего подобного.
— У нас разные культуры, и нам с вами спорить об этом бессмысленно, Достойная Леди, — произнес я.
— Вот и не спорьте.
— Не буду. Но настаиваю на своей отставке.
— Вы нашли другую работу? — спросила она резко.
— Нет, Достойная Леди.
Она слегка смягчилась.
— Что вы сделаете, если я приму вашу отставку? Вернетесь в свой Дом?
— Совершу ритуал самоубийства.
— Что вы совершите? — она была явно потрясена.
— Я лишу себя жизни, чтобы стереть бесчестие, которое навлек на Дом Крстхъонн.
— Только из-за того, что вас уволили? — она никак не могла поверить.
— Да.
— Но это безумие!
— Для человека — может быть, — спокойно ответил я. — А бъйорнн должен поступить именно так.
Она энергично затрясла головой.
— Я не разрешаю вам убить себя, Леонардо.
— Вы не можете этого решать, Достойная Леди.
— Давайте обсудим все разумно и спокойно, — проговорила она взволнованно.
— Я не хочу вас обидеть, Достойная Леди, но я бы предпочел, чтобы вы как можно скорее приняли мою отставку, потому что я должен написать своей Матери Узора и привести в порядок кое-какие дела, прежде чем совершу ритуал.
С минуту она молча смотрела на меня. Затем в ее лице скользнул проблеск понимания. Она прочистила горло и заговорила снова.
— Вы могли лишить себя жизни вчера вечером, — произнесла она, тщательно прислушиваясь к собственным словам, словно каждая мысль вела ее к следующей. — Вы могли сделать это сегодня утром. И все же вы сначала пришли ко мне в офис и настаиваете, чтобы я приняла вашу отставку.
Тут она внимательно вгляделась мне в глаза.
— А что, если я не приму вашу отставку, Леонардо?
— Мне даже не приходило в голову, что вы сможете отнестись к моей просьбе без должного уважения, Достойная Леди.
Она все еще пристально смотрела на меня.
— Ваш Дом подписал с Клейборном контракт на обмен специалистами, — сказала она наконец, и размеренно повторила:
— Ваш Дом, а не вы. Что, если я буду настаивать, чтобы вы отнеслись с должным уважением к этому обязательству?
Я вздохнул.
— Если вы не примете мою отставку, мне придется выполнить обязательства Дома по отношению к вам.
— И вы не убьете себя?
— Я не совершу ритуал, пока не выполню своих обязательств.
— Тогда вам отказано в отставке, — сказала она решительно.
— Вы очень умная женщина, — произнес я с горечью.
— А вы очень живой сотрудник галереи Клейборн, — ответила она, облегченно улыбнувшись. — Хотя бы на ближайшие десять месяцев.
— Девять месяцев и двадцать три дня, — поправил я ее.
— Это мы еще обсудим, когда будем в лучшем расположении духа, — она глубоко вздохнула, словно решила отложить эту тему. — А сейчас вы вернетесь к работе на Малькольма Аберкромби.
— Он никогда не возьмет меня назад.
— Уже взял, — победно усмехнулась она.
— Но почему?
Она показала маленькую голограммку картины и спросила:
— Это вам ничего не напоминает?
Я вгляделся. Это был портрет таинственной незнакомки Аберкромби.
— Натуру я узнаю, — ответил я. — Но я не видел этой картины прежде.
— Никто на Дальнем Лондоне ее не видел, — она сделала паузу. — Когда Аберкромби позвонил мне вчера и сообщил, что уволил вас, я, конечно же, потребовала объяснить причину. Когда я узнала, что Венциа обратился к вам с предложением, мне в голову пришло, что он не сделал бы так, если бы не подозревал, что у вас есть — или вы можете достать — что-нибудь нужное ему. Поэтому я потратила несколько часов, просмотрела все электронные брошюр, которые мы еженедельно получаем для предстоящих аукционов и частных торгов, и нашла вот это.
Она указала на голограмму.
— Это то, что ему нужно?
— Ему нужна только информация, а не картины, Достойная Леди, — ответил я. — Он собирает сведения об этой женщине точно так же, как Аберкромби коллекционирует ее портреты.
— Интересно, почему?
— Я не знаю, Достойная Леди.
Она помолчала, словно задумавшись над этим, потом пожала плечами.
— Как бы там ни было, этот портрет продает Валентин Хит, коллекционер, с которым мы не раз имели дело. Он предпочитает продавать нам напрямую, избегая хлопот и неопределенности аукционов, — она снова помолчала. — Когда вы пришли, я как раз говорила Аберкромби, что мы нашли еще один портрет его незнакомки, и если он хочет его приобрести, то наше условие — снова взять вас на службу и письменно извиниться перед вами, Клейборном и Домом Крстхъонн.
— Он гордый человек, — сказал я. — Он, наверное, не согласился на ваши условия.
— Он еще и одержимый человек, — заметила она.
— Он согласился?
Она улыбнулась.
— Согласился. Вы снова у него на службе.
— Но я не хочу к нему возвращаться! — выпалил я, сам удивившись собственной смелости.
— Это наверняка лучше, чем самоубийство.
— Самоубийство почетно, — сказал я. — А в работе на человека, который меня презирает и считает лжецом, ничего почетного нет.
— Докажите ему, что он не прав.
— Но…
— Послушайте, Леонардо, — перебила она. — Гектор поддразнивает меня за то, что я вечно вступаюсь за наших братьев-инопланетян, и кое в чем он прав: я произношу речи и участвую в маршах, но ни разу не добилась ничего реального. А сейчас у меня появилась возможность действительно что-то сделать, и одновременно преподнести очень неприятному человеку очень неприятный урок.
Она улыбнулась.
— И это тем приятнее, что вы — сотрудник Клейборна.
— А нельзя ли, чтоб работать к Аберкромби пошел кто-нибудь другой?
— спросил я. — Дело ведь не только в том, что мы друг друга не любим? Я здесь, чтобы изучить вашу методологию и расширить свои представления о различных школах искусств, но совершенно не занимаюсь этим с тех пор, как начал на него работать.
Она покачала головой.
— Вас он уволил, и вас должен снова взять на работу. Кроме того, не могу же я ратовать за всеобщее равенство, и не подтвердить свои слова делом, когда наконец представилась возможность! — она сплела перед собой руки. — Ну не хмурьтесь так, Леонардо. Я даже заставила его перечислить крупную сумму в возмещение ущерба вашему Дому.
— Говорят, Аберкромби вас выкинул, — начал он.
— Это правда, друг Гектор, — ответил я.
— Ну, вы продержались куда дольше, чем мы рассчитывали, — продолжал он. — С возвращением.
— Я здесь лишь для того, чтобы встретиться с Тай Чонг.
— Да? Возвращаетесь на Бъйорнн?
— Мой мир — Бенитар II, — пояснил я. — Бъйорнны — это мой народ.
— Какая разница, — пожал он плечами. — Так вы туда собрались?
— Нет, друг Гектор.
Я говорил искренне, потому что опозоренный не достоин быть погребенным в системе Бенитара.
Он, кажется, потерял интерес к моему будущему.
— Что за тип Аберкромби? — спросил он с любопытством. — На самом деле такой безумный богач и богатый безумец, как о нем говорят?
— Он весьма состоятелен, друг Гектор, — сказал я, поглядывая на закрытую дверь кабинета Тай Чонг. — А обсуждать его психическое состояние я не вправе.
— Нашли для него хоть один портрет той женщины?
— Даже несколько.
Он пристально на меня посмотрел.
— Что с вами сегодня, Леонардо? Обычно вы разговорчивы, так что я не успеваю угнаться за вашими вопросами, а сегодня выглядите так, словно похоронили лучшего друга.
— Я обесчещен.
— То есть?
— Малькольм Аберкромби уволил меня за нелояльность, — ответил я, и мой цвет выразил все мое унижение.
— Ну и что? — сказал Рейберн. — Меня увольняли три раза, и может, еще пять раз уволят. Профессиональный риск, вот и все. Когда такое случается, надо выпить, расслабиться с девочкой и все забыть.
Он помолчал.
— Черт возьми, вам даже не надо искать новую работу: вы же остались в Клейборне.
— Все не так просто, друг Гектор.
— Все именно так просто, Леонардо, — ответил он. — У вас, бъйорннов, просто не правильный взгляд на жизнь.
— Но это наш взгляд на жизнь, — ответил я. — Я не могу жить по-другому.
Тут вмешался мой компьютер, сообщив, что Тай Чонг готова меня принять.
— Послушайте, — предложил Рейберн, — когда освободитесь, подходите ко мне, прогуляемся, потолкуем. Я тут в трех кварталах знаю местечко, там обслужат кого угодно.
Он неожиданно улыбнулся.
— Я угощаю.
— Спасибо за предложение и поддержку, друг Гектор, — сказал я, поднимаясь, — но я вынужден отказаться.
Он пожал плечами.
— Ладно, если передумаете, только скажите.
Я пообещал, что так и сделаю, подошел к двери Тай Чонг, подождал перед сенсором, а когда он меня идентифицировал и дверь поползла в сторону, вошел в кабинет.
— Леонардо, — она поднялась, пошла мне навстречу и взяла за руку. — Мне очень жаль, что произошло такое недоразумение.
— Это моя вина, Достойная Леди, — сказал я. — Я навлек бесчестье не галерею Клейборн и Дом Крстхъонн.
— Ерунда, — сказала она, отметая мое признание. — Этому фанатику за четверть столетия удалось раскопать меньше тридцати картин. Вы нашли для него две за месяц, а ему хватило ума вас уволить. Опрометчиво и безрассудно.
Я остолбенел, пытаясь понять, что она сказала. Наконец ко мне вернулся голос.
— Должен ли я понимать так, что вы на меня не сердитесь, Достойная Леди?
— Конечно, нет.
— Но меня уволили.
— Без причины.
— Причина — разговор с Рубеном Венциа.
— Свобода речи и свобода общения — фундаментальные права. Это, похоже, ускользает от внимания Малькольма Аберкромби, — сказала она с подчеркнутым презрением и сделала жест в сторону видеофона. — Я как раз напоминала ему о них несколько минут назад, когда вы пришли.
— Вы не должны сталкиваться с ним из-за меня, Достойная Леди, — сказал я, и мой цвет отразил, как я огорчился.
— Я это сделала ради Клейборна, — твердо ответила она. — Никому не сойдет безнаказанно позорить моих сотрудников!
— Именно об этом я хочу с вами поговорить.
— О моей беседе с Аберкромби?
— Нет. О моем положении, как одного из ваших сотрудника.
— Ну конечно, вы мой сотрудник, — заверила она.
— Я пришел подать в отставку.
Она, кажется, удивилась.
— Вы — в отставку? О чем вы говорите, Леонардо?
— Я навлек бесчестие на свой Дом.
— Ничего подобного.
— У нас разные культуры, и нам с вами спорить об этом бессмысленно, Достойная Леди, — произнес я.
— Вот и не спорьте.
— Не буду. Но настаиваю на своей отставке.
— Вы нашли другую работу? — спросила она резко.
— Нет, Достойная Леди.
Она слегка смягчилась.
— Что вы сделаете, если я приму вашу отставку? Вернетесь в свой Дом?
— Совершу ритуал самоубийства.
— Что вы совершите? — она была явно потрясена.
— Я лишу себя жизни, чтобы стереть бесчестие, которое навлек на Дом Крстхъонн.
— Только из-за того, что вас уволили? — она никак не могла поверить.
— Да.
— Но это безумие!
— Для человека — может быть, — спокойно ответил я. — А бъйорнн должен поступить именно так.
Она энергично затрясла головой.
— Я не разрешаю вам убить себя, Леонардо.
— Вы не можете этого решать, Достойная Леди.
— Давайте обсудим все разумно и спокойно, — проговорила она взволнованно.
— Я не хочу вас обидеть, Достойная Леди, но я бы предпочел, чтобы вы как можно скорее приняли мою отставку, потому что я должен написать своей Матери Узора и привести в порядок кое-какие дела, прежде чем совершу ритуал.
С минуту она молча смотрела на меня. Затем в ее лице скользнул проблеск понимания. Она прочистила горло и заговорила снова.
— Вы могли лишить себя жизни вчера вечером, — произнесла она, тщательно прислушиваясь к собственным словам, словно каждая мысль вела ее к следующей. — Вы могли сделать это сегодня утром. И все же вы сначала пришли ко мне в офис и настаиваете, чтобы я приняла вашу отставку.
Тут она внимательно вгляделась мне в глаза.
— А что, если я не приму вашу отставку, Леонардо?
— Мне даже не приходило в голову, что вы сможете отнестись к моей просьбе без должного уважения, Достойная Леди.
Она все еще пристально смотрела на меня.
— Ваш Дом подписал с Клейборном контракт на обмен специалистами, — сказала она наконец, и размеренно повторила:
— Ваш Дом, а не вы. Что, если я буду настаивать, чтобы вы отнеслись с должным уважением к этому обязательству?
Я вздохнул.
— Если вы не примете мою отставку, мне придется выполнить обязательства Дома по отношению к вам.
— И вы не убьете себя?
— Я не совершу ритуал, пока не выполню своих обязательств.
— Тогда вам отказано в отставке, — сказала она решительно.
— Вы очень умная женщина, — произнес я с горечью.
— А вы очень живой сотрудник галереи Клейборн, — ответила она, облегченно улыбнувшись. — Хотя бы на ближайшие десять месяцев.
— Девять месяцев и двадцать три дня, — поправил я ее.
— Это мы еще обсудим, когда будем в лучшем расположении духа, — она глубоко вздохнула, словно решила отложить эту тему. — А сейчас вы вернетесь к работе на Малькольма Аберкромби.
— Он никогда не возьмет меня назад.
— Уже взял, — победно усмехнулась она.
— Но почему?
Она показала маленькую голограммку картины и спросила:
— Это вам ничего не напоминает?
Я вгляделся. Это был портрет таинственной незнакомки Аберкромби.
— Натуру я узнаю, — ответил я. — Но я не видел этой картины прежде.
— Никто на Дальнем Лондоне ее не видел, — она сделала паузу. — Когда Аберкромби позвонил мне вчера и сообщил, что уволил вас, я, конечно же, потребовала объяснить причину. Когда я узнала, что Венциа обратился к вам с предложением, мне в голову пришло, что он не сделал бы так, если бы не подозревал, что у вас есть — или вы можете достать — что-нибудь нужное ему. Поэтому я потратила несколько часов, просмотрела все электронные брошюр, которые мы еженедельно получаем для предстоящих аукционов и частных торгов, и нашла вот это.
Она указала на голограмму.
— Это то, что ему нужно?
— Ему нужна только информация, а не картины, Достойная Леди, — ответил я. — Он собирает сведения об этой женщине точно так же, как Аберкромби коллекционирует ее портреты.
— Интересно, почему?
— Я не знаю, Достойная Леди.
Она помолчала, словно задумавшись над этим, потом пожала плечами.
— Как бы там ни было, этот портрет продает Валентин Хит, коллекционер, с которым мы не раз имели дело. Он предпочитает продавать нам напрямую, избегая хлопот и неопределенности аукционов, — она снова помолчала. — Когда вы пришли, я как раз говорила Аберкромби, что мы нашли еще один портрет его незнакомки, и если он хочет его приобрести, то наше условие — снова взять вас на службу и письменно извиниться перед вами, Клейборном и Домом Крстхъонн.
— Он гордый человек, — сказал я. — Он, наверное, не согласился на ваши условия.
— Он еще и одержимый человек, — заметила она.
— Он согласился?
Она улыбнулась.
— Согласился. Вы снова у него на службе.
— Но я не хочу к нему возвращаться! — выпалил я, сам удивившись собственной смелости.
— Это наверняка лучше, чем самоубийство.
— Самоубийство почетно, — сказал я. — А в работе на человека, который меня презирает и считает лжецом, ничего почетного нет.
— Докажите ему, что он не прав.
— Но…
— Послушайте, Леонардо, — перебила она. — Гектор поддразнивает меня за то, что я вечно вступаюсь за наших братьев-инопланетян, и кое в чем он прав: я произношу речи и участвую в маршах, но ни разу не добилась ничего реального. А сейчас у меня появилась возможность действительно что-то сделать, и одновременно преподнести очень неприятному человеку очень неприятный урок.
Она улыбнулась.
— И это тем приятнее, что вы — сотрудник Клейборна.
— А нельзя ли, чтоб работать к Аберкромби пошел кто-нибудь другой?
— спросил я. — Дело ведь не только в том, что мы друг друга не любим? Я здесь, чтобы изучить вашу методологию и расширить свои представления о различных школах искусств, но совершенно не занимаюсь этим с тех пор, как начал на него работать.
Она покачала головой.
— Вас он уволил, и вас должен снова взять на работу. Кроме того, не могу же я ратовать за всеобщее равенство, и не подтвердить свои слова делом, когда наконец представилась возможность! — она сплела перед собой руки. — Ну не хмурьтесь так, Леонардо. Я даже заставила его перечислить крупную сумму в возмещение ущерба вашему Дому.