Он понял, что не позволит ей убежать далеко. И не позволил. Поймал. Целовал. Дал почувствовать свое лихорадочное желание.
   Джордано отчаянно желал ее раньше. Желал и сейчас. Но не хотел, чтобы Шерил любила его. Зачем, черт возьми, она сказала, что любит его? «Не надо, – просил он ее.– Я не могу использовать тебя, – признавался он. – Я не обещаю вечной любви», – предупреждал он. Но это ни к чему не привело.
   Шерил взяла его за руку. Коснулась его лица. Обняла, дав услышать, как бьется ее сердце.
   Больше Джордано уже не говорил «нет». Терпение человеческое не беспредельно. Он повел ее в коттедж, в свою комнату. В свою постель.
   Она шла охотно, даже с нетерпением, села на кровать и смотрела, как Джордано борется со своей одеждой. Руки у него тряслись. Наконец, улыбнувшись, Шерил сказала:
   – Дай мне. У меня в этом большой опыт.
   Он было нахмурился, решив, что это сказано про мужчин, но тут же понял: она имеет в виду пуговицы и молнии. Ведь Шерил привыкла одевать и раздевать своих подопечных – она была няней. Самой сексуальной няней на свете. Ему оставалось только смотреть, как она расстегивает пуговицы рубашки и стаскивает ее с его плеч, как расстегивает молнию брюк и спускает их вниз. Чтобы сделать это, Шерил пришлось встать на колени, ее мокрые волосы коснулись тела Джордано. Он стиснул зубы. Закрыл глаза. Руки его сжались в кулаки.
   Оставшись без брюк, Джордано притянул Шерил к себе и навзничь упал на кровать, увлекая ее с собой.
   Боже, как приятно почувствовать ее тело на себе! Он мечтал о близости с Шерил Дорси с того самого дня, когда впервые увидел. Но старался не представлять ее себе иначе, как полностью одетой, склонившейся над заполненной цифрами страницей блокнота, играющей с Луиджи.
   В дневное время это ему неплохо удавалось. Однако ночами подсознание брало свое, сплетая дикие фантазии, сводившие его с ума. В одной из таких сцен они как раз лежали на кровати, она на нем. И ощущение теплой тяжести ее тела было лишь прелюдией ко всему остальному.
   Эта Шерил была холодной, ее кожа еще не согрелась после ночного купания. Но чем дольше она лежала на нем, тем теплее им становилось. Между ними перетекал жар – жар желания и страсти.
   Любви, как сказала бы Шерил. Он не мог, не умел сказать этого. Но зато мог чувствовать. Ладони Джордано скользнули по ее спине и, зацепив эластичную резинку шорт, стянули их вниз. Кожа Шерил была такой нежной, такой гладкой, такой мягкой!.. Джордано не мог насытиться ею.
   Ответные прикосновения Шерил, жадные и неистовые, говорили о том, что она чувствует по отношению к нему то же самое. Но иначе и быть не могло. Ведь Шерил любит его…
   Нет, он не позволит себе думать об этом. Такую ношу он не может взять на себя.
   – Все в порядке, – шепнула она, будто прочитав его мысли.
   И, полагая, что так оно и есть, Джордано замер. Его руки перестали ласкать ее, тело напряглось.
   – Все в порядке.
   Это было не так. Или не совсем так. Но Джордано уже ничего не мог с собой поделать. Она была нужна ему. Он ведь предупреждал ее. Шерил знала, на что идет. И знала, что может от него получить. Не то, чего она хочет, а то, что он может дать.
   – Иди ко мне, Джордано, – попросила она и, скатившись на кровать, увлекла его на себя.
   Ее руки, пройдясь вдоль спины и дойдя до ягодиц, заставили его выгнуться от удовольствия. Потом они сорвали с него трусы. Джордано невольно застонал.
   Надо сделать все как можно лучше. Если уж он не может дать ей вечной любви, то, по крайней мере, способен подарить радость этого момента.
   И когда Шерил направила его в себя, он уже не мог остановиться, хотя и чувствовал сопротивление ее тела.
   – Все в порядке, – вновь сказала она, потому, как понял Джордано, что не хотела, чтобы он останавливался.
   Шерил хотела его всего, без остатка. И отдавала ему всю себя. Что же представляла из себя эта их обоюдная близость? И чем она отличалась от того, что было у него прежде? А она отличалась. Он понял это в тот самый момент, когда оказался внутри нее.
   Было воссоединение. Но воссоединение было всегда. Было удовольствие. Но удовольствие тоже было всегда. Был огонь, жаркий, сильный и жадный. Было и еще кое-что.
   Близость с Шерил дала Джордано нечто, чего он никогда не испытывал ни с одной другой женщиной. Описать это было невозможно. Не хватало слов.
   Страсть? Да, но… Желание? Конечно, однако… Любовь? Джордано был уверен, что Шерил назвала бы это именно так. Может быть, может быть… Он не знал.
   Ему было не до того. Это нахлынуло на него прежде, чем Джордано смог подобрать подходящее определение. Только почувствовав, как задрожало прижавшееся к нему тело, ощутив спазм освобождения и услышав, как она вскрикнула, он понял, что испытывает она в этот момент. Потому что сам испытывал то же самое. Потерю и в то же время… обретение.
   Их разбудил телефонный звонок.
   Откатившись от Шерил, Джордано взглянул на светящийся циферблат будильника. Почти пять. Вероятно, надо сказать Полу спасибо за то, что он дал им хоть немного времени.
   – Кто это? – пробормотала Шерил и, пододвинувшись, заключила его в объятия. – Пол? Локсли?
   – Кто же еще? – ответил Джордано.
   Вставать не хотелось. Не хотелось, чтобы грубый внешний мир нарушал то, что сложилось между ним и Шерил. У них и так слишком мало времени…
   – Можешь ты дать мне спокойно поспать хоть одну ночь! – рявкнул в трубку Джордано.
   Последовала долгая пауза. Затем раздался дрожащий голос Изабеллы.
   – Джордано? Шерил не с вами? Я… искала ее всюду. Не хотела беспокоить вас. Извините, но мне кажется, что у меня снова начинается. На этот раз, видно, совсем уж всерьез.

Глава десятая

   На то, чтобы смущаться, времени не было. В спальне на втором этаже, которую Шерил занимала с тех пор, как Изабелла впервые попала в госпиталь, она торопливо оделась, а затем, махнув рукой на требующие расчески, безнадежно спутанные волосы, спустилась вниз, к скорчившейся в своей постели Изабелле.
   – Они начинаются через каждые четыре минуты и очень сильные. – Голос ее дрожал, но паники заметно не было, Изабелла просто нервничала. – Доктор сказал, что чем чаще, тем лучше. Думаю, это достаточно часто…
   – Вполне, – заверила ее Шерил, от души надеясь, что права.
   Минуту спустя появился Джордано, одетый в чистые джинсы и голубую рубашку с открытым воротом, застегнутую не на все пуговицы. Все же он выглядел гораздо уверенней, чем, по мнению Шерил, чувствовал себя на самом деле. Однако ему тоже не помешало бы причесаться.
   – Готовы? – спросил он Изабеллу.
   Та кивнула на стоящий рядом с кроватью маленький чемоданчик.
   – Все собрано. Я только… хотела бы повидаться с Луиджи.
   – Вы его разбудите, – нахмурился Джордано.
   Изабелла покачала головой.
   – Я только посмотрю. – Придерживая живот, она прошла в комнату сына и, склонившись над ним, погладила по голове. Луиджи завозился, но не проснулся. Поцеловав его в щеку, Изабелла взглянула на стоящую у двери Шерил. – Теперь я совсем готова.
   Шерил уступила ей дорогу. Джордано, относивший чемоданчик в машину, только что вернулся. Лицо его было хмурым, глаза беспокойными. Она знала, что именно его тревожит. Джордано только что понял, что кто-то из них должен отвезти Изабеллу в больницу и оставаться там до самых родов. А потом сообщить обо всем Бенито. А кому-то было необходимо остаться дома с Луиджи.
   По логике вещей, будучи няней, в доме должна была остаться именно Шерил. Однако она няня не только Луиджи, но и Джордано. И должна сделать для своего подопечного все, что возможно. В данном случае – дать ему остаться с братом. По правде говоря, так будет лучше и для Луиджи.
   Они были братьями. И нуждались друг в друге. Позднее, когда Луиджи проснется, они помогут друг другу справиться с ситуацией.
   Шерил взяла холодную руку Джордано и пожала ее.
   – Оставайся, – сказала она. – Поеду я.
   В его глазах что-то сверкнуло, и, явно почувствовав облегчение, Джордано ответил на рукопожатие.
   – Мы приедем позднее.
   Глядя на них, Изабелла улыбнулась прежде, чем у нее начался очередной приступ схваток.
   – Нам лучше поторопиться, – с трудом выговорила она.
   – Девчонка? – с некоторым разочарованием переспросил Луиджи, когда спустя несколько часов Джордано сообщил ему новость.
   Роды прошли нормально. Ребенок весил меньше нормы, но, по всей видимости, с ним было все в порядке.
   – Мать и дочь чувствуют себя хорошо, – сказала Шерил по телефону. – Теперь у тебя есть сестра, Джордано.
   Сестра. Которая, не сомневался Джордано, когда-нибудь превратится в элегантную, темноволосую девушку, сводящую всех мужчин с ума. Значит, ему придется быть бдительным, защищая ее от всяких повес и негодяев. От людей вроде него самого. Которые только берут и ничего не дают взамен.
   Однако, возразил ему внутренний голос, этой ночью он ничего не взял у Шерил. Она сама отдала – а Джордано принял. Без сомнения, это было самым прекрасным подарком в его жизни. И он будет благодарен за него до конца жизни. Но не женится на ней. Не может рисковать.
   – Девочки не так уж плохи, – сказал он и, заметив сомнение во взгляде Луиджи, потрепал брата по голове. – Вот увидишь.
   Доев кашу, сваренную ему Джордано, мальчик нетерпеливо запрыгал по кухне.
   – Когда мы поедем? Скоро?
   – Скоро, – обещал Джордано. – Дай мне только убраться здесь.
   Но ему понадобилось намного больше времени, чем он предполагал. Пришлось ответить на два телефонных звонка. Один был от Сьюзен и касался повседневных вопросов. Немного позднее позвонил обеспокоенный Пол. Джордано пришлось сделать несколько заметок и пообещать разобраться.
   – Хорошо бы, – сказал Пол. – Когда ты, черт возьми, наконец вернешься? С тебя ведь сняли гипс?
   – Да. Только… Я нужен здесь.
   – Но здесь ты нужен не меньше, старик. Надеюсь, ты не позволишь своему отцу одолеть тебя.
   – Не беспокойся. Это не имеет к нему никакого отношения.
   – Ну как знаешь, – сказал Пол. И не надо было быть психологом, чтобы услышать в его тоне нотку скептицизма.
   Положив трубку немного резче, чем следовало, Джордано повернулся к Луиджи.
   – Все. Едем в больницу.
   Она действительно была темноволосой. Около двух килограммов, красное сморщенное личико и самые длинные ресницы, которые он когда-либо видел.
   – Она похожа на обезьяну, – с беспокойством прошептал Луиджи, стараясь, чтобы не слышала Изабелла.
   – Когда подрастет, то не будет похожа, – заверил его Джордано.
   – А я тоже был похож на обезьяну? – спросил мальчик.
   – Маленьким я тебя не видел.
   – Почему?
   – Я был… далеко отсюда.
   А если бы и не был, то все равно не горел бы желанием увидеть своего новорожденного единокровного братца. Но не сообщать же об этом Луиджи.
   Тогда Джордано рассматривал его рождение скорее как очередное свидетельство безумия отца. Мало того, что старик женился на женщине, годящейся ему в дочери! Так он еще умудрился сделать ей ребенка! Узнав об этом, Джордано пришел в ярость.
   Сейчас он не понимал, какие чувства испытывает по сходному поводу. Явно не ярость. Во время своего вынужденного пребывания в коттедже он не мог не заметить, что между отцом и Изабеллой существует глубокая привязанность. Как ни трудно ему было признать это, но они вели себя так, будто любят друг друга. Правда, только увидев побелевшее лицо Бенито, сходящего с самолета, он до конца поверил в их чувства.
   А как насчет его матери? Если Бенито действительно способен на любовь, то почему он не любил мать? Разумеется, Джордано не спросил отца об этом.
   Вид Бенито, утыканного трубками, произвел на него болезненное впечатление. У Джордано даже закружилась голова, и, несмотря на заверения медицинской сестры, что отец держится хорошо, он не смог долго оставаться в палате.
   – Лучше, если я не пойду, – сказал Джордано Шерил на следующий день, когда она спросила его, пойдет ли он с ними в больницу. – При виде меня его может хватить второй приступ.
   Она не стала спорить, показывая этим, что разделяет его мнение. Вернувшись назад, Шерил сказала, что все, кажется, идет хорошо.
   – Он в стабильном состоянии. Приступ был не сильный, да еще, к счастью, случился там же, в больнице.
   С каждым днем Бенито становилось все лучше, так, по крайней мере, говорили. Сам Джордано больше в больнице не появлялся.
   Но сегодня, конечно, пришлось. После того, как Шерил позвонила и сказала, что Аурелия Джоанна Рикелли жива и прекрасно себя чувствует на руках матери, он испытал большое облегчение. Джордано был рад взять с собой Луиджи и, встав перед окошком, поднял его, дав рассмотреть лежащего в украшенной розовыми лентами кроватке ребенка.
   – И что ты думаешь о своей семье? – Услышав за своей спиной этот тихий голос, Джордано чуть было не уронил брата и резко обернулся, держа его перед собой, как щит.
   – Папа! – воскликнул Луиджи, пытаясь вывернуться из рук Джордано.
   Медленно и неохотно он опустил мальчика на пол, и тот, подбежав к тяжело опирающемуся на каталку отцу, осторожно обнял его ноги. Бенито, отняв руку от каталки, потрепал ею мягкие волосы мальчика и поднял глаза.
   – Джордано?
   У него перехватило горло, и потребовалось некоторое время, чтобы выдавить из себя хоть что-нибудь, но наконец ему это удалось:
   – Поздравляю. – И повернувшись, Джордано, пошел прочь.
   Шерил нашла его в самом дальнем конце автомобильной стоянки.
   Джордано стоял спиной к больнице, глядя в пространство, но вряд ли вообще что-нибудь видел. Стоя в другом конце холла, она наблюдала за калейдоскопом мелькнувших на его лице эмоций при встрече с отцом. Обида. Удивление. Боль. Смирение. А потом он повернулся и ушел.
   Ей хотелось побежать за ним, но необходимо было удостовериться в том, что Бенито способен управиться с Луиджи. А к тому времени, когда она наконец устроила отца и сына в комнате Изабеллы, Джордано уже исчез из вида.
   Поискав в холле, она зашла в комнату ожидания, потом вернулась назад и, в отчаянии выглянув в окно, наконец заметила его. И тут ее охватила паника.
   Это будет практически первый их разговор после той ночи любви. Разумеется, они обменивались кое-какими необходимыми фразами, но ни словом не обмолвились о том, что произошло между ними.
   Сейчас тоже было не лучшее время для разговоров. Но, может быть, настало время для чего-то другого. Бывают обстоятельства – как она часто говорила родителям детей, которых воспитывала, – когда словами нельзя выразить то, что нужно сказать. И, набравшись храбрости и не уверенная в том, встретит ли хороший прием, она подошла к нему.
   – Джордано…
   Он вздрогнул, потом медленно повернулся и встретился с ней взглядом. На его лице по-прежнему было написано все то же самое – боль, смущение, обида, смирение. Однако на какое-то мгновение там появилось еще кое-что, имеющее, как Шерил хотелось надеяться, отношение к ней.
   Раскрыв объятия, она шагнула вперед и крепко прижалась к Джордано. Я люблю тебя, говорила она ему – говорила руками, телом, своим теплом. Это была не страсть, которую она ощутила с самого начала их знакомства, а нечто гораздо более глубокое и ценное. Это была любовь.
   Он содрогнулся, но остался недвижен, как статуя, казалось, даже не дышал. А потом Шерил почувствовала, как руки Джордано сомкнулись за ее спиной, у него вырвался тяжелый вздох.
   – Я люблю тебя, – сказала она теперь уже вслух и, слегка отстранившись, заглянула в его глаза. – Я люблю тебя.
   Джордано на мгновение опустил взгляд, потом вновь поднял глаза.
   – Знаю, – сказал он нетвердым голосом. – Я это знаю.
   Еще днем он заказал авиабилет на завтрашний утренний рейс и, когда Шерил привезла Луиджи на обед домой, сообщил ей об этом.
   – Ты улетаешь? – Она изумленно посмотрела на него.
   Так будет лучше, убеждал он себя. Да, она любит его. Но разве любовь когда-нибудь приносила что-нибудь, кроме боли? К примеру – его матери.
   Не желая обижать Шерил так, как его отец обидел мать, Джордано избавлял ее от этой боли. А заодно и себя тоже.
   – Мне необходимо вернуться, – решительно сказал Джордано, не обращая внимания на выражение ее лица. – Моя жизнь там. И работа тоже. Это моя судьба. Я остался только из-за Луиджи и ты это знаешь. Но теперь с Луиджи все будет в порядке. Ребенок родился, Изабелла прекрасно себя чувствует. И даже Бенито через несколько дней будет дома. Я им больше не нужен. – Джордано был рад тому, что Луиджи играл в другой комнате. На этот раз, во всяком случае, брат не может возразить ему.
   Шерил тоже этого не сделает. Он знал это. Знал, что, несмотря на стоящую в ее глазах боль, она его отпустит. Так будет лучше для них обоих. Шерил найдет себе более достойного человека. В конце концов ей придется понять это. А он сам?
   С ним все будет в порядке. Все будет в порядке. Надо только постоянно повторять это себе – и все сбудется.
   – Утром я улечу, – повторил Джордано. – Должен улететь.
   Она не поверила ему. Нет, не может Джордано бросить ее с такой легкостью, твердила себе Шерил. Ведь он тоже любит ее, она это знает.
   Однако настаивать Шерил не стала, слово было за ним. Ведь слова ничего не значат, если вытягивать их из него клещами. Скажи, безмолвно молила она, скажи, что любишь меня. Но Джордано не произнес ни слова.
   Он одумается, сказала себе Шерил и с самой приветливой улыбкой, какую только могла изобразить, повезла Луиджи обратно в больницу, к родителям и новорожденной сестренке. По дорогe они купили воздушные шары, по одному на каждого, и Луиджи гордо разнес их по палатам. Сначала в детскую, к Аурелии. Под наблюдением Луиджи медицинская сестра привязала розовый с серебром шар к кроватке девочки.
   – Чтобы она могла увидеть его, когда посмотрит вверх, – объяснил Луиджи Шерил. Он осмотрел сестру через стекло. – Сейчас она выглядит лучше, – решил мальчик. – Когда я увидел ее в первый раз, она походила на обезьянку.
   Шерил сдержала улыбку.
   – Это пройдет, – обещала она.
   – Джордано тоже так сказал, – кивнул Луиджи.
   Шерил уже потеряла счет тому, сколько раз за последние несколько дней мальчик упомянул брата. Было ясно, что в его глазах Джордано – герой. Луиджи будет недоставать брата.
   Следующий шар они понесли Изабелле. Та уже совсем оправилась и выглядела гораздо лучше. Обрадовавшись подарку, Изабелла привязала его в ногах постели.
   – Чтобы я могла его все время видеть.
   – Как Релия, – радостно сказал Луиджи, подпрыгивая то на одной, то на другой ноге. – Мы с Шерил принесли и ей тоже. А вот этот для папы. – Он покачал шаром с нарисованной на нем веселой рожицей.
   – Чудесно, – сказала Изабелла. – Он будет очень рад. Мы с Аурелией завтра возвращаемся домой, а папа останется здесь еще на несколько дней.
   – Почему? – спросил Луиджи.
   – Ему нужно еще немного отдохнуть.
   – А с ним все хорошо?
   Изабелла похлопала по кровати, и он взобрался к матери под бок.
   – С ним все хорошо, дорогой. Он будет здоров. – Она прижала сына к себе. В это время зазвонил внутренний телефон, и глаза ее зажглись.
   – Он сейчас здесь, – сказала Изабелла. – Да. Прекрасная идея. Но ты уверен, что тебе это не повредит? Тогда хорошо, милый – Она повесила трубку. – Это папа. Он хочет знать, не встретишь ли ты его возле детской. Там и подаришь ему шар.
   Луиджи расцвел и, соскочив с кровати, сломя голову бросился к двери.
   – Потише, – сказала ему вслед мать.
   Он замедлил движение, но ненамного. Изабелла улыбнулась.
   – Какой неугомонный, – сказала она, покачав головой. – Хотела бы я, чтобы вы остались помочь мне с ним.
   У Шерил словно все опустилось внутри.
   – А я не остаюсь?
   Ей не следовало говорить подобные слова. Это непрофессионально. Если Изабелла не хочет, чтобы она осталась, то у нее нет никакого права задавать вопросы.
   – Видите ли, я полагала, что вы уедете с Джордано. Увидела вас вдвоем, – добавила Изабелла, кивая в сторону окна, – там, на стоянке, и подумала…
   Да, Шерил тоже думала. А может быть, «надеялась» – более верное слово. Она покачала головой.
   – Джордано улетает. Завтра утром.
   – Что?
   – Он должен быть там. – Шерил пожала плечами.
   – Вы его любите… – В голосе Изабеллы не прозвучало ни малейшего сомнения.
   Шерил понимала, что не имеет смысла отрицать очевидное.
   – И все же он улетает, – сказала она.
   – Но он тоже любит вас.
   С этим Шерил тоже не стала бы спорить, хотя подозревала, что Джордано мог бы.
   – Мне кажется, что он просто не хочет никого любить. – Она взглянула на Изабеллу, пытаясь улыбаться, казаться храброй и решительной, но в глазах молодой матери было столько сочувствия и сострадания, что ей пришлось отвести взгляд.
   – Ох уж этот Джордано, – грустно пробормотала Изабелла и, покачав головой, вновь взглянула на Шерил. – О моя дорогая…
   По дороге из больницы Луиджи уснул. Вскочив в машину, он возбужденно рассказал, как понравился отцу его шар и как хорошо, что завтра его мать и Релия возвращаются домой.
   – А скоро и папа вернется, – радостно добавил он. – Тогда мы опять будем все вместе.
   Когда Шерил взглянула на него в следующий раз, мальчик уже спал мертвым сном на сиденье.
   Подъехав поближе к дому, она подняла Луиджи на руки, чтобы отнести в спальню, но в это время дверь открылась и навстречу ей вышел Джордано. Не говоря ни слова, он взял спящего мальчика и с непринужденностью отца отнес его в комнату и положил на кровать.
   Шерил сняла с Луиджи обувь и накрыла его покрывалом. Если он проснется позднее, она переоденет его в пижаму. Но это маловероятно, день у него был тяжелый. Наклонившись, Шерил поцеловала его и чуть отступила назад.
   Опустившись возле кровати на колени, Джордано долго смотрел на спящего брата, потом, потрепав его по голове и легко поцеловав в лоб, вышел вместе с Шерил из комнаты.
   Она понимала, что это было прощание. Если до сих пор у нее еще оставалась надежда на то, что Джордано останется, теперь она исчезла. Может быть, именно потому Шерил позволила ему ночью прийти к ней. Чтобы в ее дальнейшей жизни было еще одно горькое – или сладкое? – воспоминание.
   Сегодняшняя ночь не шла ни в какое сравнение с той, первой. Было все, что тогда, а кроме того – нежность. Его ласки заставляли ее стонать от наслаждения. Шерил тоже вносила свой посильный вклад, пытаясь за одну только ночь научить его любви. Она ощупывала лицо Джордано; стараясь запечатлеть в памяти высокие скулы, решительную линию подбородка, орлиный нос, изучала его губы, прослеживая их линию сначала пальцами, а потом языком, целовала его веки, запускала пальцы в волосы и вновь целовала – грудь, живот…
   Он ушел, когда она еще спала. Уйти, не попрощавшись, было правильным решением. Они ведь прощались всю ночь. Любили друг друга… любили… и любили. Слова не могут добавить к этому ничего большего. Так будет лучше.
   «Так будет лучше». Эти слова, подобно заклинанию, звучали в его мозгу всю дорогу до аэропорта. Он сделал то, что хотел сделать. Что нужно было сделать. Он поступил правильно.
   По приезде в аэропорт ему захотелось улететь как можно скорее. Почему, черт возьми, его заставляют ждать два часа? Если уж он здесь, то готов к вылету. Лететь – так лететь.
   Пройдясь по вокзалу, Джордано хмуро уставился в окно.
   – Джордано…
   Голос был низким, хриплым, со знакомым итальянским акцентом и совершенно здесь неуместный. Он резко обернулся. За его спиной стоял отец, опирающийся на палку, тяжело дышащий, со вспотевшим лбом и побледневшим лицом.
   – Какого черта?.. – Джордано ошеломленно потряс головой. – Что ты здесь делаешь? Тебе же надо быть в больнице?
   – Я сам себя выписал.
   – Но зачем? Господи, тебе что, жизнь надоела! – Схватив отца под руку, он усадил его в ближайшее кресло, но сам остался стоять. Сердце его билось как сумасшедшее.
   – Сядь, – скомандовал Бенито, похлопав ладонью по стоящему рядом креслу.
   – Не хочу. Мне предстоит сидеть следующие шесть часов.
   Отец пристально посмотрел ему в глаза.
   – Сядь.
   Немного помедлив, Джордано нехотя сел.
   – Вот и хорошо, – Бенито кивнул с тяжелым вздохом. – Я хочу рассказать тебе одну историю.
   – Историю? – ошеломленно переспросил Джордано. – Ты сбежал из госпиталя и ехал сюда только для того, чтобы рассказать мне историю?
   – Меня привез Треццо, – признался отец. – Сейчас я тебе все объясню.
   – Так говори, черт возьми! И возвращайся скорее в постель. Ты же можешь умереть! А тебе нельзя умирать. У тебя есть дети, о которых нужно заботиться.
   – О них позаботишься ты, – доверительно сообщил Бенито. Выражение его лица было почти безмятежным.
   На скулах Джордано вздулись желваки.
   – Ты так в этом уверен?
   – Уверен. – На губах Бенито появилась легкая улыбка. – Я видел тебя с Луиджи.
   – Он хороший мальчик, – пробормотал Джордано.
   – Он таков, каким был его брат.
   – Был?
   – Есть, – поправился Бенито.
   – Пересмотрел свое мнение?
   – Да.
   Это было не извинением, а просто констатацией факта. Разумеется, он не был бы Бенито, если бы сказал, что извиняется. Но, как бы то ни было, Джордано все же почувствовал некоторое удовлетворение.
   – Я расскажу тебе одну историю, – повторил Бенито, глядя в окно на стоящие на взлетной полосе самолеты. – О молодом человеке с грандиозными идеями. И о женщине, в которую он влюбился. Историю обо мне и о твоей матери.
   Джордано ошеломленно смотрел на него, не в силах произнести ни слова. Не ослышался ли он? Неужели отец сказал, что любил мать?