Робардс Карен. Полночный час

   Он вполне подходит ей. Достаточно приятной внешности, прилично одевается, остроумен, разведен и имеет хорошую работу. А Марино лишь коп, которого вызывают в случае опасности. Вероятно, он и относится к Грейс, как к истеричной женщине, которой всюду мерещатся преступники. Но он приходит, потому что это его работа.
   Если Джон Парсон не так сексуален, как Тони Марино, то это ничего не значит. Секс не должен занимать слишком важное место в жизни тридцатишестилетней матери взрослой дочери. Прошло то время, когда она имела право искать себе самца для постельных утех.
   – Мам, кончай возиться с ужином и беги наверх переодеваться.
   Джессика как будто видела ее насквозь и поэтому одерживала победу над мятущейся в сомнениях Грейс. Такая воля и решительность, проявленные дочерью, даже понравились Грейс.
   – Ты так настаиваешь?
   – Не настаиваю, а требую, – нетерпеливо заявила Джессика. Она очень хотела спровадить из дома мать, но Грейс показалось, что Джессика заботится совсем о другом. О том, чтобы у матери не осталось в душе горького осадка после нарушенного обещания.
   – Хорошо. Ты обещаешь, что будешь вести себя как следует?
   Джессика округлила свои невинные глаза.
   – А как же иначе, мам?
   – Я вернусь как можно раньше. Ужин съешь вместе с Линдой. Там, куда я иду, меня, надеюсь, покормят.
   – Беги принимай душ, а то опоздаешь на свидание, – командным тоном произнесла Джессика.
   Когда Грейс принимала душ, раздался звонок в дверь, означавший, что явилась Линда. Пока Грейс вытиралась и сушила волосы – слава богу, что они у нее короткие, – снова раздался звонок.
   Неужто это Джон?
   Она прошлепала босиком в спальню, торопливо натянула белье и достала из платяного шкафа выбранный накануне наряд. Она остановила свой выбор на шелковом костюме, который надевала лишь однажды. Элегантная сумочка и туфли на высоких каблуках были приготовлены заранее. Легкий макияж, капелька духов, и она была готова. Грейс спустилась вниз.
   Одетый в строгий темный костюм и белоснежную рубашку с шелковым галстуком красного цвета, Джон ожидал ее в гостиной, присев на краешек дивана, словно готовый взлететь немедленно и устремиться делать дела. Он опустил стакан с напитком, который держал в руке, – Джессика успела сыграть роль гостеприимной хозяйки – и шумно вздохнул, что должно было означать восхищение.
   Ему было сорок пять или чуть больше – рыжая шевелюра еще не поредела, брюшко не появилось, а его улыбка Грейс нравилась.
   – Еще одна минутка, и я готова, – сказала Грейс. – Я только попрощаюсь с Джессикой.
   – Конечно. Позволь мне сказать, что ты выглядишь на все сто!
   – Спасибо.
   Линда и Джессика уже поглощали на кухне броколли, приготовленную Грейс.
   – Какая ты красивая, мам!
   – Ваша дочь права, истинное слово, судья Харт, – поддержала Джессику Линда.
   «Господи, жизнь так коротка! Надо стараться брать от жизни все», – промелькнуло в мозгу у Грейс.
   – Все телефоны у тебя есть, Линда. – Она снова вернулась с небес на грешную землю. – Соседи, полиция, пейджер Марино, если понадобится…
   – Успокойся, мам. И забудь хоть ненадолго о пожарах, «Скорой помощи» и о насильниках. Вся полиция на нашей стороне, не так ли? – с иронией спросила Джессика и потянулась за новой порцией брокколи.
   – Я скоро вернусь, – пообещала Грейс, не очень-то рассчитывая, что обещание будет выполнено.
   Выполнить его, действительно, оказалось трудно. Сначала был банкет, на котором еда и выпивка были в изобилии.
   К десяти вечера ее слегка отяжелевший, но очень сосредоточенный спутник поднялся с места и начал обходить другие столы, заговаривая с мужчинами, которые извлекали из карманов чековые книжки: кто охотно, кто нет – Грейс не очень-то за этим следила. Ей нравилась сама эта праздничная, оживленная процедура, причастность к политике, которая делалась там, наверху, почти в небесах, но на первую ступеньку лестницы, ведущей туда, она как бы вступала.
   Но главное удовольствие заключалось в возможности потрепаться с друзьями и коллегами обо всем на свете, не только на юридические темы, за длинным столом, где всего было вдоволь.
   Впрочем, Грейс еще до выхода из дома объявила ожидавшему ее Джеку, что она должна вернуться домой к половине одиннадцатого. Когда Грейс повторила эти слова в разгар веселья, Джон был неприятно удивлен.
   – Ты всегда исчезаешь со всех вечеринок, прямо как Золушка.
   – Золушка исчезала в полночь, выполняя условия феи, а у меня договор с дочерью, – отшутилась Грейс.
   – Сколько лет твоей дочурке – шестнадцать, семнадцать?
   – Пятнадцать.
   – Я тебе сочувствую. В такие годы с ними много проблем.
   Грейс не собиралась дискутировать с коллегой на эту болезненную тему. Она поднялась из-за стола, и Джон был вынужден последовать за ней. Они прошли на стоянку, где Джон припарковал машину.
   Дождь прекратился, но оставил лужи на асфальте, в которых отражались уличные фонари. Воздух был холодный и сырой. На небе быстро бегущие облака то открывали, то закрывали бледную ущербную луну. Темнота явно выигрывала сражение со светом, оставляя побежденному лишь крохотный кружок освещенного пространства под фонарем.
   Грейс устроилась на пассажирском сиденье и украдкой посмотрела на своего спутника. Каждый раз, отправляясь на свидание, она гадала, чем кончится эта встреча.
   После развода ее личная жизнь почти сошла на нет, но Грейс не слишком переживала по этому поводу. Провести хороший вечер в приятной компании, а потом расстаться со своим кавалером у порога ее дома – такая концовка редких свиданий вполне устраивала Грейс.
   Когда они подъехали, она вышла и быстро застучала каблуками по асфальтовой дорожке, ведущей к теплому уюту дома. Джон не отставал от нее. Грейс вовсе не собиралась приглашать в свою спальню мужчину, когда за стеной была ее взрослая дочь. Джон словно бы прочитал ее мысли.
   – Грейс, мы взрослые люди. Я хочу тебя, ты – меня. Твоя дочь уже давно знает, что делают в кровати мужчины и женщины, а ты все боишься задеть ее психику.
   Он догнал Грейс и схватил ее запястье, когда она, повернув ключ, открывала заветную дверь в свое убежище.
   – Может, смотаемся куда-то еще? – предложил Джон, и его губы потянулись к ее губам.
   Как замечательно для женщины быть желанной. Даже от мужчины, которого ты не так уж желаешь, но все-таки он тебе не противен. А Джон ей противен не был.
   – Я понял, что ты не так уж горишь желанием пригласить меня к себе, – со вздохом сказал Джон.
   – Там Джессика, – пробормотала Грейс, словно оправдываясь.
   Тогда, желая поставить хоть какую-то точку в этот вечер, он принялся покрывать ее лицо поцелуями, и Грейс с удивлением почувствовала, что ее тело отзывается на его поцелуи. Джон был очень нежен, даже осторожен, но Грейс мягко отстранилась от него.
   – Мне надо идти. Спасибо за приятный вечер.
   – Как насчет совместного ленча на будущей неделе? – Джон был раздосадован, но не показал вида.
   – Я посмотрю свое расписание. – Грейс еще на шаг отступила от него. – Позвони, и мы договоримся. Спокойной ночи.
   – Как скажешь. – Он был поистине великодушен. – Спокойной ночи, Грейс.
   Джон отправился к своей машине, захлопнул дверцы, зажег фары и уехал.
   Грейс вдруг почувствовала себя усталой. Все, что было на ней надето – и костюм, и туфли, и белье, – неприятно сковывало ее тело. Ей захотелось поскорее сбросить с себя все это.
   Грейс уже взялась за верхнюю пуговичку, когда увидела человека, нет, не человека, а черную тень и тлеющий кончик сигареты. Существо это было или видение, но оно не шевельнулось, когда Грейс обратила на него внимание. Лишь пепел упал с алого кончика сигареты, и он засветился ярче уже после новой затяжки.

27

   – Вы уже установили наблюдение за мной? – Испуг Грейс мгновенно перешел в ярость. Она была готова выцарапать глаза этому человеку.
   – Я не знал, что у вас есть дружок, – спокойно заявил Марино и затянулся сигаретой, вновь вспыхнувшей алым огоньком в кромешной тьме.
   – А я не знала, что вы курите. – Более остроумного ответа у нее не нашлось.
   – Кажется, нам еще многое предстоит узнать друг о друге, ведь так? – Марино озорно подмигнул ей. Лицо его осветилось при новой затяжке.
   – Что привело вас сюда в такой час? – Грейс вспомнила, и сердце ее едва не остановилось. – Джессика…
   – Она в полном порядке. – Он в последний раз затянулся и выбросил светящийся окурок в кусты.
   – Потише, так вы мне устроите пожар! – запротестовала Грейс, мгновенно обретая самообладание.
   – Слишком сыро для пожара, не волнуйтесь. Кстати, может, вам стоит узнать, что я курю чужие сигареты. Я нашел пачку и зажигалку в тайнике под вашим крыльцом и соблазнился подымить после полугодового воздержания. «Уинстон», черт побери, оказался так хорош, что я уже подумываю, не стоит ли мне вновь начать губить свое здоровье.
   – Чью пачку вы нашли? – Грейс растерялась и не сразу могла продолжить. – Джессики?
   – Или вашу. Если у вас вошло в привычку покуривать вечерком на крылечке, – насмешливо заметил Марино.
   – Не может быть, что она… – но опровергать его было бесполезно. Никто другой, кроме Джессики, не мог прятать пачку сигарет под крыльцом ее дома.
   Но эта тема ушла как-то на второй план. С Джессикой и ее тайничком она разберется сама. Возник более насущный вопрос.
   – Все-таки что вам здесь понадобилось?
   – Я же обещал отнестись к вашему делу серьезно. Мне пришло в голову, что если кто-то действительно преследует Джессику или вас, то эти личности должны болтаться постоянно где-то возле вашего дома. И может быть, я кого-нибудь из них смогу схватить за шиворот.
   Это было вполне разумное объяснение. Грейс не нашла никаких возражений.
   – Ну и как, засекли кого-то? – спросила она, сразу почувствовав, как тепло разлилось по ее телу.
   – Ни души. За исключением вашего приятеля.
   Значит, он видел и тот натужный поцелуй. Грейс быстро оглянулась, чтобы удостовериться, насколько попадало в свет уличною фонаря место этого происшествия. Разумеется, было глупо с ее стороны стыдиться перед Марино за свое вполне естественное поведение. И все же она как дурочка принялась оправдываться:
   – Джон не мой приятель, а коллега. И единомышленник по демократической партии. Мы были на мероприятии по сбору средств…
   – О, простите! – с иронией поклонился Тони. – Я не знал, что судьи и демократы по убеждениям обычно целуются, расставаясь после праведных трудов. Мы, копы, просто желаем друг другу спокойной ночи и обходимся без поцелуев.
   – Очень остроумно!
   – Я пытался пошутить.
   – Шутка не удалась, – заметила Грейс и перевела разговор на другую тему: – Как ваша племянница? Ее крестили? Вода в купели была не слишком холодная?
   – Мне не довелось сунуть туда палец. Вокруг толпилось двадцать семь членов нашей семьи. Правда, малышка вопила изо всей мочи. К вашему сведению, у меня шесть братьев – все копы и все католики.
   – О боже! – искренне удивилась Грейс. – А ваши родители живы?
   – Мама жива, а отец скончался двенадцать лет назад. Он тоже был копом.
   – И вы все живете здесь?
   – Робби – младший – живет в Дейтоне, но на церемонию он тоже явился со всем своим выводком и с супругой, конечно.
   – А кто из братьев у вас старший?
   – Домни.
   – Он вроде бы на три года старше вас. – Грейс была довольна, что не упустила эту подробность.
   – Вы и это знаете? – улыбнулся Марино.
   – Не все. Но сколько ему?
   – Сорок два. Так что легко подсчитать, мне тридцать девять.
   Грейс так и предполагала, хотя временами Тони Марино казался гораздо моложе.
   – Зайдите и выпейте чашечку кофе.
   – Спасибо, нет. – Он оперся спиной на скрипнувшие перила крыльца. – Ночь так хороша.
   – Я отпущу Линду, сварю кофе и угощу вас честь по чести.
   – Ладно, – уступил Тони, и в аккомпанемент ему прозвенели под порывом ветра легкие колокольчики.
   Грейс долго копалась в сумочке, ища ключ, наконец отперла дверь и вошла в дом. Тепло уютного жилища сразу охватило ее. Все было в порядке, свет везде погашен, кроме комнаты, где Линда обычно возлежала на диване и ловила, переключая программы, обрывки фильмов по телевизору.
   – Где Джессика? – Грейс отвлекла ее от этого приятного занятия.
   – Ой, судья Харт! – Линда вскочила с дивана. – Я не ждала вас так рано.
   Грейс улыбнулась ей как могла приветливее.
   – Я немного устала и уехала до конца приема. Где Джессика?
   – Она легла спать еще до десяти.
   – Прекрасно.
   Грейс прошла на кухню, бросила сумочку на стол. Линда шла за ней по пятам. Сонно зевая, Грейс варила кофе, а Линда в это время болтала о погоде. Процесс приготовления кофе затянулся. Линда, получив чек, ушла, а Грейс уже ругала себя за то, что была так настойчива, приглашая Марино. В глубине души она надеялась, что он тоже удалится, а не будет дожидаться обещанной ему за ночную вахту чашки кофе.
   Перед тем как войти в свою спальню, чтобы переодеться, Грейс потрогала дверь комнаты Джессики. Та была заперта. Сквозь дверь доносились размеренные, тягучие удары тяжелого рока. Грейс сделала вывод, что Джессика уснула, так и не выключив свое стерео. Не в ее обычаях было запираться, но ведь сама Грейс настаивала на мерах предосторожности.
   Грейс сменила выходной наряд на привычный тренировочный костюм.
   Она спустилась в кухню, разлила ароматный кофе по двум чашкам. Подумав, Грейс добавила в одну сахар, вспомнив, что Марино предпочитает сладкий кофе. Накинув на плечи теплый шерстяной жакет, она вышла с чашками кофе на крыльцо.
   Марино был на прежнем месте. Он только прислонился головой к перилам, будто шея его устала от напряжения.
   – Ну, каков отсюда обзор? – неуклюже сострила Грейс. Уже было близко к полуночи. Они оба явно утомились. – Я принесла вахтенному матросу кофе.
   – Спасибо. – Он выпрямился, погрел замерзшие ладони о горячую чашку. На дворе стало совсем холодно, промозгло и сыро.
   – Я ценю ваши старания, – сказала Грейс. – Я знаю, что вы можете гораздо приятнее проводить свое время где-нибудь еше.
   – Не делайте из этого проблемы, ваша честь! – Тони отхлебнул кофе. – Помните только, что я – коп. А кто мы такие, копы? Сторожевые псы!
   Грейс присела рядом с ним на ступеньку, ее колено случайно коснулось его ноги, когда ослабшая доска, скрипнув, слегка прогнулась под ее тяжестью. Она поспешно отодвинулась, боясь расплескать кофе.
   – Ведь вы не планируете провести всю ночь, сидя здесь? – спросила она как бы между прочим, отхлебывая кофе.
   – Сколько понадобится, столько я и пробуду, таков был ответ.
   – Уже холодает. Вы замерзнете.
   – Я? Нет.
   – Вы закаленный? А где ваша машина?
   – За пару кварталов отсюда. Я хотел создать видимость, что вы с Джессикой одни в доме.
   – А какая разница между сегодняшней ночью и завтрашней? Ведь ваша вахта не может продолжаться бесконечно?
   – Ну, на завтра я тоже запланировал подежурить здесь.
   – Вы же не верите, что нам что-то угрожает?
   Он промолчал.
   – Вы не можете провести остаток жизни у меня на крыльце.
   – Неплохая перспектива, – усмехнулся Тони.
   – Не говорите ерунды!
   – И не думаю. Лишь только до понедельника. Вы сказали, что тогда вам сменят замки и установят охранную сигнализацию. Я прав или ослышался?
   Грейс даже в темноте видела его улыбку. Но не издевательскую, а добрую. И ей все стало понятно. Он не сидел здесь, на крыльце ее дома, рассчитывая кого-то поймать. Он и не верил, что появится кто-то, кто может угрожать им. Он дежурил здесь в этой промозглый, бесконечный субботний вечер лишь потому, что знал – ей и Джессике не на кого больше рассчитывать.
   Он знал, что такое страх, беспомощный страх одиночества.
   – Иногда вы кажетесь мне отличным парнем, детектив, – сказала Грейс совершенно искренне.
   В ответ он лишь хмыкнул.
   – Отразите свое мнение в письменной форме, ваша честь. Я его пришпилю на стенку над своим рабочим столом. Это лучшее, что вы сказали мне за все время нашего знакомства.
   Воцарилось молчание, полное доброжелательства. Конечно, долго это продолжаться не могло. Грейс решила ничего не скрывать от него. Она поделилась с ним тревожными сведениями:
   – Вы опять скажете, что у меня паранойя, но вскоре после вашего ухода я обнаружила, что из галереи наших семейных фотографий исчезла одна. Фото, где мы с Джессикой.
   – Ну и что?
   – То, что неизвестный вновь взялся за дело. Фото похищено.
   Выражения лица Марино она в темноте не видела.
   – Вы хотите показать мне место преступления? – спросил он с явной неохотой.
   – Хочу, – решительно заявила Грейс и этим сразу разрушила интимность их беседы.
   Они проследовали вверх по лестнице, и она ткнула пальцем в пустое место на стене.
   – Фотография была здесь. – Грейс продемонстрировала ему шляпку бесполезного гвоздика.
   Тони наклонился вперед, изображая из себя дотошного детектива, и ее рука непроизвольно коснулась его груди. Он совершенно промерз во время своего добровольного дежурства, и ей вдруг захотелось своим теплом согреть его. Он стоял так близко от нее, причем на две ступеньки ниже, так что она могла бы положить обе руки ему на плечи, а их лица тогда бы непроизвольно сблизились, и губы могли бы…
   Вместо того чтобы смотреть на указанный ему след преступления, он повернулся и взглянул ей прямо в глаза. Грейс откинулась назад, оперлась спиной о перила. Чудо, что они не сломались и она не полетела вниз.
   – Было три фото, осталось два… Наши общие фотографии. Вот гвоздик – вы видите?
   Грейс что-то растерянно бормотала. Она сознавала это и еще больше терялась.
   – Грейс, – мягко обратился к ней Марино, и ей стало приятно оттого, что он обратился к ней по имени.
   – Вы считаете меня истеричной дурой, как все… – Ей хотелось сказать: «Как все те женщины, что вешаются тебе на шею, красавчик коп?»
 
   Она, конечно, этого не сказала, но кое-что он понял. Поэтому Тони промолчал, поджав губы.
   – Я думаю, что тот, кто принес торт, и украл фото. Он нас пугает, но я не понимаю, с какой целью. – Грейс нашла в себе силы произнести это достаточно твердо.
   Он переводил взгляд с пустого гвоздика на нее и обратно.
   – Пожалуйста, молчите! – рассердилась Грейс. – Ваше право. Хотя вы только что заявляли, что относитесь к этому серьезно, детектив!
   – Опять вы кидаетесь на меня, как бык на красное, – миролюбиво откликнулся Марино.
   Его тихий, даже грустный отклик мгновенно отрезвил Грейс.
   – Забудьте мой взрыв. Я виновата. Все это игра моего воображения.
   – Зачем же так! Факт исчезновения фотографии я приобщу к делу. А дело уже заведено. Вас это удовлетворяет? – Он говорил так, будто был шкипером, выливающим из бочек китовый жир на разбушевавшиеся буруны у вожделенного берега. Вдруг Марино напрягся.
   – Тихо! – шепнул он, но нельзя было не подчиниться его команде.
   Двумя огромными прыжками он преодолел все ступени крутой лестницы, подхватив с собой Грейс, словно невесомую пушинку. Он пронес ее по узкому коридорчику и ворвался в гостиную.
   – Посмотрите в то окно, – сказал он, поставив ее на ноги.
   Какой-то момент Грейс пребывала в прострации. Потом она увидела.
   За раздвинутыми занавесками мелькнула чья-то фигура и исчезла из виду.

28

   – Оставайся на месте! – крикнул ей Марино, извлек пистолет, заткнутый сзади за пояс джинсов, и, уже крадучись, направился к парадному входу.
   «Оставаться и ждать?» Как бы не так! Грейс бросилась в кухню за собственным оружием. Она собиралась выскочить наружу через кухонную дверь, и тогда они смогут с двух сторон захватить незнакомца в клещи.
   Мысль о том, что они могут поймать негодяя, безжалостно преследующего ее дочь, пробудила в душе Грейс охотничий азарт. Когда-то она задавалась вопросом, способна ли она застрелить кого-либо, если это будет необходимо. Теперь Грейс получила ответ – да, способна, лишь только пистолет оказался в ее руке, и она выскользнула из дома.
   От кухонной двери до входа в гараж тянулась цементная дорожка футов пять шириной и двенадцать в длину. Разросшиеся кусты вербены по обеим сторонам образовывали как бы стены и крышу, и получилось некое подобие туннеля. С каждого конца в кустарнике были проемы, через которые можно было попасть и на лужайку перед домом, и на задний двор.
   Грейс пробралась по туннелю до прохода на выложенную плиткой тропинку, огибавшую дом. Ей были нипочем ледяной душ из дождевых капель, сыпавшийся с ветвей, и пронизывающий ветер. На разгоряченном ее лице влага мгновенно высыхала. Пистолет не дрожал, крепко зажатый в руке, взгляд настороженно шарил вокруг.
   Везде было темно, кроме желтого светлого кружка под фонарем футах в тридцати от Грейс. Сама же она оставалась в непроглядной тени между домом и гаражом. Но из этого укрытия обзор ее был ограничен. Двигаясь очень осторожно, она прислушивалась, но удары ее сердца заглушали все другие звуки.
   Где же Марино? Где незнакомец? Помня, в каком направлении он скрылся после того, как был замечен в окне гостиной, Грейс сделала вывод, что незнакомец где-то на заднем дворе.
   Она услышала шорох, обернулась и увидела какое-то неподвижное пятно на козырьке над кухонной дверью, откуда только что недавно вышла, пятно еще более темное, чем угольно-черное небо, на фоне которого вырисовывался этот силуэт. Пришелец, очевидно, намеревался пробраться оттуда на крышу дома и поискать какое-нибудь незапертое окно на втором этаже.
   Впоследствии Грейс не могла вспоминать эти жуткие мгновения без дрожи. Но тогда она не колеблясь вскинула пистолет и прицелилась.
   – Не двигайся! – заорал на нее Марино. Его голос звучал глухо и доносился откуда-то издалека.
   Фигура на крыше дернулась, словно пес, поводок которого внезапно и со всей силой натянул хозяин, и развернулась в направлении голоса. Вероятно, при этом незнакомец поскользнулся на мокрой от дождя крыше. Руки его взлетели вверх и замолотили по воздуху, ноги нелепо затанцевали, и таинственное существо сваталось с навеса с жалобным возгласом. Мрак поглотил его.
   У Грейс перехватило дыхание. Вся кровь отлила от сердца. Лицо и тело тотчас заледенели. Этот тихий голос она бы узнала всюду и всегда, в любых обстоятельствах, как бы ни исказил его испытываемый страх.
   – Джессика! – в ужасе воскликнула Грейс.
   Она помчалась со всех ног к месту падения дочери.
   Джессика лежала на траве, беспомощно раскинув руки, а Марино уже склонился над ней, стоя на коленях. Мгновенной вспышкой в мозгу у Грейс запечатлелась эта картина и осталась навсегда. На заднем плане виднелся детский домик Джессики, построенный давным-давно на могучих ветвях старого дуба. С тех же пор свисали и желтые пластиковые качели. Сейчас их раскачивал ветер.
   Душ дождевых капель обрушился откуда-то с высоты на Грейс, обрызгал ее всю с головы до ног.
   – Джессика! Джессика! – Грейс упала на колени рядом с Марино. Она всматривалась в лежавшую навзничь, неподвижную дочь, усилием воли отгоняя настойчиво вторгающиеся в голову страшные мысли. Напрочь забытый пистолет все еще был зажат в ее правой руке. Она случайно коснулась им Марино. Он вздрогнул и пробормотал:
   – Бой мой! Сейчас же отдайте его!
   Марино отобрал у нее пистолет, но она этого даже не заметила.
   – Привет, мам, – произнесла Джессика едва слышно.
   Кровь прилила к щекам, сердце застучало, Грейс сразу же бросило в жар.
   – Привет, мам, вот как? – откликнулась она недоуменно, каким-то несвойственным ей голосом, на пару октав выше, чем всегда. – Джессика Ли Харт! Скажи, что ты делала в полночь на крыше?
   – Об этом нетрудно догадаться. Вероятно, опять где-то шлялась, – сухо произнес Марино, не дождавшись ответа Джессики.
   Грейс молча разглядывала дочь. Чтобы обуздать нахлынувшую на нее ярость, она на мгновение зажмурилась, а когда открыла глаза вновь, то Джессика уже стояла на ногах и отряхивала испачкавшуюся одежду.
   – Я действительно очень сожалею, мам, – прозвучал ее по-детски умильный голосок.
   – Ты не поранилась? – спросила Грейс на всякий случай.
   Джессика покачала головой.
   – Иди в дом. – Грейс сама изумилась ледяному тону, каким это было сказано. Но и на самом деле она уже не испытывала никаких чувств. Они ее покинули. Осталась только опустошенность, и ледяной холод поселился в душе. Она была в шоке. Но это, вероятно, даже лучше в данной ситуации.
   Джессика окунулась в уютное тепло кухни. Грейс вошла следом. Марино задержался у двери, запирая ее на засов. Как-то непроизвольно Грейс обратила внимание, что в руке он нес ее пистолет. Свой он убрал на место.
   Джессика прошла в глубь кухни, оставляя на полу мокрые, грязные следы, обернулась и посмотрела на мать. Одной рукой с выкрашенными зеленым лаком ногтями она оперлась о край раковины, другой старательно убирала с лица налипшие длинные пряди. Грейс отметила, что розовая прядь впереди сменила цвет на ярко-алый, чтобы соответствовать серьгам, свисающим не меньше чем на два дюйма. Должно быть, Джессика перекрасилась, когда оставалась сегодня вечером под присмотром Линды. Одета она была так же, как и на сегодняшней дневной прогулке, – в джинсы и черную кожаную куртку, но Грейс помнила, что Джессика, придя домой, переоделась. Выходит, она вновь сменила одежду и ушла, обманув Линду. Значит, ни на кого нельзя полагаться?