Потому что он не отпустит эту женщину.
   Алекс пошевелилась во сне и что-то пробормотала. Она спала беспокойно даже тогда, когда принимала сно­творное. Он знал это, потому что тогда по «уоки-токи» слышал, как Алекс бродит по дому каждую ночь. Вверх, вниз, вокруг спальни, в любое время. Джо хотел предло­жить ей заменить таблетки хорошей ночной физзаряд­кой.
   При мысли об этой «физзарядке» Джо улыбнулся, наклонил голову и нежно поцеловал Алекс в губы.
   – Джо? – сонно пробормотала Алекс, приоткрыла один глаз и посмотрела на него.
   – Мне нужно проверить лошадей, – улыбаясь, ска­зал он. – Еще только шесть часов.
   Она что-то пробормотала и закрыла глаза. Джо не успел встать, а Алекс уже снова уснула.
   Продолжая улыбаться, Джо оделся и вышел во двор. Он проведал лошадей, а потом через поле зашагал к дому отца. Было начало восьмого, слишком рано, чтобы бу­дить человека, который наверняка будет мучиться по­хмельем, но пусть отец пеняет сам на себя. Вчерашний вечер стал той соломинкой, которая ломает спину вер­блюда; с пьянством Кари нужно было что-то делать.
   И с Али тоже. Али. Сын, о котором Джо думал, что знает его как самого себя. Видимо, напрасно.
   Разочарование в сыне, которого он любил больше жизни, ранило сильнее, чем можно было себе предста­вить.
   Теперь он будет думать о своем ребенке по-другому.
   Джо достал ключ, вошел в дом отца и сразу отпра­вился на кухню варить кофе. Для себя. Отцу нужно будет что-нибудь покрепче: это мерзкое пойло. Скривив рот, Джо вынул из бара бутылку «Дикого индюка» и щедро плеснул в стакан. Он хорошо знал дозу, которая поможет отцу превратиться из трясущейся старой развалины в от­носительно разумное человеческое существо; он изучил этот противопохмельный ритуал с детства.
   Джо взял стакан и пошел в отцовскую спальню.
   – Эй, папа!
   В комнате так разило перегаром, что на мгновение Джо застыл в дверях. Потом он пришел в себя, поставил стакан на тумбочку, подошел к широкому окну и раздви­нул шторы. В комнату ворвался свет. Джо открыл окно, чтобы немного проветрить. Иначе здесь можно было за­дохнуться.
   – Эй, папа! Проснись!
   Сев на край кровати, он потряс Кари за плечо – не грубо, но и не слишком бережно. Накануне Джо раздел его до трусов. Отец лежал на животе, открыв рот, и хра­пел так, что дрожали стекла.
   – Папа!
   – Что, Джо? Что? – Кари приоткрыл глаза. Увидев сына, он быстро замигал, затем опустил веки и просто­нал:
   – Голова… Кто открыл эти чертовы шторы?
   – Я. Проснись, папа. Нам нужно поговорить.
   – Какого черта, сын? Кто-нибудь умер? – Кари снова застонал и перевернулся на спину. Как и сам Джо, он был очень волосат, но волосы на груди Кари были такими же седыми, как и на голове. Джо заметил и другие при­меты старости. Жилистую, как у индюка, шею, отвисшую кожу. Хотя Джо злился на отца, эти признаки увядания опечалили его.
   Он всегда любил старого буяна.
   – Сядь и выпей. – Его голос звучал чуть менее рез­ко, чем обычно.
   – Ты принес мне лекарство?
   – Да.
   «Папиным лекарством» они издавна называли пор­цию спиртного, которую Кари неизменно требовал по утрам после вечернего возлияния. Этот эвфемизм вызвал у Джо болезненные воспоминания о детстве. Он помрач­нел.
   – О боже…
   Кари со стоном приподнялся, оперся на изголовье кровати и взял протянутый Джо стакан. Но его рука дро­жала так, что Джо пришлось придержать стакан и подне­сти его ко рту отца. Кари небольшими жадными глотка­ми проглотил содержимое, поперхнулся, закашлялся и откинулся на изголовье, пытаясь отдышаться. Тем вре­менем Джо поставил стакан на тумбочку.
   – Под душ, – жестко сказал он, схватил отца за руку и потащил его с кровати.
   – Слушай, мне так плохо. Джо, уйди, а?
   Джо закинул руку шатавшегося отца себе на шею и силой повел его в ванную комнату. Там он помог Кари залезть в ванну. Отец стащил с себя трусы и бросил их на пол, продолжая честить сына на все корки и умоляя о пощаде. Ничуть не тронутый, Джо вынул из держателя ручной душ, включил холодную воду на полную мощ­ность и направил струю на отцовскую макушку.
   Когда экзекуция закончилась, Кари дрожал, плевал­ся и обеими руками тер лицо. Потом он злобно уставил­ся на Джо.
   – Ты жестокий сукин сын!
   «Сукин сын» сунул ему полотенце. Кари начал выти­раться.
   – Ну что, полегчало? – сурово спросил Джо.
   – Сколько времени, черт побери? – прорычал Кари.
   – Полдень, – не моргнув глазом, соврал Джо. – Смо­жешь встать самостоятельно?
   – Да, черт возьми, смогу. – Одной рукой Кари взял­ся за край ванны, а другой за вделанную в стену ручку и подтянулся. Джо схватил его за руку и помог, стараясь дер­жаться подальше, чтобы не вымокнуть самому.
   – Ладно, ладно, – с досадой сказал Кари, выйдя из ванной. – Ступай на кухню. Я сейчас приду.
   – Если ты залезешь в кровать, я снова потащу тебя под душ, – предупредил Джо.
   Кари махнул ему рукой, и Джо ушел. Оказавшись на кухне, он налил две чашки кофе, достал две таблетки ас­пирина и положил их рядом с отцовской чашкой на круглый столик.
   Несколько минут спустя Кари, шаркая, вошел на кух­ню, облаченный в поношенный канареечно-желтый мах­ровый халат, который Джо помнил с детства. Это зрелище невольно заставило его улыбнуться. Они с Кэрол прозва­ли такие сцены «Пробуждением птицы».
   – Какого черта, малыш? Похоже, действительно кто-то умер. Еще только половина восьмого, – пробурчал Кари, покосившись на стенные часы. – Что это с тобой?
   – Сядь, папа, – сказал Джо.
   Кари с опаской посмотрел на сына и сел напротив. Он взял таблетки, сунул их в рот, запил кофе, поперх­нулся и закашлялся.
   – Нужно добавить.
   Он показал глазами на бар. Когда Джо отказался по­нять намек, Кари вздохнул, сделал еще один глоток кофе и, наконец, отважился посмотреть сыну в глаза.
   – Что у тебя на уме? – В голосе отца звучала брава­да, как всегда, когда он чувствовал себя виноватым.
   – Ты хорошо помнишь, что было вчера вечером? – спокойно спросил Джо.
   Кари задумался.
   – Ты привез меня домой и уложил в кровать.
   Догадка была правильной, но ни на йоту не поколе­бала уверенности Джо в том, что отец ничего не помнит. На той стадии алкоголизма, которой достиг Кари, па­мять отказывала начисто.
   – Да, папа, я привез тебя домой. Иначе Томми при­шлось бы посадить тебя в тюрьму. Ты ударил его в лицо, потому что он забрал у тебя ключи от машины. Ты так бушевал, что мне всю дорогу пришлось держать тебя. А знаешь, кто вел машину, пока ты брыкался, орал и во­нял сивухой, как винокурня? Алекс, вот кто.
   – Алекс, вот как? Неплохо, неплохо. Ты мог сделать и худший выбор, сынок. – Джо надеялся, что упомина­ние об Алекс пристыдит отца, но у того засветились гла­за. – Ты уже попытал с ней счастья? Конечно, попытал. Ты у меня не дурак.
   – Папа… – грозно прищурился Джо.
   – Можешь не отпираться, Джои. Думаешь, я не ви­дел, как ты смотрел на нее?
   – Папа, смотрел я на Алекс или не смотрел, сейчас не в этом дело. Дело в том, что ты опозорил всю нашу семью! Там были Али и Джош. Они все видели собственными глазами. Их друзья тоже. А заодно с ними и весь город.
   Кари поморщился и на сей раз действительно сму­тился.
   – И Дженни?
   Джо посмотрел отцу в глаза. Он испытывал большой соблазн солгать, потому что Дженни была любимицей деда, но слишком унижать старика не хотелось.
   – Нет, – наконец сказал он. – Только и утешения, что ее там не было.
   Кари явно почувствовал некоторое облегчение.
   – Ладно, сын. Ты высказал свою точку зрения. Я про­шу прощения и обещаю, что это больше не повторится. Даю тебе честное слово.
   Джо горько рассмеялся:
   – Папа, ты давал мне это слово в сентябре. А до того в августе. Ты давал его столько раз, что я уже сбился со счета. Старина, мне больно говорить это, но все конче­но. Отныне твое слово для меня ничего не значит.
   Кари уставился на него, широко открыв глаза:
   – Джо, как ты можешь говорить такое отцу?
   Внезапно Джо прищурился и ответил ему мрачным взглядом.
   – Папа, я сам отец и вынужден защищать своих де­тей. Я не дам тебе обречь Али, Джоша и Дженни на то же, на что ты обрек нас с Кэрол. Кроме того, ты подаешь им дурной пример. Ты заметил, что я сам не пью ни кап­ли? Но ты впадаешь в запои каждые два месяца, и они смотрят на тебя. Ты знаешь, за чем я застал Али вчера ве­чером? За курением марихуаны. Как я могу сказать де­тям: «Не делайте этого», если дед, которого они любят, пьет не просыхая? Так что выбирай: или ты обратишься за помощью и отправишься лечиться, или уйдешь из этого дома и из нашей жизни.
   Отец захлопал глазами.
   – Ты этого не сделаешь!
   – Сделаю, папа. Клянусь тебе. Этот дом принадле­жит мне. И дети тоже.
   Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Наконец Кари грустно покачал головой:
   – Если собственный сын может грозить мне таким…
   – Могу, отец. Прошло то время, когда я жалел тебя. И теперь готов сделать то, что должен. Ну, что ты выби­раешь? Лечиться или оказаться на улице?
   Кари нахмурился, обвел глазами кухню и снова по­смотрел на Джо.
   – Пожалуй, где-нибудь весной я мог бы отправиться на лечение.
   Джо покачал головой:
   – Нет, папа. В ближайший понедельник. Я думал об этом с сентября. От меня требуется только одно: позвонить твоему врачу. Вот и все.
   – Джо, ты мой сын. Я люблю тебя больше всех на све­те, и ты знаешь это. Но сердце у тебя каменное, и так было всегда. Что бы сказала покойная мать, если бы слышала, как ты со мной обращаешься?
   У Джо сузились глаза.
   – Лучше не заикайся об этом, отец. Я сделаю то, что сказал.
   Он поднялся на ноги.
   – Ладно, ладно, ты, упрямый. Хорошо. Если хочешь, я отправлюсь на это твое дурацкое лечение. Но мне нужно дождаться по крайней мере первого января.
   – Папа, я сказал тебе, никаких отсрочек. – Джо по­шел к двери. – Или в понедельник, или уезжай из дома.
   – Сын, я должен тебе кое-что сказать. – Внезапно в голосе отца прозвучало такое отчаяние, что Джо неволь­но обернулся и смерил его подозрительным взглядом. – У меня есть важная причина ждать до первого числа. Я по­дал заявку на участие Виктори Данса в «Магна Фьючурити» в Гольфстрим-парке! – Слова сыпались из него как горох.
   – Что?
   Джо уставился на отца. Скачки «Магна Фьючурити» проходили на флоридском ипподроме во вторую субботу декабря. Это были одни из самых престижных соревно­ваний сезона, с полумиллионным призом за первое мес­то и взносом за участие в пятьдесят тысяч. Не мог же его отец…
   – Папа, это невозможно. У тебя больше нет тренер­ской лицензии. И уж конечно, у нас нет пятидесяти ты­сяч, чтобы потратить их на такое.
   Отец закусил губу и отвернулся.
   – Я воспользовался твоими.
   – Что?!
   – Я сказал, что воспользовался твоими. Твоей ли­цензией и твоими деньгами. Взял в банке срочную ссуду на твое имя, чтобы заплатить взнос. Послал его по почте и подписал все документы твоим именем.
   Джо лишился дара речи. Конечно, старик лжет. Но он не лгал. Джо хорошо знал отца и мог определить об­ман с первого взгляда.
   – Черт побери, это же мошенничество!
   Джо разразился ругательствами, по сравнению с ко­торыми вчерашние выступления Кари казались цветоч­ками. Когда он наконец выпустил пар и замолчал, Кари слегка оживился.
   – Сынок, нехорошо так ругаться, – сказал он, уко­ризненно покачав головой.
   Джо чуть не сорвался снова, но все же сдержался и воззрился на отца.
   – Если бы ты был одним из моих детей, я бы тебя…
   Кари прервал его:
   – Джо, я занимался лошадьми всю свою жизнь. И говорю тебе: это тот самый случай. Он может выиграть. Я знаю, что говорю. Джои, дай мне отвезти его. Пожа­луйста. Дай мне отвезти его, а потом я пойду лечиться. Клянусь.
   – О боже, папа! – простонал Джо.
   Он не мог думать ни о чем, кроме потери пятидесяти тысяч долларов. И это сейчас, когда ему необходимо со­брать все, что у него есть.
   – Он может выиграть, – повторил Кари. Прочитав в глазах отца мольбу, Джо обругал себя и махнул рукой.
   – Будь оно все проклято! Ладно, раз так, вези его.

Глава 45

   Али был жив, но тяжело ранен. В него стреляли, по­няла Нили. Дыра в груди была величиной с резинку на кончике карандаша. Это выяснилось, когда чудовище наконец ушло. Она подняла оставленный им фонарик, задрала на Али рубашку и стала искать, откуда натекло столько крови. Кровь, сочившаяся из раны, пузырилась, а сама рана словно всасывала ее обратно в такт дыханию. Должно быть, пуля пробила легкое. Нили смутно помни­ла, что слышала о таких ранах в курсе первой помощи, который изучала в школе.
   Кожа Али была холодной на ощупь, как будто он уже умер. Эта мысль заставила Нили вздрогнуть. Он лежал на боку в позе зародыша. Запястья были скованы за спи­ной. Вторая цепь сковывала его лодыжки.
   У нее был ключ. Маленький серебристый ключ, ко­торый отпирал цепь на двери, должен был открыть замок и на оковах Али. Получилось! Нили испытала облегче­ние, сняв с Али тяжелые железные цепи. Она осторожно повернула Али на спину, ежеминутно оглядываясь и с ужасом ожидая возвращения чудовища.
   – Али! Али!
   Она трясла его за плечо, окликала его. Он не отвечая, не стонал, не мигал и не двигался. Шок. Может быть, он все еще в шоке? Шок они тоже проходили, но она по­мнила только то, что шок может убить. Как обычно, у нее в одно ухо влетало, а из другого вылетало.
   Сейчас Нили лихорадочно рылась в мозгу и пыта­лась вспомнить все, что ей было известно об оказании первой помощи при огнестрельных ранах.
   Конечно, первым делом требовалось остановить кро­вотечение. Но чем? Ни простыни, которую можно было бы разорвать на полоски, ни чего-нибудь в этом роде. Нос­ки? Ее носки были совсем тоненькие, но на Али были надеты толстые белые спортивные носки. Нили стащила их, скатала в тугой комок и крепко прижала основанием ладони к дыре в груди. Через несколько минут комок про­питался кровью.
   На Али была черная шерстяная рубашка с надписью «Ракеты», белая футболка с короткими рукавами и май­ка. Свитер и футболка тоже промокли от крови, поэтому Нили неохотно стащила с себя свитер. При мысли о том, что чудовище вернется и увидит ее в одном лифчике, ее передернуло. Дрожа от холода и страха, девочка сложила свитер и прижала его к ране.
   Похоже, кровь остановилась. Окончательно убедив­шись в этом, она убрала руку. Потом наложила самодель­ный бандаж, крепко обвязав грудь Али рукавами своего свитера. Увы, ей самой нечего было надеть. Здесь было холодно, по-настоящему холодно, и Нили дрожала как осиновый лист.
   Впрочем, может быть, она дрожала от страха.
   Пол был ледяным, таким ледяным, что немели ступ­ни в тонких носках. Али ни в коем случае не должен лежать на полу. Ему следовало быть в тепле. На большее в таких условиях рассчитывать не приходилось. Она по­смотрела на кровать. Если бы можно было положить его на кровать.
   Но двигать Али опасно. Да и едва ли она смогла бы поднять его. Али был худым, но высоким, к тому же без сознания, значит, сам помочь ей не мог, а весил столько, что ей бы не хватило сил даже стронуть его с места.
   Ну что ж, она стащила с кровати хлипкий матрас, по­ложила его рядом с раненым Али, а затем кое-как пере­валила на него бесчувственное тело. Когда с этим было покончено, Нили почувствовала, что она вспотела. Веки Али затрепетали, он застонал, но тут же умолк, хотя Нили окликала его по имени и растирала его руки и ноги.
   Наконец она сдалась и, не зная, что придумать еще, легла рядом с Али на матрас, прижалась к его спине и об­хватила его руками, надеясь, что тепло ее тела хоть не­много его согреет. А потом неохотно выключила фона­рик. Нужно было экономить батарейки.
   «О боже, пожалуйста, не дай ему умереть», – моли­лась Нили, дрожа во мраке. Ничего другого ей не остава­лось.
   Кроме как ждать возвращения чудовища.
   – Папа! – громко всхлипнула она. Но на этот раз ответа не было.

Глава 46

   «Ну что ж, – думал Хищник. – Не всегда получается так, как задумано». Но небольшие отклонения от пла­на – это тоже неплохо. Они украшают жизнь.
   Стало быть, Корнелия – боец? Кто бы мог подумать? Он размышлял над этим, когда при свете нового дня ехал по шоссе номер шестьдесят к месту своей работы. Вы­толкнула его из клетки, заперла дверь своей цепью. Лов­ко. Очень ловко. Нужно отдать ей должное. Она сильно поднялась в его мнении.
   Похитить ее оказалось очень легко. Корнелия стояла на лестничной площадке, уставившись на него во все глаза. Цап за руку, щелк электрошоком – и готово. Поэ­тому он и не ожидал от нее такого сопротивления.
   «Ожидания – препятствие на пути к успеху», – го­ворил он себе. Ожидания не раз обманывали его. Взять хоть Чарльза Хейвуда. Тогда действительность тоже об­манула его ожидания. И что из этого вышло? Хейвуд от­дал концы, его дочери приехали в Уистлдаун, и Корнелия оказалась в клетке.
   И Али тоже.
   Впрочем, паренька ему было жаль. Проклятие, если бы мальчишка не пошел искать свою драгоценную Корнелию, Хищник бы и не подумал похищать его.
   Али был парень не промах: повернулся, пулей вы­скочил в заднюю дверь и прыгнул в свой побитый пикапчик. Хорошо, что, кроме электрошока, у Хищника был с собой еще и пистолет. Верный, безотказный «глок». При­шлось выстрелить в мальчишку через лобовое стекло. Вот беда-то. Повсюду стекло, парень в крови и, конечно, без сознания.
   Он собирался избавить Али от мучений еще вчера ве­чером, сразу после того, как покончил с Кассандрой. Ко­гда Хищник приковывал девушку к стене, она плакала, зная, что сейчас произойдет.
   Он сделал несколько изумительных фотографий: ог­ненные языки, лижущие ее обнаженное тело, и пламя, вспыхнувшее вокруг лица перед смертью. Кассандра ис­тошно кричала. Так же, как все остальные.
   Если бы он мог устроить выставку своих фотогра­фий, то наверняка получил бы главный приз. И объездил бы с этой выставкой весь земной шар.
   Выставку можно было бы назвать «Мертвые голо­вы». Или еще как-нибудь в этом роде.
   Следующим должен был стать Али. Но после Кас­сандры его охватил такой голод по новой, свежей плоти, что он сначала решил попробовать Корнелию, сделать ее своей. Потом он собирался очистить стену от останков Кассандры и вместо нее подвесить на стене Али.
   Снова ожидания. Надо делать все сразу и ничего не ждать. Так будет вернее.
   Он относился к мальчику с симпатией. Он не соби­рался убивать его. Мальчик свой, местный, да и Джо по-настоящему славный парень.
   Верно, Уэлчу будет несладко. Ему придется пере­жить потерю сына, но, в конце концов, он справится с этим. Человек может вынести все на свете и справиться с чем угодно. Хищник был безоговорочно убежден в этом.
   Взять хоть его самого. Его отец отдал концы еще до рождения сына. Его мать Джин – он еще помнил ее длин­ные светлые волосы, ее нежные шелковистые пряди, ко­торых так любил касаться младенчески пухлыми ручка­ми, – красавица Джин все время так горевала, так опла­кивала мужа, что в конце концов покончила с собой и попыталась убить собственного сыночка, подпалив дом, когда он спал.
   Он вовремя проснулся и сбежал из огненного ада. Его пижама горела. Быстро прибывшие пожарные гна­лись за ним по пятам. Они настигли его, схватили и по­валили наземь, чтобы сбить пламя. Он остался жить, но чудовищные ожоги третьей степени поразили девяносто процентов его тела.
   Уцелели только голова и лицо.
   Да, это нанесло ему травму. Тяжелейшую психичес­кую травму. Никто не спорит. Но он справился с этим и жил нормально.
   Ну, может быть, у него и осталось несколько пункти­ков. Или идефикс, как когда-то любила выражаться не­забвенная Салли-Джесси.
   Но он справляется и с ними.
   Эта мысль заставила его захихикать.
   «Как ни крути, – подумал он, улыбаясь, – а день ему предстоит замечательный».
   Сегодня ночью Корнелия обманула его ожидания.
   Она обмотала дверь цепью, заперла ее и ухитрилась овладеть ключом.
   Умная малышка. Ловкая малышка. Чертовски сооб­разительная малышка.
   Но недостаточно ловкая и сообразительная.
   Потому что у него был запасной ключ.

Глава 47

   Они пропали. Нили и Али. Али и Нили. Джо несколь­ко освоился с этой мыслью только около полуночи. Алекс пришла к тому же выводу на несколько часов раньше. Но, с другой стороны, у нее был богатый опыт: Нили уже убегала. Причем убегала не раз.
   – Али не стал бы убегать, – упрямо продолжал на­стаивать Джо даже после того, как поговорил со своим другом шерифом Томми, отправил в полицию заявление о розыске, обзвонил всех, кого знал Али и кто знал его, вдоль и поперек объездил окрестные дороги на случай, если Али попал в аварию. – Он ни за что не сделал бы этого.
   Алекс молча смотрела на него и только вздыхала. Они были в уютной гостиной дома Уэлчей. Алекс сидела на диване, а безутешный Джо стоял перед ней, все еще сомневаясь, недоумевая и не веря. Джош и Дженни, смер­тельно испуганные отсутствием старшего брата, после бурных протестов отправились спать в одиннадцать ча­сов. Кари, расстроенный не меньше Джо, ушел домой несколько минут назад.
   По обоюдному согласию Алекс оставалась ночевать у Джо. Предложение исходило от Джо; он не хотел, чтобы Алекс одна ночевала в Уистлдауне. И она тоже. Во-пер­вых, она не желала оставлять его одного. Во-вторых, там что-то было.
   Что-то плохое. Алекс помнила дыхание, постоянное ощущение чьего-то присутствия, фигуру на галерее. Там умер ее отец; там пропала Нили. Она вздрогнула.
   – Знаю, знаю, – вдруг удрученно произнес Джо. Он подошел к окну, отодвинул задернутую штору и выглянул.
   – В то, что он курит марихуану, я тоже не верил. О боже, если он не валяется где-нибудь в кювете или не лежит без памяти в больнице, я убью его собственными руками!
   Алекс встала, подошла к нему, обняла за талию и молча прижалась щекой к спине.
   – Зачем ему понадобилось убегать? Вот чего я не по­нимаю. Да, он очень огорчил меня и знал это. Но он ме­ня не боится. Клянусь, не боится. Я в жизни не подни­мал на него руки. Он бы не побоялся вернуться домой.
   – Джо…
   Алекс было нестерпимо жаль его. Ясно, что он ужас­но мучается. Она давно привыкла к подобным выходкам младшей сестры. Ей было не так уж трудно представить себе, что Нили убежала. Сестра убегала из школ и других не устраивающих ее мест в среднем два раза в год.
   – Послушай, эта подруга Нили, кажется, Синда Хоукинс, и ее бойфренд довезли их до школы. Но пикапчика Али там так и не обнаружили. И потом, вспомни, Нили ведь тоже ждала неприятностей. Я пригрозила ей отправ­кой обратно в закрытую школу. Я уверена, что это Нили уговорила его сбежать.
   Она услышала, как Джо заскрежетал зубами.
   – Твоя сестра – настоящее наказание.
   Алекс прижалась губами к его спине.
   – Извини. Мы причинили тебе столько хлопот. Дер­жу пари, ты больше никогда не захочешь видеть никого из Хейвудов.
   – Нет. – Джо обернулся, взял ее лицо в ладони и по­смотрел ей в глаза. – Захочу.
   А потом наклонился и поцеловал Алекс.

Глава 48

   – Нили…
   Голос отца снова заставил ее очнуться. Поскольку она видела отца во сне, то ничуть не удивилась и не испу­галась. Наоборот, ощутила тепло и почувствовала, что ее любят.
   – Папа?
   Она открыла глаза. Было темно, но она не чувствова­ла одиночества. Кто-то был рядом – чье-то теплое тело, которого она не видела. Где она?
   О боже! К ней вернулась память.
   – Нили… Он возвращается.
   – Папа? Где ты?
   Она села. Голос ей не чудился. Она слышала его, знала, что слышала. Зеленые точки снова были здесь, та­кие же светящиеся, как раньше, и, казалось, смотрели на нее. Нили потянулась за фонариком, нашарила его и включила.
   Сквозь прутья на нее смотрел Ганнибал, молча по­махивая пушистым хвостом.
   – Ганнибал, ох, Ганнибал! – При виде кота Нили безумно захотелось оказаться дома. У нее задрожали губы, из глаз хлынули слезы. – Ганнибал, как ты здесь ока­зался?
   Кот молча повернулся и исчез во мраке. Секунду спустя Нили поняла, почему.
   Теперь она тоже услышала звук приближавшихся шагов.
   О боже, он действительно возвращался!
   В ужасе Нили вскочила, сжала фонарик и снова опус­тилась на матрас. Али был еще жив, еще дышал, но не приходил в сознание. Он ничего не знал о постигшей их беде (на мгновение Нили позавидовала ему) и ничем не мог ей помочь.
   Чудовище возвращалось, а она была одна.
   Он не мог войти. Она заперла дверь, и он не мог войти.
   Если только у него не было второго ключа.
   Откуда пришла эта мысль, Нили не знала, но у нее похолодели руки и сердце застучало как бешеное.
   Конечно, у него есть второй ключ! Люди всегда дела­ют запасные ключи, правда? У него есть ключ, он прине­сет его с собой… и сможет войти.
   – О боже!
   Нили вскочила на ноги. Она всхлипывала от страха, живот сводило, колени дрожали, а грудь сдавливало так, что было больно дышать.
   Ей было нужно оружие: пистолет, нож… хоть что-нибудь.
   Нет, нужно забаррикадировать дверь.
   Она видела приближавшийся свет. Сколько времени потрачено зря!
   Кровать. Единственное, что можно использовать. Рама была крепкой, металлической. Кровать двуспальная. При­мерно метр восемьдесят в длину. Панцирная сетка. Ка­кая у нее ширина? Сантиметров девяносто?