Сад М Д. Жюльетта: роман. Том 2

соответствующую сторону, и выбор был предопределен еще до того, как вы
пришли к решению. Поэтому, сударь, вы были несвободны и никогда свободным не
будете. Когда вы склонились к одному из двух возможных решений, у вас не
было возможности выбрать второе, вас ослепила неуверенность, и вы приняли
свои колебания за возможность сделать выбор. Однако эта неуверенность, то
есть физическое следствие двух посторонних предметов, которые воздействуют
на вас в одно и то же время, и свобода выбирать между ними - это две разные
вещи.
- Вы меня убедили, - обрадовалась Олимпия, - ведь мысль о том, что я
могла не совершать преступления, к которым имею слабость, иногда треножит
мою совесть. Теперь же, зная, что я не свободна, я обрету душевный покой и
буду продолжать прежнюю жизнь.
- Я приветствую это ваше намерение, - вступил в беседу Альбани, - ибо
любое сожаление в любой степени бессмысленно. Оно всегда приходит слишком
поздно, а когда случается возможность повторить злодеяние, страсти
непременно побеждают угрызения совести.
- Очень хорошо, тогда давайте совершим какое-нибудь приятное
злодейство, чтобы не утратить привычку и стереть в порошок все сожаления о
прошлых дурных поступках, предложила Олимпия.
- Обязательно, - заметил кардинал де Бернис, - но чтобы оно доставило
нам еще больше удовольствия, надо сделать это злодеяние как можно более
масштабным. Послушайте, прекрасная Жюльетта, - продолжал французский
посланник, - нам известно, что у вас в услужении состоят две очаровательные
девушки, которые наверняка так же приятны и понятливы, как вы сами; их
красота уже наделала немало шума в Риме, и мы полагаем, что они должны
принять участие в наших плотских утехах нынче вечером, и просим вас послать
за ними.
По взгляду Олимпии я поняла, что не следует отказывать могущественным
служителям церкви, и тут же отправила слугу за Элизой и Раймондой, после
чего разговор принял другой оборот.
- Жюльетта, - обратился ко мне Берни, - пусть наши желания
познакомиться поближе с вашими прелестными, как мы знаем созданиями, не
приведут вас к ошибочному выводу, что мой собрат и я неравнодушны к женскому
полу, между тем, как мы терпим его постольку, поскольку он ведет себя в
нашем присутствии мужским, так сказать, образом. Считаю необходимым без
обиняков высказаться на сей предмет и заявить вам, что лучше сразу
отказаться от предложения, если вы или ваши компаньонки не уверены в том,
что сможете с полным смирением удовлетворить те необычные прихоти, которые
предполагает этот образ поведения.
- По правде говоря, - вставила Олимпия, - в данном случае ваши
предупреждения совершенно излишни, я видела, как Жюльетта ведет себя в
подобных обстоятельствах, и заверяю вас, что вы не будете разочарованы ни
ею, не ее подругами, которые являются ее протеже и, следовательно, мыслят
также философски, как и она сама.
- Дорогие друзья, - заговорила я, желая загладить этот инцидент, - моя
репутация в распутстве достаточно прочная, чтобы у кого-то оставались
сомнения по поводу моего поведения Моя похоть всегда следует за капризами
мужчин и всегда возгорается от их страстей. Меня возбуждают только их
желания, и самое большое удовольствие я получаю, удовлетворяя все их
прихоти. Если в их требованиях нет ничего необычного, мне становится
неинтересно, но стоит им предложить что-нибудь неординарное, редкое и
изысканное, как я ощущаю в себе неодолимую потребность в том же самом; и я
никогда ни в чем не ограничивала себя в либертинаже, поскольку, чем больше
мои поступки нарушают норму вежливости, чем сильнее попирают законы
скромности и благопристойности, тем счастливее я себя чувствую.
- Это я и хотел услышать от вас, - одобрительно сказал Бернис, - это
делает вам честь. Стыдливость, ведущая женщину к упрямству и непослушанию,
как правило лишает ее уважения здравомыслящих мужчин.
- Эта стыдливость тем более неуместна, - добавил Альбани, будучи, по
всей вероятности, убежденным сторонником самых фантастических упражнений
похоти, - что она ничего не доказывает кроме глупости или холодности, и я
хочу сказать вам, что в наших глазах самка может оправдать свою
принадлежность к низшему полу только абсолютной покорностью, а фригидная или
глупая женщина заслуживает лишь презрение.
- Действительно, - сказала я, - только идиотка может подумать, будто
мужчина имеет меньше оснований вставить свой орган в ее зад, чем в ее
вагину. Женщина - она со всех сторон женщина, и разве не кажется странным,
когда она обрекает на воздержание одну часть своего тела, в то время как
делает доступными все остальные? Это тем более смешно, если учесть, что
такая мания просто-напросто оскорбляет природу: неужели наша праматерь
вложила бы в нас вкус к содомии, если бы это было для нее окорбительно?
Разумеется, нет; напротив - она одобряет это и радуется этому; человеческие
законы, всегда диктуемые эгоизмом, в этом вопросе лишены всякого смысла, а
законы Природы, которые намного проще, намного естественнее, обязательно
должны вдохновлять нас на любые поступки, враждебные деторождению, ведь оно,
когда этим занимаются люди, оспаривает у Природы право на создание новых
существ, отвлекает ее от главной функции и обрекает на бездействие, что
несовместимо с ее энергией.
- Сейчас вы сказали очень удивительные и верные слова, - заметил
Бернис, - и теперь я бы хотел, чтобы мы дополнили вашу чудесную теорию
практикой. Посему, восхитительная Жюльетта, позвольте взглянуть на тот трон
сладострастия, который, как вы правильно поняли, будет единственным объектом
наших желаний и предметом наших удовольствии. С алтарем Олимпии мы уже давно
знакомы, так что прошу вас, мадам, показать ваше сокровище.
Оба кардинала приблизились, и я, недолго думая, обнажила алтарь, на
котором им предстояло совершать службу. Я придерживала, подняв до груди,
юбки, а они приступили к осмотру, который, как вы догадываетесь,
сопровождался непременным сладострастным ритуалом. Альбани был настолько
скрупулезен в своих содомистских привычках, что тщательно прикрыл
промежность, которую я, наклонившись вперед, могла невзначай показать
прелатам. Истинный содомит испытывает горькое разочарование при виде
влагалища. За прикосновениями последовали поцелуи, потом щекотание языком. У
распутников этой породы жестокость всегда пробуждается испульсами похоти, и
нежные ласки скоро сменились ударами, щипками, покусываниями, затем
неожиданно и грубо в анус мне вставили несколько пальцев, и наконец
поступило предложение выпороть меня, которое, вероятно, было бы осуществлено
незамедлительно, если бы в этот момент не появились мои служанки.
Приключение начало принимать серьезный оборот, и я постараюсь описать его в
откровенном и, быть может, циничном духе, который лучше всего передаст
атмосферу того вечера.
Придя, в восторг от двух обольстительных сучек, которых я отдавала в
жертву их гнусной похоти, кардиналы сразу приступили к осмотру задних
прелестей Элизы и Раймонды. Олимпия также, с неменьшим жаром, чем мужчины,
бросилась ощупывать девичьи ягодицы. Улучив момент, я отвела Аль-бани в
сторону и обратилась к нему примерно с такими словами:
- Я уверена, святой отец, что вы не думаете, будто я и мои несравненные
подруги явились сюда удовлетворять все ваши жестокие капризы из одного
благочестия. Пусть вас не обманывает мой роскошный вид: это результат
проституции, которая дает мне средства к существованию. Я отдаюсь только за
деньги и цену прошу немалую.
- Мы с Бернисом всегда придерживались того же мнения, - уверил меня
кардинал.
- В таком случае можно начинать, но прежде будьте любезны назвать
сумму, на которую мы можем рассчитывать за наши услуги. А до тех пор вы
ничего от нас не получите.
Альбани пошептался со своим коллегой, потом они оба вернулись ко мне и
заявили, что мне не стоит беспокоиться на этот счет и что мы останемся
довольны.
- Ну, это обещание слишком расплывчато, - прямо сказала я. - Мы, все
здесь присутствующие, живем своим ремеслом вы, например, иногда едите эти
маленькие священные символы, испеченные из ржаной муки, замешанной на воде,
и за это получаете пять или шесть ливров в год, я же получаю примерно
столько да, оказывая обществу более приятные услуги высоко им ценимые. Через
несколько минут вы продемонстрируете свою невероятную извращенность, и я,
как свидетельница этого кошмара, буду знать вашу тайну и смогу в любой
момент скомпрометировать вас. Допустим, вы будете все отрицать и в свою
очередь обвинять меня во всех грехах. Но у меня хватит золота на адвокатов,
которые разоблачат вас и лишат нынешнего положения. Короче говоря, вы
платите каждой из нас по шесть тысяч цехинов, обещаете мне устроить
аудиенцию у папы, и будем считать сделку заключенной, закончим на этом торг,
а наши будущие отношения не принесут нам ничего, кроме удовольствия. Мало на
свете женщин, которые могут сравниться со мной в распутстве, бесстыдстве и
порочности, а мое необыкновенно извращенное воображение прибавит вашему
наслаждению такое блаженство и такую остроту, каких не изведал ни один
смертный.
- Однако вы недешево себя оцениваете, прекрасное дитя, - хмыкнул
Бернис, - но я не могу отказать в просьбе такому обольстительному созданию,
и вы получите аудиенцию у его святейшества, Кстати, в мои намерения не
входит ничего скрывать от вас, и я скажу, что он сам повелел организовать
нынешний вечер, желая, до того, как сам познакомится с вами, услышать наши
впечатления.
- Прекрасно, - оживилась я, - выкладывайте деньги, и я в вашем
распоряжении.
- Как, прямо сейчас?
- Прямо сейчас.
- Но если вы получите деньги заранее, а потом вдруг вам придет в
голову...
- Я вижу, - прервала я его, всплеснув руками, - вы совершенно не знаете
женщин моей национальности. Француженки искренни, о чем свидетельствует само
название {Franc (фр.) означает "искренний", "открытый".}, и хотя стойко
держатся, что касается до своих интересов, они не способны нарушить уговор и
отказаться от своего слова, получив деньги.
Альбани переглянулся со своим собратом и молча втолкнул меня в
маленькую комнату, где отпер секретер и достал оттуда требуемую сумму в
банковских билетах. Бросив один лишь взгляд в это вместилище сокровищ, я
затрепетала от азарта.
"Вот удобный момент, - подумала я. - чтобы стащить деньги, тем более,
что после столь мерзких развлечений, которым эти негодяи будут предаваться в
моей компании, они не посмеют преследовать или обвинить меня".
Прежде чем кардинал успел закрыть секретер, я закатила глаза и
повалилась на пол, так искусно разыграв обморок, что испуганный хозяин
выскочил за помощью. Я мигом вскочила на ноги, схватила целую горсть банкнот
и за какую-то долю секунды обогатилась на целый миллион. Потом, также
быстро, закрыла секретер, будучи уверенной, что из-за суматохи кардинал не
вспомнит, закрыл он крышку или нет.
Все это требовало меньше времени, чем я затратила, рассказывая об этом,
и когда в комнату влетели Альбани, Олимпия и Бернис, я по-прежнему лежала на
полу. При их появлении я открыла глаза, боясь, что они примутся приводить
меня в чувство и обнаружат пухлую пачку, которую я второпях сунула под юбки.
- Все в порядке, мне уже хорошо, - слабым голосом произнесла я,
отстраняя их руки. - Моя чрезвычайная чувствительность иногда приводит к
таким конфузам, но теперь мне уже лучше, и через минуту я буду готова к
работе.
Как я и предполагала, Альбани, заметив, что секретер закрыт, решил, что
сам запер его, и, ничего не заподозрив, со счастливым видом повел меня в
богато убранный салон, где должна была происходить оргия.
Там уже были еще восемь человек, которым предстояло играть значительную
роль в нынешней мистерии: четверо мальчиков лет пятнадцати, все - настоящие
купидоны, и четверо копьеносцев от восемнадцати до двадцати лет, вооруженные
поистине устрашающими членами. Таким образом в комнате собрались двенадцать
человек ради того, чтобы доставить удовольствие двум развратным отцам
церкви, - я говорю двенадцать, потому что Олимпии также предназначалась роль
скорее жертвы, нежели жрицы, в этом спектакле: служить этим господам ее
заставляли развращенность, жадность и тщеславие, так что ее положение в
данном случае ничем не отличалось от нашего.
- Итак, мы начинаем, - Бернис оглядел меня и моих наперсниц и прибавил,
- вы получили приличное вознаграждение, поэтому будем считать, что мы купили
право обращаться с вами как с продажными девками, стало быть, вы должны
беспрекословно подчиняться нам.
- Совершенно справедливо, - сказала я. - Вы желаете, чтобы мы
разделись?
- Да.
- Тогда покажите нам гардеробную, где мы можем оставить одежду.
Когда мы оказались втроем в полутемной комнате, я разделила объемистую
добычу на три части, которые мы рассовали по карманам, потом разделись и
обнаженными вошли в салон, где нас ожидали кардиналы.
- Я буду исполнять обязанности церемониймейстера, - заявил Бернис. -
Наш уважаемый хозяин поручил это мне, и вы все будете слушать мои
распоряжения. Мы только что бегло осмотрели ваши задницы, милые дамы, а
теперь обследуем их внимательнее. Подходите ближе по одной и предъявите свои
прелести для осмотра. Затем то же самое сделают наши мальчики, после чего
каждая из вас перейдет в распоряжение чистильщика и подготовит его к работе,
чтобы к концу первого акта они, все четверо, были в полной боевой форме.
Вступительная церемония происходила следующим образом: мы по очереди
переходили от одного блудодея к другому, они целовали, тискали, покусывали,
обнюхивали, щипали и царапали наши задницы, потом мы быстро занимали свои
места возле чистильщиков и вместе с мальчиками возбуждали их.
- Переходим к следующему этапу, - произнес церемониймейстер. - Два
отрока станут на колени и будут сосать нам фаллос, мы тоже самое будем
делать с юношами, а чтобы еще сильнее возбудить их, две женщины прижмутся
ягодицами к их лицу; правой рукой каждый из нас будет массировать инструмент
чистильщика, а левой - задницу отрока; две другие дамы также опустятся на
колени и будут щекотать нам яички и анус.
- В третьей сцене, - сообщил Бернис, чтобы мы могли заранее представить
себе весь спектакль и запомнить свои роли, - мы ляжем вот сюда, и нас будут
возбуждать женщины, а два отрока присядут на четвереньки и подставят нам
свои анусы, чтобы мы могли сосать им анус; кроме того, они должны целовать
задницы двух других женщин, а те, в свою очередь, будут ласкать члены
отроков. Что же до четверых чистильщиков, мы возьмем их на себя, ибо руки
наши будут свободны.
- Следующая сцена будет происходить таким образом, - продолжал любезный
кардинал. - Обе женщины, которые еще не сосали нас, возьмут наши фаллосы в
рот, а две других будут готовить четырех юношей к акту содомии:
сократировать их языком, облизывать анус, словом, они должны сделать все,
чтобы эти четыре копья взметнулись вверх и отвердели, и вот когда они
раскалятся и задрожат от нетерпения, дамы смажут влажным языком наши
отверстия и своими нежными пальчиками направят корабль в гавань; тем
временем мы будем ласкать губами задние холмики наших отроков.
Все четверо копьеносцев оказались стойкими и неутомимыми и мгновенно
отозвались на наши усилия. Каждую из двух дряхлых, побуревших от времени
пещер они прочистили восемь раз кряду со всем юношеским пылом, но оба старых
хрыча продемонстрировали дьявольскую выдержку, и эта операция оказала на них
не большее воздействие, нежели все предыдущие - мы не заметили в них
никакого намека на эрекцию.
- М-да, - пробормотал Бернис, - очевидно, придется прибегнуть к более
сильным стимулам: возраст есть возраст. Пресыщенность прожорлива, и ничто не
в силах удовлетворить ее аппетит, это вроде сильной жажды, которая
становится тем сильнее, чем больше вы пьете холодной воды. Видите, Альбани
точно в таком же состоянии, и все ваши старания не смогли ни на йоту
приподнять его член. Но не будем отчаиваться - попробуем другие средства,
которая Природа предлагает нам в изобилии. Вас здесь целая дюжина,
разделитесь на две группы, чтобы в каждой было по два чистильщика, по два
отрока и две женщины: одна группа займется моим старым другом, другая -
мною. Каждый из вас по очереди будет ласкать нас языком, а потом
испражняться нам в рот.
Эти омерзительные упражнения привели к тому, что морщины на органах
наших престарелых клиентов несколько разгладились, и, вдохновленные этими
безошибочными, хотя и слабыми признаками, они посчитали себя готовыми
предпринять серьезную атаку.
- Шестую сцену осуществим следующим образом, - заявил распорядитель. -
Альбани, который, на мой взгляд, возбужден так же, как и я, будет
содомировать Элизу, а я займусь Жюльеттой; четверо чистильщиков, при помощи
Олимпии и Раймонды, будут обрабатывать наши задницы, отроки же лягут на нас
сверху и подставят нашим поцелуям свои члены и ягодицы.
Мы заняли свои места, но наши герои, обманутые в своих надеждах,
слишком робко атаковали святилище, в нерешительности застыли перед входом и
позорно отступили.
- Я так и думал, - в сердцах проворчал Альбани. - Мне никак не понять,
почему вы так настаиваете на том, чтобы мы содомировали женщин! С
мальчишками такого конфуза со мной никогда бы не случилось.
- Хорошо, давайте сменим мишени, - предложил посланник, - что нам
мешает?
Однако исход нового натиска оказался ничуть не удачнее: нашим
кардиналам еще раз хорошенько прочистили задницы, но они, увы, так и не
смогли сделать то же самое; ни ласки, ни поцелуи не принесли результата; их
древние инструменты, вместо того чтобы расцвести, сжались еще больше, и
Бернис объявил, что они ничего не могут с собой поделать и будут вести
баталию иначе.
- Милые дамы, - сказал этот выдающийся человек, - коль скоро, хорошее
обхождение с вашей стороны ни к чему не привело, надо употребить более
жесткие методы. Вы когда-нибудь видели, какой эффект дает флагелляция?
Думаю, это нам поможет.
С этими словами он схватил меня, а Альбани вытащил откуда-то агрегат
настолько странной конструкции, что он заслуживает подробного описания.
Меня поставили лицом к стене, на небольшом расстоянии от нее, поднятые
вверх руки привязали к потолку, а ноги - к полу. Передо мной Альбани
поставил нечто вроде молитвенного стула, сделанного из железа, его острая,
напоминавшая лезвие меча спинка касалась моего живота. Нет необходимости
добавлять, что я инстинктивно отклонилась назад от этого грозного оружия,
что и нужно было Бернису, так как я оказалась при этом в самой пикантной и
возбуждающей позе. Взявши связку розог, распутник неожиданно для меня начал
осыпать мою заднюю часть настолько сильными ударами, что не успел он ударить
и десяти раз, как по моим бедрам обильно заструилась кровь. Альбани
придвинул адскую машину поближе ко мне, чтобы я не имела никакой возможности
отклониться от ударов и должна была терпеть обрушившийся на меня ураган.
Однако я без особого труда выдержала эту пытку, так как к моему счастью
часто участвовала в подобной церемонии и даже получала от этого
удовольствие. А вот другим, ставшим на мое место, пришлось несладко. Элиза,
оказавшаяся следующей жертвой необычного агрегата, сильно разрезала себе
живот и громко вопила в продолжение экзекуции. Раймонда претерпела не
меньшие муки. Что до Олимпии, она мужественно выдержала пытку, тем более,
что любила такие упражнения, и они лишь сильнее возбуждали ее. Тем временем
Бернис передал розги Альбани, и мы, все четверо, еще раз прошли через
жестокую церемонию; наконец, члены наших блудодеев начали подрагивать и
оживать. Но теперь, разочаровавшись в женских прелестях, они избрали в
жертву детей: пока они занимались содомией, все остальные пороли их розгами
и искусным образом подставляли для их похотливых поцелуев вагины, анусы и
члены. И вот возмущенная Природа спасла их честь: оба, в один и тот же миг,
испытали оргазм. В это время Альбани лобзал мои ягодицы, и его извержение
было настолько сильным и бурным, настолько велик был восторг мерзавца, что
он оставил мне на вечную память глубокую печать - следы двух одиноких зубов,
каким-то чудом оставшихся в его поганом рту после того, как его несколько
раз почтил присутствием сифилис. Зад Раймонды, которая была в объятиях
Берниса, отделался легче, хотя распутник изрядно поцарапал его ногтями и
перочинным ножом, а к тому моменту, когда начались его спазмы, ее ягодицы
были порваны в клочья. После короткой передышки оргия возобновилась.
Начало второго действия ознаменовалось тем, что каждая из нас побывала
в объятиях юноши, которые совокупились с нами во влагалище, а оба кардинала
вдохновенно и яростно терзали в это время наши задницы и даже умудрялись
вставлять туда свои обмякшие органы. Вслед за тем нас перевернули на сто
восемьдесят градусов, и в ход пошли мужские зады: четверо мальчиков
содомировали зады четверых наших содомитов, а их, в свою очередь, сношали
наши хозяева, хотя до извержения дело так и не дошло. Потом малолетние
педерасты двинулись на приступ женских задов, копьеносцы отомстили им за
недавнее поругание, после чего снова овладели нами, а мальчиков заставили
лизать нам вагины. Этот акт завершился следующим образом: кардиналы
привязали эти юные и прелестные создания к стене, установили железный стул в
рабочее положение и выпороли их. Именно в этот момент оба фавна
почувствовали в себе желание сбросить новую порцию семени; как тигры,
почуявшие близкую добычу, бросая вокруг кровожадные взгляда, они приказали
схватить женщин и выпороть; наблюдая экзекуцию, каждый содомировал мальчика
и целовал в зад другого. Когда они освободились от бремени во второй раз,
вся компания перешла к столу.
Нас ожидала очень впечатляющая и живописная трапеза, и я позволю себе
описать ее подробнее.
Посреди круглой залы стоял круглый стол на шесть персон, за который
сели кардиналы, Олимпия, Раймонда, Элиза и я. На некотором расстоянии,
позади наших кресел, в четыре яруса располагались скамьи, окружавшие стол и
образующие подобие амфитеатра. На скамьях сидели пятьдесят самых избранных
куртизанок Рима, скрытые за ворохом живых цветов сирени, гвоздик и
наперстянки, - из которых то там, то сям торчали, будто шелковистые набухшие
бутоны, обнаженные ягодицы; это было самое восхитительное зрелище, какое
может предложить буйство Природы в сочетании с человеческим сладострастием.
Двадцать купидонов, представленных красивыми юношами, образовали свод над
нашими головами, и комната освещалась тонкими восковыми свечами, которые эти
юные боги держали в руках. Стоило нажать рычаг, и хитроумный механизм убирал
одно блюдо и подавал следующее: край стола, где стояла серебряная посуда
обедающих, оставался неподвижен, а середина медленно провалилась вниз и
снова поднялась, уставленная шестью маленькими золотыми гондолами с
изысканными мясными яствами. Позади нас стояли шестеро мальчиков,
облаченных, как ганимеды, в провоцирующие одеяния, и подливали нам редчайшие
вина. Наши распутники, которые велели женщинам одеться к обеду, выразили
желание, чтобы мы вновь разделись, но не сразу, а постепенно, как это делала
вавилонская блудница. Когда на столе появилась легкая закуска, мы сняли с
себя воздушный шарф; корсаж развязали, когда подали омлет, а последняя
тряпка была сброшена при появлении фруктов, и по мере смены блюд возрастала
и становилась все гнуснее похоть генералов. Десерт был подан в пятнадцати
миниатюрных лодочках из зеленого с золотом фарфора. Двенадцать маленьких
девочек шести-семи-летнего возраста, обнаженные и увитые гирляндами из мирта
и роз, наполняли наши бокалы заморскими винами и ликерами. Обильное застолье
слегка вскружило нам головы, Бахус наполнил наших развратников новой силой и
энергией, которая начала воздействовать на нервы, идущие в центр эрекции, и
шум и веселье за столом достигли апогея.
- Послушайте, уважаемый и гениальный поэт, - обратился хозяин дома к
кардиналу де Бернису, - сейчас по Риму гуляет несколько любопытных и
очаровательных стишков, которые молва приписывает вашему перу; наши гости
способны оценить такого рода литературу, поэтому я просил бы вас прочесть
эти произведения.
- Это просто предложения, - махнул рукой Бернис, - и меня весьма
удивляет их популярность, потому что я никому, кроме его святейшества, не
показывал их.
- Тогда я тоже не понимаю, почему они стали притчей во языцех. Однако
прошу вас, кардинал, мы жаждем услышать эти перлы в исполнении автора.
- Мне нечего скрывать от философов, которые здесь собрались. Первый
стишок - вольное переложение знаменитого сонета де Барро {Жак Балле, сеньор
замка Барро, состоявший в близких отношениях с Теофилем де Вио, родился в
Париже в 1602 году. Безнаказанное распутство этих двоих злодеев было
беспримерным. Говорят, что хорошо известный сонет, о котором здесь
упоминалось (это, кстати, один из самых скабрезных образцов поэзии того, да
и более позднего времени), написан им во время болезни. Впоследствие Балле
отрекся от него, что совсем неудивительно, ибо здоровый телом и рассудком