Страница:
— На территории арсенала?
Блинову показалось, что следователь подставился. Он резко и недовольно спросил:
— Вы меня подозреваете?
— Пока нет. Но если в арсенале имели место и другие случаи, значит, кому-то выгодно скрывать ущерб. Может быть и руководству.
Руки полковника стали подрагивать, и, чтобы скрыть это, он положил ладони на колени.
— Во время проверки оружия, которое уничтожено огнем в шестом хранилище, обнаружены автоматы «АК-74», номера которых в учете арсенала не значатся.
— Такого не может быть.
— Но это есть и факт подтвержден документами, а само оружие хранится у нас.
— Не могу этого объяснить.
— Хорошо, продолжу. Два вагона с вооружением из вашего арсенала ушли на станцию Терновка Уральской железной дороги. В адрес воинской части, которая к тому времени уже была расформирована.
— Ну и что? Армию резко сокращают.
— Геннадий Корнеевич, Терновка вернула вагоны в арсенал. Тридцатого июля они вернулись в Каменку.
— Ну и что?
— Геннадий Корнеевич, за оградой арсенала возвращенный груз испарился. Это пять тысяч автоматов «АК-74». Их обратное поступление документально не оформлено.
— Недоразумение.
— Тогда скажите, как могло на складе сгоревшего оружия оказаться именно то, которое из Терновки в арсенал не возвращалось?
— Ошибка исполнителей.
— Пусть так. Но ведь ровно такое количество автоматов, с номерами, которые числятся на длительном хранении, в обгорелом оружии не найдено?
— Их могли заслать кому-то по ошибке. Это все объясняет. Мы разберемся.
— Как видите, теперь этим пришлось заниматься нам. И у меня уже есть заключение эксперта из службы вооружений. Он утверждает, что получатель, даже если бы он существовал, то не мог принять оружие с номерами, которые не соответствуют указанным в сопроводительных документах. В крайнем случае это можно сделать, получив новые данные от арсенала, отправившего груз. Такой переписки не обнаружено.
Блинов задумался, опустил глаза.
— Вы назвали июль девяносто четвертого? Простите, я в это время арсеналом ещё не командовал. Был только заместителем.
— Мы вернемся к этому вопросу. Теперь скажите, когда вы принимали арсенал, производилась ли проверка оружия и боеприпасов по номенклатуре и соответствию номерам?
— Такая проверка практически невозможна из-за сокращенного штата арсенала, особенно когда речь идет о простой передаче дел начальниками друг другу.
— Какая же осуществлялась передача дел?
— У каждого хранилища свой начальник. Он материально ответственен за наличие имущества и его сохранность. Периодически проводятся ревизии хранилищ. Это фиксируется в актах. Поэтому передача происходила по докладам лиц, отвечавших за сохранность имущества.
— Вы полностью доверяете начальникам хранилищ?
— Безусловно. Это проверенные люди. Они служат по много лет. Им нет смысла неверно отражать объемы хранимого оружия и боеприпасов. Особенно если учесть, что движение материальных ценностей контролируется по документам штаба. Кроме того злополучного случая с хищением гранат…
— Вы утверждаете, что учету, который ведется в штабе, можно полностью доверять?
— Как же иначе?
— Хорошо. В марте девяносто второго в арсенал поступили тысячи тонн снарядов для гаубиц из Западной группы войск. В документах есть ваша подпись.
— Помню.
— Эти боеприпасы были заложены в пятое хранилище?
— Да.
— Отлично. Теперь потрудитесь объяснить, каким образом тысяча тонн снарядов попала в арсенал, если эшелонов в ваш адрес в марте не поступало?
— Это ошибка. Я помню…
— У меня есть официальная справка железной дороги.
— Не представляю, как такое могло случиться. Надо поинтересоваться у начальника хранилища.
— У прапорщика Рушникова?
— Да.
— Поинтересуйтесь. Его сегодня арестовали, и завтра я его буду допрашивать.
Блинов сделал непроизвольное глотательное движение, но во рту пересохло. Подобное волнение он пережил однажды, когда на рыбалке заплыл далеко в море, а отбойное течение стало уносить лодку от берега. Греб что было мочи, но справиться с волнами и ветром не мог. Близилась ночь. И тогда Блинов понял: греби не греби — конец. Он сложил весла и ощутил, как ужас давит сердце жестко и холодно.
В кромешной тьме его обнаружил и взял на буксир пограничный катер. Теперь такого буксира не было и в помине.
— Может быть, на сегодня хватит? — Блинов спросил так, словно речь шла о дружеской встрече, которую можно и продолжить, но в силу обстоятельств лучше прервать. — У меня заболела голова. Знаете, бывает такое… Я отдохну, подумаю…
Гуляев бросил взгляд на часы.
— Хорошо, Геннадий Корнеевич, хотя у меня ещё много вопросов, я их задам позже. Сейчас последний: где вы были в ночь взрыва? В гарнизоне вас не оказалось…
— Это настолько интересно, что ответ не терпит отлагательства?
— Нет, просто может потребоваться проверка, поэтому вряд ли есть смысл тянуть.
— Я был у женщины. В городе.
— Кто об этом знает?
— В гарнизоне? Никто. Такие вещи не афишируют.
— Кто эта женщина?
— Отвечать обязательно?
— Это в ваших интересах.
— В интересах мужчины не называть женских имен.
— И все же?
— Она директор магазина «Белый парус». Ариадна Сергеевна Лосева. Может быть, не стоит её тревожить? Она замужем…
— Не беспокойтесь, Геннадий Корнеевич, мы не нанесем ущерба чести и достоинству госпожи Лосевой.
— Спасибо. Я могу идти?
Гуляев встал:
— Простите, но вам придется у нас задержаться.
Блинов вскочил. Мертвенная бледность легла на его лицо. Руки тряслись.
— По какому праву?
— Мы подозреваем вас в причастности к организации пожара и взрыва в хранилищах. На большинство вопросов вы отвечали неискренне. Прокуратура считает возможным прибегнуть к вашему задержанию…
Блинов понуро опустил голову.
Леночка походила по городу, зашла в ювелирный магазин, в фирменной лавке купила видеокассету «Унесенные ветром» и отправилась домой. День стоял погожий, солнечный. За ветреную ночь с улиц выдуло густой запах бензиновой гари, и прогулка казалась удовольствием.
Чтобы срезать дорогу домой — Леночка теперь снимала квартиру на Спасской, — она двинулась тихой узкой улочкой, тянувшейся к хлебозаводу. Интенсивного движения здесь не было, и потому звук резко притормозившей машины заставил Леночку обернуться. Она увидела большую волосатую руку, высунувшуюся из-за опущенного стекла темно-малинового «Мерседеса». Рука тянулась с явным желанием схватить за ремень сумочку, висевшую на левом плече.
Леночка отпрянула, из машины раздался громкий хохот.
— Э, душа, нэ боис! Садыс к нам, погулаем!
— Гуляй без меня, кацо! — Леночка с ужасом подумала, что зря в этот день не надела на руку часы-сигнализатор. Они напоминали ей о работе, и носить их в свободное время не хотелось.
— Э, зачэм так? — Небритая физиономия выглядела свирепо. — Я хочу, ты поедеш со мной.
Леночка в отчаянии оглянулась.
Когда Рубцов вышел из Колокольного переулка на Спасскую, сразу же увидел машину и мужика в ней, который пытался схватить молодую женщину в светлом платье.
Рубцов прибавил шаг. В темно-вишневом «Мерседесе» с тупым новомодным задком сидели регочущие в жеребячьем восторге грузины. Их было трое. На заднем сиденье слева виднелась голова рыжеволосой женщины. Лихие кавказские джигиты охотились за дамами.
Рубцов догнал светлое платье. Поравнялся. Спросил негромко, не поворачивая головы к машине:
— Вам помочь?
Женщина бросила благодарный взгляд.
— Если сможете.
Рубцов шагнул к машине, схватил руку, торчавшую наружу, и нажал на нее, работая на излом через ребро дверцы.
Из машины раздался крик, полный боли и злости.
— Ну, собака! Сэчас узнаэш!
Машина резко тормознула, выскочил водитель — грузин в темно-бордовом пиджаке с клювом кондора над ниткой черных усов. Он размахивал руками, демонстрируя агрессивную свирепость.
Скользящим движением кавказец сунул руку в карман. Сверкнуло лезвие.
Рубцов с облегчением вздохнул. Нападающий ставил себя в невыгодное положение.
— Брось нож!
Рубцов приказал это спокойно и в то же время с предельной категоричностью. Впрочем, он знал, нельзя словами остановить человека, уверенного в своей безнаказанности, опьяненного чувством собственной силы и власти. Рубцов понимал и то, что нож — только пугающий аргумент. Если сейчас отступить и побежать, лихой кавказец не бросится в погоню. Для него куда важнее преподать урок, испугать, заставить противника обнаружить свою ничтожность перед представителем ночной власти.
— Заражу тэбя, потом брошу, — пообещал Кондор Кавказа, скаля блестящие белые зубы.
«Как хочешь», — подумал Рубцов. Левша от рождения, он носил пистолет под мышкой справа. Ему нравилась кобура немецкого производства Х-88, которую он приобрел для себя за свой счет. Она позволяла быстро выхватить оружие, удобно размещалась под рукой справа и слева. Кондор ещё не обошел капот, а Рубцов уже держал в руке «ПСС» — самозарядный бесшумный пистолет с прицельной дальностью, в два раза превышавшей «Макарова».
У людей, далеких от пользования оружием, бытует представление, что глушитель создан для удушения звука в чисто криминальных целях. Это далеко не так. Лучшие глушители для боевых образцов оружия — винтовок, пистолетов, автоматов — созданы на оружейных заводах совсем с иной целью. Огневые действия спецслужб в тесных замкнутых пространствах домов, в ангарах, подвалах, канализационных коллекторах оберегают слух стрелков от влияния громких звуков. Оглушенному собственным выстрелом стрелку труднее ориентироваться в обстановке боя, а стрельба очередью вообще надолго глушит человека, доставляя ему крайние неудобства.
Пистолет бесшумной стрельбы «ПСС-6-П-28», созданный русскими конструкторами для бойцов спецслужб, стоит в ряду лучших мировых образцов молчаливого оружия. Его система глушения не уступает, а в ряде случаев превосходит известные зарубежные образцы так называемых «сайленсеров». При выстреле стрелок и посторонний наблюдатель слышат только лязганье движущихся частей пистолета.
Рубцов быстро двинул рукой. Из простреленной шины переднего правого колеса со свистом попер сжатый воздух.
Увидев оружие, грузин замер в нерешительности. Но его друзья, сидевшие в машине, ещё ничего не поняли. Хлопнула дверца, и на подмогу Кондору выскочил тот, который приставал к женщине.
Ударом левой ноги Рубцов вогнал его туда, откуда он появился. Тот схватился руками за пузо, переваливавшееся бурдюком через брючный ремень, стукнулся затылком о проем двери и опрокинулся на сиденье.
Рыжеволосая пассажирка, на время оставшаяся без присмотра, стремительно выскочила и, пригибаясь, словно под бомбежкой, побежала на противоположную сторону улицы.
Рубцов выстрелил в правое заднее колесо. И опять засвистел воздух, вырывавшийся из принудительного заточения. Правой рукой Рубцов вынул из кармана трубку телефона сотовой связи.
Два свидетельства большой крутости — пистолет и телефон «Джиэсэм» — заставили Кондора оцепенеть. Надо же им было напороться на такое крутое яйцо местной варки. То, что это мог быть представитель закона, Кондор даже не думал. Кто из «серых рубах» — ментов — будет стрелять днем на городской улице? Такие улаживают дела с Кавказом на даш-баш. Твоя власть — наши деньги, и разошлись, будто друг друга не видели. И потом кто из них врежет грузину в бордовом пиджаке по пузу от полного сердца, когда рядом маячат два свидетеля?
— Дарагой! — Кондор приложил левую руку к груди. — Нэ званы своим. Нэ надо. Мы нэ правы… Нэ званы, дорогой! Пожалуста.
Герой «верийского квартала» Тбилиси, занесенный ветрами перемен и жаждой наживы из родных солнечных мест в край далекий, но «нашенский», чувствовал, что может произойти, если по звонку сейчас сюда накатит местная крутизна, со стволами и всяким таким…
Рубцов убрал телефон. Взглянул на часы.
— Три минуты. И — бегом!
Два рослых бугая и третий маленький, тщедушный сын Кахетии с берегов реки Иори, сидевший на переднем сиденье справа, выражая покорность, лихо толкнули обезноженный «мере» и покатили его на руках подальше от злополучного места недоброй встречи.
Когда старательные толкачи завернули за угол, Рубцов повернулся к женщине. Она все ещё стояла рядом, не покинув заступника в трудную минуту.
Они встретились взглядами. Она улыбнулась благодарно, растерянно и смущенно. Чего больше было в этой улыбке, Рубцов сразу определить не мог.
— Спасибо вам, — сказала она.
Лицо её показалось ему страшно знакомым. Но вспомнить, где, когда он её встречал, не удавалось.
— Простите, — извинился Рубцов, — я бы вас проводил. Мало ли что… Но крайне спешу. По делу. Думаю, теперь вас никто не тронет.
— Спасибо вам, — повторила она и опять лучисто улыбнулась.
«Белый парус» — магазин широкого диапазона. Войдя в него голодным, с чувством неудовлетворенной жажды, босиком и для приличия в одних трусах, при наличии денег уйдешь в кроссовках, брюках-джинсах, с бутылкой водки «Крейсер» и банкой красной икры в руках.
Разговор Гуляева с Ариадной Сергеевной состоялся в её чистеньком светлом кабинете с решеткой на окнах. В старые советские времена решетки такого рода приучали торговцев видеть небо в крупную клетку, в век рыночных отношений она защищает от тех, кто пытается приватизировать приватизированное.
Ариадна Сергеевна оглядела Гуляева взглядом, каким домашняя милая кошечка оглядывает банку с хозяйской сметаной. Кошечка сыта, обласкана, но свежей сметанки ей всегда охота попробовать.
Мадам спрятала улыбку и нахмурилась, когда Гуляев спросил, знакома ли она с полковником Блиновым Геннадием Корнеевичем.
— А в чем дело?
— Увы, закон. Он не щадит наших чувств ни тайных, ни явных, не интересуется нашими желаниями…
Ариадна Сергеевна сделала вид, что не обратила на его разъяснения никакого внимания.
— Могу не отвечать?
— Я выясню другими способами. Они доставят вам больше неудобств и беспокойства, возможно, и неприятностей. Итак, повторяю вопрос. Вы знакомы с Блиновым?
— Да, но подтверждать это на суде не буду. Могу я говорить с вами откровенно? Могу быть уверенной, что завтра об этом не станут болтать по всему городу?
— Тайна исповеди — закон.
— Ладно. Я с ним спала. Впрочем, если уж точно, то бодрствовала ночью. Вы удовлетворены?
— Попрошу уточнить. Вы бодрствовали в ночь пожара и взрыва на базе?
— Нет. Муж вернулся из рейса. У нас с ним свои дела, чтобы я в это время могла принимать ещё и Блинова.
Протокол допроса госпожи Лосевой, акты экспертиз, показания прапорщика Рушникова, которые никак не стыковались с тем, что утверждал Блинов, справки архивов и железной дороги заставили его понять — дело труба.
Трое суток в следственном изоляторе Блинов провел в полном одиночестве.
Камера тесная — три на два. Железная кровать с сырым матрасом и вытертым шерстяным одеялом. Металлическая дверь громко хлопает. Синяя лампочка над дверью горит и ночью, все вокруг мертвенно-синее. В зарешеченное окошко, прикрытое намордником, свет снаружи не проникает. Блинов старался не смотреть на свои руки, которые выглядели будто у утопленника — одутловатые, с фиолетовыми ногтями.
— Можно лампочку поставить нормальную? — спросил с неудовольствием прапорщика, который приглядывал за арестованными.
— Давайте гроши, для вас куплю персональную.
Еду приносили из солдатской столовой: кислые вонючие щи из прошлогодней капусты, перловую кашу без масла, клейкий хлеб, из которого только и лепить шахматные тюремные фигурки. «Мандра» — само по себе пришло на ум название, которое гуляло в уголовной среде.
Уже в первую ночь в левой стороне груди возникла боль. Он так и не сумел заснуть. Закрывал глаза — темно, но сон не приходил. Открывал — оказывался в клетке стен, освещенных синим мертвенным светом, и смотреть ни на что не хотелось. Возникало желание вскочить и стучать в тяжелую железную дверь. Но он знал — стучи не стучи — все равно не откроют. Лишь щелкнет стальная заслонка «волчка» — квадратной дырки в двери, появится глаз охранника.
— Что тебе?
Кто бы так посмел говорить с Блиновым ещё совсем недавно? И что можно требовать от прапорщика, который хотя и по ту сторону двери, но все равно в тюрьме.
Гуляев, внимательно наблюдавший за состоянием подследственного, уловил перемены. Утром, когда Блинова привели на допрос, тот увидел следователя, который возился с электрической кофеваркой. В помещении пахло хорошим кофе.
— Садитесь, Геннадий Корнеевич. — Гуляев был любезен и совсем не официален. — Как насчет кофе?
Блинов затравленно огляделся. Полковничий лоск за два дня уже сошел с него, но принимать предложение не хотелось. С какой стати он будет пить кофе с человеком, которого успел люто возненавидеть.
— Садитесь, садитесь. — Гуляев повторил приглашение и указал на обычное место подследственного. — Так я вам налью, идет?
Боль в груди, не оставлявшая полковника ни днем ни ночью, стала пульсирующей — сожмет сердце, потом отпустит. И опять сожмет. Блинов опустился на стул.
— Налейте.
С удовольствием отхлебнул горячую черную жидкость и расслабленно опустил плечи.
Гуляев выдвинул ящик стола, вынул листок бумаги, положил на стол так, чтобы его мог разглядеть Блинов.
— Посмотрите, Геннадий Корнеевич. На листе были нарисованы кружки, соединенные между собой тонкими прямыми линиями. Несколько крупных кружков вверху, другие, чуть поменьше размерами, располагались пониже, и совсем уж маленькие занимали самый низ страницы. Это могло быть чем угодно: от скелета схемы, объясняющей организацию мотострелковой дивизии, до системы родства млекопитающих или классификации растений.
— Вижу. И что это?
Блинов говорил с нескрываемой усталостью. Бессонные ночи давали о себе знать.
— Это схема, которую я для себя заполняю во время следствия. Когда она доведена до конца, дело можно передавать в суд. Вы знаете, что такое соучастие?
— Догадываюсь.
Блинову уже расхотелось пить кофе, но демонстративно отставить чашку он не мог. Это бы выглядело слишком по-детски: мальчик обиделся, и теперь пусть мама волнуется.
— Все же я расскажу. Соучастники — это люди, умышленно принявшие совместное участие в преступлении. Закон выстраивает их по ранжиру. Организаторы преступления. Подстрекатели. Пособники. Степень и характер вины каждого суд учитывает при вынесении приговора.
Блинов язвительно хмыкнул.
— Вы хотите, чтобы я взял на себя роль организатора?
— Даже если бы старался польстить вашему самолюбию, не стал утверждать такое. Не обижайтесь, но в уголовной иерархии вас бы назвали сявкой или чиграшом.
Гуляев никогда не любил блатного жаргона, не пользовался им в быту, хотя специфика работы и опыт общения с криминальной средой обязывали знать и понимать этот лексикон.
Слово больно ударило Блинова. Он стиснул челюсти, сжал кулаки.
— Если честно, я не испытываю упреков совести. Сожалею о двух вещах… О том, что не успел стать генералом. И о том, что попался. Я свои дела делал сознательно. — Блинов ожесточился. Говорил зло, отрывисто. — Куда ни глянь — все обогащаются. Воруют. Политики в Москве гребут под себя. Генералы в министерстве — под себя. Война в Чечне для одних кровь, для других — доллары. А полковник Блинов должен защищать честь страны и армии, которой нет! Так? Ни хрена! Ну, загоните меня в зону. А разве, здесь, в этом медвежьем углу, я не в зоне? Разве все энергетики, шахтеры, транспортники не в зоне? Давайте бумагу. Я все напишу. И не вносите меня в верхний кружок своей схемы. Я, как вы сказали, — сявка…
Вечером Гуляев засиделся в прокуратуре — читал написанное Блиновым признание.
События в арсенале начались задолго до того, как Блинов стал начальником. До него это место занимал полковник-инженер Давид Иосифович Бергман. Путем изощренных махинаций на базе создавались неучтенные запасы вооружения. Делалось это довольно просто. В расформированные воинские части по официально оформленным нарядам отгружались автоматы, пулеметы, гранатометы, патроны, снаряды. Все это следовало по конкретным адресам, однако из-за отсутствия получателя возвращалось железной дорогой в Каменку. Такой возврат в документах базы не фиксировался. Так создавалась видимость, что груз доставлен получателю и принят им. Ни одна самая изощренная комиссия, сверявшая наличие вооружения с учетной документацией, никогда не догадалась бы проверить поступление отправленного с базы груза в воинские части разных военных округов.
Блинов, принимавший командование базой у полковника Бергмана, был в курсе всех махинаций предшественника. Ему за соучастие капал определенный немалый процент с каждой незаконно провернутой операции.
Тысяча тонн артиллерийских снарядов, которая якобы поступила в арсенал, была продана прямо на территории Западной группы войск в Германии. Однако её поступление Бергман сумел заприходовать. Провести же по документам рассылку этого количества боеприпасов на нужды боевой подготовки несуществующих артиллерийских полков Бергман своевременно не сумел. Комиссия, которую в арсенале ожидали со дня на день, могла обнаружить, что вместо гаубичных снарядов в пятом хранилище находится воздух.
После обсуждения ситуации было принято решение организовать взрыв, который бы стер все следы злоупотреблений.
Зажигательную бомбу в склад оружия заложил сам Блинов. Он же разместил там пластмассовые канистры с бензином.
Взрывное устройство в хранилище боеприпасов установил прапорщик Рушников. Как материально ответственное лицо он знал о том, что на складе нет тех боеприпасов, которые по учету должны там находиться.
Взрыв и пожар с помощью радиоуправляемых устройств произвел тот же прапорщик Рушников. К точке, откуда подавался радиоимпульс взрывателям, его на своей машине доставил Блинов. Он же увез Рушникова с места преступления в город, где они и скоротали ночь.
О том, что следователь вызвал в гарнизон прапорщика Кудряшова, Блинову сообщил подполковник Дробот. Блинов передал известие Бергману, который требовал постоянных докладов о ходе следствия. Кто убил Кудряшо-ва, Блинов не знал.
Прочитав материал, Гуляев испытал сильное потрясение. Он почувствовал себя мелким муравьем, оказавшимся рядом с башмаком великана — одно неверное движение, и тебя раздавят.
Однажды Гуляев испытал такое чувство. Он приехал в Ленинград и гулял по городу. У Исаакиевского собора поднялся по ступенькам к гранитным колоннам портика, коснулся полированного камня, поднял голову и замер, пораженный. Размеры колонн, их монументальность в один миг подавили в нем ощущение собственной силы и значимости, заставили понять, что в мире есть нечто, перед которым человек ничто.
Это чувство вернулось к Гуляеву, когда в показаниях Блинова замелькала фамилия генерала армии Петра Хряченко, одного из заместителей министра обороны, облеченного властью и обласканного правительством.
Хряченко подписал все распоряжения Каменскому арсеналу об отгрузке оружия и боеприпасов в несуществующие армии и дивизии. Без его команды никто таких действий произвести не мог бы.
И вот перед этим гранитным столпом в здании военной иерархии он, майор Гуляев, всего лишь пигмей, которому — чтобы увидеть — надо запрокидывать голову до хруста в шейных позвонках. На память пришли слова из анонимного письма: «Те, кто грабит армию в масштабах огромных, ответственности не боятся. Ворон ворону — глаз не выклюет».
Гуляев оказался перед выбором: как быть? Конечно, придется докладывать окружному военному прокурору. Но тот властвует только над судьбами офицеров, которые ходят под рукой командующего войсками округа. Конечно, о своем открытии прокурор доложит главному военному прокурору в Москве. Тот обо всем сообщит министру обороны. И что? Не за горами президентские выборы. Любой скандал в высших эшелонах власти правительству не с руки. Ты, Гуляев, на кого замахиваешься? На папу с мамой? Ты хочешь войны? Так ты её получишь!
Вспомнился флотский анекдот. В густом тумане катер пограничной службы обнаружил приближение неизвестного корабля. Включив громкоговорящую установку, капитан пограничника объявил: «Прошу сообщить, кто вы? Иначе открою огонь!» И тогда из тумана, откуда-то из-под небес раздался ответ: «Я тяжелый авианосный крейсер „Москва“. Открывайте огонь!»
Блинову показалось, что следователь подставился. Он резко и недовольно спросил:
— Вы меня подозреваете?
— Пока нет. Но если в арсенале имели место и другие случаи, значит, кому-то выгодно скрывать ущерб. Может быть и руководству.
Руки полковника стали подрагивать, и, чтобы скрыть это, он положил ладони на колени.
— Во время проверки оружия, которое уничтожено огнем в шестом хранилище, обнаружены автоматы «АК-74», номера которых в учете арсенала не значатся.
— Такого не может быть.
— Но это есть и факт подтвержден документами, а само оружие хранится у нас.
— Не могу этого объяснить.
— Хорошо, продолжу. Два вагона с вооружением из вашего арсенала ушли на станцию Терновка Уральской железной дороги. В адрес воинской части, которая к тому времени уже была расформирована.
— Ну и что? Армию резко сокращают.
— Геннадий Корнеевич, Терновка вернула вагоны в арсенал. Тридцатого июля они вернулись в Каменку.
— Ну и что?
— Геннадий Корнеевич, за оградой арсенала возвращенный груз испарился. Это пять тысяч автоматов «АК-74». Их обратное поступление документально не оформлено.
— Недоразумение.
— Тогда скажите, как могло на складе сгоревшего оружия оказаться именно то, которое из Терновки в арсенал не возвращалось?
— Ошибка исполнителей.
— Пусть так. Но ведь ровно такое количество автоматов, с номерами, которые числятся на длительном хранении, в обгорелом оружии не найдено?
— Их могли заслать кому-то по ошибке. Это все объясняет. Мы разберемся.
— Как видите, теперь этим пришлось заниматься нам. И у меня уже есть заключение эксперта из службы вооружений. Он утверждает, что получатель, даже если бы он существовал, то не мог принять оружие с номерами, которые не соответствуют указанным в сопроводительных документах. В крайнем случае это можно сделать, получив новые данные от арсенала, отправившего груз. Такой переписки не обнаружено.
Блинов задумался, опустил глаза.
— Вы назвали июль девяносто четвертого? Простите, я в это время арсеналом ещё не командовал. Был только заместителем.
— Мы вернемся к этому вопросу. Теперь скажите, когда вы принимали арсенал, производилась ли проверка оружия и боеприпасов по номенклатуре и соответствию номерам?
— Такая проверка практически невозможна из-за сокращенного штата арсенала, особенно когда речь идет о простой передаче дел начальниками друг другу.
— Какая же осуществлялась передача дел?
— У каждого хранилища свой начальник. Он материально ответственен за наличие имущества и его сохранность. Периодически проводятся ревизии хранилищ. Это фиксируется в актах. Поэтому передача происходила по докладам лиц, отвечавших за сохранность имущества.
— Вы полностью доверяете начальникам хранилищ?
— Безусловно. Это проверенные люди. Они служат по много лет. Им нет смысла неверно отражать объемы хранимого оружия и боеприпасов. Особенно если учесть, что движение материальных ценностей контролируется по документам штаба. Кроме того злополучного случая с хищением гранат…
— Вы утверждаете, что учету, который ведется в штабе, можно полностью доверять?
— Как же иначе?
— Хорошо. В марте девяносто второго в арсенал поступили тысячи тонн снарядов для гаубиц из Западной группы войск. В документах есть ваша подпись.
— Помню.
— Эти боеприпасы были заложены в пятое хранилище?
— Да.
— Отлично. Теперь потрудитесь объяснить, каким образом тысяча тонн снарядов попала в арсенал, если эшелонов в ваш адрес в марте не поступало?
— Это ошибка. Я помню…
— У меня есть официальная справка железной дороги.
— Не представляю, как такое могло случиться. Надо поинтересоваться у начальника хранилища.
— У прапорщика Рушникова?
— Да.
— Поинтересуйтесь. Его сегодня арестовали, и завтра я его буду допрашивать.
Блинов сделал непроизвольное глотательное движение, но во рту пересохло. Подобное волнение он пережил однажды, когда на рыбалке заплыл далеко в море, а отбойное течение стало уносить лодку от берега. Греб что было мочи, но справиться с волнами и ветром не мог. Близилась ночь. И тогда Блинов понял: греби не греби — конец. Он сложил весла и ощутил, как ужас давит сердце жестко и холодно.
В кромешной тьме его обнаружил и взял на буксир пограничный катер. Теперь такого буксира не было и в помине.
— Может быть, на сегодня хватит? — Блинов спросил так, словно речь шла о дружеской встрече, которую можно и продолжить, но в силу обстоятельств лучше прервать. — У меня заболела голова. Знаете, бывает такое… Я отдохну, подумаю…
Гуляев бросил взгляд на часы.
— Хорошо, Геннадий Корнеевич, хотя у меня ещё много вопросов, я их задам позже. Сейчас последний: где вы были в ночь взрыва? В гарнизоне вас не оказалось…
— Это настолько интересно, что ответ не терпит отлагательства?
— Нет, просто может потребоваться проверка, поэтому вряд ли есть смысл тянуть.
— Я был у женщины. В городе.
— Кто об этом знает?
— В гарнизоне? Никто. Такие вещи не афишируют.
— Кто эта женщина?
— Отвечать обязательно?
— Это в ваших интересах.
— В интересах мужчины не называть женских имен.
— И все же?
— Она директор магазина «Белый парус». Ариадна Сергеевна Лосева. Может быть, не стоит её тревожить? Она замужем…
— Не беспокойтесь, Геннадий Корнеевич, мы не нанесем ущерба чести и достоинству госпожи Лосевой.
— Спасибо. Я могу идти?
Гуляев встал:
— Простите, но вам придется у нас задержаться.
Блинов вскочил. Мертвенная бледность легла на его лицо. Руки тряслись.
— По какому праву?
— Мы подозреваем вас в причастности к организации пожара и взрыва в хранилищах. На большинство вопросов вы отвечали неискренне. Прокуратура считает возможным прибегнуть к вашему задержанию…
Блинов понуро опустил голову.
***
«Красный директор» казино «Уссури» дородная Зоечка, проверив свои записи, выдала Леночке отгул на три дня. Тампаксы и прокладки — это, конечно, хорошо и удобно: с ними можно и светлое платье носить и свободно двигаться — реклама тут не обманывает, — но «эскортного» сопровождения и общения с клиентами строгие правила в женские «красные» дни календаря не допускали.Леночка походила по городу, зашла в ювелирный магазин, в фирменной лавке купила видеокассету «Унесенные ветром» и отправилась домой. День стоял погожий, солнечный. За ветреную ночь с улиц выдуло густой запах бензиновой гари, и прогулка казалась удовольствием.
Чтобы срезать дорогу домой — Леночка теперь снимала квартиру на Спасской, — она двинулась тихой узкой улочкой, тянувшейся к хлебозаводу. Интенсивного движения здесь не было, и потому звук резко притормозившей машины заставил Леночку обернуться. Она увидела большую волосатую руку, высунувшуюся из-за опущенного стекла темно-малинового «Мерседеса». Рука тянулась с явным желанием схватить за ремень сумочку, висевшую на левом плече.
Леночка отпрянула, из машины раздался громкий хохот.
— Э, душа, нэ боис! Садыс к нам, погулаем!
— Гуляй без меня, кацо! — Леночка с ужасом подумала, что зря в этот день не надела на руку часы-сигнализатор. Они напоминали ей о работе, и носить их в свободное время не хотелось.
— Э, зачэм так? — Небритая физиономия выглядела свирепо. — Я хочу, ты поедеш со мной.
Леночка в отчаянии оглянулась.
Когда Рубцов вышел из Колокольного переулка на Спасскую, сразу же увидел машину и мужика в ней, который пытался схватить молодую женщину в светлом платье.
Рубцов прибавил шаг. В темно-вишневом «Мерседесе» с тупым новомодным задком сидели регочущие в жеребячьем восторге грузины. Их было трое. На заднем сиденье слева виднелась голова рыжеволосой женщины. Лихие кавказские джигиты охотились за дамами.
Рубцов догнал светлое платье. Поравнялся. Спросил негромко, не поворачивая головы к машине:
— Вам помочь?
Женщина бросила благодарный взгляд.
— Если сможете.
Рубцов шагнул к машине, схватил руку, торчавшую наружу, и нажал на нее, работая на излом через ребро дверцы.
Из машины раздался крик, полный боли и злости.
— Ну, собака! Сэчас узнаэш!
Машина резко тормознула, выскочил водитель — грузин в темно-бордовом пиджаке с клювом кондора над ниткой черных усов. Он размахивал руками, демонстрируя агрессивную свирепость.
Скользящим движением кавказец сунул руку в карман. Сверкнуло лезвие.
Рубцов с облегчением вздохнул. Нападающий ставил себя в невыгодное положение.
— Брось нож!
Рубцов приказал это спокойно и в то же время с предельной категоричностью. Впрочем, он знал, нельзя словами остановить человека, уверенного в своей безнаказанности, опьяненного чувством собственной силы и власти. Рубцов понимал и то, что нож — только пугающий аргумент. Если сейчас отступить и побежать, лихой кавказец не бросится в погоню. Для него куда важнее преподать урок, испугать, заставить противника обнаружить свою ничтожность перед представителем ночной власти.
— Заражу тэбя, потом брошу, — пообещал Кондор Кавказа, скаля блестящие белые зубы.
«Как хочешь», — подумал Рубцов. Левша от рождения, он носил пистолет под мышкой справа. Ему нравилась кобура немецкого производства Х-88, которую он приобрел для себя за свой счет. Она позволяла быстро выхватить оружие, удобно размещалась под рукой справа и слева. Кондор ещё не обошел капот, а Рубцов уже держал в руке «ПСС» — самозарядный бесшумный пистолет с прицельной дальностью, в два раза превышавшей «Макарова».
У людей, далеких от пользования оружием, бытует представление, что глушитель создан для удушения звука в чисто криминальных целях. Это далеко не так. Лучшие глушители для боевых образцов оружия — винтовок, пистолетов, автоматов — созданы на оружейных заводах совсем с иной целью. Огневые действия спецслужб в тесных замкнутых пространствах домов, в ангарах, подвалах, канализационных коллекторах оберегают слух стрелков от влияния громких звуков. Оглушенному собственным выстрелом стрелку труднее ориентироваться в обстановке боя, а стрельба очередью вообще надолго глушит человека, доставляя ему крайние неудобства.
Пистолет бесшумной стрельбы «ПСС-6-П-28», созданный русскими конструкторами для бойцов спецслужб, стоит в ряду лучших мировых образцов молчаливого оружия. Его система глушения не уступает, а в ряде случаев превосходит известные зарубежные образцы так называемых «сайленсеров». При выстреле стрелок и посторонний наблюдатель слышат только лязганье движущихся частей пистолета.
Рубцов быстро двинул рукой. Из простреленной шины переднего правого колеса со свистом попер сжатый воздух.
Увидев оружие, грузин замер в нерешительности. Но его друзья, сидевшие в машине, ещё ничего не поняли. Хлопнула дверца, и на подмогу Кондору выскочил тот, который приставал к женщине.
Ударом левой ноги Рубцов вогнал его туда, откуда он появился. Тот схватился руками за пузо, переваливавшееся бурдюком через брючный ремень, стукнулся затылком о проем двери и опрокинулся на сиденье.
Рыжеволосая пассажирка, на время оставшаяся без присмотра, стремительно выскочила и, пригибаясь, словно под бомбежкой, побежала на противоположную сторону улицы.
Рубцов выстрелил в правое заднее колесо. И опять засвистел воздух, вырывавшийся из принудительного заточения. Правой рукой Рубцов вынул из кармана трубку телефона сотовой связи.
Два свидетельства большой крутости — пистолет и телефон «Джиэсэм» — заставили Кондора оцепенеть. Надо же им было напороться на такое крутое яйцо местной варки. То, что это мог быть представитель закона, Кондор даже не думал. Кто из «серых рубах» — ментов — будет стрелять днем на городской улице? Такие улаживают дела с Кавказом на даш-баш. Твоя власть — наши деньги, и разошлись, будто друг друга не видели. И потом кто из них врежет грузину в бордовом пиджаке по пузу от полного сердца, когда рядом маячат два свидетеля?
— Дарагой! — Кондор приложил левую руку к груди. — Нэ званы своим. Нэ надо. Мы нэ правы… Нэ званы, дорогой! Пожалуста.
Герой «верийского квартала» Тбилиси, занесенный ветрами перемен и жаждой наживы из родных солнечных мест в край далекий, но «нашенский», чувствовал, что может произойти, если по звонку сейчас сюда накатит местная крутизна, со стволами и всяким таким…
Рубцов убрал телефон. Взглянул на часы.
— Три минуты. И — бегом!
Два рослых бугая и третий маленький, тщедушный сын Кахетии с берегов реки Иори, сидевший на переднем сиденье справа, выражая покорность, лихо толкнули обезноженный «мере» и покатили его на руках подальше от злополучного места недоброй встречи.
Когда старательные толкачи завернули за угол, Рубцов повернулся к женщине. Она все ещё стояла рядом, не покинув заступника в трудную минуту.
Они встретились взглядами. Она улыбнулась благодарно, растерянно и смущенно. Чего больше было в этой улыбке, Рубцов сразу определить не мог.
— Спасибо вам, — сказала она.
Лицо её показалось ему страшно знакомым. Но вспомнить, где, когда он её встречал, не удавалось.
— Простите, — извинился Рубцов, — я бы вас проводил. Мало ли что… Но крайне спешу. По делу. Думаю, теперь вас никто не тронет.
— Спасибо вам, — повторила она и опять лучисто улыбнулась.
***
Подруга полковника Блинова Ариадна Сергеевна Лосева оказалась дамой пышной, сдобной, таких в народе ласково называют толстушками. Все при ней все на своих местах, только всего природа ей выделила щедрее, чем другим. Не зря говорят, что девяносто процентов мужчин любят толстушек, остальные десять их тоже любят, но стесняются об этом сказать.«Белый парус» — магазин широкого диапазона. Войдя в него голодным, с чувством неудовлетворенной жажды, босиком и для приличия в одних трусах, при наличии денег уйдешь в кроссовках, брюках-джинсах, с бутылкой водки «Крейсер» и банкой красной икры в руках.
Разговор Гуляева с Ариадной Сергеевной состоялся в её чистеньком светлом кабинете с решеткой на окнах. В старые советские времена решетки такого рода приучали торговцев видеть небо в крупную клетку, в век рыночных отношений она защищает от тех, кто пытается приватизировать приватизированное.
Ариадна Сергеевна оглядела Гуляева взглядом, каким домашняя милая кошечка оглядывает банку с хозяйской сметаной. Кошечка сыта, обласкана, но свежей сметанки ей всегда охота попробовать.
Мадам спрятала улыбку и нахмурилась, когда Гуляев спросил, знакома ли она с полковником Блиновым Геннадием Корнеевичем.
— А в чем дело?
— Увы, закон. Он не щадит наших чувств ни тайных, ни явных, не интересуется нашими желаниями…
Ариадна Сергеевна сделала вид, что не обратила на его разъяснения никакого внимания.
— Могу не отвечать?
— Я выясню другими способами. Они доставят вам больше неудобств и беспокойства, возможно, и неприятностей. Итак, повторяю вопрос. Вы знакомы с Блиновым?
— Да, но подтверждать это на суде не буду. Могу я говорить с вами откровенно? Могу быть уверенной, что завтра об этом не станут болтать по всему городу?
— Тайна исповеди — закон.
— Ладно. Я с ним спала. Впрочем, если уж точно, то бодрствовала ночью. Вы удовлетворены?
— Попрошу уточнить. Вы бодрствовали в ночь пожара и взрыва на базе?
— Нет. Муж вернулся из рейса. У нас с ним свои дела, чтобы я в это время могла принимать ещё и Блинова.
***
Блинов сломался, или как принято ещё говорить «раскололся» на третьи сутки. Оказалось, что преступником быть не так-то просто.Протокол допроса госпожи Лосевой, акты экспертиз, показания прапорщика Рушникова, которые никак не стыковались с тем, что утверждал Блинов, справки архивов и железной дороги заставили его понять — дело труба.
Трое суток в следственном изоляторе Блинов провел в полном одиночестве.
Камера тесная — три на два. Железная кровать с сырым матрасом и вытертым шерстяным одеялом. Металлическая дверь громко хлопает. Синяя лампочка над дверью горит и ночью, все вокруг мертвенно-синее. В зарешеченное окошко, прикрытое намордником, свет снаружи не проникает. Блинов старался не смотреть на свои руки, которые выглядели будто у утопленника — одутловатые, с фиолетовыми ногтями.
— Можно лампочку поставить нормальную? — спросил с неудовольствием прапорщика, который приглядывал за арестованными.
— Давайте гроши, для вас куплю персональную.
Еду приносили из солдатской столовой: кислые вонючие щи из прошлогодней капусты, перловую кашу без масла, клейкий хлеб, из которого только и лепить шахматные тюремные фигурки. «Мандра» — само по себе пришло на ум название, которое гуляло в уголовной среде.
Уже в первую ночь в левой стороне груди возникла боль. Он так и не сумел заснуть. Закрывал глаза — темно, но сон не приходил. Открывал — оказывался в клетке стен, освещенных синим мертвенным светом, и смотреть ни на что не хотелось. Возникало желание вскочить и стучать в тяжелую железную дверь. Но он знал — стучи не стучи — все равно не откроют. Лишь щелкнет стальная заслонка «волчка» — квадратной дырки в двери, появится глаз охранника.
— Что тебе?
Кто бы так посмел говорить с Блиновым ещё совсем недавно? И что можно требовать от прапорщика, который хотя и по ту сторону двери, но все равно в тюрьме.
Гуляев, внимательно наблюдавший за состоянием подследственного, уловил перемены. Утром, когда Блинова привели на допрос, тот увидел следователя, который возился с электрической кофеваркой. В помещении пахло хорошим кофе.
— Садитесь, Геннадий Корнеевич. — Гуляев был любезен и совсем не официален. — Как насчет кофе?
Блинов затравленно огляделся. Полковничий лоск за два дня уже сошел с него, но принимать предложение не хотелось. С какой стати он будет пить кофе с человеком, которого успел люто возненавидеть.
— Садитесь, садитесь. — Гуляев повторил приглашение и указал на обычное место подследственного. — Так я вам налью, идет?
Боль в груди, не оставлявшая полковника ни днем ни ночью, стала пульсирующей — сожмет сердце, потом отпустит. И опять сожмет. Блинов опустился на стул.
— Налейте.
С удовольствием отхлебнул горячую черную жидкость и расслабленно опустил плечи.
Гуляев выдвинул ящик стола, вынул листок бумаги, положил на стол так, чтобы его мог разглядеть Блинов.
— Посмотрите, Геннадий Корнеевич. На листе были нарисованы кружки, соединенные между собой тонкими прямыми линиями. Несколько крупных кружков вверху, другие, чуть поменьше размерами, располагались пониже, и совсем уж маленькие занимали самый низ страницы. Это могло быть чем угодно: от скелета схемы, объясняющей организацию мотострелковой дивизии, до системы родства млекопитающих или классификации растений.
— Вижу. И что это?
Блинов говорил с нескрываемой усталостью. Бессонные ночи давали о себе знать.
— Это схема, которую я для себя заполняю во время следствия. Когда она доведена до конца, дело можно передавать в суд. Вы знаете, что такое соучастие?
— Догадываюсь.
Блинову уже расхотелось пить кофе, но демонстративно отставить чашку он не мог. Это бы выглядело слишком по-детски: мальчик обиделся, и теперь пусть мама волнуется.
— Все же я расскажу. Соучастники — это люди, умышленно принявшие совместное участие в преступлении. Закон выстраивает их по ранжиру. Организаторы преступления. Подстрекатели. Пособники. Степень и характер вины каждого суд учитывает при вынесении приговора.
Блинов язвительно хмыкнул.
— Вы хотите, чтобы я взял на себя роль организатора?
— Даже если бы старался польстить вашему самолюбию, не стал утверждать такое. Не обижайтесь, но в уголовной иерархии вас бы назвали сявкой или чиграшом.
Гуляев никогда не любил блатного жаргона, не пользовался им в быту, хотя специфика работы и опыт общения с криминальной средой обязывали знать и понимать этот лексикон.
Слово больно ударило Блинова. Он стиснул челюсти, сжал кулаки.
— Если честно, я не испытываю упреков совести. Сожалею о двух вещах… О том, что не успел стать генералом. И о том, что попался. Я свои дела делал сознательно. — Блинов ожесточился. Говорил зло, отрывисто. — Куда ни глянь — все обогащаются. Воруют. Политики в Москве гребут под себя. Генералы в министерстве — под себя. Война в Чечне для одних кровь, для других — доллары. А полковник Блинов должен защищать честь страны и армии, которой нет! Так? Ни хрена! Ну, загоните меня в зону. А разве, здесь, в этом медвежьем углу, я не в зоне? Разве все энергетики, шахтеры, транспортники не в зоне? Давайте бумагу. Я все напишу. И не вносите меня в верхний кружок своей схемы. Я, как вы сказали, — сявка…
Вечером Гуляев засиделся в прокуратуре — читал написанное Блиновым признание.
События в арсенале начались задолго до того, как Блинов стал начальником. До него это место занимал полковник-инженер Давид Иосифович Бергман. Путем изощренных махинаций на базе создавались неучтенные запасы вооружения. Делалось это довольно просто. В расформированные воинские части по официально оформленным нарядам отгружались автоматы, пулеметы, гранатометы, патроны, снаряды. Все это следовало по конкретным адресам, однако из-за отсутствия получателя возвращалось железной дорогой в Каменку. Такой возврат в документах базы не фиксировался. Так создавалась видимость, что груз доставлен получателю и принят им. Ни одна самая изощренная комиссия, сверявшая наличие вооружения с учетной документацией, никогда не догадалась бы проверить поступление отправленного с базы груза в воинские части разных военных округов.
Блинов, принимавший командование базой у полковника Бергмана, был в курсе всех махинаций предшественника. Ему за соучастие капал определенный немалый процент с каждой незаконно провернутой операции.
Тысяча тонн артиллерийских снарядов, которая якобы поступила в арсенал, была продана прямо на территории Западной группы войск в Германии. Однако её поступление Бергман сумел заприходовать. Провести же по документам рассылку этого количества боеприпасов на нужды боевой подготовки несуществующих артиллерийских полков Бергман своевременно не сумел. Комиссия, которую в арсенале ожидали со дня на день, могла обнаружить, что вместо гаубичных снарядов в пятом хранилище находится воздух.
После обсуждения ситуации было принято решение организовать взрыв, который бы стер все следы злоупотреблений.
Зажигательную бомбу в склад оружия заложил сам Блинов. Он же разместил там пластмассовые канистры с бензином.
Взрывное устройство в хранилище боеприпасов установил прапорщик Рушников. Как материально ответственное лицо он знал о том, что на складе нет тех боеприпасов, которые по учету должны там находиться.
Взрыв и пожар с помощью радиоуправляемых устройств произвел тот же прапорщик Рушников. К точке, откуда подавался радиоимпульс взрывателям, его на своей машине доставил Блинов. Он же увез Рушникова с места преступления в город, где они и скоротали ночь.
О том, что следователь вызвал в гарнизон прапорщика Кудряшова, Блинову сообщил подполковник Дробот. Блинов передал известие Бергману, который требовал постоянных докладов о ходе следствия. Кто убил Кудряшо-ва, Блинов не знал.
Прочитав материал, Гуляев испытал сильное потрясение. Он почувствовал себя мелким муравьем, оказавшимся рядом с башмаком великана — одно неверное движение, и тебя раздавят.
Однажды Гуляев испытал такое чувство. Он приехал в Ленинград и гулял по городу. У Исаакиевского собора поднялся по ступенькам к гранитным колоннам портика, коснулся полированного камня, поднял голову и замер, пораженный. Размеры колонн, их монументальность в один миг подавили в нем ощущение собственной силы и значимости, заставили понять, что в мире есть нечто, перед которым человек ничто.
Это чувство вернулось к Гуляеву, когда в показаниях Блинова замелькала фамилия генерала армии Петра Хряченко, одного из заместителей министра обороны, облеченного властью и обласканного правительством.
Хряченко подписал все распоряжения Каменскому арсеналу об отгрузке оружия и боеприпасов в несуществующие армии и дивизии. Без его команды никто таких действий произвести не мог бы.
И вот перед этим гранитным столпом в здании военной иерархии он, майор Гуляев, всего лишь пигмей, которому — чтобы увидеть — надо запрокидывать голову до хруста в шейных позвонках. На память пришли слова из анонимного письма: «Те, кто грабит армию в масштабах огромных, ответственности не боятся. Ворон ворону — глаз не выклюет».
Гуляев оказался перед выбором: как быть? Конечно, придется докладывать окружному военному прокурору. Но тот властвует только над судьбами офицеров, которые ходят под рукой командующего войсками округа. Конечно, о своем открытии прокурор доложит главному военному прокурору в Москве. Тот обо всем сообщит министру обороны. И что? Не за горами президентские выборы. Любой скандал в высших эшелонах власти правительству не с руки. Ты, Гуляев, на кого замахиваешься? На папу с мамой? Ты хочешь войны? Так ты её получишь!
Вспомнился флотский анекдот. В густом тумане катер пограничной службы обнаружил приближение неизвестного корабля. Включив громкоговорящую установку, капитан пограничника объявил: «Прошу сообщить, кто вы? Иначе открою огонь!» И тогда из тумана, откуда-то из-под небес раздался ответ: «Я тяжелый авианосный крейсер „Москва“. Открывайте огонь!»