— А интересно, как я тебе дойду в таком виде? — с хитрым видом прогнусавил Свиридов, смеющимися глазами глядя на рассеявшего тучи на горизонте мрачно-антипохмельного — в кои-то веки Влад проснулся не с бодуна! — настроения.
   — Ымм., ча-а-а. — .в-вво?
   — Это у Михаила Задорнова есть такой эпизод.., в смысле сатирика, а не бывшего министра финансов. Пьяный мужик, наверно, еще похуже тебя, строго по синусоиде подходит к своей тачке и начинает в нее проникать.., но вот было одно «но»: никак он не мог в нее ключиком.., м-м-м... то в стекло попадал, то в бампер.., в днище ты... тыкал. — Свиридов закатил глаза и выстроил на лице вдохновенно-алкогольную гримасу, за которую в свое время один народный артист СССР обещал взять его на свой курс актерского мастерства без отбора, собеседования и экзаменов. — Подходит к нему «мусор» и говорит: «Вы собрались ехать в таком виде?» А тот, недолго думая, отвечает: «Аинтерр.., э-э-э.., сно.., как я тебе да-а-айду в таком.., мм виде?»
   — Хы-хы.., как?
   — Ладно, Афоня, — сказал Свиридов уже на полном серьезе, — я не знаю, зачем ты сюда приехал и кто тебя так отделал... — Он выразительно посмотрел на разукрашенное кровоподтеками и синяками помятое багрово-красное лицо Фокина с одним только побелевшим кончиком носа и договорил:
   — Но в любом случае — отправляйся спать. Идем, я тебя уложу.
   — Пррроклятое солнце, — басовито пролепетал тот, — так и светит...тит в глаза.
   Владимир недоуменно посмотрел на затянутое мутной пеленой в бледно-серых и редких белесых разводах небо и пожал плечами.
   — Где пил-то?
   — В каком-то клубе... — с трудом выговорил Афанасий, повисая на руке и плече друга. — Типа танцы и все такое...
   — Ясно, — буркнул Владимир, — напился с теми ребятами, которые радостно верещали мне в трубку. Передозировка общения, так сказать.
   А подрался-то с кем? — Свиридов открыл перед Фокиным дверь и втащил его в вестибюль. Неподвижно сидевший в кресле аморфный охранник сначала недоуменно вскочил, потом пристально вгляделся в разбитое лицо притащенного Владимиром здоровенного мужика в испачканной рваной рубахе, и вдруг с радостным возгласом: «Афанась Сергейч!» — подскочил к восставшему из пепла начальнику охраны Сергея Всеволодовича Коваленко.
   — Н-да.., любят они тебя, Афоня, ничего не скажешь, — ухмыльнулся Свиридов, вспомнив неподдельный восторг на лице первого охранника — того, что открывал ворота, — и теперь читая абсолютно то же на кирпичной физиономии второго. Как будто бы и не способного испытывать какие бы то ни было человеческие чувства.
   — Ох, рррано.., встает охр-рана! — пробулькал Афанасий и, выдав носом басовитый аккорд, сполз в кресло, поддерживаемый с одной стороны Владимиром, с другой — просиявшим при появлении любимого шефа охранником.
   — Надо его отнести в спальню, — предложил последний.
   Свиридов молча кивнул.

Глава 7

   — Ну, рассказывай.
   Фокин, бледно-зеленый с перепоя, с всклокоченными мокрыми волосами — благо он только что совал голову под струю холодной воды, а потом, по совету Свиридова, искупался в бассейне и выпил превосходного холодного квасу, — посмотрел на сосредоточенное лицо Владимира и шумно выдохнул.
   — Ну, это рассказывать не обязательно, — опередил его Свиридов. — Все твои приключения проходят обычно по одному наезженному сценарию с незначительными вариациями, так сказать, применительно к местности. Познакомился с какими-нибудь оболтусами, пьянствовал, предавался всем смертным грехам, а под конец угнал чью-то машину и приехал сюда. Чья хоть машина-то?
   Фокин вздохнул вторично.
   — Понятно, — откомментировал Свиридов. — Стояла ближе всего к выходу из клуба, ты ее и позаимствовал у заочно щедрых хозяев. Наверно, какие-нибудь молокососы на ней рассекали, благо что врезаться на ней можно куда угодно, а также падать в кювет, переворачиваться и так далее. Не исключаю, что во время поездки сюда ты опробовал кое-что из названного. Как еще доехал-то, сукин ты сын!
   — На автопилоте, сукин ты сам, — прохрипел Афанасий Сергеевич.
   — М-м-м.., замечательно.
   — Во всем виноваты жиды, — ни с того ни с сего брякнул Фокин, — спаивают, понимаешь, рррусский народ.., вот и...
   — Что-то нехорошие у тебя симптомы, Афоня, — проговорил Свиридов. — Помнишь, на одной площадке с Илюхой жил Иван Палыч, жуткий синемор.., его все еще Анапыч звали?
   Так вот, он каждый день заводил ту же шарманку...
   Фокин вздохнул в третий раз.
   — Ладно, — проговорил Свиридов и посмотрел на часы: половина второго. — Хватит об этом.., есть разговор поважнее.
   К тому времени Коваленко уехал обратно в Москву, а его супруга, так отличившаяся накануне в употреблении спиртных напитков, еще спала крепким сном. Веселое пробуждение ей только предстояло.
   — Ты в состоянии говорить относительно членораздельно и мало-мальски соображать?
   — Ну, Свиридов, мать твою, за кого ты меня держишь? — вполне ясным и осмысленным голосом ответил Фокин, который после холодного душа, бассейна и кваса приходил в себя просто-таки с угрожающей быстротой.
   — Хорошо. Теперь скажи мне, пожалуйста, каким образом ты попал в начальники охраны Коваленко и кто тебя порекомендовал? Ведь, насколько я понимаю, просто так на это место никого не возьмут. А ты всегда так тщательно это от меня скрывал.
   — Кто, я? Да и не думал даже, — запротестовал Фокин. — Просто ты раньше не спрашивал.
   М-да. А какое это сейчас имеет значение?
   — Имеет, если спрашиваю. Мы ввязались в опасную игру, Афоня. Вернее, в нее ввязался ты, а меня потянул за собой. Нет, я не жалею. Раз так сложилось, значит, так оно и должно было быть.
   — Да что тут рассказывать? В начале июля этого года, как ты, наверно, сам помнишь, мне позвонили из Москвы и довели до моего сведения, что меня рекомендовал на работу человек, хорошо знающий меня по работе в «Капелле».
   Имени его мне не сообщили, мотивировав это тем, что в данный момент этот человек работает в спецслужбах на должности, проходящей по сверхсекретному списку ФСБ и потому не подлежащей ни малейшей огласке. Я спросил, как это так, предлагать кота в мешке? Ты меня понимаешь?
   Владимир кивнул.
   — Так вот, — продолжал Фокин, — мне вежливо возразили, что человек, рекомендовавший меня, подчиняется только лично Путину, директору ФСБ, а в отдельных случаях даже непосредственно премьер-министру Степашину через голову Путина. Вот так, — выговорил Фокин. — Мне сказали, что никакого обмана быть не может, и порекомендовали вылететь в Москву, не сообщая о цели этой поездки никому, даже ближайшим родственникам и друзьям. — Афанасий криво усмехнулся и добавил:
   — И это я выполнил. А куда мне было деваться? Из церкви меня выгнал дядя Фил, то бишь Его Святейшество митрополит Феофил.
   Работать я, сам знаешь, не хочу и не умею, а деньги никогда не считал. Так что когда мне предложили умопомрачительную сумму в баксах, я без промедления согласился, тем более что работа для меня не самая тяжелая.., начальник охраны вице-президента «Сибирь-Трансойла».
   Дело не пыльное и денежное, а опасности не больше, чем в ходе ежедневной литургии.., тогда, в Воздвиженском соборе, когда я каждую секунду рисковал нарваться на линчевание моей преподобной особы злобными бабушками-прихожанками. Особенно когда я однажды по пьянке вместо «и отца, и сына, и святаго духа» ляпнул нечто вроде «и овса, и сена, и свинаго уха», а вместо «аминь» сказал: «Ой, бля!» и икнул до полного колорита. Какие на меня тогда петиции накатали в митрополию!
   — Да, я помню, — задумчиво сказал Владимир. — Мы еще тогда с тобой с горя напились и сильно побили патруль ППС, который нас собрался упечь в «обезьянник» Фрунзенского РОВД. Было дело.
   — Когда я приехал в Москву, ничего такого, что бы напомнило мне сверхсекретность того звонка, здесь я не увидел. Хорошая работа, приличный шеф.., в смысле Коваленко. Конечно, я был несколько удивлен, когда узнал, кто его жена, и подумал, что, быть может, это Аня пристроила меня по старому знакомству. Впрочем, я так думал недолго, потому как была бы ее воля, она скорее взяла бы тебя.., у вас же там было...
   — Нет, — медленно выговорил Владимир, — нет, не взяла бы. Она мне и позвонила-то потому, что была до смерти напугана этим взрывом в офисе, выстрелом в окно ее квартиры и твоим исчезновением. Кстати... — Свиридов пристально посмотрел на Афанасия, но тот опередил его:
   — Ты хочешь спросить, не я ли стрелял в окно?
   — Не сходится по времени, — отрицательно покачал головой Свиридов. — Хотя, откровенно говоря, у меня была такая мысль. Впрочем, я думаю, в Москве найдется немало исполнителей для этого трюка с разбитым кривым зеркалом.
   — Только почему-то из всего этого огромного количества исполнителей, как ты выразился, свет белый сошелся клином только на одном, — произнес Афанасий Сергеевич, — а именно на мне. А насчет окна.., их просто хотели припугнуть.
   — Их?
   — Коваленко и Аню. По крайней мере, Аня точно мало интересует недоброжелателей ее мужа, и убить ее могут только по чистой случайности.
   — Так что же было в том офисе?
   — А что в офисе? Ко мне пришли в гости три серых улыбающихся человека и сказали, что их шеф очень хочет со мной встретиться.
   — Пришли? — недоуменно спросил Свиридов. — В полночь? У вас там что, главный офис или постоялый двор?
   — Я, честно говоря, и не помню, что это такое, потому что за два месяца спокойной жизни так расслабился... Что в офисе, что в борделе, что в ночном клубе.., в общем, сам понимаешь.
   — Понимаю, — печально подтвердил Свиридов, — теперь понятно, за что тебя так любят охранники.
   — За эти два месяца поработать по-настоящему пришлось только один раз — это когда я на моем «Ягуаре»... Да ты так не смотри — он старенький, я его на «Фольксваген» сменял да еще четыре «штуки» приплатил... Вот я на нем ткнулся в какой-то наглый «мере», который, как и я, ехал на красный свет, да еще сто пятьдесят, сволочь. Вышли из него ребята, посмотрели на мой «Ягуар» и...
   В общем, пришлось мне вдвоем с парнем — он как раз погиб при взрыве — убедительно доказывать тем пятерым ублюдкам, что они не правы. Доказали. Один, кажется, кони двинул.
   Оказались то ли солнцевские, то ли подольские... уже не помню. Потом они набили стрелы на следующий день... Ну, мы с моими хлопцами да с ребятами из ФСБ троих расстреляли в упор, чтобы много не разговаривали, а потом майор эфэсбэшный подошел к тем браткам и что-то сказал... Так их и след простыл, даром что они за минуту до того пыжились на нас почем зря. Вот.
   — Ты лучше про офис, — напомнил Свиридов.
   — А что про офис? Сказал я тем парням, что если так нужен я их шефу, пусть сам подъедет, а мне к нему недосуг, хоть он там и важный... Ну, они и устроили нам преисподнюю, аз тя, господи, воспомянем. А очнулся я на каком-то диване, меня наскоро привели в чувство, а потом весьма важный господин в сером пиджаке милостиво соизволил заявить мне, что я отныне буду работать на него, потому что Коваленко исчерпал кредит его доверия и «Сибирь-Трансойл» нужно передать другим людям.
   — Что за господин?
   — Эрудированный такой.., эстет, понимаешь ли. Он мне все классику цитировал да латинские пословицы приводил. Кстати, к месту.
   И знаешь что... — Фокин наклонился к Владимиру и негромко проговорил:
   — Есть у меня подозрения, что это именно он рекомендовал меня в службу безопасности Коваленко.
   — То есть это именно он знает тебя по работе в «Капелле», — закончил Свиридов. — А если он знает тебя, то и я ему, без сомнения, хорошо известен. И наоборот.
   — Про тебя он не упоминал, но у меня почему-то создалось впечатление, что ты ему хорошо известен. Особенно когда он говорил про то, что в случае моего отказа по отработке Рябинина он будет вынужден найти другого человек, который, к несчастью.., он так и сказал: к несчастью.., убьет и Коваленко, и Аню. Того требует неумолимый идол — бизнес и государство, — сказал он.
   — Как ловко твой работодатель воссоединил в одной фразе два малосовместимых понятия, — саркастически усмехнулся Владимир.
   — Он привел мне ряд причин, по которым мне не стоит отказываться от работы, которую к тому же хорошо оплатят. Я подумал, что ничто не мешает мне сделать то, за что этот ублюдок из ФСБ, или откуда он там, предлагает такие деньги. И согласился.
   — А какая сумма, если не секрет?
   — Пятьдесят тысяч долларов.
   Свиридов присвистнул.
   — А еще говорят, что у государства нет денег, — сказал он. — Вероятно, я тоже согласился бы на такое предложение. Пятьдесят тысяч.., это очень недурно.
   — Тем более что я не получил всей суммы полностью, — сказал Афанасий, — только половину. Двадцать пять тысяч. И они у меня с собой.
   Мой заказчик то ли решил, что я слишком опасен для него, то ли подумал, что нет смысла платить такую сумму. Он послал контркиллера, чтобы тот разделался со мной сразу же, как я уберу Рабиновича.
   — А, капитана Теплакова?
   — Его, родимого. Он был одним из тех троих, что пришел в трансойловский офис тогда ночью.
   Возможно, он и принес с собой взрывчатку. Теплаков выскочил из квартиры в тот момент, когда я разбирал винтовку. Правда, ему не очень повезло.., я оказался ему не по зубам, несмотря на то что он, безусловно, человек подготовленный и компетентный.
   — А откуда в квартире появилась та женщина?
   — Вероятно, капитан совмещал приятное с полезным.., потому как эта мымра была пьяна просто-таки мертвецки.., она узнала меня и радостно полезла совокупляться, наверно, тут же забыв, что в квартире наличествует еще и Теплаков.
   — Так ты с ней знаком?
   — Относительно. Теплаков сам меня с ней познакомил.., можно сказать, что подложил в постель. Как ее.., то ли Катя, то ли Лариса.
   — И чего же ты тогда, зная, что тебе надо срочно сваливать...
   — А я тоже люблю совмещать приятное с полезным, — перебил Свиридова Афанасий. — А если серьезно — я услышал, что кто-то находится за дверью, и подумал, что неплохо было бы сыграть роль любящего мужа. А под подушкой у меня был пистолет, и, когда ты купился...
   — А, ты видел мое отражение в зеркале трельяжа? — улыбнулся Владимир. — Вернее, мой силуэт. Я-то подумал, что ты слишком увлечен процессом, чтобы примечать такую мелочь, как наличие в доме третьего — в смысле живого — лица. Оказалось, я ошибся. Кстати, а как ты ушел из этой квартиры?
   — С лоджии по стальному тросику, катушка которого находилась у меня в пряжке ремня. Зацепился крюком фиксатора за решетку и сбежал по стене... Помнишь, как Весельчак в «Гостье из будущего»? — улыбнулся Фокин. — «Капелловское» снаряжение, чего тебе объяснять...
   — А та баба, которая была с Теплаковым... она не припомнит, что ты был в квартире?
   — Не припомнит. Я ей немного приложил на память.., для ума, не повредит, как говорится.
   Хорошо, что она вот сейчас хотя бы имя свое вспомнит.
   — То ли Катя, то ли Лариса, — засмеялся Свиридов. — Ладно, с этим разобрались. Что будем делать дальше? Боюсь, что тебе находиться в Москве больше нельзя, потому как.., сам понимаешь, этот эфэсбэшник может тебя достать, и тогда нам обоим не поздоровится. Ты же убрал его человека, и он это наверняка знает и сообщит кому следует, и тогда тайна смерти Рябинина станет, мягко говоря, секретом Полишинеля.
   — Что-что? — переспросил Фокин. — Чьим секретом, Вовка?
   — Это так называют секрет, который всем известен, — пояснил Владимир. — Полишинель — это такое комическое лицо средневекового французского театра.., нечто вроде русского Петрушки. Ты на него, кстати, изрядно смахиваешь.
   — М-м-м, — Фокин почесал лоб, а потом сокрушенно признался:
   — Честно говоря, о том, что делать дальше, я имею ровно столько же понятия, как об этом твоем дурацком Полишинеле. Башка трещит. Раньше никогда не болела.
   Ничего толком сообразить пока не удается. Старею, наверно.
   — Ладно, будет видно. Но тебе, Афоня, — Свиридов покачал головой, — тебе надо в самом скором времени покинуть Москву. А лучше и Россию. Деньги у тебя есть, так что езжай-ка ты, братец, проветрись.
   — А ты?
   — А что я? — пожал плечами Свиридов.
   — Ты же сам говорил, что в этом деле мы с тобой повязаны. Что тот важный ублюдок, который знает меня по «Капелле», может знать и тебя.
   И ведь могут вычислить, что во всем этом деле ты покрывал мои грешки, так что могут и притянуть к ответу. А ответ за все это сам знаешь — завизируют тебе росчерком во лбу поездку на кладбище. — Фокин покачал головой. — Так что не валяй дурака.., поехали со мной. Тем более что у тебя через два дня день рождения. Отметим его где-нибудь на Лазурном берегу... Чем плохо?
   — А если что, и останемся там навсегда, — тихо сказал Владимир и криво усмехнулся одними уголками губ, вспомнив вчерашние пьяные слова Ани, которые удивительным образом перекликались с сегодняшними предложениями Фокина: «Уедем.., навсегда. А Сергею я потом напишу.., все объясню...»
   — Ты что? — спросил Фокин и посмотрел на задумавшегося друга. — Что с тобой, Вован?
   — Ничего, — ответил Свиридов. — Но ты прав. Мы не можем больше находиться здесь.
   Надо сказать, это достижение: пробыть в Москве всего лишь двое суток и уже умудриться нажить себе геморрой в виде необходимости срочно отсюда сваливать в любом направлении, за исключением востока: Колыма открыта, но нам туда не надо.
   — И за исключением севера, — добавил Фокин, — что нам там делать, на полюсе-то? Разве что моржей да тюленей хреном глушить.
   — А на юге я знаю только Афган да Чечню, — жестко добавил Свиридов. — Так что сам понимаешь, как тесен для нас мир, особенно если хорошо выпить и не употреблять при этом кокаина или галлюциногенов.
   — Скажешь тоже, — обиженно протянул выпивоха-ортодокс Фокин, который не признавал никаких иных способов отравления организма, кроме алкоголя. — Еще не хватало жабать всякую дурь.
   — Ладно, я ведь на работе, — спохватился Свиридов, — и ты, кстати, тоже. Андрея Васильевича Чечеткина на твое место, насколько я знаю, еще никто не утверждал, так что...
   — А что, это он сейчас начальник службы безопасности? — усмехнулся Фокин. — Значит, я вчера обидел своего временного преемника?
   — Ну и что? Ничего с ним не случилось, я сам доволок его до клуба и там сдал на поруки его же ребятам. Вероятно, они быстро привели его в чувство, потому что, насколько я знаю, в больницу его отправлять не стали. Вероятно, очухался.
   — Или окочурился, — мрачно выговорил Фокин, — я же его в полную силу ударил, мог и череп проломить. Ему повезло, что я его хорошо знаю и в принципе держу за неплохого парня.
   Был бы чужой, не знаю.., убил бы и не успел бы об этом пожалеть.
   В дверь постучали.
   — Войдите, — повысил голос Свиридов.
   — Анна Михайловна просит вас зайти к ней, — просунув голову в приоткрытую дверь, сообщила горничная. Та самая, что накануне пыталась успокоить едва не впавшую в истерику Аню. — И вас, Афанасий Сергеевич. Она узнала, что вы нашлись, и хочет вас видеть.
   — М-м-м, — пробормотал Фокин, видевший эту почтенную даму впервые в своей короткой тридцатичетырехлетней жизни. — А откуда эта старая мымра меня знает, а, Вован?
   — Да тебя все знают, Афоня, — махнул рукой Свиридов, — пол-Москвы, я так думаю. А эта мымра тебя знает по той простой причине, что точно так же работает у Коваленко, как и ты.
   Пойдем.

Глава 8

   Аня уже привела себя в порядок после вчерашнего банкета. Она сидела в полном одиночестве в огромной гостиной и завтракала — если так можно назвать трапезу в два часа дня. Тут же были поставлены два прибора — как можно было предположить с большой степенью вероятности, для Свиридова и Фокина.
   — Рада вас видеть, — негромко сказала она, когда друзья уселись за стол, и Фокин, дружески ей улыбнувшись, начал меланхолично уничтожать содержимое своей тарелки. Свиридов покрутил в руках вилку и ложку, после чего окунул последнюю в замысловатого янтарно-желтого цвета похлебку, испускавшую, впрочем, весьма аппетитный запах, и выжидательно посмотрел на Аню.
   — Как самочувствие? — весело спросил он.
   Она пожала плечами и почему-то подняла одну бровь, словно не ожидала такого, в общем-то естественного после бурно проведенной ночи вопроса.
   — Афанасий, а что у тебя с лицом? — наконец подала она голос.
   — Это он в канаву упал, — ответил за увлеченного пожиранием комплексного завтрака-обеда друга Свиридов и положил себе на тарелку ложку какого-то экзотического салата, пестрого, как политическая карта мира.
   — Я тебе сейчас дам «в канаву...» — невнятно прошамкал Афанасий.
   — Афанасий, ты еще не рассказал, что произошло... — сказала Аня.
   — Ничего, — ответил Афоня. — Просто после этого завтрака.., м-м-м.., обеда мы с Владимиром улетаем из Москвы.
   Аня отставила от себя чашечку кофе и недоуменно посмотрела на Свиридова. Потом перевела взгляд на вновь активно заработавшего челюстями Фокина и спросила:
   — Улетаете из Москвы? Куда?
   — Куда быстрее всего купить билеты, — досадливо покосившись на Афанасия, отрывисто бросил Свиридов.
   — Но для чего?
   — Мне срочно требуется перемена климата, — ответил теперь уже Фокин, — по состоянию здоровья. А Володя как преданный друг будет сопровождать меня.
   — Дело ваше, — спокойно сказала Аня. — Только для этого необходимо разорвать контракт с моим мужем. Контракт, который имеется у вас обо их...
   — Я думаю, мы сможем решить этот вопрос, — еще раз выразительно покосившись на Афанасия, сказал Владимир.
   Фокин внезапно перестал жевать и насторожился.
   — Ты ничего не слышишь? — повернулся он к Свиридову. — Как будто кто-то приехал.., несколько машин?
   — Да.
   — М-м-м.., в моем положении не стыдно быть пугливым и подозрительным, — пробормотал Фокин и под пристальным взглядом Ани осторожно приблизился к огромному окну, выходящему на внутренний двор виллы. Оно выходило на южную сторону и потому в данный момент было затянуто жалюзи. Поэтому Фокин потянул жалюзи на себя и заглянул в образовавшуюся щелку.
   Он постоял неподвижно секунд пять, а потом отпустил жалюзи и медленно повернулся к Владимиру.
   — Это за мной, — самым что ни на есть будничным тоном объявил он, но в глазах его плеснула такая жгучая тревога и такой будоражащий немой вопрос: каким образом все раскрылось так быстро? — что это испугало Владимира и Аню куда больше самого мучительного и безысходного крика отчаяния.
   — Тот человек? — быстро спросил Свиридов.
   — Это за мной, — словно не слыша вопроса, повторил Афанасий.
   Свиридов быстро подошел к окну и выглянул во двор.
   — Чечеткин, — пробормотал он. — Вот оно что...
   Он повернулся к Фокину и бросил с кривой тающей усмешкой:
   — По всей видимости, ты считал его слишком хорошим парнем... Он вырубился, быть может, минуты на две, а потом очухался и преспокойно выслушал весь наш разговор. Ну а в качестве финального аккорда настолько достоверно сыграл обморок и беспамятство, что даже я поверил. Это совсем неплохо. Мы имеем дело с достойными соперниками, Афоня. Взгляни.
   ...Во дворе стояли четыре чужие машины: два «Мерседеса», серая «Волга» с забрызганными грязью номерами и еще какое-то невразумительное красное авто непонятной марки — явно азиатского происхождения, скорее всего — южнокорейского производства.
   Возле фокинской «копейки» стоял высокий человек в шляпе и пристально рассматривал машину.
   В числе других вышедших из машин Свиридов узнал Коваленко, все остальные были ему незнакомы. Зато этих «всех остальных» было не меньше десяти-пятнадцати человек. Более точно сказать было нельзя, потому что Владимир не знал, сколько из приехавших уже зашло в дом.
   — Почему ты говоришь, что приехали за тобой, Афоня? — проговорил он. — Это приехали за нами. И, ей-богу, ума не приложу, что нам делать с этакой уймой народа, если они вздумают нас арестовывать или, паче чаяния, убивать.
   Разве что брать стволы и прямой наводкой...
   Все это время ошеломленно молчавшая Аня наконец сдвинулась с места и, подойдя к Свиридову, быстро спросила:
   — Я правильно понимаю.., это вы с Фокиным убили Рябинина и второго, про которого сегодня говорил Сережа.., офицера ФСБ?
   — Можно сказать, что и так, — тут же, не делая своих излюбленных мхатовских пауз, ответил Свиридов. — А теперь, Анечка, ответь: есть тут у вас какой-нибудь черный ход?
   — Но зачем.., зачем вы их убили?
   — Лучше не спрашивай, Анечка, если не хочешь, чтобы к этим трупам прибавилось еще несколько. Причем я не исключаю, что среди новых трупов будут мой и фокинский. Не спрашивай и не спорь. Если ты не хочешь мне верить, так хотя бы не мешай.
   Она молча отступила и буквально упала на низкий диван рядом с растущей в живописной кадке шикарной пальмой.
   — У тебя есть оружие, Афоня? — спросил Свиридов.
   — Нет.
   — А тот пистолет, что был у тебя в той квартире...
   — Я его потерял, — виновато ответил Фокин. — А у тебя?
   — При входе в дом все должны сдавать оружие, — ответил Владимир. — Да мне ли тебе это объяснять.., ведь ты сам ввел и узаконил это правило.
   Последние слова произносились уже на ходу, потому как на лестнице уже послышались шаги незваных гостей. Аня молча с отчаянием смотрела на Владимира и Афанасия, ее губы дрожали. Она надеялась на опыт и великолепную физическую подготовку обоих друзей, которая, быть может, позволит им уйти от преследователей. К тому же Фокин прекрасно знает загородный дом Коваленко...