Страница:
Роман Ильич несколько секунд тупо разглядывал девушку и никак не мог сообразить, что нужно делать. Он не ожидал застать Ларису спящей. Наконец в голове его немного прояснилось, и он сообразил, что сном хозяйки можно воспользоваться. Отложив в сторону нож и книгу, он принялся методично обшаривать комнату, надеясь отыскать украденные деньги.
Он обшарил все углы, все ящички и чемоданы – долларов не было. Появившаяся было надежда уступила место жестокому разочарованию. Роман Ильич снова сделался злым и раздраженным. С ненавистью посмотрев на мирно спящую Ларису, он снова зажал в кулаке нож, взял книгу и подошел к тахте. Несколько секунд он разглядывал крупное бесчувственное тело, разогревая в себе злобу, а потом что есть силы пнул девушку в бок носком ботинка.
Она вскрикнула, подскочила и села на постели, глядя на Четыкина ошалелыми глазами. Она как будто даже не удивилась и только выкрикнула осипшим со сна голосом:
– Ты что, окончательно оборзел, идиот?! – И схватилась за ушибленный бок.
Лицо у нее было отекшее, со следами шва от подушки – наверное, она уже давно спала в этой неудобной позе. Голос ее звучал почти трезво, и только глаза все еще немного косили, подтверждая, что доза была принята немалая.
Роман Ильич подступил ближе и, грозя сверкающим острием, выкрикнул:
– Где деньги, стерва?!
Лариса посмотрела на него исподлобья, поднесла палец к виску и покрутила им.
– Какие деньги, дурак? – нагло сказала она.
Роман Ильич швырнул ей в лицо учебник терапии и завизжал:
– Которые были здесь! Которые ты у меня украла! Которые ты мне сейчас вернешь!
Лариса, не глядя, нашла на ощупь книжку и швырнула ее обратно.
– Забери ее себе! – презрительно крикнула она. – В сортир вместо подтирки! Сморчок!
Роману Ильичу захотелось немедленно сделать ей больно, так больно, чтобы она расплакалась – горько и безутешно. Он ничего не мог с собой поделать – рука сама мотнулась вперед, и кончик ножа чиркнул по лицу девушки, задел открытую смуглую шею.
Лариса вскрикнула от боли и отпрянула. Из рассеченной кожи брызнула кровь. Лариса схватилась за шею рукой и побледнела. Теперь она по-настоящему напугалась. Перебирая ногами, она отползла к самой стене и широко раскрытыми глазами уставилась на Четыкина.
А он, воодушевленный первым успехом, опять бросился на Ларису, прыгнул вслед за ней на тахту и, тыча в лицо девушке ножом, прохрипел:
– Деньги давай, сука! Убью!
Лариса, не отводя глаз от мерцающего лезвия, вдруг резко и сильно выбросила вперед ноги, ударив Романа Ильича в грудь. Поперхнувшись, он отлетел назад и, перевернувшись через голову, рухнул на пол.
Когда он пришел в себя – Лариса уже стояла рядом, сжимая в руке тяжелую бутылку из-под шампанского. Лицо ее было искажено страхом и злобой. Едва Четыкин шевельнулся, она угрожающе взмахнула бутылкой. Роман Ильич изловчился и полоснул Ларису ножом по ноге. Она вскрикнула и пошатнулась, едва не потеряв равновесие.
Роман Ильич вскочил на ноги с прытью, которой никак не мог от себя ожидать. Нагнув голову и выставив вперед нож, он бросился на Ларису с гортанным звериным криком.
Она завизжала от ужаса и со всего маху обрушила бутылку на его череп. Толстое донышко своим краем без труда проломило тонкую чешую височной кости и, вогнав внутрь острые обломки, пересекло пополам артерию. Хлынувшая из поврежденного сосуда кровь в одну минуту сдавила головной мозг. Роман Ильич скончался почти мгновенно.
– Только не забудьте пристегнуться! Не люблю объясняться с гаишниками!
Я выполнил его просьбу и заметил, что на заднем сиденье развалился мужчина лет тридцати – с высоким, рано облысевшим лбом и серьезными недоверчивыми глазами. Рубашка с коротким рукавом выставляла напоказ его далеко не заурядные бицепсы. Я поздоровался.
– Привет! – безразлично сказал мужчина.
Терновских, согнувшись в три погибели, втиснулся за руль и, болезненно морщась, завел мотор. «Опель» выехал со стоянки и помчался по Кутузовскому проспекту в сторону Новоарбатского моста.
Неожиданно с легкой досадой я вспомнил, что оставил в офисе «Воздаяние» свою кожаную папку, и мысленно выругался – папка была совсем новая. Машинально протянув руку, я попытался опустить боковое стекло – не люблю затемненные окна.
– Прошу вас, не открывайте окон! – не поворачиваясь, сказал Терновских. – Я панически боюсь сквозняков!
Я пожал плечами, двухметровый дяденька, пугающийся сквозняков – это выглядело очень трогательно. Милиции он, видишь ли, не боится, зато открытая форточка бросает его в дрожь. Но я не стал противоречить – мне еще нужно было вытянуть у этого душегуба дарственную Ксении Георгиевны.
Неожиданно «Опель», проскочив через эстакаду под железнодорожной веткой, свернул с проспекта налево и помчался в сторону набережной. Узкое остроносое лицо Терновских осталось при этом абсолютно неподвижным, и в первые секунды я ничего не понял. Мне даже показалось, что впереди по каким-то причинам перекрыто движение и он решил ехать в объезд. Слава богу, даже моей глупости имеется предел, и вскоре я сообразил, что творится что-то неладное.
– Мы куда едем? – сердито выкрикнул я, цепляя Терновских за острый локоть.
Выражение его лица вдруг сделалось напряженным, и он прибавил скорость.
– А ну стой! – скомандовал я угрожающим тоном.
Но было уже поздно – тонкая прочная удавка внезапно сдавила мне шею, с каждой секундой врезаясь в кожу все глубже и глубже. В глазах у меня потемнело, в груди разлился жаркий, пожирающий легкие огонь. Почти теряя сознание, я успел мертвой хваткой вцепиться в рулевое колесо и одновременно пнул водителя в лодыжку.
Терновских отчаянно завопил и попытался повернуть руль. Но я повис на нем с отчаянием обреченного, словно от поворота руля зависела моя жизнь. Впрочем, так оно и было. В следующее мгновение неуправляемый «Опель» проскочил поворот на набережную, со всего размаху врезался в чугунное ограждение, выворотил его и полетел вниз, в Москву-реку. Думаю, что за этим увлекательным зрелищем наблюдали десятки зевак. Наверняка они сбежались со всех сторон и таращились на нас во все глаза, раскрыв рты и размахивая руками. Я ничего этого не видел – я был почти труп.
Только когда «Опель» сокрушил парапет, удавка, сжимавшая мою шею, ослабла, и я смог втянуть в себя воздух – со свистом и хрипом, точно несмазанный насос. Сквозь кровавую пелену в глазах я начал различать очертания предметов вокруг.
«Опель» плюхнулся в воду, подняв фонтан брызг, и сразу начал тонуть. Краем сознания я отметил, что Терновских и его напарник пытаются открыть дверцы, матерясь и отчаянно дергая ручки. Им было уже не до меня.
Я пытался восстановить побыстрее дыхание, и в конце концов мне это более или менее удалось. К тому времени в салон уже начала проникать вода, и лысоватому мужику удалось открыть дверцу. Сумел ли сделать это Терновских, я не обратил внимания.
Вода уже захлестнула салон. В последний момент я втянул в легкие побольше воздуха, нажал на ручку дверцы и вынырнул из тонущей машины.
В прежнее время я довольно долго мог держаться под водой. Трудно было рассчитывать, что удастся повторить былые успехи в столь экстремальных обстоятельствах, но я решил все-таки попытаться. Освободившись от башмаков и пиджака, я поплыл, держа курс на противоположный берег реки. Цель моя была предельно проста – мне хотелось, чтобы враги думали, что меня больше нет в живых.
Вода остудила мою воспаленную голову, и ко мне вернулась способность соображать. Когда воздух в легких кончился, я поднялся на поверхность, стараясь не выдавать своего присутствия, и мгновенно осмотрелся.
Течение сносило меня в сторону Краснопресненской набережной, где выбраться на берег было целой проблемой. Я вздохнул поглубже, снова погрузился в воду и изо всех сил стал выгребать влево, стараясь плыть в сторону железнодорожного моста.
Когда я в очередной раз поднял голову над поверхностью воды, оказалось, что мне удалось выполнить задуманное – я плыл уже в тени железнодорожного моста и совсем рядом увидел шершавый бетон опоры, о который плескалась мутная зеленоватая волна.
Берег в этом месте не был, как говорится, закован в гранит, и мне без особого труда удалось выбраться из воды. С меня текло. Я выполз на плоские бетонные плиты, окружавшие мостовую опору, и попытался отревизовать состояние своих дел.
Шея немилосердно болела, раздавленная петлей кожа горела огнем. В горле стоял ком, и глотать было трудно. В остальном мое здоровье, кажется, не пострадало. В отношении имущества дело обстояло похуже – я лишился пары почти новых туфель и хорошего пиджака. В придачу с пиджаком я утопил проездной билет на метро и двести рублей денег. Таким образом, меня ожидала проблема – как добраться до дома в мокрой одежде, босиком и без гроша в кармане.
Но это, в сущности, уже был пустяк по сравнению с той опасностью, которой мне удалось избежать. И, главное, мне удалось создать у зрителей иллюзию своей гибели на водах. Еще не выбравшись на берег, я бросил взгляд назад и отметил, что толпа на набережной сосредоточила свое внимание на том участке реки, где разыгралась трагедия – кто-то даже прыгнул в воду, чтобы помочь утопающим. Никому и в голову не могло прийти, что один из утопающих в это самое время стремится уйти подальше от любопытных глаз.
С такого расстояния невозможно было определить, что случилось с моими незадачливыми спутниками. Но я склонялся к мысли, что по крайней мере один из них должен спастись. Лысоватый мужик с отменными бицепсами был достаточно ловок. В отношении нескладного глистообразного заместителя я не был уверен, но никаких сожалений это у меня не вызывало.
Отдышавшись, я стал решать, как мне быть дальше. Поднявшись по берегу чуть выше, огляделся. Справа тянулась железнодорожная насыпь. Слева зеленели чахлые посадки. За ними, метрах в двухстах, виднелись крыши домов.
Мне нужно было высушить одежду. Надеясь, что в посадках в такой час не будет слишком много народу, я направился туда, осторожно ступая по низкой грязноватой траве, по которой в изобилии были разбросаны белые острые камешки.
Скоро я вошел в негустые заросли, состоящие в основном из молодого вяза и ясеня. Изредка попадались и пестрые стволы берез. Трава здесь была гуще и мягче – идти стало приятнее. Лесок казался редким, но, зайдя поглубже, я обнаружил, что мне все-таки удалось укрыться от посторонних глаз и меня окружают лишь кроны деревьев и буйная зелень кустарника. Подыскав небольшую полянку, залитую солнцем, я сбросил с себя рубашку и брюки, снял носки и развесил все это на ветвях. Поколебавшись немного, уже собирался освободиться и от трусов, но в этот момент на поляну выбежала остромордая овчарка-колли и уставилась на меня любопытными черными глазами.
Я замер и не слишком уверенно посмотрел на нее в ответ. В собаках я не разбираюсь и поведение колли прогнозировать не мог. По моим понятиям, любая овчарка представляет потенциальную опасность.
Пока мы пялились друг на друга, в кустах послышался треск, и озабоченный мальчишеский голосок тоненько прокричал: «Гера! Гера!!» Собака шевельнула хвостом, но не тронулась с места.
В следующий момент из-за кустов на поляну выбежали дети. Их было двое – белобрысый мальчик лет восьми в белой майке и синих шортах и девочка с косичками – его ровесница, – одетая в короткое желтое платьице с красными цветами.
Увидев меня, они испуганно замерли и переглянулись. Потом, кажется, решив, что самым безопасным будет меня не замечать, они подбежали к собаке, и девочка, вцепившись в роскошный рыжий загривок псины, сердито закричала:
– Гера! Дура! Чего не идешь, когда зовут? – Она попыталась сдвинуть собаку с места, но та даже не шелохнулась.
Мальчик беспомощно оглянулся на меня – моя голая мокрая фигура, видимо, сильно тревожила его.
– Привет! – миролюбиво сказал я.
– Здравствуйте! – серьезно ответил мальчик и тотчас отвлекся на свою подружку.
Та все-таки не сумела удержать колли – собака без труда вырвалась из ее объятий и, подбежав ко мне, принялась меня со всей тщательностью обнюхивать.
– Куда, Гера?! – завопила девочка и бросилась вслед за собакой.
– Наташка! – строго окликнул ее мальчик, и в голосе его появились предостерегающие нотки. – Пойдем быстрее домой! Она сама за нами прибежит!
– Вы меня боитесь? – спросил я и, чтобы подчеркнуть свою безобидность, уселся на траву.
Колли ткнулась мне в ладонь мокрым носом и завиляла хвостом – она признала меня достаточно безопасным. Девочка остановилась от меня метрах в трех. Розовая ленточка в ее левой косичке расплелась и свисала на плечо. В глазах ее я прочитал сомнение.
– Вы меня не бойтесь, – сказал я. – Мне просто надо высушить одежду.
– Родители говорят, что в лесу нас может поймать маньяк, – как бы извиняясь, произнес мальчик.
– Ну что ж, – рассудительно заметил я. – Твои родители правильно предупреждают. Но я не собираюсь на вас нападать. Я даже не знал, что вы здесь гуляете, поэтому и разделся.
– Вы утонули? – неожиданно спросила девочка.
– Да, немного, – ответил я. – Но потом спасся.
– А что у вас на шее? – со жгучим интересом спросил мальчик.
– А что у меня на шее?
– У вас там такая полоса! – ответил мальчик, и в голосе его появился священный ужас. – Красная!
Мне подумалось, что это может стать неплохой иллюстрацией к воспитательному процессу, и я пояснил:
– А это как раз маньяк. Он пытался меня задушить. Но я ему не дался.
– И правильно! – с волнением сказал мальчик. – А чем он вас душил?
– Не знаю, – честно ответил я. – По-моему, это был тонкий нейлоновый шнур.
– Вы прыгнули от него в речку? – догадалась девчонка.
– Примерно так все и было, – согласился я. – А теперь я утопил все деньги, ботинки, и мне не на что добраться домой.
– А где вы живете? – живо спросил мальчик.
– Не очень далеко отсюда, на Садовом кольце, – сказал я. – Но, сами посудите, как я пойду туда пешком? Да еще босиком...
– Да-а, это будет трудновато! – солидно подтвердил мальчик.
– Тебя как зовут-то? – поинтересовался я.
– Алексей... А ее – Наташка.
– Вот что, Алексей! Вы, наверное, тут рядом живете? Поможете мне?
Мальчик кивнул и подошел ближе.
– Ты что, дурак? – сердито набросилась на него девочка. – Тебе не велели говорить, где мы живем!
– Сама ты дура! – обиженно отозвался Алексей и как можно убедительнее сказал: – Ты что, не видишь, что он никакой не маньяк! А если бы тебе пришлось топать босиком до Садового кольца?
Наташка умолкла, сраженная этим убийственным доводом.
– Мне, Алексей, позвонить нужно, – объяснил я. – У вас телефон-то есть?
– Есть, – подтвердил мальчик. – А куда вы будете звонить?
– Другу, – со вздохом сказал я. – Пускай приедет за мной на машине.
– Правильно мыслите! – кивнул мальчик. – На машине лучше всего.
Он полностью проникся ко мне сочувствием. Но маленькая Наташка продолжала посматривать на меня с большим недоверием, и поэтому, спеша воспользоваться благоприятной ситуацией, я натянул на себя сырую одежду – она, кстати, и не думала сохнуть – и сказал:
– Ну что, пошли, пока вы не передумали?
Мальчик кивнул и побежал вперед, показывая дорогу. Девочка тут же сорвалась с места и присоединилась к нему. Я поспешил за ними, сопровождаемый добродушной рыжей псиной, которая, видимо, считала мою принадлежность к их компании делом решенным.
Вскоре мы выбрались на тропинку и через несколько минут вышли к жилому массиву. Дома здесь были старые, казавшиеся облезшими и одряхлевшими. На балконах полоскалось на ветру сохнущее белье.
Мальчик с девочкой уверенно направились к подъезду ближайшего дома, возле которого на газоне цвели кусты шиповника и одинокие рыжие астры. Они вбежали в дом и принялись колотить в дверь, обитую черным дерматином.
На стук вышла молодая женщина с усатым неприветливым лицом и бесчисленными трубочками бигуди в волосах.
– Мама, мама! – закричала восторженно девочка. – На дядю напал маньяк, и он хочет позвонить по телефону!
Теперь она чувствовала себя в безопасности.
– Дура! – с досадой поправил ее мальчик. – Он тебе сказал, что маньяк хотел его задушить, а он прыгнул от него в речку!
– Кончайте тарахтеть! – крикнула женщина. – Я ничего не могу понять! Какой маньяк? Кто прыгнул в речку?
Она посмотрела на меня враждебно и подозрительно.
Дети одновременно начали показывать на меня пальцами и галдеть наперебой. Овчарка-колли, желая внести свою лепту в этот бедлам, осторожно тявкнула.
– Марш в дом! – завопила женщина, награждая детей подзатыльниками. – Носа сегодня на улицу не высунете! Гера, домой!
Я оставался в одиночестве и немного растерялся.
– Простите, – сказал я как можно вежливее. – Мне действительно нужно позвонить. Со мной случилось несчастье...
– Знаю я ваши несчастья! – зло сказала женщина. – Пить надо меньше!
– Да ладно – пить! – тоже разозлился я. – Где это вы увидели, что я пьян? Я чудом остался жив, весь промок... А вы талдычете мне про какое-то пьянство! Дети ваши сообразительнее вас!
– Они еще жизни не знают! – мрачно заявила женщина. – Ладно, заходите...
В который раз убеждаюсь, что вежливость в наши дни – плохой помощник. Люди не видят в тебе своего. Однако стоит хорошенько гаркнуть, и перед тобой распахиваются все двери.
– Только учтите, один звонок – и все! – предупредила хозяйка. – Никаких «можно, я у вас посижу?» и прочее. Ясно вам?
Я спокойно посмотрел в ее сверкающие глаза и сказал:
– И не собирался у вас сидеть! Мне вообще такие горластые не нравятся...
– Ишь ты, не нравятся ему! – сказала женщина с затаенной обидой. – Подумаешь... Мокрая курица!
Я успокаивающе улыбнулся ей и быстро набрал номер Чехова. Я очень опасался, что он еще катается по городу, но трубку сняли почти сразу.
– Юрий Николаевич! – с облегчением выдохнул я. – Ты вернулся уже? Выручай! Я без денег, без ботинок и вымок до нитки. Меня нужно срочно увезти на машине.
– Та-а-ак! – зловеще протянул Чехов. – Откуда забрать-то?
Я как мог растолковал ему свое местонахождение.
– Скажи честно, – еще более мрачно спросил Чехов, – именной пистолет брать?
– Честно говоря... – замялся я.
– Понятно! – сказал Чехов. – Сиди там и никуда не высовывайся. Я выезжаю.
Я положил трубку на рычаг и оглянулся:
– Ну вот. Спасибо. Теперь я пошел.
В коридор выглянули две белобрысые любопытные головки. За ними появился роскошный рыжий хвост.
– Далеко товарищу-то ехать? – с неожиданным сочувствием спросила женщина.
– Далековато... – сказал я.
– Так вы это, – со смущенным смешком произнесла женщина. – Посидите действительно, что ли? Куда вы пойдете, мокрый-то? Чаю хоть выпейте...
– Вы полагаете, это будет удобно? – спросил я.
– А что ж? – вздохнула она. – Правильно вы сказали – совсем мы очерствели, чужого горя не замечаем...
– Собственно, я ничего такого не говорил, – великодушно ответил я. – Да и горе-то, по правде сказать, луковое...
Позже, когда я пил на кухне неожиданно ароматный и крепкий чай с яблочным вареньем, женщина опять спросила меня с тревогой:
– А что там мои сорванцы плели про маньяка? Правда, на вас маньяк напал? Я всегда боюсь, когда они одни тут бегают... Место у нас тут какое-то... диковатое...
– Ну-у... честно говоря, напал, но далеко не маньяк! – успокоил я ее. – А детьми он вообще не интересуется, не волнуйтесь. Хотя, конечно, место тут у вас не очень поддается контролю...
Женщина присела напротив меня на табурет и, не в силах сдержать любопытство, поинтересовалась:
– Так он вас душил! Ужас-то какой! Я бы, наверное, со страху умерла... А вы... – Она запнулась, подыскивая слово. – Вы что ж, из этих... из «новых русских»?
– Ну что вы! – улыбнулся я. – Разве я похож на нового? Я русский уже довольно подержанный... И профессия у меня не героическая. Врач я.
Женщина ахнула.
– За что же – врача-то? Небось, признайтесь, жену чужую соблазнили? Вот муж вас и подловил...
– Ага, – кивнул я, допивая чай. – Вы угадали. Вся соль в том, что муж-то у нее – кавказец, джигит! Они такие вещи не прощают.
– Бог ты мой! – ахнула хозяйка. – Что ж вы теперь будете делать-то?
– Теперь что хочешь, то и делай, – философски заметил я. – Как веревочке ни виться...
– Эх вы, мужики! – вздохнула женщина, и в глазах ее мелькнула странная, бесовская искорка. – Нет на вас никакой управы! Одно от вас горе и несчастье... Небось сам женат?
– А вот и нет! – многозначительно сказал я. – Специально и не женился, зная за собой слабость... А теперь уж, видно, и не суждено...
– Ну, бог даст! – с надеждой ответила хозяйка. – Может, все еще образуется!
– Ни-ни-ни! – замотал я головой. – Не хочу даже тешить себя иллюзиями. Закон гор!
Женщина скорбно покачала головой – по ее лицу было видно, что ей до слез жалко невезучего шалопая. А что делать, не рассказывать же ей в самом деле про деятельность фирмы «Воздаяние»?
Мы еще немного поболтали о том о сем, а потом с улицы донесся хрипатый автомобильный гудок. Я, спохватившись, вскочил – Чехову я обещал, что буду ждать его возле дома. В окне был виден его раздолбанный «Москвич».
– Вы все-таки поберегите себя! – смущенно посоветовала женщина на прощание. – Может, обойдется.
Я пообещал ей вести себя разумнее и вышел, ступая по половицам босыми ногами.
Чехов дождался, пока я усядусь, и саркастически спросил:
– Ну что, мистер Хаммер? Тщательно спланированная операция блестяще провалилась? Помнится, на вас был такой элегантный пиджак...
– Не трави душу, Юрий Николаевич! – попросил я. – У всех бывают ошибки.
– Да я к тому, – добродушно заметил Чехов, – что в кармане того пиджака была рация. А рация – она, как сапоги, хороша, когда в паре...
– Ах, черт! – воскликнул я, хлопая себя по лбу. О рации я начисто забыл.
– Да ладно! – махнул рукой Чехов. – Еще наживем. Просто со связью удобнее, конечно... Куда едем?
– Домой, – ответил я. – Старушка извелась, наверное, вконец...
Чехов кивнул, развернул машину и поехал к железнодорожному переезду.
– Чуть не удавили? – сочувственно спросил он через минуту. – Неприятная штука. Было в моей практике. Однако они не стесняются! Ты, Владимир Сергеевич, в дальнейшем остерегись без меня шаги предпринимать, ладно? Да и я, надо сказать, дурака сегодня свалял! Пошел у тебя на поводу... Сейчас бы, глядишь, взяли субчиков за покушение на убийство – на месте преступления! Много их было?
– Двое. Один за рулем сидел. А второй – сзади.
– Никогда не садись на переднее сиденье, – назидательно сказал Чехов. – Я имею в виду – к незнакомым... Так как тебе удалось выкарабкаться?
Я рассказал – как. Чехов слушал, нахмурившись и неопределенно кивая головой.
– Завтра узнаю через дежурную часть, чем это дорожно-транспортное закончилось, – пообещал он. – Вообще-то, если ты числишься теперь в погибших – это, с одной стороны, хорошо. Теперь они зашевелятся и постараются соседку твою побыстрее грохнуть. А с другой стороны, тебе же завтра на работу надо?
– Надо, – согласился я. – Не «Воздаяние» же меня кормить будет...
– То-то и оно, – прищелкнул языком Чехов. – Ну, сегодня они вряд ли решатся на вылазку – раны зализывать будут да проверять наличие твоего отсутствия... Ты сегодня уж посиди дома тихо и света не зажигай... А завтра я попытаюсь с приятелем из РУОПа договориться – сделаем у старушки засаду.
– А вдруг они все-таки сегодня нагрянут?
– А мы на что? – возразил Чехов. – Забыл сказать, я ведь решил сегодня у тебя заночевать. Не возражаешь?
– Да с превеликой радостью! – воскликнул я. – Только что мы будем делать в темноте?
– Страшилки друг другу рассказывать, – хохотнул Чехов.
– И холодильник у меня, конечно, пустой, – с грустью вспомнил я.
– Об этом я позаботился! – заявил Чехов, бросая на меня загадочный взгляд.
Когда мы подъехали к моему дому, он вдруг изобразил на лице выражение огромной досады и сказал:
– Эх, дорогой мой, а как мы к тебе попадем? Ключ-то ты, поди, тоже утопил?
Впервые за целый день я улыбнулся от всей души.
– Черта с два! Ключ я держу в пистоне брюк!
– Тогда вперед! – скомандовал Чехов. – Мигом поднимайся наверх, а я посмотрю, не пасет ли кто тебя у подъезда.
Чувствуя себя полным идиотом, я вышел из машины и вприпрыжку побежал к дому. Разумеется, я успел поймать на себе несколько любопытных взглядов, прежде чем скрылся в подъезде.
Поднявшись на лифте и ворвавшись в квартиру, первым делом переоделся. Ощущение сухой одежды на теле показалось мне непередаваемо прекрасным. Ожидая Чехова, прошелся по комнате, заглянул на кухне в холодильник, вышел на балкон. Наконец в прихожей задребезжал звонок, и я побежал открывать.
Чехов стоял на пороге с кожаным портфелем в руках. Он подмигнул мне и сообщил:
Он обшарил все углы, все ящички и чемоданы – долларов не было. Появившаяся было надежда уступила место жестокому разочарованию. Роман Ильич снова сделался злым и раздраженным. С ненавистью посмотрев на мирно спящую Ларису, он снова зажал в кулаке нож, взял книгу и подошел к тахте. Несколько секунд он разглядывал крупное бесчувственное тело, разогревая в себе злобу, а потом что есть силы пнул девушку в бок носком ботинка.
Она вскрикнула, подскочила и села на постели, глядя на Четыкина ошалелыми глазами. Она как будто даже не удивилась и только выкрикнула осипшим со сна голосом:
– Ты что, окончательно оборзел, идиот?! – И схватилась за ушибленный бок.
Лицо у нее было отекшее, со следами шва от подушки – наверное, она уже давно спала в этой неудобной позе. Голос ее звучал почти трезво, и только глаза все еще немного косили, подтверждая, что доза была принята немалая.
Роман Ильич подступил ближе и, грозя сверкающим острием, выкрикнул:
– Где деньги, стерва?!
Лариса посмотрела на него исподлобья, поднесла палец к виску и покрутила им.
– Какие деньги, дурак? – нагло сказала она.
Роман Ильич швырнул ей в лицо учебник терапии и завизжал:
– Которые были здесь! Которые ты у меня украла! Которые ты мне сейчас вернешь!
Лариса, не глядя, нашла на ощупь книжку и швырнула ее обратно.
– Забери ее себе! – презрительно крикнула она. – В сортир вместо подтирки! Сморчок!
Роману Ильичу захотелось немедленно сделать ей больно, так больно, чтобы она расплакалась – горько и безутешно. Он ничего не мог с собой поделать – рука сама мотнулась вперед, и кончик ножа чиркнул по лицу девушки, задел открытую смуглую шею.
Лариса вскрикнула от боли и отпрянула. Из рассеченной кожи брызнула кровь. Лариса схватилась за шею рукой и побледнела. Теперь она по-настоящему напугалась. Перебирая ногами, она отползла к самой стене и широко раскрытыми глазами уставилась на Четыкина.
А он, воодушевленный первым успехом, опять бросился на Ларису, прыгнул вслед за ней на тахту и, тыча в лицо девушке ножом, прохрипел:
– Деньги давай, сука! Убью!
Лариса, не отводя глаз от мерцающего лезвия, вдруг резко и сильно выбросила вперед ноги, ударив Романа Ильича в грудь. Поперхнувшись, он отлетел назад и, перевернувшись через голову, рухнул на пол.
Когда он пришел в себя – Лариса уже стояла рядом, сжимая в руке тяжелую бутылку из-под шампанского. Лицо ее было искажено страхом и злобой. Едва Четыкин шевельнулся, она угрожающе взмахнула бутылкой. Роман Ильич изловчился и полоснул Ларису ножом по ноге. Она вскрикнула и пошатнулась, едва не потеряв равновесие.
Роман Ильич вскочил на ноги с прытью, которой никак не мог от себя ожидать. Нагнув голову и выставив вперед нож, он бросился на Ларису с гортанным звериным криком.
Она завизжала от ужаса и со всего маху обрушила бутылку на его череп. Толстое донышко своим краем без труда проломило тонкую чешую височной кости и, вогнав внутрь острые обломки, пересекло пополам артерию. Хлынувшая из поврежденного сосуда кровь в одну минуту сдавила головной мозг. Роман Ильич скончался почти мгновенно.
* * *
Константин Дмитрич распахнул предупредительно передо мной переднюю дверцу подержанного, но вполне приличного «Опеля» и, дождавшись, когда я усядусь, напомнил:– Только не забудьте пристегнуться! Не люблю объясняться с гаишниками!
Я выполнил его просьбу и заметил, что на заднем сиденье развалился мужчина лет тридцати – с высоким, рано облысевшим лбом и серьезными недоверчивыми глазами. Рубашка с коротким рукавом выставляла напоказ его далеко не заурядные бицепсы. Я поздоровался.
– Привет! – безразлично сказал мужчина.
Терновских, согнувшись в три погибели, втиснулся за руль и, болезненно морщась, завел мотор. «Опель» выехал со стоянки и помчался по Кутузовскому проспекту в сторону Новоарбатского моста.
Неожиданно с легкой досадой я вспомнил, что оставил в офисе «Воздаяние» свою кожаную папку, и мысленно выругался – папка была совсем новая. Машинально протянув руку, я попытался опустить боковое стекло – не люблю затемненные окна.
– Прошу вас, не открывайте окон! – не поворачиваясь, сказал Терновских. – Я панически боюсь сквозняков!
Я пожал плечами, двухметровый дяденька, пугающийся сквозняков – это выглядело очень трогательно. Милиции он, видишь ли, не боится, зато открытая форточка бросает его в дрожь. Но я не стал противоречить – мне еще нужно было вытянуть у этого душегуба дарственную Ксении Георгиевны.
Неожиданно «Опель», проскочив через эстакаду под железнодорожной веткой, свернул с проспекта налево и помчался в сторону набережной. Узкое остроносое лицо Терновских осталось при этом абсолютно неподвижным, и в первые секунды я ничего не понял. Мне даже показалось, что впереди по каким-то причинам перекрыто движение и он решил ехать в объезд. Слава богу, даже моей глупости имеется предел, и вскоре я сообразил, что творится что-то неладное.
– Мы куда едем? – сердито выкрикнул я, цепляя Терновских за острый локоть.
Выражение его лица вдруг сделалось напряженным, и он прибавил скорость.
– А ну стой! – скомандовал я угрожающим тоном.
Но было уже поздно – тонкая прочная удавка внезапно сдавила мне шею, с каждой секундой врезаясь в кожу все глубже и глубже. В глазах у меня потемнело, в груди разлился жаркий, пожирающий легкие огонь. Почти теряя сознание, я успел мертвой хваткой вцепиться в рулевое колесо и одновременно пнул водителя в лодыжку.
Терновских отчаянно завопил и попытался повернуть руль. Но я повис на нем с отчаянием обреченного, словно от поворота руля зависела моя жизнь. Впрочем, так оно и было. В следующее мгновение неуправляемый «Опель» проскочил поворот на набережную, со всего размаху врезался в чугунное ограждение, выворотил его и полетел вниз, в Москву-реку. Думаю, что за этим увлекательным зрелищем наблюдали десятки зевак. Наверняка они сбежались со всех сторон и таращились на нас во все глаза, раскрыв рты и размахивая руками. Я ничего этого не видел – я был почти труп.
Только когда «Опель» сокрушил парапет, удавка, сжимавшая мою шею, ослабла, и я смог втянуть в себя воздух – со свистом и хрипом, точно несмазанный насос. Сквозь кровавую пелену в глазах я начал различать очертания предметов вокруг.
«Опель» плюхнулся в воду, подняв фонтан брызг, и сразу начал тонуть. Краем сознания я отметил, что Терновских и его напарник пытаются открыть дверцы, матерясь и отчаянно дергая ручки. Им было уже не до меня.
Я пытался восстановить побыстрее дыхание, и в конце концов мне это более или менее удалось. К тому времени в салон уже начала проникать вода, и лысоватому мужику удалось открыть дверцу. Сумел ли сделать это Терновских, я не обратил внимания.
Вода уже захлестнула салон. В последний момент я втянул в легкие побольше воздуха, нажал на ручку дверцы и вынырнул из тонущей машины.
В прежнее время я довольно долго мог держаться под водой. Трудно было рассчитывать, что удастся повторить былые успехи в столь экстремальных обстоятельствах, но я решил все-таки попытаться. Освободившись от башмаков и пиджака, я поплыл, держа курс на противоположный берег реки. Цель моя была предельно проста – мне хотелось, чтобы враги думали, что меня больше нет в живых.
Вода остудила мою воспаленную голову, и ко мне вернулась способность соображать. Когда воздух в легких кончился, я поднялся на поверхность, стараясь не выдавать своего присутствия, и мгновенно осмотрелся.
Течение сносило меня в сторону Краснопресненской набережной, где выбраться на берег было целой проблемой. Я вздохнул поглубже, снова погрузился в воду и изо всех сил стал выгребать влево, стараясь плыть в сторону железнодорожного моста.
Когда я в очередной раз поднял голову над поверхностью воды, оказалось, что мне удалось выполнить задуманное – я плыл уже в тени железнодорожного моста и совсем рядом увидел шершавый бетон опоры, о который плескалась мутная зеленоватая волна.
Берег в этом месте не был, как говорится, закован в гранит, и мне без особого труда удалось выбраться из воды. С меня текло. Я выполз на плоские бетонные плиты, окружавшие мостовую опору, и попытался отревизовать состояние своих дел.
Шея немилосердно болела, раздавленная петлей кожа горела огнем. В горле стоял ком, и глотать было трудно. В остальном мое здоровье, кажется, не пострадало. В отношении имущества дело обстояло похуже – я лишился пары почти новых туфель и хорошего пиджака. В придачу с пиджаком я утопил проездной билет на метро и двести рублей денег. Таким образом, меня ожидала проблема – как добраться до дома в мокрой одежде, босиком и без гроша в кармане.
Но это, в сущности, уже был пустяк по сравнению с той опасностью, которой мне удалось избежать. И, главное, мне удалось создать у зрителей иллюзию своей гибели на водах. Еще не выбравшись на берег, я бросил взгляд назад и отметил, что толпа на набережной сосредоточила свое внимание на том участке реки, где разыгралась трагедия – кто-то даже прыгнул в воду, чтобы помочь утопающим. Никому и в голову не могло прийти, что один из утопающих в это самое время стремится уйти подальше от любопытных глаз.
С такого расстояния невозможно было определить, что случилось с моими незадачливыми спутниками. Но я склонялся к мысли, что по крайней мере один из них должен спастись. Лысоватый мужик с отменными бицепсами был достаточно ловок. В отношении нескладного глистообразного заместителя я не был уверен, но никаких сожалений это у меня не вызывало.
Отдышавшись, я стал решать, как мне быть дальше. Поднявшись по берегу чуть выше, огляделся. Справа тянулась железнодорожная насыпь. Слева зеленели чахлые посадки. За ними, метрах в двухстах, виднелись крыши домов.
Мне нужно было высушить одежду. Надеясь, что в посадках в такой час не будет слишком много народу, я направился туда, осторожно ступая по низкой грязноватой траве, по которой в изобилии были разбросаны белые острые камешки.
Скоро я вошел в негустые заросли, состоящие в основном из молодого вяза и ясеня. Изредка попадались и пестрые стволы берез. Трава здесь была гуще и мягче – идти стало приятнее. Лесок казался редким, но, зайдя поглубже, я обнаружил, что мне все-таки удалось укрыться от посторонних глаз и меня окружают лишь кроны деревьев и буйная зелень кустарника. Подыскав небольшую полянку, залитую солнцем, я сбросил с себя рубашку и брюки, снял носки и развесил все это на ветвях. Поколебавшись немного, уже собирался освободиться и от трусов, но в этот момент на поляну выбежала остромордая овчарка-колли и уставилась на меня любопытными черными глазами.
Я замер и не слишком уверенно посмотрел на нее в ответ. В собаках я не разбираюсь и поведение колли прогнозировать не мог. По моим понятиям, любая овчарка представляет потенциальную опасность.
Пока мы пялились друг на друга, в кустах послышался треск, и озабоченный мальчишеский голосок тоненько прокричал: «Гера! Гера!!» Собака шевельнула хвостом, но не тронулась с места.
В следующий момент из-за кустов на поляну выбежали дети. Их было двое – белобрысый мальчик лет восьми в белой майке и синих шортах и девочка с косичками – его ровесница, – одетая в короткое желтое платьице с красными цветами.
Увидев меня, они испуганно замерли и переглянулись. Потом, кажется, решив, что самым безопасным будет меня не замечать, они подбежали к собаке, и девочка, вцепившись в роскошный рыжий загривок псины, сердито закричала:
– Гера! Дура! Чего не идешь, когда зовут? – Она попыталась сдвинуть собаку с места, но та даже не шелохнулась.
Мальчик беспомощно оглянулся на меня – моя голая мокрая фигура, видимо, сильно тревожила его.
– Привет! – миролюбиво сказал я.
– Здравствуйте! – серьезно ответил мальчик и тотчас отвлекся на свою подружку.
Та все-таки не сумела удержать колли – собака без труда вырвалась из ее объятий и, подбежав ко мне, принялась меня со всей тщательностью обнюхивать.
– Куда, Гера?! – завопила девочка и бросилась вслед за собакой.
– Наташка! – строго окликнул ее мальчик, и в голосе его появились предостерегающие нотки. – Пойдем быстрее домой! Она сама за нами прибежит!
– Вы меня боитесь? – спросил я и, чтобы подчеркнуть свою безобидность, уселся на траву.
Колли ткнулась мне в ладонь мокрым носом и завиляла хвостом – она признала меня достаточно безопасным. Девочка остановилась от меня метрах в трех. Розовая ленточка в ее левой косичке расплелась и свисала на плечо. В глазах ее я прочитал сомнение.
– Вы меня не бойтесь, – сказал я. – Мне просто надо высушить одежду.
– Родители говорят, что в лесу нас может поймать маньяк, – как бы извиняясь, произнес мальчик.
– Ну что ж, – рассудительно заметил я. – Твои родители правильно предупреждают. Но я не собираюсь на вас нападать. Я даже не знал, что вы здесь гуляете, поэтому и разделся.
– Вы утонули? – неожиданно спросила девочка.
– Да, немного, – ответил я. – Но потом спасся.
– А что у вас на шее? – со жгучим интересом спросил мальчик.
– А что у меня на шее?
– У вас там такая полоса! – ответил мальчик, и в голосе его появился священный ужас. – Красная!
Мне подумалось, что это может стать неплохой иллюстрацией к воспитательному процессу, и я пояснил:
– А это как раз маньяк. Он пытался меня задушить. Но я ему не дался.
– И правильно! – с волнением сказал мальчик. – А чем он вас душил?
– Не знаю, – честно ответил я. – По-моему, это был тонкий нейлоновый шнур.
– Вы прыгнули от него в речку? – догадалась девчонка.
– Примерно так все и было, – согласился я. – А теперь я утопил все деньги, ботинки, и мне не на что добраться домой.
– А где вы живете? – живо спросил мальчик.
– Не очень далеко отсюда, на Садовом кольце, – сказал я. – Но, сами посудите, как я пойду туда пешком? Да еще босиком...
– Да-а, это будет трудновато! – солидно подтвердил мальчик.
– Тебя как зовут-то? – поинтересовался я.
– Алексей... А ее – Наташка.
– Вот что, Алексей! Вы, наверное, тут рядом живете? Поможете мне?
Мальчик кивнул и подошел ближе.
– Ты что, дурак? – сердито набросилась на него девочка. – Тебе не велели говорить, где мы живем!
– Сама ты дура! – обиженно отозвался Алексей и как можно убедительнее сказал: – Ты что, не видишь, что он никакой не маньяк! А если бы тебе пришлось топать босиком до Садового кольца?
Наташка умолкла, сраженная этим убийственным доводом.
– Мне, Алексей, позвонить нужно, – объяснил я. – У вас телефон-то есть?
– Есть, – подтвердил мальчик. – А куда вы будете звонить?
– Другу, – со вздохом сказал я. – Пускай приедет за мной на машине.
– Правильно мыслите! – кивнул мальчик. – На машине лучше всего.
Он полностью проникся ко мне сочувствием. Но маленькая Наташка продолжала посматривать на меня с большим недоверием, и поэтому, спеша воспользоваться благоприятной ситуацией, я натянул на себя сырую одежду – она, кстати, и не думала сохнуть – и сказал:
– Ну что, пошли, пока вы не передумали?
Мальчик кивнул и побежал вперед, показывая дорогу. Девочка тут же сорвалась с места и присоединилась к нему. Я поспешил за ними, сопровождаемый добродушной рыжей псиной, которая, видимо, считала мою принадлежность к их компании делом решенным.
Вскоре мы выбрались на тропинку и через несколько минут вышли к жилому массиву. Дома здесь были старые, казавшиеся облезшими и одряхлевшими. На балконах полоскалось на ветру сохнущее белье.
Мальчик с девочкой уверенно направились к подъезду ближайшего дома, возле которого на газоне цвели кусты шиповника и одинокие рыжие астры. Они вбежали в дом и принялись колотить в дверь, обитую черным дерматином.
На стук вышла молодая женщина с усатым неприветливым лицом и бесчисленными трубочками бигуди в волосах.
– Мама, мама! – закричала восторженно девочка. – На дядю напал маньяк, и он хочет позвонить по телефону!
Теперь она чувствовала себя в безопасности.
– Дура! – с досадой поправил ее мальчик. – Он тебе сказал, что маньяк хотел его задушить, а он прыгнул от него в речку!
– Кончайте тарахтеть! – крикнула женщина. – Я ничего не могу понять! Какой маньяк? Кто прыгнул в речку?
Она посмотрела на меня враждебно и подозрительно.
Дети одновременно начали показывать на меня пальцами и галдеть наперебой. Овчарка-колли, желая внести свою лепту в этот бедлам, осторожно тявкнула.
– Марш в дом! – завопила женщина, награждая детей подзатыльниками. – Носа сегодня на улицу не высунете! Гера, домой!
Я оставался в одиночестве и немного растерялся.
– Простите, – сказал я как можно вежливее. – Мне действительно нужно позвонить. Со мной случилось несчастье...
– Знаю я ваши несчастья! – зло сказала женщина. – Пить надо меньше!
– Да ладно – пить! – тоже разозлился я. – Где это вы увидели, что я пьян? Я чудом остался жив, весь промок... А вы талдычете мне про какое-то пьянство! Дети ваши сообразительнее вас!
– Они еще жизни не знают! – мрачно заявила женщина. – Ладно, заходите...
В который раз убеждаюсь, что вежливость в наши дни – плохой помощник. Люди не видят в тебе своего. Однако стоит хорошенько гаркнуть, и перед тобой распахиваются все двери.
– Только учтите, один звонок – и все! – предупредила хозяйка. – Никаких «можно, я у вас посижу?» и прочее. Ясно вам?
Я спокойно посмотрел в ее сверкающие глаза и сказал:
– И не собирался у вас сидеть! Мне вообще такие горластые не нравятся...
– Ишь ты, не нравятся ему! – сказала женщина с затаенной обидой. – Подумаешь... Мокрая курица!
Я успокаивающе улыбнулся ей и быстро набрал номер Чехова. Я очень опасался, что он еще катается по городу, но трубку сняли почти сразу.
– Юрий Николаевич! – с облегчением выдохнул я. – Ты вернулся уже? Выручай! Я без денег, без ботинок и вымок до нитки. Меня нужно срочно увезти на машине.
– Та-а-ак! – зловеще протянул Чехов. – Откуда забрать-то?
Я как мог растолковал ему свое местонахождение.
– Скажи честно, – еще более мрачно спросил Чехов, – именной пистолет брать?
– Честно говоря... – замялся я.
– Понятно! – сказал Чехов. – Сиди там и никуда не высовывайся. Я выезжаю.
Я положил трубку на рычаг и оглянулся:
– Ну вот. Спасибо. Теперь я пошел.
В коридор выглянули две белобрысые любопытные головки. За ними появился роскошный рыжий хвост.
– Далеко товарищу-то ехать? – с неожиданным сочувствием спросила женщина.
– Далековато... – сказал я.
– Так вы это, – со смущенным смешком произнесла женщина. – Посидите действительно, что ли? Куда вы пойдете, мокрый-то? Чаю хоть выпейте...
– Вы полагаете, это будет удобно? – спросил я.
– А что ж? – вздохнула она. – Правильно вы сказали – совсем мы очерствели, чужого горя не замечаем...
– Собственно, я ничего такого не говорил, – великодушно ответил я. – Да и горе-то, по правде сказать, луковое...
Позже, когда я пил на кухне неожиданно ароматный и крепкий чай с яблочным вареньем, женщина опять спросила меня с тревогой:
– А что там мои сорванцы плели про маньяка? Правда, на вас маньяк напал? Я всегда боюсь, когда они одни тут бегают... Место у нас тут какое-то... диковатое...
– Ну-у... честно говоря, напал, но далеко не маньяк! – успокоил я ее. – А детьми он вообще не интересуется, не волнуйтесь. Хотя, конечно, место тут у вас не очень поддается контролю...
Женщина присела напротив меня на табурет и, не в силах сдержать любопытство, поинтересовалась:
– Так он вас душил! Ужас-то какой! Я бы, наверное, со страху умерла... А вы... – Она запнулась, подыскивая слово. – Вы что ж, из этих... из «новых русских»?
– Ну что вы! – улыбнулся я. – Разве я похож на нового? Я русский уже довольно подержанный... И профессия у меня не героическая. Врач я.
Женщина ахнула.
– За что же – врача-то? Небось, признайтесь, жену чужую соблазнили? Вот муж вас и подловил...
– Ага, – кивнул я, допивая чай. – Вы угадали. Вся соль в том, что муж-то у нее – кавказец, джигит! Они такие вещи не прощают.
– Бог ты мой! – ахнула хозяйка. – Что ж вы теперь будете делать-то?
– Теперь что хочешь, то и делай, – философски заметил я. – Как веревочке ни виться...
– Эх вы, мужики! – вздохнула женщина, и в глазах ее мелькнула странная, бесовская искорка. – Нет на вас никакой управы! Одно от вас горе и несчастье... Небось сам женат?
– А вот и нет! – многозначительно сказал я. – Специально и не женился, зная за собой слабость... А теперь уж, видно, и не суждено...
– Ну, бог даст! – с надеждой ответила хозяйка. – Может, все еще образуется!
– Ни-ни-ни! – замотал я головой. – Не хочу даже тешить себя иллюзиями. Закон гор!
Женщина скорбно покачала головой – по ее лицу было видно, что ей до слез жалко невезучего шалопая. А что делать, не рассказывать же ей в самом деле про деятельность фирмы «Воздаяние»?
Мы еще немного поболтали о том о сем, а потом с улицы донесся хрипатый автомобильный гудок. Я, спохватившись, вскочил – Чехову я обещал, что буду ждать его возле дома. В окне был виден его раздолбанный «Москвич».
– Вы все-таки поберегите себя! – смущенно посоветовала женщина на прощание. – Может, обойдется.
Я пообещал ей вести себя разумнее и вышел, ступая по половицам босыми ногами.
Чехов дождался, пока я усядусь, и саркастически спросил:
– Ну что, мистер Хаммер? Тщательно спланированная операция блестяще провалилась? Помнится, на вас был такой элегантный пиджак...
– Не трави душу, Юрий Николаевич! – попросил я. – У всех бывают ошибки.
– Да я к тому, – добродушно заметил Чехов, – что в кармане того пиджака была рация. А рация – она, как сапоги, хороша, когда в паре...
– Ах, черт! – воскликнул я, хлопая себя по лбу. О рации я начисто забыл.
– Да ладно! – махнул рукой Чехов. – Еще наживем. Просто со связью удобнее, конечно... Куда едем?
– Домой, – ответил я. – Старушка извелась, наверное, вконец...
Чехов кивнул, развернул машину и поехал к железнодорожному переезду.
– Чуть не удавили? – сочувственно спросил он через минуту. – Неприятная штука. Было в моей практике. Однако они не стесняются! Ты, Владимир Сергеевич, в дальнейшем остерегись без меня шаги предпринимать, ладно? Да и я, надо сказать, дурака сегодня свалял! Пошел у тебя на поводу... Сейчас бы, глядишь, взяли субчиков за покушение на убийство – на месте преступления! Много их было?
– Двое. Один за рулем сидел. А второй – сзади.
– Никогда не садись на переднее сиденье, – назидательно сказал Чехов. – Я имею в виду – к незнакомым... Так как тебе удалось выкарабкаться?
Я рассказал – как. Чехов слушал, нахмурившись и неопределенно кивая головой.
– Завтра узнаю через дежурную часть, чем это дорожно-транспортное закончилось, – пообещал он. – Вообще-то, если ты числишься теперь в погибших – это, с одной стороны, хорошо. Теперь они зашевелятся и постараются соседку твою побыстрее грохнуть. А с другой стороны, тебе же завтра на работу надо?
– Надо, – согласился я. – Не «Воздаяние» же меня кормить будет...
– То-то и оно, – прищелкнул языком Чехов. – Ну, сегодня они вряд ли решатся на вылазку – раны зализывать будут да проверять наличие твоего отсутствия... Ты сегодня уж посиди дома тихо и света не зажигай... А завтра я попытаюсь с приятелем из РУОПа договориться – сделаем у старушки засаду.
– А вдруг они все-таки сегодня нагрянут?
– А мы на что? – возразил Чехов. – Забыл сказать, я ведь решил сегодня у тебя заночевать. Не возражаешь?
– Да с превеликой радостью! – воскликнул я. – Только что мы будем делать в темноте?
– Страшилки друг другу рассказывать, – хохотнул Чехов.
– И холодильник у меня, конечно, пустой, – с грустью вспомнил я.
– Об этом я позаботился! – заявил Чехов, бросая на меня загадочный взгляд.
Когда мы подъехали к моему дому, он вдруг изобразил на лице выражение огромной досады и сказал:
– Эх, дорогой мой, а как мы к тебе попадем? Ключ-то ты, поди, тоже утопил?
Впервые за целый день я улыбнулся от всей души.
– Черта с два! Ключ я держу в пистоне брюк!
– Тогда вперед! – скомандовал Чехов. – Мигом поднимайся наверх, а я посмотрю, не пасет ли кто тебя у подъезда.
Чувствуя себя полным идиотом, я вышел из машины и вприпрыжку побежал к дому. Разумеется, я успел поймать на себе несколько любопытных взглядов, прежде чем скрылся в подъезде.
Поднявшись на лифте и ворвавшись в квартиру, первым делом переоделся. Ощущение сухой одежды на теле показалось мне непередаваемо прекрасным. Ожидая Чехова, прошелся по комнате, заглянул на кухне в холодильник, вышел на балкон. Наконец в прихожей задребезжал звонок, и я побежал открывать.
Чехов стоял на пороге с кожаным портфелем в руках. Он подмигнул мне и сообщил: