Страница:
– Но я чувствую, что Зелепукин умер не своей смертью! – заявил я.
– Ну, хорошо! Попробуем зайти с другого конца, – смиренно сказал Чехов. – Допустим, вам удается добиться уголовного расследования. Допустим! Женщину задерживают, тело эксгумируют, проводят сложную, дорогостоящую экспертизу... И в результате выясняют, что смерть наступила от естественных причин! Зелепукину, извинившись, отпускают, а вас вежливо просят оплатить издержки... А следом и обиженная вами женщина выставляет вам ответный иск – о клевете. У вас, кстати, жена не адвокат? – хитро сощурившись, закончил Чехов.
– Я пока вообще не женат, – ответил я. – Но вот что я вам скажу, Юрий Николаевич! Чем больше и успешнее вы меня разубеждаете, тем крепче делается моя уверенность в насильственной смерти Зелепукина. Не знаю почему, но я чувствую это очень остро. Может быть, потому, что совесть моя не вполне чиста. И в ответ на ваши пространные рассуждения об ограниченности медицинской науки мне хотелось бы задать, в свою очередь, вопрос – а ваша оперативно-разыскная наука? Неужели она настолько бессильна, что, даже имея стопроцентный злой умысел, труп и прочее, не в состоянии изобличить преступника?
– Изобличает, кстати, следователь, – проворчал Чехов. – Но в каком-то смысле вы правы. Не в состоянии! И очень даже часто не в состоянии. Все, в конечном счете, упирается в экономические нюансы... Представьте себе, сколь кропотливым и долгим будет в данном случае расследование, каких средств оно потребует... А какова его экономическая целесообразность? Нулевая!
– А нравственная? – напомнил я.
– А нравственная волнует, кажется, только вас, – спокойно заметил Чехов. – Представляете, в наше трудное время, когда столько нераскрытых громких убийств, столько миллионных афер, следственная бригада будет работать на удовлетворение вашего нравственного чувства!
– Ну, следственная, допустим, не будет, – согласился я. – Но я имел в виду другое. Можно ведь попробовать разобраться, так сказать, частным порядком...
Чехов иронически взглянул на меня и сказал покровительственно:
– Кем вы себя вообразили – Лу Арчером, Майком Хаммером?.. Комплекция, впрочем, у вас... Да и движетесь вы... Боксом занимались?
– Кандидат в мастера, – гордо сообщил я. – Бывший, конечно.
– Ну что ж, по одному параметру подходите, – милостиво согласился Чехов. – Но, заметьте, частный сыщик непременно имеет за плечами опыт полицейской работы... Где он у вас?
– Потому и прошу у вас совета, – скромно пояснил я.
– Совета... – проворчал Чехов и, опустив голову, погрузился в раздумья. – Ну что ж, если вы так настаиваете, кое-что я вам могу посоветовать. Но все равно, боюсь, вы таких наломаете дров...
– Авось не наломаю, – заверил я. – Я везучий...
– Ну-ну, – хмыкнул Чехов и уже решительно сунул в рот сигарету. – Но, не обессудьте, я буду курить! Без курения какое же расследование! – Сердито сопя, он раскурил сигарету и придвинул к себе чашку с розовым цветком на боку, чтобы стряхивать в нее пепел. – Что скажете?
– Ничего не скажу, – покорно произнес я. – Наверное, по-своему вы правы... Я – весь внимание!
– Ну-с, так! – Чехов с большим удовлетворением затянулся и выпустил огромное облако дыма. – В общем, вы меня где-то задели. Пробудили, можно сказать, азарт. И, в сущности, вы правы – преступник неизбежно оставляет следы. Может быть, и стоит их поискать. Не знаю, принесет ли это нам с вами удовлетворение, но, как говорится, все лучше, чем по подъездам шататься...
Он хохотнул и сделал новую затяжку.
Я терпеливо ждал, а Юрий Николаевич, кажется, от души наслаждался как сигаретой, так и тем, что курил ее в моем присутствии. Наконец он соизволил продолжить свои рассуждения.
– Итак, что я подумал, – сказал он серьезно. – Если начинать в этом деле с заказчика, то есть с супруги покойного, мы действительно сразу заходим в тупик, о котором я вам говорил. Но если зайти с другого конца? – Он посмотрел на меня суровым взглядом матерого законника. – Исполнитель! Несомненно, он был. И скорее всего он из вашего брата. Сама Зелепукина на убийство не пойдет, я думаю. Она из таких натур, которые при всей своей кровожадности боятся даже вида крови. Поэтому она и платила, не скупясь. Хотя кто ее знает, что она имела в виду, говоря «неплохо заплачу...».
Заметьте, она боялась сама убить, но совершенно не боялась огласки, предлагая заняться этой работой первому встречному. Видимо, она всерьез уверена, что в наши времена убийство не является очень уж предосудительным актом. И, пожалуй, она где-то права... Ваша позиция в этом вопросе была ей совершенно непонятна. Скорее всего она подумала, что вы глуповаты и непрофессиональны. Эдакий врач-недоучка. Но, судя по всему, в скором времени она нашла подходящего врача. – Чехов пронзительно посмотрел на меня и заключил: – Если этот человек действительно существовал и удастся узнать его имя – считайте, полдела сделано. Он наверняка признается. Интеллигенция, уж простите, Владимир Сергеевич, раскалывается быстро...
– Да бог с ней, с интеллигенцией! – нетерпеливо сказал я. – И как вы думаете, где искать этого человека?
Чехов, щурясь от дыма, почесал нос рукой, в которой была зажата сигарета.
– Тут две возможности, – задумчиво сказал он. – Или она продолжала бить в одну точку и этот человек с вашей «Скорой», или она нашла кого-то со стороны. Но вы говорите, что наблюдал Зелепукина профессор Черкасов... Не думаю, что профессор годится в киллеры. Идти в поликлинику, искать кого-то там – пожалуй, это не в характере самой мадам. Не забывайте, что она как-никак из высшего общества... Нет, я все-таки склоняюсь к мысли, что она методически продолжала поиск убийцы среди тех, кто был ей в какой-то степени знаком. То есть среди ваших. Кто, говорите, выезжал к ней после вас?
– Врач Светлышев, Виноградов, потом Четыкин и Екатерина Игнатьевна, с которой я так неудачно побеседовал, – сказал я.
Юрий Николаевич раздавил в чашке окурок, весело посмотрел на меня.
– Да уж, – сказал он. – Но не думаю, что эта беседа будет иметь отрицательные последствия. Судя по вашему описанию, Екатерина Игнатьевна – женщина весьма вздорная и чересчур сосредоточенная на своей драгоценной персоне. Ваши незначительные вопросы давно вылетели у нее из головы. Кстати, склоняюсь все же к мысли, что она здесь ни при чем. Женщина вряд ли доверится женщине, поверьте мне. Особенно если обе женщины стервы. А кто, говоришь, еще там был? – Юрий Николаевич наморщил лоб, пытаясь вспомнить фамилии.
– Светлышев, Виноградов и Четыкин, – повторил я.
– Расскажи-ка мне о каждом из них, – с интересом попросил Чехов.
– Лешку Виноградова я знаю года два, – начал я. – И мне этот парень нравится. Во всяком случае, нравился до сегодняшнего дня...
– Ну, подождите, – успокаивающе сказал Чехов. – Может быть, вы абсолютно не зря придерживались такого мнения.
Я пожал плечами и продолжил:
– Он, конечно, парень честолюбивый, амбициозный и, я бы даже сказал, циничный. Тем не менее он нежадный, общительный, поможет, если попросишь... Чувство юмора у него хорошее.
– А как у него обстоят дела со средствами?
Я вздохнул.
– К сожалению, широта натуры – одна из его сторон. Лешка тратит деньги не задумываясь, а потом мучается, где их взять. Занимает, перезанимает, у меня несколько раз одалживал. Тем не менее, когда они у него есть, охотно сам даст в долг.
– А женщины? Я это к тому, – пояснил Чехов, – что его могла толкнуть на преступление какая-нибудь пассия.
– Вряд ли, – покачал я головой. – Женщин Лешка меняет с легкостью, и я не замечал, чтобы он хоть к одной из них относился настолько серьезно, чтобы пойти на такое. Нет, если это и он, то причины, толкнувшие его на убийство, совсем другие.
Сказав это, я задумался. Расписывая сейчас положительные стороны Лешки Виноградова, я почти уверился в том, что он не может быть убийцей. Но, понимая, что мной движут эмоции, я включил холодный разум и сразу же сказал себе, что никого не стоит раньше времени выбрасывать из списка подозреваемых по личным симпатиям.
– Дальше, дальше, – нетерпеливо прервал мои размышления Юрий Николаевич, и я снова начал говорить:
– Как о враче о Лешке могу сказать только хорошее. Ему бы усидчивости – диссертацию мог бы написать, с его-то данными. Интеллект у парня очень высокий.
– Так, а следующие двое?
– Четыкина я знаю недавно, – задумчиво протянул я. – И, честно говоря, мне он не нравится.
– Почему? – сразу же спросил Чехов.
– На мой вкус, человек он неважный, – ответил я. – Эгоист, педант, интроверт... Да и вообще физиономия у него противная...
– О! – воскликнул Чехов, поднимая вверх палец. – Вы нарисовали типичный портрет убийцы.
– Не знаю, – признался я. – Я понимаю, что могу утрировать, опять же руководствуясь субъективкой, но я говорю честно. Не лежит у меня к нему душа. Какой-то он вечно недовольный, брюзгливый, завистливый... Вы уж извините, Юрий Николаевич, что я всем своим рассказам придаю эмоциональную окраску, просто мне так легче описывать человека.
– Я понимаю, – кивнул Чехов. – Но постарайтесь вспомнить, не замечали ли вы чего-нибудь конкретного за Четыкиным? Вот вы говорите, что он завистлив. А в чем это выражается?
– Он всегда недоволен, если кто-то добивается больших успехов, чем он. Или приобретает что-то, чего он не может себе позволить. Да порой доходит до смешного – Лешка Виноградов как-то утром после дежурства достает из холодильника свой пакет апельсинового сока, так Четыкин его таким осуждающим взглядом окинул! А потом еще и лекцию прочитал: дескать, молодой человек, вот вы плачетесь, где бы денег занять, а сами совершаете непозволительную роскошь... Конечно, это еще не факт, – признал я. – Но как человек Роман Ильич малосимпатичен.
– А как врач? – спросил Чехов.
– Не слышал ничего такого, чтобы можно было заподозрить его в непрофессионализме, – задумчиво протянул я. – Да и вообще врачи нашей клиники отличаются высоким профессиональным уровнем.
Юрий Николаевич явно хотел бы поспорить со мной на эту тему, но сейчас времени на это не было, поэтому он, с сожалением погасив свое желание, сказал:
– Итак, у нас остается последний подозреваемый – как вы сказали, Светлышев?
– Да, – подтвердил я. – Светлышев Вениамин Павлович. Из всей компании, пожалуй, самый заурядный человек. Спокойный, немногословный. Правда, затюканный семейными проблемами. У него взрослые дети, внуки, жена... Все требуют расходов. Еще там у него жилищные проблемы, по-моему. Словом, вполне типичная картина. Но есть один момент...
Юрий Николаевич с любопытством посмотрел на меня.
– Я точно не знаю, – признался я, – но ходят слухи, что Светлышев посещает какой-то подозрительный клуб здоровья, которым руководит не менее подозрительный гуру. Чем они там занимаются на своих занятиях, я, конечно, не знаю, хотя версии по клинике гуляют самые невероятные. В основном судачат женщины, им это интересно. Конечно, девяносто процентов того, что они говорят, можно считать полным бредом, но ведь дыма без огня не бывает. Я слышал, что Светлышев со своими одноклубниками по выходным уезжают в загородные дома отдыха. А ведь на это тоже нужны средства. Ведь наверняка первое, что толкнуло нашего врача-убийцу на преступление, – это деньги?
– Вероятнее всего, – согласно кивнул Юрий Николаевич. – И все же другие версии отметать тоже не стоит. Я бы вот что вам посоветовал – последите за каждым из них, попробуйте что-то разузнать. Только не спрашивайте в лоб – ты убил? Ни один из них все равно вам ничего не скажет. Попробуйте сблизиться с ними, поспрашивайте знакомых. Может быть, кто-то вдруг начал сорить деньгами, посещать рестораны, понимаете...
– Хорошо, – кивнул я. – Я попробую.
– И с кого вы решили начать?
– Пожалуй, с Четыкина, – подумав, сказал я.
– Я и не ожидал другого, – усмехнулся Чехов. – Вы уже почти уверились, что это он, и теперь постараетесь себя в этом убедить. С точки зрения эмоционального человека, это понятно.
– А что вы мне посоветуете? – сразу же потух я.
– Да это ваше дело, – пожал плечами Чехов. – Попробуйте использовать свою интуицию, а там посмотрим, что получится.
– Но послушайте, – сообразил вдруг я. – Ведь Четыкин был у Зелепукина недели за две до смерти! Он не может быть подозреваемым!
– А я думаю, может, – заявил Чехов. – Он, как и вы, столкнулся с проблемой первый раз в жизни. Предложение, как вы выразились, было действительно необычным. Я думаю, он просто размышлял и пришел в конце концов к выводу, что надо это предложение принять. Тогда он поехал на Котельническую набережную частным порядком и сделал свое дело. Кстати, можно показать фотографии всех троих лифтеру. У этой публики взгляд наметан – они вполне могли его запомнить... А лучше всего, – добавил он самым доброжелательным тоном, – бросьте вы все-таки это дело, а? Не ваше оно!
– В каком-то смысле не мое, – возразил я. – Вы этого не можете отрицать. Но попробую разобраться. Не возражаете, если обращусь к вам за консультацией?
– Буду рад! – загорелся Чехов. – Жду вас в любой день. Адрес мой у вас имеется. Телефон тоже. Всегда к вашим услугам. Я ведь, знаете, почти всегда дома... Огородами не увлекаюсь, компаний не люблю... Кстати, угощу вас столь ненавистными вам грибками... Вы сами-то как – в отношении запотевшей бутылочки?
– Весьма умеренно, – признался я. – Но из уважения к вам... Кстати, где же вы берете грибы, если предпочитаете не выходить из дома?
– На рынке, Владимир Сергеевич, на рынке! Человек я сугубо городской, урбанистический, в лесах теряюсь... Но на рынке действую безошибочно, не сомневайтесь!
– Только договоримся, – сурово потребовал я, – что без меня вы соблюдаете строжайшую диету! Подержите себя хотя бы немного в форме. Расслабитесь, когда я загляну к вам в гости.
– Надеюсь, вы не будете злоупотреблять моим терпением, – проворчал Чехов.
– Аналогично, – ответил я, поднимаясь и направляясь к выходу.
– Еще один совет, – окликнул меня Чехов. – Не рассказывайте каждому встречному и поперечному, что ищете убийцу. Держите язык за зубами. Иначе или спугнете, или попадете впросак.
– Учту, – сказал я. – Учту непременно.
Юрий Николаевич кивнул мне и, по-хозяйски развалившись на кровати, уже без стеснения выщелкнул из пачки очередную сигарету. Я промолчал.
Однако сегодня он был в квартире один. Это немного скрасило мокрый пейзаж за окном. Роман Ильич свободно и вяло прошлепал в ванную, умылся холодной водой, глядя в зеркало равнодушно и невнимательно, аккуратно почистил зубы и расчесал редкие волосы.
Следующим этапом была кухня. Поставив на газ эмалированный чайник, Роман Ильич достал из холодильника два яйца и пакет молока. Взбивая в чашке смесь для омлета, он неодобрительно посматривал на кухонный стол соседки, который украшала пустая винная бутылка и россыпь фантиков от шоколадных конфет. Этот натюрморт стоял уже неделю и оскорблял взор Четыкина неимоверно, но выносить мусор за легкомысленной соседкой он не собирался из принципа.
Зажарив омлет, Роман Ильич бросил в большую фарфоровую кружку две чайные ложки кофе «Пеле», залил кипятком и добавил молока. С экрана телевизора настоящий Пеле утверждал, что одноименный с ним кофе относится к категории лучших. Роман Ильич придерживался иного мнения и невольно пришел к убеждению, что легендарный футболист такой же пройдоха, как и все вокруг, ничем не лучше.
Он съел омлет, запивая его теплым кофе и прислушиваясь к шуму падающих дождевых капель. По шуму выходило, что Романа Ильича ожидает прогулка под барабанящим зонтом, мокрые тротуары, брызги от проезжающих автомобилей, вагоны метро, набитые промокшим людом, и прочие досадные мелочи, которые травмировали его чувствительную натуру.
Позавтракав, он включил радио, надеясь услышать прогноз погоды, но по ушам резанул дурашливый, неестественно бодрый голос, зазывно предлагающий квартиры в строящихся домах – элитные, но дешевые. Роман Ильич терпеть не мог рекламы, и рука сама уже потянулась к ручке выключателя, но любопытство все же пересилило, и он дослушал сообщение до конца. Стоимость квадратного метра от трехсот девяноста долларов. Он прикинул, сколько будет стоить пятьдесят метров. Испытав легкое разочарование, Четыкин выключил радио и быстро вымыл за собой посуду. Если бы судьба подкинула ему еще хотя бы десять кусков! Он бы перебрался из этой опостылевшей норы куда-нибудь в зеленый район, в квартиру с зимним садом и кабинетом где-нибудь на двадцатом этаже, чтобы по утрам в одиночестве любоваться с балкона панорамой просыпающейся Москвы!
Роман Ильич убрал посуду в шкафчик и насухо вытер стол. Ларискин свинарник был удостоен еще одного презрительного взгляда, и Четыкин вернулся в свою комнату. Облачившись в поношенный серый костюм и повязав такой же невзрачный галстук, Роман Ильич критически посмотрел на себя в зеркало. Борода росла у него плохо, и поэтому бриться он мог себе позволить через день. Роман Ильич считал это большой удачей.
Взяв с собой старенький «дипломат» и большой черный зонт, Четыкин покинул квартиру и отправился на работу. Сегодня он дежурил с утра до вечера. Дневные дежурства он любил больше, потому что предпочитал ночью спать, а не мотаться по городу в санитарной машине.
На улице все было именно так, как он и ожидал, – пляшущие по асфальту капли, грязные фонтаны брызг из-под мчащихся лимузинов, торопливые пассажиры, размахивающие мокрыми зонтиками, – он стоически вынес все, выскочил на Тверской, пробежал по подземному переходу, поднялся на поверхность и, только свернув с Тверской в тихий переулок, перевел дух. Башмаки его намокли, по куполу зонта продолжал хлестать дождь, но зато он был опять один, и никто не тревожил его ни физически, ни душевно.
Торопясь побыстрее попасть под крышу, Роман Ильич шел, опустив голову и не глядя по сторонам. Мокрый асфальт сделался похожим на черное щербатое стекло – все отражалось в нем, но отражалось забавно и уродливо – от фигур, от деревьев, от машин оставался только какой-то пестрый штрих, зигзаг, абстрактный символ. От нечего делать Роман Ильич увлекся разглядыванием этих символов. Закрывая зонт, он вбежал в будку, где сидели охранники и, торопливо предъявив пропуск, помчался дальше по дорожке, ведущей к больничному корпусу.
Алексей поднялся с постели и прошел в кухню. Там он открыл последнюю упаковку апельсинового сока, наполнил стакан и с удовольствием принялся пить любимый напиток. Потом отвернулся к окну и задумался.
Собственно, думы в последнее время одолевали его постоянно и касались только одной темы – материальной. Алексей сосредоточенно смотрел в окно, покусывая губы. Он понимал, что нужно срочно искать дополнительный заработок, иначе он просто не сможет существовать дальше.
Вчера к Алексею приезжала мать и, заглянув в холодильник, ужаснулась тому, что сыну нечего есть. Она прочитала ему длинную лекцию на тему правильного питания и здорового образа жизни. Здорового образа жизни Леша и сам старался придерживаться – отсюда и утренние пробежки, и холодный душ, и полнейший отказ от никотина и алкоголя. К тому же он был врач и все прекрасно понимал сам.
Обычно он терпел нудные материнские нотации, лишь молча кивая в ответ. Вчера же, внезапно разозлившись, вспылил и обошелся с матерью довольно грубо. Та ушла обиженная и наверняка вечером долго жаловалась отцу. Визит отца в воспитательных целях Алексею был совершенно не нужен, и он решил сегодня сам съездить к родителям, купить матери цветов и коробку конфет, чтобы исчерпать инцидент.
Однако денег на покупку ни того, ни другого не было. Алексей злился на собственную несдержанность, бродя по кухне со стаканом сока в руках.
«И что на меня вчера напало? – думал он. – Как с цепи сорвался. Теперь вот деньги нужно где-то брать, вину заглаживать».
Тут он вспомнил о своем бывшем сокурснике Юр-ке Соловьеве. Соловьев был редкостным шалопаем. В свое время он дружил с Алексеем, потом бросил институт после третьего курса, и дороги их разошлись. Поначалу они еще регулярно встречались, потом встречи становились все более редкими и наконец прекратились совсем. Теперь они виделись только случайно.
Как раз недавно и случилась такая встреча. Виноградов спешил с работы домой, когда его чуть не сбил черный джип. Алексей хотел было уже открыть рот, чтобы высказать свое возмущение, невзирая на то, что в подобных машинах зачастую ездят люди, с которыми не стоит портить отношения. Но тут дверь джипа распахнулась, и из него вывалился здоровый, коротко стриженный парень в шортах и белой футболке и радостно заорал:
– Леха! Здорово, Леха!
– Юрка? – с изумлением узнал Алексей в этом растолстевшем, сытом амбале тощего и вечно голодного Юрку.
– Признал! – удовлетворенно заключил Соловьев, сжимая Виноградова своими здоровенными ручищами.
Через некоторое время они сидели в ресторане, Соловьев не скупясь угощал Алексея всем, чем можно, и рассказывал о своей теперешней жизни. По его словам, три года назад он стал заниматься бизнесом, дела пошли более чем хорошо, и вот теперь Юрий Валентинович Соловьев, честный бизнесмен, являлся обладателем шикарной трехкомнатной квартиры на Садовом кольце, этого самого джипа, а также загородного дома в Переделкине, который он купил у спившегося писателя, бывшего светила социалистического реализма.
– А ты как? – пережевывая кусок бифштекса, поинтересовался Юрка.
Виноградов вздохнул и безрадостно начал рассказывать о своей жизни и работе.
– Да ты что, старик? – искренне удивился Юрка. – За такие бабки сутками пахать?
– А что еще делать? – развел руками Виноградов.
– Слушай, старик! – хлопая Алексея по плечу, наклонился к нему Соловьев и, понизив голос, продолжил: – А пошли ко мне работать.
– К тебе? – удивился Виноградов. – А что мне у тебя-то делать? Я же врач, больше ничего делать не умею.
– Вот именно, что врач, – согласился Юрка.
И он, еще ниже наклоняясь к Виноградову, поведал, что работа, конечно, специфическая, но все-таки не самая страшная и, в общем-то, к ее изъянам можно привыкнуть, а уж оплата с лихвой компенсирует моральные издержки. Ну и все в таком духе.
Виноградов тогда отказался от сомнительного предложения бывшего сокурсника, хотя тот сулил большие деньги за услуги. Юрка, однако, посоветовал ему подумать и оставил свою визитку с просьбой позвонить, если Виноградов все-таки решится.
И вот теперь такой момент настал. Алексей поднялся и, отставив стакан, прошел в комнату и полез в письменный стол. Долго искать визитку, данную Соловьевым, не пришлось – Алексей, будучи педантом, все вещи хранил на своих местах. Поэтому он достал из аккуратно сложенной стопочки среднего ящика черный блокнот, раскрыл его и вытащил из-за края обложки визитку с телефоном Соловьева.
Подойдя к телефону, Алексей набрал номер своего сокурсника и, услышав его голос, произнес:
– Юра? Это Алексей. Я звоню сказать, что я согласен.
Он небрежным жестом бросил снимок на колени своего соседа.
Тот подобрал фотографию и мельком взглянул на нее.
– Точно он! Вылитый. Не понимаю, почему он тебе не нравится? Такая милая мордашка.
– Он мне не нравится, – упрямо повторил водитель.
– Тебе с ним что – детей крестить? Какая разница: нравится – не нравится?
– Не нравится, и все! Не удивлюсь, если он окажется «голубым». Они тут все «голубые», наверное, – мстительно сказал водитель.
– А кто еще «голубой»? – удивился сосед.
– Как кто? Артур, конечно!
– С чего ты это взял?
– Видел бы ты, как он первое время на меня смотрел! Облизывался, как баба! Я их за версту чую! Но я ему сразу дал понять, чтобы держался от меня подальше! – На сытом самодовольном лице водителя появилось выражение брезгливого превосходства.
– Что-то я ничего такого не заметил, Лелик! – недоверчиво протянул второй. – По-моему, мужик как мужик. На меня он, во всяком случае, обыкновенно смотрел.
– Ну, хорошо! Попробуем зайти с другого конца, – смиренно сказал Чехов. – Допустим, вам удается добиться уголовного расследования. Допустим! Женщину задерживают, тело эксгумируют, проводят сложную, дорогостоящую экспертизу... И в результате выясняют, что смерть наступила от естественных причин! Зелепукину, извинившись, отпускают, а вас вежливо просят оплатить издержки... А следом и обиженная вами женщина выставляет вам ответный иск – о клевете. У вас, кстати, жена не адвокат? – хитро сощурившись, закончил Чехов.
– Я пока вообще не женат, – ответил я. – Но вот что я вам скажу, Юрий Николаевич! Чем больше и успешнее вы меня разубеждаете, тем крепче делается моя уверенность в насильственной смерти Зелепукина. Не знаю почему, но я чувствую это очень остро. Может быть, потому, что совесть моя не вполне чиста. И в ответ на ваши пространные рассуждения об ограниченности медицинской науки мне хотелось бы задать, в свою очередь, вопрос – а ваша оперативно-разыскная наука? Неужели она настолько бессильна, что, даже имея стопроцентный злой умысел, труп и прочее, не в состоянии изобличить преступника?
– Изобличает, кстати, следователь, – проворчал Чехов. – Но в каком-то смысле вы правы. Не в состоянии! И очень даже часто не в состоянии. Все, в конечном счете, упирается в экономические нюансы... Представьте себе, сколь кропотливым и долгим будет в данном случае расследование, каких средств оно потребует... А какова его экономическая целесообразность? Нулевая!
– А нравственная? – напомнил я.
– А нравственная волнует, кажется, только вас, – спокойно заметил Чехов. – Представляете, в наше трудное время, когда столько нераскрытых громких убийств, столько миллионных афер, следственная бригада будет работать на удовлетворение вашего нравственного чувства!
– Ну, следственная, допустим, не будет, – согласился я. – Но я имел в виду другое. Можно ведь попробовать разобраться, так сказать, частным порядком...
Чехов иронически взглянул на меня и сказал покровительственно:
– Кем вы себя вообразили – Лу Арчером, Майком Хаммером?.. Комплекция, впрочем, у вас... Да и движетесь вы... Боксом занимались?
– Кандидат в мастера, – гордо сообщил я. – Бывший, конечно.
– Ну что ж, по одному параметру подходите, – милостиво согласился Чехов. – Но, заметьте, частный сыщик непременно имеет за плечами опыт полицейской работы... Где он у вас?
– Потому и прошу у вас совета, – скромно пояснил я.
– Совета... – проворчал Чехов и, опустив голову, погрузился в раздумья. – Ну что ж, если вы так настаиваете, кое-что я вам могу посоветовать. Но все равно, боюсь, вы таких наломаете дров...
– Авось не наломаю, – заверил я. – Я везучий...
– Ну-ну, – хмыкнул Чехов и уже решительно сунул в рот сигарету. – Но, не обессудьте, я буду курить! Без курения какое же расследование! – Сердито сопя, он раскурил сигарету и придвинул к себе чашку с розовым цветком на боку, чтобы стряхивать в нее пепел. – Что скажете?
– Ничего не скажу, – покорно произнес я. – Наверное, по-своему вы правы... Я – весь внимание!
– Ну-с, так! – Чехов с большим удовлетворением затянулся и выпустил огромное облако дыма. – В общем, вы меня где-то задели. Пробудили, можно сказать, азарт. И, в сущности, вы правы – преступник неизбежно оставляет следы. Может быть, и стоит их поискать. Не знаю, принесет ли это нам с вами удовлетворение, но, как говорится, все лучше, чем по подъездам шататься...
Он хохотнул и сделал новую затяжку.
Я терпеливо ждал, а Юрий Николаевич, кажется, от души наслаждался как сигаретой, так и тем, что курил ее в моем присутствии. Наконец он соизволил продолжить свои рассуждения.
– Итак, что я подумал, – сказал он серьезно. – Если начинать в этом деле с заказчика, то есть с супруги покойного, мы действительно сразу заходим в тупик, о котором я вам говорил. Но если зайти с другого конца? – Он посмотрел на меня суровым взглядом матерого законника. – Исполнитель! Несомненно, он был. И скорее всего он из вашего брата. Сама Зелепукина на убийство не пойдет, я думаю. Она из таких натур, которые при всей своей кровожадности боятся даже вида крови. Поэтому она и платила, не скупясь. Хотя кто ее знает, что она имела в виду, говоря «неплохо заплачу...».
Заметьте, она боялась сама убить, но совершенно не боялась огласки, предлагая заняться этой работой первому встречному. Видимо, она всерьез уверена, что в наши времена убийство не является очень уж предосудительным актом. И, пожалуй, она где-то права... Ваша позиция в этом вопросе была ей совершенно непонятна. Скорее всего она подумала, что вы глуповаты и непрофессиональны. Эдакий врач-недоучка. Но, судя по всему, в скором времени она нашла подходящего врача. – Чехов пронзительно посмотрел на меня и заключил: – Если этот человек действительно существовал и удастся узнать его имя – считайте, полдела сделано. Он наверняка признается. Интеллигенция, уж простите, Владимир Сергеевич, раскалывается быстро...
– Да бог с ней, с интеллигенцией! – нетерпеливо сказал я. – И как вы думаете, где искать этого человека?
Чехов, щурясь от дыма, почесал нос рукой, в которой была зажата сигарета.
– Тут две возможности, – задумчиво сказал он. – Или она продолжала бить в одну точку и этот человек с вашей «Скорой», или она нашла кого-то со стороны. Но вы говорите, что наблюдал Зелепукина профессор Черкасов... Не думаю, что профессор годится в киллеры. Идти в поликлинику, искать кого-то там – пожалуй, это не в характере самой мадам. Не забывайте, что она как-никак из высшего общества... Нет, я все-таки склоняюсь к мысли, что она методически продолжала поиск убийцы среди тех, кто был ей в какой-то степени знаком. То есть среди ваших. Кто, говорите, выезжал к ней после вас?
– Врач Светлышев, Виноградов, потом Четыкин и Екатерина Игнатьевна, с которой я так неудачно побеседовал, – сказал я.
Юрий Николаевич раздавил в чашке окурок, весело посмотрел на меня.
– Да уж, – сказал он. – Но не думаю, что эта беседа будет иметь отрицательные последствия. Судя по вашему описанию, Екатерина Игнатьевна – женщина весьма вздорная и чересчур сосредоточенная на своей драгоценной персоне. Ваши незначительные вопросы давно вылетели у нее из головы. Кстати, склоняюсь все же к мысли, что она здесь ни при чем. Женщина вряд ли доверится женщине, поверьте мне. Особенно если обе женщины стервы. А кто, говоришь, еще там был? – Юрий Николаевич наморщил лоб, пытаясь вспомнить фамилии.
– Светлышев, Виноградов и Четыкин, – повторил я.
– Расскажи-ка мне о каждом из них, – с интересом попросил Чехов.
– Лешку Виноградова я знаю года два, – начал я. – И мне этот парень нравится. Во всяком случае, нравился до сегодняшнего дня...
– Ну, подождите, – успокаивающе сказал Чехов. – Может быть, вы абсолютно не зря придерживались такого мнения.
Я пожал плечами и продолжил:
– Он, конечно, парень честолюбивый, амбициозный и, я бы даже сказал, циничный. Тем не менее он нежадный, общительный, поможет, если попросишь... Чувство юмора у него хорошее.
– А как у него обстоят дела со средствами?
Я вздохнул.
– К сожалению, широта натуры – одна из его сторон. Лешка тратит деньги не задумываясь, а потом мучается, где их взять. Занимает, перезанимает, у меня несколько раз одалживал. Тем не менее, когда они у него есть, охотно сам даст в долг.
– А женщины? Я это к тому, – пояснил Чехов, – что его могла толкнуть на преступление какая-нибудь пассия.
– Вряд ли, – покачал я головой. – Женщин Лешка меняет с легкостью, и я не замечал, чтобы он хоть к одной из них относился настолько серьезно, чтобы пойти на такое. Нет, если это и он, то причины, толкнувшие его на убийство, совсем другие.
Сказав это, я задумался. Расписывая сейчас положительные стороны Лешки Виноградова, я почти уверился в том, что он не может быть убийцей. Но, понимая, что мной движут эмоции, я включил холодный разум и сразу же сказал себе, что никого не стоит раньше времени выбрасывать из списка подозреваемых по личным симпатиям.
– Дальше, дальше, – нетерпеливо прервал мои размышления Юрий Николаевич, и я снова начал говорить:
– Как о враче о Лешке могу сказать только хорошее. Ему бы усидчивости – диссертацию мог бы написать, с его-то данными. Интеллект у парня очень высокий.
– Так, а следующие двое?
– Четыкина я знаю недавно, – задумчиво протянул я. – И, честно говоря, мне он не нравится.
– Почему? – сразу же спросил Чехов.
– На мой вкус, человек он неважный, – ответил я. – Эгоист, педант, интроверт... Да и вообще физиономия у него противная...
– О! – воскликнул Чехов, поднимая вверх палец. – Вы нарисовали типичный портрет убийцы.
– Не знаю, – признался я. – Я понимаю, что могу утрировать, опять же руководствуясь субъективкой, но я говорю честно. Не лежит у меня к нему душа. Какой-то он вечно недовольный, брюзгливый, завистливый... Вы уж извините, Юрий Николаевич, что я всем своим рассказам придаю эмоциональную окраску, просто мне так легче описывать человека.
– Я понимаю, – кивнул Чехов. – Но постарайтесь вспомнить, не замечали ли вы чего-нибудь конкретного за Четыкиным? Вот вы говорите, что он завистлив. А в чем это выражается?
– Он всегда недоволен, если кто-то добивается больших успехов, чем он. Или приобретает что-то, чего он не может себе позволить. Да порой доходит до смешного – Лешка Виноградов как-то утром после дежурства достает из холодильника свой пакет апельсинового сока, так Четыкин его таким осуждающим взглядом окинул! А потом еще и лекцию прочитал: дескать, молодой человек, вот вы плачетесь, где бы денег занять, а сами совершаете непозволительную роскошь... Конечно, это еще не факт, – признал я. – Но как человек Роман Ильич малосимпатичен.
– А как врач? – спросил Чехов.
– Не слышал ничего такого, чтобы можно было заподозрить его в непрофессионализме, – задумчиво протянул я. – Да и вообще врачи нашей клиники отличаются высоким профессиональным уровнем.
Юрий Николаевич явно хотел бы поспорить со мной на эту тему, но сейчас времени на это не было, поэтому он, с сожалением погасив свое желание, сказал:
– Итак, у нас остается последний подозреваемый – как вы сказали, Светлышев?
– Да, – подтвердил я. – Светлышев Вениамин Павлович. Из всей компании, пожалуй, самый заурядный человек. Спокойный, немногословный. Правда, затюканный семейными проблемами. У него взрослые дети, внуки, жена... Все требуют расходов. Еще там у него жилищные проблемы, по-моему. Словом, вполне типичная картина. Но есть один момент...
Юрий Николаевич с любопытством посмотрел на меня.
– Я точно не знаю, – признался я, – но ходят слухи, что Светлышев посещает какой-то подозрительный клуб здоровья, которым руководит не менее подозрительный гуру. Чем они там занимаются на своих занятиях, я, конечно, не знаю, хотя версии по клинике гуляют самые невероятные. В основном судачат женщины, им это интересно. Конечно, девяносто процентов того, что они говорят, можно считать полным бредом, но ведь дыма без огня не бывает. Я слышал, что Светлышев со своими одноклубниками по выходным уезжают в загородные дома отдыха. А ведь на это тоже нужны средства. Ведь наверняка первое, что толкнуло нашего врача-убийцу на преступление, – это деньги?
– Вероятнее всего, – согласно кивнул Юрий Николаевич. – И все же другие версии отметать тоже не стоит. Я бы вот что вам посоветовал – последите за каждым из них, попробуйте что-то разузнать. Только не спрашивайте в лоб – ты убил? Ни один из них все равно вам ничего не скажет. Попробуйте сблизиться с ними, поспрашивайте знакомых. Может быть, кто-то вдруг начал сорить деньгами, посещать рестораны, понимаете...
– Хорошо, – кивнул я. – Я попробую.
– И с кого вы решили начать?
– Пожалуй, с Четыкина, – подумав, сказал я.
– Я и не ожидал другого, – усмехнулся Чехов. – Вы уже почти уверились, что это он, и теперь постараетесь себя в этом убедить. С точки зрения эмоционального человека, это понятно.
– А что вы мне посоветуете? – сразу же потух я.
– Да это ваше дело, – пожал плечами Чехов. – Попробуйте использовать свою интуицию, а там посмотрим, что получится.
– Но послушайте, – сообразил вдруг я. – Ведь Четыкин был у Зелепукина недели за две до смерти! Он не может быть подозреваемым!
– А я думаю, может, – заявил Чехов. – Он, как и вы, столкнулся с проблемой первый раз в жизни. Предложение, как вы выразились, было действительно необычным. Я думаю, он просто размышлял и пришел в конце концов к выводу, что надо это предложение принять. Тогда он поехал на Котельническую набережную частным порядком и сделал свое дело. Кстати, можно показать фотографии всех троих лифтеру. У этой публики взгляд наметан – они вполне могли его запомнить... А лучше всего, – добавил он самым доброжелательным тоном, – бросьте вы все-таки это дело, а? Не ваше оно!
– В каком-то смысле не мое, – возразил я. – Вы этого не можете отрицать. Но попробую разобраться. Не возражаете, если обращусь к вам за консультацией?
– Буду рад! – загорелся Чехов. – Жду вас в любой день. Адрес мой у вас имеется. Телефон тоже. Всегда к вашим услугам. Я ведь, знаете, почти всегда дома... Огородами не увлекаюсь, компаний не люблю... Кстати, угощу вас столь ненавистными вам грибками... Вы сами-то как – в отношении запотевшей бутылочки?
– Весьма умеренно, – признался я. – Но из уважения к вам... Кстати, где же вы берете грибы, если предпочитаете не выходить из дома?
– На рынке, Владимир Сергеевич, на рынке! Человек я сугубо городской, урбанистический, в лесах теряюсь... Но на рынке действую безошибочно, не сомневайтесь!
– Только договоримся, – сурово потребовал я, – что без меня вы соблюдаете строжайшую диету! Подержите себя хотя бы немного в форме. Расслабитесь, когда я загляну к вам в гости.
– Надеюсь, вы не будете злоупотреблять моим терпением, – проворчал Чехов.
– Аналогично, – ответил я, поднимаясь и направляясь к выходу.
– Еще один совет, – окликнул меня Чехов. – Не рассказывайте каждому встречному и поперечному, что ищете убийцу. Держите язык за зубами. Иначе или спугнете, или попадете впросак.
– Учту, – сказал я. – Учту непременно.
Юрий Николаевич кивнул мне и, по-хозяйски развалившись на кровати, уже без стеснения выщелкнул из пачки очередную сигарету. Я промолчал.
* * *
В равномерный шелест дождя за окном ворвался негромкий, но настойчивый треск электронного будильника. Четыкин на ощупь нашел на полу пластмассовую коробку, нажал на кнопку и только потом открыл глаза. Во времена его детства будильники были громоздкими механическими конструкциями, и звон они издавали беспощадный, как пожарный колокол. По этому душераздирающему сигналу Роман Ильич покидал теплую постель и блаженный мир сновидений. Мир вокруг был холоден и сер – и страшнее этой минуты в детстве не было ничего. С тех далеких времен техника переменилась кардинально – легкими и бесшумными стали часы, и звук будильника сделался негромким и щадящим. Но и этот щадящий звук был омерзителен, потому что звучал он по-прежнему тогда, когда мир вокруг был холоден и сер.Однако сегодня он был в квартире один. Это немного скрасило мокрый пейзаж за окном. Роман Ильич свободно и вяло прошлепал в ванную, умылся холодной водой, глядя в зеркало равнодушно и невнимательно, аккуратно почистил зубы и расчесал редкие волосы.
Следующим этапом была кухня. Поставив на газ эмалированный чайник, Роман Ильич достал из холодильника два яйца и пакет молока. Взбивая в чашке смесь для омлета, он неодобрительно посматривал на кухонный стол соседки, который украшала пустая винная бутылка и россыпь фантиков от шоколадных конфет. Этот натюрморт стоял уже неделю и оскорблял взор Четыкина неимоверно, но выносить мусор за легкомысленной соседкой он не собирался из принципа.
Зажарив омлет, Роман Ильич бросил в большую фарфоровую кружку две чайные ложки кофе «Пеле», залил кипятком и добавил молока. С экрана телевизора настоящий Пеле утверждал, что одноименный с ним кофе относится к категории лучших. Роман Ильич придерживался иного мнения и невольно пришел к убеждению, что легендарный футболист такой же пройдоха, как и все вокруг, ничем не лучше.
Он съел омлет, запивая его теплым кофе и прислушиваясь к шуму падающих дождевых капель. По шуму выходило, что Романа Ильича ожидает прогулка под барабанящим зонтом, мокрые тротуары, брызги от проезжающих автомобилей, вагоны метро, набитые промокшим людом, и прочие досадные мелочи, которые травмировали его чувствительную натуру.
Позавтракав, он включил радио, надеясь услышать прогноз погоды, но по ушам резанул дурашливый, неестественно бодрый голос, зазывно предлагающий квартиры в строящихся домах – элитные, но дешевые. Роман Ильич терпеть не мог рекламы, и рука сама уже потянулась к ручке выключателя, но любопытство все же пересилило, и он дослушал сообщение до конца. Стоимость квадратного метра от трехсот девяноста долларов. Он прикинул, сколько будет стоить пятьдесят метров. Испытав легкое разочарование, Четыкин выключил радио и быстро вымыл за собой посуду. Если бы судьба подкинула ему еще хотя бы десять кусков! Он бы перебрался из этой опостылевшей норы куда-нибудь в зеленый район, в квартиру с зимним садом и кабинетом где-нибудь на двадцатом этаже, чтобы по утрам в одиночестве любоваться с балкона панорамой просыпающейся Москвы!
Роман Ильич убрал посуду в шкафчик и насухо вытер стол. Ларискин свинарник был удостоен еще одного презрительного взгляда, и Четыкин вернулся в свою комнату. Облачившись в поношенный серый костюм и повязав такой же невзрачный галстук, Роман Ильич критически посмотрел на себя в зеркало. Борода росла у него плохо, и поэтому бриться он мог себе позволить через день. Роман Ильич считал это большой удачей.
Взяв с собой старенький «дипломат» и большой черный зонт, Четыкин покинул квартиру и отправился на работу. Сегодня он дежурил с утра до вечера. Дневные дежурства он любил больше, потому что предпочитал ночью спать, а не мотаться по городу в санитарной машине.
На улице все было именно так, как он и ожидал, – пляшущие по асфальту капли, грязные фонтаны брызг из-под мчащихся лимузинов, торопливые пассажиры, размахивающие мокрыми зонтиками, – он стоически вынес все, выскочил на Тверской, пробежал по подземному переходу, поднялся на поверхность и, только свернув с Тверской в тихий переулок, перевел дух. Башмаки его намокли, по куполу зонта продолжал хлестать дождь, но зато он был опять один, и никто не тревожил его ни физически, ни душевно.
Торопясь побыстрее попасть под крышу, Роман Ильич шел, опустив голову и не глядя по сторонам. Мокрый асфальт сделался похожим на черное щербатое стекло – все отражалось в нем, но отражалось забавно и уродливо – от фигур, от деревьев, от машин оставался только какой-то пестрый штрих, зигзаг, абстрактный символ. От нечего делать Роман Ильич увлекся разглядыванием этих символов. Закрывая зонт, он вбежал в будку, где сидели охранники и, торопливо предъявив пропуск, помчался дальше по дорожке, ведущей к больничному корпусу.
* * *
Алексей Виноградов, отдежурив, вернулся домой утром. Он собирался сразу же лечь спать, но, проворочавшись с полчаса в постели, понял, что уснуть ему не удастся.Алексей поднялся с постели и прошел в кухню. Там он открыл последнюю упаковку апельсинового сока, наполнил стакан и с удовольствием принялся пить любимый напиток. Потом отвернулся к окну и задумался.
Собственно, думы в последнее время одолевали его постоянно и касались только одной темы – материальной. Алексей сосредоточенно смотрел в окно, покусывая губы. Он понимал, что нужно срочно искать дополнительный заработок, иначе он просто не сможет существовать дальше.
Вчера к Алексею приезжала мать и, заглянув в холодильник, ужаснулась тому, что сыну нечего есть. Она прочитала ему длинную лекцию на тему правильного питания и здорового образа жизни. Здорового образа жизни Леша и сам старался придерживаться – отсюда и утренние пробежки, и холодный душ, и полнейший отказ от никотина и алкоголя. К тому же он был врач и все прекрасно понимал сам.
Обычно он терпел нудные материнские нотации, лишь молча кивая в ответ. Вчера же, внезапно разозлившись, вспылил и обошелся с матерью довольно грубо. Та ушла обиженная и наверняка вечером долго жаловалась отцу. Визит отца в воспитательных целях Алексею был совершенно не нужен, и он решил сегодня сам съездить к родителям, купить матери цветов и коробку конфет, чтобы исчерпать инцидент.
Однако денег на покупку ни того, ни другого не было. Алексей злился на собственную несдержанность, бродя по кухне со стаканом сока в руках.
«И что на меня вчера напало? – думал он. – Как с цепи сорвался. Теперь вот деньги нужно где-то брать, вину заглаживать».
Тут он вспомнил о своем бывшем сокурснике Юр-ке Соловьеве. Соловьев был редкостным шалопаем. В свое время он дружил с Алексеем, потом бросил институт после третьего курса, и дороги их разошлись. Поначалу они еще регулярно встречались, потом встречи становились все более редкими и наконец прекратились совсем. Теперь они виделись только случайно.
Как раз недавно и случилась такая встреча. Виноградов спешил с работы домой, когда его чуть не сбил черный джип. Алексей хотел было уже открыть рот, чтобы высказать свое возмущение, невзирая на то, что в подобных машинах зачастую ездят люди, с которыми не стоит портить отношения. Но тут дверь джипа распахнулась, и из него вывалился здоровый, коротко стриженный парень в шортах и белой футболке и радостно заорал:
– Леха! Здорово, Леха!
– Юрка? – с изумлением узнал Алексей в этом растолстевшем, сытом амбале тощего и вечно голодного Юрку.
– Признал! – удовлетворенно заключил Соловьев, сжимая Виноградова своими здоровенными ручищами.
Через некоторое время они сидели в ресторане, Соловьев не скупясь угощал Алексея всем, чем можно, и рассказывал о своей теперешней жизни. По его словам, три года назад он стал заниматься бизнесом, дела пошли более чем хорошо, и вот теперь Юрий Валентинович Соловьев, честный бизнесмен, являлся обладателем шикарной трехкомнатной квартиры на Садовом кольце, этого самого джипа, а также загородного дома в Переделкине, который он купил у спившегося писателя, бывшего светила социалистического реализма.
– А ты как? – пережевывая кусок бифштекса, поинтересовался Юрка.
Виноградов вздохнул и безрадостно начал рассказывать о своей жизни и работе.
– Да ты что, старик? – искренне удивился Юрка. – За такие бабки сутками пахать?
– А что еще делать? – развел руками Виноградов.
– Слушай, старик! – хлопая Алексея по плечу, наклонился к нему Соловьев и, понизив голос, продолжил: – А пошли ко мне работать.
– К тебе? – удивился Виноградов. – А что мне у тебя-то делать? Я же врач, больше ничего делать не умею.
– Вот именно, что врач, – согласился Юрка.
И он, еще ниже наклоняясь к Виноградову, поведал, что работа, конечно, специфическая, но все-таки не самая страшная и, в общем-то, к ее изъянам можно привыкнуть, а уж оплата с лихвой компенсирует моральные издержки. Ну и все в таком духе.
Виноградов тогда отказался от сомнительного предложения бывшего сокурсника, хотя тот сулил большие деньги за услуги. Юрка, однако, посоветовал ему подумать и оставил свою визитку с просьбой позвонить, если Виноградов все-таки решится.
И вот теперь такой момент настал. Алексей поднялся и, отставив стакан, прошел в комнату и полез в письменный стол. Долго искать визитку, данную Соловьевым, не пришлось – Алексей, будучи педантом, все вещи хранил на своих местах. Поэтому он достал из аккуратно сложенной стопочки среднего ящика черный блокнот, раскрыл его и вытащил из-за края обложки визитку с телефоном Соловьева.
Подойдя к телефону, Алексей набрал номер своего сокурсника и, услышав его голос, произнес:
– Юра? Это Алексей. Я звоню сказать, что я согласен.
* * *
– По-моему, это он, – сказал крупный, щеголевато одетый мужчина с завидной шевелюрой, сидевший на месте водителя темно-зеленого «Опеля». – На фотографии он мне нравится больше. А в жизни похож на мокрую мышь.Он небрежным жестом бросил снимок на колени своего соседа.
Тот подобрал фотографию и мельком взглянул на нее.
– Точно он! Вылитый. Не понимаю, почему он тебе не нравится? Такая милая мордашка.
– Он мне не нравится, – упрямо повторил водитель.
– Тебе с ним что – детей крестить? Какая разница: нравится – не нравится?
– Не нравится, и все! Не удивлюсь, если он окажется «голубым». Они тут все «голубые», наверное, – мстительно сказал водитель.
– А кто еще «голубой»? – удивился сосед.
– Как кто? Артур, конечно!
– С чего ты это взял?
– Видел бы ты, как он первое время на меня смотрел! Облизывался, как баба! Я их за версту чую! Но я ему сразу дал понять, чтобы держался от меня подальше! – На сытом самодовольном лице водителя появилось выражение брезгливого превосходства.
– Что-то я ничего такого не заметил, Лелик! – недоверчиво протянул второй. – По-моему, мужик как мужик. На меня он, во всяком случае, обыкновенно смотрел.