— Ишь, как наяривает! — ухмылялся Вышата, глядя на этакую прыть. — Небось, если бы бабка какая-нибудь на цепях висела, не скакал бы козликом, а за девицей так просто на крыльях летит!
   На берегу мы увидели царицу Кассиопею. Она стояла над обрывом и горячо молилась, глядя в даль моря. Мы подошли к ней.
   — Почему ты сразу не сказала нам о своей беде, царица? — обратился к ней Геракл.
   Кассиопея повернула к нам заплаканное лицо:
   — Здесь уже было немало героев, пытавшихся помочь нам, и судьба всех их была одинаковой!
   — Это какой же? — протиснулся вперед Вакула, явно озабоченный проблемой.
   — Все они стали пищей для подводного страшилища!
   — И не таких лупливали! — выпятил грудь колесом не в меру расхрабрившийся Вакула.
   — Незавидная судьба для героя кончить свои дни в рыбьем желудке! — усмехнулся я. — Но мы все равно попробуем вам помочь, тем более что здесь сразу четыре героя и, может быть, рыба нами подавится!
   — Вы и вправду хотите помочь нам? — с недоверием прошептала Кассиопея.
   — А почему бы и нет! — вновь возвысил свой голос Вакула.
   — Тогда поспешим вниз к моей несчастной дочери! — заторопилась Кассиопея. — У нас очень мало времени! Рыба должна приплыть за жертвой именно сегодня! Наверное, это боги услышали мои молитвы и послали вас к нам на помощь! Я верю, что удача будет на вашей стороне, вы обязательно одолеете чудовище! Что касается меня, то я не пожалею за спасение дочери половины своего царства!
   — Твоими устами бы, мать, да мед пить! — покачал головой Вакула. — Я обещаю вам, что постараюсь избавить от смерти вашу дочь без всякого царства!
   “Пока все развивается в точном соответствии с законами сказочного жанра о принцессах и принцах! — подумалось мне. — Поглядим, как пойдет дело дальше! Ведь если мы победим, то Вакула почти обязан будет влюбиться в спасенную девицу!”
   То и дело соскальзывая с узкой козьей тропы, мы спустились к подножию скалы. У самой воды к ней была прикована цепью совсем молодая девушка, показавшаяся мне весьма симпатичной, хотя и очень изнуренной. Дочь царицы, видимо, висела на цепи уже достаточно давно, так как сильно обгорела на солнце и пребывала в полуобморочном состоянии. Увидев это, я невольно повернулся к Кассиопее:
   — Могли бы хоть напоить ее водой и прикрыть от солнца!
   — Пусть она лучше попадет в зубы чудища уже полумертвой, чем живой! — ответила мне ее мать. — Может быть, так смерть покажется ей менее страшной!
   Спорить о гуманизме было не время и не место.
   — Как тебе девушка? — спросил Вакулу Вышата, когда они оба начали мечами разбивать цепи.
   — Не понимаю, как можно есть такую красавицу! — воскликнул тот, в бешенстве перерубая звено длинной цепи.
   — У всех разные вкусы! — со знанием дела ответил ему воевода. — Кому свиной хрящик, а кому и краса-девица!
   — Забирайте свою дочку и ступайте наверх! — велел я Кассиопее.
   — А как же рыба и повеление Посейдона? — спросила та с испугом.
   — С вашей рыбой мы как-нибудь сообща управимся, а со своим дядей я договорюсь обо всем после! — ответил ей Геракл. — После горгон и великанов мы с этой селедкой разделаемся в два счета! — похлопал он меня по плечу рукой.
   — Не скажи, — покачал я головой. — Селедки бывают разные. Посмотрим, какую приготовил для нас твой добрый дядюшка! А пока приготовимся к возможному нападению!
   Мое предостережение оказалось как раз вовремя. Вдалеке появился мощный белый бурун, быстро приближающийся к берегу. Молча обнажив мечи, мы стояли на берегу и ждали. За нашими спинами в ужасе прижались друг к другу мать и дочь, так и не успевшие подняться на скалу.
   И вот из воды показалась огромная голова. Открылась пасть, сплошь усеянная огромными зубами. Черные, ничего не выражающие глаза окинули нас тусклым взглядом. Я всмотрелся в лик морского чудовища и чуть не вскрикнул: передо мной была самая настоящая акула! Но какая! Создатели знаменитых голливудских “Челюстей” умерли бы от зависти, увидев этот экземпляр! Наша любительница человечины скорее всего являлась одной из последних представительниц древнего рода гигантских акул, чьими окаменевшими полуметровыми зубами будут через много веков восхищаться криптозоологи. Факт, что эта страхолюдина пользовалась особым покровительством Посейдона, говорил о том, что в распоряжении бога подводного мира остался, возможно, вообще последний экземпляр этого уникального вида, который он и пытался сберечь и прокормить всеми доступными ему способами, не останавливаясь и перед самыми безнравственными. За всю свою жизнь я еще никогда не браконьерничал, тем более не уничтожал животных из Красной книги. Я вообще люблю животных и даже когда-то в детстве имел дома кота по кличке Канарис и любил читать книжки о поисках реликтовой кистеперой рыбы. Но здесь был особый случай.
   Пошарив в заплечном мешке, я извлек оттуда голову убиенной нами горгоны Медузы и представил ее лик на обозрение обитательницы подводного мира. Акула по-прежнему пялила на нас свои ничего не выражающие черные плошки, при этом пасть ее раскрылась еще шире. Наверное, она была не прочь сожрать и голову Медузы. Ни о какой окаменелости, естественно, речи не шло. С большим сожалением я сунул голову Медузы обратно в мешок. Теперь нам однозначно предстоял бой по всем правилам военного искусства.
   Пока я рассматривал акулу глазами просвещенного интеллигента, мои менее просвещенные в вопросах зоологии друзья уже осыпали подводную обитательницу целым градом стрел, которые не причинили ей никакого вреда. Было похоже, что привыкшая к более приветливому (по ее разумению) поведению людей акула просто не понимала, что сейчас происходит. Наконец одна из стрел залетела к ней пасть и вонзилась в черное небо. Акула сомкнула челюсти и в гневе хлестанула по воде своим огромным хвостом, подняв целый водопад брызг и большую волну, залившую нас едва ли не до пояса. Силища в ней была невообразимая. Судя по всему, наши действия возмутили подводную обитательницу и она была готова к сражению с нами. Вообще сам бой не представлялся мне слишком сложным. Нам предстояло лишь выманить акулий реликт на мелководье, где и разделаться с ней мечами, соблюдая при этом предельную осторожность, ибо чтобы сплющить всех нас в лепешку, акуле достаточного было одного удара хвостом, не говоря уже о страшной и огромной пасти, в которой мы могли бы поместиться всей компанией.
   И тут произошло такое, чего я уж никак не ожидал. Не веря своим глазам, я увидел, как проклятая акула начала медленно выбираться на сушу. Огромное тело несли маленькие толстые лапы! Вот и утверждай после этого, что жизнь зародилась в океане! Поди разберись, что во что у этого монстра превращается: лапы ли в плавники или плавники в лапы! Зрелище выползающей на берег акулы было настолько невероятно, что на меня напал самый настоящий столбняк. Я стоял и смотрел на приближающийся ко мне ужас, будучи не в силах двинуться с места. Из ступора меня вывела не слишком ласковая оплеуха Геракла:
   — Бежим, Посланник! А не то эти жернова размолотят нас в муку!
   К нашему счастью, на земле акула двигалась медленно и неуклюже. Суша не являлась местом ее постоянного обитания, и нахождение здесь было лишь вынужденной кратковременной мерой. Хуже было другое. Выбравшись на берег, акула случайно, а может, и не случайно перекрыла нам путъ к единственной уходящей вверх тропинке. Понимая, что оказались в самой настоящей западне, все кинулись вдоль маленького пляжика к дальней скале, чтобы выиграть хоть немного времени для организации обороны, пока неповоротливая туша доковыляет до нас. Я бежал и думал, как же она дышит, эта тварь, ведь у нее должны быть только жабры! Оглядываясь на ходу, я хорошо их видел. Жабры были, и они дышали на воздухе! Поистине велик мир, и нет правил, в которых не было бы исключений!
   — Что предполагаешь делать, товарищ майор? — обратился ко мне Вышата, когда мы добежали до почти отвесной скалы, преградившей нам путь к дальнейшему отступлению.
   По званию воевода называл меня только в минуты большой опасности или большой радости. И это, как ни странно, всегда действовало на меня ободряюще.
   В голове у меня к тому времени все совершенно перемешалось: акулы и принцессы, жабры и небесные созвездия. Встряхнувшись, я огляделся. Ситуация и впрямь была аховая. Из охотников-рыболовов мы сами превратились в добычу. Деваться с крохотного пляжика, огражденного со всех сторон скалами, нам было абсолютно некуда. Не бросаться же в воду, где огромный хищник разделается с нами вообще в два счета. За нашими спинами, немея от ужаса, дрожали Кассиопея с Андромедой.
   Акула двигалась к нам медленно. Было видно, что это дается ей не легко и она напрягает все свои силы. Ну что ж, пора и нам обнажить свои мечи.
   — Мы с Гераклом в центре! — скомандовал я. — Вышата слева, Вакула справа! Будьте осторожными! Особое внимание на хвост! Пошли!
   Но едва мы приблизились на десяток метров, как огромная туша с такой силой хлестанула по песку хвостом, что тот встал сплошной стеной. Продрав засыпанные глаза, я успел в самый последний момент увидеть огромную черную тень, несущуюся прямо на меня. Мне безумно повезло, так как успел отпрыгнуть в сторону, и огромный хвост промчался мимо. Отскочив подальше, я обозрел поле боя. Мои товарищи так же, как и я, поразбегались в разные стороны. При этом я обратил внимание, что Вышата и Геракл делают это непозволительно медленно. Похоже было, что акула все же немного их зацепила.
   — Отходим! — прокричал я. — Быстрее! Как можно быстрее!
   И вот мы снова стоим спиной к скале. Акула тоже остановилась. Этой твари тоже трудно. Ее полулапы-полуплавники проваливаются под огромным весом в песок, палящее солнце быстро сушит шкуру, а жабры, вздымаясь как мехи, явно не справляются с перекачкой воздуха.
   Обернувшись к держащемуся за грудь воеводе, вижу, что тот харкает кровью. Акулий хвост, видимо, все же задел его весьма основательно.
   — Не будешь ли ты против, если мы все же применим наше тайное оружие? — вежливо спрашиваю я его. На лице Вышаты мелькает гримаса улыбки.
   — Давай, — снова кашляет он в песок кровавой пеной. — Кажется, и впрямь настала пора!
   Рядом с воеводой мотает головой оглушенный хвостом Геракл. Первому герою Эллады досталось хорошо. По тому, как он бессмысленно таращит глаза, понятно, что Геракла контузило. Одновременно замечаю, что в руках Геракла нет меча. Оглядываюсь на акулу и вижу, что Геракл все же успел вонзить в нее свое оружие по самую рукоять. Этот удар и вызвал столь бешеную реакцию древнего обитателя океана. Что и говорить, Геракл есть Геракл!
   Однако ни Вышата, ни Геракл уже не бойцы, по крайней мере, на какое-то время.
   Кивнув Вакуле, молча достаю из-за спины свой мушкет. Хорошо, что он всегда у меня заранее заряжен. Вакула достает и ставит на разножки свой. Кассиопея и Андромеда непонимающе глядят на наши приготовления. Вышата, несмотря на скручивающую его в дугу боль, торопливо стучит кремнями и сует нам тлеющий трут.
   — Не торопись! — говорю я Вакуле. — Бей наверняка! Твоя цель — левый глаз! Моя — правый! Если вышибем их — половина дела сделана! Стреляем разом, иначе второй наверняка не попадет!
   — Понял! — говорит наш богатырь.
   Акула, немного передохнув, возобновляет свое медленное движение к нам, явно желая закончить затянувшееся выяснение отношений и как можно скорее приступить к обеду, меню которого обещает быть сегодня разнообразным. Теперь нас и акулу отделяет не более полутора десятков метров.
   Спокойствие! Только спокойствие! Медленно навожу мушку мушкета на черный безжизненный глаз. Еще и еще раз проверяю наводку. Акула все приближается. Словно почуяв, что против нее затевается какая-то пакость, она максимально ускоряет свое движение. Второго выстрела я уже сделать не успею. Подношу к фитильному запалу горящий трут, медленно начинает гореть пропитанный селитрой шнур.
   — Я готов! — выдыхает рядом Вакула, и я не узнаю его голоса.
   — Залп! — кричу я и поворачиваю свой курок.
   Наши выстрелы следуют почти одновременно. Сильная отдача опрокидывает меня на землю. Вакула на ногах все же удерживается. В клубах порохового дыма ничего не видно. Зато слышно, как с грохотом взметаются ввысь, а затем оседают тучи песка и гальки. А это значит, что хотя бы один из наших выстрелов был удачным. Прибрежный ветер быстро относит дым, теперь становится кое-что видно. Огромное тело в болевом шоке катается по всему пляжу, яростно ощеривая свою жуткую пасть и хлеща во все стороны хвостом. Но это еще далеко не агония. Это безумная ярость боли, от которой нам может и не поздоровиться, ибо все происходит буквально в десятке метров от нас.
   — Вакула! Бомбы! — кричу я своему напарнику по стрельбе.
   Вышата протягивает нам еще по одному горящему труту. Мы подпаливаем свои бомбы.
   — Готов! — кричит Вакула.
   — Бросаем на счет три! — кричу ему я. — Раз! Два! Три!
   Мы разом швыряем что есть силы свои смертоносные горшки в акулу. Два взрыва сливаются в один. Огромное ослепшее тело бьется от боли, но все равно продолжает искать нас, пропахивая глубокие борозды в песке.
   — Бомбы! — снова командую я. — Раз! Два! Три!
   Снова два взрыва, и снова бешеные конвульсии.
   — Бомбы!
   Взрыв… Взрыв…
   — Бомбы!
   Взрыв… Взрыв…
   Теперь акула едва дергается. В ее огромной туше зияют дыры, из которых хлещет, заливая пляж, черная кровь. Из разорванного брюха вывалились осклизлые внутренности.
   — Бомбы! — снова кричу я, и последние два взрыва навеки успокаивают патриарха подводного мира.
   В воздухе витает запах пороха и серы, крови и моря. В ушах стоит звон от близких разрывов. Я устало опускаюсь на песок. Все закончено, мы, кажется, опять победили. Рядом постанывают Вышата и Геракл. Вакула побежал к акульим останкам и, не удовлетворясь результатами бомбовой атаки, производит своеобразный “контрольный выстрел”: распарывает до конца брюхо и вырубает оттуда огромное акулье сердце. Оно грузно падает в набежавшую волну, окрашивая пену в розоватый цвет.
   Да, теперь уж наверняка все кончено. Кассиопея с Андромедой еще никак не могут прийти в себя. Откуда-то сверху слышатся голоса — это боязливо и осторожно спускаются со скалы на пляж селяне, наблюдавшие сверху за развитием событий. Кассандру и Андромеду уводят. Здесь же на месте оказывают первую помощь Гераклу и Вышате. Сами они идти не могут, а нести их наверх невозможно. Затем сверху спускают на веревках настил, наших раненых товарищей по очереди поднимают на скалу. Мы с Вакулой, передохнув и приведя в порядок оружие, медленно поднимаемся по уже знакомой нам козьей тропе. Около дохлой акулы к этому времени полным-полно народа. Местные жители хотят отрубить ей голову и возложить ее в местный храм Посейдона, чтобы вымолить этим прощение за доставленную неприятность. Спрашивают у меня разрешения.
   — Хочется, помещайте! — говорю я им. — По крайней мере, будет первый в мире музей ихтиологии!
   Мое замечание насчет музея все пропускают мимо ушей, но согласие встречают криками радости. Много ли надо людям для счастья?
   Наверху нас встречают как героев. Не скажу, что это было неприятно, но что утомительно, так это точно. Я просто сильно устал.
   После небольшого отдыха спешу к помещенным отдельно Вышате и Гераклу. Вокруг них вовсю хлопочут местные лекари и знахари, чем-то поят, что-то прикладывают к избитым телам. Остановив старшего из них, спрашиваю, что с моими товарищами.
   — Могло быть и хуже! — отвечает он мне. — Через пару дней будут на ногах!
   Это уже лучше!
   — Спасибо вам за заботу! — благодарю его.
   — Что вы, что вы! — машет руками эфиопский эскулап. — Мы, врачи, всегда помним заветы Гиппократа!
   Во дворце застаю следующую картину. Вакула в обществе премилой Андромеды что-то увлеченно рассказывает девице о своих былых делах, а та с немым обожанием внимает ему. Полная идиллия: спасенная принцесса и спасший ее принц — счастливый финал любой классической сказки.
   Ко мне подошла Кассиопея.
   — Какая прекрасная пара! — вздыхает она. — Они, кажется, созданы друг для друга! Может, сразу сыграем и свадьбу?
   — В принципе я не против такого мероприятия! Что касается Вакулы, то он явно засиделся в холостяках! — говорю я ей. — Однако пусть наши влюбленные проверят свои чувства временем: вдруг это не любовь, а всего лишь минутное увлечение?
   Кассиопея понимающе улыбается мне:
   — О, поверьте мне, я умею отличать любовь от сиюминутных страстей! Наверное, вы и сами сейчас проверяете свои чувства? Можно ли мне узнать, как зовут вашу избранницу?
   — Лада! — говорю я, а сердце мое пронзает острая тоска.
   — Какое необычное и какое красивое имя! — говорит Кассиопея. — Поверьте мне, вы будете счастливы, обязательно счастливы со своей избранницей!
   — Спасибо! — отвечаю я этой мудрой и сильной женщине.
   Спустя два дня в селении начинаются большие торжества в честь избавления от чудовищной рыбы. У храма Посейдона, пугая детей и женщин, возлежит огромная акулья голова с оскаленной пастью. В пустые глазницы вставлены какие-то сверкающие камни, а это означает, что оба наших выстрела были в свое время весьма точны.
   После продолжительного и вычурного обряда священнодействия нас приглашают во дворец на праздничный пир. Геракл и Вышата еще бледны, но уже сносно передвигаются и готовы принять самое активное участие в предстоящей гулянке.
   Флейтисты начинают играть заунывные мелодии, чаши наполняются черным, как деготь, вином, и веселье начинается! Во главе стола на царском ложе возлежит Кассиопея, рядом с ней Андромеда и Вакула, не сводящие друг с друга глаз. Чуть подальше удобно располагаемся мы с Вышатой и Гераклом. Гулянье в разгаре. Геракл, немного перебрав, то и дело порывается петь свои бесконечные песни о свершенных им подвигах, а когда я отговариваю его от этой затеи, он принимается рассказывать близвозлежащим местным барышням о своем неком тайном подвиге, в результате которого он в течение ночи якобы оплодотворил сорок девственниц. Вопреки ожиданиям Геракла, рассказ его производит обратный эффект, местные барышни под разными предлогами немедленно ретируются от столь любвеобильного героя. Мы с Вышатой искренне смеемся неудаче Геракла, а тот, проводив последнюю из покинувших его барышень вздохом, вновь обращается к чаше с вином.
   Вдруг у входа во дворец раздается какой-то шум, потом стук мечей и воинственные крики. Мы переглядываемся с Вышатой. Руки наши тянутся к лежащим подле мечам. В тот же момент двери праздничного зала распахиваются настежь и в него врывается целая ватага воинственно настроенных молодых людей. Я вижу, как резко вскакивает бледная как смерть Кассиопея, а Андромеда в испуге прижимается к Вакуле. Это что еще за новости? Впереди остальных белокурый юноша со злым взглядом. Глаза его горят ненавистью.
   — Берегись, похититель! Пришла твоя смерть! — кричит он Вакуле и целит копьем ему прямо в сердце.
   Его дружки бросаются ко мне, Вышате и Гераклу. Ну, это уже наглость!
   Зарвавшихся юнцов, конечно, можно проучить, но уж очень не хочется омрачать праздник, к тому же не наше дело драться с местной шпаной.
   — Да, молодежь нынче пошла не та, что раньше, во времена нашей молодости! — вздыхает находящийся рядом со мной распорядитель обеда. — Вы только посмотрите, какое падение нравов! Никаких моральных устоев! Шляются, пьют, танцуют и дерутся! Полный беспредел! Куда только смотрят их родители!
   — Да, проблема действительно серьезная, а главное вечная! — говорю я ему и отставляю в сторону недопитую чашу.
   Хулиганье расходиться не собирается, и дело начинает приобретать скандальный характер.
   — Убирайся немедленно прочь, Финей! — кричит на злобного блондина Кассиопея. — Наш гость Вакула не похититель, а спаситель! Это он со своими друзьями спас Андромеду от чудовища! Если ты по-настоящему любил мою дочь, то почему ты не пришел на берег моря, когда чудовище явилось ее съесть? Ты бросил ее, когда она ожидала гибели, а теперь являешься как ни в чем не бывало и требуешь Андромеду себе!
   Однако увещевание царицы никакого действия не возымело. Еще более озлобившись, Финей без долгих раздумий метнул свое копье в грудь Вакуле. Наивный безумец, он совершенно не знал, с кем имеет дело! Сориентировавшийся к этому времени в обстановке, Вакула перехватил копье прямо на лету и тут же швырнул его в обратную сторону. Не желая смерти нападавшему, он кинул его так, что копье, не задев тела Финея, лишь пригвоздило конец его туники к стене. По мнению Вакулы, это должно было бы образумить безумца, но вышло иначе.
   — Эти хваленые чужеземцы-рыбоеды не умеют даже владеть копьем! — взвизгнул несостоявшийся жених и, обнажив меч, ринулся на Вакулу, расшвыривая во все стороны ногами вина и яства. Следом за ним бросилась творить кровопролитие и вся его шайка, человек двадцать-тридцать. Мы вновь переглянулись с Вышатой. Делать было нечего. Праздник явно испорчен, и нам опять надо драться.
   — Вечер перестает быть томным! — вздохнул я, поднимаясь со своего ложа.
   Вместе с нами неохотно поднялся и Геракл. Подвыпивший герой Эллады тоже был весьма раздосадован.
   — Куда подевались девушки и откуда появились разбойники? — медленно ворочая языком, говорил он сразу всем и никому. — Я их к себе не звал, а потому их надо примерно наказать! Но где девушки, которые были рядом? Я не спел им еще всех своих героических песен!
   Кто бы знал, как нам не хотелось драться в тот вечер, но уж больно нагл и дерзок был незваный гость. Первый наскок наглецов мы отбили шутя. Я прокричал на весь зал, чтобы все покинули его. Собравшиеся не заставили себя упрашивать и ломанулись во все тяжкие, благо их никто не держал. Спустя пару минут зал опустел. В нем остались лишь дружки Финея с ним во главе, мы, да еще возмущенная Кассиопея с перепуганной Андромедой.
   — Ну вот, пришел ваш смертный час, вонючие чужеземцы! — расхохотался нам в лицо Финей и прибавил к этому еще несколько непечатных выражений относительно всех наших родственников.
   К его ругательствам я отнесся достаточно спокойно, однако мои друзья взъярились не на шутку.
   — Как? Как он назвал мою бабушку? — мигом протрезвел Геракл.
   — А как ты назвал моего дедушку? — выхватил свой меч Вышата.
   — Спокойно! — гаркнул я на них во все горло. — Не будем проливать кровь, но избавим этот несчастный город от еще одной напасти! Вы не против, царица?
   Кассиопея резко кивнула.
   — Это мы сейчас избавим всех от вашего гнусного присутствия! — закричал Финей. — Режь их всех, ребята, на мелкие куски!
   Последняя его фраза повисла в воздухе, ибо к этому времени я уже высоко держал над собой голову горгоны Медузы, взиравшую своими мертвыми глазами на творимое вокруг нее безобразие. Засунув голову обратно в мешок, я обернулся к пораженной всем увиденным царице:
   — Эти каменные столбы вам лучше всего поставить у храма Посейдона! Мне кажется, что такое приношение будет ему приятно и несколько уменьшит печаль бога по любимой рыбе!
   В городе Кассиопеи мы задержались еще на несколько дней, которые были крайне необходимы для восстановления сил наших еще не полностью окрепших товарищей. Все это время я почти не видел Вакулу. Наш богатырь был так увлечен своим романом, что совершенно потерял голову.
   — Это, кажется, уже настоящая любовь! — сказал мне как-то Вышата. — И здесь не помогут уже никакие ведьмины отвороты!
   Наконец настал день и пришел час, когда нам надо было двигаться дальше. Мы долго прощались с гостеприимными горожанами. Снова был пир, прошедший уже без всяких осложнений, на котором Гераклу удалось все же спеть несколько своих новых песен, сорвав при этом вежливые аплодисменты, чему он был несказанно рад. Хуже всего было, разумеется, бедному Вакуле, который оставлял в этом забытом богами городе свою невесту, взяв, однако, с Андромеды слово, что она его обязательно дождется. Бедная Андромеда провожала нас до самой пристани, все никак не решаясь покинуть своего возлюбленного. Однако настал момент, когда ей все же пришлось проститься с Вакулой.
   По совету Кассиопеи мы решили добраться до материковой Греции кораблем, что, по ее словам, было быстро и безопасно. На прощание она высказалась так туманно и неопределенно, что истинный смысл ее слов стал мне понятен гораздо позднее. Царица Эфиопии сказала следующее:
   — Благодарю вас еще раз за избавление от подводного чудовища! Вы совершили великий подвиг, который мы никогда не забудем. Однако в мире существует еще немало зла. И я верю в то, что пройдет совсем немного времени и с вашей помощью мы избавим мир от страха!
   — Это нам, мамаша, раз плюнуть! — бойко ответил за всех нас ее потенциальный зять.
   Вместо ответа Кассиопея благодарно улыбнулась.
   Честно говоря, после уже перенесенного нами шторма плыть по владениям Посейдона мне не слишком-то хотелось, но царица и Геракл заверили меня, что на сей раз штормов на нашем пути не предвидится. Происки Посейдона наверняка уже получили огласку на Олимпе, и бог океана сейчас, возможно, оправдывается перед Зевсом. Пока он отсутствует, море будет как зеркало. Надо лишь не терять драгоценного времени и поскорей отправляться в путь. Мы взошли на борт небольшого парусного судна. Кормщик со знанием дела послюнявил палец, определив направление ветра, затем поднял парус, и мы вышли в море. На берегу еще долго были видны две маленькие женские фигуры — Кассиопеи и ее дочери. Пока не исчезла последняя полоска земли, Вакула стоял на корме и безотрывно смотрел туда, где осталась его любимая. Чтобы не мешать его чувствам, мы деликатно отошли в сторонку, любуясь морем и волнами.