Страница:
Б?линскій о перем?нахъ своего міросозерцанія.
Удивляясь самъ р?зкимъ переворотамъ своего міровоззр?нія, оправдывалъ онъ себя т?мъ, что они – результатъ его честнаго исканія истины {"Тотъ не любитъ истины, кто не хочетъ для нея заблуждаться",-говоритъ онъ.}. "Теперь я весь въ иде? гражданской доблести, весь – въ па?ос? правды и чести,-восклицаетъ онъ,- и, мимо ихъ, мало зам?чаю какое бы то ни было величіе!… Во мн? развилась какая-то фанатическая любовь къ свобод? и независимости челов?ческой личности, которая только возможна при обществ?, основанномъ на правд? и доблести"; "борьба за понятія – д?ло святое, и горе тому, кто не боролся!" – говоритъ онъ.
Въ это время онъ очень сблизился съ Герценомъ и, подчининившись его вліяніямъ, увлекся сенсимонизмомъ и политическими тревогами которыми наканун? 1848 года сталъ волноваться Западъ. "Ты знаешь мою натуру,- пишетъ онъ другу,- она в?чно въ крайностяхъ. Я съ трудомъ и болью разстаюсь съ старой идеей, отрицаю ее до нельзя, a въ новую перехожу со вс?мъ фанатизмомъ прозелита! Итакъ, я теперь въ новой крайности,- это идея сенсимонизма {См. выше, стр. 71-72.}, которая стала для меня идеею идей, альфою и омегою в?ры и знанія. Она для меня поглотила и исторію, и религію, и философію". На семейную жизнь и положеніе женщивы онъ смотр?лъ теперь глазами сенсимонистовъ. Отъ своего философскаго эготизма отвернулся. "Что мн? въ томъ, что живетъ общее,- восклицаетъ онъ,- когда страдаетъ личность! Что мн? въ томъ, что геній на земл? живетъ въ неб?, когда толпа валяется въ грязи… Прочь же отъ меня блаженство если оно – достояніе мн? одному изъ тысячъ!".
Требованія, предъявляемыя имъ теперь къ литератур?. Отношеніе къ Пушкину. Фанатизмъ Б?линскаго.
Теперь м?няется y него и критическое м?рило,- не красотъ, не литературныхъ достоинствъ требуетъ онъ, a только, чтобы она была д?льна,служила жизни. "Ты – сибаритъ, сластёна,- пишетъ онъ другу,- теб?, вишь, давай поэзію, да художества – тогда ты будешь смаковать и чмокать губами! A мн? поэзіи и художественности нужно не больше, какъ настолько, чтобы пов?сть была истинна, т. е. не впадала въ аллегорію, или не отзывалась аллегоріею. Главное – чтобы она вызывала вопросы…". Любопытенъ теперь отзывъ его о томъ стихотвореніи Пушкина ("Поэтъ и Чернь"), которымъ онъ восхищался недавно. "Помню,- разсказываетъ Тургеневъ,-съ какою комическою яростью онъ однажды при мн? напалъ на отсутствующаго, разум?ется, Пушкина за его два стиха въ "Поэтъ и Чернь" -
"Печной горшокъ теб? дороже:
Ты пищу въ немъ себ? варишь!
"И конечно!- твердилъ Б?линскій, сверкая глазамя и б?гая изъ угла въ уголъ,- конечно дороже. Я не для себя одного, я для своего семейства, я для другого б?дняка въ немъ пищу варю – и прежде, ч?мъ любоваться красотою истукана, будь онъ распрефидіасовскій Аполлонъ – мое право, моя обязанность накормить своихъ и себя, назло всякимъ негодующимъ баричамъ и виршеплетамъ!" Б?линскій сознавалъ крайность, несправедливость своего пристрастнаго, непримиримаго отношенія къ тому, что противор?чило его уб?жденіямъ, но фанатически стоялъ за свою "нетерпимость". "Если сд?лаюсь терпимымъ,- писалъ онъ,- знай, что съ той минуты во мн? умерло то прекрасное-челов?ческое, за которое столько хорошихъ людей любили меня больше, нежели сколько я стоилъ того". "Я знаю, что сижу въ односторонности,- пишетъ онъ въ другомъ письм?,- но не хочу выходить изъ нея – и жал?ю и бол?ю о т?хъ, кто не сидитъ въ ней! Этотъ партійный "фанатизмъ" наложилъ тяжелую печать на литературную д?ятельность Б?линскаго въ посл?дній періодъ его творчества {Между т?мъ, въ одномъ письм? онъ же р?шительно осуждаетъ "гадость и пошлость духа партій", которыя требуютъ готовыхъ р?шеній и затемняютъ истину.}.
Б?линскій въ интимномъ кругу друзей. Б?линскій и славянофилы.
При строгостяхъ тогдашней цевзуры, своихъ новыхъ "уб?жденій" Б?линскій не могъ печатно проявлять,- свои "идеи",- онъ могъ проводить ихъ лишь въ дружескихъ, интимныхъ бес?дахъ да въ письмахъ. И вотъ, вм?ст? со своими друзьями-едивомышленниками, онъ внимательво сл?дитъ за политическою жизнью Европы, интересуется вс?ми иностранными лвтературными новинками, главнымъ образомъ, по вопросамъ соціологическимъ. Въ печати же свой неизрасходованный пылъ "неистовый Виссаріонъ" тратилъ главнымъ образомъ, на высм?иваніе славянофиловъ, не стараясь особенно вникнуть вь ихъ философскіе взгляды, и съ легкою сов?стью путая ихъ взгляды со взглядами Погодина и Шевырева,- главными литературными застр?льщиками "оффиціальной народности". Между т?мъ, съ славянофилами y него до конца жизни осталось н?что общее: да это и немудрено,- и онъ, и они – вышли вс? изъ-подъ крыла Станкевича, воспитались на Гегел? {Даже соціальными ученіями славянофилы увлекались, отсюда преклоненіе ихъ передъ русскою "общиной".}. Б?линскій, наприм?ръ, съ неменьшею страстностью, ч?мъ т? же славянофилы, ч?мъ Гоголь, всегда интересовался русскимъ народомъ, пытался себ? опред?лить его "духъ".
Б?линскій и "русская народность".
"Русская личность пока – эмбріонъ,- писалъ онъ въ одномъ письм?,- но сколько широты и силы въ натур? этого эмбріона! какъ душна и страшна ей всякая ограниченность и yзкость! Она боится ихъ, не терпитъ ихъ больше всего – и хорошо, по моему мн?нію, д?лаетъ, довольствуясь пока нич?мъ, вм?сто того, чтобы закабалиться въ какую-нибудь дрянную односторонность! Русакъ пока еще, д?йствительно, ничего, но посмотри, какъ онъ требователенъ, не хочетъ того, не дивится этому, отрицаетъ все, а, между т?мъ, чего-то хочетъ, къ чему-то стремится!". Такимъ образомъ, если славянофилы и Гоголь идеализировали положительные идеалы русскаго народа, воплотившіеся въ "народ?-богоносц?", "народ?-пахар?", святомъ подвижник? древней Руси,- Б?линскій идеализировалъ силу "протеста" и "критицизма", д?йствительно, им?ющуюся въ русскомъ народ?: былинный образъ Василія Буслаева, многія пословицы русскаго народа, русскіе реформаторы, въ род? св. Владимира и Петра, еретики древней Руси – вотъ, представители этого "протестующаго начала".
Б?линскій не прочь былъ идеализировать даже современное русское общество, только идеальныхъ героевъ онъ искалъ совс?мъ не тамъ, гд? Гоголь. "Что хорошіе люди – говорилъ онъ – есть везд?, объ этомъ и говорить нечего, что ихъ на Руси, по сущности народа русскаго, должно быть гораздо больше, нежели какъ думаютъ сами славянофилы, и что, наконецъ, Русь есть по преимуществу страна крайностей и чудныхъ, странныхъ, непонятныхъ исключеній – все это для меня аксіома, какъ дважды два четыре",- но изображать этихъ героевъ въ литератур? было нельзя,- ихъ, по словамъ Б?линскаго, не пропустила бы "цензурная таможня". "А почему?-продолжаетъ онъ,- потому именно, что въ нихъ челов?ческое – въ прямомъ противор?чіи съ тою общественною средою, въ которой они живутъ. Мало того: хорошій челов?къ на Руси можетъ быть вногда героеиъ добра, въ полномъ смысд? слова, но это не м?шаетъ ему быть, съ другихъ сторонъ, гоголевскимъ лицомъ: честенъ и правдивъ, готовъ за правду на пытку, на колесо, но – нев?жда, колотитъ жену, варваръ съ д?тьми".
Усп?хъ Б?линскаго въ сред? читателей.
Долго работалъ Б?линскій въ "Отечественныхъ Запискахъ". Это была пора расцв?та его таланта. Съ жадностью читались его статьи молодежью, заучивались наизусть, какъ стихи. Наконецъ, въ силу принципіальныхъ разногласій, онъ разошелся въ 1846 г. съ издателемъ. Опять подошли крутыя времена,- т?мъ бол?е, что теперь Б?линскій былъ уже семейнымъ челов?комъ и, къ тому же, обострилась его хроническая бол?знь легкихъ. Въ ц?ляхъ леченія ?здилъ онъ и на югь Россіи, но эта кратковременная по?здка мало пользы принесла ему: плоть его зам?тно разрушалась, но духъ гор?лъ все т?мъ жо огнемъ.
"Современникъ".
Въ 1847 году основанъ былъ новый журналъ "Современникъ". Лучшіе писатели того времени были сотрудниками новаго органа: Герценъ, Гончаровъ, Тургеневъ, Григоровичъ, Дружининъ, Достоевскій, Некрасовъ въ эти начальные годы журнала пом?щали въ немъ свои пов?сти и романы {Почти вс? эти писатели составили "кружокъ" Б?линскаго; его горячія р?чи въ кругу этой избранной молодежи им?ли большое воспитательное значеніе для этихъ молодыхъ писателей.}. Привлечены были и такіе ученые, какъ Соловьевъ, Кавелинъ. Б?линскій въ новомъ журнал? велъ отд?лъ критики.
Б?линскій заграницей.
Въ 1847 году ему, для поправленія легкихъ, пришлось ?хать заграницу. Но изъ леченія зальцбруннскими водамн никакого серьезнаго толка не вышло: между т?мъ, работать было нужно, чтобы не жить на счетъ друзей, чтобы не умереть съ голоду… И вотъ, почти умирающій, взбудораженный, съ разбитой грудью и издерганными нервами, Б?линскій продолжаетъ гор?ть "огнемъ неугасимымъ",- пишетъ свои пламенныя статьи, вс?мъ интересуется, попрежнему восхищается и возмущается, какъ юноша… Заграницей, подъ сердитую руку, написалъ онъ свое письмо Гоголю. Фанатизмомъ партійности внушено ему это письмо. В?дь, въ сущности, Гоголь говорилъ въ своихъ "Выбранныхъ м?стахъ" многое такое, во что еще недавно самъ Б?линскій в?рилъ, и о своей в?р? заявлялъ даже въ печати (ср. стр. 239 съ 230 и др.),- и всетаки Б?линскій, почти умирающій, не простилъ умирающаго Гоголя и жестоко "распялъ" его!
Бол?знь и смерть.
Въ 1848 году бол?знь его быстро приняла опасный характеръ, но онъ все работалъ съ тою же энергіей; наконецъ, работать стало не подъ силу… Онъ зналъ, что идетъ смерть, но ясность интересовъ оставалась та же. Неутомимый труженикъ умеръ б?днякомъ, потому что никогда не былъ "пріобр?тателемъ", a только честнымъ слугой своей родины.
Личность Б?линскаго.
Б?линскій принадлежалъ къ той же семь? "алчущихъ правды", какъ и Гоголь, но онъ былъ счастлив?е великаго юмориста,- больше ясности и широты было въ его ум?, отличался онъ большею в?рою въ истину – и энергіею въ ея достиженіи. Къ служенію истин? не прим?шивалъ онъ личныхъ заботъ о себ?, о своей душ?,- онъ весь отдался русскому обществу, только ему служилъ.
Литературная д?ятельность Б?линскаго.
Литературная д?ятельность Б?линскагоясно распадается на три періода: первый періодъ захватываетъ время отъ начала его серьезной критической работы до увлеченія Гегелемъ (съ начала 30-ыхъ годовъ до ихъ конца). Это періодъ, когда онъ находился подъ вліяніемъ Надеждина, "скептической школы", и отчасти Шеллинга. Второй періодъ, съ копца 80-хъ годовъ, захватываетъ первые годы сороковыхъ. Въ этотъ періодъ времени Б?линскій находится подъ вліяніемъ Гегеля. И, наконецъ, сороковые годы, до смерти, представляютъ третій періодъ, когда великій критикъ увлекся идеями общественными и политическими.
Первый періодъ литературной д?ятельности Б?линскаго.
а) Первый періодъд?ятельности Б?линскаго совпалъ съ участіемъ его въ журналахъ Надеждина. Надеждинъ былъ самъ знаменитый, въ свое время, критикъ, популярный профессоръ, поклонникъ и пропагандистъ "шеллингіанства" и, наконецъ, другъ Б?линскаго.
Надеждинъ и скептическая школа въ московскомъ университетp3;.
Надеждинъ былъ ученикомъ изв?стнаго профессора Московскаго университета Каченовскаго, основателя y насъ "скептической школы" въ наук? русской исторіи. Этотъ "скептицизмъ", какъ научный пріемъ, им?лъ въ свое время большое значеніе, такъ какъ помогъ русской исторической наук? отд?латься отъ многихъ фантастическихъ построеній, пров?рить подлинность источниковъ. За свой скептицизмъ Каченовскій былъ нелюбимъ современниками,- его ругали т?, кому дорогъ былъ авторитетъ Карамзина, кто в?рилъ всякимъ историческимъ утопіямъ {Правда, со своимъ "скептицизмомъ", Каченовскій иногда вдавался въ крайности: такъ онъ усумнился въ подлинности "Слова о полку Игорев?".},- но посл?дующія покол?нія отдали ему за это должное.
Скептицизмъ въ литератур?.
Литературными выразителями этого скептицизма были Надеждинъ и сотрудникъ "Телескопа" – Чаадаевъ {См. выше, стр. 64-66.}. У Надеждина, какъ литературнаго критика, высказывается такое же отрицательное отношеніе къ русской исторической жизни, какъ y Чаадаева, и, въ то же время, основнымъ эстетическимъ требованіемъ его было требованіе "народности" въ художественномъ творчеств?. Получалось противор?чіе, изъ котораго никогда не вышелъ Надеждинъ: онъ отрицалъ существованіе y насъ литературы, отрицалъ смыслъ въ русской исторической жизни,- и требовалъ какой-то "народности" отъ литераторовъ, требовалъ отказаться отъ европеизма и искать своего.
Въ прим?неніи къ литератур?, Надеждинъ свой скептицизмъ выразилъ т?мъ, что отрицательно относился и къ псевдоклассикамъ, и къ современнымъ писателямъ, которыхъ называлъ "псевдоромантиками". Онъ требовалъ созданія такого направленія, въ которомъ соединился бы истинный классицизмъ (античный) съ истиннымъ романтизмомъ (поэзія среднихъ в?ковъ, къ которой онъ относилъ и Шекспира). Челов?къ образованный, ловко влад?вшій перомъ, начитанный въ философіи и ум?вшій обращаться съ терминами, Надеждинъ, въ свое время, производилъ впечатл?ніе своими статьями, въ которыхъ была и ?дкость остроумія, и свобода сужденій. Онъ былъ одинъ изъ самыхъ строгихъ и несправедливыхъ критиковъ Пушкина.
Изъ школы Надеждина вынесъ Б?линскій р?шительность и см?лость сужденія, требованія народности отъ литературы, скептицизмъ къ русской исторіи, шеллингіанское пониманіе поэзіи и, къ сожал?нію, н?которую несогласованность въ самыхъ основахъ своего міросозерцанія.
Вс? эти особенности сказались въ первой большой стать? его "Литературныя мечтанія".
"Литературныя мечтанія".
Въ основ? этой статьи положена мысль, что y насъ н?тъ литературы, потому что н?тъ еще общества, не выяснилась еще физіономія народа, не опред?лилась русская народность. Между прочимъ, онъ д?лаетъ попытку опред?лить самое понятіе "литература" и "народность".
Опред?ленія понятія "литература". Опред?леніе "народности".
Литература, это – "собраніе такого рода художественно-словесныхъ произведеній, которыя суть плодъ свободнаго вдохновенія и дружныхъ усилій людей созданныхъ для искусства, дышащихъ для одного его и уничтожающихся вн? его, вполн? выражающихъ и воспроизводящихъ въ своихъ изящныхъ созданіяхъ духъ того народа, среди котораго они рождены и воспитаны". Итакъ, литература – зеркало жизни; поэтъ служитъ только красот?, но невольно, безсознательно, какъ эхо, отражаетъ всю жизнь. Искусство – высшее откровеніе божественнаго духа въ челов?к?, поэтъ – глашатай в?чной истины, жрецъ, служитель "чистой красоты". "Духомъ" народа называетъ онъ ту сторону его бытія, въ которой онъ отражаетъ какую-нибудь сторону жизни ц?лаго челов?чества; если народъ не въ состояніи этого сд?лать, "онъ не живетъ, a прозябаетъ", и ц?нности исторической не им?етъ. Восторженныя строки посвящаетъ онъ красот? и стройности мірозданія. Для него природа – живой организмъ, конкретное воплощеніе мірового духа. Вс? эти идеи – отраженіе шеллингіанства, насл?діе лекцій и бес?дъ Надеждина.
Скептицизмъ Б?линскаго.
Надеждинскій скептицизмъ выразился въ строгомъ отношеніи къ русской литератур?,- ея y насъ н?тъ, есть лишь писатели, но н?тъ между ними той органической преемственности, которая говорила бы о развитіи объ исторіи… Это р?шительное сужденіе Б?линскаго совершенно ошибочво: онъ не зналъ русской литературы Х?III в. во всемъ ея объем?, зналъ лишь произведенія отд?льныхъ писателей, a потому не зам?тилъ т?хъ звеньевъ, что соединяютъ ихъ крупныя произведенія, при помощи мелкихъ въ н?что органически-ц?лое.
Манера письма.
Съ небрежной развязностью критикуетъ Б?линскій писателей XVIII и XIX в?ка, безапелляціонно раздавая приговоры,- для ученіка Надеждина не было авторитетовъ. Такъ же р?шителенъ его отзывъ о Пушкин?: творчество его изсякло,- "Борисъ Годуновъ" былъ посл?днимъ его вдохновеніемъ". Съ такою же опред?ленностью говориль онъ и о мелкихъ писателяхъ своего времени. Онъ опред?лилъ свое время, какъ "переходное", когда кончился одинъ періодъ, "пушкинскій", и когда вс? старые боги оказалась упраздненными.
Другія статьи этого періода.
Къ этому же періоду относится много другихъ статей Б?линскаго,- лучшія: "О русской пов?сти и пов?стяхъ Гоголя", "О стихотвореніяхъ Баратынскаго, Кольцова, Бенедиктова", "О романахъ Лажечникова" и др.
Б?линскій о Гогол?.
Говоря о Гогол?, онъ написалъ ц?лую исторію русской пов?сти, сочинилъ разсужденіе объ идеальной и реальной поэзіи. Въ Гогол? онъ призналъ художника, который в?рно отражаетъ д?йствительность, призналъ "народность" его пов?сти, ихъ художественныя красоты. В?рный себ?, онъ превозноситъ "безсознательность" Гоголя, отсутствіе моральныхъ и иныхъ тенденцій и еще разъ развиваетъ свои взгляды на творчество и творца. "Способность творчества,- говоритъ онъ,- есть великій даръ природы; актъ творчества, въ дум? творящей, есть великое таинство, минута творчества есть минута великаго священнод?йствія; творчество безц?льно съ ц?лью, безсознательно съ сознаніемъ, свободно съ зависимостью". "Поэтъ – рабъ своего предмета, ибо не властенъ ни въ его выбор?, ни въ его развитіи, ибо не можетъ творить ни по приказу, ни по заказу, ни по собственной вол?, если не чувствуетъ вдохновенія, которое р?шительно не зависитъ отъ него".
Понятно, что, придерживаясь такихъ взглядовъ, Б?лянскій долженъ былъ въ это время восхищаться стихотвореніями Пушкина: "Поэтъ и Чернь", "Поэту", "Чернь", "Эхо".
Второй періодъ литературной д?ятельности Б?линскаго. Гегель.
Второй періодъ умственнаго развитіяБ?линскаго далъ ему "систему", которая сразу внесла порядокъ въ его міросозерцаніе. За эту "стройность" системы, въ которой все такъ было ясно, все было р?шено, все на м?ст?, Б?линскій и привязался къ Гегелю. Теперь въ его мысляхъ и статьяхъ н?тъ уже т?хъ неясностей, несогласованностей, даже противор?чій, которыя были y него насл?діемъ надеждинской школы {См. объ этихъ противор?чіяхъ въ работ? акад. Жданова: "Памяти В. Г. Б?линскаго", стр. 22 и др.}. Въ своихъ критическихъ статъяхъ сталъ онъ теперь настойчиво твердить о "разумности д?йствительнаго", о наличности развитія въ историческомъ ход? русской жизни; еще настойчив?е сд?лались теперь его попытки опред?лить "духъ" русскаго народа.
Наибол?е типичными статьями этого періода были статьи: "Менцель, критикъ Гёте", "Очерки Бородинскаго сраженія", "Горе отъ ума".
"Менцель, критикъ Гете".
Въ первой изъ названяыхъ статей онъ защищаетъ "д?йствительность". "Все, что есть, необходимо,- говоритъ онъ,- разумно и д?йствительно… Посмотрите на природу, приникните съ любовью къ ея материнской груди, прислушайтесь къ біенію ея сердца – и увидите, въ ея безконечномъ разнообразіи, удивительное единство; въ ея безконечномъ противор?чіи – удивительную гармонію. Кто можетъ найти хоть одну погр?шность, хоть одинъ недостатокъ въ твореніи Предв?чнаго Художника? Кто можетъ сказать, что вотъ эта былинка не нужна, это животное лишнее? Если же міръ природы, столь разнообразный,- столь, повидимому, противор?чивый, такъ разумно д?йствителенъ, то неужели высшій его – міръ исторіи – есть не такое же разумно-д?йствительное развитіе божественной идеи, a какая-то сказка, полная случайныхъ и противор?чащихъ столкновеній между обстоятельствами? И однако же есть люди, которые твердо уб?ждены, что все идетъ въ мір? ве такъ, какъ должно. Удивительно ли посл? этого, что исторія y нихъ является то сумасшедшимъ, то смирительнымъ домомъ, то темницею, наполненною преступниками, a не пантеономъ славы и безсмертія, полнымъ ликовъ представителей челов?чества, выполнителей судебъ Божіихъ! Хороша исторія!… Такіе кривые взгляды, иногда выдаваемые за высшіе, происходятъ отъ разсудочнаго пониманія д?йствительности, необходимо соединеннаго съ отвлеченностью и односторонностью. "Разсудокъ" ум?етъ только отвлекать идею отъ явленія и вид?ть одну какую-нибудь сторону предмета; только "разумъ" постигаетъ идею неразд?льно съ явленіемъ и явленіе неразд?льно съ идеею и схватываетъ предметъ со вс?хъ его сторонъ, повидимому, одна другой противор?чащихъ и другъ съ другомъ несовм?стныхъ,- схватываетъ его во всей его полнот? и ц?льности. И потому разумъ не создаетъ д?йствительности, a сознаетъ ее, предварительно взявъ за аксіому, что все, что есть, все то и необходимо, и законно, и разумно. Онъ не говоритъ, что такой-то народъ хорошъ, a вс? другіе, непохожіе на него, дурны, что такая-то эпоха въ исторіи народа, или челов?ка – хороша, a такая-то дурна, но для него вс? народы и вс? эпохи равно велики и важны, какъ выраженія абсолютной идеи, діалектически въ нихъ развивающейся.
Обращяясь къ "д?йствительности" въ жизни, Б?линскій говоритъ: "Самыя преступленія, какъ бы они ни были ужасны, все это для него явленія одной и той же д?йствительности, выражающія необходимые моменты духа, или уклоненія его отъ нормальности, всл?дствіе внутреннихъ и вн?шнихъ причинъ". Онъ высм?иваетъ т?хъ историковъ, которые берутся говорить объ "ошибкахъ" великихъ историческихъ д?ятелей. Cъ этой точки зр?нія онъ осуждаетъ и Менцеля, критика Гёте.
"Очерки бородинскаго сраженія".
Въ стать? объ "Очеркахъ бородинскаго сраженія" Глинки, онъ стоя на своей излюбленной точк? зр?нія, обращается къ русской жизни и защищаеть разумность монархической власти,- ея великое значеніе. "Царь есть нам?стникъ Божій,- говоритъ онъ,- a царская власть, замыкающая въ себ? вс? частныя воли, есть преобразованіе единодержавія в?чнаго и довременнаго разума" {Въ этой стать? Б?линскій говоритъ о томъ, что престолъ долженъ бытъ насл?дственнымъ,- онъ говоритъ, что президентъ Соединенныхъ Штатовъ только "почтенная, но не свящеиная особа", да и сами Соединенные Штаты – не народъ.}. Вс? эти идеи, даже патріотическія настроенія, не чуждыя шовинизма, удивительно совпадаютъ съ мыслями Пушкина {Пушкинъ о монархіи говоритъ сл?дующее: "Зач?мъ нужно, чтобы одинъ изъ насъ сталъ выше вс?хъ и даже выше самого закона? Зат?мъ, что законъ – дерево; въ закон? слышитъ челов?къ что-то жесткое и небратское. Съ однимъ буквальнымъ исполненіемъ закона недалеко уйдешь!… Государство безъ полномощнаго монарха – автоматъ: много-много, если оно достигнетъ того, до чего достигнули Соединенные Штаты. A что такое Соединенные Штаты? Мертвечина. Челов?къ въ нихъ выв?трился до того, что и вы?деннаго яйца не стоитъ".} и настроеніемъ его патріотическихъ одъ {См. выше, стр. 77-78.}.
"Горе отъ ума".
Въ стать? о "Гор? отъ ума" онъ напалъ на автора за его стремленіе бороться съ русскою "д?йствительностью". Поэтому онъ отрицательно отнесся къ Чацкому, назвалъ его "крикуномъ, фразеромъ, идеальнымъ шутомъ", призналъ его лицомъ комическимъ, и причину его "горя" увид?лъ не въ "ум?", a въ "умничаньи" {Опять близкое совпаденіе съ мыслями Пушкина.}… Гораздо выше комедій Грибо?дова поставилъ онъ гоголевскаго "Ревизора", въ которомъ вид?лъ объективное изображеніе д?йствительности, безъ всякихъ попытокъ при помощи "резонеровъ" "поучать" зрителей.
Что такое "д?йствительность"?
Въ этой стать? критикъ д?литъ поэзію на два вида: на "поэзію положенія", или "д?йствительности" – и "поэзію отрицанія", или призрачности. Подъ словомъ д?йствительностьразум?ется все, что есть міръ видимый и міръ духовный,- міръ фактовъ и міръ идей – разумъ въ сознаніи и разумъ въ явленіи. Словомъ, открывающійся самому себ? духъ есть д?йствительность,- тогда все частное, все случайное, все неразумное есть призрачность, какъ противоположность д?йствительности, какъ ея отрицаніе, какъ кажущееся, но не сущее… Челов?къ служитъ царю и отечеству, всл?дствіе возвышеннаго понятія о своихъ обязанностяхъ къ нимъ, всл?дствіе желанія быть орудіемъ истины и блага, всл?дствіе сознанія себя, какъ части общества, своего кровнаго и духовнаго родства съ нимъ – это міръ д?йствительности. "Овому талантъ, овому два" и потому, какъ бы ни была ограничена сфера д?ятельности челов?ка, какъ бы ни незначительно было м?сто, занимаемое имъ не только въ челов?честв?, но и въ обществ?, но если онъ, кром? своей конечной личности, кром? своей ограниченной индивидуальности, видитъ въ жизни н?что общее и, въ сознаніи этого общаго, по степеви своего разум?нія, находитъ и источникъ своего счастья,-
Удивляясь самъ р?зкимъ переворотамъ своего міровоззр?нія, оправдывалъ онъ себя т?мъ, что они – результатъ его честнаго исканія истины {"Тотъ не любитъ истины, кто не хочетъ для нея заблуждаться",-говоритъ онъ.}. "Теперь я весь въ иде? гражданской доблести, весь – въ па?ос? правды и чести,-восклицаетъ онъ,- и, мимо ихъ, мало зам?чаю какое бы то ни было величіе!… Во мн? развилась какая-то фанатическая любовь къ свобод? и независимости челов?ческой личности, которая только возможна при обществ?, основанномъ на правд? и доблести"; "борьба за понятія – д?ло святое, и горе тому, кто не боролся!" – говоритъ онъ.
Въ это время онъ очень сблизился съ Герценомъ и, подчининившись его вліяніямъ, увлекся сенсимонизмомъ и политическими тревогами которыми наканун? 1848 года сталъ волноваться Западъ. "Ты знаешь мою натуру,- пишетъ онъ другу,- она в?чно въ крайностяхъ. Я съ трудомъ и болью разстаюсь съ старой идеей, отрицаю ее до нельзя, a въ новую перехожу со вс?мъ фанатизмомъ прозелита! Итакъ, я теперь въ новой крайности,- это идея сенсимонизма {См. выше, стр. 71-72.}, которая стала для меня идеею идей, альфою и омегою в?ры и знанія. Она для меня поглотила и исторію, и религію, и философію". На семейную жизнь и положеніе женщивы онъ смотр?лъ теперь глазами сенсимонистовъ. Отъ своего философскаго эготизма отвернулся. "Что мн? въ томъ, что живетъ общее,- восклицаетъ онъ,- когда страдаетъ личность! Что мн? въ томъ, что геній на земл? живетъ въ неб?, когда толпа валяется въ грязи… Прочь же отъ меня блаженство если оно – достояніе мн? одному изъ тысячъ!".
Требованія, предъявляемыя имъ теперь къ литератур?. Отношеніе къ Пушкину. Фанатизмъ Б?линскаго.
Теперь м?няется y него и критическое м?рило,- не красотъ, не литературныхъ достоинствъ требуетъ онъ, a только, чтобы она была д?льна,служила жизни. "Ты – сибаритъ, сластёна,- пишетъ онъ другу,- теб?, вишь, давай поэзію, да художества – тогда ты будешь смаковать и чмокать губами! A мн? поэзіи и художественности нужно не больше, какъ настолько, чтобы пов?сть была истинна, т. е. не впадала въ аллегорію, или не отзывалась аллегоріею. Главное – чтобы она вызывала вопросы…". Любопытенъ теперь отзывъ его о томъ стихотвореніи Пушкина ("Поэтъ и Чернь"), которымъ онъ восхищался недавно. "Помню,- разсказываетъ Тургеневъ,-съ какою комическою яростью онъ однажды при мн? напалъ на отсутствующаго, разум?ется, Пушкина за его два стиха въ "Поэтъ и Чернь" -
"Печной горшокъ теб? дороже:
Ты пищу въ немъ себ? варишь!
"И конечно!- твердилъ Б?линскій, сверкая глазамя и б?гая изъ угла въ уголъ,- конечно дороже. Я не для себя одного, я для своего семейства, я для другого б?дняка въ немъ пищу варю – и прежде, ч?мъ любоваться красотою истукана, будь онъ распрефидіасовскій Аполлонъ – мое право, моя обязанность накормить своихъ и себя, назло всякимъ негодующимъ баричамъ и виршеплетамъ!" Б?линскій сознавалъ крайность, несправедливость своего пристрастнаго, непримиримаго отношенія къ тому, что противор?чило его уб?жденіямъ, но фанатически стоялъ за свою "нетерпимость". "Если сд?лаюсь терпимымъ,- писалъ онъ,- знай, что съ той минуты во мн? умерло то прекрасное-челов?ческое, за которое столько хорошихъ людей любили меня больше, нежели сколько я стоилъ того". "Я знаю, что сижу въ односторонности,- пишетъ онъ въ другомъ письм?,- но не хочу выходить изъ нея – и жал?ю и бол?ю о т?хъ, кто не сидитъ въ ней! Этотъ партійный "фанатизмъ" наложилъ тяжелую печать на литературную д?ятельность Б?линскаго въ посл?дній періодъ его творчества {Между т?мъ, въ одномъ письм? онъ же р?шительно осуждаетъ "гадость и пошлость духа партій", которыя требуютъ готовыхъ р?шеній и затемняютъ истину.}.
Б?линскій въ интимномъ кругу друзей. Б?линскій и славянофилы.
При строгостяхъ тогдашней цевзуры, своихъ новыхъ "уб?жденій" Б?линскій не могъ печатно проявлять,- свои "идеи",- онъ могъ проводить ихъ лишь въ дружескихъ, интимныхъ бес?дахъ да въ письмахъ. И вотъ, вм?ст? со своими друзьями-едивомышленниками, онъ внимательво сл?дитъ за политическою жизнью Европы, интересуется вс?ми иностранными лвтературными новинками, главнымъ образомъ, по вопросамъ соціологическимъ. Въ печати же свой неизрасходованный пылъ "неистовый Виссаріонъ" тратилъ главнымъ образомъ, на высм?иваніе славянофиловъ, не стараясь особенно вникнуть вь ихъ философскіе взгляды, и съ легкою сов?стью путая ихъ взгляды со взглядами Погодина и Шевырева,- главными литературными застр?льщиками "оффиціальной народности". Между т?мъ, съ славянофилами y него до конца жизни осталось н?что общее: да это и немудрено,- и онъ, и они – вышли вс? изъ-подъ крыла Станкевича, воспитались на Гегел? {Даже соціальными ученіями славянофилы увлекались, отсюда преклоненіе ихъ передъ русскою "общиной".}. Б?линскій, наприм?ръ, съ неменьшею страстностью, ч?мъ т? же славянофилы, ч?мъ Гоголь, всегда интересовался русскимъ народомъ, пытался себ? опред?лить его "духъ".
Б?линскій и "русская народность".
"Русская личность пока – эмбріонъ,- писалъ онъ въ одномъ письм?,- но сколько широты и силы въ натур? этого эмбріона! какъ душна и страшна ей всякая ограниченность и yзкость! Она боится ихъ, не терпитъ ихъ больше всего – и хорошо, по моему мн?нію, д?лаетъ, довольствуясь пока нич?мъ, вм?сто того, чтобы закабалиться въ какую-нибудь дрянную односторонность! Русакъ пока еще, д?йствительно, ничего, но посмотри, какъ онъ требователенъ, не хочетъ того, не дивится этому, отрицаетъ все, а, между т?мъ, чего-то хочетъ, къ чему-то стремится!". Такимъ образомъ, если славянофилы и Гоголь идеализировали положительные идеалы русскаго народа, воплотившіеся въ "народ?-богоносц?", "народ?-пахар?", святомъ подвижник? древней Руси,- Б?линскій идеализировалъ силу "протеста" и "критицизма", д?йствительно, им?ющуюся въ русскомъ народ?: былинный образъ Василія Буслаева, многія пословицы русскаго народа, русскіе реформаторы, въ род? св. Владимира и Петра, еретики древней Руси – вотъ, представители этого "протестующаго начала".
Б?линскій не прочь былъ идеализировать даже современное русское общество, только идеальныхъ героевъ онъ искалъ совс?мъ не тамъ, гд? Гоголь. "Что хорошіе люди – говорилъ онъ – есть везд?, объ этомъ и говорить нечего, что ихъ на Руси, по сущности народа русскаго, должно быть гораздо больше, нежели какъ думаютъ сами славянофилы, и что, наконецъ, Русь есть по преимуществу страна крайностей и чудныхъ, странныхъ, непонятныхъ исключеній – все это для меня аксіома, какъ дважды два четыре",- но изображать этихъ героевъ въ литератур? было нельзя,- ихъ, по словамъ Б?линскаго, не пропустила бы "цензурная таможня". "А почему?-продолжаетъ онъ,- потому именно, что въ нихъ челов?ческое – въ прямомъ противор?чіи съ тою общественною средою, въ которой они живутъ. Мало того: хорошій челов?къ на Руси можетъ быть вногда героеиъ добра, въ полномъ смысд? слова, но это не м?шаетъ ему быть, съ другихъ сторонъ, гоголевскимъ лицомъ: честенъ и правдивъ, готовъ за правду на пытку, на колесо, но – нев?жда, колотитъ жену, варваръ съ д?тьми".
Усп?хъ Б?линскаго въ сред? читателей.
Долго работалъ Б?линскій въ "Отечественныхъ Запискахъ". Это была пора расцв?та его таланта. Съ жадностью читались его статьи молодежью, заучивались наизусть, какъ стихи. Наконецъ, въ силу принципіальныхъ разногласій, онъ разошелся въ 1846 г. съ издателемъ. Опять подошли крутыя времена,- т?мъ бол?е, что теперь Б?линскій былъ уже семейнымъ челов?комъ и, къ тому же, обострилась его хроническая бол?знь легкихъ. Въ ц?ляхъ леченія ?здилъ онъ и на югь Россіи, но эта кратковременная по?здка мало пользы принесла ему: плоть его зам?тно разрушалась, но духъ гор?лъ все т?мъ жо огнемъ.
"Современникъ".
Въ 1847 году основанъ былъ новый журналъ "Современникъ". Лучшіе писатели того времени были сотрудниками новаго органа: Герценъ, Гончаровъ, Тургеневъ, Григоровичъ, Дружининъ, Достоевскій, Некрасовъ въ эти начальные годы журнала пом?щали въ немъ свои пов?сти и романы {Почти вс? эти писатели составили "кружокъ" Б?линскаго; его горячія р?чи въ кругу этой избранной молодежи им?ли большое воспитательное значеніе для этихъ молодыхъ писателей.}. Привлечены были и такіе ученые, какъ Соловьевъ, Кавелинъ. Б?линскій въ новомъ журнал? велъ отд?лъ критики.
Б?линскій заграницей.
Въ 1847 году ему, для поправленія легкихъ, пришлось ?хать заграницу. Но изъ леченія зальцбруннскими водамн никакого серьезнаго толка не вышло: между т?мъ, работать было нужно, чтобы не жить на счетъ друзей, чтобы не умереть съ голоду… И вотъ, почти умирающій, взбудораженный, съ разбитой грудью и издерганными нервами, Б?линскій продолжаетъ гор?ть "огнемъ неугасимымъ",- пишетъ свои пламенныя статьи, вс?мъ интересуется, попрежнему восхищается и возмущается, какъ юноша… Заграницей, подъ сердитую руку, написалъ онъ свое письмо Гоголю. Фанатизмомъ партійности внушено ему это письмо. В?дь, въ сущности, Гоголь говорилъ въ своихъ "Выбранныхъ м?стахъ" многое такое, во что еще недавно самъ Б?линскій в?рилъ, и о своей в?р? заявлялъ даже въ печати (ср. стр. 239 съ 230 и др.),- и всетаки Б?линскій, почти умирающій, не простилъ умирающаго Гоголя и жестоко "распялъ" его!
Бол?знь и смерть.
Въ 1848 году бол?знь его быстро приняла опасный характеръ, но онъ все работалъ съ тою же энергіей; наконецъ, работать стало не подъ силу… Онъ зналъ, что идетъ смерть, но ясность интересовъ оставалась та же. Неутомимый труженикъ умеръ б?днякомъ, потому что никогда не былъ "пріобр?тателемъ", a только честнымъ слугой своей родины.
Личность Б?линскаго.
Б?линскій принадлежалъ къ той же семь? "алчущихъ правды", какъ и Гоголь, но онъ былъ счастлив?е великаго юмориста,- больше ясности и широты было въ его ум?, отличался онъ большею в?рою въ истину – и энергіею въ ея достиженіи. Къ служенію истин? не прим?шивалъ онъ личныхъ заботъ о себ?, о своей душ?,- онъ весь отдался русскому обществу, только ему служилъ.
Литературная д?ятельность Б?линскаго.
Литературная д?ятельность Б?линскагоясно распадается на три періода: первый періодъ захватываетъ время отъ начала его серьезной критической работы до увлеченія Гегелемъ (съ начала 30-ыхъ годовъ до ихъ конца). Это періодъ, когда онъ находился подъ вліяніемъ Надеждина, "скептической школы", и отчасти Шеллинга. Второй періодъ, съ копца 80-хъ годовъ, захватываетъ первые годы сороковыхъ. Въ этотъ періодъ времени Б?линскій находится подъ вліяніемъ Гегеля. И, наконецъ, сороковые годы, до смерти, представляютъ третій періодъ, когда великій критикъ увлекся идеями общественными и политическими.
Первый періодъ литературной д?ятельности Б?линскаго.
а) Первый періодъд?ятельности Б?линскаго совпалъ съ участіемъ его въ журналахъ Надеждина. Надеждинъ былъ самъ знаменитый, въ свое время, критикъ, популярный профессоръ, поклонникъ и пропагандистъ "шеллингіанства" и, наконецъ, другъ Б?линскаго.
Надеждинъ и скептическая школа въ московскомъ университетp3;.
Надеждинъ былъ ученикомъ изв?стнаго профессора Московскаго университета Каченовскаго, основателя y насъ "скептической школы" въ наук? русской исторіи. Этотъ "скептицизмъ", какъ научный пріемъ, им?лъ въ свое время большое значеніе, такъ какъ помогъ русской исторической наук? отд?латься отъ многихъ фантастическихъ построеній, пров?рить подлинность источниковъ. За свой скептицизмъ Каченовскій былъ нелюбимъ современниками,- его ругали т?, кому дорогъ былъ авторитетъ Карамзина, кто в?рилъ всякимъ историческимъ утопіямъ {Правда, со своимъ "скептицизмомъ", Каченовскій иногда вдавался въ крайности: такъ онъ усумнился въ подлинности "Слова о полку Игорев?".},- но посл?дующія покол?нія отдали ему за это должное.
Скептицизмъ въ литератур?.
Литературными выразителями этого скептицизма были Надеждинъ и сотрудникъ "Телескопа" – Чаадаевъ {См. выше, стр. 64-66.}. У Надеждина, какъ литературнаго критика, высказывается такое же отрицательное отношеніе къ русской исторической жизни, какъ y Чаадаева, и, въ то же время, основнымъ эстетическимъ требованіемъ его было требованіе "народности" въ художественномъ творчеств?. Получалось противор?чіе, изъ котораго никогда не вышелъ Надеждинъ: онъ отрицалъ существованіе y насъ литературы, отрицалъ смыслъ въ русской исторической жизни,- и требовалъ какой-то "народности" отъ литераторовъ, требовалъ отказаться отъ европеизма и искать своего.
Въ прим?неніи къ литератур?, Надеждинъ свой скептицизмъ выразилъ т?мъ, что отрицательно относился и къ псевдоклассикамъ, и къ современнымъ писателямъ, которыхъ называлъ "псевдоромантиками". Онъ требовалъ созданія такого направленія, въ которомъ соединился бы истинный классицизмъ (античный) съ истиннымъ романтизмомъ (поэзія среднихъ в?ковъ, къ которой онъ относилъ и Шекспира). Челов?къ образованный, ловко влад?вшій перомъ, начитанный въ философіи и ум?вшій обращаться съ терминами, Надеждинъ, въ свое время, производилъ впечатл?ніе своими статьями, въ которыхъ была и ?дкость остроумія, и свобода сужденій. Онъ былъ одинъ изъ самыхъ строгихъ и несправедливыхъ критиковъ Пушкина.
Изъ школы Надеждина вынесъ Б?линскій р?шительность и см?лость сужденія, требованія народности отъ литературы, скептицизмъ къ русской исторіи, шеллингіанское пониманіе поэзіи и, къ сожал?нію, н?которую несогласованность въ самыхъ основахъ своего міросозерцанія.
Вс? эти особенности сказались въ первой большой стать? его "Литературныя мечтанія".
"Литературныя мечтанія".
Въ основ? этой статьи положена мысль, что y насъ н?тъ литературы, потому что н?тъ еще общества, не выяснилась еще физіономія народа, не опред?лилась русская народность. Между прочимъ, онъ д?лаетъ попытку опред?лить самое понятіе "литература" и "народность".
Опред?ленія понятія "литература". Опред?леніе "народности".
Литература, это – "собраніе такого рода художественно-словесныхъ произведеній, которыя суть плодъ свободнаго вдохновенія и дружныхъ усилій людей созданныхъ для искусства, дышащихъ для одного его и уничтожающихся вн? его, вполн? выражающихъ и воспроизводящихъ въ своихъ изящныхъ созданіяхъ духъ того народа, среди котораго они рождены и воспитаны". Итакъ, литература – зеркало жизни; поэтъ служитъ только красот?, но невольно, безсознательно, какъ эхо, отражаетъ всю жизнь. Искусство – высшее откровеніе божественнаго духа въ челов?к?, поэтъ – глашатай в?чной истины, жрецъ, служитель "чистой красоты". "Духомъ" народа называетъ онъ ту сторону его бытія, въ которой онъ отражаетъ какую-нибудь сторону жизни ц?лаго челов?чества; если народъ не въ состояніи этого сд?лать, "онъ не живетъ, a прозябаетъ", и ц?нности исторической не им?етъ. Восторженныя строки посвящаетъ онъ красот? и стройности мірозданія. Для него природа – живой организмъ, конкретное воплощеніе мірового духа. Вс? эти идеи – отраженіе шеллингіанства, насл?діе лекцій и бес?дъ Надеждина.
Скептицизмъ Б?линскаго.
Надеждинскій скептицизмъ выразился въ строгомъ отношеніи къ русской литератур?,- ея y насъ н?тъ, есть лишь писатели, но н?тъ между ними той органической преемственности, которая говорила бы о развитіи объ исторіи… Это р?шительное сужденіе Б?линскаго совершенно ошибочво: онъ не зналъ русской литературы Х?III в. во всемъ ея объем?, зналъ лишь произведенія отд?льныхъ писателей, a потому не зам?тилъ т?хъ звеньевъ, что соединяютъ ихъ крупныя произведенія, при помощи мелкихъ въ н?что органически-ц?лое.
Манера письма.
Съ небрежной развязностью критикуетъ Б?линскій писателей XVIII и XIX в?ка, безапелляціонно раздавая приговоры,- для ученіка Надеждина не было авторитетовъ. Такъ же р?шителенъ его отзывъ о Пушкин?: творчество его изсякло,- "Борисъ Годуновъ" былъ посл?днимъ его вдохновеніемъ". Съ такою же опред?ленностью говориль онъ и о мелкихъ писателяхъ своего времени. Онъ опред?лилъ свое время, какъ "переходное", когда кончился одинъ періодъ, "пушкинскій", и когда вс? старые боги оказалась упраздненными.
Другія статьи этого періода.
Къ этому же періоду относится много другихъ статей Б?линскаго,- лучшія: "О русской пов?сти и пов?стяхъ Гоголя", "О стихотвореніяхъ Баратынскаго, Кольцова, Бенедиктова", "О романахъ Лажечникова" и др.
Б?линскій о Гогол?.
Говоря о Гогол?, онъ написалъ ц?лую исторію русской пов?сти, сочинилъ разсужденіе объ идеальной и реальной поэзіи. Въ Гогол? онъ призналъ художника, который в?рно отражаетъ д?йствительность, призналъ "народность" его пов?сти, ихъ художественныя красоты. В?рный себ?, онъ превозноситъ "безсознательность" Гоголя, отсутствіе моральныхъ и иныхъ тенденцій и еще разъ развиваетъ свои взгляды на творчество и творца. "Способность творчества,- говоритъ онъ,- есть великій даръ природы; актъ творчества, въ дум? творящей, есть великое таинство, минута творчества есть минута великаго священнод?йствія; творчество безц?льно съ ц?лью, безсознательно съ сознаніемъ, свободно съ зависимостью". "Поэтъ – рабъ своего предмета, ибо не властенъ ни въ его выбор?, ни въ его развитіи, ибо не можетъ творить ни по приказу, ни по заказу, ни по собственной вол?, если не чувствуетъ вдохновенія, которое р?шительно не зависитъ отъ него".
Понятно, что, придерживаясь такихъ взглядовъ, Б?лянскій долженъ былъ въ это время восхищаться стихотвореніями Пушкина: "Поэтъ и Чернь", "Поэту", "Чернь", "Эхо".
Второй періодъ литературной д?ятельности Б?линскаго. Гегель.
Второй періодъ умственнаго развитіяБ?линскаго далъ ему "систему", которая сразу внесла порядокъ въ его міросозерцаніе. За эту "стройность" системы, въ которой все такъ было ясно, все было р?шено, все на м?ст?, Б?линскій и привязался къ Гегелю. Теперь въ его мысляхъ и статьяхъ н?тъ уже т?хъ неясностей, несогласованностей, даже противор?чій, которыя были y него насл?діемъ надеждинской школы {См. объ этихъ противор?чіяхъ въ работ? акад. Жданова: "Памяти В. Г. Б?линскаго", стр. 22 и др.}. Въ своихъ критическихъ статъяхъ сталъ онъ теперь настойчиво твердить о "разумности д?йствительнаго", о наличности развитія въ историческомъ ход? русской жизни; еще настойчив?е сд?лались теперь его попытки опред?лить "духъ" русскаго народа.
Наибол?е типичными статьями этого періода были статьи: "Менцель, критикъ Гёте", "Очерки Бородинскаго сраженія", "Горе отъ ума".
"Менцель, критикъ Гете".
Въ первой изъ названяыхъ статей онъ защищаетъ "д?йствительность". "Все, что есть, необходимо,- говоритъ онъ,- разумно и д?йствительно… Посмотрите на природу, приникните съ любовью къ ея материнской груди, прислушайтесь къ біенію ея сердца – и увидите, въ ея безконечномъ разнообразіи, удивительное единство; въ ея безконечномъ противор?чіи – удивительную гармонію. Кто можетъ найти хоть одну погр?шность, хоть одинъ недостатокъ въ твореніи Предв?чнаго Художника? Кто можетъ сказать, что вотъ эта былинка не нужна, это животное лишнее? Если же міръ природы, столь разнообразный,- столь, повидимому, противор?чивый, такъ разумно д?йствителенъ, то неужели высшій его – міръ исторіи – есть не такое же разумно-д?йствительное развитіе божественной идеи, a какая-то сказка, полная случайныхъ и противор?чащихъ столкновеній между обстоятельствами? И однако же есть люди, которые твердо уб?ждены, что все идетъ въ мір? ве такъ, какъ должно. Удивительно ли посл? этого, что исторія y нихъ является то сумасшедшимъ, то смирительнымъ домомъ, то темницею, наполненною преступниками, a не пантеономъ славы и безсмертія, полнымъ ликовъ представителей челов?чества, выполнителей судебъ Божіихъ! Хороша исторія!… Такіе кривые взгляды, иногда выдаваемые за высшіе, происходятъ отъ разсудочнаго пониманія д?йствительности, необходимо соединеннаго съ отвлеченностью и односторонностью. "Разсудокъ" ум?етъ только отвлекать идею отъ явленія и вид?ть одну какую-нибудь сторону предмета; только "разумъ" постигаетъ идею неразд?льно съ явленіемъ и явленіе неразд?льно съ идеею и схватываетъ предметъ со вс?хъ его сторонъ, повидимому, одна другой противор?чащихъ и другъ съ другомъ несовм?стныхъ,- схватываетъ его во всей его полнот? и ц?льности. И потому разумъ не создаетъ д?йствительности, a сознаетъ ее, предварительно взявъ за аксіому, что все, что есть, все то и необходимо, и законно, и разумно. Онъ не говоритъ, что такой-то народъ хорошъ, a вс? другіе, непохожіе на него, дурны, что такая-то эпоха въ исторіи народа, или челов?ка – хороша, a такая-то дурна, но для него вс? народы и вс? эпохи равно велики и важны, какъ выраженія абсолютной идеи, діалектически въ нихъ развивающейся.
Обращяясь къ "д?йствительности" въ жизни, Б?линскій говоритъ: "Самыя преступленія, какъ бы они ни были ужасны, все это для него явленія одной и той же д?йствительности, выражающія необходимые моменты духа, или уклоненія его отъ нормальности, всл?дствіе внутреннихъ и вн?шнихъ причинъ". Онъ высм?иваетъ т?хъ историковъ, которые берутся говорить объ "ошибкахъ" великихъ историческихъ д?ятелей. Cъ этой точки зр?нія онъ осуждаетъ и Менцеля, критика Гёте.
"Очерки бородинскаго сраженія".
Въ стать? объ "Очеркахъ бородинскаго сраженія" Глинки, онъ стоя на своей излюбленной точк? зр?нія, обращается къ русской жизни и защищаеть разумность монархической власти,- ея великое значеніе. "Царь есть нам?стникъ Божій,- говоритъ онъ,- a царская власть, замыкающая въ себ? вс? частныя воли, есть преобразованіе единодержавія в?чнаго и довременнаго разума" {Въ этой стать? Б?линскій говоритъ о томъ, что престолъ долженъ бытъ насл?дственнымъ,- онъ говоритъ, что президентъ Соединенныхъ Штатовъ только "почтенная, но не свящеиная особа", да и сами Соединенные Штаты – не народъ.}. Вс? эти идеи, даже патріотическія настроенія, не чуждыя шовинизма, удивительно совпадаютъ съ мыслями Пушкина {Пушкинъ о монархіи говоритъ сл?дующее: "Зач?мъ нужно, чтобы одинъ изъ насъ сталъ выше вс?хъ и даже выше самого закона? Зат?мъ, что законъ – дерево; въ закон? слышитъ челов?къ что-то жесткое и небратское. Съ однимъ буквальнымъ исполненіемъ закона недалеко уйдешь!… Государство безъ полномощнаго монарха – автоматъ: много-много, если оно достигнетъ того, до чего достигнули Соединенные Штаты. A что такое Соединенные Штаты? Мертвечина. Челов?къ въ нихъ выв?трился до того, что и вы?деннаго яйца не стоитъ".} и настроеніемъ его патріотическихъ одъ {См. выше, стр. 77-78.}.
"Горе отъ ума".
Въ стать? о "Гор? отъ ума" онъ напалъ на автора за его стремленіе бороться съ русскою "д?йствительностью". Поэтому онъ отрицательно отнесся къ Чацкому, назвалъ его "крикуномъ, фразеромъ, идеальнымъ шутомъ", призналъ его лицомъ комическимъ, и причину его "горя" увид?лъ не въ "ум?", a въ "умничаньи" {Опять близкое совпаденіе съ мыслями Пушкина.}… Гораздо выше комедій Грибо?дова поставилъ онъ гоголевскаго "Ревизора", въ которомъ вид?лъ объективное изображеніе д?йствительности, безъ всякихъ попытокъ при помощи "резонеровъ" "поучать" зрителей.
Что такое "д?йствительность"?
Въ этой стать? критикъ д?литъ поэзію на два вида: на "поэзію положенія", или "д?йствительности" – и "поэзію отрицанія", или призрачности. Подъ словомъ д?йствительностьразум?ется все, что есть міръ видимый и міръ духовный,- міръ фактовъ и міръ идей – разумъ въ сознаніи и разумъ въ явленіи. Словомъ, открывающійся самому себ? духъ есть д?йствительность,- тогда все частное, все случайное, все неразумное есть призрачность, какъ противоположность д?йствительности, какъ ея отрицаніе, какъ кажущееся, но не сущее… Челов?къ служитъ царю и отечеству, всл?дствіе возвышеннаго понятія о своихъ обязанностяхъ къ нимъ, всл?дствіе желанія быть орудіемъ истины и блага, всл?дствіе сознанія себя, какъ части общества, своего кровнаго и духовнаго родства съ нимъ – это міръ д?йствительности. "Овому талантъ, овому два" и потому, какъ бы ни была ограничена сфера д?ятельности челов?ка, какъ бы ни незначительно было м?сто, занимаемое имъ не только въ челов?честв?, но и въ обществ?, но если онъ, кром? своей конечной личности, кром? своей ограниченной индивидуальности, видитъ въ жизни н?что общее и, въ сознаніи этого общаго, по степеви своего разум?нія, находитъ и источникъ своего счастья,-