Страница:
Точь-в-точь прототип широко рекламируемого в последнее время чудо-процессора «Гугол».
Лично Стукоток путем оперативных розыскных мероприятий выяснил, что погибший бомж некоторое время назад бесследно исчез, а по возвращении частенько с таинственным видом рассказывал о каком-то необычном «лагере», где провел зиму. Дескать, там его кормили и холили. Безболезненно подлечили зубы, простату и печень. Работать почти не заставляли. Однако и свободы не давали. Стоило наступить теплым денькам, он оттуда с большими приключениями бежал. Местоположение лагеря покойник открывать не желал. Ни при каких условиях.
Процесс наконец-то пошел, обретя конкретную направленность. Вскоре Когорта вышла на фирму «СофКом». Еще быстрее (промедление вообще не в принципах опричников) проведала о нечеловеческой сущности отдельных работников «СофКома». Как? Очень просто. Дело в том, что еще в советские времена (всякому понятно – кем) в самых неожиданных местах крупных городов были размещены рентгеновские, ультразвуковые, инфракрасные и прочие детекторы, сканеры, датчики. Все они до сих пор полностью исправны и готовы по первому требованию выдать необходимую информацию – хозяевам или тем, кто убедительно прикинется хозяевами. А умельцев самого разного профиля в Когорте предостаточно. Про налаженность взаимовыгодных контактов с родственными госслужбами и говорить нечего.
Столь же оперативно были сделаны соответствующие выводы. А именно. Готовится колонизация Земли. «Наездники» (условное название чужаков – по аналогии с насекомыми, откладывающими яйца в тела живых гусениц) используют человеческий мозг в качестве инкубатора. Факт агрессии налицо. Значит – война. До полного уничтожения противника. Пленных не брать. Брать «языков»; получив максимум сведений, ликвидировать. Жестоко? Недальновидно? Увольте от этих розовых пацифистских соплей! Опричная Когорта – боевой отряд; никогда она не возлагала на себя функций комиссии по контактам с иными цивилизациями.
Итак, выражаясь фигурально, бронепоезд разводил пары, машина его набирала обороты, боеприпасы подвозились, орудийные прицелы выверялись и юстировались, личный состав горел рвением, стрелка была уже переведена с запасного пути на основной… а Стукотку тем временем сказали: «Спасибо, милейший. Теперь занимайтесь своими обычными делами. Призывниками, например…» Это было, по меньшей мере, странно. Во-первых, Стукоток небезосновательно считался одним из лучших соколов Дикой сотни как раз по части физических контактов. Во-вторых, последние два года именно он курировал комбинатора Павла Дезире (оперативная кличка Шило), чье недавнее исчезновение с большой степенью вероятности было делом рук «наездников». Комбинатор работал по «СофКому» и, видимо, тоже докопался до истины. Если «наездники» его до сих пор не устранили, то он вполне мог обнаружиться на одной из их баз. Стукоток уже и повестку фальшивую подготовил, чтобы вывести поднадзорного из застенков без лишних объяснений. А тут – на тебе! «Шило, по-видимому, мертв. Поиски даже его тела крайне нежелательны, поскольку могут спугнуть осторожную крупную рыбу. Займитесь наконец призывниками».
Пораскинув мозгами, лейтенант пришел к мысли, что Павел Дезире руководством Когорты приговорен к ликвидации. Так же, как, очевидно, все прочие потенциальные носители «личинок». Полумер мы не признаем.
Зачистка – так уж до стерильной чистоты, зеркального глянца и асептической озоновой свежести. Зачищенная территория должна блестеть, как у кота яйца. Если кто забыл: Опричная Когорта – не богадельня!
Но Стукоток, как и всякий опричник, имел право на самую широкую свободу действий в пределах своей компетенции. «Пределы компетенции» – понятие довольно условное. Кто их устанавливал? Когда? Дед Пихто да бабка Нихто при царе Горохе вилами по воде писали – и это в лучшем случае. А Шило Стукотку нравился. Славный паренек. Кроме того, способность к транспозиции – слишком уникальная штука, чтобы за здорово живешь разбрасываться комбинаторами.
Участковый поставил на уши весь свой личный аппарат осведомителей. А ну как «наездники» захотят перевербовать Дезире и задействовать в своих целях? Сам он на их месте так бы и поступил. Глупо выбрасывать трофейное оружие, – особенно, когда оно превосходит твое собственное по мощи и функциональности.
Шанс на удачу был ничтожный, – но он был.
Позвонил Семеныч из «Скарапеи». («Ну, прощелыга!» – восхитился бес.)
Дальше – дело техники. Вначале Стукоток намеревался тихо-мирно проследить за «наездниками», увозящими комбинатора, до самой их базы. Или куда они там направятся. Но в «Скарапее» неожиданно погас свет, что-то стало взрываться, потянуло «слезогонкой». Поднялась паника. Шило, судя по торопливому и сбивчивому сообщению Семеныча, куда-то запропал. «Наездники», длительное время относившиеся к переполоху индифферентно, в какой-то момент вдруг заволновались и стали настойчиво рваться внутрь клуба. Вероятно, что-то пошло у них наперекосяк. Уж не решил ли Павел Викторович покинуть своих новых друзей без предварительного уведомления? – подумал Стукоток. Похоже, так оно и было.
Соответственно следовало подкорректировать свои планы.
Он перешел на запасные позиции и стал поджидать фигуранта там. Если во время охоты загонщики порскают и шумят на одном участке, то добыча, разумеется, обнаруживается совершенно в другом. Точное направление ее бегства вычисляется опытными охотниками элементарно. Стукотку в подобного рода делах опыта было не занимать. Ему оставалось встать на самый перспективный «номер» и взвести курки.
Дичь выбежала на него точно в предполагаемый срок.
Перехватив многострадального Павла Викторовича, хитроумный опричник начал умышленно тянуть резину, поджидая «наездников». У него в последний момент возникла крайне любопытная идея, которая требовала подтверждения. Или опровержения…
Тут Стукоток примолк. Подбадривать его мне было недосуг: рядом с «копейкой» вырисовалась длиннющая фура, хвост ее мотало немилосердно, и я был всецело поглощен управлением. Водитель фуры не то заснул, не то просто почуял во мне «чайника» и решил малость позабавиться с утра пораньше. Обгонять не обгонял, отставать не отставал, и даже как будто понемногу прижимал нас к обочине. Обложив его по матушке, батюшке и остальным близким родственникам, я свернул на обнаружившуюся очень кстати автобусную остановку, затормозил и встал. Обдав нас на прощание дизельной копотью и громогласно взревев клаксоном, весельчак—дальнобойщик вывел трейлер в крайний левый ряд, где резко прибавил скорости. Очевидно, «придавил до полика».
– Педераст! Чтоб тебе все колеса ночью в грязи проколоть! Разом! – прокричал я ему вслед последнее сердечное пожелание и, отдыхиваясь, спросил Стукотка: – Ну и что это была за любопытная идея? Вместо него ответил Жерар.
– Похоже, он вырубился, Паша, – сказал бес.
Все наши попытки привести Стукотка в сознание окончились безрезультатно. Могучий организм опричника знал свое дело туго. Восстанавливаться так восстанавливаться – и никакого баловства! Стукоток был точно былинный богатырь, который валится после жестокой сечи под зеленый дуб, чтобы проспать три дня и три ночи непробудным сном. Хоть головушку буйную ему руби.
– Куда теперь? – спросил я уныло и вытряхнул последние капли вездесущего «Святого источника», обнаруженного под водительским креслом, за шиворот лейтенанту. – В «Серендиб», к шефу?
Бес сейчас же возмущенно затявкал в том смысле, что кое-кто, не вынеся мытарств последних дней и ночей, наконец-то рехнулся. «Серендиб» – последнее место, где бы он, Жерар, сейчас хотел оказаться.
– А Старая Кошма? – спросил я.
Ну, тогда предпоследнее, согласился он. Поскольку шеф, с его-то колоссальными возможностями, до сих пор о нас не позаботился, Жерар может заключить, что… Двоеточие. Следите за артикуляцией. Эта. Средневековая. Сволочь. Нас. Кинула! Он сразу хотел нас кинуть. Он для того только и направил нас к Софье, чтобы потом с наибольшими брызгами кинуть. Швырнуть в самую трясину. В самую вонючую жижу. В топь. В нужник. Чтобы мы своей шумной предсмертной возней и пусканием пузырей отвлекали внимание от его ненаглядного интеллектуала Максика. Мы справились превосходно.
– Отвлекали внимание…– задумчиво повторил я.
– Ну да! – Бес, решивший, что я затеваю спор, повысил тон.
После чего мне было сообщено, что подобная рокировка (а лучше сказать, финт) является классическим ходом мудрого военачальника, понимающего, что для победы придется чем-то и кем-то пожертвовать. Азбука тактики. К моему сведению, это преподавали еще в начале двадцатого века на курсах красных командиров «Выстрел». Выдвинуть навстречу противнику, движущемуся в атакующей колонне, подразделение поплоше, которое не слишком жалко. Вооружить его, конечно, под завязку, наобещать по завершении операции орденов, званий и т. п. Затеять его силами перестрелку. Вынудить неприятеля развернуть свои полки во всю ширь на невыгодной местности, смешав ему тем самым все планы, и вмазать по нему затем из всех калибров. Надо ли говорить, что ордена личному составу подразделения-приманки в таком случае присваиваются посмертно?
И потом, бросать камни по кустам, вводя противника в заблуждение, – фирменный стиль Сулеймана. Или я забыл, как совсем недавно ради моей безопасности по приказу шефа очень крупно подставлялся Убеев? Может быть, кому-нибудь кажется, что ему пришлось сладко?
– Тебе откуда про Убеева известно? – поразился я.
– Какая разница? Сорока на хвосте принесла, – огрызнулся бес и как-то враз замкнулся. Подумайте, какой конспиратор!
– Ладно, – сказал я примирительно, – гений ты мой тактический. Мюрат ты мой славный. Маршал Ней и Тухачевский в одном липе. Пусть так. Сейчас-то что нам мешает вернуться под пушистое крылышко шефа?
– Паша, – сказал он с жалостью. – Па-шень-ка!..
– Что «Па-шень-ка»?
– А то. Ты никогда не слушал моих советов. Вспомни, чем это обычно кончалось. Хочешь попытать судьбинушку еще разок? Попутного ветра. Семь футов под килем. Скатертью дорога. Штандарт в руки. Или хоругвь. Только без меня.
– Ну, хорошо, – сказал я, возвращаясь на водительское место. – Тогда куда? Ко мне?
– Глупо было бы…
– Согласен. К тебе? Он только фыркнул.
– Что ты фыркаешь, будто лошак строптивый? – рассердился я. – Предлагай сам.
– Изволь, – сказал бес. – Только тебе не понравится.
– Начало обнадеживающее…– сказал я.
– Безусловно, – суховато сказал Жерар. – Мне уже можно продолжать?
Я молча кивнул.
– План прост. В этом рубище, – он пренебрежительно царапнул полу моей гимнастерки коготком, – появляться перед людьми решительно воспрещается. Больно уж ты в нем на дезертира похож. Поэтому наденешь чистую рубашку и брюки лейтенанта. Жаль, конечно, что форменные. Ну да ничего. Погоны снимем, рукава закатаем – авось в глаза не бросится. Самого супермена оставляем в машине. И двигаем отсюда со всей возможной скоростью. Автостопом. Деньги есть.
– Сами, значит, ходу. А Стукотка, значит, бросаем? – хмуро переспросил я. – Вот так вот, да?
– Да, так.
– Замечательно, – едко сказал я. – А ты не боишься, что наш избавитель тем временем загнется?
– Я другого боюсь, Пашенька, – ласково тявкнул Жерар. – И ты того же бойся. Как бы не очухался твой лейтенант.
– И тогда?
– Во поле трында! – еще того ласковей отозвался бес. – Ты что, поверил этим его песням западных славян? О том, как благородный сердцем опричник без санкции сотника устремился опекаемого комбинатора спасать? – Тут он наконец сорвался: – На хрен ему это сраное геройство сдалось? Да Когорте нужен носитель имплантата-«личинки»! Для опытов. Чтобы на живом мозге наблюдать, во что эта гнусь разовьется в конце концов. И все!
– Кто носитель «личинки»? – потрясенно спросил я. – Кого это ты подразумеваешь, кобелина?
– Того и подразумеваю, – отводя взгляд, тявкнул Жерар.
– Нет, зверь, серьезно…
– Горюшко мое! Ты в самом деле дурак или прикидываешься?
– Кто дурак, тот сам знает, – заученно парировал я. Бес сокрушено махнул лапой.
– А, чего с тобой… Паяц.
– Параноик.
– Да, параноик! В нашей ситуации это гораздо полезней для выживания, чем полная атрофия чувства опасности. – Он поставил передние лапы мне на плечо и сдавленно прошипел, глядя прямо в глаза: – Знаешь, Паша, я уже начинаю подумывать, что у тебя и впрямь мозги заплесневели…
– Мудила ты после этого, понял? – сказал я обиженно, дернул плечом, отталкивая его, и отвернулся.
Воцарилось подавленное молчание, нарушаемое только прерывистым дыханием лейтенанта да шумом проезжающих мимо автомобилей.
Я с исступлением балованного ребенка, нежданно-негаданно получившего от ласковой бабушки по попке, жалел себя, а бес… Бес стеклянными глазами созерцал пространство, время от времени механически почесываясь.
Потом я взял себя в руки и постарался размышлять конструктивно.
Вызволять одного человека, заставляя кракенов насторожиться и ставя тем самым под угрозу все планы Когорты, – крайне нерационально. Пусть даже человек этот – носитель «личинки», что еще доказать надо. (Каждая транспозиция начисто выметает из моего организма любые болезнетворные вирусы, не говоря уже о разных там бактериях, амебах, паразитах; счастливое исключение составляет лишь полезная пищеварительная микрофлора. Так что минувшая ночь, переполненная проникновениями, со стопроцентной вероятностью стала бы фатальной как для внедренной в меня личинки «Гугола», так и для ее гифов.) Пусть даже операция предполагалась не столь шумной, как вышла на практике. Следовательно, Стукоток не соврал. Орудовал он сегодня исключительно на собственный страх и риск. Спасая меня. И мой ответный долг сейчас – постараться спасти его. Да и в любом случае, что бы там ни гавкал перестраховщик Жерар, бросать раненого – это совсем уж ни в какие ворота…
Словно услышав меня, лейтенант громко заскрежетал зубами.
Мы с бесом переглянулись.
– Надо позвонить по номеру, что он дал, – сказал я.
– Звони, – насмешливо тявкнул маленький шельмец. – Расстегивай свои чудные галифе, доставай бубенчики шерстяные и звони, сколько моченьки есть! Может, кто и откликнется.
Сарказм его был, в общем, обоснован. Автобусная площадка, на которую я свернул, располагалась посреди чистого поля, засаженного картошкой. Туман рассеивался, поднимался вверх, затягивая небо белесой, предвещавшей дождь дымкой. Перед нами широкой полосой лежало шоссе, понемногу начинавшее заполняться транспортом. Неподалеку виднелся жиденький лесок, к которому вела плохонькая грунтовка. Сам «остановочный комплекс» представлял собой открытый всем ветрам двускатный шалаш из листового железа с исковерканной скамеечкой внутри и примыкающим сортиром в тылу. До ближайшего телефона-автомата в лучшем случае было километров десять.
Что ж, на телефоне свет клином не сошелся. Имеются в нашем распоряжении и другие варианты.
Я раскрыл планшетку Стукотка и вытащил рацию. Как же она работает? – Ага, валяй, жми кнопки. Зови карателей, – с видимой опаской следя за моими манипуляциями, заверещал бес. – Уже придумал, где потом будем прятаться? Наверно, сиганем через пашню в лес? Землянку там выроем. Картошку с поля воровать будем. До зимы далеко. А может, и зимой перекантуемся. Если, конечно, эти… с метлами раньше не изловят. Только они изловят, будь покоен. В течение часа. Не таких лавливали… Обратно сюда приволокут. Меня к «запаске» примотают, бензином обольют и спалят за милую душу. Тебе трепанацию черепа в походных условиях произведут. А Стукотка в наказание за своевольство поблизости бросят, обеспечив полным комплектом неоспоримых улик. Будто это он, злыдень, собачку сжег, а хозяина расчленил и оскальпировал…
– Помолчи, а? – сказал я, слушая гневное шипение в наушнике. Рация явно не была намерена работать в моих руках. Я испробовал все кнопки и их комбинации. Бесполезно. Треск, свист, щелчки. Очевидно, радиус действия рации был невелик. – Раскудахтался…
Тут до меня дошел смысл сказанного бесом. Стукоток – отступник и преступник. Бывшие соратники для него сейчас опасней, чем для нас с Жераром вместе взятых. Я бросил рацию обратно в планшетку, включил скорость и решительно вырулил обратно на шоссе.
– Пашка, опомнись! – взвился Жерар. – У тебя нет документов на машину. У тебя крайне подозрительный вид. Наконец, у тебя на заднем сиденье истекающий кровью мент! Как ты все это думаешь объяснить, если тебя задержат? И куда ты вознамерился ехать? Стой, придурок, или я тебя укушу!..
– Доброе утро! – смущенно сказал я. Шло самое начало седьмого.
– Считаешь? – отозвалась Лада.
Она была босиком, в коротеньком махровом халате с откинутым капюшоном. Волосы у нее были влажные, а личико – свеженькое. Глаза смеялись. Под этим взглядом я с ужасающей силой ощутил вдруг всю нелепость своего наряда. Я переступил с ноги на ногу и жалобно улыбнулся.
– Ну, проходи, – сказала Лада. – Лелька, – крикнула она через плечо, – глянь, кто пожаловал. Ты не поверишь…
– Я пока мокрая, – донеслось откуда-то издалека. Квартира сестренок была из тех, которые называются «сталинками» – с длиннющим коридором и высоченными лепными потолками. – Если ко мне, пускай обождут. Я скоро.
– Проходи же! – Лада потянула меня за руку. Я помотал головой.
– Нет. Боюсь родителей напугать.
Вообще-то, я прекрасно помнил, что сестренки обитают вдвоем. В противном случае просто не поехал бы сюда. Но мало ли кто у них может быть в гостях.
– Каких родителей? – удивилась Лада. – Мы ж тебе говорили, что одни живем.
– А! – проговорил я, словно озаренный внезапным воспоминанием. – А ведь точно…– Я сделал наивные глаза и осторожно тронул «бычка за рогалики»: – Слушай, Лада, как вы относитесь к опричникам?
Была у меня надежда, что объяснять истинное значение слова «опричник» не придется. К счастью, так оно и оказалось. Макошевы отроковицы – народ в подобного рода секретах просвещенный.
– А ты что, в Когорту подался? – Лада окинула скептическим взглядом мою линялую гимнастерку. Расправила какую-то складочку, другую прихлопнула. – Очаровательный мундирчик. Тебе идет. Судя по лаковым туфлям – это парадный вариант?
– Вроде того. И все-таки, – не отступал я. – Как? К опричникам, а?
– Да в чем дело? – Она слегка нахмурилась. – Что ты загадками говоришь?
– У меня раненый, – признался я отчаянно. – Он из Дикой сотни. Сокол. Была операция, его здорово помяли. Сейчас он без сознания. В больницу нельзя. Что я там объясню? К себе домой – тоже не могу. На базу Когорты – тем более… Короче, Лада, – я с мольбой посмотрел ей в глаза, – приютите или нет? Хотя бы до тех пор, пока не очнется.
– Господи, ну конечно! – сказала она, надевая кроссовки. – Пошли. Где он там у тебя?
– Машина возле подъезда. Он тяжелый.
– Лелька! – крикнула она. – А ну-ка бегом сюда!
Не было ни охов, ни испуганно расширенных глаз и закушенных губ. Стукотка внесли в квартиру, уложили на раскатанный по полу гостиной поролоновый коврик. Лада быстро и уверенно ощупала конечности, ребра, живот. Осмотрела лицо. Задумалась на секунду, потом пробормотала: «Ну, это мы после» – и принялась разрезать ножницами самодельный лубок.
– Четвертый курс хирургического, – с гордостью за сестру шепнула мне Леля. – А знал бы ты, сколько она с МЧС поездила…
– Ну а ты? – так же шепотом спросил я. – Там же?
– Не-а, – Она наморщила нос. – Я в «педе». Иняз.
– Дую пиуо эври дэй?
– Yes, I do, – сказала она. – Но, если честно, пиво я не люблю. Я сок люблю. Ананасовый. Через трубочку. И чтобы льдинка плавала. – Она мечтательно улыбнулась.
«Учту», – подумал я и сообщил, что мы, видать, родственные души. Ананасовый сок с льдинкой – и моя слабость тоже.
– Давай как-нибудь выдуем на пару литра три?.. – предложил я. – И мороженое…
– Запросто, – ответила она.
Мы с видом заговорщиков пожали руки. Ладошка у нее была узкая, но крепенькая и волнующе теплая – выпускать ее совсем не хотелось.
Потом на нас шикнула Лада, велела прекратить болтовню, а заняться делом. Сказала, чем именно. И мы занялись делом. Впрочем, довольно скоро выяснилось, что я скорее мешаю, чем помогаю, поэтому меня попросили удалиться. К тому же следовало позаботиться о машине. Хотя бы отогнать от подъезда.
– Входную дверь можешь не запирать, – сказала напоследок Леля. – А вообще-то, ключи на тумбочке, возле телефона. Как раз три штуки. Один – твой. Потом, если желаешь, искупайся. Ванную, думаю, сам найдешь. Полотенце бери любое.
– Кстати, в прихожей имеется одежный шкаф, – добавила Лада. – Посмотри на нижней полке. Там костюм тренировочный был – обеим нам велик. Футболки какие-то… Попробуй переодеться. Ты в этом жутком одеянии на дезертира похож.
– А говорила: «идет»! – сказал я укоризненно, но она меня уже не слушала.
Жерар сироткой пристроился на коврике возле двери и, кажется, клевал носом. Увидев меня, он несколько приободрился и спросил, не на кухню ли я направляюсь. Оттуда, заявил он, крайне соблазнительно пахнет ветчиной, кашей «Геркулес» и взбитыми сливками. Пожрать сейчас горяченького – было бы самое то! Насчет «пожрать» я был с ним полностью солидарен, однако дезертирская тема, всплывавшая сегодня уже двукратно, подвигла меня к первоочередному решению несколько иных задач.
Открыв дверцу шкафа и узрев в имевшемся внутри зеркале нелепого всклокоченного типа, до чрезвычайности смахивавшего на плененного под Сталинградом фрица, я убедился в этом окончательно.
С костюмом мне повезло. Оказался почти впору. Одна из футболок, канареечно-желтая, с веселым покемоном Пикачу, тоже.
– Оч. хор.! – похвалил обновки Жерар, после чего мне было немедленно сообщено по большому секрету, что вообще-то к моде унисекс он всегда относился скептически. Все эти напористые женщины в мешковатых джинсах и мужчины в обтягивающих узкие плечики люминесцирующих рубашонках… Фу. Однако сегодня он готов смириться и признать ее практичность. Конечно, лаковые штиблетики бес находил нарушающими гармонию… но считал, что мы не в той ситуации, чтобы быть снобами.
– Правда, Паша? – вспомнил он о том, кому адресовалась вся эта ценная информация.
– Правда, – вздохнул я, печально изучая обувную полку, вполне способную принадлежать Золушке. Потаенные надежды на то, что мне подойдут вдобавок и кроссовки какой-нибудь из сестренок, развеялись прахом.
Недовольно кривясь (эх, сперва бы помыться!), я натянул треники, накинул, не застегивая, куртку и выскочил во двор. На крылечке стоял заспанный подросток и скучливо глядел на кобеля овчарки-полукровки, упоенно орошавшего заднее колесо «копейки» тугой струей. Увязавшийся было за мной Жерар, завидев силуэт отдаленного сородича, моментально шмыгнул назад в подъезд.
– Алло, тин! – рявкнул я на подростка. – За собакой следи!
Он смерил меня тусклым взглядом, подавил зевок и картаво прикрикнул на пса:
– Багг'и, фу! Хог'ош ссать. Давай, пшел. Гуляй! Барри прервался, укоризненно посмотрел на хозяина, недобро на меня, после чего с глубочайшим пристрастием обнюхал мокрое колесо. Обследованием он, кажется, остался более чем доволен. С небрежной грацией мощно швырнув задними лапами землю, пес потрусил прочь. Тинэйджер нехотя поплелся следом.
– Эй, тин, – окликнул я его. – Поблизости где-нибудь автостоянка есть?
Он остановился и лениво почесал ягодицу.
– Сигаг'етки не будет?
Я развел руками. Он почесался снова.
– Местные как бы ставят вон там, чег'ез аг'ку, в соседнем двог'е. Там, вообще-то, пг'икольно, бесплатно. Только в машине лучше ниче не оставлять. Могут бомбануть. Легко. А платная… ну, как бы далековато. Выедешь на улицу, кати влево. Там увидишь. Багг'и, заг'аза! – завопил он вдруг возмущенно и неожиданно резво сорвался с места. – Ты чего там хаваешь? Бг'ось! Бг'ось, говог'ю тебе! А, т-твагг'ь…
Я решил обойтись бесплатной площадкой. С огромным трудом пристроил машину на самом ее краю, почти проскоблив правым боком по трубчатому ограждению. Соседом слева оказался монструозный пикап «Тойота» – пожилой, угловатый и сплошь расписанный иероглифами. Судя по скоплениям огромного количества всевозможной дряни под брюхом и возле полуспущенных колес, стоял он тут очень давно. С зимы, наверное. Я решил, что раз так, то вряд ли его хозяин, могущий проявить нежелательный интерес к «копейке», появится именно сегодня. Тем не менее я набрал из недалекой лужицы грязи и замазал номера. Снял с заднего сидения чехол (на нем виднелось несколько подозрительных пятен – вполне возможно, кровь Стукотка) и упрятал в багажник. Проверил «бардачок», карман противосолнечного щитка. Обнаружил там техпаспорт и права, сунул в планшетку. Собрал остатки милицейской формы, упихал в найденный тут же пакет, запер машину и отправился к сестренкам.
Бес ждал возле квартиры. Дверь была приотворена, он припал ухом к щели.
– Ну, что там слышно? – спросил я. – А, ерунда… Первую помощь оказали. Младшая куда-то убежала. Вроде в круглосуточную аптеку. – Судьба Стукотка волновала Жерара, кажется, не слишком сильно. – Теперь пожрем? – Прежде всего ванна, – сказал я, входя. – Пожалуй, ты прав. Возьмешь меня с собой? – с невинным видом поинтересовался он. – Непременно возьму, – сказал я. – С детства обожаю играть плюшевыми собачками в собак-водолазов. Кстати, зверь, ты не в курсе – у настоящих ньюфаундлендов вода в уши заливается?..
Лично Стукоток путем оперативных розыскных мероприятий выяснил, что погибший бомж некоторое время назад бесследно исчез, а по возвращении частенько с таинственным видом рассказывал о каком-то необычном «лагере», где провел зиму. Дескать, там его кормили и холили. Безболезненно подлечили зубы, простату и печень. Работать почти не заставляли. Однако и свободы не давали. Стоило наступить теплым денькам, он оттуда с большими приключениями бежал. Местоположение лагеря покойник открывать не желал. Ни при каких условиях.
Процесс наконец-то пошел, обретя конкретную направленность. Вскоре Когорта вышла на фирму «СофКом». Еще быстрее (промедление вообще не в принципах опричников) проведала о нечеловеческой сущности отдельных работников «СофКома». Как? Очень просто. Дело в том, что еще в советские времена (всякому понятно – кем) в самых неожиданных местах крупных городов были размещены рентгеновские, ультразвуковые, инфракрасные и прочие детекторы, сканеры, датчики. Все они до сих пор полностью исправны и готовы по первому требованию выдать необходимую информацию – хозяевам или тем, кто убедительно прикинется хозяевами. А умельцев самого разного профиля в Когорте предостаточно. Про налаженность взаимовыгодных контактов с родственными госслужбами и говорить нечего.
Столь же оперативно были сделаны соответствующие выводы. А именно. Готовится колонизация Земли. «Наездники» (условное название чужаков – по аналогии с насекомыми, откладывающими яйца в тела живых гусениц) используют человеческий мозг в качестве инкубатора. Факт агрессии налицо. Значит – война. До полного уничтожения противника. Пленных не брать. Брать «языков»; получив максимум сведений, ликвидировать. Жестоко? Недальновидно? Увольте от этих розовых пацифистских соплей! Опричная Когорта – боевой отряд; никогда она не возлагала на себя функций комиссии по контактам с иными цивилизациями.
Итак, выражаясь фигурально, бронепоезд разводил пары, машина его набирала обороты, боеприпасы подвозились, орудийные прицелы выверялись и юстировались, личный состав горел рвением, стрелка была уже переведена с запасного пути на основной… а Стукотку тем временем сказали: «Спасибо, милейший. Теперь занимайтесь своими обычными делами. Призывниками, например…» Это было, по меньшей мере, странно. Во-первых, Стукоток небезосновательно считался одним из лучших соколов Дикой сотни как раз по части физических контактов. Во-вторых, последние два года именно он курировал комбинатора Павла Дезире (оперативная кличка Шило), чье недавнее исчезновение с большой степенью вероятности было делом рук «наездников». Комбинатор работал по «СофКому» и, видимо, тоже докопался до истины. Если «наездники» его до сих пор не устранили, то он вполне мог обнаружиться на одной из их баз. Стукоток уже и повестку фальшивую подготовил, чтобы вывести поднадзорного из застенков без лишних объяснений. А тут – на тебе! «Шило, по-видимому, мертв. Поиски даже его тела крайне нежелательны, поскольку могут спугнуть осторожную крупную рыбу. Займитесь наконец призывниками».
Пораскинув мозгами, лейтенант пришел к мысли, что Павел Дезире руководством Когорты приговорен к ликвидации. Так же, как, очевидно, все прочие потенциальные носители «личинок». Полумер мы не признаем.
Зачистка – так уж до стерильной чистоты, зеркального глянца и асептической озоновой свежести. Зачищенная территория должна блестеть, как у кота яйца. Если кто забыл: Опричная Когорта – не богадельня!
Но Стукоток, как и всякий опричник, имел право на самую широкую свободу действий в пределах своей компетенции. «Пределы компетенции» – понятие довольно условное. Кто их устанавливал? Когда? Дед Пихто да бабка Нихто при царе Горохе вилами по воде писали – и это в лучшем случае. А Шило Стукотку нравился. Славный паренек. Кроме того, способность к транспозиции – слишком уникальная штука, чтобы за здорово живешь разбрасываться комбинаторами.
Участковый поставил на уши весь свой личный аппарат осведомителей. А ну как «наездники» захотят перевербовать Дезире и задействовать в своих целях? Сам он на их месте так бы и поступил. Глупо выбрасывать трофейное оружие, – особенно, когда оно превосходит твое собственное по мощи и функциональности.
Шанс на удачу был ничтожный, – но он был.
Позвонил Семеныч из «Скарапеи». («Ну, прощелыга!» – восхитился бес.)
Дальше – дело техники. Вначале Стукоток намеревался тихо-мирно проследить за «наездниками», увозящими комбинатора, до самой их базы. Или куда они там направятся. Но в «Скарапее» неожиданно погас свет, что-то стало взрываться, потянуло «слезогонкой». Поднялась паника. Шило, судя по торопливому и сбивчивому сообщению Семеныча, куда-то запропал. «Наездники», длительное время относившиеся к переполоху индифферентно, в какой-то момент вдруг заволновались и стали настойчиво рваться внутрь клуба. Вероятно, что-то пошло у них наперекосяк. Уж не решил ли Павел Викторович покинуть своих новых друзей без предварительного уведомления? – подумал Стукоток. Похоже, так оно и было.
Соответственно следовало подкорректировать свои планы.
Он перешел на запасные позиции и стал поджидать фигуранта там. Если во время охоты загонщики порскают и шумят на одном участке, то добыча, разумеется, обнаруживается совершенно в другом. Точное направление ее бегства вычисляется опытными охотниками элементарно. Стукотку в подобного рода делах опыта было не занимать. Ему оставалось встать на самый перспективный «номер» и взвести курки.
Дичь выбежала на него точно в предполагаемый срок.
Перехватив многострадального Павла Викторовича, хитроумный опричник начал умышленно тянуть резину, поджидая «наездников». У него в последний момент возникла крайне любопытная идея, которая требовала подтверждения. Или опровержения…
Тут Стукоток примолк. Подбадривать его мне было недосуг: рядом с «копейкой» вырисовалась длиннющая фура, хвост ее мотало немилосердно, и я был всецело поглощен управлением. Водитель фуры не то заснул, не то просто почуял во мне «чайника» и решил малость позабавиться с утра пораньше. Обгонять не обгонял, отставать не отставал, и даже как будто понемногу прижимал нас к обочине. Обложив его по матушке, батюшке и остальным близким родственникам, я свернул на обнаружившуюся очень кстати автобусную остановку, затормозил и встал. Обдав нас на прощание дизельной копотью и громогласно взревев клаксоном, весельчак—дальнобойщик вывел трейлер в крайний левый ряд, где резко прибавил скорости. Очевидно, «придавил до полика».
– Педераст! Чтоб тебе все колеса ночью в грязи проколоть! Разом! – прокричал я ему вслед последнее сердечное пожелание и, отдыхиваясь, спросил Стукотка: – Ну и что это была за любопытная идея? Вместо него ответил Жерар.
– Похоже, он вырубился, Паша, – сказал бес.
Все наши попытки привести Стукотка в сознание окончились безрезультатно. Могучий организм опричника знал свое дело туго. Восстанавливаться так восстанавливаться – и никакого баловства! Стукоток был точно былинный богатырь, который валится после жестокой сечи под зеленый дуб, чтобы проспать три дня и три ночи непробудным сном. Хоть головушку буйную ему руби.
– Куда теперь? – спросил я уныло и вытряхнул последние капли вездесущего «Святого источника», обнаруженного под водительским креслом, за шиворот лейтенанту. – В «Серендиб», к шефу?
Бес сейчас же возмущенно затявкал в том смысле, что кое-кто, не вынеся мытарств последних дней и ночей, наконец-то рехнулся. «Серендиб» – последнее место, где бы он, Жерар, сейчас хотел оказаться.
– А Старая Кошма? – спросил я.
Ну, тогда предпоследнее, согласился он. Поскольку шеф, с его-то колоссальными возможностями, до сих пор о нас не позаботился, Жерар может заключить, что… Двоеточие. Следите за артикуляцией. Эта. Средневековая. Сволочь. Нас. Кинула! Он сразу хотел нас кинуть. Он для того только и направил нас к Софье, чтобы потом с наибольшими брызгами кинуть. Швырнуть в самую трясину. В самую вонючую жижу. В топь. В нужник. Чтобы мы своей шумной предсмертной возней и пусканием пузырей отвлекали внимание от его ненаглядного интеллектуала Максика. Мы справились превосходно.
– Отвлекали внимание…– задумчиво повторил я.
– Ну да! – Бес, решивший, что я затеваю спор, повысил тон.
После чего мне было сообщено, что подобная рокировка (а лучше сказать, финт) является классическим ходом мудрого военачальника, понимающего, что для победы придется чем-то и кем-то пожертвовать. Азбука тактики. К моему сведению, это преподавали еще в начале двадцатого века на курсах красных командиров «Выстрел». Выдвинуть навстречу противнику, движущемуся в атакующей колонне, подразделение поплоше, которое не слишком жалко. Вооружить его, конечно, под завязку, наобещать по завершении операции орденов, званий и т. п. Затеять его силами перестрелку. Вынудить неприятеля развернуть свои полки во всю ширь на невыгодной местности, смешав ему тем самым все планы, и вмазать по нему затем из всех калибров. Надо ли говорить, что ордена личному составу подразделения-приманки в таком случае присваиваются посмертно?
И потом, бросать камни по кустам, вводя противника в заблуждение, – фирменный стиль Сулеймана. Или я забыл, как совсем недавно ради моей безопасности по приказу шефа очень крупно подставлялся Убеев? Может быть, кому-нибудь кажется, что ему пришлось сладко?
– Тебе откуда про Убеева известно? – поразился я.
– Какая разница? Сорока на хвосте принесла, – огрызнулся бес и как-то враз замкнулся. Подумайте, какой конспиратор!
– Ладно, – сказал я примирительно, – гений ты мой тактический. Мюрат ты мой славный. Маршал Ней и Тухачевский в одном липе. Пусть так. Сейчас-то что нам мешает вернуться под пушистое крылышко шефа?
– Паша, – сказал он с жалостью. – Па-шень-ка!..
– Что «Па-шень-ка»?
– А то. Ты никогда не слушал моих советов. Вспомни, чем это обычно кончалось. Хочешь попытать судьбинушку еще разок? Попутного ветра. Семь футов под килем. Скатертью дорога. Штандарт в руки. Или хоругвь. Только без меня.
– Ну, хорошо, – сказал я, возвращаясь на водительское место. – Тогда куда? Ко мне?
– Глупо было бы…
– Согласен. К тебе? Он только фыркнул.
– Что ты фыркаешь, будто лошак строптивый? – рассердился я. – Предлагай сам.
– Изволь, – сказал бес. – Только тебе не понравится.
– Начало обнадеживающее…– сказал я.
– Безусловно, – суховато сказал Жерар. – Мне уже можно продолжать?
Я молча кивнул.
– План прост. В этом рубище, – он пренебрежительно царапнул полу моей гимнастерки коготком, – появляться перед людьми решительно воспрещается. Больно уж ты в нем на дезертира похож. Поэтому наденешь чистую рубашку и брюки лейтенанта. Жаль, конечно, что форменные. Ну да ничего. Погоны снимем, рукава закатаем – авось в глаза не бросится. Самого супермена оставляем в машине. И двигаем отсюда со всей возможной скоростью. Автостопом. Деньги есть.
– Сами, значит, ходу. А Стукотка, значит, бросаем? – хмуро переспросил я. – Вот так вот, да?
– Да, так.
– Замечательно, – едко сказал я. – А ты не боишься, что наш избавитель тем временем загнется?
– Я другого боюсь, Пашенька, – ласково тявкнул Жерар. – И ты того же бойся. Как бы не очухался твой лейтенант.
– И тогда?
– Во поле трында! – еще того ласковей отозвался бес. – Ты что, поверил этим его песням западных славян? О том, как благородный сердцем опричник без санкции сотника устремился опекаемого комбинатора спасать? – Тут он наконец сорвался: – На хрен ему это сраное геройство сдалось? Да Когорте нужен носитель имплантата-«личинки»! Для опытов. Чтобы на живом мозге наблюдать, во что эта гнусь разовьется в конце концов. И все!
– Кто носитель «личинки»? – потрясенно спросил я. – Кого это ты подразумеваешь, кобелина?
– Того и подразумеваю, – отводя взгляд, тявкнул Жерар.
– Нет, зверь, серьезно…
– Горюшко мое! Ты в самом деле дурак или прикидываешься?
– Кто дурак, тот сам знает, – заученно парировал я. Бес сокрушено махнул лапой.
– А, чего с тобой… Паяц.
– Параноик.
– Да, параноик! В нашей ситуации это гораздо полезней для выживания, чем полная атрофия чувства опасности. – Он поставил передние лапы мне на плечо и сдавленно прошипел, глядя прямо в глаза: – Знаешь, Паша, я уже начинаю подумывать, что у тебя и впрямь мозги заплесневели…
– Мудила ты после этого, понял? – сказал я обиженно, дернул плечом, отталкивая его, и отвернулся.
Воцарилось подавленное молчание, нарушаемое только прерывистым дыханием лейтенанта да шумом проезжающих мимо автомобилей.
Я с исступлением балованного ребенка, нежданно-негаданно получившего от ласковой бабушки по попке, жалел себя, а бес… Бес стеклянными глазами созерцал пространство, время от времени механически почесываясь.
Потом я взял себя в руки и постарался размышлять конструктивно.
Вызволять одного человека, заставляя кракенов насторожиться и ставя тем самым под угрозу все планы Когорты, – крайне нерационально. Пусть даже человек этот – носитель «личинки», что еще доказать надо. (Каждая транспозиция начисто выметает из моего организма любые болезнетворные вирусы, не говоря уже о разных там бактериях, амебах, паразитах; счастливое исключение составляет лишь полезная пищеварительная микрофлора. Так что минувшая ночь, переполненная проникновениями, со стопроцентной вероятностью стала бы фатальной как для внедренной в меня личинки «Гугола», так и для ее гифов.) Пусть даже операция предполагалась не столь шумной, как вышла на практике. Следовательно, Стукоток не соврал. Орудовал он сегодня исключительно на собственный страх и риск. Спасая меня. И мой ответный долг сейчас – постараться спасти его. Да и в любом случае, что бы там ни гавкал перестраховщик Жерар, бросать раненого – это совсем уж ни в какие ворота…
Словно услышав меня, лейтенант громко заскрежетал зубами.
Мы с бесом переглянулись.
– Надо позвонить по номеру, что он дал, – сказал я.
– Звони, – насмешливо тявкнул маленький шельмец. – Расстегивай свои чудные галифе, доставай бубенчики шерстяные и звони, сколько моченьки есть! Может, кто и откликнется.
Сарказм его был, в общем, обоснован. Автобусная площадка, на которую я свернул, располагалась посреди чистого поля, засаженного картошкой. Туман рассеивался, поднимался вверх, затягивая небо белесой, предвещавшей дождь дымкой. Перед нами широкой полосой лежало шоссе, понемногу начинавшее заполняться транспортом. Неподалеку виднелся жиденький лесок, к которому вела плохонькая грунтовка. Сам «остановочный комплекс» представлял собой открытый всем ветрам двускатный шалаш из листового железа с исковерканной скамеечкой внутри и примыкающим сортиром в тылу. До ближайшего телефона-автомата в лучшем случае было километров десять.
Что ж, на телефоне свет клином не сошелся. Имеются в нашем распоряжении и другие варианты.
Я раскрыл планшетку Стукотка и вытащил рацию. Как же она работает? – Ага, валяй, жми кнопки. Зови карателей, – с видимой опаской следя за моими манипуляциями, заверещал бес. – Уже придумал, где потом будем прятаться? Наверно, сиганем через пашню в лес? Землянку там выроем. Картошку с поля воровать будем. До зимы далеко. А может, и зимой перекантуемся. Если, конечно, эти… с метлами раньше не изловят. Только они изловят, будь покоен. В течение часа. Не таких лавливали… Обратно сюда приволокут. Меня к «запаске» примотают, бензином обольют и спалят за милую душу. Тебе трепанацию черепа в походных условиях произведут. А Стукотка в наказание за своевольство поблизости бросят, обеспечив полным комплектом неоспоримых улик. Будто это он, злыдень, собачку сжег, а хозяина расчленил и оскальпировал…
– Помолчи, а? – сказал я, слушая гневное шипение в наушнике. Рация явно не была намерена работать в моих руках. Я испробовал все кнопки и их комбинации. Бесполезно. Треск, свист, щелчки. Очевидно, радиус действия рации был невелик. – Раскудахтался…
Тут до меня дошел смысл сказанного бесом. Стукоток – отступник и преступник. Бывшие соратники для него сейчас опасней, чем для нас с Жераром вместе взятых. Я бросил рацию обратно в планшетку, включил скорость и решительно вырулил обратно на шоссе.
– Пашка, опомнись! – взвился Жерар. – У тебя нет документов на машину. У тебя крайне подозрительный вид. Наконец, у тебя на заднем сиденье истекающий кровью мент! Как ты все это думаешь объяснить, если тебя задержат? И куда ты вознамерился ехать? Стой, придурок, или я тебя укушу!..
– Доброе утро! – смущенно сказал я. Шло самое начало седьмого.
– Считаешь? – отозвалась Лада.
Она была босиком, в коротеньком махровом халате с откинутым капюшоном. Волосы у нее были влажные, а личико – свеженькое. Глаза смеялись. Под этим взглядом я с ужасающей силой ощутил вдруг всю нелепость своего наряда. Я переступил с ноги на ногу и жалобно улыбнулся.
– Ну, проходи, – сказала Лада. – Лелька, – крикнула она через плечо, – глянь, кто пожаловал. Ты не поверишь…
– Я пока мокрая, – донеслось откуда-то издалека. Квартира сестренок была из тех, которые называются «сталинками» – с длиннющим коридором и высоченными лепными потолками. – Если ко мне, пускай обождут. Я скоро.
– Проходи же! – Лада потянула меня за руку. Я помотал головой.
– Нет. Боюсь родителей напугать.
Вообще-то, я прекрасно помнил, что сестренки обитают вдвоем. В противном случае просто не поехал бы сюда. Но мало ли кто у них может быть в гостях.
– Каких родителей? – удивилась Лада. – Мы ж тебе говорили, что одни живем.
– А! – проговорил я, словно озаренный внезапным воспоминанием. – А ведь точно…– Я сделал наивные глаза и осторожно тронул «бычка за рогалики»: – Слушай, Лада, как вы относитесь к опричникам?
Была у меня надежда, что объяснять истинное значение слова «опричник» не придется. К счастью, так оно и оказалось. Макошевы отроковицы – народ в подобного рода секретах просвещенный.
– А ты что, в Когорту подался? – Лада окинула скептическим взглядом мою линялую гимнастерку. Расправила какую-то складочку, другую прихлопнула. – Очаровательный мундирчик. Тебе идет. Судя по лаковым туфлям – это парадный вариант?
– Вроде того. И все-таки, – не отступал я. – Как? К опричникам, а?
– Да в чем дело? – Она слегка нахмурилась. – Что ты загадками говоришь?
– У меня раненый, – признался я отчаянно. – Он из Дикой сотни. Сокол. Была операция, его здорово помяли. Сейчас он без сознания. В больницу нельзя. Что я там объясню? К себе домой – тоже не могу. На базу Когорты – тем более… Короче, Лада, – я с мольбой посмотрел ей в глаза, – приютите или нет? Хотя бы до тех пор, пока не очнется.
– Господи, ну конечно! – сказала она, надевая кроссовки. – Пошли. Где он там у тебя?
– Машина возле подъезда. Он тяжелый.
– Лелька! – крикнула она. – А ну-ка бегом сюда!
Не было ни охов, ни испуганно расширенных глаз и закушенных губ. Стукотка внесли в квартиру, уложили на раскатанный по полу гостиной поролоновый коврик. Лада быстро и уверенно ощупала конечности, ребра, живот. Осмотрела лицо. Задумалась на секунду, потом пробормотала: «Ну, это мы после» – и принялась разрезать ножницами самодельный лубок.
– Четвертый курс хирургического, – с гордостью за сестру шепнула мне Леля. – А знал бы ты, сколько она с МЧС поездила…
– Ну а ты? – так же шепотом спросил я. – Там же?
– Не-а, – Она наморщила нос. – Я в «педе». Иняз.
– Дую пиуо эври дэй?
– Yes, I do, – сказала она. – Но, если честно, пиво я не люблю. Я сок люблю. Ананасовый. Через трубочку. И чтобы льдинка плавала. – Она мечтательно улыбнулась.
«Учту», – подумал я и сообщил, что мы, видать, родственные души. Ананасовый сок с льдинкой – и моя слабость тоже.
– Давай как-нибудь выдуем на пару литра три?.. – предложил я. – И мороженое…
– Запросто, – ответила она.
Мы с видом заговорщиков пожали руки. Ладошка у нее была узкая, но крепенькая и волнующе теплая – выпускать ее совсем не хотелось.
Потом на нас шикнула Лада, велела прекратить болтовню, а заняться делом. Сказала, чем именно. И мы занялись делом. Впрочем, довольно скоро выяснилось, что я скорее мешаю, чем помогаю, поэтому меня попросили удалиться. К тому же следовало позаботиться о машине. Хотя бы отогнать от подъезда.
– Входную дверь можешь не запирать, – сказала напоследок Леля. – А вообще-то, ключи на тумбочке, возле телефона. Как раз три штуки. Один – твой. Потом, если желаешь, искупайся. Ванную, думаю, сам найдешь. Полотенце бери любое.
– Кстати, в прихожей имеется одежный шкаф, – добавила Лада. – Посмотри на нижней полке. Там костюм тренировочный был – обеим нам велик. Футболки какие-то… Попробуй переодеться. Ты в этом жутком одеянии на дезертира похож.
– А говорила: «идет»! – сказал я укоризненно, но она меня уже не слушала.
Жерар сироткой пристроился на коврике возле двери и, кажется, клевал носом. Увидев меня, он несколько приободрился и спросил, не на кухню ли я направляюсь. Оттуда, заявил он, крайне соблазнительно пахнет ветчиной, кашей «Геркулес» и взбитыми сливками. Пожрать сейчас горяченького – было бы самое то! Насчет «пожрать» я был с ним полностью солидарен, однако дезертирская тема, всплывавшая сегодня уже двукратно, подвигла меня к первоочередному решению несколько иных задач.
Открыв дверцу шкафа и узрев в имевшемся внутри зеркале нелепого всклокоченного типа, до чрезвычайности смахивавшего на плененного под Сталинградом фрица, я убедился в этом окончательно.
С костюмом мне повезло. Оказался почти впору. Одна из футболок, канареечно-желтая, с веселым покемоном Пикачу, тоже.
– Оч. хор.! – похвалил обновки Жерар, после чего мне было немедленно сообщено по большому секрету, что вообще-то к моде унисекс он всегда относился скептически. Все эти напористые женщины в мешковатых джинсах и мужчины в обтягивающих узкие плечики люминесцирующих рубашонках… Фу. Однако сегодня он готов смириться и признать ее практичность. Конечно, лаковые штиблетики бес находил нарушающими гармонию… но считал, что мы не в той ситуации, чтобы быть снобами.
– Правда, Паша? – вспомнил он о том, кому адресовалась вся эта ценная информация.
– Правда, – вздохнул я, печально изучая обувную полку, вполне способную принадлежать Золушке. Потаенные надежды на то, что мне подойдут вдобавок и кроссовки какой-нибудь из сестренок, развеялись прахом.
Недовольно кривясь (эх, сперва бы помыться!), я натянул треники, накинул, не застегивая, куртку и выскочил во двор. На крылечке стоял заспанный подросток и скучливо глядел на кобеля овчарки-полукровки, упоенно орошавшего заднее колесо «копейки» тугой струей. Увязавшийся было за мной Жерар, завидев силуэт отдаленного сородича, моментально шмыгнул назад в подъезд.
– Алло, тин! – рявкнул я на подростка. – За собакой следи!
Он смерил меня тусклым взглядом, подавил зевок и картаво прикрикнул на пса:
– Багг'и, фу! Хог'ош ссать. Давай, пшел. Гуляй! Барри прервался, укоризненно посмотрел на хозяина, недобро на меня, после чего с глубочайшим пристрастием обнюхал мокрое колесо. Обследованием он, кажется, остался более чем доволен. С небрежной грацией мощно швырнув задними лапами землю, пес потрусил прочь. Тинэйджер нехотя поплелся следом.
– Эй, тин, – окликнул я его. – Поблизости где-нибудь автостоянка есть?
Он остановился и лениво почесал ягодицу.
– Сигаг'етки не будет?
Я развел руками. Он почесался снова.
– Местные как бы ставят вон там, чег'ез аг'ку, в соседнем двог'е. Там, вообще-то, пг'икольно, бесплатно. Только в машине лучше ниче не оставлять. Могут бомбануть. Легко. А платная… ну, как бы далековато. Выедешь на улицу, кати влево. Там увидишь. Багг'и, заг'аза! – завопил он вдруг возмущенно и неожиданно резво сорвался с места. – Ты чего там хаваешь? Бг'ось! Бг'ось, говог'ю тебе! А, т-твагг'ь…
Я решил обойтись бесплатной площадкой. С огромным трудом пристроил машину на самом ее краю, почти проскоблив правым боком по трубчатому ограждению. Соседом слева оказался монструозный пикап «Тойота» – пожилой, угловатый и сплошь расписанный иероглифами. Судя по скоплениям огромного количества всевозможной дряни под брюхом и возле полуспущенных колес, стоял он тут очень давно. С зимы, наверное. Я решил, что раз так, то вряд ли его хозяин, могущий проявить нежелательный интерес к «копейке», появится именно сегодня. Тем не менее я набрал из недалекой лужицы грязи и замазал номера. Снял с заднего сидения чехол (на нем виднелось несколько подозрительных пятен – вполне возможно, кровь Стукотка) и упрятал в багажник. Проверил «бардачок», карман противосолнечного щитка. Обнаружил там техпаспорт и права, сунул в планшетку. Собрал остатки милицейской формы, упихал в найденный тут же пакет, запер машину и отправился к сестренкам.
Бес ждал возле квартиры. Дверь была приотворена, он припал ухом к щели.
– Ну, что там слышно? – спросил я. – А, ерунда… Первую помощь оказали. Младшая куда-то убежала. Вроде в круглосуточную аптеку. – Судьба Стукотка волновала Жерара, кажется, не слишком сильно. – Теперь пожрем? – Прежде всего ванна, – сказал я, входя. – Пожалуй, ты прав. Возьмешь меня с собой? – с невинным видом поинтересовался он. – Непременно возьму, – сказал я. – С детства обожаю играть плюшевыми собачками в собак-водолазов. Кстати, зверь, ты не в курсе – у настоящих ньюфаундлендов вода в уши заливается?..