Страница:
Катастрофа меж тем близилась. Океаны неумолимо наступали, площадь суши, пригодной для жизни, сокращалась. И дальнейший прогноз был абсолютно неутешительным. Перед «мудрецами» во всей неприглядной красе встал вопрос: как поступить с нелюбимыми, но родными братьями и сестрами? Приютить у себя? Где там! Прежде всего, такой массе народа на безопасных вершинах попросту не хватит места. Да и что греха таить? – мизантропия в стане высоколобых цвела махровым цветом. Они даже между собой общались преимущественно через средства связи, предпочитая обретаться в обществе выращенных из собственных клеток клонов-андрогинов и автоматов. Однако оставалось в них что-то и от прежних мальчишек и девчонок, топтавших со сверстниками травы лугов, мхи лесов и асфальтовые площади городов. И вот боги спустились на грешную землю и предоставили людям выбор. Либо, трансформировавшись в подобных дельфинам и тюленям праздных существ, уйти в океаны. Либо остаться гуманоидами, но переместиться в прошлое, к заре человеческой истории. Космос даже не рассматривался. На стороне первого варианта было беспечное и сытое будущее в гладкой шкуре морских жителей. Против него – утрата привычного тела и с годами более чем вероятная деградация до уровня тех же дельфинов, в допотопные времена бывших даже более разумными, чем люди. На стороне второго – сохранение человеческого облика; против – суровое существование бок о бок со свирепыми чудовищами древности. Тем не менее предпочесть рекомендовалось именно прошлое: справившись с мелкими проблемами, «мудрецы» сами вскоре прибудут туда, где и начнут опекать подопечных с новым пылом. Одно лишь было утаено от «трутней». То, что движение против хода времени начисто выметает из человеческого мозга все сколько-нибудь серьезно выходящее за рамки животных инстинктов. Молодость мира беженцы были обречены встретить младенцами. Адам и Ева сойдут на Землю нагими.
(Снимать кожу с Джулии шеф запретил категорически. По его словам, столь великолепного экземпляра человека-змеи не было ни в зверинце Искандара Двурогого зуль-Карнейна, ни даже в коллекции Абу Ибн Сины, мир с ними обоими! И раз уж ему, ничтожному, повезло превзойти великих хотя бы в этом, расставаться с сокровищем он не намерен ни за какие соблазны под солнцем и луной. Оказавшиеся же в нашем распоряжении шкуры двух меньших ламий сведений о том, как протекала эвакуация, не содержали. Надо полагать, трагических событий хватало. Не знаем мы и того, каким было соотношение между выбравшими судьбу «дельфинов» и «троглодитов».)
Мелкие проблемы, заключавшиеся в поиске методов, позволяющих людям, не теряя разумности, перемещаться в прошлое, затянулись. И когда «мудрецы», оставив наконец затопленную Землю, явились на закате каменного века к подопечным (вместе с милыми и обжитыми вершинами; о, подвижки земной коры от этих операций были ужасающи и грандиозны!), их ожидала дикая картина. Человечество, выдержав жестокие сражения с животным миром, потеснив могучих неандертальцев, пережив оледенения и переселения народов, оказалось во власти духов и демонов. Сверхъестественные существа, осознавшие, кто может вскоре стать реальной угрозой их благополучию, насели на бывших «трутней» со всех сторон. Прогресс, о котором грезили «мудрецы», методично выполняя план затопления Земли будущего («Перепишем историю с чистого листа!» – таков был лозунг грандиозного терраформирования, уничтожившего мещанскую цивилизацию «трутней»), остановился. Человечество вновь впадало в варварство. К счастью, демоны не имели представления о том, что прокатившиеся по планете землетрясения и извержения вулканов вызваны прибытием к театру боевых действий «гвардейского резерва» человечества. Как и о том, что населяют «потайные карманы» пространства те, кому не привыкать к роли богов. Научив людей бороться с духами, дав им гуманные религии, «мудрецы» взялись-таки за дело, о котором мечтали. Взращивать из потомков «трутней» прекрасную и высокую культуру, от которой не придется прятаться на незримых горных пиках…
– Это все, на что способен старый грек, делом жизни которого является не сочинительство, а бухгалтерия, – сказал Менелай Платонович.
Он допил третий стакан воды и передал Сулейману исписанные мелким аккуратным почерком листы. Поработали мы с ним аккордно. Управились с расшифровкой и двойным переводом (шутка ли: рисунок чешуи – в текст на древнегреческом, затем – на русский; а чего стоила адаптация к современной лексике!) за какие-нибудь три часа.
– Теперь я могу быть свободен? – Шеф кивнул.
– Конечно. Да, и, дорогой… Выпишите себе премиальные, какие посчитаете справедливыми.
– Ах, стоит ли?.. – жеманно спросил Менелай Платонович и вскинул руки ладонями вперед, словно бы отталкивая самое возможность получения премии. – Могут возникнуть неучтенные…
– Пустяки, – мягко, но непреклонно возразил Сулейман и, приобняв бухгалтера за талию, начал подвигать к выходу. – Сущие пустяки. Да ведь вы и сами отлично это знаете, старый вы лис!
Они переглянулись, сдержанно хохотнули, и Сул лично раскрыл перед ним дверь.
– Не смею далее вас задерживать.
– Прощайте, молодые люди, – сказал Менелай Платонович, пожал шефу руку и тихонько выскользнул из кабинета.
Подвал был нами оставлен, как только почтеннейший Гоу Лем извлек из широкого рукава халата кривой и широкий, страшноватый ножичек. Даже Сул, повидавший за долгую жизнь разного, заявил, что он уже не столь юн, чтобы интересоваться содержимым змеиных кишечников. Единственным существом, выразившим охоту понаблюдать за анатомированием ламий, оказался Жерар. Да и тот спустя каких-нибудь пятнадцать минут вылетел из-за книжного шкафа с поджатым хвостом и перекошенной мордой и огромными прыжками унесся в клозет блевать.
– Эпическая сила! – тявкнул он с восторгом, едва дверь за Менелаем Платоновичем закрылась, вскочил на стол и пошевелил усами. – Кракены в роли сверхинтриганов! Слушайте, кто-нибудь кроме меня верит этой саге о «мудрецах» с вершин?
Сулейман сказал «гм», а я многозначительно опустил веки.
– Чувачок, твое моргание следует расценивать как «да»? – Очень уж хотелось бесу заполучить союзника. Хотя бы в моем лице. – Или ты просто борешься с дремотой?
– Да. В смысле – верю.
– Да ведь кому и верить, как не нам с тобой, напарник! – пролаял он с воодушевлением. – Видоизмененные легкие Сына Неба мы видели, спрятанный в «карман пространства» горный пик, куда он хотел от нас дернуть, – тоже. Чего же еще? А? Шеф поощрительно кивнул. Дескать, молодцом, продолжай в том же духе. Я изобразил что-то вроде аплодисментов. После чего оба с ожиданием уставились на беса. Сговор меж нами отсутствовал, но причина, по которой мы предоставили Жерару почетное право делать выводы, была, безусловно, одна. Если он ляпнет глупость (которая со стороны всегда виднее), мы со вкусом над ним поржем. Если что-нибудь упустит, покровительственно укажем на недосмотр. Он продолжал:
– На что кракенам зерно и лес, также более-менее понятно: хлорелловая похлебка и пластик «под дерево»– полный кал даже в моем представлении. И…
Он сделал многозначительную паузу и обозрел аудиторию. Сулейман наблюдал за ним сквозь полуоткрытые веки, покручивая на пальце заветный перстень. Я слушал, подперев щеку кулаком. Оба еле заметно улыбались. Бес с вызовом пролаял:
– И осмелюсь заявить, что лично мне теперь абсолютно ясно, с какой целью зачат проект «Русский Гугол».
– В самом деле? – с фальшивым удивлением спросил Сул, а я подложил под челюсть другую руку. – Ну, порази.
Жерар отчеканил:
– «Трутни» (прости, Паша!) вновь двинулись по неверному пути. Многотысячелетний труд «мудрецов» пошел насмарку. Поэтому «мудрецы», не желая рисковать вторично, решились на кардинальные меры. Сделать человечество послушным, вставив каждому в мозги блок управления. А что? – Он соскочил на пол и изменил тон выступления на более демократичный: – Почву люди сами подготовили. Развитием персональных компьютеров и прочей подобной машинерии, без которых многим уж и жизнь – не жизнь. Гарантирую, новая фенечка при грамотной рекламной раскрутке воспримется на ура. Представьте только слоган: «Гугол. Сделай апгрейд своих извилин!» А?!
– Здорово! – похвалил я. – Или так: «Самый модный девайс для вашего гипоталамуса!»
– «Продвинься! Рулевый моддинг шишковидной железы – NOW!», – не сдавался Жерар. – Торопиться кракены вряд ли будут, производить насильственные трепанации черепов тоже. Во всяком случае, первые годы. Времени у них прорва. А провалится задумка, опять всемирный потоп устроят.
– Ну и каковы будут наши действия? – спросил Сулейман.
– Вот уж это сами решайте, – сказал бес неожиданно дерзко. – Опять же вам, эфенди, давно хотелось, чтобы человечество как-нибудь особенно жидко наделало в штаны. (Шеф досадливо нахмурился.) Так что я бы на вашем месте сделал безучастное лицо и наблюдал за развитием событий. Все. – Он дважды энергично кивнул.
– Аи, какие мы сердитые, – сказал Сул, бочком-бочком подбираясь к бесу. Рожа у него при этом сделалась доброй и всепрощающей, как у Дедушки Мороза. – Какие нервные! Смотри-ка, Павлинчик, он дрожит весь!
«Врет», – проартикулировал я Жерару из-за плеча шефа. Но тот и сам был не промах. Он выпрямился, принял позу Наполеона, с отставленной в сторону задней лапой и откинутой головой, скрестил передние лапы на груди и прорек:
– Дрожание моей левой икры есть великий признак! Я показал ему большой палец.
Сулейман наконец оказался рядом с ним, подхватил на руки и начал ласково поглаживать, рассказывая елейным голоском, как заблуждаются те, кто думает, что ифриты злопамятны, что ифриты сребролюбивы и вероломны, что ифриты способны похерить дружбу и не имеют сердца. И так далее. Его велеречивое, но совершенно пустое выступление продолжалось добрую четверть часа. Я откровенно зевал. На спине у Жерара, должно быть, вытерлась проплешина. Взгляд у него сделался одновременно диким и тоскливым. Его надо было выручать.
– Ну, будет, Сулейман-ага, – сказал я вполголоса. – Бросьте ломать комедию.
Он насупился, решая, как реагировать на мои слова, но тут тренькнул колокольчик. Секретарь извещал о прибытии посетителей. «Проси!» – с видимым облегчением крикнул Сулейман в сторону приемной и почти грубо скинул Жерара на пол. Продемонстрировав таким образом, что комедия надоела и ему.
Наверное, чего-то в этом роде следовало ожидать. Когда вас день за днем используют в роли мальчика для битья, получение нокаутирующего удара, выносящего остатки зубов, погружающего мозг в сумеречное состояние и блокирующего всякую способность сопротивляться, – всего лишь вопрос времени.
В кабинет, стремительная и воздушная, впорхнула Аннушка. То ли куколка и ангел, то ли кракен-доминант. Следом прокрался особенной секретарской поступью, которая почти недостижима тренировками, а дается от рождения, умничка наш Максик. Видимо, чтобы сразу же расставить точки над е, он как-то очень по-хозяйски взял Аннушку под ручку и лучезарно оскалился.
– Это, Сулейман Маймунович, и есть тот самый друг, который… которая хотела бы получить работу в «Серендибе», затарахтел он. – Мой очень близкий друг. Анечка, познакомься с Сулейманом Маймуновичем.
Ни меня, ни Жерара для него, конечно, не существовало.
– Рада знакомству. Где бы мне присесть? – спросила Аннушка. Очень ловко хлопнулась в придвинутое расторопным Максиком кресло и помахала пальчиками: – Привет, Поль! Привет, Жорик!
– Его зовут Жерар, – сказал я механически. Лишь только она вошла, меня бросило в жар. Когда эта лакейская морда начал ее лапать – в холод. И сердце все еще колотилось, как бешеное.
Бес нарочито громко и отчетливо пролаял. При известной фантазии в лае можно было разобрать: «Же-рра-рр!»
На лице Аннушки промелькнуло что-то вроде замешательства. Однако лишь на мгновение.
– Но мне казалось… Впрочем, разумеется. Прошу прошения, Жерар.
– Гав, – сказал он, принимая извинения, и поклонился.
– Итак, милая девушка, что вы имеете нам сообщить? – спросил шеф, делая бесу знаки, призывающие к осторожности. – Павлинчик, сердце мое, уйми собачку! Что-то она слишком уж расшалилась!
Я взял обиженно сопящего Жерара под мышку, прошагал к окну и уставился наружу. Снаружи был двор, и там поил коней раздевшийся до пояса цыганистый кучер. На жирном волосатом плече у кучера была татуировка – русалка с огромными персями. Неподалеку Зарина играла в классики. Может быть, последний раз в жизни. Детство ее заканчивалось.
Набить Максику лицо, тоскливо думал я, слушая, как звенит Аннушкин голос.
Было совершенно ясно, что мордобой ничего не изменит.
Аннушка же имела сообщить следующее.
– Кое-кто из здесь присутствующих считает меня смазливой куклой, которую удобно принять в штат, чтобы потом крутить любовь, не отходя от рабочего места. Правда, Максим?
Максик смущенно хихикнул. «Все-таки придется бить, – сказал я себе. Сразу стало легче.
– Кое-кто знает меня как опекающего «Серендиб» функционера «КОРОНЫ». Отдела контрразведки, следящего за деятельностью частных детективных агентств, – уточнила Аннушка для непосвященных. Для меня, значит. После чего обратила взгляд на шефа: – Не так ли, Сулейман Маймунович?
– Экая ты болтливая, душенька! – пробурчал Сулейман. – И вовсе им незачем знать, что «Серендиб» под колпаком у «КОРОНЫ».
Я нарочито громко хмыкнул. Интересная информация. Так чьи же, позвольте уточнить, задания я выполняю в самом деле?
– Кое-кто голову ломает, стараясь разрешить вопрос: кто же я такая – доверчивая модистка из дорогого магазина или вероломная представительница чужой цивилизации? Да, Поль?
В ответ я холодно улыбнулся.
– Кое-кто… Впрочем, кем считает меня этот забавный и умный песик, так и останется тайной для всех нас.
Холодно улыбнулись уже трое. Исключая Аннушку. Одно дело – «следить за деятельностью частных детективных агентств» и совсем другое – знать истинное положение вещей в этих агентствах. Например, что за сотрудник скрывается под неброским именем Георгий Собакин.
– Ну а истина, как всегда, многогранней, – подытожила она. – Все эти личности действительно заключены во мне. И контрразведчик, и представитель «альтернативной цивилизации Земли», и просто красивая девушка.
Я обернулся и не без вызова скользнул взглядом по ее груди.
– Уверяю тебя, Поль, с бюстом у меня все в порядке. Родилась и выросла на высоте всего лишь трех тысяч над уровнем моря. Поэтому у родителей не было причин уродовать мне фигуру жабрами. Что же касается секретных служб…
После того как на Земле загремели первые ядерные взрывы, кракены начали понимать, что на смену спорадическим контактам идут долговременные деловые отношения. Бомбы, обрушенные на Японию, столкнули их дальневосточные колонии с такими проблемами, что впору было думать об эвакуации. Свертка пространства, как оказалось, плохо защищала население потаенных вершин от некоторых видов заряженных частиц, а сейсмические возмущения так даже усиливала. Кроме того, быть незаметными становилось все труднее. Зонды-разведчики (не без помощи все более мощно вооруженных и быстрых человеческих истребителей) начали падать с угрожающей регулярностью. Кракенам пришлось спешно насаждать в массовое сознание технологически продвинутых народов образы «летающей посуды» и «зеленых человечков» из космоса. Однако это были только заплатки на ветхий тришкин кафтан секретности. Потому что похищения людей, испокон производимые кракенами для освежения генофонда, начали привлекать внимание не только энтузиастов уфологии, но и специальных служб. Никого больше не удовлетворяли побасенки о чертях, утащивших грешника в ад заживо. Так же, как и истории о вознесшихся на небеса праведниках.
Расцвет шпиономании периода «холодной войны» сыграл мрачную шутку с несколькими тщательно законспирированными агентами. Их провалы были неожиданными; для сохранения инкогнито бедняг пришлось уничтожить. Но все было напрасно. После запуска первого искусственного спутника Земли кракены с тоской заключили, что раскрытия не избежать. Геофизические и геомагнитные аномалии в местах расположения «потайных карманов пространства» наблюдались из космоса даже четче, чем со стратосферных самолетов-разведчиков.
Переломным моментом стала осень тысяча девятьсот шестьдесят второго года с ее Карибским кризисом. Именно тогда кракены в полной мере осознали, что всем их стараниям по выращиванию человеческой цивилизации может очень просто прийти конец. «Черный понедельник» двадцать второго октября ознаменовался первыми прямыми контактами с руководством секретных служб СССР и США. Ситуация, как известно, разрешилась к полному обоюдному удовольствию. Разумеется, явив себя миру и начав взаимодействие с правительствами ведущих государств, кракены вовсе не отказались от идеи управлять ходом истории.
Жерар был прав, предполагая, что «мудрецы» сделали ставку на продвижение в широкие слои человечества компьютерных технологий. Но не только. Почти за двадцать лет до «черного понедельника» КГБ каким-то сверхъестественным нюхом почуял, какая страшная угроза таится во взрывном развитии кибернетики, генетики и психологии. Однако разгром «лженаук» в СССР лишь незначительно отодвинул время заглатывания человечеством привлекательной наживки. Расцвет рекламы (как формы управления массовым сознанием) и падение социалистического блока (последнего оплота нерекламной цивилизации) – вот что стало последними гвоздями в крышку гроба, куда кракены положили труп человеческой автономии.
– Ну и на хрена ты нам это рассказываешь? – спросил я грубо. – В предательницы подалась?
Жерар одобрительно гавкнул, Сул кивнул, а Максик чего-то промямлил о чувстве такта.
– Дело в том, что у нас, – Аннушка выделила окончание фразы интонацией и паузой, – у нас в последние годы кое-что изменилось. Здравомыслие возобладало. Идея превращения человечества в скопище марионеток была признана порочной. Сейчас другое направление разрабатывается.
– А как же Арест? – язвительно справился я.
– Ультрапрогрессист, – парировала Аннушка. – Вроде вашего Че Гевары. Революционер-одиночка. У него даже команда-то была из клонов. Заметили, нет? Собственно, за ним я здесь и охотилась. А «КОРОНА» по договору предоставила мне прикрытие.
– Охотилась? – переспросил я. – Приколись, Жерар!
Бес не без иронии взвизгнул. Я сделал задумчивое лицо и проговорил:
– Любопытно, кто тогда меня усыпил, чтобы передать ему в лапы? Может быть…– я вновь переглянулся с бесом, – может быть, замаскированный Пушкин Александр Сергеевич? Страстный был любитель выполнять за других разные шалости.
Бес опять взвизгнул. Язык у него чесался, думаю, чудовищно!
Аннушка вместо ответа с грустной улыбкой развела руками.
– Мальчик мой! – вступился вдруг за нее Сул. – Бывают ситуации, когда ради успеха большого сражения приходится жертвовать тысячами жизней.
Жерар звонко тявкнул, напоминая, что он давным-давно меня предупреждал: Сулейман – из этих, из полководцев Жуковых. Которым только дай повод – родной матерью пожертвуют. Может, поэтому наш ифрит сирота?
– Ну да, – сказал я с горечью и крепко пожал бесу лапу, – для вас-то жертвовать людьми – привычное дело,
– Пашка, ты несправедлив к Сулейману Маймуновичу, – вдруг закудахтал Максик. Ему давно не терпелось как-нибудь осадить меня. Дождался наконец, – Изволь сейчас же извиниться!
– А пошел ты в задницу, холуй! – ласково пожелал я ему.
Роняя стулья, Максик двинулся на меня. Он горячо возмущался и грозил пальчиком. Я презрительно скривил губы, ожидая, когда он приблизится. А дождавшись, с огромным удовольствием дал ему в ухо. И быстро – в другое.
Сул с удивительной для его комплекции прытью бросился меня оттаскивать. Физически. Колдовать при Аннушке было ему не с руки.
Максик визжал и размахивал ручонками. По-моему, он всерьез намеревался заняться мщением. Что делает с самцами инстинкт продолжения рода! Никакого чувства самосохранения – одно желание повыгодней представить себя перед возлюбленной. Я сумел приголубить его еще разочек.
Потом нас растащили, и начался вечер вопросов и ответов. Но я в нем участия уже не принимал. Меня вместе с бесом отправили в «темную». В крошечную каморку, где стоял диванчик для дневного сна нашего шефа.
Подслушивать я счел ниже своего достоинства. Лежал и думал, что вот теперь-то уж я точно уволюсь. Или хотя бы потребую отпуска. В крайнем случае премии.
А в кабинете обсуждали какую-то муть. Рабочие моменты какие-то. Как теперь быть с очень уважаемыми клиентами, нанявшими «Серендиб» для расследования деятельности «СофКома»? Дезу им всучить или неустойку выплатить? Если дезу, то кто ее будет стряпать? Отечественная контрразведка, кракены или Сулейманова рать? А если неустойку, то кто будет платить? И прочее и прочее. В общем, как презрительно выразился бес, который немножко послушал под дверью, «сорок бочек арестантов, сорок кадушек соленых лягушек да пятьдесят поросят – только хвостики висят».
Потом я задремал.
– Выходи, Аника-воин, – сказал шеф. – Ты, «забавный и умный песик», тоже.
Мы вышли.
– Ну, теперь-то сюрпризы кончились? – устало спросил я, озираясь. В кабинете остался один Сулейман.
– Зачем кончились? – бодро воскликнул он. – Найдется еще кое-что. Будешь в полном восторге, клянусь! Плясать будешь от радости!
Да уж оно конечно! Спляшу. Трепака. Я страдальчески закатил глаза:
– Что еще?
– Перво-наперво, – продолжал грохотать Сул, – имею удовольствие познакомить тебя с твоим настоящим отцом. – Он щелкнул пальцами. Послышался звук открывающейся двери. – Обернись же, счастливец!
Я обернулся, исполненный дрожи волнения. Возле двери, на широко расставленных суставчатых ногах, покачивался «паучок Ананси».
При свете дня он выглядел скорей странно, чем жутко. Куда-то улетучилась его пугающая аура, прежде действовавшая на меня подобно удару дубиной. Багровые глазки, где раньше полыхало яростное стремление сокрушать, были прикрыты мутной пленкой. Страшные крючья поджаты.
И это – мой настоящий отец? Я пробормотал под нос: «Бычьи какие-то приколы» – и перевел тревожный взгляд на Сулейман а. Не рехнулся ли шеф?
– Хотя…– пафосным тоном ведущего шоу «Нежданная встреча» возвестил Сулейман, – значительно лучше он известен тебе в другой ипостаси. – Шеф поощрительно кивнул чудовищу, и оно, простучав конечностями, будто кастаньетами, моментально исчезло за дверью.
Спустя минуту-другую в кабинет вошел, небрежно повязывая вкруг атлетической шеи пестрый платок, улыбающийся и молодцеватый более, чем всегда, лейтенант Стукоток. Новенький блейзер, просторные белые брюки, рубашка, плетеные штиблеты – все сидело на нем идеально и выдавало большого модника, имеющего средства. Шрамы на лице, оставшиеся после укрощения Карлика Носа и пережившие даже транспозицию с превращением в трилобита Ананси и обратно, только подчеркивали его мужественность. Ушки-лопушки, как всегда, задорно торчали.
– Ну, здравствуй, сын! – проговорил он и сделал верхней губой короткое вертикальное движение, словно бы давя между нею и десной крошечный слюнный пузырек.
Совсем так, как делаю иногда я. Да и морда у него, если быть до конца объективным, обнаруживала что-то этакое… знакомое…
Я мало-помалу начал приходить в себя.
– Напарник, не находишь, что гражданин чересчур молод для моего отца? – обратился я к Жерару и демонстративно сунул руки в карманы. Этот красавец когда-то бесчестно поступил с моей матушкой. Потом болтался где-то двадцать лет. Потом успел крепко запудрить мозги уже мне. А сейчас ждет, что я разрыдаюсь от радости? У него что, особо острая форма оптимизма, усугубленного слабоумием?
Новоявленный родитель продолжал демонстрировать белизну зубов.
– Я, конечно, не дамочка, чтобы радоваться подобным комплиментам, но все-таки спасибо. – Он шагнул ко мне, раскрывая объятия. Стало заметно, что одна рука все-таки плоховато слушается. Здорово же его приголубил покойничек Жухрай!
– Поздравляю с замечательной наследственностью, чувачок, – запоздало тявкнул Жерар. – У папочки-то твоего – ни одной морщинки.
(Снимать кожу с Джулии шеф запретил категорически. По его словам, столь великолепного экземпляра человека-змеи не было ни в зверинце Искандара Двурогого зуль-Карнейна, ни даже в коллекции Абу Ибн Сины, мир с ними обоими! И раз уж ему, ничтожному, повезло превзойти великих хотя бы в этом, расставаться с сокровищем он не намерен ни за какие соблазны под солнцем и луной. Оказавшиеся же в нашем распоряжении шкуры двух меньших ламий сведений о том, как протекала эвакуация, не содержали. Надо полагать, трагических событий хватало. Не знаем мы и того, каким было соотношение между выбравшими судьбу «дельфинов» и «троглодитов».)
Мелкие проблемы, заключавшиеся в поиске методов, позволяющих людям, не теряя разумности, перемещаться в прошлое, затянулись. И когда «мудрецы», оставив наконец затопленную Землю, явились на закате каменного века к подопечным (вместе с милыми и обжитыми вершинами; о, подвижки земной коры от этих операций были ужасающи и грандиозны!), их ожидала дикая картина. Человечество, выдержав жестокие сражения с животным миром, потеснив могучих неандертальцев, пережив оледенения и переселения народов, оказалось во власти духов и демонов. Сверхъестественные существа, осознавшие, кто может вскоре стать реальной угрозой их благополучию, насели на бывших «трутней» со всех сторон. Прогресс, о котором грезили «мудрецы», методично выполняя план затопления Земли будущего («Перепишем историю с чистого листа!» – таков был лозунг грандиозного терраформирования, уничтожившего мещанскую цивилизацию «трутней»), остановился. Человечество вновь впадало в варварство. К счастью, демоны не имели представления о том, что прокатившиеся по планете землетрясения и извержения вулканов вызваны прибытием к театру боевых действий «гвардейского резерва» человечества. Как и о том, что населяют «потайные карманы» пространства те, кому не привыкать к роли богов. Научив людей бороться с духами, дав им гуманные религии, «мудрецы» взялись-таки за дело, о котором мечтали. Взращивать из потомков «трутней» прекрасную и высокую культуру, от которой не придется прятаться на незримых горных пиках…
– Это все, на что способен старый грек, делом жизни которого является не сочинительство, а бухгалтерия, – сказал Менелай Платонович.
Он допил третий стакан воды и передал Сулейману исписанные мелким аккуратным почерком листы. Поработали мы с ним аккордно. Управились с расшифровкой и двойным переводом (шутка ли: рисунок чешуи – в текст на древнегреческом, затем – на русский; а чего стоила адаптация к современной лексике!) за какие-нибудь три часа.
– Теперь я могу быть свободен? – Шеф кивнул.
– Конечно. Да, и, дорогой… Выпишите себе премиальные, какие посчитаете справедливыми.
– Ах, стоит ли?.. – жеманно спросил Менелай Платонович и вскинул руки ладонями вперед, словно бы отталкивая самое возможность получения премии. – Могут возникнуть неучтенные…
– Пустяки, – мягко, но непреклонно возразил Сулейман и, приобняв бухгалтера за талию, начал подвигать к выходу. – Сущие пустяки. Да ведь вы и сами отлично это знаете, старый вы лис!
Они переглянулись, сдержанно хохотнули, и Сул лично раскрыл перед ним дверь.
– Не смею далее вас задерживать.
– Прощайте, молодые люди, – сказал Менелай Платонович, пожал шефу руку и тихонько выскользнул из кабинета.
Подвал был нами оставлен, как только почтеннейший Гоу Лем извлек из широкого рукава халата кривой и широкий, страшноватый ножичек. Даже Сул, повидавший за долгую жизнь разного, заявил, что он уже не столь юн, чтобы интересоваться содержимым змеиных кишечников. Единственным существом, выразившим охоту понаблюдать за анатомированием ламий, оказался Жерар. Да и тот спустя каких-нибудь пятнадцать минут вылетел из-за книжного шкафа с поджатым хвостом и перекошенной мордой и огромными прыжками унесся в клозет блевать.
– Эпическая сила! – тявкнул он с восторгом, едва дверь за Менелаем Платоновичем закрылась, вскочил на стол и пошевелил усами. – Кракены в роли сверхинтриганов! Слушайте, кто-нибудь кроме меня верит этой саге о «мудрецах» с вершин?
Сулейман сказал «гм», а я многозначительно опустил веки.
– Чувачок, твое моргание следует расценивать как «да»? – Очень уж хотелось бесу заполучить союзника. Хотя бы в моем лице. – Или ты просто борешься с дремотой?
– Да. В смысле – верю.
– Да ведь кому и верить, как не нам с тобой, напарник! – пролаял он с воодушевлением. – Видоизмененные легкие Сына Неба мы видели, спрятанный в «карман пространства» горный пик, куда он хотел от нас дернуть, – тоже. Чего же еще? А? Шеф поощрительно кивнул. Дескать, молодцом, продолжай в том же духе. Я изобразил что-то вроде аплодисментов. После чего оба с ожиданием уставились на беса. Сговор меж нами отсутствовал, но причина, по которой мы предоставили Жерару почетное право делать выводы, была, безусловно, одна. Если он ляпнет глупость (которая со стороны всегда виднее), мы со вкусом над ним поржем. Если что-нибудь упустит, покровительственно укажем на недосмотр. Он продолжал:
– На что кракенам зерно и лес, также более-менее понятно: хлорелловая похлебка и пластик «под дерево»– полный кал даже в моем представлении. И…
Он сделал многозначительную паузу и обозрел аудиторию. Сулейман наблюдал за ним сквозь полуоткрытые веки, покручивая на пальце заветный перстень. Я слушал, подперев щеку кулаком. Оба еле заметно улыбались. Бес с вызовом пролаял:
– И осмелюсь заявить, что лично мне теперь абсолютно ясно, с какой целью зачат проект «Русский Гугол».
– В самом деле? – с фальшивым удивлением спросил Сул, а я подложил под челюсть другую руку. – Ну, порази.
Жерар отчеканил:
– «Трутни» (прости, Паша!) вновь двинулись по неверному пути. Многотысячелетний труд «мудрецов» пошел насмарку. Поэтому «мудрецы», не желая рисковать вторично, решились на кардинальные меры. Сделать человечество послушным, вставив каждому в мозги блок управления. А что? – Он соскочил на пол и изменил тон выступления на более демократичный: – Почву люди сами подготовили. Развитием персональных компьютеров и прочей подобной машинерии, без которых многим уж и жизнь – не жизнь. Гарантирую, новая фенечка при грамотной рекламной раскрутке воспримется на ура. Представьте только слоган: «Гугол. Сделай апгрейд своих извилин!» А?!
– Здорово! – похвалил я. – Или так: «Самый модный девайс для вашего гипоталамуса!»
– «Продвинься! Рулевый моддинг шишковидной железы – NOW!», – не сдавался Жерар. – Торопиться кракены вряд ли будут, производить насильственные трепанации черепов тоже. Во всяком случае, первые годы. Времени у них прорва. А провалится задумка, опять всемирный потоп устроят.
– Ну и каковы будут наши действия? – спросил Сулейман.
– Вот уж это сами решайте, – сказал бес неожиданно дерзко. – Опять же вам, эфенди, давно хотелось, чтобы человечество как-нибудь особенно жидко наделало в штаны. (Шеф досадливо нахмурился.) Так что я бы на вашем месте сделал безучастное лицо и наблюдал за развитием событий. Все. – Он дважды энергично кивнул.
– Аи, какие мы сердитые, – сказал Сул, бочком-бочком подбираясь к бесу. Рожа у него при этом сделалась доброй и всепрощающей, как у Дедушки Мороза. – Какие нервные! Смотри-ка, Павлинчик, он дрожит весь!
«Врет», – проартикулировал я Жерару из-за плеча шефа. Но тот и сам был не промах. Он выпрямился, принял позу Наполеона, с отставленной в сторону задней лапой и откинутой головой, скрестил передние лапы на груди и прорек:
– Дрожание моей левой икры есть великий признак! Я показал ему большой палец.
Сулейман наконец оказался рядом с ним, подхватил на руки и начал ласково поглаживать, рассказывая елейным голоском, как заблуждаются те, кто думает, что ифриты злопамятны, что ифриты сребролюбивы и вероломны, что ифриты способны похерить дружбу и не имеют сердца. И так далее. Его велеречивое, но совершенно пустое выступление продолжалось добрую четверть часа. Я откровенно зевал. На спине у Жерара, должно быть, вытерлась проплешина. Взгляд у него сделался одновременно диким и тоскливым. Его надо было выручать.
– Ну, будет, Сулейман-ага, – сказал я вполголоса. – Бросьте ломать комедию.
Он насупился, решая, как реагировать на мои слова, но тут тренькнул колокольчик. Секретарь извещал о прибытии посетителей. «Проси!» – с видимым облегчением крикнул Сулейман в сторону приемной и почти грубо скинул Жерара на пол. Продемонстрировав таким образом, что комедия надоела и ему.
Наверное, чего-то в этом роде следовало ожидать. Когда вас день за днем используют в роли мальчика для битья, получение нокаутирующего удара, выносящего остатки зубов, погружающего мозг в сумеречное состояние и блокирующего всякую способность сопротивляться, – всего лишь вопрос времени.
В кабинет, стремительная и воздушная, впорхнула Аннушка. То ли куколка и ангел, то ли кракен-доминант. Следом прокрался особенной секретарской поступью, которая почти недостижима тренировками, а дается от рождения, умничка наш Максик. Видимо, чтобы сразу же расставить точки над е, он как-то очень по-хозяйски взял Аннушку под ручку и лучезарно оскалился.
– Это, Сулейман Маймунович, и есть тот самый друг, который… которая хотела бы получить работу в «Серендибе», затарахтел он. – Мой очень близкий друг. Анечка, познакомься с Сулейманом Маймуновичем.
Ни меня, ни Жерара для него, конечно, не существовало.
– Рада знакомству. Где бы мне присесть? – спросила Аннушка. Очень ловко хлопнулась в придвинутое расторопным Максиком кресло и помахала пальчиками: – Привет, Поль! Привет, Жорик!
– Его зовут Жерар, – сказал я механически. Лишь только она вошла, меня бросило в жар. Когда эта лакейская морда начал ее лапать – в холод. И сердце все еще колотилось, как бешеное.
Бес нарочито громко и отчетливо пролаял. При известной фантазии в лае можно было разобрать: «Же-рра-рр!»
На лице Аннушки промелькнуло что-то вроде замешательства. Однако лишь на мгновение.
– Но мне казалось… Впрочем, разумеется. Прошу прошения, Жерар.
– Гав, – сказал он, принимая извинения, и поклонился.
– Итак, милая девушка, что вы имеете нам сообщить? – спросил шеф, делая бесу знаки, призывающие к осторожности. – Павлинчик, сердце мое, уйми собачку! Что-то она слишком уж расшалилась!
Я взял обиженно сопящего Жерара под мышку, прошагал к окну и уставился наружу. Снаружи был двор, и там поил коней раздевшийся до пояса цыганистый кучер. На жирном волосатом плече у кучера была татуировка – русалка с огромными персями. Неподалеку Зарина играла в классики. Может быть, последний раз в жизни. Детство ее заканчивалось.
Набить Максику лицо, тоскливо думал я, слушая, как звенит Аннушкин голос.
Было совершенно ясно, что мордобой ничего не изменит.
Аннушка же имела сообщить следующее.
– Кое-кто из здесь присутствующих считает меня смазливой куклой, которую удобно принять в штат, чтобы потом крутить любовь, не отходя от рабочего места. Правда, Максим?
Максик смущенно хихикнул. «Все-таки придется бить, – сказал я себе. Сразу стало легче.
– Кое-кто знает меня как опекающего «Серендиб» функционера «КОРОНЫ». Отдела контрразведки, следящего за деятельностью частных детективных агентств, – уточнила Аннушка для непосвященных. Для меня, значит. После чего обратила взгляд на шефа: – Не так ли, Сулейман Маймунович?
– Экая ты болтливая, душенька! – пробурчал Сулейман. – И вовсе им незачем знать, что «Серендиб» под колпаком у «КОРОНЫ».
Я нарочито громко хмыкнул. Интересная информация. Так чьи же, позвольте уточнить, задания я выполняю в самом деле?
– Кое-кто голову ломает, стараясь разрешить вопрос: кто же я такая – доверчивая модистка из дорогого магазина или вероломная представительница чужой цивилизации? Да, Поль?
В ответ я холодно улыбнулся.
– Кое-кто… Впрочем, кем считает меня этот забавный и умный песик, так и останется тайной для всех нас.
Холодно улыбнулись уже трое. Исключая Аннушку. Одно дело – «следить за деятельностью частных детективных агентств» и совсем другое – знать истинное положение вещей в этих агентствах. Например, что за сотрудник скрывается под неброским именем Георгий Собакин.
– Ну а истина, как всегда, многогранней, – подытожила она. – Все эти личности действительно заключены во мне. И контрразведчик, и представитель «альтернативной цивилизации Земли», и просто красивая девушка.
Я обернулся и не без вызова скользнул взглядом по ее груди.
– Уверяю тебя, Поль, с бюстом у меня все в порядке. Родилась и выросла на высоте всего лишь трех тысяч над уровнем моря. Поэтому у родителей не было причин уродовать мне фигуру жабрами. Что же касается секретных служб…
После того как на Земле загремели первые ядерные взрывы, кракены начали понимать, что на смену спорадическим контактам идут долговременные деловые отношения. Бомбы, обрушенные на Японию, столкнули их дальневосточные колонии с такими проблемами, что впору было думать об эвакуации. Свертка пространства, как оказалось, плохо защищала население потаенных вершин от некоторых видов заряженных частиц, а сейсмические возмущения так даже усиливала. Кроме того, быть незаметными становилось все труднее. Зонды-разведчики (не без помощи все более мощно вооруженных и быстрых человеческих истребителей) начали падать с угрожающей регулярностью. Кракенам пришлось спешно насаждать в массовое сознание технологически продвинутых народов образы «летающей посуды» и «зеленых человечков» из космоса. Однако это были только заплатки на ветхий тришкин кафтан секретности. Потому что похищения людей, испокон производимые кракенами для освежения генофонда, начали привлекать внимание не только энтузиастов уфологии, но и специальных служб. Никого больше не удовлетворяли побасенки о чертях, утащивших грешника в ад заживо. Так же, как и истории о вознесшихся на небеса праведниках.
Расцвет шпиономании периода «холодной войны» сыграл мрачную шутку с несколькими тщательно законспирированными агентами. Их провалы были неожиданными; для сохранения инкогнито бедняг пришлось уничтожить. Но все было напрасно. После запуска первого искусственного спутника Земли кракены с тоской заключили, что раскрытия не избежать. Геофизические и геомагнитные аномалии в местах расположения «потайных карманов пространства» наблюдались из космоса даже четче, чем со стратосферных самолетов-разведчиков.
Переломным моментом стала осень тысяча девятьсот шестьдесят второго года с ее Карибским кризисом. Именно тогда кракены в полной мере осознали, что всем их стараниям по выращиванию человеческой цивилизации может очень просто прийти конец. «Черный понедельник» двадцать второго октября ознаменовался первыми прямыми контактами с руководством секретных служб СССР и США. Ситуация, как известно, разрешилась к полному обоюдному удовольствию. Разумеется, явив себя миру и начав взаимодействие с правительствами ведущих государств, кракены вовсе не отказались от идеи управлять ходом истории.
Жерар был прав, предполагая, что «мудрецы» сделали ставку на продвижение в широкие слои человечества компьютерных технологий. Но не только. Почти за двадцать лет до «черного понедельника» КГБ каким-то сверхъестественным нюхом почуял, какая страшная угроза таится во взрывном развитии кибернетики, генетики и психологии. Однако разгром «лженаук» в СССР лишь незначительно отодвинул время заглатывания человечеством привлекательной наживки. Расцвет рекламы (как формы управления массовым сознанием) и падение социалистического блока (последнего оплота нерекламной цивилизации) – вот что стало последними гвоздями в крышку гроба, куда кракены положили труп человеческой автономии.
– Ну и на хрена ты нам это рассказываешь? – спросил я грубо. – В предательницы подалась?
Жерар одобрительно гавкнул, Сул кивнул, а Максик чего-то промямлил о чувстве такта.
– Дело в том, что у нас, – Аннушка выделила окончание фразы интонацией и паузой, – у нас в последние годы кое-что изменилось. Здравомыслие возобладало. Идея превращения человечества в скопище марионеток была признана порочной. Сейчас другое направление разрабатывается.
– А как же Арест? – язвительно справился я.
– Ультрапрогрессист, – парировала Аннушка. – Вроде вашего Че Гевары. Революционер-одиночка. У него даже команда-то была из клонов. Заметили, нет? Собственно, за ним я здесь и охотилась. А «КОРОНА» по договору предоставила мне прикрытие.
– Охотилась? – переспросил я. – Приколись, Жерар!
Бес не без иронии взвизгнул. Я сделал задумчивое лицо и проговорил:
– Любопытно, кто тогда меня усыпил, чтобы передать ему в лапы? Может быть…– я вновь переглянулся с бесом, – может быть, замаскированный Пушкин Александр Сергеевич? Страстный был любитель выполнять за других разные шалости.
Бес опять взвизгнул. Язык у него чесался, думаю, чудовищно!
Аннушка вместо ответа с грустной улыбкой развела руками.
– Мальчик мой! – вступился вдруг за нее Сул. – Бывают ситуации, когда ради успеха большого сражения приходится жертвовать тысячами жизней.
Жерар звонко тявкнул, напоминая, что он давным-давно меня предупреждал: Сулейман – из этих, из полководцев Жуковых. Которым только дай повод – родной матерью пожертвуют. Может, поэтому наш ифрит сирота?
– Ну да, – сказал я с горечью и крепко пожал бесу лапу, – для вас-то жертвовать людьми – привычное дело,
– Пашка, ты несправедлив к Сулейману Маймуновичу, – вдруг закудахтал Максик. Ему давно не терпелось как-нибудь осадить меня. Дождался наконец, – Изволь сейчас же извиниться!
– А пошел ты в задницу, холуй! – ласково пожелал я ему.
Роняя стулья, Максик двинулся на меня. Он горячо возмущался и грозил пальчиком. Я презрительно скривил губы, ожидая, когда он приблизится. А дождавшись, с огромным удовольствием дал ему в ухо. И быстро – в другое.
Сул с удивительной для его комплекции прытью бросился меня оттаскивать. Физически. Колдовать при Аннушке было ему не с руки.
Максик визжал и размахивал ручонками. По-моему, он всерьез намеревался заняться мщением. Что делает с самцами инстинкт продолжения рода! Никакого чувства самосохранения – одно желание повыгодней представить себя перед возлюбленной. Я сумел приголубить его еще разочек.
Потом нас растащили, и начался вечер вопросов и ответов. Но я в нем участия уже не принимал. Меня вместе с бесом отправили в «темную». В крошечную каморку, где стоял диванчик для дневного сна нашего шефа.
Подслушивать я счел ниже своего достоинства. Лежал и думал, что вот теперь-то уж я точно уволюсь. Или хотя бы потребую отпуска. В крайнем случае премии.
А в кабинете обсуждали какую-то муть. Рабочие моменты какие-то. Как теперь быть с очень уважаемыми клиентами, нанявшими «Серендиб» для расследования деятельности «СофКома»? Дезу им всучить или неустойку выплатить? Если дезу, то кто ее будет стряпать? Отечественная контрразведка, кракены или Сулейманова рать? А если неустойку, то кто будет платить? И прочее и прочее. В общем, как презрительно выразился бес, который немножко послушал под дверью, «сорок бочек арестантов, сорок кадушек соленых лягушек да пятьдесят поросят – только хвостики висят».
Потом я задремал.
– Выходи, Аника-воин, – сказал шеф. – Ты, «забавный и умный песик», тоже.
Мы вышли.
– Ну, теперь-то сюрпризы кончились? – устало спросил я, озираясь. В кабинете остался один Сулейман.
– Зачем кончились? – бодро воскликнул он. – Найдется еще кое-что. Будешь в полном восторге, клянусь! Плясать будешь от радости!
Да уж оно конечно! Спляшу. Трепака. Я страдальчески закатил глаза:
– Что еще?
– Перво-наперво, – продолжал грохотать Сул, – имею удовольствие познакомить тебя с твоим настоящим отцом. – Он щелкнул пальцами. Послышался звук открывающейся двери. – Обернись же, счастливец!
Я обернулся, исполненный дрожи волнения. Возле двери, на широко расставленных суставчатых ногах, покачивался «паучок Ананси».
При свете дня он выглядел скорей странно, чем жутко. Куда-то улетучилась его пугающая аура, прежде действовавшая на меня подобно удару дубиной. Багровые глазки, где раньше полыхало яростное стремление сокрушать, были прикрыты мутной пленкой. Страшные крючья поджаты.
И это – мой настоящий отец? Я пробормотал под нос: «Бычьи какие-то приколы» – и перевел тревожный взгляд на Сулейман а. Не рехнулся ли шеф?
– Хотя…– пафосным тоном ведущего шоу «Нежданная встреча» возвестил Сулейман, – значительно лучше он известен тебе в другой ипостаси. – Шеф поощрительно кивнул чудовищу, и оно, простучав конечностями, будто кастаньетами, моментально исчезло за дверью.
Спустя минуту-другую в кабинет вошел, небрежно повязывая вкруг атлетической шеи пестрый платок, улыбающийся и молодцеватый более, чем всегда, лейтенант Стукоток. Новенький блейзер, просторные белые брюки, рубашка, плетеные штиблеты – все сидело на нем идеально и выдавало большого модника, имеющего средства. Шрамы на лице, оставшиеся после укрощения Карлика Носа и пережившие даже транспозицию с превращением в трилобита Ананси и обратно, только подчеркивали его мужественность. Ушки-лопушки, как всегда, задорно торчали.
– Ну, здравствуй, сын! – проговорил он и сделал верхней губой короткое вертикальное движение, словно бы давя между нею и десной крошечный слюнный пузырек.
Совсем так, как делаю иногда я. Да и морда у него, если быть до конца объективным, обнаруживала что-то этакое… знакомое…
Я мало-помалу начал приходить в себя.
– Напарник, не находишь, что гражданин чересчур молод для моего отца? – обратился я к Жерару и демонстративно сунул руки в карманы. Этот красавец когда-то бесчестно поступил с моей матушкой. Потом болтался где-то двадцать лет. Потом успел крепко запудрить мозги уже мне. А сейчас ждет, что я разрыдаюсь от радости? У него что, особо острая форма оптимизма, усугубленного слабоумием?
Новоявленный родитель продолжал демонстрировать белизну зубов.
– Я, конечно, не дамочка, чтобы радоваться подобным комплиментам, но все-таки спасибо. – Он шагнул ко мне, раскрывая объятия. Стало заметно, что одна рука все-таки плоховато слушается. Здорово же его приголубил покойничек Жухрай!
– Поздравляю с замечательной наследственностью, чувачок, – запоздало тявкнул Жерар. – У папочки-то твоего – ни одной морщинки.