Страница:
Пушкин не мог откристаллизоваться в тайге или в тундре, он мог откристаллизоваться только в высшем слое своего времени, среди Жуковских, но и Онегиных (хоть Онегин бездельник и «лишний человек», как учат в школе), среди Чаадаевых, но и Печориных, среди Чацких, но и Фамусовых, среди Достоевских, но и среди Карамазовых. У Лермонтова какая среда? Бабушка-крепостница, гусары-разгульники, на балах «приличьем стянутые маски», но откристаллизовался же в этой среде гений Лермонтова! Можно ли, значит, считать Пушкина частью народа, не считая такой же частью тот высший слой, который откристаллизовал Пушкина (Лермонтова, Толстого, Блока, Некрасова, Тютчева, Дюма, Бальзака, Стендаля, Диккенса, Баха, Бетховена…). Есть и еще более категорическая, но гениальная формула. Она принадлежит, кажется, Бисмарку. Лисенок, подкинь!
Елизавета Сергеевна тотчас подкинула, оторвавшись глазами от фотографии, которую она ретушировала: «Нация – это единицы выдающихся личностей перед большим количеством нулей, благодаря которым нули и превращаются в многозначное число». Я не ручаюсь за точность, но почти точно.
– Во! Гениально! Нация – это число. Нули само по себе, сколько бы их ни было, еще не число, но когда впереди них возникают единицы великих личностей, сразу же получаются грандиозные числа. Единицы без нулей тоже лишь единицы, и нули без единицы лишь нули, но вместе они число! Значит, все дело в том, что народ един, и если кто-нибудь со стороны захочет ослабить какой-нибудь народ с тем, чтобы подчинить его потом себе и завоевать, то не было бы более верного способа, как подразделить народ на части, потом возбудить взаимную вражду этих частей друг к другу, а потом столкнуть эти части, чтобы они занялись взаимным истреблением друг друга. Тут уж подходи к этому народу и бери его голыми руками. То есть если народ един и неприступен словно крепость, то надо найти отмычку, чтобы эту крепость взять изнутри. И вот главное – натравить людей друг на друга. А потом только смотри и потирай руки. А когда они друг друга изобьют, входи в крепость и делай что хочешь.
– Кто должен делать?
– Ну, тот, кто стравил. Кто был заинтересован во взаимной резне. А может быть, и помог одной из сторон словом и делом. Кому это выгодно.
– Да кому же выгодно взаимное истребление народа?
– В этом все дело. Надо найти, кому это выгодно, и тогда обнаружится истинный виновник происходящего.
– Мудрено.
– Простейшая модель может быть и такова. Вот живет в светлом и крепком доме большая и благополучная семья. Пусть хоть крестьянская. Отец еще в силе, пятеро сыновей, у каждого сына по жене, свекровь, как полагается, дети. Попросился прохожий человек приютить его на несколько дней. Скромно попросился, где-нибудь около порога, чтобы его приютили, лишь бы тепло и сухо. Сидит он около порога и за всем наблюдает. Как работают, как едят, как друг с другом разговаривают. Вот идет мимо него один из сыновей.
– Иван, а Иван, – говорит ему странник. – Это твоя жена Марья-то?
– Моя.
– Красавица, молодая. А что это на нее старик-то поглядывает? Отец-то твой? Он на нее поглядит, а она сразу и покраснеет. И улыбается как-то странно.
– Ты смотри у меня, – замахивается Иван в сердцах. – Расшибу!
– Да я что? Я ведь ничего. Я только так. И нет ничего у них, сам знаю. Сдуру это я сболтнул, сдуру.
– Степан, а Степан!
– Ну что?
– Отец-то твой…
– Что отец?
– Ивана-то больше любит, я замечаю. Разговор слышал. Сперва, говорит, Ивана отделю и лучшее поле ему отдам, а Степан подождет.
Тут мимо странника проходит жена Ивана, в общем, выпал им случай поговорить наедине.
– Марья, а Марья!
– Ну что?
– Степанова жена-то поглядывает на твоего Ивана. Завидует она тебе. Оно и понятно. Степан-то вон какой хилый, слабый, а Иван у тебя – кремень. Вот она, значит, к нему и льнет. А ты остерегайся. Пелагея-то вчера за каким-то зельем к старухе Матрене ходила.
Степановой жене, Пелагее, другое скажет:
– У Марьи-то платьев больше, чем у тебя. Видно, больше ее муж любит. А ты чем плоха? И работаешь, не щадя себя.
Всем в отдельности нашепчет и наскажет:
– Обирает вас отец-то. Вы работаете, работаете, а денежки он в свою кубышку кладет.
– Так он же на хозяйство откладывает, на жизнь. Семья-то вон какая. Кормить надо.
– У тебя семья, у Степана семья, у всех семья. А денежки-то у старика. А кто его знает, на что он их копит. А вы имеете такое же право…
Ну, короче говоря, схема ясна. Через неделю в доме ни мира, ни семьи. Драки, кровопролития и убийства. Кого в больницу везут, кого на каторгу. После убитого мужа осталась Марья одна. Странник женился на ней и стал в доме хозяином. А может, и ее прогнал, беззащитную. А себе со стороны другую бабу привел. Хороша притча?
– Очень уж просто.
– А между прочим, по этой простенькой схеме происходили на земле все революции. И здесь тоже под крушение этой семьи можно подвести теоретический, социально-экономический базис. Ну как же! В рамках одной патриархальной семьи развилось пять самостоятельных семей. Рамки стали тесны. Рано или поздно ход развития должен был привести… Возникновение острых противоречий… Экономические факторы… Трактаты можно писать и защищать диссертации! И все же вздор, что нельзя было обойтись без вражды, без убийств. Можно было бы все эти экономические, социальные противоречия решить и мирным путем. Вот только страннику пришлось бы при этом идти дальше и остаться, как говорится, при своих. Все бы выиграли, а странник бы проиграл. При противной же версии все проигрывают, а странник выигрывает. Вот в чем корень, сердцевина всех революций.
– Но действительно общество должно обновляться, прогрессировать, и говорят, что прогрессирует общество путем революционных скачков.
– Говорят. Но кто говорит? Странники, заинтересованные в поживе, стремящиеся все прибрать к своим рукам. Но это глупость и вздор. Скажи, общество времен Ивана Грозного отличается от общества времен Екатерины Великой? Общество Екатерины Великой отличается от общества Николая I? Общество Николая I отличается от общества Александра II? Шло непрерывное и неизбежное развитие. Шло то самое, что ты называешь неизбежным обновлением и прогрессом, ибо одно дело Ломоносов и Державин, Орлов-Чесменский и Потемкин-Таврический (не берем уже князя Курбского или Малюту), а другое дело Тургенев, Толстой, Некрасов, Аксаковы, Скобелев. А третье дело – Блок, Гумилев, Шаляпин, Серов, Врубель, Нестеров, Бунин, Куприн да и твой кумир Маяковский (дореволюционный, имею в виду)… Есть прогресс по сравнению с временами Екатерины? При том, что не было никаких революций, массовых убийств, грабежей. Можно развить цепочку. Итак: время Алексея Михайловича Романова не похоже на время Петра Великого, время Петра Великого – на время Екатерины II и так далее, и так далее. Время 60-х годов девятнадцатого века не было похоже на начало века. Как время 60-х годов двадцатого века (не знаю, кто бы сейчас царствовал) не было бы похоже на начало двадцатого века, при том, что Россия сохранилась бы не обезглавленной, не обескровленной, не разграбленной. Наконец, напомню мысль Пушкина, а тоже ведь был не дурак, а гений. Гений или нет? Так вот, он сказал: «Лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от одного улучшения нравов, без насильственных потрясений политических, страшных для человечества».
– Ты хочешь сказать, что революция не была исторической неизбежностью, что в результате революции Россия была обезглавлена и ограблена, что и без революции Россия теперь ушла бы дальше вперед, идя вместе со временем, и что революцию спровоцировали некие «странники», которые и воспользовались потом кровавыми плодами своей провокации? Так ли я понимаю?
– Ты очень точно сформулировал основные положения. Скажу только, что то, что вы, Владимир Алексеевич, как верный ленинец, называете Великой Октябрьской революцией, на самом деле было государственным переворотом, устроенным группой заговорщиков, было насильственным захватом власти этой группой с последующим установлением невиданного в истории человечества массового, на десятилетия растянувшегося террора и с фактической оккупацией России.
– Но как же массы? Крестьянство и пролетариат? Пламя революции охватило всю страну?
– Это все красивые фразы, написанные или произнесенные задним числом. Седьмое ноября произошло в Петербурге, и только в Петербурге. Власть в то время в силу целого ряда обстоятельств и событий, которые мы потом разберем, валялась, как палка. Кто первый поднимет. Большевики оказались энергичнее и целеустремленнее других, это правда. Они первыми и схватили эту палку. Никто в России – ни широкие массы крестьян, ни рабочие какой-то там Тулы или Донбасса – не знал, что в Петербурге произошел государственный переворот. Власть была захвачена простейшей акцией ареста Временного правительства. А сделано это было с подачи самого Керенского, ибо зачем же он как глава Временного правительства вывел к 25 октября из Петрограда все войска? Проснувшись 26 октября (8 ноября то есть), Россия была поставлена перед фактом: власть в руках большевиков. «А что это такое? Кто это? Что теперь делать?» – «Чай, поглядим, что будет дальше. Дальше, чай, будет видно». Пока мужики чесали в затылке и ждали, во все губернии были посланы комиссары, представители новой власти с неограниченными полномочиями сажать, стрелять и давить. Кое-где, конечно, заранее были припасены и местные верные люди. Притягательными оказались некоторые лозунги, лживые все до одного. И первый из них – конец войне. Штык в землю. Мир хижинам, война дворцам. Заметим, что сам лозунг какой-то импортированный, родившийся черт знает где, либо в человеке с нерусским складом ума. Почему «хижина» применительно к России, где все больше избы, избушки? Но это я так, попутно. Так вот, война действительно надоела. А тут еще пустили слушок, что в деревнях уже делят землю. Солдатики-мужички и бросились с фронта, как бы не прозевать. Но главное, конечно, что надоела война за четыре года. Солдаты на это клюнули.
Но что же произошло на самом деле? Довоевывать солдатам оставался один год. В 1918 году Германия была побеждена союзниками. В Европе наступил мир. Наступил бы мир и для России, если бы солдаты не поддались на провокацию. Из-за этого недовоеванного года солдаты оставили фронт, разбежались по деревням. Но их вскоре опять призвали, уже в Красную Армию, и им пришлось воевать до 1921 года. То есть четыре года лилась кровь вместо одного года, и сколько крови! На германском фронте столько бы и не приснилось. Не говорю уже о том, что там убивали русские немцев и немцы русских (что само по себе, конечно, тоже плохо). Здесь же пришлось убивать своих, то есть пошло массовое истребление коренного населения России путем гражданской войны, концлагерей и просто массовых убийств без суда и следствия в каждом (в каждом!) городе и городишке России.
– Какие концлагеря? Вы что-то путаете. Концлагеря – это у немецких фашистов.
– Ваше поколение могло не знать, Владимир Алексеевич, но первый концлагерь на земном шаре был организован в России на Соловецких островах, на базе замечательного русского монастыря. Назывался этот лагерь «СЛОН». Соловецкий лагерь особого назначения. Вся особенность его назначения состояла в том, что он предназначался для истребления русской интеллигенции.
Что такое концентрация, ваше поколение, наверное, знает. Концентрация в одном месте какой-нибудь определенной части населения. По национальному признаку. По образовательному. По признаку партийной принадлежности, мало ли. Идея очень проста. Русская интеллигенция распределена, распылена по всей стране, по городам, а в большом городе – по своим квартирам. Надо сконцентрировать ее в одном месте. По признаку. Все русское, все культурное, все мыслящее, все, что говорит на нескольких языках, то есть все, что может критически взглянуть на происходящее в стране, осмыслить это происходящее и сделать выводы. Короче говоря, мыслящую часть населения. Но, заметьте, русскую мыслящую часть нужно сконцентрировать в одном месте. Образуется «СЛОН». Соловки. Лагерь особого назначения.
Но сколько людей может в себе сконцентрировать лагерь? Всего лишь несколько тысяч. Как же быть? Значит, надо эту часть населения, подлежащую концентрации, в лагере не держать, надо ее через него ПРОПУСКАТЬ. В этом и заключается идея концентрационных лагерей. Людей везут и везут. В лагере они исчезают и исчезают. Вот что такое концентрация. Лагерь, словно чудовищный магнит, настроенный на притягивание людей с безбрежных просторов страны по какому-либо характерному признаку. Можно настроить его на живую мысль, на патриотические чувства, на чувства национального достоинства, на критическую мысль… Получается как бы воронка, в которую втягиваются и исчезают в которой сотни тысяч людей.
При этом населению, широким массам, кажется, что просто сажают. Одного за то, другого за это. Но тот, кто сажает, знает, что сажают целенаправленно, по выбору, и что в результате этого сажания должны исчезнуть в стране определенные группы населения, будь то интеллигенция, духовенство, техническая интеллигенция, офицерский состав, купечество, земство… [16]
– Но при чем здесь «странники», пресловутые странники, то есть посторонние люди? Революция совершилась в Петербурге, но это же столица России!
– Октябрьский переворот 1917 года был подготовлен и осуществлен, если хотите, Интернационалом. На основе интернациональных теорий. Власть в России 25 октября 1917 года захватил Интернационал.
– Ну, знаете ли!
– Да, я знаю. Ваше поколение, наверное, не знает, что для совершения государственного переворота в России группа революционеров-экстремистов была привезена из Швейцарии через Германию в запломбированном вагоне. Германия ведь была заинтересована в ослаблении России. Эта группа через некоего Парвуса снабжалась большими деньгами, огромными, можно сказать, деньгами. На эти деньги и был совершен государственный переворот. А вот и список лиц, находившихся в запломбированном вагоне: В. И. Ленин с супругой, Г. Сафаров, Гр. Усиевич, Елена Кон, Инесса Арманд, Н. Бойцов, Ф. Гребельская, Е. и М. Мирингоф, Сковно Абрам, Г. Зиновьев (Апфельбаум) с супругой и сыном, Г. Бриллиант, Моисей Харитонов, Д. Розенблюм, А. Абрамович, Шнейсон, М. Цхакая, М. Гоберман, А. Линде, Айзентук, Сулишвили, Равич, Погосская. Возьми составы первых ВЦИКов, первых Совнаркомов, имена, первых вождей. Сейчас почему-то, хотя бы и к празднику, не принято вспоминать, кто входил в эти составы, и газеты первых лет революции в Ленинской библиотеке получить труднее, чем газеты прошлого века. Но докопаться можно. Поинтересуйся. Там же нет, почти нет русских людей, если раскрыть, конечно, псевдонимы вроде Свердлова, Литвинова, Войкова, Троцкого, Зиновьева, Каменева, за которыми и скрывались первые захватчики власти. Конечно, были на каждые десять человек один-два русских, хотя бы из приличия, хотя бы для вывески, чтобы не так уж сразу бросалось в глаза и било в ноздри. Ну, там Молотов (Скрябин), ну, там Калинин. Но это были, во-первых, жалкие единицы, во-вторых, и роли им отводились тогда вспомогательные, жалкие. Вот именно ради вывески. Напечатают в газете бородатый портрет, напишут под ним – «Всесоюзный староста». Ну, мужики читают, чешут в затылке. Вишь ты, Калинин староста, значит, в обиду не даст. А кто же вершил дела?
Председатель ВЦИКа Свердлов, главнокомандующий армии, второе лицо в государстве Троцкий. Председатели ЧК, последовательно, Урицкий, Дзержинский, Менжинский. Ну, представьте себе: все три основных государственных рычага власти и подавления – ЦК, ЧК и армия – находятся в нерусских руках. Кто же, выходит, захватил власть в стране? А там идут Зиновьев, Каменев, Луначарский, Литвинов (Финкельштейн), Землячка, Володарский, Войков, Мехлис, Ягода, Косиор, Гамарник, Каганович… Я не могу упомнить всех. Надо просто взять списки руководителей тех времен и внимательно их рассмотреть. Были, правда, и люди вроде Дзержинского, Сталина, Микояна. Но и не русские же, с другой стороны! У поляка Дзержинского были основания не любить Россию и все русское, в том числе и русских людей. Вы думаете, случайно ЧК с первого дня образования возглавляли только нерусские люди? Где-нибудь мог найти себе место и русачок-дурачок, вроде того же Калинина. Но ЧК? Нет! Это дело они передоверить другим не могли и занимались им самолично.
И все эти Розы Люксембурги, Карлы Либкнехты, Клары Цеткины, которые пытались одновременно захватить власть в Германии, Бела Кун, который должен был взять власть в Венгрии… Но там их всех успели скрутить, покидали в пролеты лестниц, а Бела Кун успел убежать к нам.
Знало ли ваше поколение, что ЧК первых лет революции, вся ЧК, кроме, может, рядовых часовых, состояла не из русских людей? Все! Понимаете, для чего это было сделано?
До сих пор ходит еще в ЦДЛ одна старуха, бывшая чекистка[17]. Как напьется, так и хвалится, что особенно любила расстреливать молодых русских девушек – гимназисток и чуть постарше, особенно красивых. Лично уводила в подвал (хотя, как следователь, могла бы этого и не делать) и лично стреляла. Сам слушал ее. Пьяная, слюни текут из беззубого рта, хвалится: «Помню, красавица девка, коса до пояса. Поставила ее к стенке. Она мне плюнула в лицо, а я ей прямо в рот из нагана…»
Так вот эта старуха хвастается, что собственноручно застрелила 83 (восемьдесят три!) русских молодых красивых женщины[18].
Стреляли без суда и следствия. Не надо было никакого преступления, чтобы быть пущенным в расход. Русский, университетское образование (не говоря уже о дворянском происхождении) – и разговор окончен. Крупный деятель тех времен Лацис учил своих подчиненных: «Не ищите доказательств того, что подсудимый словом или делом выступил против советской власти. Первым вопросом должно быть, к какому классу он принадлежит. Это должно решить вопрос о его судьбе. Нам нужно не наказание, а уничтожение».
Это не только в Москве на Лубянке. Но во всех городах, губернских и даже уездных. Мы теперь содрогаемся – инквизиция. Инквизиция сожгла за все время своего существования несколько тысяч человек. Да ведь это одно какое-нибудь Иваново-Вознесенское отделение ЧК!
А что творилось на Украине? Там все было отдано в руки молодому злобствующему Блюмкину. Это тот самый Блюмкин, у которого произошел известный инцидент с Мандельштамом.
– Какой инцидент?
– Конечно, ваше поколение не знало… Происходила в Москве пирушка, так сказать, победителей. Это только население сидело на голодном пайке, на вобле и на пшенной каше. А они пировали. Лариса Рейснер, сука, жила в особняке, держала слуг и купалась в шампанском. Значит, происходит очередной шабаш. Целый день убивали, убивали, убивали, надо же разрядиться. На шабаше присутствовал крупный чекист Блюмкин. Там же оказался поэт Мандельштам (кстати, спросим в скобках: каким образом оказался прогрессивный поэт в компании с чекистами? Наверное, Блок, Гумилев, Есенин не могли бы туда попасть?). Говорю – пир победителей. Пьяный Блюмкин расхвастался, вытащил пачку пустых ордеров на расстрел, заранее подписанных Дзержинским, и начал ими размахивать. «Вот здесь вся русская культура. Вот список…» И начал тут же из списка наугад заполнять ордера. Мандельштам будто бы не вытерпел, отнял у него ордера, разорвал и пожаловался Дзержинскому. Факт исторический.
Блюмкин получил нагоняй, но не за то, что пачками, без суда и следствия расстреливал русскую культуру, а за то, что расхвастался не к месту. Впрочем, какой там нагоняй – посмеялись, наверное, в конце концов. Так вот, этому-то Блюмкину отдали на растерзание всю Украину, и в первую очередь Киев.
Короленко сидел в Полтаве. Тихий городок. Вишни, ставочки, гуси на улице. Знает или нет ваше поколение, что существуют письма Короленко к Луначарскому[19]?
Мы сейчас спрашиваем иногда сами себя, как отнеслись бы к революции и к послереволюционным событиям такие подпиливатели и размыватели России, как Герцен, Чернышевский, Чехов? Не знаем. Вероятно, ужаснулись бы. Нет, знаем. Потому что Короленко успел увидеть и отреагировать. Тоже ведь – царский ссыльный. Борец. Демократ. Достаньте где-нибудь эти письма. Кровь и слезы. Он просит Луначарского остановить террор, прекратить пролитие крови. Какая наивность, какая святая простота. Он пишет, что тюрьмы забиты и что люди исчезают, а родным говорят: «Увезли в Харьков» (Харьков был тогда главным городом Украины). «Но все уже знают, – пишет Короленко, – что значит «увезли в Харьков».
Там шесть писем. Целая книга. И где же все это происходит? В Миргороде. В маленьком тихом городке. Что же происходило в самом Харькове? Что происходило в Астрахани, Саратове, в Ростове-на-Дону, Казани, Нижнем Новгороде? Что же происходило, можете вы себе представить, в Петербурге и в Москве?
Мы упомянули про Белу Куна. Герой венгерской революции. Есть книга о нем в серии «Жизнь замечательных людей». Но отчего-то там ничего не написано, что на его совести более семидесяти тысяч русских солдат и офицеров – только в одном Крыму. Правда, орудовал он вместе с Землячкой. Как только врангелевская армия ушла из Крыма, Бела Кун и Землячка оказались там с особой миссией. Многие русские офицеры из любви к России, к родной земле не захотели уезжать за границу. Будь что будет, остались на родине. Вышло предписание крымских революционных властей: «Всем офицерам зарегистрироваться на предмет их трудоустройства». Русские доверчивые дурачки обрадовались, толпами пошли регистрироваться. Их всех собрали и расстреляли. Около семидесяти тысяч. Сразу. Можете себе представить картину? А сделали это Землячка и Бела Кун.
Но, конечно, высшим актом бесчеловечности, жестокости, кровожадности было убийство царской семьи. Об этом кровавом событии написано много книг. Известно, что через неделю после убийства Екатеринбург заняла русская армия. Полковнику Соколову было поручено произвести расследование злодеяния. Существует его подробный отчет (по горячим следам), занимающий объемистый том. Есть воспоминания Жильяра, учителя французского языка, который находился вместе с царской семьей почти до последних дней. Есть множество и других книг, воспроизводящих событие в мельчайших подробностях. Сейчас принято все сваливать на местную парторганизацию, на какого-то Белобородова, не то Беловодова. Будто бы при приближении русской армии местная партийная организация своей властью, не спросясь центра (было, де, некогда), решила ликвидировать царскую семью, боясь ее освобождения Колчаком. Это все вздор. Во-первых, ее могли бы из Екатеринбурга увезти в любой другой город России. Но вообще-то, когда семью перевезли из Тобольска в Екатеринбург и поселили в доме Ипатьева, назвав этот дом «Домом особого назначения», ее судьба уже была решена. Заметьте, все у них было «особого назначения». Лагерь особого назначения, дом особого назначения, части особого назначения, то есть ЧОНы, карательные латышские отряды. Но всегда за этим словом скрывалось только одно – смерть, кровь, противозаконие, без суда и следствия массовые убийства.
В Екатеринбург из центра были посланы с тайной миссией два отъявленных мерзавца – Юровский и Войков. Им-то и было поручено подготовить, а в удобный момент и осуществить ликвидацию царской семьи. Инструктировал Юровского лично Яков Михайлович Свердлов[20]. Случайно ли, что и город Екатеринбург называется теперь именем этого кровавого палача? Юровский сменил в доме особого назначения всю охрану (еще бы, до его приезда царь с этими солдатами играл в шашки) и поставил свою, конечно, латышей. И в ночь с шестнадцатого на семнадцатое июля 1918 года совершилось кровавое злодеяние[21].
Их разбудили в два часа и предложили спуститься подвал. Войков начал читать постановление Екатеринбургского губкома, а Юровский, не дождавшись конца чтения, вынул наган и начал стрелять. Впоследствии Войков, пьяненький, кричал, что простить не может Юровскому, что тот не дождался конца чтения документа и не дал возможности ему, Войкову, собственной рукой застрелить русского императора.
Елизавета Сергеевна тотчас подкинула, оторвавшись глазами от фотографии, которую она ретушировала: «Нация – это единицы выдающихся личностей перед большим количеством нулей, благодаря которым нули и превращаются в многозначное число». Я не ручаюсь за точность, но почти точно.
– Во! Гениально! Нация – это число. Нули само по себе, сколько бы их ни было, еще не число, но когда впереди них возникают единицы великих личностей, сразу же получаются грандиозные числа. Единицы без нулей тоже лишь единицы, и нули без единицы лишь нули, но вместе они число! Значит, все дело в том, что народ един, и если кто-нибудь со стороны захочет ослабить какой-нибудь народ с тем, чтобы подчинить его потом себе и завоевать, то не было бы более верного способа, как подразделить народ на части, потом возбудить взаимную вражду этих частей друг к другу, а потом столкнуть эти части, чтобы они занялись взаимным истреблением друг друга. Тут уж подходи к этому народу и бери его голыми руками. То есть если народ един и неприступен словно крепость, то надо найти отмычку, чтобы эту крепость взять изнутри. И вот главное – натравить людей друг на друга. А потом только смотри и потирай руки. А когда они друг друга изобьют, входи в крепость и делай что хочешь.
– Кто должен делать?
– Ну, тот, кто стравил. Кто был заинтересован во взаимной резне. А может быть, и помог одной из сторон словом и делом. Кому это выгодно.
– Да кому же выгодно взаимное истребление народа?
– В этом все дело. Надо найти, кому это выгодно, и тогда обнаружится истинный виновник происходящего.
– Мудрено.
– Простейшая модель может быть и такова. Вот живет в светлом и крепком доме большая и благополучная семья. Пусть хоть крестьянская. Отец еще в силе, пятеро сыновей, у каждого сына по жене, свекровь, как полагается, дети. Попросился прохожий человек приютить его на несколько дней. Скромно попросился, где-нибудь около порога, чтобы его приютили, лишь бы тепло и сухо. Сидит он около порога и за всем наблюдает. Как работают, как едят, как друг с другом разговаривают. Вот идет мимо него один из сыновей.
– Иван, а Иван, – говорит ему странник. – Это твоя жена Марья-то?
– Моя.
– Красавица, молодая. А что это на нее старик-то поглядывает? Отец-то твой? Он на нее поглядит, а она сразу и покраснеет. И улыбается как-то странно.
– Ты смотри у меня, – замахивается Иван в сердцах. – Расшибу!
– Да я что? Я ведь ничего. Я только так. И нет ничего у них, сам знаю. Сдуру это я сболтнул, сдуру.
– Степан, а Степан!
– Ну что?
– Отец-то твой…
– Что отец?
– Ивана-то больше любит, я замечаю. Разговор слышал. Сперва, говорит, Ивана отделю и лучшее поле ему отдам, а Степан подождет.
Тут мимо странника проходит жена Ивана, в общем, выпал им случай поговорить наедине.
– Марья, а Марья!
– Ну что?
– Степанова жена-то поглядывает на твоего Ивана. Завидует она тебе. Оно и понятно. Степан-то вон какой хилый, слабый, а Иван у тебя – кремень. Вот она, значит, к нему и льнет. А ты остерегайся. Пелагея-то вчера за каким-то зельем к старухе Матрене ходила.
Степановой жене, Пелагее, другое скажет:
– У Марьи-то платьев больше, чем у тебя. Видно, больше ее муж любит. А ты чем плоха? И работаешь, не щадя себя.
Всем в отдельности нашепчет и наскажет:
– Обирает вас отец-то. Вы работаете, работаете, а денежки он в свою кубышку кладет.
– Так он же на хозяйство откладывает, на жизнь. Семья-то вон какая. Кормить надо.
– У тебя семья, у Степана семья, у всех семья. А денежки-то у старика. А кто его знает, на что он их копит. А вы имеете такое же право…
Ну, короче говоря, схема ясна. Через неделю в доме ни мира, ни семьи. Драки, кровопролития и убийства. Кого в больницу везут, кого на каторгу. После убитого мужа осталась Марья одна. Странник женился на ней и стал в доме хозяином. А может, и ее прогнал, беззащитную. А себе со стороны другую бабу привел. Хороша притча?
– Очень уж просто.
– А между прочим, по этой простенькой схеме происходили на земле все революции. И здесь тоже под крушение этой семьи можно подвести теоретический, социально-экономический базис. Ну как же! В рамках одной патриархальной семьи развилось пять самостоятельных семей. Рамки стали тесны. Рано или поздно ход развития должен был привести… Возникновение острых противоречий… Экономические факторы… Трактаты можно писать и защищать диссертации! И все же вздор, что нельзя было обойтись без вражды, без убийств. Можно было бы все эти экономические, социальные противоречия решить и мирным путем. Вот только страннику пришлось бы при этом идти дальше и остаться, как говорится, при своих. Все бы выиграли, а странник бы проиграл. При противной же версии все проигрывают, а странник выигрывает. Вот в чем корень, сердцевина всех революций.
– Но действительно общество должно обновляться, прогрессировать, и говорят, что прогрессирует общество путем революционных скачков.
– Говорят. Но кто говорит? Странники, заинтересованные в поживе, стремящиеся все прибрать к своим рукам. Но это глупость и вздор. Скажи, общество времен Ивана Грозного отличается от общества времен Екатерины Великой? Общество Екатерины Великой отличается от общества Николая I? Общество Николая I отличается от общества Александра II? Шло непрерывное и неизбежное развитие. Шло то самое, что ты называешь неизбежным обновлением и прогрессом, ибо одно дело Ломоносов и Державин, Орлов-Чесменский и Потемкин-Таврический (не берем уже князя Курбского или Малюту), а другое дело Тургенев, Толстой, Некрасов, Аксаковы, Скобелев. А третье дело – Блок, Гумилев, Шаляпин, Серов, Врубель, Нестеров, Бунин, Куприн да и твой кумир Маяковский (дореволюционный, имею в виду)… Есть прогресс по сравнению с временами Екатерины? При том, что не было никаких революций, массовых убийств, грабежей. Можно развить цепочку. Итак: время Алексея Михайловича Романова не похоже на время Петра Великого, время Петра Великого – на время Екатерины II и так далее, и так далее. Время 60-х годов девятнадцатого века не было похоже на начало века. Как время 60-х годов двадцатого века (не знаю, кто бы сейчас царствовал) не было бы похоже на начало двадцатого века, при том, что Россия сохранилась бы не обезглавленной, не обескровленной, не разграбленной. Наконец, напомню мысль Пушкина, а тоже ведь был не дурак, а гений. Гений или нет? Так вот, он сказал: «Лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от одного улучшения нравов, без насильственных потрясений политических, страшных для человечества».
– Ты хочешь сказать, что революция не была исторической неизбежностью, что в результате революции Россия была обезглавлена и ограблена, что и без революции Россия теперь ушла бы дальше вперед, идя вместе со временем, и что революцию спровоцировали некие «странники», которые и воспользовались потом кровавыми плодами своей провокации? Так ли я понимаю?
– Ты очень точно сформулировал основные положения. Скажу только, что то, что вы, Владимир Алексеевич, как верный ленинец, называете Великой Октябрьской революцией, на самом деле было государственным переворотом, устроенным группой заговорщиков, было насильственным захватом власти этой группой с последующим установлением невиданного в истории человечества массового, на десятилетия растянувшегося террора и с фактической оккупацией России.
– Но как же массы? Крестьянство и пролетариат? Пламя революции охватило всю страну?
– Это все красивые фразы, написанные или произнесенные задним числом. Седьмое ноября произошло в Петербурге, и только в Петербурге. Власть в то время в силу целого ряда обстоятельств и событий, которые мы потом разберем, валялась, как палка. Кто первый поднимет. Большевики оказались энергичнее и целеустремленнее других, это правда. Они первыми и схватили эту палку. Никто в России – ни широкие массы крестьян, ни рабочие какой-то там Тулы или Донбасса – не знал, что в Петербурге произошел государственный переворот. Власть была захвачена простейшей акцией ареста Временного правительства. А сделано это было с подачи самого Керенского, ибо зачем же он как глава Временного правительства вывел к 25 октября из Петрограда все войска? Проснувшись 26 октября (8 ноября то есть), Россия была поставлена перед фактом: власть в руках большевиков. «А что это такое? Кто это? Что теперь делать?» – «Чай, поглядим, что будет дальше. Дальше, чай, будет видно». Пока мужики чесали в затылке и ждали, во все губернии были посланы комиссары, представители новой власти с неограниченными полномочиями сажать, стрелять и давить. Кое-где, конечно, заранее были припасены и местные верные люди. Притягательными оказались некоторые лозунги, лживые все до одного. И первый из них – конец войне. Штык в землю. Мир хижинам, война дворцам. Заметим, что сам лозунг какой-то импортированный, родившийся черт знает где, либо в человеке с нерусским складом ума. Почему «хижина» применительно к России, где все больше избы, избушки? Но это я так, попутно. Так вот, война действительно надоела. А тут еще пустили слушок, что в деревнях уже делят землю. Солдатики-мужички и бросились с фронта, как бы не прозевать. Но главное, конечно, что надоела война за четыре года. Солдаты на это клюнули.
Но что же произошло на самом деле? Довоевывать солдатам оставался один год. В 1918 году Германия была побеждена союзниками. В Европе наступил мир. Наступил бы мир и для России, если бы солдаты не поддались на провокацию. Из-за этого недовоеванного года солдаты оставили фронт, разбежались по деревням. Но их вскоре опять призвали, уже в Красную Армию, и им пришлось воевать до 1921 года. То есть четыре года лилась кровь вместо одного года, и сколько крови! На германском фронте столько бы и не приснилось. Не говорю уже о том, что там убивали русские немцев и немцы русских (что само по себе, конечно, тоже плохо). Здесь же пришлось убивать своих, то есть пошло массовое истребление коренного населения России путем гражданской войны, концлагерей и просто массовых убийств без суда и следствия в каждом (в каждом!) городе и городишке России.
– Какие концлагеря? Вы что-то путаете. Концлагеря – это у немецких фашистов.
– Ваше поколение могло не знать, Владимир Алексеевич, но первый концлагерь на земном шаре был организован в России на Соловецких островах, на базе замечательного русского монастыря. Назывался этот лагерь «СЛОН». Соловецкий лагерь особого назначения. Вся особенность его назначения состояла в том, что он предназначался для истребления русской интеллигенции.
Что такое концентрация, ваше поколение, наверное, знает. Концентрация в одном месте какой-нибудь определенной части населения. По национальному признаку. По образовательному. По признаку партийной принадлежности, мало ли. Идея очень проста. Русская интеллигенция распределена, распылена по всей стране, по городам, а в большом городе – по своим квартирам. Надо сконцентрировать ее в одном месте. По признаку. Все русское, все культурное, все мыслящее, все, что говорит на нескольких языках, то есть все, что может критически взглянуть на происходящее в стране, осмыслить это происходящее и сделать выводы. Короче говоря, мыслящую часть населения. Но, заметьте, русскую мыслящую часть нужно сконцентрировать в одном месте. Образуется «СЛОН». Соловки. Лагерь особого назначения.
Но сколько людей может в себе сконцентрировать лагерь? Всего лишь несколько тысяч. Как же быть? Значит, надо эту часть населения, подлежащую концентрации, в лагере не держать, надо ее через него ПРОПУСКАТЬ. В этом и заключается идея концентрационных лагерей. Людей везут и везут. В лагере они исчезают и исчезают. Вот что такое концентрация. Лагерь, словно чудовищный магнит, настроенный на притягивание людей с безбрежных просторов страны по какому-либо характерному признаку. Можно настроить его на живую мысль, на патриотические чувства, на чувства национального достоинства, на критическую мысль… Получается как бы воронка, в которую втягиваются и исчезают в которой сотни тысяч людей.
При этом населению, широким массам, кажется, что просто сажают. Одного за то, другого за это. Но тот, кто сажает, знает, что сажают целенаправленно, по выбору, и что в результате этого сажания должны исчезнуть в стране определенные группы населения, будь то интеллигенция, духовенство, техническая интеллигенция, офицерский состав, купечество, земство… [16]
– Но при чем здесь «странники», пресловутые странники, то есть посторонние люди? Революция совершилась в Петербурге, но это же столица России!
– Октябрьский переворот 1917 года был подготовлен и осуществлен, если хотите, Интернационалом. На основе интернациональных теорий. Власть в России 25 октября 1917 года захватил Интернационал.
– Ну, знаете ли!
– Да, я знаю. Ваше поколение, наверное, не знает, что для совершения государственного переворота в России группа революционеров-экстремистов была привезена из Швейцарии через Германию в запломбированном вагоне. Германия ведь была заинтересована в ослаблении России. Эта группа через некоего Парвуса снабжалась большими деньгами, огромными, можно сказать, деньгами. На эти деньги и был совершен государственный переворот. А вот и список лиц, находившихся в запломбированном вагоне: В. И. Ленин с супругой, Г. Сафаров, Гр. Усиевич, Елена Кон, Инесса Арманд, Н. Бойцов, Ф. Гребельская, Е. и М. Мирингоф, Сковно Абрам, Г. Зиновьев (Апфельбаум) с супругой и сыном, Г. Бриллиант, Моисей Харитонов, Д. Розенблюм, А. Абрамович, Шнейсон, М. Цхакая, М. Гоберман, А. Линде, Айзентук, Сулишвили, Равич, Погосская. Возьми составы первых ВЦИКов, первых Совнаркомов, имена, первых вождей. Сейчас почему-то, хотя бы и к празднику, не принято вспоминать, кто входил в эти составы, и газеты первых лет революции в Ленинской библиотеке получить труднее, чем газеты прошлого века. Но докопаться можно. Поинтересуйся. Там же нет, почти нет русских людей, если раскрыть, конечно, псевдонимы вроде Свердлова, Литвинова, Войкова, Троцкого, Зиновьева, Каменева, за которыми и скрывались первые захватчики власти. Конечно, были на каждые десять человек один-два русских, хотя бы из приличия, хотя бы для вывески, чтобы не так уж сразу бросалось в глаза и било в ноздри. Ну, там Молотов (Скрябин), ну, там Калинин. Но это были, во-первых, жалкие единицы, во-вторых, и роли им отводились тогда вспомогательные, жалкие. Вот именно ради вывески. Напечатают в газете бородатый портрет, напишут под ним – «Всесоюзный староста». Ну, мужики читают, чешут в затылке. Вишь ты, Калинин староста, значит, в обиду не даст. А кто же вершил дела?
Председатель ВЦИКа Свердлов, главнокомандующий армии, второе лицо в государстве Троцкий. Председатели ЧК, последовательно, Урицкий, Дзержинский, Менжинский. Ну, представьте себе: все три основных государственных рычага власти и подавления – ЦК, ЧК и армия – находятся в нерусских руках. Кто же, выходит, захватил власть в стране? А там идут Зиновьев, Каменев, Луначарский, Литвинов (Финкельштейн), Землячка, Володарский, Войков, Мехлис, Ягода, Косиор, Гамарник, Каганович… Я не могу упомнить всех. Надо просто взять списки руководителей тех времен и внимательно их рассмотреть. Были, правда, и люди вроде Дзержинского, Сталина, Микояна. Но и не русские же, с другой стороны! У поляка Дзержинского были основания не любить Россию и все русское, в том числе и русских людей. Вы думаете, случайно ЧК с первого дня образования возглавляли только нерусские люди? Где-нибудь мог найти себе место и русачок-дурачок, вроде того же Калинина. Но ЧК? Нет! Это дело они передоверить другим не могли и занимались им самолично.
И все эти Розы Люксембурги, Карлы Либкнехты, Клары Цеткины, которые пытались одновременно захватить власть в Германии, Бела Кун, который должен был взять власть в Венгрии… Но там их всех успели скрутить, покидали в пролеты лестниц, а Бела Кун успел убежать к нам.
Знало ли ваше поколение, что ЧК первых лет революции, вся ЧК, кроме, может, рядовых часовых, состояла не из русских людей? Все! Понимаете, для чего это было сделано?
До сих пор ходит еще в ЦДЛ одна старуха, бывшая чекистка[17]. Как напьется, так и хвалится, что особенно любила расстреливать молодых русских девушек – гимназисток и чуть постарше, особенно красивых. Лично уводила в подвал (хотя, как следователь, могла бы этого и не делать) и лично стреляла. Сам слушал ее. Пьяная, слюни текут из беззубого рта, хвалится: «Помню, красавица девка, коса до пояса. Поставила ее к стенке. Она мне плюнула в лицо, а я ей прямо в рот из нагана…»
Так вот эта старуха хвастается, что собственноручно застрелила 83 (восемьдесят три!) русских молодых красивых женщины[18].
Стреляли без суда и следствия. Не надо было никакого преступления, чтобы быть пущенным в расход. Русский, университетское образование (не говоря уже о дворянском происхождении) – и разговор окончен. Крупный деятель тех времен Лацис учил своих подчиненных: «Не ищите доказательств того, что подсудимый словом или делом выступил против советской власти. Первым вопросом должно быть, к какому классу он принадлежит. Это должно решить вопрос о его судьбе. Нам нужно не наказание, а уничтожение».
Это не только в Москве на Лубянке. Но во всех городах, губернских и даже уездных. Мы теперь содрогаемся – инквизиция. Инквизиция сожгла за все время своего существования несколько тысяч человек. Да ведь это одно какое-нибудь Иваново-Вознесенское отделение ЧК!
А что творилось на Украине? Там все было отдано в руки молодому злобствующему Блюмкину. Это тот самый Блюмкин, у которого произошел известный инцидент с Мандельштамом.
– Какой инцидент?
– Конечно, ваше поколение не знало… Происходила в Москве пирушка, так сказать, победителей. Это только население сидело на голодном пайке, на вобле и на пшенной каше. А они пировали. Лариса Рейснер, сука, жила в особняке, держала слуг и купалась в шампанском. Значит, происходит очередной шабаш. Целый день убивали, убивали, убивали, надо же разрядиться. На шабаше присутствовал крупный чекист Блюмкин. Там же оказался поэт Мандельштам (кстати, спросим в скобках: каким образом оказался прогрессивный поэт в компании с чекистами? Наверное, Блок, Гумилев, Есенин не могли бы туда попасть?). Говорю – пир победителей. Пьяный Блюмкин расхвастался, вытащил пачку пустых ордеров на расстрел, заранее подписанных Дзержинским, и начал ими размахивать. «Вот здесь вся русская культура. Вот список…» И начал тут же из списка наугад заполнять ордера. Мандельштам будто бы не вытерпел, отнял у него ордера, разорвал и пожаловался Дзержинскому. Факт исторический.
Блюмкин получил нагоняй, но не за то, что пачками, без суда и следствия расстреливал русскую культуру, а за то, что расхвастался не к месту. Впрочем, какой там нагоняй – посмеялись, наверное, в конце концов. Так вот, этому-то Блюмкину отдали на растерзание всю Украину, и в первую очередь Киев.
Короленко сидел в Полтаве. Тихий городок. Вишни, ставочки, гуси на улице. Знает или нет ваше поколение, что существуют письма Короленко к Луначарскому[19]?
Мы сейчас спрашиваем иногда сами себя, как отнеслись бы к революции и к послереволюционным событиям такие подпиливатели и размыватели России, как Герцен, Чернышевский, Чехов? Не знаем. Вероятно, ужаснулись бы. Нет, знаем. Потому что Короленко успел увидеть и отреагировать. Тоже ведь – царский ссыльный. Борец. Демократ. Достаньте где-нибудь эти письма. Кровь и слезы. Он просит Луначарского остановить террор, прекратить пролитие крови. Какая наивность, какая святая простота. Он пишет, что тюрьмы забиты и что люди исчезают, а родным говорят: «Увезли в Харьков» (Харьков был тогда главным городом Украины). «Но все уже знают, – пишет Короленко, – что значит «увезли в Харьков».
Там шесть писем. Целая книга. И где же все это происходит? В Миргороде. В маленьком тихом городке. Что же происходило в самом Харькове? Что происходило в Астрахани, Саратове, в Ростове-на-Дону, Казани, Нижнем Новгороде? Что же происходило, можете вы себе представить, в Петербурге и в Москве?
Мы упомянули про Белу Куна. Герой венгерской революции. Есть книга о нем в серии «Жизнь замечательных людей». Но отчего-то там ничего не написано, что на его совести более семидесяти тысяч русских солдат и офицеров – только в одном Крыму. Правда, орудовал он вместе с Землячкой. Как только врангелевская армия ушла из Крыма, Бела Кун и Землячка оказались там с особой миссией. Многие русские офицеры из любви к России, к родной земле не захотели уезжать за границу. Будь что будет, остались на родине. Вышло предписание крымских революционных властей: «Всем офицерам зарегистрироваться на предмет их трудоустройства». Русские доверчивые дурачки обрадовались, толпами пошли регистрироваться. Их всех собрали и расстреляли. Около семидесяти тысяч. Сразу. Можете себе представить картину? А сделали это Землячка и Бела Кун.
Но, конечно, высшим актом бесчеловечности, жестокости, кровожадности было убийство царской семьи. Об этом кровавом событии написано много книг. Известно, что через неделю после убийства Екатеринбург заняла русская армия. Полковнику Соколову было поручено произвести расследование злодеяния. Существует его подробный отчет (по горячим следам), занимающий объемистый том. Есть воспоминания Жильяра, учителя французского языка, который находился вместе с царской семьей почти до последних дней. Есть множество и других книг, воспроизводящих событие в мельчайших подробностях. Сейчас принято все сваливать на местную парторганизацию, на какого-то Белобородова, не то Беловодова. Будто бы при приближении русской армии местная партийная организация своей властью, не спросясь центра (было, де, некогда), решила ликвидировать царскую семью, боясь ее освобождения Колчаком. Это все вздор. Во-первых, ее могли бы из Екатеринбурга увезти в любой другой город России. Но вообще-то, когда семью перевезли из Тобольска в Екатеринбург и поселили в доме Ипатьева, назвав этот дом «Домом особого назначения», ее судьба уже была решена. Заметьте, все у них было «особого назначения». Лагерь особого назначения, дом особого назначения, части особого назначения, то есть ЧОНы, карательные латышские отряды. Но всегда за этим словом скрывалось только одно – смерть, кровь, противозаконие, без суда и следствия массовые убийства.
В Екатеринбург из центра были посланы с тайной миссией два отъявленных мерзавца – Юровский и Войков. Им-то и было поручено подготовить, а в удобный момент и осуществить ликвидацию царской семьи. Инструктировал Юровского лично Яков Михайлович Свердлов[20]. Случайно ли, что и город Екатеринбург называется теперь именем этого кровавого палача? Юровский сменил в доме особого назначения всю охрану (еще бы, до его приезда царь с этими солдатами играл в шашки) и поставил свою, конечно, латышей. И в ночь с шестнадцатого на семнадцатое июля 1918 года совершилось кровавое злодеяние[21].
Их разбудили в два часа и предложили спуститься подвал. Войков начал читать постановление Екатеринбургского губкома, а Юровский, не дождавшись конца чтения, вынул наган и начал стрелять. Впоследствии Войков, пьяненький, кричал, что простить не может Юровскому, что тот не дождался конца чтения документа и не дал возможности ему, Войкову, собственной рукой застрелить русского императора.