– Получен сигнал с «Лешего»? – Да.
   Арзлов отложил гусиное перо и выпрямился.
   – Ну и что говорят?
   – «Леший» в сорока милях к югу, летит назад для заправки топливом. Последнее наблюдение за группой Хаста показало, что они были на западе от Гелора и двинулись на юг. Два дня назад «Леший» прекратил преследование, чтобы лечь на обратный курс, но с помощью зеркал просигнализировал нашим тамошним разведчикам. Они проследят за Хастом и оставят указатели. «Леший» будет здесь через четыре часа, завтра утром сможет снова вылететь.
   – Нет, – отрицательно покачал головой князь. – Дальше преследование будет вести «Зарницкий». У него достаточно пушек на случай большого скопления племен или еще каких-то случайностей в Гелансаджаре. Из их маршрута можно предположить, что они хотят добраться до перевала Варата и продать Свилика в Илбирию, а за это получить поддержку против Шакри Авана.
   – Может, и так, сэр.
   – Не согласен? – нахмурился Арзлов.
   – Боюсь, что преждевременно делать какие-то выводы из того, что нам известно на данный момент, – пожал плечами Кролик. – Хасту, верно, есть смысл обратиться за поддержкой к Илбирии, но если Дост действительно воплотился – ему-то она зачем? А мы – наследники целой трети его прежней империи, почему он должен воспринимать нас как угрозу ему, против которой надо организовывать вторжение иностранцев?
   – Если этот Дост вообще существует.
   – Вот именно, золотые слова, сэр. О его возвращении известно только из галлюцинаций умирающих. Ненадежный источник.
   – Из твоих сведений о местонахождении Хаста я делаю вывод: а вдруг миф о возвращении Доста – это фикция, задуманная жрецами Волка, чтобы отвлечь нас от того, что там на самом деле происходит.
   «Хорошо, что твоя паранойя – не гарцующая лошадь, ты бы ее уже загнал до смерти». Григорий с сомнением покачал головой.
   – Возможно, милорд, но сомнительно.
   – Ты, скорее всего, прав, Григорий, но жрецы Волка хотели бы заставить нас смотреть в другую сторону от них и Арана. – Арзлов на секунду прикрыл глаза. Можно было подумать, что он спит, если бы он не сжимал и разжимал пальцы. – Но ты согласен, что в любом случае события требуют наших ответных действий?
   «Слышал я уже такие вопросики. Опасные замыслы, но в перспективе возможна большая награда».
   – По-моему, это неизбежный результат, милорд.
   – Но ты-то согласен, Григорий, что мы сейчас на перекрестке истории?
   Молодой человек заложил руки за спину, как бы обдумывая заданный вопрос.
   «Ты хочешь сказать этим вопросом, что другие могут не согласиться, даже если Крайние грозит ущерб. Как ответить, чтобы он думал, что я готов войти с ним в заговор и действовать в его пользу? Ответ надо сформулировать так, чтобы не попасть в поставленную ловушку».
   – Ваша оценка ситуации мне кажется соответствующей действительности, сэр.
   Арзлов медленно расплылся в улыбке:
   – Ты мудрый человек, Григорий, потому что в наше время нужна осторожность. – Он широко раскрыл свои ледяные глаза. – В наше время надо и предвидеть. Сядь-ка. Я тебе сейчас объясню, о чем речь. А в конце попрошу тебя решить – и от твоего решения будет зависеть мое будущее, твое будущее, будущее нашей нации и, возможно, всего мира.
   Григорий подтянул к себе кресло – тоже из поместья императора Лескара – и опустился в него. В последний раз, как он помнил, Арзлов так серьезно и веско вещал перед финальным сражением с Фернанди в Джайсе.
   «Помнится, он заметил, что судьбу решаем мы. Тогда его предвидение оказалось точным, а сейчас?»
   Князь обеими руками пригладил свои каштановые волосы, быстро оглядел хаос на столе. Кивнул один раз и взглянул на Григория:
   – Тебя могут удивить мои слова, но есть ли Дост или его нет, абсолютно несущественно для тех проблем, которые мы должны обдумать. Болтовня о его присутствии – неважно, он ли это или претендент очередной, или всего лишь слух, – все это только катализатор событий. Его поступки ускорят наши – действия или ускорят гибель Крайины. Ты, Григорий, умный мужик. Многое знаешь. Сам восстанавливал Мясово, видишь, насколько примитивен Взорин в сравнении с тем, что ты там понастроил.
   Григорий непроизвольно улыбнулся. Мясово поднялось из руин старого ветхого города и стало памятником прогрессу человеческих знаний. Для слива отходов там были прорыты сточные канавы. Улицы стали широкими и прямыми, облегчая и поощряя ведение торговли. В городе имеется теперь газовое освещение, вывоз мусора, профессиональная полиция, вода подается по трубам в отдельные здания. Дома построены по современной технологии, улицы вымощены. Он и сам знал, что совершил чудо. Гордость – грех, но он гордился своими достижениями.
   – И ты знаешь, Григорий, что Муром и вся остальная Крайина в сравнении с Мясовым – примитив. Но как бы удивительно ни было Мясово, ты знаешь и сам, что в Илбирии есть города, и даже в Лескаре тоже, намного более совершенные в бытовом смысле. Сам знаешь о новых очень мощных паровых двигателях и железных дорогах в Илбирии. Знаешь, как эффективно работают их заводы и фабрики, и такой производительности у нас никогда не будет. Ты знаешь, что если мы сегодня не продвинулись на шаг, значит, отстали на два шага. Ведь разрыв между Илбирией и Крайиной все растет, а скоро будет непреодолимым.
   – Правду говоришь, – медленно кивал Григорий. Арзлов не спеша встал с кресла; он казался не столько усталым, сколько подавленным своими мыслями.
   – Ты сам родом из Мясово. Рыбаки говорят, по-моему, так: рыба гниет с головы.
   У молодого человека все внутри похолодело. «Ну, Василий, ты уже на грани предательства».
   – Ничего не говори, Григорий. Это опасная тема. Я проложу дорогу, а ты сам решай, последовать за мной или заложить меня. Прошу только выслушать.
   – Конечно, сэр.
   – Спасибо. – Арзлов расстелил по столу карту Истану, придавив углы книгами. – Наш вклад в войну с Фернанди – человеческие ресурсы и сталь. Илбирия тоже внесла свою лепту, но они затрачивали еще и золото. Они установили блокаду на море и в воздухе и отрезали Лескар от его бренданийских колоний. Ведь почему пал Лескар? Не только от того, что мы уничтожили его армию, но и от того, что Илбирия разрушила его экономически.
   – Теперь Илбирия приставила нам к горлу тот же меч, и надо что-то делать, пока мы не погибли. Наше старичье у власти наслаждается славой, которую мы завоевали в войне с Лескаром, и хотят переделать Крайину – вернуть ее к тому, какая она была раньше. Им плевать на твое предвидение, Григорий, они мечтают воскресить прошлое, а мы видим будущее, в котором есть угроза – стереть нас с лица земли. Их бездеятельность – вот что даст возможность Волкам сожрать нас.
   – Согласен с вами, милорд, – Григорий наклонился вперед. – Вот поэтому я все удивляюсь, почему вы еще не пустили гусар на Гелор. Нам взять этот город – не проблема, мы обезопасим весь регион и откроем новые рынки в Центральном Истану. А оттуда и до Арана рукой подать.
   Арзлов стал посмеиваться, а Григорий подумал – видать, помешался от переутомления, и насупился:
   – Что смешного я сказал?
   Князь посерьезнел и посмотрел Григорию прямо в глаза:
   – Ты ведь не настолько наивен, чтобы считать победу над Араном решением нашей проблемы? Это ты-то, создатель Мясова? Победа над Араном – это как вливать галлон водки в пинтовую фляжку. Крайина не получит никаких выгод от завоевания Арана, – разве что у Илбирии не станет колонии.
   – Вот именно, милорд. Когда мы окажемся в Истану, король-Волк испугается, и ему придется уступить нам торговые концессии.
   – Ну ладно, давай разовьем эту мысль. – Длинным пальцем Арзлов постучал по карте. – Вот, скажем, я приказываю тебе взять Гелор. Твои гусары являются туда в середине маджеста и за две недели берут Гелор.
   Дрангиану вы возьмете в отумбре, а к первому тенебрю пойдет снег, и все пути через горы Гимлан или через перевалы станут недоступными. Согласен?
   – Согласен.
   – Ладно. Такие победы сделают тебе честь…
   – Во имя вас, милорд.
   – Да, во имя меня Взорин получит статус губернии, и я стану такарри. Возможно.
   Григорий поднял голову:
   – А что, это не гарантировано?
   – Ты же бывал в Муроме. И в политике разбираешься. – Арзлов сжал кулаки. – Вот те самые нарашалы, которые отняли у меня все справедливые почести после разгрома Фернанди, начнут говорить, и будут правы, что победил-то Гелансаджар и Дрангиану ты. Они скажут, что я ничего не сделал за мои десять лет во Взорине. Взорин станет губернией, где я буду такарри. А Гелансаджар и Дрангиана станут губерниями Центрального Истану, и там такарри будешь ты. Женишься на тасоте Наталии и меня затмишь.
   Григорий в глубине души был польщен этими соображениями Арзлова. Но дерзко затряс головой:
   – Я никогда не пойду на такое предательство, князь.
   Арзлов снова захихикал, но уже без безумных интонаций:
   – Ты будешь спорить и говорить о несправедливости тасиру. И он тебе скажет, что я сам уступил тебе свой шанс. Тогда ты начнешь уговаривать его: пусть позволит мне весной возглавить кампанию в Аран. Он скажет, что такая кампания не правомочна. И он еще скажет, что окажись ты на его месте, ты бы понимал то, что сейчас тебе непонятно. И тут ты замолчишь.
   Молодой человек насупился. Сценарий, представленный ему Арзловым, звучал абсолютно и совершенно точно. Генерал Винтер, всегда помогавший Крайние при обороне в войну с Лескаром, ранней весной прибудет в горы Гимлан и помешает Григорию использовать ситуацию, вытекающую из победы над Гелансаджаром и Дрангианой, чтобы отнять хоть пядь аранской земли. За зиму илбирийцы усилят оборону Арана, и победить его станет невозможно. За это же время тасир и все другие такарри придумают способы нейтрализовать его, поскольку он уже станет угрозой для их власти.
   Григория охватило непривычное для него разочарование. Он, конечно, знал, что выдаст Арзлова, чтобы продвинуться в своей карьере, а тут ему показали, как предадут его самого. Такарри и тасир сделают с ним ровно то же, что они так успешно проделали с Арзловым. И на этот раз результаты будут ужаснее, потому что тогда Крайина будет обречена. Они – преграда на пути прогресса и даже не понимают, что Илбирия и есть такая угроза, с которой надо бороться, пока Крайину не перекупили илбирийские торговцы.
   Григорий прищурил свои карие глаза:
   – И что? У тебя есть другое решение?
   Арзлов молчал, опустив глаза, потом медленно кивнул:
   – Поделюсь с тобой, Григорий, потому что знаю: ты сумеешь сделать то, что я не смог бы. То, что ты сейчас услышишь – это государственная измена. Если ты не согласишься с логикой моих соображений, можешь меня утопить – расскажи обо всем Наталии и отошли ее домой. Тебя поставят на мое место, и ты так же магически преобразуешь Взорин, как сделал в Мясове.
   Григорий вздрогнул, когда Арзлов развернул другую карту, размером поменьше, на ней в более крупном масштабе были нанесены Истану и Юровия.
   – Итак, Григорий, допускаем, что нам нужна модернизация, а модернизировать – процесс трудоемкий. Имеется три пути: технологию разработать, купить или украсть. Изобретать – это долгий процесс, и изобретать можно, только если есть какая-то основа. Мы вечно будем изобретать велосипед, уже давно известный в Илбирии. Чтобы вести торговлю, надо иметь что-то для паритетного обмена. А что нужно от нас Илбирии? Если что-то и существует, то в недостаточном количестве, чтобы нам хватило на покупку их технологий. Украсть – значит захватить какой-то город, где уровень технологии выше, чем у нас, – скажем, Ладстон, – то есть пойти на конфликт, а наш тасир никогда не разрешит этого и не простит.
   – Толково рассуждаешь, – согласился Григорий.
   – Еще бы, годами обдумывал. Хотел бы осуществить, когда обстоятельства позволят. Но пока кризис не наступает так быстро, как я надеялся, значит, от моих расчетов выгоду получишь ты. – Арзлов ласково провел рукой по карте. – Как мы уже обсудили, в это лето ты захватишь Гелансаджар и Дрангиану. Закрепившись там, мы на воздушных кораблях перебросим в Муром гусар и твоих Вандари, чтобы получить благодарность от народа за наши успехи. Там будут присутствовать все такарри. Тебя назначат такарри, и тут ты при поддержке своих войск затеешь мятеж, убьешь тех, кто тебя не поддержит, и сбросишь с трона тасира Евгения.
   – Но…
   Арзлов поднял руку, призывая его помолчать.
   – Тасира Евгения надо сместить. Ему шестьдесят пять уже. Он женился еще до появления паровых двигателей. У него ностальгия по прежним временам, а они навечно привязывают нас к старому образу жизни. Нам нужно твое предвидение, чтобы войти в будущее.
   Григорий кивнул, соглашаясь:
   – А что потом?
   – Ты сразу же отправляешь послание королю-Волку в Илбирию и сообщаешь, что вторжение в Аран не входит в твои планы. Ты ему говоришь, что Дрангиана и Гелансаджар – буферные государства, под твоей властью, но открытые для торговли.
   – Расширять рынки Илбирии? Зачем нам это? Князь улыбнулся:
   – Смертельные кинжалы часто прячутся в нарядных ножнах.
   – Не понял.
   – Поймешь. – Арзлов отыскал на карте Лескар и постучал по нему пальцем. – Илбирия отрезала Лескар от его колоний. У Лескара очень небольшой рынок сбыта. Весной мы сделаем то же с Илбирией. Ты мне позволишь – вот чего конкретно хочу от тебя я, Григорий, – повести наши армии на завоевание Юровии. Мы вместе с тобой пронеслись по Юровии двенадцать лет назад. Мы никого не знали, и ничто не могло нас остановить. Мы захватим Юровию, лишим Илбирию огромных рынков сбыта и в то же время откроем эти рынки для наших торговцев. Вот сейчас Илбирия помогает Лескару отстраиваться. И в Лескаре мы можем выкрасть их технологию. За возврат этих рынков Илбирии мы сможем поторговаться с Волками за технологию.
   – Но если мы возьмем Юровию, Илбирии придется выступить там против нас.
   – Да, Григорий, но это как в шахматах: они у нас будут в вилке. Если они воюют в Юровии, значит, мы угрожаем Арану. – Арзлов улыбнулся хитро, как лис. – У Крайины есть такой ресурс, какого нет ни у какой нации: народ. Нам хватит войск для защиты всей нашей империи. А Илбирии – не хватит.
   – А если Илбирия не станет торговаться с нами за технологию?
   – Это правительство будет возражать, но отнюдь не торговцы. Илбирийские торговцы в Аране жадные Если им предложить достаточно золота, они палачу продадут веревку, на которой он их же повесит. Мы им предлагаем деньги, обсуждаем варианты и, возможно, поддержим, если они решатся на мятеж, как поступили бренданийские колонии Илбирии. Мы их настроим против Л ад стона и выиграем.
   Григорий слегка нахмурился. Он чувствовал неуязвимость логики плана Арзлова и поразительно блестящую продуманность всего плана. Григорий и сам был амбициозен, но не отказывался ждать. И понимал, что в этом его слабость, потому что бывают моменты, как сейчас, когда немедленное действие – единственный путь предотвращения большего несчастья.
   Вот Василий Арзлов выжидал, и что? Обстоятельства сложились так, что он был надолго отстранен от власти.
   «Если я буду выжидать, не начнут ли войска относиться ко мне с подозрением и не помешают ли мне взять власть?»
   Но важнее было другое: был реальный риск того, что ускользнет его лучшая возможность.
   Вот эта мысль грызла душу Григория, как змея с острой, как бритва, чешуей. Однажды у него уже было такое ощущение, и он помнил, в какой ситуации: он тогда не мог решиться выбрать между осторожным путем и тем, что в глубине души он считал путем верным. В тот раз он последовал зову сердца, и решение оказалось правильным.
   «Бывают случаи, когда быстрый, решительный поступок не импульсивен, а необходим».
   Однако план Арзлова, с точки зрения Григория, содержал один недостаток.
   – Милорд, я не вижу причины, почему тасиром должен быть я, чтобы осуществить этот план. Почему не вы?
   Арзлов серьезно возразил:.
   – Я амбициозен, Григорий, но я ведь патриот. Когда меня назначили сюда, во Взорин, я мог взбунтоваться. Ты и другие меня бы поддержали. Я мог бы сместить тасира Евгения и занять его место. Я на это не пошел, потому что это принесло бы вред Крайние, и я этого не сделаю впредь.
   – Будущее Крайины – за такими, как ты, Григорий. Ты проживешь долго, ты пользуешься большим влиянием. У тебя есть способность предвидеть и воля изменить Крайину. И талант для этого. А у меня талант только военный. В качестве твоего военачальника я завоюю для тебя Юровию. И войду в историю как величайший воин Крайины. А пока я жив, любой, кто пожелает свергнуть тебя, вначале вынужден будет или завербовать меня – и тогда я его выдам тебе, – или стать моим противником. Противника я уничтожу. Я – как боевой лук, а ты – как стрела. Я буду греться в лучах славы в нации, которую ты создашь. – Князь пожал плечами и оторвался от карты. – Но все это – при условии, что ты согласишься сделать то, что требуется для осуществления этого плана.
   – Согласен, – кивнул Григорий. Арзлов поднял руку.
   – Тебе придется согласиться еще с одним, последним обстоятельством.
   – Каким?
   – Тасота Наталия.
   У Григория перехватило дыхание.
   «Раньше надо было вспомнить об этом».
   Он знал, что Наталия не поддержит план Арзлова, если узнает о нем. Значит, она не должна узнать. Самым логичным было бы отослать ее в Мурбм, но покушение на нее означало, что ее нельзя отсылать в столицу. Если отослать, Арзлова призовут к ответу за бездействие в предотвращении нападения. И тогда план рухнет.
   Молодой офицер откинулся на спинку кресла.
   – От нее не скроешь никаких планов. Ей придется поступиться свободой ради будущего Крайины.
   Князь кивнул:
   – Я такого же мнения, хотя у меня такое предчувствие, что позже она может отказаться выйти за тебя замуж из-за наших действий.
   Григорий пожал плечами:
   – А такой возможности раньше не было? Конечно, брак с ней узаконит мои претензии на трон тасира, но мне можно иметь много жен, а у нее полно сестер. Ты захочешь, чтобы я взял жен из побежденных тобой юровианок. Наталия могла бы стать первой женой, но если она мне откажет, возьму другую.
   И сам удивился своему хладнокровию. Он ее ведь любит, но важнее сохранить не ее любовь, а собственные мечты, особенно после того, как открылись пути их осуществления в этом разговоре с Арзловым. Завоевать Наталию – это сама по себе цель, да еще и совпадающая с его планами. Конечно, он хотел, чтобы она была рядом с ним и в будущем, но если она станет помехой, придется ее отставить.
   Арзлов смотрел на него насмешливо и вопросительно:
   – Я забыл, что ты умеешь быть таким прагматичным.
   – Да? – молодой человек наслаждался ожиданием Арзлова, сославшегося на одну из самых его больших личных побед.
   – Ты, помнится, пожертвовал взводом разведчиков в Глого только чтобы избавиться от жреца Волка, который вызывал страсть у тасоты Наталии.
   – Да, пожертвовал, – хитро ухмыльнулся Григорий. – С этого и начал ухаживание: рассказал, как сочувствую ей в ее горе. Глупо было бы пренебречь таким шансом и не воспользоваться им. Вот как сейчас.
   Гусар поднялся с кресла.
   – Милорд, когда предполагаешь начать кампанию?
   – Сначала узнаем, что сообщат разведчики или с «Зарницкого» о Хаете и его группе, тогда будем знать, на какие его силы рассчитывать. Скорее всего, к концу месяца. – Арзлов улыбался. – Через семь или восемь дней начинай учения, во время которых переместишься с гусарами к границе Гелансаджара. Сначала отошлешь их, а когда «Зарницкий» вернется, сам полетишь к своему войску. Примерно через месяц захватишь Гелор, и это будет первый алмаз в твоей короне для роли тасира.

Глава 32
Перевал Варата, горы Гимлан, Аран, 17 темпеста 1687

   Урию Смита, вцепившегося в седло крепкого горного пони, вдруг осенило: ведь он отдалился от Карвеншира на добрые две тысячи миль, так далеко только вороны летают; а сколько проехал, пока оказался тут.
   «И все это за один раз; так далеко не забирался даже мой отец, а он ездил ко двору тасира».
   Урия встряхнул головой, вдруг осознав, что большинство илбирийцев даже представить себе не могут таких расстояний, а уж как выжить в поездке – тем более.
   Вокруг него горы Гимлан вздымались зазубренными обломками гранитных глыб, покрытые коркой земли и снега. Еще было лето, но на перевалах уже задули холодные ветры с горных вершин. Быстро бегущие облака иногда опускались ниже вершин гор. Когда же облака расходились, Урия поднимал голову, и ему казалось, что горы стали еще выше, пока скрывались за пеленой облаков.
   Позади и впереди них ехали верхом двое проводников из гимланской деревни. Капитан Оллис уговорил их сопровождать путников в Дрангиану. Оллис говорил, что найти проводника очень сложно, но эти, из деревни Тандрагон, были более чем счастливы услужить жрецам Волка. Сначала это удивило Оллиса, потом он заулыбался и перевел слова крестьян:
   – Прошел слух, что ваш «Сант-Майкл» разобрался с отрядом бандитов-гуров, которые забрели через перевал из Дрангианы. Говорят, от залпа его пушек эхо прошло по всем горам, и кто-кто из пастухов видел трупы бандитов. Спасшиеся рассказывают такие ужасы. Жрец Волка, совсем один, верхом на коне убил предводителя и запросто разбросал остальных. Тут прилетел «Сант-Майкл» и шарахнул из пушек по убегающим. А вас тут двое, вот эти и рассчитывают, что вы очистите Дрангиану от остальных бандитов, какие там еще остались.
   За свои услуги проводники испросили два фунта сахара и кое-какую кухонную утварь илбирийского производства. Остальной груз из корабля Оллиса, привезенный из Дилики, ушел в обмен на местные одеяла, ковры, вышивки и очень красивые ювелирные изделия. Урия помогал при разгрузке «Горностая» и заметил, что парового двигателя в трюме уже нет. И еще: с ящиков, содержащих товары илбирийского производства, нужные для бартера, бесследно исчезли – были выжжены товарные знаки фирмы «Гримшо. Торговля и Перевозка, Лимитед», которые он видел на них раньше. Ни на одном ящике не было наклеено марок налоговой службы, и он ничуть не сомневался, что изделия из Тандрагона пойдут в обход таможенного контроля при выезде из Арана.
   Урию удивило, с какой откровенностью Оллис рассказывал им о своих сделках. Он жаловался, что «Сант-Майкл» изменил обычный курс. Что, конечно, хорошо – с бандитами, которых удалось застать в деревне, расправились. С этим боевым кораблем, увозившим в город спасенных людей, «Горностай» встретился, к счастью, уже возвращаясь в Дилику. Оллиса лишь немного напрягло случившееся, но он не опасался, что его деяния могут привести к официальному расследованию. Он был абсолютно откровенен с Урией, а тот, не желая снова нарваться на поучения, поостерегся задавать вопросы.
   Оллис, как любой из Рокстера, явно считал контрабанду не преступлением, а обязанностью нации. С другой стороны, зная, что Урия и Кидд покинули Илбирию тайно, он полагал, что и они в лучшем случае вне закона. А после того, как Кидд спас ему жизнь, вообще видел в них близких и добрых друзей. Он им помогал и доверял, не опасаясь доноса.
   «Ну и дурак этот Оллис. Почему он считает, что мы его не выдадим? Он из Илбирии контрабандой вывез паровой двигатель и знает, что мы в курсе. Вот выдадим его – и нам будет всякое признание и блага. Зачем он возвращался за нами? Умотал бы назад, в Илбирию, и молился бы, чтобы нас кокнули в Дилике или по дороге в Гелор. Или нанял бы кого-нибудь, чтобы нас прикончили».
   Урия повернул голову: справа от него покачивался привязанный к своему седлу Кидд.
   – Полковник, могу ли я узнать ваше мнение? Кидд не сразу его услышал, потом кивнул:
   – А почему бы нет, у вас же есть язык… Молодой человек проигнорировал поправку.
   – Зачем капитан Оллис вернулся за нами?
   – Сдержал слово. Бросить нас недостойно человека его чести.
   – Это Оллисто – человек чести? – вызывающе расхохотался Урия, и горы Гимлан ответили ему насмешливым эхом. – Да у него столько грехов, что даже на всю жизнь прикованный в исповедальне, он не приблизится к их отпущению.
   – Значит, по-вашему, у грешника нет чести? Интересная позиция. – Кидд повернул голову к Урии, и его глаза ослепительно блеснули в лучах солнца. – И потом, с чего вы решили, что Оллису необходимо в чем-то исповедоваться?
   – Ну как же, сэр, прежде всего он контрабандист. Ворует у правительства. Преступления он совершает из жадности и зависти. – Урия вздохнул, отметив, что слепой с сомнением пожал плечами. – Разве не грешник?
   – Нечетко мыслите. Не обосновываете. – На лице Кидда читалось разочарование. – Приложите к проблеме способность анализировать, с какой работали над своим проектом. Каковы условия, определяющие, что грех совершен?
   Урия запыхтел, раздувая ноздри. «Спросишь мнение, втянет в спор».
   – Грешник понимает, что его действие противозаконно, и совершает поступок с полным осознанием его незаконности.
   Кидд кивнул:
   – В горах Гимлан есть закон, что коровы священны и их есть нельзя. Вы это знаете. Совершаете ли вы грех, если в этой земле станете есть говядину?
   – Нет.
   – Но ведь для данной местности это грех. Вы это знаете, следовательно, вы поступаете с полным осознанием незаконности поступка. Разве это не соответствует вашему определению греха?
   – Да, но здешний закон ко мне неприменим.