Страница:
– Но Он есть Бог и Бог есть Он.
– Значит, мы как разумные существа должны признать: что Бог может и сделает для своего сына, Он мог бы сделать и для другого лица. В своих личных целях, капитан. – Кидд повернулся лицом к Робину. —
Простите, кадет, я, не подумав, перешел на другую тему. Хотите еще что-то сказать?
– Да, полковник. Если бы Шакри Аван сумел разместить своих солдат в пещерах Джебель-Квираны, хотя много говорят о демонах, охраняющих входы туда, – это было бы осквернением святыни, и он восстановил бы против себя население Гелора.
Кидд согласился:
– Допустим, он бы справился с этим…
– Да почему? – зарычал Урия, сжимая кулаки. – Почему мы должны это допускать? А что, есть свидетельства, сэр, что Шакри Аван сумеет успокоить волнения в народе? Простите, сэр.
– Вы совсем уж вышли за рамки субординации, кадет, – вскочил на ноги капитан Айронс.
– Вы спросили – почему, кадет? – По контрасту с грубым выпадом Айронса вопрос Кидда прозвучал спокойно.
– Да, я спросил – почему. – В голосе Урии открыто звучало его возмущение тем, как Кидд и Айронс оборачивают обстоятельства их отчета в свою пользу. – Почему мы должны допускать, что Шакри Аван сумеет подавить восстание? Все его войско находится на стенах, и крайинцы их обстреливают шрапнелью из пушек с равнины из-под стен города. Там все его солдаты, если не считать тех, которых вы назначили бегать в тылу врага и обстреливать котлы.
Кто его поддержит? А если он впустит людей в пещеры Джебель-Квираны, то станет врагом иманов. Без их поддержки и предполагаемой благосклонности Атаракса Шакри Аван будет убит своим народом, и они начнут просить крайинцев о заключении мира. – Урия почувствовал, что у него руки дрожат, и изо всех сил старался не допустить дрожи в голосе. – Народ Гелора знает, что крайинцы могут быть жестокими, но добиваются только рынков сбыта своих товаров и гарантии надежного соседа с юга. Крайинцы знают – с трупами или врагами торговли не будет. Гелорцы даже согласились бы платить контрибуции тасиру, потому что, когда Дост вернется, – а вы сами сказали, что это возможно, — он захватит и страну, и все остальное, и Гелор снова станет его столицей; возможно, правителем поставит даже сатрапа из Крайины. – Дрожащим пальцем Урия указал на поддон с песком. – Наше гипотетическое сражение построено на основе самых серьезных данных, какие нам удалось достать. Ваши же допущения чисто умозрительны.
Вы считаете, что у Шакри Авана хватит ума заслать своих людей в тыл к крайинцам, и тут же вы приписываете ему такую глупость – способность осквернить святыню, Джебель-Квирану. Не бывает так, полковник. Враг не может быть умнее вас, а если вы глупы, то он не может быть глупее вас. Мы разработали модель сражения на основе самых точных из доступных нам сведений. Все может происходить не точно так, как у нас в отчете, но чертовски близко.
– Достаточно, кадет Смит. – Айронс грохнул кулаком по столу. Вместе со звуком удара все три копии отчета взлетели в воздух и шлепнулись назад на стол. – Ваше поведение недостойно образованного человека, тем более священнослужителя и солдата. Вы не соблюдаете субординацию, вы грубы и невежливы. Доложите о вашем сегодняшнем поведении, и я поддержу рапорт полковника Кидда о вашем отчислении из Сандвика. – Айронс взглянул на Кидда, ища подтверждения своих слов, но лицо человека с серебряными глазами ничего не выражало, он только качал головой.
– Сэр, вы предпочтете приговор военного трибунала? – осведомился Айронс.
Моргая, Кидд резко обернулся:
– Что вы сказали? Нет.
– Конечно, вы правы, сэр, церковный суд будет правильнее, – заулыбался Айронс.
Урия похолодел. По приговору военного трибунала его отчислят из Сандвика, но впоследствии это мало повлияет на его жизнь. Оба старших брата занимают такие посты в илбирийской церкви и в политической жизни страны, что его не коснется самое худшее, к чему мог бы приговорить военный трибунал. Но приговор церковного суда – это скандал, тюрьма, отлучение от церкви, пытки и, возможно, изгнание, а родня будет бессильна помочь. Вся жизнь пойдет прахом.
Хотя он не считал свою жизнь такой уж значительной, но это полное уничтожение – перебор.
«Вот тебе за противодействие кафедральному улану – эти не ограничиватся одним ударом меча, если можно нанести полдюжины».
Под вызывающим выражением лица Урия прятал охвативший его ужас.
– Нет, капитан Айронс, я… и с этим не согласен. – Кидд говорил медленно, как бы дважды, трижды взвешивая каждое слово, прежде чем его произнести. – Мой вам приказ – никаких обвинений. Кадет Смит с энтузиазмом подверг меня допросу, но это не было его ошибкой… Он был прав. Я злоупотребил своим положением. Я основательно поменял исходные данные, на которых они основывали свой проект. Они отыскали исходные данные – действительно лучшие из доступных. Их отчет следует оценивать по тому, каков он есть, а не по тому, каким бы захотелось видеть его нам с вами. Или каким бы, по нашему мнению, он должен быть.
Кидд потер глаза, затем отвернулся от поддона и двинулся к выходу из комнаты.
– Нет, он прав, абсолютно прав. – Левым бедром Кидд зацепил угол поддона с песком, и Джебель-Квирана осыпалась, погребая Гелор. – Это я… был неправ.
Урия перевел взгляд на Робина: лицо Робина было таким же расслабленным, челюсть отвисла, как и у полковника Кидда.
Проходя мимо Урии, слепой похлопал его по плечу.
– Отличная работа, кадет Друри, кадет Смит. Очень хорошо. Изобретательно. Отлично.
Урия следил, как Кидд выплывал из экзаменационной комнаты. Плечи полковника сгорбились, шаги были неуверенными, он больше не был похож на ту пугающую личность, которая более десятка лет наводила ужас на Сандвик.
«У него вид такой… побитый».
– Смирно, мистер Смит.
– Есть, сэр. – Урия обернулся и встал по стойке «смирно».
Капитан Айронс сверкал глазами:
– Вам повезло, что полковник Кидд более щедр, чем я. Ваш проект прошел – с трудом, и теперь вы, мистер Друри, нас покидаете. Вас ждет служба на «Сант-Майкле», хотя мне заранее жаль ваших подчиненных. А с вами, кадет Смит, еще не все. Виконт Уоркрос мог запретить мне подать на вас рапорт за имевший место инцидент, но у нас есть много способов избавиться от вас. Запомните, я отлично все их знаю и с радостью воспользуюсь любым, чтобы избавиться от вас как можно скорее.
Глава 4
Глава 5
– Значит, мы как разумные существа должны признать: что Бог может и сделает для своего сына, Он мог бы сделать и для другого лица. В своих личных целях, капитан. – Кидд повернулся лицом к Робину. —
Простите, кадет, я, не подумав, перешел на другую тему. Хотите еще что-то сказать?
– Да, полковник. Если бы Шакри Аван сумел разместить своих солдат в пещерах Джебель-Квираны, хотя много говорят о демонах, охраняющих входы туда, – это было бы осквернением святыни, и он восстановил бы против себя население Гелора.
Кидд согласился:
– Допустим, он бы справился с этим…
– Да почему? – зарычал Урия, сжимая кулаки. – Почему мы должны это допускать? А что, есть свидетельства, сэр, что Шакри Аван сумеет успокоить волнения в народе? Простите, сэр.
– Вы совсем уж вышли за рамки субординации, кадет, – вскочил на ноги капитан Айронс.
– Вы спросили – почему, кадет? – По контрасту с грубым выпадом Айронса вопрос Кидда прозвучал спокойно.
– Да, я спросил – почему. – В голосе Урии открыто звучало его возмущение тем, как Кидд и Айронс оборачивают обстоятельства их отчета в свою пользу. – Почему мы должны допускать, что Шакри Аван сумеет подавить восстание? Все его войско находится на стенах, и крайинцы их обстреливают шрапнелью из пушек с равнины из-под стен города. Там все его солдаты, если не считать тех, которых вы назначили бегать в тылу врага и обстреливать котлы.
Кто его поддержит? А если он впустит людей в пещеры Джебель-Квираны, то станет врагом иманов. Без их поддержки и предполагаемой благосклонности Атаракса Шакри Аван будет убит своим народом, и они начнут просить крайинцев о заключении мира. – Урия почувствовал, что у него руки дрожат, и изо всех сил старался не допустить дрожи в голосе. – Народ Гелора знает, что крайинцы могут быть жестокими, но добиваются только рынков сбыта своих товаров и гарантии надежного соседа с юга. Крайинцы знают – с трупами или врагами торговли не будет. Гелорцы даже согласились бы платить контрибуции тасиру, потому что, когда Дост вернется, – а вы сами сказали, что это возможно, — он захватит и страну, и все остальное, и Гелор снова станет его столицей; возможно, правителем поставит даже сатрапа из Крайины. – Дрожащим пальцем Урия указал на поддон с песком. – Наше гипотетическое сражение построено на основе самых серьезных данных, какие нам удалось достать. Ваши же допущения чисто умозрительны.
Вы считаете, что у Шакри Авана хватит ума заслать своих людей в тыл к крайинцам, и тут же вы приписываете ему такую глупость – способность осквернить святыню, Джебель-Квирану. Не бывает так, полковник. Враг не может быть умнее вас, а если вы глупы, то он не может быть глупее вас. Мы разработали модель сражения на основе самых точных из доступных нам сведений. Все может происходить не точно так, как у нас в отчете, но чертовски близко.
– Достаточно, кадет Смит. – Айронс грохнул кулаком по столу. Вместе со звуком удара все три копии отчета взлетели в воздух и шлепнулись назад на стол. – Ваше поведение недостойно образованного человека, тем более священнослужителя и солдата. Вы не соблюдаете субординацию, вы грубы и невежливы. Доложите о вашем сегодняшнем поведении, и я поддержу рапорт полковника Кидда о вашем отчислении из Сандвика. – Айронс взглянул на Кидда, ища подтверждения своих слов, но лицо человека с серебряными глазами ничего не выражало, он только качал головой.
– Сэр, вы предпочтете приговор военного трибунала? – осведомился Айронс.
Моргая, Кидд резко обернулся:
– Что вы сказали? Нет.
– Конечно, вы правы, сэр, церковный суд будет правильнее, – заулыбался Айронс.
Урия похолодел. По приговору военного трибунала его отчислят из Сандвика, но впоследствии это мало повлияет на его жизнь. Оба старших брата занимают такие посты в илбирийской церкви и в политической жизни страны, что его не коснется самое худшее, к чему мог бы приговорить военный трибунал. Но приговор церковного суда – это скандал, тюрьма, отлучение от церкви, пытки и, возможно, изгнание, а родня будет бессильна помочь. Вся жизнь пойдет прахом.
Хотя он не считал свою жизнь такой уж значительной, но это полное уничтожение – перебор.
«Вот тебе за противодействие кафедральному улану – эти не ограничиватся одним ударом меча, если можно нанести полдюжины».
Под вызывающим выражением лица Урия прятал охвативший его ужас.
– Нет, капитан Айронс, я… и с этим не согласен. – Кидд говорил медленно, как бы дважды, трижды взвешивая каждое слово, прежде чем его произнести. – Мой вам приказ – никаких обвинений. Кадет Смит с энтузиазмом подверг меня допросу, но это не было его ошибкой… Он был прав. Я злоупотребил своим положением. Я основательно поменял исходные данные, на которых они основывали свой проект. Они отыскали исходные данные – действительно лучшие из доступных. Их отчет следует оценивать по тому, каков он есть, а не по тому, каким бы захотелось видеть его нам с вами. Или каким бы, по нашему мнению, он должен быть.
Кидд потер глаза, затем отвернулся от поддона и двинулся к выходу из комнаты.
– Нет, он прав, абсолютно прав. – Левым бедром Кидд зацепил угол поддона с песком, и Джебель-Квирана осыпалась, погребая Гелор. – Это я… был неправ.
Урия перевел взгляд на Робина: лицо Робина было таким же расслабленным, челюсть отвисла, как и у полковника Кидда.
Проходя мимо Урии, слепой похлопал его по плечу.
– Отличная работа, кадет Друри, кадет Смит. Очень хорошо. Изобретательно. Отлично.
Урия следил, как Кидд выплывал из экзаменационной комнаты. Плечи полковника сгорбились, шаги были неуверенными, он больше не был похож на ту пугающую личность, которая более десятка лет наводила ужас на Сандвик.
«У него вид такой… побитый».
– Смирно, мистер Смит.
– Есть, сэр. – Урия обернулся и встал по стойке «смирно».
Капитан Айронс сверкал глазами:
– Вам повезло, что полковник Кидд более щедр, чем я. Ваш проект прошел – с трудом, и теперь вы, мистер Друри, нас покидаете. Вас ждет служба на «Сант-Майкле», хотя мне заранее жаль ваших подчиненных. А с вами, кадет Смит, еще не все. Виконт Уоркрос мог запретить мне подать на вас рапорт за имевший место инцидент, но у нас есть много способов избавиться от вас. Запомните, я отлично все их знаю и с радостью воспользуюсь любым, чтобы избавиться от вас как можно скорее.
Глава 4
Марозак (дворец таснра), Муром, Муромщина, Крайина, 8 ценсуса 1687
Спрятавшись в тени за троном, Наталия Оганская внимательно наблюдала за гостем отца, князем Василием Арзловым. Чарующе глубокий и спокойный голос гостя звучал так, будто они с тасиром обсуждали что-то несерьезное – игру в шахматы, погоду, какое-то приятное общее воспоминание. Поза и жесты Арзлова ничем не выдавали ни его усталости, ни нервного напряжения, вполне естественных после долгой дороги.
Тасир внимательно слушал гостя. Время от времени кивал или дергал себя за длинную седую бороду, давая понять, что внимательно слушает князя. Вот так же и ее отец допрашивает.
«Сидит почти неподвижно, испытующе всматриваясь своими янтарными глазами. Под этим взглядом все всплывает из самых глубин памяти. Его трудно обмануть, хотя многие верят, что сумеют; но в действительности удается немногим».
Наталия улыбнулась, глядя на человека, стоящего перед троном отца.
«Может, моего отца ты и сумеешь надуть, князь Арзлов, но уж не меня».
Василий Арзлов, высокий, элегантный, в мундире медвежьих гусар, чувствовал себя как рыба в воде в смахивающей на пещеру комнате для аудиенций. Да, Наталия признавала, что молодому князю присущи достоинство и выдержка, иначе трудно не почувствовать гнетущего давления комнаты, в которой сводчатый потолок опирается на двенадцать резных колонн. Резьба каждой колонны изображает одного из двенадцати учеников Айлифа, в том числе и предателя Немико, его лицо закрыто капюшоном. Интересно, что князь встал как раз напротив этой колонны.
Чувство собственного достоинства Арзлова отчасти объяснялось его мундиром – темно-синим, с двумя рядами золотых пуговиц от плеч до талии, соединенных золотым кантом, на плечах эполеты с золотой бахромой. Белые рейтузы с золотыми лампасами и высокие, до колен, коричневые сапоги. На шее, на тонкой цепочке, висел золотой нагрудный знак с выгравированным отпечатком медвежьей лапы – это свидетельство его службе в полку медвежьих гусар. По рукавам кольцами вился золотой шнур – свидетельство его воинского ранга нарашала империи. До этого ранга он дослужился до того, как стал правителем Взорина.
Внешне Василий держался очень свободно в присутствии ее отца. Почтительно, но без благоговейного страха. Это самообладание внушало уверенность в его способности решить любую поставленную перед ним задачу.
«Если бы сейчас повторилось то, что было десять лет назад, когда вражеский Лескар еще угрожал Крайние, только Арзлов мог бы стать верховным главнокомандующим империи».
Десять лет назад он разгромил Фернанди, но почестей за эту победу были удостоены другие. Арзлова тогда зажимали. Обстоятельства лишили его справедливой награды, а князь Василий – человек с амбициями, и Наталия была уверена, что он почувствует себя по-настоящему свободно только тогда, когда займет трон ее отца и станет править нацией, забывшей, чем ему обязана.
– Рафиг Хает со своими воинами сопровождал торговый караван до границы округа Взорин. Караванщики во Взорине встретились с купцом Валентином Свиликом, это он приложил много сил, чтобы завязать торговые контакты с людьми из Гелансаджара. – Князь снисходительно улыбнулся. – Как только Свиик мне рассказал, что там произошло, я сразу – на «3арницкий» и сюда, чтобы сообщить вам об этом караване. Мы выехали из Взорина восемь дней назад, прибыли сегодня утром.
– Спасибо, Василий, за информацию. Это совпадает с тем, что мне уже докладывали, – что власть Шакри Авана в Гелансаджаре нельзя назвать прочной. Меня это сильно беспокоит, да и тебя должно, ведь в случае чего осложнения начнутся именно в округе Взорин.
– Ваше величество, я отдаю себе в этом отчет, потому и приехал. – Арзлов длинными пальцами побарабанил по подбородку. – Как реагировать на эту ситуацию? Возможны разные решения.
– А вы, князь, что бы посоветовали? Вы явились в мундире – это можно понимать как намек? – Наталия появилась из-за трона, шурша юбками своего зеленого платья.
Отец улыбнулся ей, а синие глаза князя Василия блеснули – узнал! Оба мужчины знали, что она скрывалась за троном, но по обычаю не обращались к ней, пока она сама не сочтет нужным выйти из тени своего отца. Считалось, что все дети тасира – не важно, от которой из жен – изолированы от государственных дел и политики, пока и доколе они сами не решат отказаться от пребывания в безопасной тени тасира.
– А-а, Талия, просим.
– Спасибо, папа. Рада снова видеть вас, князь Арзлов.
– Ехал сюда, надеясь опять на встречу, тасота Наталия. Для меня просто видеть вас – уже радость. Самый сердечный привет вам от Григория. Вам от него послание, с удовольствием занесу вам попозже. Ждем вашего следующего приезда к нам во Взорин.
– Спасибо, милорд. С большим удовольствием вспоминаю прошлую поездку. – Ее глаза цвета морской волны вспыхнули при взгляде на отца. – Мы, помнится, обсуждали ваши рекомендации моему отцу, какие вести действия.
Арзлов улыбнулся, но улыбка не смягчила резких линий рисунка, нанесенного на лицо с помощью косметики. Лицо было припудрено голубой пудрой, вокруг глаз более темные голубые тени. Арзлов обвел глаза голубым и подчеркнул линию скул алым карандашом. Его макияж по цвету гармонировал с эмалевыми вставками на воинской боевой маске. Именно это сочетание красок – алой и синей – позволялось носить
Арзлову как свидетельство его роли в победе Крайины над императором Лескара.
– В твоем сообщении мы увидели две темы. Их надо рассматривать по отдельности. Первая – о Шакри Аванс. Он владеет Гелором, значит, если мы сумеем поработать с ним, то сможем закрепиться в городе и, следовательно, во всем регионе. Поскольку Гелор – ключ к Гелансаджару, его нельзя проигнорировать в наших планах. Вторая наша проблема – Рафиг Хает. Он не может отобрать Гелор у Шакри Авана, но он свободен и достаточно силен, чтобы кочевать на далекий север и нападать на войска гелорцев, не опасаясь возмездия. Он к нам относится дружелюбно, а Илбирию не любит, ведь они отказали ему в помощи, когда Шакри Аван выгонял Хастов из Гелора. Недурно было бы, опираясь на неприязнь к Илбирии, привлечь его на свою сторону.
– Дорогой князь, из ваших слов можно сделать вывод, будто вы считаете Илбирию врагом государства моего отца. – Наталия следила за ним, ожидая – схватит ли он наживку, которую она ему предложила. – Вы же не считаете Илбирию нашим врагом?
Лицо Арзлова на секунду потемнело.
– Я на службе вашего отца, тасота, и в должности правителя Взорина должен думать о потенциальных угрозах моей земле. В Истану Илбирия обладает самой крупной и сильной военной организацией.
– Но ведь их войска находятся на далеком юге, за горами Гимлан, в Аране.
– Но они способны переместиться на север.
– Талия, сейчас не время об этом говорить, – поднял руку отец. – Мы все знаем, как Василий уважает илбирийские войска. Сейчас нам нужно его мнение о последних событиях в Гелансаджаре, а не о будущих государственных делах.
– Да, папа. – Наталия кивнула, но продолжала следить за Арзловым – не выдаст ли он самодовольного удовлетворения от того, что она получила выговор. Ее отец считал, что князь относится к илбирийцам с уважением, но она считала его отношение к ним опасной паранойей, которую наблюдала не первый год. Она знала, что сейчас взаимоотношения Крайины с государством короля-Волка не те, что раньше, когда они были союзниками в войне против Фернанди, но и не такие неприязненные, как, по слухам, оценивал их Арзлов.
«Паранойя и амбиции – вот из чего может вырасти самая смертельная злоба».
Высокий, стройный князь стоял перед властителем, слегка расставив ноги и заложив руки за спину:
– Ваше высочество, я убежден, что если мы продемонстрируем наши силы Шакри Авану или поддержим Рафига Хаста, это произведет такое впечатление, будто требуются военные операции в Гелансаджаре. Не думаю, что это будет нашим лучшим ходом. Готовность Рафига Хаста охранять караван, направляющийся в Крайину, означает, что нас вовсе не воспринимают как окопавшихся на севере завоевателей, и эта перемена – в наших интересах.
Тасир медленно проговорил:
– Значит, ты хочешь сказать, что торговля может привести к дальнейшей перемене отношения к нам и открыть нам доступ в Гелор?
– Да, ваше величество.
– Ты нас удивил, Василий.
– Прошу прощения, ваше величество. Тасир улыбнулся.
– Ты явился ко мне в мундире медвежьего гусара, а сам выступаешь против военного вторжения? А я было подумал, что ты хочешь нам посоветовать скинуть Шакри Авана и включить Гелансаджар в состав нашей империи.
– Двадцать лет назад я только об этом бы и мечтал, но, неся ответственность за управление округом Взорин, вынужден думать иначе, ваше величество. – Арзлов развел руками и снова сложил их. – Волки Илбирии сообразят, что им есть чего опасаться, если нам придется отправить какие-либо войска в Гелансаджар. С другой стороны, жалобы купцов на нашу торговлю их воины вряд ли воспримут как угрозу. Нападению подвергся не крайинский караван, так что у нас нет ни малейшего повода для возмездия, которым могли бы оправдать военные действия. В настоящий момент, по-моему, лучшей политикой будет повести торговлю с Гелором, а также поддерживать связи с кланом Хаста. Кто окажется самым верным и сильным, того мы и поддержим.
– Есть еще преимущество у твоего плана – укрепятся наши связи со всеми народами Гелансаджара. Наши границы станут безопаснее, – добавил, подумав, тасир. – Облегчится сопротивление на случай набега илбирийцев.
– Вы просто высказали мои мысли, ваше величество.
– Ну и прекрасно. – Тасир подозвал слугу, стоявшего в тени колонны с изображением святого Воля. – Мы понимаем, что ты хочешь побыстрее вернуться во Взорин, но уж сегодня отобедай с нами. Пусть твои аэромансеры отдохнут после полета. Борис проводит тебя в покои для отдыха. Вечером он придет за тобой
– Я ваш должник. Всегда с удовольствием пользуюсь вашим гостеприимством.
– Ты свой долг оплатил, когда принимал у себя мою Талию.
– Принимал с большим удовольствием, ваше величество, и надеюсь, не в последний раз. – Арзлов поклонился и последовал к выходу за бочкообразым слугой.
Тасир подождал, пока стихнет эхо их шагов, и только тогда взглянул на дочь:
– Не очень доверяешь князю Арзлову, верно?
– Да, папа. Он, конечно, любезен и галантен, но, однако, спит и видит сесть на твой трон.
– Дочка, ты всегда говорила, что он обижен на нас, разочарован в жизни, но вот сейчас мы лишили его возможности захватить Гелор самым простым и быстрым способом, а никакого разочарования мы в нем не заметили.
– Значит, папа, он уже продумал новый способ войти в Гелор. – Наталия покачала головой. – Еще бы ему не быть разочарованным. В нашей империи девять провинций, и посты такарри каждой провинции отданы всем девяти нарашалам, участвовавшим в войне с Фернанди. Василий Арзлов больше всех сделал для того, чтобы прогнать из Крайины Фернанди и его двор, больше, чем добрая половина твоих нарашалов, и что? Назначен правителем округа Взорин! Чтобы стать такарри, ему надо сделать нечто такое, чтобы тебе пришлось дать Взорину статус провинции. Присоединить к империи Гелор и Гелансаджар – этого хватит?
– Да.
– Значит, он не остановится ни перед чем ради этой цели.
По лицу тасира медленно расползлась улыбка, глаза его сверкали озорством и весельем.
– Талия, малышка, все, что ты сейчас сказала, ровно так же относится и к твоему Григорию Кролику, но ему-то ты доверяешь.
Наталия удержала мгновенное желание возразить и задумалась. В войне с Фернанди Григорий был амбициозен не меньше, чем Арзлов. Ей было тогда всего шестнадцать лет, она прекрасно помнила, как старался блестящий офицер-кавалерист произвести на нее впечатление. Но в то время при дворе она была увлечена другим, и поэтому холодно отклонила ухаживания Григория.
Кролик вернулся с войны изменившимся и немного отрезвленным. Пришел ее навестить, рассказать о тех, кто пал в сражениях с Фернанди. Наталия, бессознательно накручивая на палец прядь своих черных волос, вспоминала Григория на той встрече – грустного, печального.
Гордый высокомерный офицер остался там, на поле боя. Ушла внешняя бравада человека, еще не повидавшего жестокостей войны и безнравственности воинов в условиях близкой смерти. Теперь перед ней был зрелый человек, который с годами стал для нее очень привлекательным. За те три года, что 137-й полк медвежьих гусар стоял в Муроме, они с Григорием стали любовниками.
– Тщательно выбирай слова, дочка. Когда ты вот так крутишь локон на пальце, я знаю – ты обдумываешь, в какой форме передать мне свои мысли.
Наталия улыбнулась и, покраснев, отбросила локон:
– Да, Григорий был амбициозен, но после войны он стал спокойнее.
Тасир посерьезнел:
– Это война научила его сдержанности или ты для него – средство взойти на мой трон?
– Нет, папа, ты не прав. – Наталия отпрянула, уязвленная этим вопросом. – Я твой девятый ребенок, четвертая тасота. Все знают твои предпочтения в вопросе наследования. Обе сестры старше меня – замужем за такарри, у братьев серьезная опора среди такарри, так что шансы унаследовать трон у моего мужа будут минимальны. У Григория одна амбиция – послужить тебе и Крайние, он даже готов принять смерть, защищая тебя.
Тасир, сдаваясь, поднял обе руки:
– Согласен, согласен, и про Григория, и про Арзлова. Мне кажется, что в месяце белле или темнеете ты надумаешь навестить Григория Кролика во Взорине. Тебе там понравится, и ты пробудешь там один-два месяца, а когда вернешься, расскажешь мне все, что узнаешь, согласна?
Она почувствовала, что краснеет от одной мысли – ехать к Григорию во Взорин. Последняя поездка была просто волшебной. Конечно, хорошее, как известно, не повторяется, но она надеялась на лучшее.
Конечно, для тебя, папа, я все сделаю, но только потому, что это в интересах нашего народа.
И от выполнения своего долга не получишь никакого удовольствия, а, Тальюшка?
Никакого, папа, если для сохранения в тайне истинной цели моей поездки мне не придется развлекатся. Если не будет альтернативы.
Тасир внимательно слушал гостя. Время от времени кивал или дергал себя за длинную седую бороду, давая понять, что внимательно слушает князя. Вот так же и ее отец допрашивает.
«Сидит почти неподвижно, испытующе всматриваясь своими янтарными глазами. Под этим взглядом все всплывает из самых глубин памяти. Его трудно обмануть, хотя многие верят, что сумеют; но в действительности удается немногим».
Наталия улыбнулась, глядя на человека, стоящего перед троном отца.
«Может, моего отца ты и сумеешь надуть, князь Арзлов, но уж не меня».
Василий Арзлов, высокий, элегантный, в мундире медвежьих гусар, чувствовал себя как рыба в воде в смахивающей на пещеру комнате для аудиенций. Да, Наталия признавала, что молодому князю присущи достоинство и выдержка, иначе трудно не почувствовать гнетущего давления комнаты, в которой сводчатый потолок опирается на двенадцать резных колонн. Резьба каждой колонны изображает одного из двенадцати учеников Айлифа, в том числе и предателя Немико, его лицо закрыто капюшоном. Интересно, что князь встал как раз напротив этой колонны.
Чувство собственного достоинства Арзлова отчасти объяснялось его мундиром – темно-синим, с двумя рядами золотых пуговиц от плеч до талии, соединенных золотым кантом, на плечах эполеты с золотой бахромой. Белые рейтузы с золотыми лампасами и высокие, до колен, коричневые сапоги. На шее, на тонкой цепочке, висел золотой нагрудный знак с выгравированным отпечатком медвежьей лапы – это свидетельство его службе в полку медвежьих гусар. По рукавам кольцами вился золотой шнур – свидетельство его воинского ранга нарашала империи. До этого ранга он дослужился до того, как стал правителем Взорина.
Внешне Василий держался очень свободно в присутствии ее отца. Почтительно, но без благоговейного страха. Это самообладание внушало уверенность в его способности решить любую поставленную перед ним задачу.
«Если бы сейчас повторилось то, что было десять лет назад, когда вражеский Лескар еще угрожал Крайние, только Арзлов мог бы стать верховным главнокомандующим империи».
Десять лет назад он разгромил Фернанди, но почестей за эту победу были удостоены другие. Арзлова тогда зажимали. Обстоятельства лишили его справедливой награды, а князь Василий – человек с амбициями, и Наталия была уверена, что он почувствует себя по-настоящему свободно только тогда, когда займет трон ее отца и станет править нацией, забывшей, чем ему обязана.
– Рафиг Хает со своими воинами сопровождал торговый караван до границы округа Взорин. Караванщики во Взорине встретились с купцом Валентином Свиликом, это он приложил много сил, чтобы завязать торговые контакты с людьми из Гелансаджара. – Князь снисходительно улыбнулся. – Как только Свиик мне рассказал, что там произошло, я сразу – на «3арницкий» и сюда, чтобы сообщить вам об этом караване. Мы выехали из Взорина восемь дней назад, прибыли сегодня утром.
– Спасибо, Василий, за информацию. Это совпадает с тем, что мне уже докладывали, – что власть Шакри Авана в Гелансаджаре нельзя назвать прочной. Меня это сильно беспокоит, да и тебя должно, ведь в случае чего осложнения начнутся именно в округе Взорин.
– Ваше величество, я отдаю себе в этом отчет, потому и приехал. – Арзлов длинными пальцами побарабанил по подбородку. – Как реагировать на эту ситуацию? Возможны разные решения.
– А вы, князь, что бы посоветовали? Вы явились в мундире – это можно понимать как намек? – Наталия появилась из-за трона, шурша юбками своего зеленого платья.
Отец улыбнулся ей, а синие глаза князя Василия блеснули – узнал! Оба мужчины знали, что она скрывалась за троном, но по обычаю не обращались к ней, пока она сама не сочтет нужным выйти из тени своего отца. Считалось, что все дети тасира – не важно, от которой из жен – изолированы от государственных дел и политики, пока и доколе они сами не решат отказаться от пребывания в безопасной тени тасира.
– А-а, Талия, просим.
– Спасибо, папа. Рада снова видеть вас, князь Арзлов.
– Ехал сюда, надеясь опять на встречу, тасота Наталия. Для меня просто видеть вас – уже радость. Самый сердечный привет вам от Григория. Вам от него послание, с удовольствием занесу вам попозже. Ждем вашего следующего приезда к нам во Взорин.
– Спасибо, милорд. С большим удовольствием вспоминаю прошлую поездку. – Ее глаза цвета морской волны вспыхнули при взгляде на отца. – Мы, помнится, обсуждали ваши рекомендации моему отцу, какие вести действия.
Арзлов улыбнулся, но улыбка не смягчила резких линий рисунка, нанесенного на лицо с помощью косметики. Лицо было припудрено голубой пудрой, вокруг глаз более темные голубые тени. Арзлов обвел глаза голубым и подчеркнул линию скул алым карандашом. Его макияж по цвету гармонировал с эмалевыми вставками на воинской боевой маске. Именно это сочетание красок – алой и синей – позволялось носить
Арзлову как свидетельство его роли в победе Крайины над императором Лескара.
– В твоем сообщении мы увидели две темы. Их надо рассматривать по отдельности. Первая – о Шакри Аванс. Он владеет Гелором, значит, если мы сумеем поработать с ним, то сможем закрепиться в городе и, следовательно, во всем регионе. Поскольку Гелор – ключ к Гелансаджару, его нельзя проигнорировать в наших планах. Вторая наша проблема – Рафиг Хает. Он не может отобрать Гелор у Шакри Авана, но он свободен и достаточно силен, чтобы кочевать на далекий север и нападать на войска гелорцев, не опасаясь возмездия. Он к нам относится дружелюбно, а Илбирию не любит, ведь они отказали ему в помощи, когда Шакри Аван выгонял Хастов из Гелора. Недурно было бы, опираясь на неприязнь к Илбирии, привлечь его на свою сторону.
– Дорогой князь, из ваших слов можно сделать вывод, будто вы считаете Илбирию врагом государства моего отца. – Наталия следила за ним, ожидая – схватит ли он наживку, которую она ему предложила. – Вы же не считаете Илбирию нашим врагом?
Лицо Арзлова на секунду потемнело.
– Я на службе вашего отца, тасота, и в должности правителя Взорина должен думать о потенциальных угрозах моей земле. В Истану Илбирия обладает самой крупной и сильной военной организацией.
– Но ведь их войска находятся на далеком юге, за горами Гимлан, в Аране.
– Но они способны переместиться на север.
– Талия, сейчас не время об этом говорить, – поднял руку отец. – Мы все знаем, как Василий уважает илбирийские войска. Сейчас нам нужно его мнение о последних событиях в Гелансаджаре, а не о будущих государственных делах.
– Да, папа. – Наталия кивнула, но продолжала следить за Арзловым – не выдаст ли он самодовольного удовлетворения от того, что она получила выговор. Ее отец считал, что князь относится к илбирийцам с уважением, но она считала его отношение к ним опасной паранойей, которую наблюдала не первый год. Она знала, что сейчас взаимоотношения Крайины с государством короля-Волка не те, что раньше, когда они были союзниками в войне против Фернанди, но и не такие неприязненные, как, по слухам, оценивал их Арзлов.
«Паранойя и амбиции – вот из чего может вырасти самая смертельная злоба».
Высокий, стройный князь стоял перед властителем, слегка расставив ноги и заложив руки за спину:
– Ваше высочество, я убежден, что если мы продемонстрируем наши силы Шакри Авану или поддержим Рафига Хаста, это произведет такое впечатление, будто требуются военные операции в Гелансаджаре. Не думаю, что это будет нашим лучшим ходом. Готовность Рафига Хаста охранять караван, направляющийся в Крайину, означает, что нас вовсе не воспринимают как окопавшихся на севере завоевателей, и эта перемена – в наших интересах.
Тасир медленно проговорил:
– Значит, ты хочешь сказать, что торговля может привести к дальнейшей перемене отношения к нам и открыть нам доступ в Гелор?
– Да, ваше величество.
– Ты нас удивил, Василий.
– Прошу прощения, ваше величество. Тасир улыбнулся.
– Ты явился ко мне в мундире медвежьего гусара, а сам выступаешь против военного вторжения? А я было подумал, что ты хочешь нам посоветовать скинуть Шакри Авана и включить Гелансаджар в состав нашей империи.
– Двадцать лет назад я только об этом бы и мечтал, но, неся ответственность за управление округом Взорин, вынужден думать иначе, ваше величество. – Арзлов развел руками и снова сложил их. – Волки Илбирии сообразят, что им есть чего опасаться, если нам придется отправить какие-либо войска в Гелансаджар. С другой стороны, жалобы купцов на нашу торговлю их воины вряд ли воспримут как угрозу. Нападению подвергся не крайинский караван, так что у нас нет ни малейшего повода для возмездия, которым могли бы оправдать военные действия. В настоящий момент, по-моему, лучшей политикой будет повести торговлю с Гелором, а также поддерживать связи с кланом Хаста. Кто окажется самым верным и сильным, того мы и поддержим.
– Есть еще преимущество у твоего плана – укрепятся наши связи со всеми народами Гелансаджара. Наши границы станут безопаснее, – добавил, подумав, тасир. – Облегчится сопротивление на случай набега илбирийцев.
– Вы просто высказали мои мысли, ваше величество.
– Ну и прекрасно. – Тасир подозвал слугу, стоявшего в тени колонны с изображением святого Воля. – Мы понимаем, что ты хочешь побыстрее вернуться во Взорин, но уж сегодня отобедай с нами. Пусть твои аэромансеры отдохнут после полета. Борис проводит тебя в покои для отдыха. Вечером он придет за тобой
– Я ваш должник. Всегда с удовольствием пользуюсь вашим гостеприимством.
– Ты свой долг оплатил, когда принимал у себя мою Талию.
– Принимал с большим удовольствием, ваше величество, и надеюсь, не в последний раз. – Арзлов поклонился и последовал к выходу за бочкообразым слугой.
Тасир подождал, пока стихнет эхо их шагов, и только тогда взглянул на дочь:
– Не очень доверяешь князю Арзлову, верно?
– Да, папа. Он, конечно, любезен и галантен, но, однако, спит и видит сесть на твой трон.
– Дочка, ты всегда говорила, что он обижен на нас, разочарован в жизни, но вот сейчас мы лишили его возможности захватить Гелор самым простым и быстрым способом, а никакого разочарования мы в нем не заметили.
– Значит, папа, он уже продумал новый способ войти в Гелор. – Наталия покачала головой. – Еще бы ему не быть разочарованным. В нашей империи девять провинций, и посты такарри каждой провинции отданы всем девяти нарашалам, участвовавшим в войне с Фернанди. Василий Арзлов больше всех сделал для того, чтобы прогнать из Крайины Фернанди и его двор, больше, чем добрая половина твоих нарашалов, и что? Назначен правителем округа Взорин! Чтобы стать такарри, ему надо сделать нечто такое, чтобы тебе пришлось дать Взорину статус провинции. Присоединить к империи Гелор и Гелансаджар – этого хватит?
– Да.
– Значит, он не остановится ни перед чем ради этой цели.
По лицу тасира медленно расползлась улыбка, глаза его сверкали озорством и весельем.
– Талия, малышка, все, что ты сейчас сказала, ровно так же относится и к твоему Григорию Кролику, но ему-то ты доверяешь.
Наталия удержала мгновенное желание возразить и задумалась. В войне с Фернанди Григорий был амбициозен не меньше, чем Арзлов. Ей было тогда всего шестнадцать лет, она прекрасно помнила, как старался блестящий офицер-кавалерист произвести на нее впечатление. Но в то время при дворе она была увлечена другим, и поэтому холодно отклонила ухаживания Григория.
Кролик вернулся с войны изменившимся и немного отрезвленным. Пришел ее навестить, рассказать о тех, кто пал в сражениях с Фернанди. Наталия, бессознательно накручивая на палец прядь своих черных волос, вспоминала Григория на той встрече – грустного, печального.
Гордый высокомерный офицер остался там, на поле боя. Ушла внешняя бравада человека, еще не повидавшего жестокостей войны и безнравственности воинов в условиях близкой смерти. Теперь перед ней был зрелый человек, который с годами стал для нее очень привлекательным. За те три года, что 137-й полк медвежьих гусар стоял в Муроме, они с Григорием стали любовниками.
– Тщательно выбирай слова, дочка. Когда ты вот так крутишь локон на пальце, я знаю – ты обдумываешь, в какой форме передать мне свои мысли.
Наталия улыбнулась и, покраснев, отбросила локон:
– Да, Григорий был амбициозен, но после войны он стал спокойнее.
Тасир посерьезнел:
– Это война научила его сдержанности или ты для него – средство взойти на мой трон?
– Нет, папа, ты не прав. – Наталия отпрянула, уязвленная этим вопросом. – Я твой девятый ребенок, четвертая тасота. Все знают твои предпочтения в вопросе наследования. Обе сестры старше меня – замужем за такарри, у братьев серьезная опора среди такарри, так что шансы унаследовать трон у моего мужа будут минимальны. У Григория одна амбиция – послужить тебе и Крайние, он даже готов принять смерть, защищая тебя.
Тасир, сдаваясь, поднял обе руки:
– Согласен, согласен, и про Григория, и про Арзлова. Мне кажется, что в месяце белле или темнеете ты надумаешь навестить Григория Кролика во Взорине. Тебе там понравится, и ты пробудешь там один-два месяца, а когда вернешься, расскажешь мне все, что узнаешь, согласна?
Она почувствовала, что краснеет от одной мысли – ехать к Григорию во Взорин. Последняя поездка была просто волшебной. Конечно, хорошее, как известно, не повторяется, но она надеялась на лучшее.
Конечно, для тебя, папа, я все сделаю, но только потому, что это в интересах нашего народа.
И от выполнения своего долга не получишь никакого удовольствия, а, Тальюшка?
Никакого, папа, если для сохранения в тайне истинной цели моей поездки мне не придется развлекатся. Если не будет альтернативы.
Глава 5
Замок Вулфсгейт, Ладстон, Чидкастор, Илбирия, 16 ценсуса 1687
Принц Тревелин преклонил колено у кромки серого ковра, проложенного через всю комнату аудиенций к трону его отца. Он продвигался медленно, даже торжественно, этим выражая уважение к человеку, сидевшему на троне, и различным институтам, которые он воплощал собой.
И еще, – сказал себе принц, – от стыда за столь длительное отсутствие». Принц не впервые представал перед отцом, но вид святого Мартина всегда производил на него сильное впечатление, даже если смотреть на него из дальнего конца комнаты. Фигура святого представляла собой:у массивного каменного кресла, святой поддерживало кресло так же, как мартинистская церковь поддерживает правительство. Фигура святого, выполненная из ого гранита, спокойная и мощная, руки его простерты в приветственном жесте, охватывала взглядом у всю комнату, как будто здесь собрались все любимые члены его личной паствы.
Два каменных волка, каждый высотой до середины бедра святого Мартина, обрамляли кресло, образуя его подлокотники. Волки вырезаны из того же серого гранита, что и сам замок Вулфсгейт, и казалось, что они вырастали прямо из пола. Ребенком Тревелин считал волков частью замка – физическим воплощением воинской и духовной природы замка Вулфсгейта и человека, который с этого трона управлял Илбирией.
К шее одного волка на золоченом поясе был подвешен меч в ножнах, к плечу другого прислонен позолоченный пастуший посох. Меч и посох, соответственно, воплощали собой политическое и духовное руководство короля Ронана народом Илбирии. Ронан правил именем Господа, благословением Айлифа и под охраной Божественного Волка, его временная земная власть отражала милость Бога к нему, к его роду, его нации. Меч и посох ставились у трона, когда король Ронан отправлял свои официальные функции, так что хоть придворные и отсутствовали, Тревелин все равно понял, что отец вызвал его по государственному вопросу, а не из светской любезности.
«Значит, он готов официально обсуждать то, о чем мы вели переписку в последние месяцы».
Пройдя вперед, он узнал старшего брата, кронпринца Эйнмира, и маркиза Малборо, Джона Веллесли, стоявших в присутствии его отца. Зачем тут Малборо – понятно, он советник отца по международным вопросам, а почему тут его болезненный братец?
«Совсем недавно Эйнмир лежал в постели, сваленный тяжело протекающим заболеванием – черной малярией. Напрасно он встал так рано».
– Здравствуй, папа. – Он поцеловал кольцо с волчьей головой на протянутой ему левой руке отца. – Рад видеть тебя, брат, и вас, маркиз Малборо.
Сквозь витражи окон солнечный свет бросал разноцветные пятна на лысину короля Ронана.
– Как идут приготовления к отъезду в Аран? Тревелин неуверенно улыбнулся:
– Значит, окончательно решено, что ты пошлешь туда меня?
– Сын мой, это было решено еще до того, как я послал тебе мою просьбу принять на себя эту миссию. – На троне отец выглядел карликом, но его ровный голос звучал властно, властен был и изучающий взгляд короля. – Тебя можно уговорить, и у меня было на это время.
– Все в порядке, приготовления к отъезду идут, как и следовало ожидать. Не так просто перебраться со всем хозяйством, хоть и небольшим. – Он взглянул на своего начинавшего лысеть брата. – Повезло тебе, Эйнмир, остаешься дома.
– Был бы я таким здоровым, как ты, с радостью бы оказался на твоем месте, – Эйнмир откашлялся, прикрыв рот ладонью, и улыбнулся. – Знай, для меня честь, что ты решил оставить детей на меня, пока будешь выполнять свой долг как генерал-губернатор Арана.
– Как же не доверить тебе Джереми и Кетрин? Ты наследник трона короля-Волка, и потом – я не забыл твоей заботы о них, когда… – У него комок застрял в горле от воспоминания об умершей жене Рочел. – Когда я не мог.
– Хорошие детишки. Любят тебя и маму, будут скучать по вам. – Эйнмир старался успокоить младшего брата. – Они здесь расцветут, а через пару лет мы с ними приедем к тебе в гости.
Тревелин хлопнул брата по плечу, но комок в горле мешал высказать свою благодарность. Жена у него была одна, не как у отца и многих придворных дворян. Рочел Годо была девушкой незнатного происхождения, родом из Лескара, он познакомился с ней во время своих приключений в Лескаре, когда старался скрыться из него. Без Рочел он бы погиб. Но их связывало не только чувство благодарности. Им удалось скрыться из Лескара, расстроить планы убийц, посланных Фернанди, и даже преодолеть сопротивление короля Романа, хотя многие возмущались, что илбирийский принц женится на простолюдинке, да еще из нации врагов.
И еще, – сказал себе принц, – от стыда за столь длительное отсутствие». Принц не впервые представал перед отцом, но вид святого Мартина всегда производил на него сильное впечатление, даже если смотреть на него из дальнего конца комнаты. Фигура святого представляла собой:у массивного каменного кресла, святой поддерживало кресло так же, как мартинистская церковь поддерживает правительство. Фигура святого, выполненная из ого гранита, спокойная и мощная, руки его простерты в приветственном жесте, охватывала взглядом у всю комнату, как будто здесь собрались все любимые члены его личной паствы.
Два каменных волка, каждый высотой до середины бедра святого Мартина, обрамляли кресло, образуя его подлокотники. Волки вырезаны из того же серого гранита, что и сам замок Вулфсгейт, и казалось, что они вырастали прямо из пола. Ребенком Тревелин считал волков частью замка – физическим воплощением воинской и духовной природы замка Вулфсгейта и человека, который с этого трона управлял Илбирией.
К шее одного волка на золоченом поясе был подвешен меч в ножнах, к плечу другого прислонен позолоченный пастуший посох. Меч и посох, соответственно, воплощали собой политическое и духовное руководство короля Ронана народом Илбирии. Ронан правил именем Господа, благословением Айлифа и под охраной Божественного Волка, его временная земная власть отражала милость Бога к нему, к его роду, его нации. Меч и посох ставились у трона, когда король Ронан отправлял свои официальные функции, так что хоть придворные и отсутствовали, Тревелин все равно понял, что отец вызвал его по государственному вопросу, а не из светской любезности.
«Значит, он готов официально обсуждать то, о чем мы вели переписку в последние месяцы».
Пройдя вперед, он узнал старшего брата, кронпринца Эйнмира, и маркиза Малборо, Джона Веллесли, стоявших в присутствии его отца. Зачем тут Малборо – понятно, он советник отца по международным вопросам, а почему тут его болезненный братец?
«Совсем недавно Эйнмир лежал в постели, сваленный тяжело протекающим заболеванием – черной малярией. Напрасно он встал так рано».
– Здравствуй, папа. – Он поцеловал кольцо с волчьей головой на протянутой ему левой руке отца. – Рад видеть тебя, брат, и вас, маркиз Малборо.
Сквозь витражи окон солнечный свет бросал разноцветные пятна на лысину короля Ронана.
– Как идут приготовления к отъезду в Аран? Тревелин неуверенно улыбнулся:
– Значит, окончательно решено, что ты пошлешь туда меня?
– Сын мой, это было решено еще до того, как я послал тебе мою просьбу принять на себя эту миссию. – На троне отец выглядел карликом, но его ровный голос звучал властно, властен был и изучающий взгляд короля. – Тебя можно уговорить, и у меня было на это время.
– Все в порядке, приготовления к отъезду идут, как и следовало ожидать. Не так просто перебраться со всем хозяйством, хоть и небольшим. – Он взглянул на своего начинавшего лысеть брата. – Повезло тебе, Эйнмир, остаешься дома.
– Был бы я таким здоровым, как ты, с радостью бы оказался на твоем месте, – Эйнмир откашлялся, прикрыв рот ладонью, и улыбнулся. – Знай, для меня честь, что ты решил оставить детей на меня, пока будешь выполнять свой долг как генерал-губернатор Арана.
– Как же не доверить тебе Джереми и Кетрин? Ты наследник трона короля-Волка, и потом – я не забыл твоей заботы о них, когда… – У него комок застрял в горле от воспоминания об умершей жене Рочел. – Когда я не мог.
– Хорошие детишки. Любят тебя и маму, будут скучать по вам. – Эйнмир старался успокоить младшего брата. – Они здесь расцветут, а через пару лет мы с ними приедем к тебе в гости.
Тревелин хлопнул брата по плечу, но комок в горле мешал высказать свою благодарность. Жена у него была одна, не как у отца и многих придворных дворян. Рочел Годо была девушкой незнатного происхождения, родом из Лескара, он познакомился с ней во время своих приключений в Лескаре, когда старался скрыться из него. Без Рочел он бы погиб. Но их связывало не только чувство благодарности. Им удалось скрыться из Лескара, расстроить планы убийц, посланных Фернанди, и даже преодолеть сопротивление короля Романа, хотя многие возмущались, что илбирийский принц женится на простолюдинке, да еще из нации врагов.