Стрельцова Маша. Записки падшей ведьмы

   «Иду я по чистому полю, навстречу мне семь бесов с полудухами, все черные, все злые, все нелюдимые. Идите вы, духи и полудухи, к лихим людям. Держите их на привязи, чтобы была я от них цела и невредима по пути и дороге, во земле и в воде, во обеде и на пиру, на свадьбе и в беде. Мой заговор долг, слова мои крепки. Во имя Отца и Сына и Святого духа. Аминь»
 
   На часах было уже два ночи, когда я решила — пора! Быстренько пробежалась по квартире напоследок, перекрыла все трубы, не дай боже опять наводнение случится, я вовек не рассчитаюсь! После чего неторопясь приклеила скотчем прямо на окна плакатики с фигушкой. Утром, как рассветет, Толик их и увидит. Будем надеяться что он тогда прекратит артобстрел — мышка — то смылась!
   С чувством выполненного долга я обула босолапки в тон сари, подхватила рюкзак и пошла на выход.
   — Мяв! — Баксюша сидел у порога и с укором смотрел мне в глаза.
   — А чего «мяв» ? — огрызнулась я. — Вискаса тебе два мешка открыла, воды — тазик поставила, мать приедет через месяц и тебя спасет. Чего тебе не хватает, дармоед?
   — Мяв! — непреклонно заявил котеночек и уселся поудобнее, перекрывая дорогу.
   — Ну пошли, — пожала я плечами. — Только имей в виду — я не на прогулку, меня шлепнут — ты следующим будешь.
   Тот индифферентно махнул хвостом.
   Ах да, я и забыла — у кошек ведь девять жизней. Везет же некоторым!
   Я вышла, заперла квартиру и засунула магнитную карту — ключ за обивку стоящего на площадке диванчика. Я всегда так делаю, если надолго уезжаю. Место это заговоренное, никто не найдет, а в пути потерять карту — проще простого.
   После этого я бесшумно пошагала вверх по лестнице. Баксюша упорно плелся за мной. Вот идиот, сидел бы дома, целее был!
   На последнем этаже я деликатно позвонила в единственную дверь на площадке. Через пару минут позвонила еще раз. Через десять минут непрерывного трезвона из-за двери раздался сонный голос:
   — Кто там?
   — Соседка, разумеется, — хмыкнула я.
   Дверь слегка приотворилась и в щелочке показался мужик в семейных трусах.
   — Что за соседка? — подозрительно осведомился он, глядя на мое сари.
   — Марья я, из двенадцатой, — призналась я, понизив голос.
   — Да какая ж ты Марья! — возмутился он. — А ну…
   — Да не кричите вы, — поморщилась я. — Ночь на дворе, все спят. Перекрасила волосы да загорела, только и всего. Аль забыли, как я вам охранку делала, а у вас в этот момент осложнился геморр…
   — Тише, тише, — зашептал он, нервно косясь мне за спину.
   — Да нет тут никого, — уверила я его. — Я к вам по делу — вы мне лифтом не разрешите своим воспользоваться?
   — Зачем? — непонимающе уставился он на меня.
   — Свалить надо незаметно, — призналась я.
   Мужик подумал, покосился на свои трусы и буркнул:
   — Так я не одет.
   — Ничего — ничего, вам идет, — светским тоном заверила я его.
   Мужик, имя которого я хоть убей не могла вспомнить, почесал тощую волосатую грудь и наконец посторонился, пропуская меня:
   — Хорошо, пойдемте.
   — Спасибо, вы очень любезны, — проворковала я, шагнув в глубь квартиры.
   — Брысь отсюда! — рявкнул он.
   — Вы чего? — опешила я.
   — Да это не тебе, — досадливо поморщился мужик. — Кот вон лезет.
   — Это со мной! — с достоинством пояснила я.
   Бакс, почувствовав поддержку, махом проскользнул меж ног мужика и потерся о мой подол.
   — Ну… тогда конечно, — смешался он и пошел меня провожать.
   А сейчас я поясню — чего это я к этому мужику явилась среди ночи. В нашем доме есть подземный гараж — ровные ряды боксов, стойла для наших железных лошадок. А у этого мужика — был отдельный гараж, с отдельным въездом со двора — и с отдельным лифтом. Дело в том, что у мужика был дорогой и престижный пентхаус — все для вас, лишь бы вы платили денежки и улыбались.
   В общем, мужик, сонно зевая, загрузился со мной в свой лифт и мы поехали вниз.
   — Могу надеяться что вы про мой визит завтра не вспомните и никому не расскажете? — осведомилась я у него.
   С того как — то махом слетел весь сон, он внимательно посмотрел на меня и недовольно спросил:
   — У тебя чего, проблемы?
   — Ну, — буркнула я.
   — Вот черт, — ругнулся он. — А я — то думал — поклонник у подъезда караулит, мало ли чего.
   — Типа этого, — уклончиво ответила я. Толик меня там точно караулит. — Но вы все равно про меня не рассказывайте.
   Мужик подумал — подумал и предложил:
   — Давай так — ты у меня вообще не была, и я тебя знать не знаю. Если кто спросит про то что я тебя вывел — скажу, что кришнаитку на ночь снял, устраивает?
   — А кришнаитки что, снимаются??? — воззрилась я на него. В мозгу прочно засело — раз верующие — значит живут свято.
   — Еще как! — ответил мужик, чему — то мечтательно улыбаясь.
   Я оглядела его тощие ножонки — ручонки, пивной животик и хмыкнула. Тоже мне, любитель секса по-индийски.
   Лифт мягко остановился, с тихим шелестом разошлись створки, и мужик переспросил:
   — Ну так как, ты согласна на то что тебя тут не было?
   — Разумеется! — проникновенно улыбнулась я ему. — Кришнаитка у тебя была, кришнаитка. Сколько они за ночь — то берут, а то вдруг спросят?
   — Э… — опешил мужик, — нисколько. По любви.
   — По любви? — подняла я бровь.
   — Двести баксов, — смутился он.
   — Да…, — глубокомысленно заметила я. — Две сотни не деньги, значит и впрямь по любви.
   Мужик злобно на меня посмотрел, схватил пульт и ворота гаража начали подниматься.
   — Вали давай, — буркнул он.
   — Но-но, — предостерегающе сказала я. — Когда меня начнут пытать, как я свалила, я ведь могу и правду сказать.
   — Ах ты! — задохнулся он от возмущения.
   Но я уже одумалась. Новопассита надо было пить больше.
   — Дяденька, извините пожалуйста, — покаянно сказала я. — У меня жизнь в последнее время сложная, одно за другим, вот и собачусь со всеми.
   Дядька посмотрел на меня внимательно — шучу или нет, и махнул рукой.
   — Ладно, Марья, иди. Я тоже сонный не подарок.
   Я кивнула и шагнула во двор. Ворота за моей спиной с тихим шуршанием опустились. Вокруг ярко светили ажурные кованые фонарики, было безлюдно (третий час ночи, еще бы кто — то был!), и я стояла тут как на ладони. Бакс словно матерый партизан тенью крался среди клумб. С трудом я заставила себя пошагать на негнущихся ногах к калиточке в огибающей двор изгороди. Ею жильцы пользовались именно во время ночных вылазок — дабы не открывать здоровенные большие ворота. Каждое мгновение я ждала, что сейчас мне в лоб вопьется каленой иглой пуля — и я оч. бесславно закончу свой земной путь. И самое главное — мое тело в таком виде никто не идентифицирует со мной. Меня похоронят как бродяжку.
   Бо-оже…
   Я шмыгнула носом.
   Себя было жалко до ужаса.
   Кое — как собравшись с духом, я заставила себя дошагать до калитки, выйти, и тут — то меня и приняли.
   — Эй ты, коза! — послышался дробный топот. — Стоять!
   Я от ужаса замерла и даже слегка присела.
   Ко мне подлетели два парня, бесцеремонно схватили за руки и громко свистнули. Через пару минут из-за угла показалась знакомая гориллоподобная фигура.
   «Толик!» — полуобморочно пискнул внутренний голос. А я поняла — вот и пришел мой смертный час. Некстати вспомнилось, что я не написала завещания. Маменька теперь сдаст мое имущество на церковь, а бедного Баксюшу — на живодерню. Она у меня такая.
   Я закрыла глаза и принялась истово молиться.
   — Харе Рама, Харе Кришна, Харе, Харе, Харе! — с подвыванием лепетала я писклявым от ужаса голоском
   «Ты чего мелешь?» — недоуменно спросил мой внутренний голос.
   — Харе Рама…, — продолжала истово пищать я.
   — Ну, чего тут у вас? — послышался усталый голос Толика.
   — Да вот, кобылу поймали, смотри — та? — послышались радостные голоса парней. Вернее, они изо всех сил старались говорить степенно, с небрежной ленцой, однако получалось у них это из рук вон плохо.
   — Харе Рама, Харе Кришна, — пищала я, не забывая прислушиваться к разговору.
   — Вы что, совсем идиоты? — рявкнул Толик. — Если вы каждую девицу из этого дома начнете хватать — вмиг на нары сядете! Я ж сказал — наша бледная, как поганка, а вы мне чучмечку поймали!
   — Харе? — неуверенно бормотнула я. Чучмечка — это он про меня, что ли? Почти чистокровную индианку?
   — Так может она покрасилась, — пристыжено молвили парни. — Волосы — то длинные, соответствует, а покрасить их — пара минут.
   — И рост с голосом поменяла, — устало сказал Толик. — Не майтесь дурью, отпустите ее и больше кого попало не хватайте. Дом элитный, большие люди тут живут.
   — Так а раз уж поймали — может, трахнем, а потом отпустим? — рассудительно заметил один из парней.
   — Я вам трахну! — рявкнул Толик. — Я сказал — мне тут лишний криминал не нужен! Марш по местам!
   Парней как ветром сдуло, а я постояла немного, и только тогда осторожно приоткрыла один глаз. Я была одна. За угол сворачивал Толик. Я открыла второй глаз и внимательно посмотрела ему вслед — Бог мой! Толик, железный Толик, шел сгорбившись и шаркая ногами, словно старик. Во всей его фигуре чувствовалась смертельная усталость. Это его что, так слежка за мной измотала? Не понимаю я таких людей. Зырян мертв, и ему уже не поможешь. Зачем же себя — то так изводить? Плюнул бы давно на меня, поехал домой, навернул тарелку борща, да и выспался б.
   Но не таков Толик.
   Он мне пообещал мне намотать кишки на уши — и намотает, будьте уверены. Спать — есть не будет, но сделает это. Если я не успею оправдаться к тому моменту, как он меня найдет.
   Об ноги потерся Бакс и вопросительно мурлыкнул. Я сунула его в рюкзак и потихонечку, бочком, принялась сматываться.
   Куда?
   На вокзал, милые, на вокзал!
 
   На вокзал меня довез какой — то старичок на раздолбанных Жигулях. Я специально высматривала машинешку поплоше. Дедок, правда, странно косился на мое сари, но ничего не сказал.
   Мда…
   Из дома я выбралась, все чудесно, однако пора с этим маскарадом завязывать. Не дело сейчас мне внимание привлекать.
   Поэтому на вокзале я первым делом двинулась в женский туалет, переоделась в кабинке в джинсы с блузкой и аккуратно стерла у зеркала точку между бровями. И немедленно стала похожа на итальянку. Мда… Вот оказывается чем отличаются девушки этих народов!
   Я еще разок напоследок посмотрела в зеркало — и не без удовольствия. Миндалевидный контур глаз, смуглая кожа, черные волосы по плечам — ну чем не венецианка, а?
   Я показала язык отражению, подхватила рюкзак с Баксом и двинулась в зал ожидания. Теперь вокзал — мой дом родной, надеюсь, что я тут надолго не задержусь. Опять же — стимул поскорее разгрестись с проблемами. К подругам — то ведь не сунуться, квартиру или номер в гостинице не снять. Только и остается бомжевать на вокзале. В зале я уселась на свободное местечко и проверила Бакса — тот что-то подозрительно притих. Мерзавец, как оказалось, преспокойно дрых. В такое время! Внезапно мне стало не по себе. К хорошему — то быстро привыкаешь, а ну как он потом меня заставит его всегда с собой в рюкзаке носить? А что? У меня Бакс такой… Помнится, когда я его принесла домой, у меня под рукой не оказалось наполнителя для его лоточка. Я схватила первое попавшееся — пачку фальшивых баксов, мы накануне расплачивались ими в монополию — в мгновение ока изорвала на клочочки и выстелила ими горшок. И что вы думаете? Котеночку это чрезвычайно понравилось. Может, он видел в этом некий символизм, но с тех пор он гадить на что — то другое, кроме баксов, он категорически отказывается.
   Тем временем небо за огромными окнами вокзала стремительно светлело. Я попыталась набросать план действий. Как мне найти ту бабу — киллершу? Вроде тут все ясно — надо просто-напросто прочесать все близкое окружение Зыряна — и тут же будет все ясно. Да вот только фигушки. Зырян жил бирюком, все его близкое окружение — это телохранитель. Если б была около него та баба — я бы об этом знала. Скорее всего, он ее просто прятал ото всех. Тут же возникает вопрос — что с ней не так? Ведь были же какие — то причины, по которым Зырян не захотел на ней жениться — и скрывал отношения. Но какие же? Косая, рябая и хромая — это все равно гораздо больше того, что заслуживал Зырян. Слабоумная — вряд ли. Хватило же у нее ума перевести стрелки на меня. Вопрос, каким образом она стащила мой пистолет, я мудро опустила. Чувствовало мое сердце, что это я узнаю только тогда, когда найду девицу.
   Ох, задача из области — пойди туда, не знаю куда. Надо опросить его бывших особо приближенных — и я даже знаю кого. Козырь — он скорее всего сейчас станет смотрящим после Зыряна, до него не добраться. Скорее всего что — то могут знать Пономарь, Михей и Стадник. Вот только чует мое сердце, что не дадут они мне интервью. Скорее пулю в лоб. А я молода, почти красива и все такое. Да и Бакс сиротой останется.
   Бо-оже…
   Что ж мне делать — то?
   Тут Бакс завозился в рюкзаке, высунул мордочку и громко, с видимым страданием в вытаращенных глазах, мяукнул. Я обмерла.
   Вот черт!
   Моему дармоеду срочно потребовалось на горшок. Схватив рюкзак с котом в охапку, я выскочила на перрон и огляделась. Не так уж и далеко, у края платформы виднелись чахлые кустики. Вот к ним — то я и направилась. Тут на путях с лязгом и шипением стала тормозить электричка, и Бакс взбесился. Мой котеночек, впадающий в истерику при звуке включенного фена, испытание электричкой перенести решительно не смог. Он взвыл дурным голосом и с ошалелым видом ринулся прочь из рюкзака. Я в полете успела словить его за хвост, однако он молниеносно извернулся, полоснул меня когтями по руке и в мгновение ока скрылся в тех самых кустиках у края платформы.
   Я посмотрела на капающую из царапин кровь, быстренько отчитала ее и злобно сказала вслед коту:
   — Все, гад, ты достукался. Вот тут и оставайся!
   — Мяу? — ветер донес из кустиков вопросительно — страдальческий голос Бакса.
   Я демонстративно показала ему фигушку, развернулась и наткнулась на старичка. Крепенького такого, килограмм под девяносто, и в черных очках.
   — Люди добрые! — жалобно взывал он, стоя в двух шагах от меня. — Помогите Христа ради, доведите слепого до поезда!
   Добрые люди косились на него и ускоряли шаг.
   «Вот гады!» — злобно подумала я, схватила деда под руку и заботливо спросила:
   — Вам, дедушка, на эту электричку?
   — К пятому вагону! — потребовал он.
   К пятому так к пятому… Потихонечку, не торопясь, мы двинулись в путь. Дедок всю дорогу кряхтел, постанывал и хватался за сердце. Наконец мы зашли в нужный вагон, я шустренько заняла единственное свободное местечко и потянула дедка за руку:
   — Садитесь, я вам тут место заняла.
   И тут милый дедок железной рукой отшвырнул меня на это самое место. В полете я слегка промахнулась и наткнулась бедром на перекладину, было оч больно. А дедок сложил одну руку на объемистом брюшке, вторую протянул и зычным голосом возвестил:
   — Люди добрые, помогите слепому — кто сколько может!
   И тут весь вагон на меня — сообщницу побирушек — ка-а-ак глянул!
   — Извините, — пристыжено пискнула я и опрометью ринулась на перрон.
   Мне было как — то нехорошо на душе. Вот так и делай добро людям!
   Около входа на вокзал меня остановил какой — то мужик лет сорока.
   — Стой, коза! — велел он, хватая меня за руку.
   — Вы как со мной разговариваете? — холодно взглянула я на него.
   — Поговори мне тут! — жестко прикрикнул он. — А ну, говори живо — давно в паре с Бориской работаешь?
   — Бориска — это простите кто? Не этот ли? — я ткнула в вагон электрички, откуда только что с позором сбежала.
   — Этот, этот.
   — Разбирайтесь меж собой сами, — раздельно проговорила я. — А того дедка я просто проводила по его просьбе до вагона, кто ж знал что он побирушка?
   — А ну, пошли разберемся! — непререкаемым тоном велел он.
   — Никуда я вами не пойду! — возмутилась я.
   — Ты чего, коза, возникать вздумала? — рявкнул он.
   Я набрала воздух в легкие и закричала:
   — Мили-иция!
   Два мента, дежуривших на платформе, тут же побежали ко мне.
   — Ну, коза, еще раз тебя увижу тут — закопаю! — злобно сказал мужик и исчез в толпе.
   — Что случилось? — тут как раз и менты подбежали.
   — Да какой — то мужик приставал, — уныло сказала я.
   — Как выглядит? — требовательно спросили они.
   — Да все равно его теперь уж не найдешь, — вздохнула я. — Спасибо ребята, если б он не увидел что вы ко мне на выручку спешите — так непонятно чем бы еще и кончилось…
   Об ноги кто — то потерся, я посмотрела вниз — мой дармоед смотрел на меня самыми честными и жалобными в мире глазами.
   — Ладно, фиг на тебя, — вздохнула я и сунула его в рюкзак.
   Жизнь совсем повернулась ко мне черной стороной.
   Вот и все. Вокзал недолго был альтернативой родному дому. Аборигены меня махом депортировали. Куда ж идти — то, люди?
   В полном расстройстве я вышла с вокзала в город и побрела по тротуару, держа рюкзак в руке. Бакс, чувствуя трагичность момента, молча таращил на меня желтые глазищи. Ну и куда ж мне идти?

Мир не без добрых людей, или как я поселилась в публичном доме

   Я нашла пристанище!!!
   И вы не поверите где!!!
   В двух шагах от собственного дома, в вертепе разврата — у Ирки Глухаревой! Мать узнает — проклянет и отречется от меня. Мда… Как бы это до нее донести, что б наверняка?
   В общем, бродила я с утра, бродила, и наконец в мою голову закралась мысля — что мне нужно осесть у человека, который мне захочет помочь, но с которым я оч. давно не общалась. Которого даже и проверять никто не вздумает — там я или не там. В общем, только я пришла к этому выводу, как меня озарило — Ирка Глухарева!!!
   Мы знакомы — как — никак сколько лет проучились в одном классе. Мы не виделись после школы одиннадцать лет. Никто и не подумает на нее, идеальный вариант! И к тому же единственный.
   Я еще немного поколебалась — идти или нет? Сдать ведь может. Однако в памяти всплыли школьные годы и я вспомнила — стукачкой Ирка сроду не была.
   Когда Колька Ващекин разбил на перемене стекло, учительница сцапала Глухареву как свидетельницу и потащила на допрос. Да не тут — то было. Ирка, умница и отличница, махом прикинулась олигофренкой. Молча стояла, тупо пялясь на портрет Ильича на стене и бессмысленно улыбалась. Так от нее никто ничего и не добился. Хотя по совести, так Ващекина ей сам бог велел сдать — тот накануне закинул ее ранец на ветку березы, еле достали.
   Или вот другой случай. В восьмом классе мы однажды удрали с химии. Просто потому что была весна, чудесная погода, а химия была последним уроком и мы не захотели на нее тратить свои бесценные молодые годы. Ирка тогда была старостой, и она долго металась между нами, уговаривая нас не делать этого. Однако мы все же забили на ее уговоры и удрали. Глухарева осталась, и когда пришла химичка, с серьезным видом объяснила ей что Анька Смирнова ногу то ли вывихнула, то ли сломала, но наш дружный класс не смог смотреть на ее страдания и понес ее домой. А она, Ирка, осталась — чтобы, значит, предупредить об этом учительницу, дабы та сгоряча не наставила нам за прогулы цвайки.
   В общем, в школьные годы Глухарева была молодцом. Не знаю как она сейчас — да только выбора — то у меня все равно нет!
   Придя к такому выводу, я скромненько, как все люди, уселась на автобус и поехала к Ирке. Около ее дома я украдкой посмотрела в сторону рощи — мой дом за ней вроде стоял. Ну не взорвали — и слава Богу.
   Ирка не открывала долго. Мне деваться было некуда, и потому я упорно вдавливала кнопку звонка. И я уж было совсем пала духом, когда за дверью послышалось злобное рычание:
   — Кто там ???
   — Я-ааа, — проблеяла я.
   — Я — это кто? — снова рявкнули за дверью.
   — Потемкина, — с укором призналась я. — Ты ж сама звала в гости, а теперь кричишь на меня!
   Дверь с лязгом распахнулась и Ирка, всклоченная и в одной ночной рубашке с недоумением воззрилась на меня.
   — Потемкина?
   — Да я в черный цвет покрасилась, я это, я! — торопливо пояснила я ей.
   — Сроду б не признала, — покачала она головой. — Ну заходи, раз уж пришла.
   Я зашла, а Ирка принялась закрывать дверь, ворча при этом:
   — Эх, Магдалина, что б тебе дети так делали! Я ж только спать легла!
   — Так ведь одиннадцать утра! — пискнула я, слегка обескураженная таким приемом.
   — А народ я только в восемь рассчитала! — страдальчески поморщилась она. — Ты иди на кухню, не стой столбом.
   Я мышкой шмыгнула в направлении ее руки и скромненько уселась на табуретке. Ой, похоже я совсем — совсем не вовремя. Значит, меня попрут…
   Глухарева, держась за поясницу и громко охая, плотно прикрыла дверь кухни и принялась готовить немудреный завтрак — чай и бутерброды с колбасой.
   Бакс, почуяв запах, встрепенулся и выбрался из рюкзака.
   — Мяв! — сказал он, со значением глядя на Ирку.
   — Эт кто? — оторопела она.
   — Да дармоед мой, — вздохнула я.
   — А, ну тогда конечно, — кивнула она, погладила кота по голове и отрезала ему колбаски.
   — Я по делу, Ир, — призналась я.
   — Говори, — кивнула она.
   — У меня проблемы. Надо перекантоваться, примешь? Я не просто так, нахлебницей, я тебе денег дам сколько скажешь и обряды проведу какие хочешь.
   Я выпалила это на одном дыхании и уткнулась взглядом себе к кружку. Я очень не люблю и не умею кого — то просить об одолжении. Язык не поворачивается, и чувствую себя при этом — хуже некуда.
   Ирка молча сжевала бутерброд, после чего велела:
   — А чего за проблемы? Ты хоть расскажи, чтобы знать, подо что подписываюсь.
   — Логично, — кивнула я и все ей подробно выложила. И про Зыряна, и про бабу его, и про то, что Толик обещался непременно намотать мне кишки на уши.
   Ирка громко ахала в продолжении рассказа, глядя на меня с некой материнской жалостью.
   — Вот, в общем, из дома я свалила, и надо где — то остановиться, пока я не найду ту бабу, которая Зыряна кирдыкнула, — закончила я наконец свое повествование.
   — Вот ты влипла, — покачала Ирка головой.
   — И не говори, — уныло поддакнула я. — Ну, ничего от тебя не утаила, что скажешь?
   — А что сказать? — рассудительно ответила она. — Все равно идти тебе больше некуда. Давай подумаем, как меня обезопасить на случай твоего провала — и живи, мне — то что.
   — Ну, во-первых — давай я тебе сделаю очень крепкую охранку на год, — предложила я.
   — Магдалин, работы сейчас нет, и десяти часов за ночь не делаем, — покачала она головой. — Заманчиво, конечно, но даже со скидкой для меня такое дорого.
   Ирка лукавила, по глазам было видно. Ведь наверняка она помнила — я ей только что пообещала любые обряды в обмен на приют. Нахлебницей сроду не была и начинать в мои года уже поздно. Может, ждет, что я подтвержу ей свои слова? Так без проблем!
   — Считай этот обряд взносом за квартиру, — хмыкнула я.
   — И как он работает? — немедленно оживилась она.
   Я отпила чая и пояснила:
   — Ну, допустим, выследит меня Толик и приедет сюда. Так вот, мне — то он кишки конечно без проблем на уши намотает, а вот тебе он и захочет — да ничего не сделает. Рука не поднимется.
   — Прямо так и намотает? — поперхнулась она чаем.
   — Намотает, — уверила я ее. — Толик — он такой, настоящий мужчина! Сказал — значит точно сделает.
   Ирка с жалостью посмотрела на меня. Наверняка представила развешанные на моих ушах кишки.
   — Только имей в виду — у меня тут офис, — сказала она наконец. — Половина девчонок живет тут. Могут и сболтнуть про тебя кому не надо по глупости.
   — Ой, — поежилась я, — а они как вообще из себя? Наверно все пальцы гнут?
   — Да с чего бы это? — пожала она плечами. — Половина из деревни, все милые и славные, только вот в жизни не повезло. Я вот думаю — может скажем что ты моя новая девочка?
   Я в полном офигении уставилась на нее.
   Не, я конечно девушка либеральная, если мой лучший друг решит однажды что он голубой — флаг ему в руки! Здороваться с ним я от этого не перестану — если только он не начнет на моих парней засматриваться. Ирка вон — фирму девушек по вызову держит — и никаких отрицательных эмоций у меня это не вызывает. Она как была человеком в школе — так человеком и осталась, сразу видно. Но самой? В девочки по вызову? Не, профессия конечно романтическая, было б что на старости лет вспомнить, однако я совершенно не чувствовала призвания к ней.
   Мне стало дурно.
   — В проститутки — не пойду! — непреклонно заявила я.
   — Да кто ж тебя заставляет на заказы — то ездить! — всплеснула она руками. — Старая ты, Магдалина, кто ж тебя брать будет!
   — Что значит старая? — возмутилась я, обиженная до глубины души. Дожилась — в проститутки по конкурсу не прошла! Нет, не то чтобы очень хотелось, однако сам факт!
   — У нас двадцатипятилетних — то берут с трудом, всем соплюшек надо, а нам с тобой уж под тридцатник! — пояснила она.
   — Тем более, — пробурчала я. — Девчонки твои тоже не дуры, скоро начнут задумываться — а что ж это за новая сотрудница, которая на самом деле не работает? И чего это ты такая добрая и не выгоняешь ее?
   — Логично, — была вынуждена признать Ирка. — Но тогда — что?
   — Давай я буду у тебя домработницей, что ли? — предложила я.
   — Девчонки сами убираются, по графику. И также начнут задавать вопросы, чего это я такая добрая и решила для них нанять домработницу, — спокойно возразила она.
   — Много их тут у тебя живет?
   — Сейчас — трое. Разбегаются девчонки, все на север за длинным рублем уехали, а так может и больше будет. У меня квартира четырехкомнатная, роту селить можно.