Стурлусон Снорри. Круг Земной

   Многие другие поддержали эту речь. Конунг сказал, что и он предпочитает сразиться с таким войском, какое ему удастся собрать. Так и было решено. И конунг велел вырезать ратную стрелу и разослать ее во все стороны, чтобы собрать возможно больше войска. Тогда сказал Эгиль Шерстяная Рубашка:
   – Я одно время боялся, что из-за этого долгого мира я умру на своей соломенной постели от старости. Но я бы предпочел пасть в битве, сражаясь в войске моего вождя. И теперь, может быть, так и случится.

XXIV

   Сыновья Эйрика поплыли на север к мысу Стад, как только выдался попутный ветер. И когда они обогнули Стад, им стало известно, где Хакон конунг, и они поплыли ему навстречу. У Хакона было девять кораблей. Он расположился под скалой Фредарберг в проливе Феэйарсунд, а сыновья Эйрика расположились к югу от скалы. У них было больше двадцати кораблей. Хакон конунг послал к ним гонца с предложением сойти на берег и с сообщением, что он разметил орешниковыми жердями поле боя на Растаркальве. Там было ровное и большое поле, а над ним – длинный и невысокий холм. Сыновья Эйрика сошли с кораблей, пошли к северу через хребет с внутренней стороны скалы Фредарберг и вышли на поле Растаркальв. Тут Эгиль попросил Хакона конунга дать ему десять человек и десять знамен. Конунг так и сделал. Тогда Эгиль со своими людьми пошел к холму и поднялся на него, а Хакон вышел на поле со своим войском. Он велел поднять знамена и построиться и сказал:
   – Построимся побольше в длину, чтобы они не смогли окружить нас, даже если у них больше войска.
   Так и сделали, и грянула битва, жаркая и ожесточенная. А Эгиль велел поднять те десять знамен, которые у него были, и приказал людям, которые их несли, подойти возможно ближе к гребню холма и держаться подальше друг от друга. Они так и сделали и поднялись почти до гребня холма, как будто они хотели напасть с тылу на войско сыновей Эйрика. Те, кто стояли сзади всех в войске сыновей Эйрика, увидели, что много знамен виднеются над гребнем холма и быстро движутся, и решили, что за знаменами идет большое войско, которое хочет зайти им в тыл и отрезать их от кораблей. Поднялся страшный крик. Каждый сообщал другому, что происходит. Тут началось бегство. Когда конунги увидели это, они тоже обратились в бегство. Хакон конунг и его войско бежали за ними по пятам и перебили много народу.

XXV

   Когда Гамли сын Эйрика поднялся на хребет над скалой, он оглянулся и увидел, что их преследует только то войско, с которым они раньше сражались, и что все это – только военная хитрость. Тогда Гамли конунг велел трубить сбор и поднять знамена и построил войско. И все норвежцы построились, а датчане бежали к кораблям. И когда. Хакон конунг подошел со своим войском, снова разгорелась ожесточенная битва. Но теперь у Хакона конунга было больше войска. Дело кончилось тем, что сыновья Эйрика бежали. Они пустились на юг с хребта, а часть их попятилась на юг на скалу, и Хакон конунг преследовал их. К востоку от хребта там ровное поле, а на западе хребта – скала и крутой обрыв. Люди Гамли попятились на скалу, и Хакон конунг так отважно наступал на них, что он многих убил. Другие прыгали на запад со скалы и тоже были убиты. Конунг не прекратил преследования, пока все до последнего не были мертвы.

XXVI

   Гамли сын Эйрика тоже побежал с хребта на равнину к югу от скалы. Тут Гамли конунг еще раз повернулся лицом к нападавшим и стал сражаться. К нему примкнули другие. Подошли и все братья с большими дружинами. Эгиль Шерстяная Рубашка вел тогда людей Хакона и нападал ожесточенно. Они обменялись ударами меча с Гамли. конунгом. Гамли конунг был тяжело ранен, а Эгиль пал в битве, и много народу вместе с ним. Тут подошел Хакон конунг с теми воинами, которые следовали за ним, и снова закипела битва. Хакон конунг снова стал ожесточенно наступать и рубил направо и налево, и разил одного за другим. Гутхорм Синдри говорит так:

 
И когда пред стягом
Князь в стенанье стали
Шёл, бежали с поля
В ужасе дружины.
Был вождю не нужен
В сече щит: в избытке
Наделён он ветром
Гейррёдовой дщери.^[148]
 

   Сыновья Эйрика видели, как их люди падают вокруг них, и они пустились к своим кораблям. Но те, которые раньше бежали на корабли, уже оттолкнули корабли от берега, а некоторые корабли сидели на мели из-за отлива. Тогда все сыновья Эйрика и те, кто были с ними, бросились вплавь. Тут погиб Гамли сын Эйрика, а другие его братья доплыли до кораблей. Они пустились прочь с остатками своего войска и направились на юг в Данию.

XXVII

   Хакон конунг велел вытащить на берег те корабли сыновей Эйрика, которые сидели на мели. Затем Хакон конунг велел положить Эгиля Шерстяная Рубашка и всех людей своего войска, которые пали в битве, на корабль и засыпать его землей и камнями. Хакон конунг также велел положить убитых на другие корабли, вытащенные на берег. Эти курганы еще видны к югу от скалы Фредарберг. Когда позднее Глум сын Гейри в своей висе радовался гибели Хакона конунга, Эйвинд Погубитель Скальдов сочинил такую вису:

 
Прежде кровью Гамли —
Взыграл дух в героях —
Князь распорки пасти
Фенрира окрасил.
И отправил братних
Сынов восвояси.
Ныне ж всех в унынье
Смерть вождя повергла.
 

   Высокие намогильные камни стоят у кургана Эгиля Шерстяная Рубашка.

XXVIII

   Когда конунг Хакон Воспитанник Адальстейна пробыл конунгом двадцать шесть лет после бегства Эйрика, его брата, из страны, случилось однажды, что Хакон конунг был в Хёрдаланде и давал пир в Фитьяре на острове Сторд. При нем была его дружина и много бондов, которых он пригласил. И вот когда конунг сидел за утренней едой, дозорные увидели, что множество кораблей плывет с юга и что они уже недалеко от острова. Тогда люди стали говорить друг другу, что надо предупредить конунга о приближении вражеской рати. Никто, однако, не решался взять это на себя, так как конунг наказывал всякого, кто поднимал ложную тревогу. Но не предупредить конунга тоже казалось невозможным. Тогда кто-то из них вошел в дом и попросил Эйвинда сына Финна поскорее выйти, сказав, что это крайне необходимо. Эйвинд вышел, и когда он подошел туда, откуда были видны корабли, он сразу же понял, что это большая вражеская рать. Он вернулся поспешно в дом, предстал перед конунгом и сказал:
   – Краток час плывущего по морю, но долог час еды.
   Конунг посмотрел на него и сказал:
   – В чем дело?
   Эйвинд сказал:

 
Вижу, рвутся в битву —
Теперь не до пира —
Эйриковы мстители
Кровавой Секиры.
Печась о вашей чести
Весть худую, княже,
Смел я молвить. В деле
Мы сталь испытаем.
 

   Конунг сказал:
   – Ты такой хороший человек, что ты не сообщил бы мне вести о войне, если бы эта весть не была правдива.
   И конунг велел убрать стол. Он вышел и увидел корабли. Он понял, что это боевые корабли. Он стал обсуждать со своими людьми, что делать – сражаться, довольствуясь теми силами, что у них были, или садиться на корабли и уплывать на север. Он сказал:
   – Ясно, что мы теперь будем сражаться, несмотря на большое численное превосходство на их стороне. Впрочем, нам часто случалось намного уступать в силе, когда мы сражались с сыновьями Гуннхильд.
   Люди не пришли ни к какому быстрому решению. Тогда Эйвинд сказал:

 
Славному на север
Было бы постыдно
Уводить медведя
Волн. Так полно медлить!
Вот путём китовым
С юга Харальд струги
Гонит. Крепче в сече
Тёс сражений стиснем!
 

   Конунг ответил:
   – Это сказано так, как подобает мужу и мне по нраву. Но я хотел бы услышать, что другие скажут по этому поводу.
   И так как людям казалось, что они понимают, чего хочет конунг, то многие сказали, что предпочитают умереть со славой, нежели бежать от датчан, не сражаясь, и что не раз они одерживали победу, когда у них было меньше войска. Конунг поблагодарил их за такие слова и велел вооружиться. Они так и сделали. Конунг надел на себя кольчугу, опоясался мечом Жернорезом, надел на голову позолоченный шлем, взял в руки копье и щит. Затем он построил свою дружину, а также бондов, и велел поднять знамена.

XXIX

   Харальд сын Эйрика был теперь предводителем братьев после гибели Гамли. Братья привезли с собой с юга из Дании большое войско. В их войске были также братья их матери – Эйвинд Хвастун и Альв Корабельщик. Они были люди могучие и отважные и перебили много народу. Сыновья Эйрика подплыли на своих кораблях к острову, сошли на берег и построили свое войско. Говорят, что перевес на стороне сыновей Эйрика был настолько велик, что шесть человек приходилось на одного.

XXX

   Вот Хакон конунг построил свое войско, и люди говорят, что он снял с себя кольчугу перед тем, как началась битва. Эйвинд Погубитель Скальдов так говорит в Речах Хакона:

 
Видели, как Бьёрнов
Брат прехрабрый
Стоял под стягом
В ратных доспехах.
Склонялись древка,
Дрот резал воздух,
И грянула битва.
Мужей рогаландских
И халейгов кликнул
В битву яростный
Ярлов убийца.
С доброй дружиной
Устрашитель данов
Пришел на сечу
В блестящем шлеме.
Сбросил доспехи,
Броню скинул долу
Вождь норвежский
И в битву ринулся.
Смеялся с дружиной,
Страну защищая.
Весел стоял он
Под златым шлемом.
 

   Хакон конунг тщательно отбирал людей в свою дружину по их силе и отваге, как это делал и Харальд конунг, его отец. В ней был Торальв Могучий, сын Скольма. Он шел рядом с конунгом. У него были шлем и щит, копье и меч, который звался Фетбреид. Говорили, что они с Хаконом были одинаковой силы. Торд сын Сьярека так говорил в драпе, которую он сочинил о Торальве:

 
И ринулась рьяно
В спор секир у Сторда
Рать в пыли сраженья
Храбрых сучьев сечи.
Там метатель змеек
Звона Меньи солнца
Балки зыби^[149] бился
С конунгом бок о бок.
 

   Когда войска сошлись, разгорелась ожесточенная и смертоубийственная битва. Когда люди метнули свои копья, они начали рубить мечами. Хакон конунг и рядом с ним Торальв шли перед знаменем и рубили на обе стороны. Эйвинд Погубитель Скальдов говорит так:

 
Вздымалась сталь
В длани владыки,
Секла, словно воду,
Одежды Вавуда.
Копья трещали,
Щиты разлетались,
Мечи скрежетали
О черепа героев.
Острые стопы
Клинков топтали
Для Тюра злата
Тарчи и головы.
Был гром на бреге.
Кровью конунги
Красили светлые
Земли лезвий.
 

   Хакона конунга было легко заметить издали, легче, чем других людей. Шлем его блистал, когда его освещало солнце. Поэтому на Хакона многие нападали с оружием. Тогда Эйвинд сын Финна взял шапку и надел ее на шлем конунга.

XXXI

   Эйвинд Хвастун громко закричал:
   – Прячется что ли конунг норвежцев или он бежал? Куда делся золотой шлем?
   Эйвинд и с ним его брат Альв шли вперед и рубили на обе стороны, и были как одержимые или помешанные. Хакон конунг крикнул громко Эйвинду:
   – Прямо держи, если хочешь встретиться с конунгом норвежцев.
   Эйвинд Погубитель Скальдов говорит так:

 
К войску, а не к злату
Милостив, властитель
Пляса Христ советом
Хвастуна наставил:
«Держи прямо, Гримнир
Корыта кормила,
Коль с владыкой клада
В сече ищешь встречи».
 

   Немного прошло времени, и Эйвинд подошел и занес свой меч над конунгом. Но Торальв толкнул его щитом, и Эйвинд оступился, а конунг схватил обеими руками меч Жернорез и нанес Эйвинду удар по шлему, и рассек шлем и голову до самых плеч. Тут Торальв сразил Альва Корабельщика. Эйвинд Погубитель скальдов говорит так:

 
Знаю, житель клети
Весла невеликий
Пострадал от острой
Искры визга стали.
Славный недруг данов
Мечом золоченым,
Тополь вепря Али,
Колол кудрей скалы.^[150]
 

   После того как оба брата были сражены, Хакон конунг стал так рьяно продвигаться вперед, что все от него шарахались. Страх охватил войско сыновей Эйрика, и началось бегство. Хакон конунг был в голове своего войска и преследовал бегущих по пятам, и наносил удар за ударом. Тут пущенная кем-то длинная стрела вонзилась в руку Хакону конунгу, она попала в мышцу пониже плеча. Многие рассказывают, что слуга Гуннхильд по имени Киспинг пробежал в толчее, крича «дорогу убийце короля!», и пустил длинную стрелу в Хакона конунга. Но другие говорят, что никто не знает, кто пустил эту стрелу, и это вполне возможно, потому что стрелы, копья и всякого рода метательное оружие летели так густо, как снежные хлопья в метель.
   Множество людей из войска сыновей Эйрика пало на поле битвы, а также по дороге к кораблям и на берегу, и множество бросилось в море. Многие добрались до кораблей, в том числе все сыновья Эйрика, и они сразу же пустились прочь, а люди Хакона – за ними. Торд сын Сьярека говорит так:

 
Первым недруг мира
Шел везде – так должно
Биться! – долгой жизни
Вождю все желали.
Грянул бой, лишь рати
Сын Гуннхильды двинул,
Мот несметных кладов,
И сгинул воитель.
Полк усталый, в ранах,
На стругах крепкогрудых
Ушел, но немало
В поле их осталось.
Велик дух у брата
Волка – возле князя
Ньёрд могучий сечи
Дрался в песне стали.
 

XXXII

   Хакон конунг взошел на свою ладью и дал перевязать свои раны. Кровь лилась из них так сильно, что не могли ее остановить. Когда день подошел к концу, конунг совсем обессилел. Он сказал, что хочет поехать на север в Альрекстадир, в свое поместье. Но когда они доплыли до Скалы Хакона,^[151] они пристали к берегу. Конунг был при смерти. Он позвал к себе своих друзей и сказал им, как он хочет распорядиться своим государством. Из детей у него была только дочь, которую звали Тора, но ни одного сына. Он велел послать к сыновьям Эйрика и сказать им, что они должны быть конунгами над страной, но он поручал им своих друзей и родичей.
   – Если же мне будет суждено остаться в живых, – сказал он, – то я бы хотел уехать из страны к христианам и искупить свои прегрешения перед богом. Если же я умру здесь в языческой стране, то похороните меня, как вам нравится.
   Вскоре после этого Хакон конунг умер на той самой скале, на которой он родился. Скорбь о смерти Хакона была так велика, что и друзья и враги оплакивали его и говорили, что такого хорошего конунга никогда больше не будет в Норвегии. Его друзья перевезли его тело в Сэхейм в северном Хёрдаланде. Они насыпали там большой курган и положили в него конунга в полном вооружении и в лучшей одежде, но без другого добра. На его могиле сказали то, что по языческому обычаю говорят, провожая в Вальгаллу. Эйвинд Погубитель Скальдов сочинил песнь о смерти Хакона конунга и о том, как его встретили в Вальгалле. Эта песнь называется Речи Хакона, и вот ее начало:

 
Послал Высокий
Гёндуль и Скёгуль
Избрать достойного
Из рода Ингви.
Кому жить в Вальгалле,
В воинстве Одина.
 
 
Горели в ранах
Зарева брани.
Жала железные
На жизнь покушались,
Капли сечи шипели
На поле копий,
Стрел потоки
 
 
Струились по Сторду.
Багрец пролился
Под небом окружья,
Бурей Скёгуль несло
Каемчатый облак.
Волны стрел ревели
В вихре Одина,
Залил ручей лука
Великие рати.
 
 
Сидели мужи,
Потрясая сталью,
Пробиты кольчуги
И щиты посечены.
Угрюмы лица
Героев, но ждали
Их палаты Вальгаллы.
 
 
Рекла им Гёндуль,
На копье опираясь:
«Вам великая доля!
Ибо Хакона боги
К себе призывают
Со всем его войском».
 
 
Конунг услышал
Речи валькирий,
Премудры их замыслы.
На конях сидели
Шлемоносные девы
И щиты держали.
 
 
– Неправо ты сечу, – сказал Хакон, —
Судила, Скёгуль!
Мы ль не достойны победы в битве?
– Но мы за тобой, – сказала Скёгуль,—
Оставили поле.
И враг твой повержен.
 
 
– Теперь мы поскачем, —
Слово молвила Скёгуль, —
К богам по зеленому долу,
Расскажем Одину,
Что скоро властитель
Сам пред ним предстанет.
 
 
– Хермод и Браги,
Встречайте героя. —
Рек Хрофтатюр,^[152] —
Ведь конунг, видом
Подобный витязю,
Сюда путь держит.
 
 
Воитель молвил,
Он с битвы явился,
Весь покрытый кровью:
– Уж очень недобрым
Мнится нам Один,
Нам нрав его страшен.
 
 
– Ты здесь с эйнхериями
В мире пребудешь.
Мед от богов прими!
Ярлов недруг,
У нас обретешь
Восемь братьев, – рек Браги.
 
 
– Наши доспехи,
– Рек добрый конунг, —
Службу еще сослужат,
Каждому ратнику
Должно беречь
С честью копье и кольчугу.
 
 
И стало видно,
Что, как подобает,
Конунг чтил святилища,
Ибо радостно
Приняли Хакона
К себе всеблагие боги.
 
 
В добрый день
Родился конунг
Столь доблестный духом.
И всевечно
Время Хакона
Станут славить люди.
 
 
Прежде пройдет,
Порвав оковы,
Фенрир Волк по землям,
Нежели равный
Хакону конунг
Его место заступит.
 
 
Мрут стада,
Умирают родичи,
Пустеют долы и домы,
С тех пор как пришел
К Одину Хакон,
Народы многие попраны.
 

Сага о Харальде Серая Шкура
(Haralds saga gr?feldar)

I

   После смерти Хакона конунга Норвегией стали править сыновья Эйрика. Из них Харальд пользовался наибольшим почетом. Он был старшим из тех, кто оставался в живых. Гуинхильд, их мать, много вмешивалась в управление страной. Ее называли Матерью Конунгов. В стране были тогда такие правители: Трюггви сын Олава на востоке страны, Гудрёд сын Бьёрна в Вестфольде, Сигурд, хладирский ярл, в Трандхейме. А сыновья Гуннхильд правили серединой страны. В первую зиму сыновья Гуннхильд сносились через гонцов с Трюггви и Гудрёдом, и было договорено, что Трюггви и Гудрёд получат от сыновей Гуннхильд такую же часть государства, какую они раньше получили от Хакона конунга.
   Одного человека звали Глум сын Гейри. Он был скальдом Харальда конунга и очень доблестным мужем. Он сочинил такую вису после смерти Хакона:

 
Мстя за брата в рати,
Пролил кровь на славу
Харальд. Тьма героев
Там лежать осталась.
Дал напиться волку
Хаконовой крови
Грозный князь. В заморье
Вы сталь обагряли.
 

   Эта виса всем очень понравилась, но когда Эйвинд сын Финна узнал об этом, он сочинил вису, о которой было сказано раньше. Эта виса тоже пользовалась успехом. Но когда Харальд конунг узнал об этом, он счел Эйвинда заслуживающим смертной казни. Друзья того и другого помирили их тем, что Эйвинд должен был стать его скальдом, как он раньше был скальдом Хакона конунга. Они были близкими родичами, так как матерью Эйвинда была Гуннхильд, дочь ярла Хальвдана, а ее матерью была Ингибьёрг, дочь конунга Харальда Прекрасноволосого. Эйвинд сочинил тогда вису о Харальде конунге:

 
Длань в тот день не дрогнула,
Стража Хёрдаланда,
Когда били стрелы
В грудь и луки гнулись.
Знаю, как, железом
Звеня остролезым,
Утолял ты в поле
Голод волка, Харальд.
 

   Сыновья Гуннхильд сидели большей частью в середине страны, так как жители Трандхейма и Вика казались им ненадежными – они были самыми верными друзьями Хакона конунга и в этих частях страны было много могущественных людей. Люди старались помирить сыновей Гуннхильд с Сигурдом ярлом, так как сыновья Гуннхильд не получали никаких податей из Трандхейма, и в конце концов они помирились, конунги и ярл, и дали друг другу клятвы. Сигурд ярл должен был получить от них такую же власть в Трандхейме, какую он раньше имел от Хакона конунга. Итак, можно было считать, что они помирились.
   Все сыновья Гуннхильд слыли скупыми, и говорили, что они закапывают сокровища в землю. Об этом Эйвинд Погубитель Скальдов сочинил такие висы:

 
Было время, скалы
Сокольи мы просом
Хрольва украшали
При Хаконе, воин.
Ныне ж помол Меньи
Враг норвежцев в чреве
Матери властителя
Мьёлльнира запрятал.
 
 
Были дни, у скальдов
Солнце волн сияло
На горах опоры
Хрунгнира при Хаконе.
Ныне солнце дола
Ресниц Фуллы в теле
Матери Вингтора
Всесильные скрыли.^[153]
 

   Услышав об этих висах, Харальд конунг вызвал Эйвинда к себе. Когда Эйвинд явился к нему, Харальд стал упрекать его и назвал его своим недругом.
   – Не подобает тебе, – сказал он, – проявлять неверность ко мне. Ведь ты на моей службе.
   Тогда Эйвинд сказал вису:

 
Одному владыке
Прежде был я предан.
Стану ли под старость
К третьему стремиться?
К вашей гриди, княже,
Я пристал. Не стану
Играть двумя щитами.^[154]
Клонит старость скальда.
 

   Харальд конунг потребовал, чтобы ему было предоставлено решение их дела. У Эйвинда было большое и красивое золотое обручье, которое называлось Мольди. Оно было когда-то давно выкопано из земли. Конунг сказал, что хочет это обручье, и Эйвинду пришлось отдать его. Он сочинил тогда такую вису:

 
Знать, для нас попутным
Будет твой, владыка
Оленя долины
Сети, ветер Феньи,
Раз, державный княже,
У скальда вы взяли
Ложе рыбы рытвин,
Наследие предков.^[155]
 

   Эйвинд поехал тогда домой, и не рассказывается, чтобы он после этого еще раз встретился с Харальдом конунгом.

II

   Сыновья Гуннхильд приняли христианство в Англии. Когда они, однако, пришли к власти в Норвегии, им не представлялось возможности крестить людей в стране. Но они всюду, где только могли, разрушали капища и мешали жертвоприношениям, чем вызывали ненависть к себе. В их дни кончилось благоденствие в стране, ибо конунгов было много, и у каждого была своя дружина. Им нужно было много средств на содержание, и они были очень алчными. Они не очень соблюдали законы, которые ввел Хакон конунг, разве что эти законы были им на руку. Они все были мужами красивыми, сильными и статными и владели разными искусствами. Глум сын Гейри так говорит в драпе, которую он сочинил о Харальде сыне Гуннхильд:

 
Дюжиной умений
Дробитель гордился
Драконьей перины,
Меж вождей первейший.
 

   Часто братья жили вместе, но иногда каждый из них жил сам по себе. Они были жестоки и отважны, очень воинственны и обычно одерживали победу.

III

   Гуннхильд, мать конунгов, и ее сыновья часто совещались и обсуждали управление страной. Однажды Гуннхильд спрашивает своих сыновей:
   – Как вы думаете распорядиться Трандхеймом? Вы носите сан конунга, как носили ваши предки, но у вас мало приверженцев и владений, и вам приходится делить их между собой. В Вике на востоке правят Трюггви и Гудрёд, и у них есть на то известное право в силу их происхождения, но Сигурд ярл правит всем Трандхеймом, и я не знаю, какая необходимость для вас позволять одному ярлу править такой большой частью вашего государства. Мне кажется странным, что вы каждое лето ходите в викингские походы в чужие страны и позволяете ярлу в вашей собственной стране владеть вашим отцовским наследством. Малостью показалось бы Харальду, твоему деду, чье имя ты носишь, лишить какого-то ярла владений и жизни, когда он завоевывал всю Норвегию и потом правил ею до самой старости.
   Харальд говорит:
   – Лишить Сигурда ярла жизни не так просто, как зарезать козленка или теленка. Сигурд ярл могущественного рода, у него много родичей и друзей, и он умен. Если он узнает, что мы замышляем что-то против него, то, как я подозреваю, все трандхеймцы станут на его сторону. И нам тогда надо ожидать только плохого. Думается мне, что ни одному из нас, братьев, не поздоровится от трандхеймцев.
   Тут Гуннхильд говорит:
   – Тогда мы должны действовать совсем иначе и пока ничего не предпринимать. Вы, Харальд и Эрлинг, будьте эту осень в Северном Мере. Я тоже поеду с вами. Тогда мы все вместе попробуем что-нибудь предпринять.