Страница:
Асажж повела плечами.
– Голову я так и не нашла, зато собрала кое-какие останки, на случай, если вы захотите взглянуть, – сказала она, демонстрируя свой мешок.
Дуку посмотрел на нее.
– Надо же, какой ты стала кровожадной.
Она ответила:
– Я становлюсь тем, кем вы меня делаете.
Ну что на это ответить?
Искусным рывком Силы Дуку поднял кисть, по-прежнему сжимавшую оружие, и подвесил в воздухе перед своими глазами – так же легко, как десятки лет назад он подал Йоде его лампу. Перед тем, как взрыв истребителя столь неэстетично отделил руку от тела, она, по-видимому, имела оливковый оттенок. Теперь она была настолько обожжена, что было трудно вообще опознать в ней человеческую руку. Мертвая плоть, лишенная связи с сознанием, ныне представляла собой косную материю, не более интересную, чем ножка стола или восковая свеча, и не несла отпечатка души и индивидуальности своего хозяина. Дуку всегда изумляло то, насколько преходяща связь между телом и духом. Дух – это кукловод, заставляющий конечности тела двигаться; но стоит перерезать нити, и не останется ничего, кроме мяса и краски, одежды и костей.
А вот световой меч джедая – нечто совершенно иное. Каждое оружие – уникальная вещь, которую ее владелец сам создает и усовершенствует. Меч выражает сущность своего хозяина в чистом виде. Дуку провел пальцем по рукояти оружия погибшего джедая. Сила взрыва оторвала половину корпуса и так расплавила внутреннюю начинку, что оружию уже не суждено было снова вспыхнуть, но самое главное еще можно было различить.
– Чжан Ли-Ли, – пробормотал Дуку. К своему удивлению, он понял, что ему жаль.
– Это мой номер шестнадцать, – сказала Вентресс. – Был бы семнадцатый, если бы вы позволили мне убить того шпиона, Марука.
Дуку повернулся к ней. Лишенная его внимания, кровавая рука, держащая меч, упала с мокрым звуком на ковер и с грохотом покатилась по полу. Граф подошел к окну. Когда он был еще мальчиком, Йода рассказал ему трагическую историю Вжуна, и с тех пор Дуку держал его в уме как хорошее место для уединения. Планета была насыщена темной стороной, что облегчало постижение учения ситов. В практическом же плане было ценно то, что вжунская катастрофа – эпидемия внезапного безумия, за год унесшая в могилу большую часть населения планеты – оставила после себя превеликое множество удачно расположенных пустых особняков. Старый краб любит удобную раковину, а замок Малро был и впрямь весьма удобен. Рассудок покинул прежнего владельца внезапно и эффектно; если бы не пятна крови, можно было бы подумать, что замок построили специально для Дуку.
За окнами, как всегда, шел дождь – та самая кислотная изморось, которая почти проела крышу дома, прежде чем появился Дуку и приказал сделать ремонт. Вдалеке, у берега, несколько искривленных терновых деревьев поднимали к унылому небу свои лапы-ветви, но в основном земля была устлана печально известным вжунским мохом – мягким, вязким, ядовито-зеленым и скрытно-плотоядным. Подремлешь часика два на такой подстилке – и твоя неприкрытая кожа покраснеет, вздуется волдырями и будет сочиться жидкостью.
Дуку смотрел на капли дождя, стекавшие по стеклу, словно слезы.
– Последний раз, когда я видел Чжан, она была… пожалуй, даже младше тебя. Красивая молодая девушка. Совет отправлял ее с первым дипломатическим заданием… на Севаркос, кажется. Она пришла спросить моего совета. У нее были очень выразительные глаза, серые и твердые. Помнится, я подумал тогда, что у нее все будет хорошо.
Вентресс подняла окровавленную руку и бросила в свой мешок.
– Велико могущество ситов, но предсказатель из вас никудышный.
– Ты думаешь? – Дуку повернулся к убийце. – Чжан служила своему делу, хотя и заблуждалась, и руководствовалась своими принципами, пускай ущербными. Много ли жизней было прожито лучше?
– Многие были длиннее. – Вентресс завязала мешок узлом и швырнула в угол. – Если вы спросите меня, – сказала она, когда мешок стукнулся о мокрый пол, – победа выглядит совсем по-другому.
Она облизала губы.
– Тут ты права, – признал граф.
Асажж непроизвольно приняла позу, которую Дуку называл "эхом боевой стойки" – плечи расправлены, подбородок агрессивно вздернут, руки подняты. "Начинается", подумал он.
Вентресс сделала глубокий вдох.
– Возьмите меня в ученицы.
– Сейчас не время… – начал Дуку, но Вентресс оборвала его.
– Мне плевать на Торговую Федерацию и Республику, – сказала она. – Мне нет дела до флагов и солдат, сторон и переговоров, дроидов и клонов. Я сражаюсь даже не для того, чтобы убивать – за исключением джедаев, но это не работа, это личное. Когда я сама по себе, я делаю то, что мне нравится. Когда я исполняю вашу волю, мне не нужно знать, что она справедлива, обоснована или хотя бы не безумна: я исполняю ее, потому что вы меня об этом просите.
– Я знаю, – согласился Дуку.
Вентресс подошла к окну и встала перед ним, заслонив Дуку обзор.
– Хорошо ли я служу вам?
– Великолепно, – признал граф.
– Так вознаградите меня! Сделайте вашей ученицей! Обучите искусству ситов!
– Разве я не раскрыл тебе многие секреты, Асажж?
– Обрывки. Пустячные приемы. Второстепенные техники. Далеко не то, что вы могли бы мне показать, если бы я стала вашей ученицей, принеся клятву крови. Я же знаю это, я не дура, – раздраженно сказала она. Как будто Дуку этого не знал. Как будто его надо было убеждать, что она смертельно опасна.
– Я многое узнала о ситах. Об их династиях и об их величии.
– А как насчет их естественной истории? – спросил Дуку.
Вентресс заморгала.
– О чем, о чем?
– О ситах как о виде. Кажется, они чем-то напоминают насекомых.
Асажж поджала тонкие губы, отчего они сделались еще тоньше.
– Вы смеетесь надо мной.
– Я редко бываю более серьезен.
Граф подошел к полке с голокронами, достал один и вставил в куб-коммуникатор на своем столе.
– Смотри: серпоспинные богомолы с Дантуина.
В воздухе над столом вспыхнула картинка – блестящие красно-черные богомолы с кривыми серпами на передних конечностях; все они внушали благоговейное омерзение.
– После спаривания самка отрывает своему партнеру голову и откладывает яйца в его теле. Когда личинки вылупляются, они проедают себе путь наружу, после чего нападают друг на друга.
– Я не сильна в аллегориях, – нетерпеливо проговорила Вентресс. – Если вы что-то этим хотите сказать, говорите напрямик.
– Тонкое это дело, заводить учеников, – произнес Дуку. – Настоящий владыка ситов должен найти себе ученика, в котором Сила могущественна.
– Шестнадцать мертвых джедаев, наверное, что-то да значат, – огрызнулась Вентресс. – И вообще, должно было стать семнадцать, – прибавила она.
– Но что, если я не хочу делать тебя настолько сильной? – мягко сказал граф. – Мы составляем друг другу такую приятную компанию, находясь каждый на своем месте. Но если я сделаю тебя своей ученицей, если возьму тебя за руку и поведу вдоль черного потока, который суть темная сторона, то ты либо утонешь, либо станешь намного сильнее, и ни одна из этих перспектив меня не прельщает. Ты пылаешь так ярко, мне ужасно не хотелось бы тебя устранять.
– Для чего вам меня устранять? Что плохого, если вы научите меня лучше помогать вам?
– Ты предашь меня. – Граф передернул плечами, прерывая ее протесты. – Увы, такая опасность подстерегает каждого, кто ступил на путь темной стороны. Я стар, и я достиг предела своих амбиций. Ты молода и сильна, а в истории ситов эти два качества всегда приводили только к одному.
– Вы думаете, что я начну интриговать против вас?
– Не сразу. Но придет день, когда ты не согласишься с моим решением. Ты начнешь мечтать о том, как было бы хорошо, если бы над тобой не нависала моя меченая рука.
– Я уже не согласна с вашим решением, – парировала Асажж. – Насчет того джедая, который…
– Должен был стать номером семнадцать. Я знаю. – Дуку усмехнулся. – У меня не такой хороший аппетит, как у тебя. Я могу потерпеть с убийством и использовать свою жертву лучшим способом. Ты же пока что можешь не соглашаться, но перечить ты не смеешь.
И, еле заметно улыбнувшись, он поднял палец. Асажж побледнела.
– Ваша правда, – сказала она.
Дуку уронил ладонь.
На голограмме крошечные богомольчики выползали из тела своего отца. Они слепо тыкались своими кривыми тонкими конечностями, пока наконец один, более крупный, чем остальные, случайно не обнаружил, что серпы на его задних ногах облегают шею его брата, словно воротник. Движимый примитивным инстинктом, он сделал резкое движение и оторвал брату голову.
– В идеальном мире, – произнес Дуку, – можно было бы воспитывать ученика в таком темпе, чтобы он все время рос – по капле, чтобы ему все время хотелось большего. Учитель мог бы обещать ему славу, успех у противоположного пола. Это неплохая награда. Он исполнял бы волю своего хозяина, служил бы для него ширмой. И если бы планы хозяина закончились неудачей, ученик пал бы. – Граф поднял глаза, его взгляд внезапно стал острым и потерял всякую мечтательность. – Тебе это подходит, Асажж? Ты действительно хочешь стать моей ученицей? Я могу сделать тебя самой грозной женщиной в галактике. Все джедаи будут охотиться на тебя, в то время как я в целости и сохранности буду сидеть на Корусканте, выжидая свой момент.
Асажж снова облизнула губы.
– Пусть попробуют, – сказала она.
– Ах, что значит быть молодым и полным ненависти! – Дуку хихикнул. – Ты станешь звездой – великой для всех, кроме меня. Но, понимаешь ли, мне придется держать тебя в смирении. Я буду вынужден подгонять, дразнить и бить тебя, чтобы ты не забывала свое место. За каждый секрет, который узнает ученик, он платит высокую цену. О да, он платит…
Граф умолк и на секунду прикрыл глаза, как будто отгоняя неприятные воспоминания. Асажж пристально посмотрела на него.
– Вы считаете меня недостойной.
– Ты что, совсем не слушала?
– Вы ничего не сказали по существу, – зло проговорила Вентресс. – Дело в том джедае, Джее Маруке? Я должна была убить его? Я выполняла ваш приказ, но, возможно, это было испытание. – Она прищурилась. – Я должна была проявить больше инициативы. Вот чего вы ждали. Вам не нужна… кукла. У вас их хватает. Вам нужно нечто большее.
Граф в изумлении уставился на нее.
– Как это странно – знать каждую твою мысль еще до того, как она появится у тебя в голове.
– Даже темная сторона не может дать вам столько могущества, – невозмутимо ответила Вентресс.
Граф улыбнулся:
– Слуга моя, я обладаю могуществом, более великим, чем темная сторона. Я стар. Твой юный гнев – это мои древние ошибки.
Богомольчики на голограмме ползали и охотились друг на друга. Граф выключил голокрон и посмотрел на монитор.
– А, прибывает последняя группа гостей. Надежные союзники, верящие в идеалы Торговой Федерации и десятипроцентной выручки. Встретишь их у дверей. Ты всегда производишь большое впечатление на посетителей.
– Перестаньте меня опекать, – холодно сказала Асажж.
Дуку посмотрел по сторонам.
– Иначе что?
Асажж побледнела.
Дуку снова поднял палец, но на этот раз он ткнул им в воздух, будто вонзая иголку в подушку. Вентресс рухнула на колени.
– Пожалуйста, – прохрипела она сдавленным от муки голосом. – Не надо.
– Не слишком приятное ощущение, правда? Как будто шея и грудь забиты острыми камешками.
Дуку легонько опустил ладонь, и Вентресс рухнула лицом в пол.
– Ненавижу кровеносные сосуды, – прокомментировал Дуку. – Они растягиваются внутри, словно воздушные шары, готовые лопнуть.
– П-п-п-пожалуйста…
– Но хуже всего воспоминания, – продолжал граф еще тише. – Они вьются, как мухи вокруг мяса. Каждый неприятный случай, каждый грешок, каждое мелкое зло.
Повисла странная мучительная тишина. Вентресс тяжело дышала на каменном полу. Дождь стучал в оконное стекло, и тихий голос графа становился все более мрачным и отстраненным.
– Все события, которые ты мог остановить, но не остановил, и ничего уже нельзя исправить. И то, что ты сам наделал, – прошептал он. – Безжалостные звезды, то, что ты наделал…
На столе запищал коммуникатор. Дуку поднял голову, словно человек, пробудившийся ото сна.
– Троксанская делегация у дверей.
Вентресс поднялась на ноги. Ее лицо покрывали синяки, глаза были мокрыми от слез. Оба притворились, будто этого не замечают.
– Передай им, что я сейчас буду, – сказал граф Дуку.
В физиологическом плане солидный возраст графа не создавал ему никаких особых неудобств. Опытный в обращении с Силой – неимоверно более искусный, чем тот мальчишка, который много лет назад наблюдал за водомерками в храмовых садах, – в свои восемьдесят три он выглядел намного лучше, чем большинство людей в его возрасте. Граф пребывал в великолепной физической форме, его чувства были остры, как в юности, а что до здоровья, то он никогда не жаловался даже на простуду.
И только сейчас, согнувшись в поклоне перед своим учителем, он почувствовал тяжесть прожитых лет. Даже в виде голограммы мерцающая фигура Дарта Сидиуса – жуткая смесь синего цвета и теней – казалось, сдернула с него мнимую молодость, оставив лишь хрупкие кости, изношенные суставы и бугристые вены.
– Приехали послы с Троксара, – сказал учитель. Откуда он узнал? Дуку не стал спрашивать. Дарт Сидиус знал. Он всегда все знал.
– Они подумывают о капитуляции, – ответил Дуку. – Заявляют, что готовят движение сопротивления, которое поднимет восстание, едва клоны отбудут восвояси.
– Нет! – резко сказала мерцающая фигура. – Война слишком сильно разрушила эту планету, спасать ее не стоит. Она может быть нам полезной только в том, чтобы перемолоть как можно больше вражеских солдат и военной техники. Скажи им, путь продолжают сражаться. Пообещай им подкрепления – скажи, что ты готовишь новый флот усовершенствованных дроидов, который в течение месяца отвоюет всю систему, если они продержатся до того времени. Объясни, что ты не намерен вкладывать это оружие в руки тех, кто собирается сдаться.
– А что потом, когда месяц пройдет, а подкреплений не будет?
– Значит, помощь придет самое большее еще через месяц. Пообещай им это и сделай так, чтобы они поверили. Я показывал тебе, как это делается.
– Я понял, – сказал Дуку. "Как непринужденно мы предаем тех, кого приручили".
Голографическая фигура наклонила голову в капюшоне.
– Маленький приступ раскаяния, мой ученик?
– Нет, учитель. – Дуку посмотрел в жуткие глаза голограммы.
– Их привела к нам алчность, – сказал он. – В глубине сердца они с самого начала знали, с чем связываются.
В замке Малро было полным-полно глаз.
Впечатляющая система безопасности, которую оборудовал семнадцатый (и последний) виконт Малро в последние месяцы своего погружения в безумие, была одной из причин, побудивших Дуку избрать это имение своей временной штаб-квартирой. Здание было усеяно оптическими "закладками", декорированными под шляпки обойных гвоздиков в главном зале, головки шурупов в кухонных буфетах, болеутоляющие таблетки в аптечном шкафу и черные глаза птиц, вытканных на гобеленах в Комнате Плача. В скатерти, ковры и драпировки, выполненные в кремово-малиновых цветах рода Малро, были зашиты инфракрасные полоски самой последней модели, изначально созданные как протезы для слуисси с повреждениями языка. Непомерно толстые фальшивые стены, скрывавшие в себе секретные ходы, были испещрены смотровыми отверстиями. Микрофоны, словно пауки, десятками кишели в ящиках и платяных шкафах, под каждой кроватью, они были примотаны лентой внутри каждого из одиннадцати дымоходов, а один даже был приклеен к донышку бутылки бесценного Crиme D'Infame в винном погребе.
Семнадцатый (и последний) виконт Малро, убежденный в том, что его хотят отравить, перебил кухонную прислугу, спрятался в секретных туннелях и вылезал оттуда только по ночам. Последним сохранившимся его изображением был расплывчатый снимок, сделанный скрытой камерой в муляже луковицы, которая лежала в корзинке для овощей, висящей на стене в кухне; это была тридцать вторая по счету запись, на которой тощая, как скелет, фигура вылезала из замаскированного лаза в кухню, чтобы сделать двести глотков воды из-под крана и проглотить горсть сырой муки.
Если бы не запах, труп семнадцатого (и последнего) виконта Малро так бы никогда и не нашли.
Если бы некто посторонний затаился в проходе, ведущем, например, в кабинет, он смог бы через дырочку в потолке наблюдать весь разговор между Дуку и Асажж Вентресс. Если бы этот некто был терпелив и дождался, когда Вентресс уйдет, он стал бы свидетелем беседы Дуку с голографическим призраком Дарта Сидиуса.
Наконец, если бы наблюдатель провел на своем посту еще длительный период времени после того, как Дуку покинул комнату, он увидел бы, как одна из секций книжных полок неожиданно отодвинулась в сторону и в комнату проскользнуло маленькое, юркое и злобное создание вжунская лисица. У лисицы была пестрая шубка красного и кремового оттенков, на лапах – проворные цепкие пальцы.
Остановившись и понюхав воздух, зверек осторожно вошел внутрь, с любопытством сделал несколько шагов и почти сразу же остановился на том месте, где Дуку уронил оттаявшую руку Чжан Ли-Ли. Пол в комнате был выложен в фамильных цветах Малро: тускло-малиновые и грязно-кремовые плитки чередовались, словно засохшая кровь на скисшем молоке. Рука, шлепнувшись на одну из грязно-кремовых плиток, забрызгала ее кровью. Лисица принюхалась и высунула язычок.
– Не сейчас, моя дорогая.
В потайную дверь, задыхаясь, вошла старая женщина. Она была одета в грязные лохмотья, бывшие когда-то красивым нарядом – розовое бальное платье с почерневшими от грязи оборванными краями, рваные чулки. На ногах у нее были остатки шлепанцев из золотой парчи, на шее – меховое боа из связанных лисьих хвостов.
– Подожди капельку. Дай-ка мамочка поглядит.
Кряхтя, старуха согнулась и вытянула шею, разглядывая пятно. Вдруг она издала резкий вздох.
– О, какая прелесть, – прошептала старуха. Она наклонилась к самому полу, чтобы осмотреть пятно еще более пристально. Ее глаза, доселе маленькие и непроницаемые, словно бусинки черного мрамора, подернулись влагой и засияли.
– О, – сказала старуха. Она опять села на корточки и принялась раскачиваться из стороны в сторону. – О, о, о!
Лисица посмотрела на хозяйку. Та взглянула на нее с выражением такого безумного торжества, что лиса попятилась, обнажив желтые зубы-иглы.
– О, какой день для мамочки, боже ж ты мой! Много-много времени она ждала этого дня, – прошептала старуха. Она посмотрела лисице в глаза. – Разве ты не видишь, медовая моя? Не чувствуешь? Малыш возвращается домой!
Она поднялась. От избытка чувств у нее тряслись жирные ляжки и плечи.
– Пора готовиться, – пробормотала она. – Надо убрать в комнате Малыша. Постелить ему в его маленькой кроватке. – Ковыляя, старуха быстро убралась обратно в проход.
Встопорщив уши, лисица дождалась, когда звуки ее шагов затихнут в темноте. Затем наклонила голову и длинным розовым языком вылизала плитку досуха.
Встреча Дуку с троксанской делегацией прошла удачно. Граф превратил ее в своего рода холодную игру, говоря как можно меньше и оставляя визави самим озвучивать всю ложь.
– Идет сборка новых боевых дроидов, – проронил граф. Этого было достаточно; все остальное они сделали сами.
– Конечно, вы пошлете их в наш квадрант, – сказал младший палатин по патриотическим связям.
– Вы знаете, что мы – ключ ко всему региону, – добавил его помощник.
– Разумеется, вы понимаете наши потребности, – вставил еще один.
– Какая еще планета сражалась так храбро за наше дело? – вопросил четвертый.
Надежды каждого из них граф подкрепил улыбкой и подтолкнул их разумы с помощью Силы, закрепляя в них уверенность, словно печатью. В сущности, применять Силу не было необходимости. Троксанец, не троксанец – кто по своей воле поверит в то, что каждой своей фразой он обрекает на смерть тысячи сограждан, если вместо этого можно объявить себя героем?
"Где же твое побуждение Творить Добро?" – подумал Дуку. Снова развенчано как иллюзия, маскирующая жестокость вселенной, которую одна лишь темная сторона открывала во всей ее горькой правде.
"Кто мы, Дуку?
Одинокие. Одинокие. Одинокие".
Помогать троксанцам рыть себе могилу было сомнительным развлечением – слишком легким, чтобы получать от него удовольствие. Дуку быстро подвел разговор к логическому концу и отправил гостей домой, на бойню.
– Что-нибудь еще? – спросил он.
Делегаты переглянулись.
– Надо сказать, было еще одно любопытное происшествие, – проговорил младший палатин, дородный троксанец средних лет с круглым носом и лиловыми жабрами. – Как вы, наверное, знаете, мне присвоили почетный титул первого легата и отправили на второй раунд переговоров с представителями Республики. Встреча, понятно, закончилась ничем; Сенат перестал даже делать вид, будто его интересует дискуссия, и в последнее время мы слышим одни угрозы и проклятия. – Он раздраженно надул жабры. – Такое отношение едва ли способствует взаимопониманию, я предупреждал об этом сенатский комитет еще несколько лет назад, до начала военных действий…
– Любопытное происшествие, – нетерпеливо напомнил Дуку.
Взвинченный младший палатин надул щеки:
– Я как раз подхожу к сути. По завершении переговоров ко мне подошла сенатор Амидала с Набу и попросила передать вам вот это. – Пухлыми трясущимися руками он извлек маленькую коробочку с печатью Ордена джедаев. – Смею вас заверить, мы приняли все меры предосторожности, использовали самые совершенные технологии сканирования…
– Мы думали, что там внутри может быть бомба, – вставил помощник.
– Или "жучок", – сказал третий.
– Я все-таки считаю, что она может быть отравлена, – заявил четвертый. – Поверьте, для нас ваша безопасность превыше…
Дуку взял коробочку. К своему удивлению, он обнаружил, что руки у него дрожат. Странно. Когда граф пощадил того костлявого джедая, Джея Марука, для него самого это стало почти такой же неожиданностью, как и для Асажж Вентресс. Это была минутная прихоть. Наживка, заброшенная для Йоды, как он потом объяснил Сидиусу. Крючок, на котором извивается розовый червь давних воспоминаний. Дарт Сидиус посмотрел на него с любопытством, и от этого взгляда Дуку будто обдало жаром лихорадки.
– Вы все еще любите его? – спросил учитель.
Дуку засмеялся и ответил, что нет, естественно. Идея была абсурдна.
– Абсурдна? – сказал господин своим жутким вкрадчивым голосом. – Мне так не кажется.
И другим голосом, полным медового яда, добавил:
– Хороший ученик всегда продолжает любить своего учителя.
Беседовать с Сидиусом было рискованно. Иногда разговор мог сложиться неудачно, и Сидиус почему-то оставался недоволен. Это было ужасно – когда учитель оставался недоволен.
Дуку покачал головой. Мальчишеские страхи, не более того. Если Йода действительно проглотил наживку, он придет, и если он придет – каким подарком будет для Сидиуса его девятисотлетняя голова! Старый и одышливый премудрый карлик был, словно пробка в республиканской бутылке; стоит вытащить эту пробку, и – хлоп! – в Республику хлынет темная сторона. Тогда учитель увидит, как верно служит ему Дуку.
Граф схватил коробочку. По краям ощущалось прикосновение рук Йоды, похожее на далекое эхо. Перед глазами живо предстала картина их последней встречи на Геонозисе: мечи активированы, и бойцы наконец-то достойны друг друга. Какой сладкий и одновременно горький момент – снова увидеть Йоду и быть равным ему по силам, даже более чем равным… но при этом сам Йода так не считает. Нет, их пути разошлись, и другие джедаи теперь на попечении у Йоды. Кеноби и, хуже того, юный Скайуокер.
О да, кто нынче не наблюдает за ним? Даже Дарт Сидиус с блеском в глазах упомянул, что мальчишка могуч в Силе. "Всего лишь маленькая пешка в большой игре", – сказал учитель, но Дуку почувствовал укол ревности, когда Сидиус еще раз повторил это имя. "Скайуокер, да… Сила в нем велика".
Тот самый Энакин Скайуокер, который, как он выяснил, недавно убил клона графа Дуку Сереннского. Бедный глупый клон. Еще одна разменная фигура, еще один Дуку, покинутый родителями и растерзанный начинающим джедайским мясником во славу прогнившей Республики. Дуку подумал, что, не будь он таким старым и мудрым, он бы, наверное, возненавидел этого Энакина Скайуокера. По крайней мере, чуть-чуть.
Дуку откинул крышку. Ну почему же так дрожат руки?
Младший палатин Бюро патриотической обороны заглянул через его плечо.
– Мы тщательно ее изучили, – произнес дипломат, смущенно хлопая жабрами. – Но все наши эксперты пришли к выводу, что в ней нет ничего, кроме простой восковой свечи.
Глава 2
– Голову я так и не нашла, зато собрала кое-какие останки, на случай, если вы захотите взглянуть, – сказала она, демонстрируя свой мешок.
Дуку посмотрел на нее.
– Надо же, какой ты стала кровожадной.
Она ответила:
– Я становлюсь тем, кем вы меня делаете.
Ну что на это ответить?
Искусным рывком Силы Дуку поднял кисть, по-прежнему сжимавшую оружие, и подвесил в воздухе перед своими глазами – так же легко, как десятки лет назад он подал Йоде его лампу. Перед тем, как взрыв истребителя столь неэстетично отделил руку от тела, она, по-видимому, имела оливковый оттенок. Теперь она была настолько обожжена, что было трудно вообще опознать в ней человеческую руку. Мертвая плоть, лишенная связи с сознанием, ныне представляла собой косную материю, не более интересную, чем ножка стола или восковая свеча, и не несла отпечатка души и индивидуальности своего хозяина. Дуку всегда изумляло то, насколько преходяща связь между телом и духом. Дух – это кукловод, заставляющий конечности тела двигаться; но стоит перерезать нити, и не останется ничего, кроме мяса и краски, одежды и костей.
А вот световой меч джедая – нечто совершенно иное. Каждое оружие – уникальная вещь, которую ее владелец сам создает и усовершенствует. Меч выражает сущность своего хозяина в чистом виде. Дуку провел пальцем по рукояти оружия погибшего джедая. Сила взрыва оторвала половину корпуса и так расплавила внутреннюю начинку, что оружию уже не суждено было снова вспыхнуть, но самое главное еще можно было различить.
– Чжан Ли-Ли, – пробормотал Дуку. К своему удивлению, он понял, что ему жаль.
– Это мой номер шестнадцать, – сказала Вентресс. – Был бы семнадцатый, если бы вы позволили мне убить того шпиона, Марука.
Дуку повернулся к ней. Лишенная его внимания, кровавая рука, держащая меч, упала с мокрым звуком на ковер и с грохотом покатилась по полу. Граф подошел к окну. Когда он был еще мальчиком, Йода рассказал ему трагическую историю Вжуна, и с тех пор Дуку держал его в уме как хорошее место для уединения. Планета была насыщена темной стороной, что облегчало постижение учения ситов. В практическом же плане было ценно то, что вжунская катастрофа – эпидемия внезапного безумия, за год унесшая в могилу большую часть населения планеты – оставила после себя превеликое множество удачно расположенных пустых особняков. Старый краб любит удобную раковину, а замок Малро был и впрямь весьма удобен. Рассудок покинул прежнего владельца внезапно и эффектно; если бы не пятна крови, можно было бы подумать, что замок построили специально для Дуку.
За окнами, как всегда, шел дождь – та самая кислотная изморось, которая почти проела крышу дома, прежде чем появился Дуку и приказал сделать ремонт. Вдалеке, у берега, несколько искривленных терновых деревьев поднимали к унылому небу свои лапы-ветви, но в основном земля была устлана печально известным вжунским мохом – мягким, вязким, ядовито-зеленым и скрытно-плотоядным. Подремлешь часика два на такой подстилке – и твоя неприкрытая кожа покраснеет, вздуется волдырями и будет сочиться жидкостью.
Дуку смотрел на капли дождя, стекавшие по стеклу, словно слезы.
– Последний раз, когда я видел Чжан, она была… пожалуй, даже младше тебя. Красивая молодая девушка. Совет отправлял ее с первым дипломатическим заданием… на Севаркос, кажется. Она пришла спросить моего совета. У нее были очень выразительные глаза, серые и твердые. Помнится, я подумал тогда, что у нее все будет хорошо.
Вентресс подняла окровавленную руку и бросила в свой мешок.
– Велико могущество ситов, но предсказатель из вас никудышный.
– Ты думаешь? – Дуку повернулся к убийце. – Чжан служила своему делу, хотя и заблуждалась, и руководствовалась своими принципами, пускай ущербными. Много ли жизней было прожито лучше?
– Многие были длиннее. – Вентресс завязала мешок узлом и швырнула в угол. – Если вы спросите меня, – сказала она, когда мешок стукнулся о мокрый пол, – победа выглядит совсем по-другому.
Она облизала губы.
– Тут ты права, – признал граф.
Асажж непроизвольно приняла позу, которую Дуку называл "эхом боевой стойки" – плечи расправлены, подбородок агрессивно вздернут, руки подняты. "Начинается", подумал он.
Вентресс сделала глубокий вдох.
– Возьмите меня в ученицы.
– Сейчас не время… – начал Дуку, но Вентресс оборвала его.
– Мне плевать на Торговую Федерацию и Республику, – сказала она. – Мне нет дела до флагов и солдат, сторон и переговоров, дроидов и клонов. Я сражаюсь даже не для того, чтобы убивать – за исключением джедаев, но это не работа, это личное. Когда я сама по себе, я делаю то, что мне нравится. Когда я исполняю вашу волю, мне не нужно знать, что она справедлива, обоснована или хотя бы не безумна: я исполняю ее, потому что вы меня об этом просите.
– Я знаю, – согласился Дуку.
Вентресс подошла к окну и встала перед ним, заслонив Дуку обзор.
– Хорошо ли я служу вам?
– Великолепно, – признал граф.
– Так вознаградите меня! Сделайте вашей ученицей! Обучите искусству ситов!
– Разве я не раскрыл тебе многие секреты, Асажж?
– Обрывки. Пустячные приемы. Второстепенные техники. Далеко не то, что вы могли бы мне показать, если бы я стала вашей ученицей, принеся клятву крови. Я же знаю это, я не дура, – раздраженно сказала она. Как будто Дуку этого не знал. Как будто его надо было убеждать, что она смертельно опасна.
– Я многое узнала о ситах. Об их династиях и об их величии.
– А как насчет их естественной истории? – спросил Дуку.
Вентресс заморгала.
– О чем, о чем?
– О ситах как о виде. Кажется, они чем-то напоминают насекомых.
Асажж поджала тонкие губы, отчего они сделались еще тоньше.
– Вы смеетесь надо мной.
– Я редко бываю более серьезен.
Граф подошел к полке с голокронами, достал один и вставил в куб-коммуникатор на своем столе.
– Смотри: серпоспинные богомолы с Дантуина.
В воздухе над столом вспыхнула картинка – блестящие красно-черные богомолы с кривыми серпами на передних конечностях; все они внушали благоговейное омерзение.
– После спаривания самка отрывает своему партнеру голову и откладывает яйца в его теле. Когда личинки вылупляются, они проедают себе путь наружу, после чего нападают друг на друга.
– Я не сильна в аллегориях, – нетерпеливо проговорила Вентресс. – Если вы что-то этим хотите сказать, говорите напрямик.
– Тонкое это дело, заводить учеников, – произнес Дуку. – Настоящий владыка ситов должен найти себе ученика, в котором Сила могущественна.
– Шестнадцать мертвых джедаев, наверное, что-то да значат, – огрызнулась Вентресс. – И вообще, должно было стать семнадцать, – прибавила она.
– Но что, если я не хочу делать тебя настолько сильной? – мягко сказал граф. – Мы составляем друг другу такую приятную компанию, находясь каждый на своем месте. Но если я сделаю тебя своей ученицей, если возьму тебя за руку и поведу вдоль черного потока, который суть темная сторона, то ты либо утонешь, либо станешь намного сильнее, и ни одна из этих перспектив меня не прельщает. Ты пылаешь так ярко, мне ужасно не хотелось бы тебя устранять.
– Для чего вам меня устранять? Что плохого, если вы научите меня лучше помогать вам?
– Ты предашь меня. – Граф передернул плечами, прерывая ее протесты. – Увы, такая опасность подстерегает каждого, кто ступил на путь темной стороны. Я стар, и я достиг предела своих амбиций. Ты молода и сильна, а в истории ситов эти два качества всегда приводили только к одному.
– Вы думаете, что я начну интриговать против вас?
– Не сразу. Но придет день, когда ты не согласишься с моим решением. Ты начнешь мечтать о том, как было бы хорошо, если бы над тобой не нависала моя меченая рука.
– Я уже не согласна с вашим решением, – парировала Асажж. – Насчет того джедая, который…
– Должен был стать номером семнадцать. Я знаю. – Дуку усмехнулся. – У меня не такой хороший аппетит, как у тебя. Я могу потерпеть с убийством и использовать свою жертву лучшим способом. Ты же пока что можешь не соглашаться, но перечить ты не смеешь.
И, еле заметно улыбнувшись, он поднял палец. Асажж побледнела.
– Ваша правда, – сказала она.
Дуку уронил ладонь.
На голограмме крошечные богомольчики выползали из тела своего отца. Они слепо тыкались своими кривыми тонкими конечностями, пока наконец один, более крупный, чем остальные, случайно не обнаружил, что серпы на его задних ногах облегают шею его брата, словно воротник. Движимый примитивным инстинктом, он сделал резкое движение и оторвал брату голову.
– В идеальном мире, – произнес Дуку, – можно было бы воспитывать ученика в таком темпе, чтобы он все время рос – по капле, чтобы ему все время хотелось большего. Учитель мог бы обещать ему славу, успех у противоположного пола. Это неплохая награда. Он исполнял бы волю своего хозяина, служил бы для него ширмой. И если бы планы хозяина закончились неудачей, ученик пал бы. – Граф поднял глаза, его взгляд внезапно стал острым и потерял всякую мечтательность. – Тебе это подходит, Асажж? Ты действительно хочешь стать моей ученицей? Я могу сделать тебя самой грозной женщиной в галактике. Все джедаи будут охотиться на тебя, в то время как я в целости и сохранности буду сидеть на Корусканте, выжидая свой момент.
Асажж снова облизнула губы.
– Пусть попробуют, – сказала она.
– Ах, что значит быть молодым и полным ненависти! – Дуку хихикнул. – Ты станешь звездой – великой для всех, кроме меня. Но, понимаешь ли, мне придется держать тебя в смирении. Я буду вынужден подгонять, дразнить и бить тебя, чтобы ты не забывала свое место. За каждый секрет, который узнает ученик, он платит высокую цену. О да, он платит…
Граф умолк и на секунду прикрыл глаза, как будто отгоняя неприятные воспоминания. Асажж пристально посмотрела на него.
– Вы считаете меня недостойной.
– Ты что, совсем не слушала?
– Вы ничего не сказали по существу, – зло проговорила Вентресс. – Дело в том джедае, Джее Маруке? Я должна была убить его? Я выполняла ваш приказ, но, возможно, это было испытание. – Она прищурилась. – Я должна была проявить больше инициативы. Вот чего вы ждали. Вам не нужна… кукла. У вас их хватает. Вам нужно нечто большее.
Граф в изумлении уставился на нее.
– Как это странно – знать каждую твою мысль еще до того, как она появится у тебя в голове.
– Даже темная сторона не может дать вам столько могущества, – невозмутимо ответила Вентресс.
Граф улыбнулся:
– Слуга моя, я обладаю могуществом, более великим, чем темная сторона. Я стар. Твой юный гнев – это мои древние ошибки.
Богомольчики на голограмме ползали и охотились друг на друга. Граф выключил голокрон и посмотрел на монитор.
– А, прибывает последняя группа гостей. Надежные союзники, верящие в идеалы Торговой Федерации и десятипроцентной выручки. Встретишь их у дверей. Ты всегда производишь большое впечатление на посетителей.
– Перестаньте меня опекать, – холодно сказала Асажж.
Дуку посмотрел по сторонам.
– Иначе что?
Асажж побледнела.
Дуку снова поднял палец, но на этот раз он ткнул им в воздух, будто вонзая иголку в подушку. Вентресс рухнула на колени.
– Пожалуйста, – прохрипела она сдавленным от муки голосом. – Не надо.
– Не слишком приятное ощущение, правда? Как будто шея и грудь забиты острыми камешками.
Дуку легонько опустил ладонь, и Вентресс рухнула лицом в пол.
– Ненавижу кровеносные сосуды, – прокомментировал Дуку. – Они растягиваются внутри, словно воздушные шары, готовые лопнуть.
– П-п-п-пожалуйста…
– Но хуже всего воспоминания, – продолжал граф еще тише. – Они вьются, как мухи вокруг мяса. Каждый неприятный случай, каждый грешок, каждое мелкое зло.
Повисла странная мучительная тишина. Вентресс тяжело дышала на каменном полу. Дождь стучал в оконное стекло, и тихий голос графа становился все более мрачным и отстраненным.
– Все события, которые ты мог остановить, но не остановил, и ничего уже нельзя исправить. И то, что ты сам наделал, – прошептал он. – Безжалостные звезды, то, что ты наделал…
На столе запищал коммуникатор. Дуку поднял голову, словно человек, пробудившийся ото сна.
– Троксанская делегация у дверей.
Вентресс поднялась на ноги. Ее лицо покрывали синяки, глаза были мокрыми от слез. Оба притворились, будто этого не замечают.
– Передай им, что я сейчас буду, – сказал граф Дуку.
***
В физиологическом плане солидный возраст графа не создавал ему никаких особых неудобств. Опытный в обращении с Силой – неимоверно более искусный, чем тот мальчишка, который много лет назад наблюдал за водомерками в храмовых садах, – в свои восемьдесят три он выглядел намного лучше, чем большинство людей в его возрасте. Граф пребывал в великолепной физической форме, его чувства были остры, как в юности, а что до здоровья, то он никогда не жаловался даже на простуду.
И только сейчас, согнувшись в поклоне перед своим учителем, он почувствовал тяжесть прожитых лет. Даже в виде голограммы мерцающая фигура Дарта Сидиуса – жуткая смесь синего цвета и теней – казалось, сдернула с него мнимую молодость, оставив лишь хрупкие кости, изношенные суставы и бугристые вены.
– Приехали послы с Троксара, – сказал учитель. Откуда он узнал? Дуку не стал спрашивать. Дарт Сидиус знал. Он всегда все знал.
– Они подумывают о капитуляции, – ответил Дуку. – Заявляют, что готовят движение сопротивления, которое поднимет восстание, едва клоны отбудут восвояси.
– Нет! – резко сказала мерцающая фигура. – Война слишком сильно разрушила эту планету, спасать ее не стоит. Она может быть нам полезной только в том, чтобы перемолоть как можно больше вражеских солдат и военной техники. Скажи им, путь продолжают сражаться. Пообещай им подкрепления – скажи, что ты готовишь новый флот усовершенствованных дроидов, который в течение месяца отвоюет всю систему, если они продержатся до того времени. Объясни, что ты не намерен вкладывать это оружие в руки тех, кто собирается сдаться.
– А что потом, когда месяц пройдет, а подкреплений не будет?
– Значит, помощь придет самое большее еще через месяц. Пообещай им это и сделай так, чтобы они поверили. Я показывал тебе, как это делается.
– Я понял, – сказал Дуку. "Как непринужденно мы предаем тех, кого приручили".
Голографическая фигура наклонила голову в капюшоне.
– Маленький приступ раскаяния, мой ученик?
– Нет, учитель. – Дуку посмотрел в жуткие глаза голограммы.
– Их привела к нам алчность, – сказал он. – В глубине сердца они с самого начала знали, с чем связываются.
***
В замке Малро было полным-полно глаз.
Впечатляющая система безопасности, которую оборудовал семнадцатый (и последний) виконт Малро в последние месяцы своего погружения в безумие, была одной из причин, побудивших Дуку избрать это имение своей временной штаб-квартирой. Здание было усеяно оптическими "закладками", декорированными под шляпки обойных гвоздиков в главном зале, головки шурупов в кухонных буфетах, болеутоляющие таблетки в аптечном шкафу и черные глаза птиц, вытканных на гобеленах в Комнате Плача. В скатерти, ковры и драпировки, выполненные в кремово-малиновых цветах рода Малро, были зашиты инфракрасные полоски самой последней модели, изначально созданные как протезы для слуисси с повреждениями языка. Непомерно толстые фальшивые стены, скрывавшие в себе секретные ходы, были испещрены смотровыми отверстиями. Микрофоны, словно пауки, десятками кишели в ящиках и платяных шкафах, под каждой кроватью, они были примотаны лентой внутри каждого из одиннадцати дымоходов, а один даже был приклеен к донышку бутылки бесценного Crиme D'Infame в винном погребе.
Семнадцатый (и последний) виконт Малро, убежденный в том, что его хотят отравить, перебил кухонную прислугу, спрятался в секретных туннелях и вылезал оттуда только по ночам. Последним сохранившимся его изображением был расплывчатый снимок, сделанный скрытой камерой в муляже луковицы, которая лежала в корзинке для овощей, висящей на стене в кухне; это была тридцать вторая по счету запись, на которой тощая, как скелет, фигура вылезала из замаскированного лаза в кухню, чтобы сделать двести глотков воды из-под крана и проглотить горсть сырой муки.
Если бы не запах, труп семнадцатого (и последнего) виконта Малро так бы никогда и не нашли.
Если бы некто посторонний затаился в проходе, ведущем, например, в кабинет, он смог бы через дырочку в потолке наблюдать весь разговор между Дуку и Асажж Вентресс. Если бы этот некто был терпелив и дождался, когда Вентресс уйдет, он стал бы свидетелем беседы Дуку с голографическим призраком Дарта Сидиуса.
Наконец, если бы наблюдатель провел на своем посту еще длительный период времени после того, как Дуку покинул комнату, он увидел бы, как одна из секций книжных полок неожиданно отодвинулась в сторону и в комнату проскользнуло маленькое, юркое и злобное создание вжунская лисица. У лисицы была пестрая шубка красного и кремового оттенков, на лапах – проворные цепкие пальцы.
Остановившись и понюхав воздух, зверек осторожно вошел внутрь, с любопытством сделал несколько шагов и почти сразу же остановился на том месте, где Дуку уронил оттаявшую руку Чжан Ли-Ли. Пол в комнате был выложен в фамильных цветах Малро: тускло-малиновые и грязно-кремовые плитки чередовались, словно засохшая кровь на скисшем молоке. Рука, шлепнувшись на одну из грязно-кремовых плиток, забрызгала ее кровью. Лисица принюхалась и высунула язычок.
– Не сейчас, моя дорогая.
В потайную дверь, задыхаясь, вошла старая женщина. Она была одета в грязные лохмотья, бывшие когда-то красивым нарядом – розовое бальное платье с почерневшими от грязи оборванными краями, рваные чулки. На ногах у нее были остатки шлепанцев из золотой парчи, на шее – меховое боа из связанных лисьих хвостов.
– Подожди капельку. Дай-ка мамочка поглядит.
Кряхтя, старуха согнулась и вытянула шею, разглядывая пятно. Вдруг она издала резкий вздох.
– О, какая прелесть, – прошептала старуха. Она наклонилась к самому полу, чтобы осмотреть пятно еще более пристально. Ее глаза, доселе маленькие и непроницаемые, словно бусинки черного мрамора, подернулись влагой и засияли.
– О, – сказала старуха. Она опять села на корточки и принялась раскачиваться из стороны в сторону. – О, о, о!
Лисица посмотрела на хозяйку. Та взглянула на нее с выражением такого безумного торжества, что лиса попятилась, обнажив желтые зубы-иглы.
– О, какой день для мамочки, боже ж ты мой! Много-много времени она ждала этого дня, – прошептала старуха. Она посмотрела лисице в глаза. – Разве ты не видишь, медовая моя? Не чувствуешь? Малыш возвращается домой!
Она поднялась. От избытка чувств у нее тряслись жирные ляжки и плечи.
– Пора готовиться, – пробормотала она. – Надо убрать в комнате Малыша. Постелить ему в его маленькой кроватке. – Ковыляя, старуха быстро убралась обратно в проход.
Встопорщив уши, лисица дождалась, когда звуки ее шагов затихнут в темноте. Затем наклонила голову и длинным розовым языком вылизала плитку досуха.
***
Встреча Дуку с троксанской делегацией прошла удачно. Граф превратил ее в своего рода холодную игру, говоря как можно меньше и оставляя визави самим озвучивать всю ложь.
– Идет сборка новых боевых дроидов, – проронил граф. Этого было достаточно; все остальное они сделали сами.
– Конечно, вы пошлете их в наш квадрант, – сказал младший палатин по патриотическим связям.
– Вы знаете, что мы – ключ ко всему региону, – добавил его помощник.
– Разумеется, вы понимаете наши потребности, – вставил еще один.
– Какая еще планета сражалась так храбро за наше дело? – вопросил четвертый.
Надежды каждого из них граф подкрепил улыбкой и подтолкнул их разумы с помощью Силы, закрепляя в них уверенность, словно печатью. В сущности, применять Силу не было необходимости. Троксанец, не троксанец – кто по своей воле поверит в то, что каждой своей фразой он обрекает на смерть тысячи сограждан, если вместо этого можно объявить себя героем?
"Где же твое побуждение Творить Добро?" – подумал Дуку. Снова развенчано как иллюзия, маскирующая жестокость вселенной, которую одна лишь темная сторона открывала во всей ее горькой правде.
"Кто мы, Дуку?
Одинокие. Одинокие. Одинокие".
Помогать троксанцам рыть себе могилу было сомнительным развлечением – слишком легким, чтобы получать от него удовольствие. Дуку быстро подвел разговор к логическому концу и отправил гостей домой, на бойню.
– Что-нибудь еще? – спросил он.
Делегаты переглянулись.
– Надо сказать, было еще одно любопытное происшествие, – проговорил младший палатин, дородный троксанец средних лет с круглым носом и лиловыми жабрами. – Как вы, наверное, знаете, мне присвоили почетный титул первого легата и отправили на второй раунд переговоров с представителями Республики. Встреча, понятно, закончилась ничем; Сенат перестал даже делать вид, будто его интересует дискуссия, и в последнее время мы слышим одни угрозы и проклятия. – Он раздраженно надул жабры. – Такое отношение едва ли способствует взаимопониманию, я предупреждал об этом сенатский комитет еще несколько лет назад, до начала военных действий…
– Любопытное происшествие, – нетерпеливо напомнил Дуку.
Взвинченный младший палатин надул щеки:
– Я как раз подхожу к сути. По завершении переговоров ко мне подошла сенатор Амидала с Набу и попросила передать вам вот это. – Пухлыми трясущимися руками он извлек маленькую коробочку с печатью Ордена джедаев. – Смею вас заверить, мы приняли все меры предосторожности, использовали самые совершенные технологии сканирования…
– Мы думали, что там внутри может быть бомба, – вставил помощник.
– Или "жучок", – сказал третий.
– Я все-таки считаю, что она может быть отравлена, – заявил четвертый. – Поверьте, для нас ваша безопасность превыше…
Дуку взял коробочку. К своему удивлению, он обнаружил, что руки у него дрожат. Странно. Когда граф пощадил того костлявого джедая, Джея Марука, для него самого это стало почти такой же неожиданностью, как и для Асажж Вентресс. Это была минутная прихоть. Наживка, заброшенная для Йоды, как он потом объяснил Сидиусу. Крючок, на котором извивается розовый червь давних воспоминаний. Дарт Сидиус посмотрел на него с любопытством, и от этого взгляда Дуку будто обдало жаром лихорадки.
– Вы все еще любите его? – спросил учитель.
Дуку засмеялся и ответил, что нет, естественно. Идея была абсурдна.
– Абсурдна? – сказал господин своим жутким вкрадчивым голосом. – Мне так не кажется.
И другим голосом, полным медового яда, добавил:
– Хороший ученик всегда продолжает любить своего учителя.
Беседовать с Сидиусом было рискованно. Иногда разговор мог сложиться неудачно, и Сидиус почему-то оставался недоволен. Это было ужасно – когда учитель оставался недоволен.
Дуку покачал головой. Мальчишеские страхи, не более того. Если Йода действительно проглотил наживку, он придет, и если он придет – каким подарком будет для Сидиуса его девятисотлетняя голова! Старый и одышливый премудрый карлик был, словно пробка в республиканской бутылке; стоит вытащить эту пробку, и – хлоп! – в Республику хлынет темная сторона. Тогда учитель увидит, как верно служит ему Дуку.
Граф схватил коробочку. По краям ощущалось прикосновение рук Йоды, похожее на далекое эхо. Перед глазами живо предстала картина их последней встречи на Геонозисе: мечи активированы, и бойцы наконец-то достойны друг друга. Какой сладкий и одновременно горький момент – снова увидеть Йоду и быть равным ему по силам, даже более чем равным… но при этом сам Йода так не считает. Нет, их пути разошлись, и другие джедаи теперь на попечении у Йоды. Кеноби и, хуже того, юный Скайуокер.
О да, кто нынче не наблюдает за ним? Даже Дарт Сидиус с блеском в глазах упомянул, что мальчишка могуч в Силе. "Всего лишь маленькая пешка в большой игре", – сказал учитель, но Дуку почувствовал укол ревности, когда Сидиус еще раз повторил это имя. "Скайуокер, да… Сила в нем велика".
Тот самый Энакин Скайуокер, который, как он выяснил, недавно убил клона графа Дуку Сереннского. Бедный глупый клон. Еще одна разменная фигура, еще один Дуку, покинутый родителями и растерзанный начинающим джедайским мясником во славу прогнившей Республики. Дуку подумал, что, не будь он таким старым и мудрым, он бы, наверное, возненавидел этого Энакина Скайуокера. По крайней мере, чуть-чуть.
Дуку откинул крышку. Ну почему же так дрожат руки?
Младший палатин Бюро патриотической обороны заглянул через его плечо.
– Мы тщательно ее изучили, – произнес дипломат, смущенно хлопая жабрами. – Но все наши эксперты пришли к выводу, что в ней нет ничего, кроме простой восковой свечи.
Глава 2
На крыше ветхого небоскреба в Храмовом районе Корусканта сидели под дождем два дроида и играли в дежарик. Они играли в бешеном темпе, переставляя фигуры с неимоверной быстротой и точностью; их пальцы опускались и поднимались, будто иглы швейной машинки вдоль синте-ткани.
Дроиды были одинаковой конструкции, гуманоидные и высокие, но на этом их сходство заканчивалось. Они напоминали близнецов, которых разлучили сразу после рождения, так что один с тех пор жил во дворце, а другой был вынужден скитаться, влача жалкое существование в уличных канавах. Первый дроид был покрашен в безукоризненную элегантную ливрею – на конечностях в кремовый цвет с малиновой окантовкой, на торсе в строгую дежариковую клетку цветов крови и бантовой кости. Красные области были несколько светлыми и с оттенком бурого, словно лисий мех или запекшаяся кровь. Кремовые были желтоватого оттенка; на палитре в магазине, где дроид последний раз обновлял слой краски, этот оттенок был обозначен как "цвет зубов животного".
Дроиды были одинаковой конструкции, гуманоидные и высокие, но на этом их сходство заканчивалось. Они напоминали близнецов, которых разлучили сразу после рождения, так что один с тех пор жил во дворце, а другой был вынужден скитаться, влача жалкое существование в уличных канавах. Первый дроид был покрашен в безукоризненную элегантную ливрею – на конечностях в кремовый цвет с малиновой окантовкой, на торсе в строгую дежариковую клетку цветов крови и бантовой кости. Красные области были несколько светлыми и с оттенком бурого, словно лисий мех или запекшаяся кровь. Кремовые были желтоватого оттенка; на палитре в магазине, где дроид последний раз обновлял слой краски, этот оттенок был обозначен как "цвет зубов животного".