Страница:
Мне теперь оставалось дождаться времени отхода ко сну, чтобы «добиться личной аудиенции королевы Наваррской». Сейчас же было время ужина. Нам – «слугам и челяди», долженствовало ожидать его окончания, чтобы вдоволь поживиться остатками с королевского стола. И тут, хотя мой желудок и бунтовал против столь грубого попрания привилегий коронованной особы, ничего поделать было нельзя. Чтобы хоть как-то отвлечься от грызущего нутро голода, я вызвал Лиса…
Мир перед моим внутренним взором изменил свои формы. Пара разряженных алебардиров, ошарашено глядя прямо на меня, вернее, на Рейнара, поскольку сейчас я смотрел его глазами, мучительно пыталась сообразить, что им следует предпринять при появлении столь необычного гостя. Третий, наблюдающий начало обещанного шоу, должно быть, офицер замковой стражи, наконец взял себя в руки, обнажил шпагу и каким-то судорожным движением приставил ее к горлу моего друга.
– Ни шагу вперед, мсье! – вращая глазами с целью устрашить противника, нервно рявкнул он.
– «Не, ну ты видел?!» – возмутился столь бестрепетному обращению д'Орбиньяк, – «Шо-то они тут какие-то поморочные! С чего бы это? Напомни мне, когда мы здесь все на ноль помножим, выставить этим убогим бочку брома».
Ни один мускул, должно быть, не дрогнул на лице Консультанта Маниту, ни одно слово не сорвалось с его сомкнутых губ. Двумя пальцами он небрежно отвел от горла острие офицерской шпаги, а затем, чуть повернувшись на опорной ноге, перехватил запястье вооруженной руки противника, быстро дернул его вверх, одновременно надавливая локтем на середину бицепса. Офицер, похоже, сам толком не понимая отчего, вдруг оказался лежащим на полу, и шпага, которой он только что угрожал незнакомцу, ни с того ни с сего оказалась в правой руке этого раскрашенного полурыцаря-полугурона.
– О несчастный! – начал драматическую декламацию самозваный тамплиер. – Рахитичный ум жалкого койота толкнул тебя на преступление, воздаяние которому – смерть! – Лис говорил с подвыванием, и даже мне отсюда виделось, как гневно сверкают его глаза. – «А, Капитан, каково?! Как я его прижучил! „Воздаяние которому – смерть“!» – процитировал он сам себя, добиваясь пущего эффекта.
– «Про воздаяние – хорошо! А рахитичный ум ты к чему припутал?» – отозвался я.
– «Ну это так, к слову пришлось! Ладно, извини, тут клиент заждался».
– Ты, словно невежественный бандерлог, не знающий ни закона Джунглей, ни кодекса Прерий, ни даже уголовного уложения дельты Амазонки, дерзнул поднять оружие на одного из избранных! На одного из избранных в Великий Хурал Народной Джамахерии Святейшего Синода, в Верховную Раду Священного Капитула Наций Истинного Храма Нового Света. Ты повинен смерти, аки пес смердящий. Но я прощаю тебя, условно с отсрочкой приговора, ибо не ведал ты, что творишь. Я не желаю проливать кровь в доме Того, чья звезда поведет нас к новым свершениям в грядущую пятилетку. Встань и повели своим башибузукам отворить дверь, да поспеши доложить его высочайшей светлости, что прибыл посол наместника Эльдорадо [33] и что я тотчас же Должен видеть его звездное, не побоюсь этого слова, зазвезденное высочество – герцога де Гиза. – Он небрежно протянул офицеру золотую монету. – На вот, держи – в знак того, что я не сержусь. Да пошевеливайся!
Офицер, окончательно деморализованный произошедшим, а более всего напористостью бессвязной речи моего друга, повиновался, точно завороженный, и молча попятился к двери, на ходу поднимая отброшенную Рейнаром шпагу.
– «Господи!» – глядя, как скрывается в руке стражника золотая монета, тоскливо простонал Лис. – «Это ж на какие жертвы приходится идти ради устойчивости местных феодальных устоев. Капитан, обнадежь меня. Нам с этого дела хоть что-нибудь обломится?»
– «Ну-у-у, возможно», – ответил я, скорее догадываясь, чем понимая, о чем ведет речь мой друг.
– «Да, звучит неласково. Стало быть, облом грозит быть изрядным. Ладно… Раз уж я все равно здесь – поработаю из любви к искусству. Глядишь, шо-нибудь и урву».
Резные двери распахнулись перед посланцем неведомых земель, и он горделиво, точно адмиральский флагман в акваторию замершего в ожидании порта, прошествовал в пиршественную залу. Установленные покоем [34] столы были заставлены множеством явно совсем недавно початых блюд и с обеих сторон обсажены десятками молодых и не очень дворян, разодетых, как на королевский прием.
– «Ну шо. Капитан, считай. Причем, обрати внимание, – шевальёв хоть пруд пруди, а слуг почти нет. Кстати, на постоялом дворе, где мы врезали хулиганству бой, – их тоже не было. О чем это говорит?»
– «О том, что готовится скорая вылазка, набег».
– "Верно, мой Капитан, – зришь в корень! Ежели б вся эта братия на войну собиралась, она б с собой и конюхов с евнухами прихватила и камердинеров с мамками-няньками. А то ведь, случится вдруг кружевное перемирие, кто брижжи стирать будет? То ли дело – набег! Тут ради скорости можно и без обозов перетоптаться, Кстати, будешь считать, прибавь еще человек восемьдесят – сто наемников. Рядом с замком – лагерь. Я пока ехал в корзине, срисовал – десять котлов [35] . Ладно, прости. Тут, кажется, Гиз оттаял, что-то спросить хочет".
Генрих де Гиз, в первую минуту ошарашенный не менее своих стражей, переборол недоумение, поднявшись из-за стола, обратился к пришельцу:
– Говорите ли вы по-французски, мсье?
– Хау, Великий и Могучий нерусский язык, наполняющий оптимизмом всю христианскую Церковь, Пламенный Моторус сердца истинной веры. Я Великий Омовельник, именитый Мэй д'Одир, омовельников начальник, Могиканей Командир! Хау ду ю ду! Ду ю ду! – сохраняя каменное выражение лица, изрекал Лис, приветственно вскинув правую руку. – Я владею всеми наречьями, существовавшими и существующими в этом подлунном мире. И это всего лишь малая толика из того, чем будете обладать вы, став Сирин-Сиром Эльдорадо, Великим Магистром славных рыцарей истинного Храма Нового Света, которые без малого триста лет уже правят княжествами и королевствами, находящимися по ту сторону безбрежного океана, называемого у нас по старинке морем Мрака. Заклинаю вас, о высочайший столп Европейского союза, освещающий всю землю вокруг стоваттным сиянием чистейшего вакуума благородной души! Выслушайте меня, ибо, пронзив пространство и, можно сказать, время, я прибыл сюда за тысячи лье, чтобы исполнить волю Тайного Капитула – предложить вам, о могущественный Протектор Сущего, Золотую Кепку Ильича, которой венчается на царствие каждый новый мономах Великого, Малого и Белого Эльдорадо со всеми прилегающими Канзасами, Арканзасами и прочими Иллинойса-ми… Впрочем, все долго перечислять.
Молчание, прерываемое лишь робким шушуканьем, было ответом на возвышенный монолог Лиса. Пожалуй, здесь он превзошел сам себя. Кто бы мог подумать, что не моргнув глазом Рейнар способен нести полнейшую ахинею перед столькими десятками слушателей.
– Я слушаю вас, именитый Мэй д'Одир! – тряхнув золотисто-русой шевелюрой, горделиво заявил герцог.
– «Ну шо. Капитан, крючок вместе с наживкой рыбка схряцала. Самое время подсекать!»
– «Лис!» – поспешил задать я мучивший меня вопрос. – «Что такое Великий Омовельник?»
– «А хрен его знает! Если надо будет – придумаем. В конце концов, Гиз может быть великим дворецким Франции?! Почему бы мне не быть Великим Омовельником Эльдорадо?»
– Когда-то, давным-давно, когда король Филипп Красивый еще не родился на свет божий, мы, рыцари Ордена Храма, открыли сказочно богатую землю за морем-океаном. Землю, где золото валяется под ногами шо грязь, а драгоценными камнями мостят дороги, ведущие к Истинному Храму. Когда Капитул решил послать меня сюда, а не в какое-нибудь другое место, я вначале думал привезти в подарок то, что именуется в ваших краях драгоценностями, но убоялся, шо когда вы, мессир, воочию узрите, сколько этой байды там у нас, вы попросту решите, что я над вами злобно подшутил. Скажу только, что все те богатства, которые Кортес похитил у одного из мелких вассалов Великого Ильича для испанского короля, – это лишь крохи с обеденного стола любого из наших князей. Все это может принадлежать вам, если вы только дадите согласие, принять золотую кепку великого кормчего, приведшего эскадру рыцарей Храма к далеким берегам земли, названной нами Террой де Флоридой, ибо оттуда началось триумфальное шествие братьев тамплиеров от победы к победе. Нас вел к свершениям Хулио Педро Гомес де Ильич, Великий Навигатор Ордена. Победа осталась за нами, а мы – намного впереди нее. На лихом коне. С мечом наголо и щитом на руке. С крестом на всей дальнейшей судьбе. Мы шли под грохот канонады, пока не дошли до следующего побережья. Ну и остановились, поскольку тянуть корабли через Скалистые горы накладно, а Панамский канал еще не прорыли. Почти триста лет мы обживали эту суровую землю, превращая ее в земной рай, признавая над собой лишь волю Божью и руководящую роль династии Ильичей. Но увы, великое горе постигло нас! – Лис сделал паузу и обвел глазами залу, чтобы оценить произведенный эффект. Золотой туман плыл в глазах собравшихся, и вся небывальщина, слышанная когда-либо сотрапезниками Гиза о сказочных землях Вест-Индии, воочию оживала в их воображении при взгляде на экзотическую фигуру моего напарника.
– Не бойтесь! – стоически заверил слушателей Лис. – С Господом все в порядке! Но последний из Ильичей покинул нас, не оставив преемника. И вот я, простой Эльдорадский Омовельник, заведующий священным обрядом Первого омовения вступающего в Орден и Последнего Омовения уходящего от нас по лунной тропе, я, Хранитель запасных ключей Входа и Выхода, стою тут перед вами… – при этих словах Рейнар отвесил земной поклон, – чтоб выполнить волю собратьев. Не корысти ради, а токмо волею пославшего меня Тайного Капитула, дабы предложить вам Золотую Кепку Ильича и полную власть над бескрайними просторами Эльдорадо.
– Почему именно мне выпала такая честь? – наконец приходя в себя после всего услышанного, проговорил герцог Гиз.
– «Капитан, по-быстрому придумай почему. Какой-то недоверчивый клиент попался». Во-первых, нам известны ваши рыцарская отвага и благочестие. И это в столь молодом возрасте! Шо ж будет дальше!
– «Лис! Прабабушка Гиза – Лукреция Борджиа. Ее брат, а поговаривают, и прадедушка, как ты выражаешься, клиента – Чезаре Борджиа – последний великий магистр ордена Санта-Мария-дес-Монтес, прямых наследников кастильских тамплиеров. Тоже род известный не хуже твоих Ильичей».
Моя информация была немедленно озвучена Лисом с добавлением, «шо наряду с Санта-Марийцами, Санта-Нанайцы всегда были глазами и ушами заморских братьев, впрочем, далеко не единственными. Но если Его Светлости угодно отвергнуть предложение Капитула, то ему придется сделать подобное предложение королю Генриху Наваррскому, хотя лично он, Мэй д'Одир, не слишком жалует гугенотов».
– Предвижу ваш следующий вопрос, – опережая Гиза, промолвил Рейнар. – Вас, должно быть, интересует, каким образом я очутился в замке, незамеченный многочисленной стражей. Отвечаю. Нам, рыцарям Храма, известны такие тайные знания, шо при помощи их мы можем пронзать пространство, точно шилом, летать по воздуху, как птицы, видеть происходящее за много лье отсюда и еще много чего, о чем вы узнаете, став нашим Великим Магистром.
Нынче же ночью я должен покинуть вас так же, как появился, и все желающие могут быть тому свидетелями. Но ровно через месяц я вновь появлюсь, чтобы выслушать ответ. Обдумайте все тщательно, как подобает будущему Великому Правителю! – Он горестно вздохнул. – Мы зовем их любовно Внучатами Ильича.
– Пока еще вечер, а не ночь, – поднимаясь со своего места, проговорил Гиз. – Почтеннейший Мэй, прошу вас быть моим гостем.
* * *
С Рейнаром все было понятно. Голодная смерть в ближайшие часы ему не грозила. Лишь бы на радостях он не объелся и не хватил лишку спиртного. Насколько я помнил его планы посреди ночи резидент эльдорадской разведки намеревался поразить собравшихся у наследника Золотой Кепки мятежных баронов загадочным исчезновением из пустой часовни. Прыгать же с дерева на дерево, волоча за собой переполненное брюхо, – весьма накладное занятие, А мне самое время было спланировать ночной визит к мадам королеве. Переодевшись как подобает, я, по возможности скрытно, обошел все коридоры, прилегающие к апартаментам «моей супруги». Осмотрел лестницы и даже выбрался на крышу, прикидывая пути отхода в случае, если возможный «семейный совет» приобретет чересчур бурные формы. На всякий случай было решено, что меня наняли за пределами Парижа как штирийского ландскнехта и понятия не имели, кто я такой на самом деле. К тому же брат Адриэн, весьма кстати вспомнив, что аббатом одной из ближних святых обителей является его сорбоннский однокашник, немедленно отправился навестить его, прихватив на всякий случай моего коня. Так что в случае необходимости быстрого прощания с Шалоном мне было на чем уносить ноги. Вопрос только – куда?
Ужин, принесенный Жозефиной, был проглочен с той стремительностью, с какой притаившийся в листве хамелеон сглатывает неосторожно подлетевшую муху. На вопрос Жози, вкусно ли было то, что я только что съел, к стыду своему, я даже не смог вспомнить, чем же потчевали меня повара герцогини Лотарингской. Спустя час после ужина паж королевы Наваррской прибежал за Конфьянс, спеша передать ей волю госпожи, Ее Величеству было угодно видеть свою камер-фрейлину. Королева желает слушать чтение мадемуазель де Пейрак. Конфьянс, не заставляя ждать госпожу, удалилась вслед за пажом.
Понятное дело, чтение какого-нибудь новомодного Амадиса Галльского заменяло Марго отсутствие реального Генриха Гиза, пировавшего в данный момент с именитым Мэй д'Одиром. Все ее существо бунтовало против патриархальных нравов и правил, принятых в этой провинциальной глуши. Избалованное дитя Парижа, любимица Лувра, она просто не представляла себе, как можно ложиться спать в такую рань. Выждав некоторое время, я тихо направился к опочивальне Маргариты.
Слава богу, мне не пришлось следовать примеру Лиса, демонстрируя изощренную технику эльдорадского рукопашного боя. Приставленный к дверям королевских покоев страж, уже изрядно немолодой швейцарец, явно не разделял воззрения младшей из сестричек Валуа на назначение дня и ночи. Он дремал стоя, облокотясь на алебарду, и по всему было видно, что подобный способ ему явно не внове. Мысленно я поблагодарил здешнего дворецкого за хорошо смазанные дверные петли и чуть отворив дверцу, чтобы не создавать сквозняк, проскользнул в спальню. Хранитель королевского покоя даже бровью не повел. Наверняка не я первый осуществлял подобные манёвры здесь в столь поздний час.
Тяжелая бархатная портьера цвета бордо, затканная серебристыми лилейными крестами, скрыла меня, предоставляя возможность вдосталь любоваться происходящим. А любоваться, Сакр Дье, было чем! В кругу золоченых бронзовых канделябров, озаряющих мерцающим зыбким светом спальню, на огромном ложе, застеленном черной, точно морская пучина, шелковой простыней, сияло волшебной жемчужиной ослепительно прекрасное тело Маргариты Наваррской, едва-едва прикрытое почти прозрачной ночной сорочкой. В комнате, несмотря на позднее время, было жарковато, и соболье одеяло, переливающееся в неровном пламени свечей, было небрежно откинуто в сторону и почти сползло с ложа, лишь едва-едва касаясь маленькой тонкой ножки королевы.
Ее Величество скучала, едва слушая декламируемые стихи и разглядывая то замысловатое литье канделябров, изображающее безумную пляску вакханок, то лепнину, украшающую карниз, то оплывшие восковые свечи… Она была прекрасна и, несомненно, осознавала это. Тело ее жаждало ласк, душа – любви, но, увы, и то, и другое сейчас заменяли стихи, выразительно произносимые моей юной сообщницей. Надо сказать, черный цвет простыни был весьма кстати рядом с этой красавицей. Уж и не знаю, был ли это своеобразный траур по невинноубиенному брату Карлу, но то, что он безупречно оттенял молочно-белый цвет ее кожи и выгодно подчеркивал изысканное совершенство форм, было несомненным.
…Так живи, пока жива,
Дай любви ее права —
Но глаза твои так строги!
Ты с досады б умерла,
Если б только поняла,
Что теряют недотроги.
Любоваться прелестной картиной отдыха царственной одалиски можно было бесконечно долго, однако пришло время действовать. Я отдернул тяжелую портьеру, открывая удивленному взору Марго свое убежище.
О, постой, о, подожди!
Я умру, не уходи!
Ты, как лань, бежишь тревожно…
О, позволь руке скользнуть
На твою нагую грудь
Иль пониже, если можно.
Я закончил строфу и склонился в галантном поклоне:
– Не правда ли, мадам, стансы преподобного Пьера Ронсара необычайно сладкозвучны и проникновенны!
– Кто вы, мсье? – в негодовании вскинулась королева. – Откуда вы здесь взялись?
Обворожительное личико ее все еще продолжало оставаться гневным, но цепкий взгляд уже вполне явственно оценивал широкие плечи и крепкие ноги незваного гостя.
– Марго! Марго! Что за странные вопросы задает жена собственному мужу в такой час в своей опочивальне. Это я, Марго! А вы что, ожидали здесь увидеть кого-то другого? Прошу вас, сударыня! – обратился я к Конфьянс. – Оставьте меня с ненаглядной супругой наедине. Мы так давно не видели друг друга! Не правда ли, дорогая?
Мадемуазель де Пейрак склонилась в реверансе, пряча предательскую усмешку, и, не говоря ни слова, проплыла мимо в свои покои. Я прислушался. За дверью по-прежнему все было тихо.
– Генрих? – не сводя с меня агатовых глаз, чуть слышит произнесла красавица. – Откуда ты здесь?
– Снова странный вопрос. Конечно же, из Парижа! В Библии, правда, сказано, что жена должна везде следовать за мужем. Но, видишь, в нашем случае получилось наоборот. Я приехал за тобой, мой ангел. Не собираешься же ты, в самом деле, пропустить коронацию своего брата?
– В Шалоне гугеноты? – бледнея, проговорила Маргарита находя верное, как ей казалось, объяснение моему появлению в своей спальне.
– Вероятно, есть десяток-другой, но мне о них ничего не известно, – пожал плечами я. – Разве не понятно, я пришел за тобой.
– Один?
– Почти. – Я положил руку на эфес шпаги, точно давая понять, что, как минимум, одна верная подруга все это время сопровождала меня неизменно.
– Невероятно, – не отводя от меня взгляда, почти прошептала Марго. – Генрих Бурбон – здесь и он пришел за своей женой. Уму не постижимо!
Мне было недосуг разбираться, к кому обращены слова моей «очаровательной супруги».
– Что же тогда в Лувре вы не пришли за мной? – Жгучая плеть ее обиды начинала раскручиваться со свистом. – В ту ночь вы бежали из дворца со своими гугенотами и этой шлюхой де Сов. И теперь вы смеете являться сюда и как ни в чем не бывало приглашать меня на коронацию?!
– Ах, Марго, как вы прекрасны в гневе! – с томным вздохом проговорил я. – Однако, сударыня, вы что-то путаете!
– Я путаю?! Нахал! Наглец! Мужлан! Деревенщина! Ты взял Ларошфуко, Дюплесси-Морнея и еще три десятка гугенотов, а также свою шлюху де Сов и отправился поджигать Тюильри. Я сама это видела! Затем ты вместе с ними бежал из города по реке.
Очень интересная информация. Надо будет принять к сведению. Однако выпад сделан. Мой ответ.
– Дорогая моя! Что вы такое говорите! Я вернулся за вами, лишь только пожар охватил Тюильри! Но, увы – не застал на месте.
– Ложь! Наглая ложь! – не унималась раздосадованная красавица. – Если бы вы были добрым христианином – вы бы не позволили себе такой лжи! Правду говорят, что гугеноты в сговоре с самим Сатаной!
– Мадам, мадам! – Я испуганно замахал руками, делая пару шагов к ее ложу. – Не поминайте лукавого, тем более в такой-то час. Говорят, в полночь он любит являться на зов. А к чему нам третий?! Марго, ангел мой, вы удивляете меня своими обвинениями. Я говорю вам, что был в Лувре до самого взрыва. Это может подтвердить множество людей! Даже ваша матушка. Ведь именно я помог ей выбраться из дворца, как и многим другим. Правда, теперь, в результате моей доброты, меня же обвиняют в убийстве вашего брата и моего друга, короля Карла. Но это ложь! Я был ранен, в беспамятстве, и последнее, что помню, – он спасал меня, вытаскивая из-под обломков колонны.
– Это похоже на Карла, – внезапно успокаиваясь, с печальным вздохом промолвила Маргарита. – Он был резок, груб, несдержан, но до конца верен своим друзьям. И вы действительно нравились ему, Генрих. Я слышала, что именно вы убили его, но полагала это россказнями озлобленной толпы. До этого часа я верила, что вы бежали с этой…
– Марго, я готов поклясться, что не видел мадам де Сов с той самой ночи.
Это было чистой правдой. С такой же легкостью я мог поклясться, что не видел эту яркую звезду «Летучего эскадрона» Черной Вдовы в ночь мятежа, да и вообще никогда прежде ее не встречал.
– Я пришел за вами, но ваша комната была закрыта, окно распахнуто… Мадам, неужели же вы бежали через окно по веревочной лестнице? Я очень беспокоился за вас.
– Благодарю вас, Генрих, – несколько обескуражено наклонила головку королева Наваррская. – Признаться, не ожидала от вас такой заботы о себе. Один добрый священник помог мне выбраться из Лувра. До того я скрывалась в дворцовой часовне. Распахнутое окно – это только для отвода глаз, один из моих пажей спустился вниз по той лестнице, которую обнаружили… А вы… Стало быть, вы пришли сюда за мной, мой милый, невзирая на все опасности, подстерегавшие на пути. Пришли за мной… – понижая голос почти до шепота, с придыханием промолвила она.
– Сударыня! – Я склонился в поклоне у самого ложа, едва не наступая на край сброшенного собольего одеяла. – Та кто видел вас хотя бы раз, более не способен замечать опасности и препятствия, стоящие на пути к предмету своих грез.
Темные глаза Марго смотрели печально задумчиво.
– Вы сейчас в опасности, друг мой. С минуты на минуту может появиться Гиз.
– О нет, любовь моя! Вы приехали в Шалон с одной лишь целью – навестить заболевшую сестру. Никакой Гиз здесь сейчас не объявится. Тем более что в данный момент он пирует со своими друзьями-заговорщиками, готовясь послезавтра сорвать коронацию вашего брата…
Я хотел еще сказать о том, что мы могли бы стать союзниками, что только вместе мы можем представлять силу при дворе, и много еще другого в том же духе, но пламя свечей, отраженное в глубоких глазах девятнадцатилетней красавицы, колдовским образом сжигало слова, заранее заготовленные мною для этого случая. Впрочем, было ли то пламя свечей, или же глаза ее горели собственным волшебным сиянием? Кто знает, кто знает!
– Идите ко мне, Генрих! – прошептала Марго. – Потом, все потом.
Глава 20
Я ушел перед самым рассветом, начисто лишив противнике союза Маргариты Валуа и Генриха Бурбона возможности объявить брак фиктивным. В глубине души маленький червячок раскаяния пытался выгрызть себе нору, заявляя, что я коварно пользовался внешним сходством и минутной слабостью страстной женщины. Но ведь в конечном итоге ее объятия предназначались не мне, как там меня звали – Вальдару Камдилу, а отважному королю Генриху, вернувшемуся за ненаглядной женой в осажденный Лувр и сейчас пришедшему к ней через все опасности в самое логово смертельных врагов. Что, как не любовь прекрасной дамы, – заветный приз для благородного рыцаря?! Но ведь любовь-то не ко мне, черт побери, а к этому лоботрясу Бурбону! Только бы он не утонул, улепетывая из Парижа. А то ведь еще бог весть сколько здесь торчать придется.
С самого утра Ее Величество Маргарита Наваррская пожелала развлечься соколиной охотой. Никто и не подумал препятствовать ей в этом. Мало кому в Шалоне и его окрестностях вообще было дело до беглой королевы. Впрочем, на что еще могла рассчитывать бедная родственница? Пока ее желания не выходили за рамки приличий, она могла позволить себе все, что взбредало в ее очаровательную головку. Единственный, кому бы желания Марго были или могли быть небезразличны, – молодой красавец Гиз, сегодняшней ночью отлученный от ложа Ее Величества. Но, так и не узнав об этом, он безнадежно утонул в планах скорого мятежа. К тому же, благодаря усилиям Рейнара, блеск Золотой Кепки Великого Магистра дурманил его склонный к авантюрам ум, никогда прежде не обольщаемый столь опытным искусителем, как Лис.
В погоню за пернатой дичью Марго сопровождали «любимая фрейлина с телохранителем» да пять-шесть слуг, стремянных, сокольничих и попросту охранников. К чему больше эскорт родственнице герцога Лотарингского в самой близости стен его столицы?! Слуги не удивились, когда за воротами кавалькаде присоединились еще два «охотника» – Жозефина, посланная с известием к брату Адриэну, и он сам, должно бы проведший ночь в благочестивых молениях со своим благородным собратом. Слуги не удивились. Удивилась моя «дражайшая супруга».
Мир перед моим внутренним взором изменил свои формы. Пара разряженных алебардиров, ошарашено глядя прямо на меня, вернее, на Рейнара, поскольку сейчас я смотрел его глазами, мучительно пыталась сообразить, что им следует предпринять при появлении столь необычного гостя. Третий, наблюдающий начало обещанного шоу, должно быть, офицер замковой стражи, наконец взял себя в руки, обнажил шпагу и каким-то судорожным движением приставил ее к горлу моего друга.
– Ни шагу вперед, мсье! – вращая глазами с целью устрашить противника, нервно рявкнул он.
– «Не, ну ты видел?!» – возмутился столь бестрепетному обращению д'Орбиньяк, – «Шо-то они тут какие-то поморочные! С чего бы это? Напомни мне, когда мы здесь все на ноль помножим, выставить этим убогим бочку брома».
Ни один мускул, должно быть, не дрогнул на лице Консультанта Маниту, ни одно слово не сорвалось с его сомкнутых губ. Двумя пальцами он небрежно отвел от горла острие офицерской шпаги, а затем, чуть повернувшись на опорной ноге, перехватил запястье вооруженной руки противника, быстро дернул его вверх, одновременно надавливая локтем на середину бицепса. Офицер, похоже, сам толком не понимая отчего, вдруг оказался лежащим на полу, и шпага, которой он только что угрожал незнакомцу, ни с того ни с сего оказалась в правой руке этого раскрашенного полурыцаря-полугурона.
– О несчастный! – начал драматическую декламацию самозваный тамплиер. – Рахитичный ум жалкого койота толкнул тебя на преступление, воздаяние которому – смерть! – Лис говорил с подвыванием, и даже мне отсюда виделось, как гневно сверкают его глаза. – «А, Капитан, каково?! Как я его прижучил! „Воздаяние которому – смерть“!» – процитировал он сам себя, добиваясь пущего эффекта.
– «Про воздаяние – хорошо! А рахитичный ум ты к чему припутал?» – отозвался я.
– «Ну это так, к слову пришлось! Ладно, извини, тут клиент заждался».
– Ты, словно невежественный бандерлог, не знающий ни закона Джунглей, ни кодекса Прерий, ни даже уголовного уложения дельты Амазонки, дерзнул поднять оружие на одного из избранных! На одного из избранных в Великий Хурал Народной Джамахерии Святейшего Синода, в Верховную Раду Священного Капитула Наций Истинного Храма Нового Света. Ты повинен смерти, аки пес смердящий. Но я прощаю тебя, условно с отсрочкой приговора, ибо не ведал ты, что творишь. Я не желаю проливать кровь в доме Того, чья звезда поведет нас к новым свершениям в грядущую пятилетку. Встань и повели своим башибузукам отворить дверь, да поспеши доложить его высочайшей светлости, что прибыл посол наместника Эльдорадо [33] и что я тотчас же Должен видеть его звездное, не побоюсь этого слова, зазвезденное высочество – герцога де Гиза. – Он небрежно протянул офицеру золотую монету. – На вот, держи – в знак того, что я не сержусь. Да пошевеливайся!
Офицер, окончательно деморализованный произошедшим, а более всего напористостью бессвязной речи моего друга, повиновался, точно завороженный, и молча попятился к двери, на ходу поднимая отброшенную Рейнаром шпагу.
– «Господи!» – глядя, как скрывается в руке стражника золотая монета, тоскливо простонал Лис. – «Это ж на какие жертвы приходится идти ради устойчивости местных феодальных устоев. Капитан, обнадежь меня. Нам с этого дела хоть что-нибудь обломится?»
– «Ну-у-у, возможно», – ответил я, скорее догадываясь, чем понимая, о чем ведет речь мой друг.
– «Да, звучит неласково. Стало быть, облом грозит быть изрядным. Ладно… Раз уж я все равно здесь – поработаю из любви к искусству. Глядишь, шо-нибудь и урву».
Резные двери распахнулись перед посланцем неведомых земель, и он горделиво, точно адмиральский флагман в акваторию замершего в ожидании порта, прошествовал в пиршественную залу. Установленные покоем [34] столы были заставлены множеством явно совсем недавно початых блюд и с обеих сторон обсажены десятками молодых и не очень дворян, разодетых, как на королевский прием.
– «Ну шо. Капитан, считай. Причем, обрати внимание, – шевальёв хоть пруд пруди, а слуг почти нет. Кстати, на постоялом дворе, где мы врезали хулиганству бой, – их тоже не было. О чем это говорит?»
– «О том, что готовится скорая вылазка, набег».
– "Верно, мой Капитан, – зришь в корень! Ежели б вся эта братия на войну собиралась, она б с собой и конюхов с евнухами прихватила и камердинеров с мамками-няньками. А то ведь, случится вдруг кружевное перемирие, кто брижжи стирать будет? То ли дело – набег! Тут ради скорости можно и без обозов перетоптаться, Кстати, будешь считать, прибавь еще человек восемьдесят – сто наемников. Рядом с замком – лагерь. Я пока ехал в корзине, срисовал – десять котлов [35] . Ладно, прости. Тут, кажется, Гиз оттаял, что-то спросить хочет".
Генрих де Гиз, в первую минуту ошарашенный не менее своих стражей, переборол недоумение, поднявшись из-за стола, обратился к пришельцу:
– Говорите ли вы по-французски, мсье?
– Хау, Великий и Могучий нерусский язык, наполняющий оптимизмом всю христианскую Церковь, Пламенный Моторус сердца истинной веры. Я Великий Омовельник, именитый Мэй д'Одир, омовельников начальник, Могиканей Командир! Хау ду ю ду! Ду ю ду! – сохраняя каменное выражение лица, изрекал Лис, приветственно вскинув правую руку. – Я владею всеми наречьями, существовавшими и существующими в этом подлунном мире. И это всего лишь малая толика из того, чем будете обладать вы, став Сирин-Сиром Эльдорадо, Великим Магистром славных рыцарей истинного Храма Нового Света, которые без малого триста лет уже правят княжествами и королевствами, находящимися по ту сторону безбрежного океана, называемого у нас по старинке морем Мрака. Заклинаю вас, о высочайший столп Европейского союза, освещающий всю землю вокруг стоваттным сиянием чистейшего вакуума благородной души! Выслушайте меня, ибо, пронзив пространство и, можно сказать, время, я прибыл сюда за тысячи лье, чтобы исполнить волю Тайного Капитула – предложить вам, о могущественный Протектор Сущего, Золотую Кепку Ильича, которой венчается на царствие каждый новый мономах Великого, Малого и Белого Эльдорадо со всеми прилегающими Канзасами, Арканзасами и прочими Иллинойса-ми… Впрочем, все долго перечислять.
Молчание, прерываемое лишь робким шушуканьем, было ответом на возвышенный монолог Лиса. Пожалуй, здесь он превзошел сам себя. Кто бы мог подумать, что не моргнув глазом Рейнар способен нести полнейшую ахинею перед столькими десятками слушателей.
– Я слушаю вас, именитый Мэй д'Одир! – тряхнув золотисто-русой шевелюрой, горделиво заявил герцог.
– «Ну шо. Капитан, крючок вместе с наживкой рыбка схряцала. Самое время подсекать!»
– «Лис!» – поспешил задать я мучивший меня вопрос. – «Что такое Великий Омовельник?»
– «А хрен его знает! Если надо будет – придумаем. В конце концов, Гиз может быть великим дворецким Франции?! Почему бы мне не быть Великим Омовельником Эльдорадо?»
– Когда-то, давным-давно, когда король Филипп Красивый еще не родился на свет божий, мы, рыцари Ордена Храма, открыли сказочно богатую землю за морем-океаном. Землю, где золото валяется под ногами шо грязь, а драгоценными камнями мостят дороги, ведущие к Истинному Храму. Когда Капитул решил послать меня сюда, а не в какое-нибудь другое место, я вначале думал привезти в подарок то, что именуется в ваших краях драгоценностями, но убоялся, шо когда вы, мессир, воочию узрите, сколько этой байды там у нас, вы попросту решите, что я над вами злобно подшутил. Скажу только, что все те богатства, которые Кортес похитил у одного из мелких вассалов Великого Ильича для испанского короля, – это лишь крохи с обеденного стола любого из наших князей. Все это может принадлежать вам, если вы только дадите согласие, принять золотую кепку великого кормчего, приведшего эскадру рыцарей Храма к далеким берегам земли, названной нами Террой де Флоридой, ибо оттуда началось триумфальное шествие братьев тамплиеров от победы к победе. Нас вел к свершениям Хулио Педро Гомес де Ильич, Великий Навигатор Ордена. Победа осталась за нами, а мы – намного впереди нее. На лихом коне. С мечом наголо и щитом на руке. С крестом на всей дальнейшей судьбе. Мы шли под грохот канонады, пока не дошли до следующего побережья. Ну и остановились, поскольку тянуть корабли через Скалистые горы накладно, а Панамский канал еще не прорыли. Почти триста лет мы обживали эту суровую землю, превращая ее в земной рай, признавая над собой лишь волю Божью и руководящую роль династии Ильичей. Но увы, великое горе постигло нас! – Лис сделал паузу и обвел глазами залу, чтобы оценить произведенный эффект. Золотой туман плыл в глазах собравшихся, и вся небывальщина, слышанная когда-либо сотрапезниками Гиза о сказочных землях Вест-Индии, воочию оживала в их воображении при взгляде на экзотическую фигуру моего напарника.
– Не бойтесь! – стоически заверил слушателей Лис. – С Господом все в порядке! Но последний из Ильичей покинул нас, не оставив преемника. И вот я, простой Эльдорадский Омовельник, заведующий священным обрядом Первого омовения вступающего в Орден и Последнего Омовения уходящего от нас по лунной тропе, я, Хранитель запасных ключей Входа и Выхода, стою тут перед вами… – при этих словах Рейнар отвесил земной поклон, – чтоб выполнить волю собратьев. Не корысти ради, а токмо волею пославшего меня Тайного Капитула, дабы предложить вам Золотую Кепку Ильича и полную власть над бескрайними просторами Эльдорадо.
– Почему именно мне выпала такая честь? – наконец приходя в себя после всего услышанного, проговорил герцог Гиз.
– «Капитан, по-быстрому придумай почему. Какой-то недоверчивый клиент попался». Во-первых, нам известны ваши рыцарская отвага и благочестие. И это в столь молодом возрасте! Шо ж будет дальше!
– «Лис! Прабабушка Гиза – Лукреция Борджиа. Ее брат, а поговаривают, и прадедушка, как ты выражаешься, клиента – Чезаре Борджиа – последний великий магистр ордена Санта-Мария-дес-Монтес, прямых наследников кастильских тамплиеров. Тоже род известный не хуже твоих Ильичей».
Моя информация была немедленно озвучена Лисом с добавлением, «шо наряду с Санта-Марийцами, Санта-Нанайцы всегда были глазами и ушами заморских братьев, впрочем, далеко не единственными. Но если Его Светлости угодно отвергнуть предложение Капитула, то ему придется сделать подобное предложение королю Генриху Наваррскому, хотя лично он, Мэй д'Одир, не слишком жалует гугенотов».
– Предвижу ваш следующий вопрос, – опережая Гиза, промолвил Рейнар. – Вас, должно быть, интересует, каким образом я очутился в замке, незамеченный многочисленной стражей. Отвечаю. Нам, рыцарям Храма, известны такие тайные знания, шо при помощи их мы можем пронзать пространство, точно шилом, летать по воздуху, как птицы, видеть происходящее за много лье отсюда и еще много чего, о чем вы узнаете, став нашим Великим Магистром.
Нынче же ночью я должен покинуть вас так же, как появился, и все желающие могут быть тому свидетелями. Но ровно через месяц я вновь появлюсь, чтобы выслушать ответ. Обдумайте все тщательно, как подобает будущему Великому Правителю! – Он горестно вздохнул. – Мы зовем их любовно Внучатами Ильича.
– Пока еще вечер, а не ночь, – поднимаясь со своего места, проговорил Гиз. – Почтеннейший Мэй, прошу вас быть моим гостем.
* * *
С Рейнаром все было понятно. Голодная смерть в ближайшие часы ему не грозила. Лишь бы на радостях он не объелся и не хватил лишку спиртного. Насколько я помнил его планы посреди ночи резидент эльдорадской разведки намеревался поразить собравшихся у наследника Золотой Кепки мятежных баронов загадочным исчезновением из пустой часовни. Прыгать же с дерева на дерево, волоча за собой переполненное брюхо, – весьма накладное занятие, А мне самое время было спланировать ночной визит к мадам королеве. Переодевшись как подобает, я, по возможности скрытно, обошел все коридоры, прилегающие к апартаментам «моей супруги». Осмотрел лестницы и даже выбрался на крышу, прикидывая пути отхода в случае, если возможный «семейный совет» приобретет чересчур бурные формы. На всякий случай было решено, что меня наняли за пределами Парижа как штирийского ландскнехта и понятия не имели, кто я такой на самом деле. К тому же брат Адриэн, весьма кстати вспомнив, что аббатом одной из ближних святых обителей является его сорбоннский однокашник, немедленно отправился навестить его, прихватив на всякий случай моего коня. Так что в случае необходимости быстрого прощания с Шалоном мне было на чем уносить ноги. Вопрос только – куда?
Ужин, принесенный Жозефиной, был проглочен с той стремительностью, с какой притаившийся в листве хамелеон сглатывает неосторожно подлетевшую муху. На вопрос Жози, вкусно ли было то, что я только что съел, к стыду своему, я даже не смог вспомнить, чем же потчевали меня повара герцогини Лотарингской. Спустя час после ужина паж королевы Наваррской прибежал за Конфьянс, спеша передать ей волю госпожи, Ее Величеству было угодно видеть свою камер-фрейлину. Королева желает слушать чтение мадемуазель де Пейрак. Конфьянс, не заставляя ждать госпожу, удалилась вслед за пажом.
Понятное дело, чтение какого-нибудь новомодного Амадиса Галльского заменяло Марго отсутствие реального Генриха Гиза, пировавшего в данный момент с именитым Мэй д'Одиром. Все ее существо бунтовало против патриархальных нравов и правил, принятых в этой провинциальной глуши. Избалованное дитя Парижа, любимица Лувра, она просто не представляла себе, как можно ложиться спать в такую рань. Выждав некоторое время, я тихо направился к опочивальне Маргариты.
Слава богу, мне не пришлось следовать примеру Лиса, демонстрируя изощренную технику эльдорадского рукопашного боя. Приставленный к дверям королевских покоев страж, уже изрядно немолодой швейцарец, явно не разделял воззрения младшей из сестричек Валуа на назначение дня и ночи. Он дремал стоя, облокотясь на алебарду, и по всему было видно, что подобный способ ему явно не внове. Мысленно я поблагодарил здешнего дворецкого за хорошо смазанные дверные петли и чуть отворив дверцу, чтобы не создавать сквозняк, проскользнул в спальню. Хранитель королевского покоя даже бровью не повел. Наверняка не я первый осуществлял подобные манёвры здесь в столь поздний час.
Тяжелая бархатная портьера цвета бордо, затканная серебристыми лилейными крестами, скрыла меня, предоставляя возможность вдосталь любоваться происходящим. А любоваться, Сакр Дье, было чем! В кругу золоченых бронзовых канделябров, озаряющих мерцающим зыбким светом спальню, на огромном ложе, застеленном черной, точно морская пучина, шелковой простыней, сияло волшебной жемчужиной ослепительно прекрасное тело Маргариты Наваррской, едва-едва прикрытое почти прозрачной ночной сорочкой. В комнате, несмотря на позднее время, было жарковато, и соболье одеяло, переливающееся в неровном пламени свечей, было небрежно откинуто в сторону и почти сползло с ложа, лишь едва-едва касаясь маленькой тонкой ножки королевы.
Ее Величество скучала, едва слушая декламируемые стихи и разглядывая то замысловатое литье канделябров, изображающее безумную пляску вакханок, то лепнину, украшающую карниз, то оплывшие восковые свечи… Она была прекрасна и, несомненно, осознавала это. Тело ее жаждало ласк, душа – любви, но, увы, и то, и другое сейчас заменяли стихи, выразительно произносимые моей юной сообщницей. Надо сказать, черный цвет простыни был весьма кстати рядом с этой красавицей. Уж и не знаю, был ли это своеобразный траур по невинноубиенному брату Карлу, но то, что он безупречно оттенял молочно-белый цвет ее кожи и выгодно подчеркивал изысканное совершенство форм, было несомненным.
…Так живи, пока жива,
Дай любви ее права —
Но глаза твои так строги!
Ты с досады б умерла,
Если б только поняла,
Что теряют недотроги.
Любоваться прелестной картиной отдыха царственной одалиски можно было бесконечно долго, однако пришло время действовать. Я отдернул тяжелую портьеру, открывая удивленному взору Марго свое убежище.
О, постой, о, подожди!
Я умру, не уходи!
Ты, как лань, бежишь тревожно…
О, позволь руке скользнуть
На твою нагую грудь
Иль пониже, если можно.
Я закончил строфу и склонился в галантном поклоне:
– Не правда ли, мадам, стансы преподобного Пьера Ронсара необычайно сладкозвучны и проникновенны!
– Кто вы, мсье? – в негодовании вскинулась королева. – Откуда вы здесь взялись?
Обворожительное личико ее все еще продолжало оставаться гневным, но цепкий взгляд уже вполне явственно оценивал широкие плечи и крепкие ноги незваного гостя.
– Марго! Марго! Что за странные вопросы задает жена собственному мужу в такой час в своей опочивальне. Это я, Марго! А вы что, ожидали здесь увидеть кого-то другого? Прошу вас, сударыня! – обратился я к Конфьянс. – Оставьте меня с ненаглядной супругой наедине. Мы так давно не видели друг друга! Не правда ли, дорогая?
Мадемуазель де Пейрак склонилась в реверансе, пряча предательскую усмешку, и, не говоря ни слова, проплыла мимо в свои покои. Я прислушался. За дверью по-прежнему все было тихо.
– Генрих? – не сводя с меня агатовых глаз, чуть слышит произнесла красавица. – Откуда ты здесь?
– Снова странный вопрос. Конечно же, из Парижа! В Библии, правда, сказано, что жена должна везде следовать за мужем. Но, видишь, в нашем случае получилось наоборот. Я приехал за тобой, мой ангел. Не собираешься же ты, в самом деле, пропустить коронацию своего брата?
– В Шалоне гугеноты? – бледнея, проговорила Маргарита находя верное, как ей казалось, объяснение моему появлению в своей спальне.
– Вероятно, есть десяток-другой, но мне о них ничего не известно, – пожал плечами я. – Разве не понятно, я пришел за тобой.
– Один?
– Почти. – Я положил руку на эфес шпаги, точно давая понять, что, как минимум, одна верная подруга все это время сопровождала меня неизменно.
– Невероятно, – не отводя от меня взгляда, почти прошептала Марго. – Генрих Бурбон – здесь и он пришел за своей женой. Уму не постижимо!
Мне было недосуг разбираться, к кому обращены слова моей «очаровательной супруги».
– Что же тогда в Лувре вы не пришли за мной? – Жгучая плеть ее обиды начинала раскручиваться со свистом. – В ту ночь вы бежали из дворца со своими гугенотами и этой шлюхой де Сов. И теперь вы смеете являться сюда и как ни в чем не бывало приглашать меня на коронацию?!
– Ах, Марго, как вы прекрасны в гневе! – с томным вздохом проговорил я. – Однако, сударыня, вы что-то путаете!
– Я путаю?! Нахал! Наглец! Мужлан! Деревенщина! Ты взял Ларошфуко, Дюплесси-Морнея и еще три десятка гугенотов, а также свою шлюху де Сов и отправился поджигать Тюильри. Я сама это видела! Затем ты вместе с ними бежал из города по реке.
Очень интересная информация. Надо будет принять к сведению. Однако выпад сделан. Мой ответ.
– Дорогая моя! Что вы такое говорите! Я вернулся за вами, лишь только пожар охватил Тюильри! Но, увы – не застал на месте.
– Ложь! Наглая ложь! – не унималась раздосадованная красавица. – Если бы вы были добрым христианином – вы бы не позволили себе такой лжи! Правду говорят, что гугеноты в сговоре с самим Сатаной!
– Мадам, мадам! – Я испуганно замахал руками, делая пару шагов к ее ложу. – Не поминайте лукавого, тем более в такой-то час. Говорят, в полночь он любит являться на зов. А к чему нам третий?! Марго, ангел мой, вы удивляете меня своими обвинениями. Я говорю вам, что был в Лувре до самого взрыва. Это может подтвердить множество людей! Даже ваша матушка. Ведь именно я помог ей выбраться из дворца, как и многим другим. Правда, теперь, в результате моей доброты, меня же обвиняют в убийстве вашего брата и моего друга, короля Карла. Но это ложь! Я был ранен, в беспамятстве, и последнее, что помню, – он спасал меня, вытаскивая из-под обломков колонны.
– Это похоже на Карла, – внезапно успокаиваясь, с печальным вздохом промолвила Маргарита. – Он был резок, груб, несдержан, но до конца верен своим друзьям. И вы действительно нравились ему, Генрих. Я слышала, что именно вы убили его, но полагала это россказнями озлобленной толпы. До этого часа я верила, что вы бежали с этой…
– Марго, я готов поклясться, что не видел мадам де Сов с той самой ночи.
Это было чистой правдой. С такой же легкостью я мог поклясться, что не видел эту яркую звезду «Летучего эскадрона» Черной Вдовы в ночь мятежа, да и вообще никогда прежде ее не встречал.
– Я пришел за вами, но ваша комната была закрыта, окно распахнуто… Мадам, неужели же вы бежали через окно по веревочной лестнице? Я очень беспокоился за вас.
– Благодарю вас, Генрих, – несколько обескуражено наклонила головку королева Наваррская. – Признаться, не ожидала от вас такой заботы о себе. Один добрый священник помог мне выбраться из Лувра. До того я скрывалась в дворцовой часовне. Распахнутое окно – это только для отвода глаз, один из моих пажей спустился вниз по той лестнице, которую обнаружили… А вы… Стало быть, вы пришли сюда за мной, мой милый, невзирая на все опасности, подстерегавшие на пути. Пришли за мной… – понижая голос почти до шепота, с придыханием промолвила она.
– Сударыня! – Я склонился в поклоне у самого ложа, едва не наступая на край сброшенного собольего одеяла. – Та кто видел вас хотя бы раз, более не способен замечать опасности и препятствия, стоящие на пути к предмету своих грез.
Темные глаза Марго смотрели печально задумчиво.
– Вы сейчас в опасности, друг мой. С минуты на минуту может появиться Гиз.
– О нет, любовь моя! Вы приехали в Шалон с одной лишь целью – навестить заболевшую сестру. Никакой Гиз здесь сейчас не объявится. Тем более что в данный момент он пирует со своими друзьями-заговорщиками, готовясь послезавтра сорвать коронацию вашего брата…
Я хотел еще сказать о том, что мы могли бы стать союзниками, что только вместе мы можем представлять силу при дворе, и много еще другого в том же духе, но пламя свечей, отраженное в глубоких глазах девятнадцатилетней красавицы, колдовским образом сжигало слова, заранее заготовленные мною для этого случая. Впрочем, было ли то пламя свечей, или же глаза ее горели собственным волшебным сиянием? Кто знает, кто знает!
– Идите ко мне, Генрих! – прошептала Марго. – Потом, все потом.
Глава 20
Далеко зашел бы Моисей, если бы он устраивал опросы общественного мнения в Египте.
Гарри Трумэн
Я ушел перед самым рассветом, начисто лишив противнике союза Маргариты Валуа и Генриха Бурбона возможности объявить брак фиктивным. В глубине души маленький червячок раскаяния пытался выгрызть себе нору, заявляя, что я коварно пользовался внешним сходством и минутной слабостью страстной женщины. Но ведь в конечном итоге ее объятия предназначались не мне, как там меня звали – Вальдару Камдилу, а отважному королю Генриху, вернувшемуся за ненаглядной женой в осажденный Лувр и сейчас пришедшему к ней через все опасности в самое логово смертельных врагов. Что, как не любовь прекрасной дамы, – заветный приз для благородного рыцаря?! Но ведь любовь-то не ко мне, черт побери, а к этому лоботрясу Бурбону! Только бы он не утонул, улепетывая из Парижа. А то ведь еще бог весть сколько здесь торчать придется.
С самого утра Ее Величество Маргарита Наваррская пожелала развлечься соколиной охотой. Никто и не подумал препятствовать ей в этом. Мало кому в Шалоне и его окрестностях вообще было дело до беглой королевы. Впрочем, на что еще могла рассчитывать бедная родственница? Пока ее желания не выходили за рамки приличий, она могла позволить себе все, что взбредало в ее очаровательную головку. Единственный, кому бы желания Марго были или могли быть небезразличны, – молодой красавец Гиз, сегодняшней ночью отлученный от ложа Ее Величества. Но, так и не узнав об этом, он безнадежно утонул в планах скорого мятежа. К тому же, благодаря усилиям Рейнара, блеск Золотой Кепки Великого Магистра дурманил его склонный к авантюрам ум, никогда прежде не обольщаемый столь опытным искусителем, как Лис.
В погоню за пернатой дичью Марго сопровождали «любимая фрейлина с телохранителем» да пять-шесть слуг, стремянных, сокольничих и попросту охранников. К чему больше эскорт родственнице герцога Лотарингского в самой близости стен его столицы?! Слуги не удивились, когда за воротами кавалькаде присоединились еще два «охотника» – Жозефина, посланная с известием к брату Адриэну, и он сам, должно бы проведший ночь в благочестивых молениях со своим благородным собратом. Слуги не удивились. Удивилась моя «дражайшая супруга».