Страница:
"лучше" или "медитативнее", чем другие. Это может привести к пониманию того,
что такого рода скрытые предпосылки вообще действуют во всех моих жизненных
переживаниях. При этом я внимателен во втором смысле слова, различая более
тонкий уровень ментального функционирования.
В третьем смысле термин "внимательность" относится к тому, что можно
было назвать сознаванием сознавания, к полному сознанию себя
(self-consciousness). Я имею в виду не обычное значение этого слова в
английском языке, то есть неловкость, связанную с внутренними
обязательствами или с процессами "супер-эго", а сознание себя в смысле
отсутствия полной погруженности или полного отождествления с содержанием
текущего опыта: некая часть ума, "нейтральный наблюдатель", или "честный
свидетель" [1], продолжает более или менее объективно сознавать природу
текущего переживания в связи с непосредственным существованием здесь и
теперь. Например, печатая на компьютере, я могу быть полностью поглощенным
тем, что я пишу, так что только сильные сенсорные стимулы могут привлечь мое
внимание, или я могу (пользуясь гурджиевским термином) помнить себя: некая
особая часть меня сознает, что значительная часть меня вовлечена в процессе
писания, но одновременно с этим я знаю, что сижу в трясущемся вагоне на пути
в университет, держа портативный компьютер на коленях, слыша на периферии
сознания разговоры соседей, чувствуя свое тело и т.д. Я внимателен в том
смысле, что ясно сознаю, что происходит, в то же время сознавая, что я
сознаю это. Я помню себя.
В четвертом смысле внимательность может быть описана как продолжающееся
и точное сознавание процесса сознавания, так что мысль сразу же распознается
как мысль, восприятие как восприятие, эмоция как эмоция, фантазия как
фантазия и так далее, и мысль не путается с эмоцией, а фантазия с
восприятием.
На практике четыре названные смысла слова "внимательность" часто
пересекаются. Кроме того, словесные определения могут только указать на
внимательность, а не описать ее адекватным образом. Моей темой в этой статье
является вопрос, как мы можем поддерживать некоторые или все аспекты
внимательности вне ситуации ретрита, среди сложностей и суматохи
повседневной жизни.
Я старался культивировать внимательность, особенно внимательность типа
самовоспоминания, в течение ряда лет с различным успехом [2]. Одно из
интереснейших наблюдений, как моих, так и других людей, практиковавших
внимательность, состоит в том, что в большинстве случаев не так уж трудно
быть внимательным. Требуется лишь небольшое усилие, незначительный сдвиг
внимания. Трудно помнить о необходимости делать это усилие!
Как в буддийских традициях, так и в работе Гурджиева считается, что
нашим умом обычно управляют обстоятельства, в которых мы находимся, так что
мы живем невнимательно и в сансаре, в своего рода сне наяву, вместо того
чтобы со всей внимательностью находиться здесь и теперь. Буддизм часто
выражает это в терминах влияния прошлой кармы, определяющей нашу судьбу.
Гурджиев называет это механичностью обыденной жизни, говоря, что человека
лучше всего считать машиной, управляемой внешними силами, Такое
невнимательное проживание и действование ведет к неадаптивному поведению,
которое, в свою очередь, приносит бесполезное страдание и увеличение
механической кармы. Открытия современной психологии в значительной степени
подтверждают эти положения (Tart, 1986), хотя и не связывают их с контекстом
внимательности. Хотя в перспективе оба учения стремятся к развитию
постоянной внимательности, независимой от внешних обстоятельств, мы
сосредоточимся на развитии внимательности у тех, кто находится в начале
пути, когда важны внешние обстоятельства, способствующие или мешающие нашей
работе. Мы начнем с некоторых соображений относительно эффекта групповой
работы.
ПОЛЕЗНОСТЬ ГРУППОВОЙ РАБОТЫ
Если вы окружены другими людьми, которые, так же как и вы, стараются
быть внимательными, это напоминает вам о вашем собственном намерении быть
внимательными, и вы чаще совершаете необходимые для внимательности небольшие
усилия. Говоря языком Гурджиева, можно сказать, что окружающие вас люди
служат "будильниками", помогающими вам пробудиться. Если же вы окружены
людьми, которые ничего не знают о внимательности и не интересуются ею, то
вам не только не напоминают о необходимости делать усилия внимательности, но
вы еще и подвергаетесь разного рода гипнотизирующим межличностным влияниям,
вызывающим и усиливающим состояние, которое я назвал общепринятым трансом
(Tart, 1986), состояние сравнительной невнимательности в повседневной жизни,
жизни в сансаре.
Давайте рассмотрим пример, основанный на моем собственном опыте и опыте
других людей. Вы сидите, выполняя випассана-медитацию с открытыми глазами.
Однако в течение последних нескольких минут вы ускользнули в какую-то
фантазию, без всякой внимательности. Женщина, сидящая напротив вас, делает
движение шеей, чтобы снять мышечный зажим. Когда вы видите ее движение, это
прерывает вашу фантазию. Вы можете через мгновение отправиться в другую
фантазию, или же в момент, когда ваша фантазия прервалась, вы можете
вспомнить, что находитесь в ретрите для того, чтобы быть более внимательным,
а не фантазировать. Вы делаете попытку стать более внимательным, а затем
продолжаете сидеть в медитации с большей внимательностью. Это простейший
уровень напоминающей функции в групповой работе: перцептивная реальность
пребывания в группе напоминает вам о вашей цели.
В группе, практикующей внимательность, может возникать напоминающая
функция и более высокого уровня. Продолжая наш пример, можно представить
себе, что сенсорная стимуляция, которую вы получили, когда женщина, сидящая
напротив вас, повернула голову, может не только прервать вашу фантазию; вы
можете также заметить необычное качество ее движения, может быть,
определенную осознанность или замедленность, что говорит вам о том, что она
не только потягивается, но она потягивается внимательно. Это
непосредственное наблюдение явной внимательности другого члена группы с еще
большей вероятностью напомнит вам о необходимости самому стать более
внимательным, а не ускользать в фантазию. Если вы решили работать над
внимательностью, она в определенном смысле становится заразительной.
Степень внимательности, которую вы переживаете в ретрите, зависит,
таким образом, от интенсивности вашей собственной практики, но на начальном
уровне на нее также сильно воздействует напоминающая функция, реализуемая
другими членами группы. Это, разумеется, обобщение, а индивидуальные случаи
могут быть разными. Если вы вполне устойчивы в своей практике
внимательности, это не так важно. Однако мой собственный опыт гурджиевских
методов и групповой медитации показывает, что напоминание, получаемое от
группы, является важным фактором почти для всех, даже для тех, чья
собственная практика достаточно устойчива.
Можно в еще большей степени оценить, насколько важна помощь группы в
усилении внимательности, если мы рассмотрим природу большинства групповых
взаимодействий в повседневной жизни.
Предположим, мы разговариваем с несколькими коллегами в офисе. На
поверхностном уровне мы дружелюбно настроены по отношению друг к другу, но
на другом уровне мы можем быть соперниками в борьбе за продвижение по
служебной лестнице. В результате наша беседа имеет скрытые уровни, такие,
как, например, подразумеваемое соглашение, что мы демонстрируем
поверхностное дружелюбие и не замечаем скрытого соперничества, чтобы сделать
взаимодействие более гладким, избежать излишнего напряжения, которое было бы
вызвано открытым соперничеством. Другим скрытым уровнем может быть
стремление сохранить собственное представление о себе как о неагрессивном
человеке. Третьим -- получение полезной информации о намерениях конкурентов:
дружественная интонация может убаюкать партнеров, так что они скажут больше,
чем сказали бы, если бы помнили о соперничестве. На четвертом скрытом уровне
мы можем посредством выражения спокойствия в ситуации соперничества
демонстрировать свое превосходство.
Такого рода ситуация порождает сосредоточенное внимание, но вовсе не
располагает к всеобщей, беспристрастной внимательности, равновесию,
самовоспоминанию и точному наблюдению всего, что присутствует в
действительности. Если вы не обучены поддержанию внимательности, вы будете
автоматически блокировать общую внимательность, избегая таким образом
напряжения посредством вытеснения и подавления. Эта непосредственная цель,
разумеется, не принимает во внимание цену, которую приходится платить. Я
подробно останавливался в другой книге (Tart, 1986) на том, как большинство
обычных взаимодействий усиливают и углубляют состояние общепринятого транса,
в котором мы живем, независимо от их видимого содержания.
Основная причина того, что внимательность быстро исчезает после того,
как человек покидает ретрит, состоит в том, что мы теряем напоминание,
идущее от других участников, и подвергаемся обычным "напоминающим функциям",
которые напоминают нам о "нормальности" и социальной желательности
невнимательности.
Рассмотрим теперь такое важное психологическое понятие, как обобщение.
ОБОБЩЕНИЕ НАВЫКА
Обобщение впервые формально было обнаружено в знаменитых павловских
опытах по классическому обусловливанию. Голодная собака слышит звонок, через
полсекунды за звонком следует пища. После повторяющегося сочетания звука и
пищи собака начинает выделять слюну только на звук звонка. Звонок называется
условным стимулом: условным потому, что собака обычно не выделяет слюну на
звук звонка. Обобщение стимула состоит в том, что теперь и другие стимулы
могут вызвать у собаки слюноотделение, в особенности если они похожи на
звонок. Звонок, близкий по высоте тона, вызовет большее слюноотделение, а
шорох -- почти никакого. Чем больше новый стимул похож на условный стимул,
тем вероятнее обусловленная реакция.
Во времена Павлова, как и в большей части последующей истории
психологии, обусловливание интерпретировали как механическую реакцию, не
включающую сознания, в соответствии с модным тогда (а в значительной степени
и сейчас) механистическим мировоззрением. У высших животных мы также можем
заметить процесс научения. Собака или человек в сходной ситуации понимают,
что за звонком последует награда, и мысль о награде вызывает телесную
реакцию и связывается с психической реакцией. Например, вы слышите
телефонный звонок и подходите к телефону. Это приобретенная реакция: не
существует "естественной", генетически закодированной реакции, в
соответствии с которой мы в ответ на звонок телефона поднимали бы трубку и
говорили "алло" кому-то, кто физически не присутствует.
Обобщение стимулов относится к сознательному научению. Если мы
научаемся отвечать определенной психической установкой или поведением на
специфическую стимуляционную ситуацию, мы скорее всего будем реагировать так
же на похожую ситуацию, в какой-то степени так же реагировать на менее
похожую ситуацию и не реагировать таким же образом на явно иную
стимуляционную ситуацию. Обобщение способствует воспоминанию. Например, на
практике, студентам, у которых возникают трудности с процессом вспоминания
необходимых знаний во время экзаменов, рекомендуют готовиться к экзаменам в
той классной комнате, где будет проходить экзамен. Тождество стимуляционной
ситуации облегчает вспоминание необходимой информации, это легче, чем если
бы информация ассоциировалась с чувственным контекстом другой комнаты.
Я, разумеется, не имею в виду, что внимательность как таковая может
быть обусловленной в том смысле, что она будет автоматически возникать в
ответ на определенную стимуляционную ситуацию, подобную той, в которой она
культивировалась ранее. Часто, сталкиваясь с тем, насколько трудно быть
внимательным, я мечтаю о возможности быть внимательным автоматически и
постоянно, но, исходя из моего опыта, внимательность всегда требует
небольшого, но произвольного усилия. Она не возникает сама по себе. Однако
обусловливание может напомнить вам, что вы хотели сделать усилие, чтобы быть
внимательным. Таким образом, обусловливание может функционировать как
напоминающий фактор, так же как групповая ситуация. Давайте снова рассмотрим
типичную ситуацию медитации в ретрите. Она намеренно сделана весьма
непохожей на ситуации повседневной жизни. Мы находимся в месте, специально
обустроенном для этой цели, мы видим вокруг себя только товарищей по
медитации, людей, играющих необычную социальную роль; мы целый день сидим в
специальной медитативной позе; во время, оставшееся от медитации, социальное
взаимодействие сведено к минимуму. Эта специфичность придает ситуации в
ретрите определенные преимущества для обучения различным аспектам
внимательности.
Когда, например, мы только начинаем учиться внимательности, мы можем
справиться лишь с небольшими отвлечениями; если отвлечений слишком много, мы
ничему научиться не сможем. Так что обычные отвлечения -- социальное
взаимодействие, телефонные звонки, почта, принятие решений, чтение
художественной литературы, повседневные дела и прочее -- сводятся до
минимума или исключаются.
Приходится все же обходиться внутренними психологическими отвлечениями,
но общее количество отвлекающих факторов значительно меньше, и это дает
больше возможностей справиться с ними и продолжать быть внимательными.
К сожалению, те самые качества, которые делают ситуацию ретрита столь
благоприятной для начинающих обучаться внимательности, уменьшают возможности
распространения практики внимательности на повседневную жизнь. Напоминающие
функции, которые люди и ситуация реализуют в ходе ретрита, недоступны в
обычной жизни. Ситуация ретрита слишком отличается с точки зрения
внимательности (или напоминания о том, что мы хотим быть внимательными) от
обычной жизни, чтобы быть распространенной на нее. В обычной жизни мы не
сидим в медитативной позе и не прогуливаемся медленно в течение дня, так что
нам не помогает особое чувство позы или обусловленный стиль движения. Мы не
практиковали внимательность в социальном или деловом разговоре, во время
принятия решения, чтения почты и так далее, так что неудивительно, что в
этих ситуациях нам нелегко быть внимательными.
ПРИСПОСОБЛЕНИЕ БУДДИЗМА К СОВРЕМЕННОЙ КУЛЬТУРЕ
Я полагаю, что трудности распространения напоминаний, существующих в
практике внимательности ретрита, на повседневную жизнь частично заложены в
исторической и культурной традиции, которую необходимо разумно изменить,
чтобы буддизм мог быть эффективным в западной культуре.
Исторически буддизм на Востоке складывался и институционализировался
как преимущественно монашеская культура. Светские буддисты время от времени
посещали монастыри для специальной практики, но главными держателями
буддийской практики были монахи и монахини. Жизнь была для практиков
буддизма сплошным ретритом. Проблем распространения особой практики
внимательности на обычную жизнь не возникало, потому что не было почти
никакого разделения: монашеская жизнь, как правило, и была "обычной жизнью"
для основных практиков буддизма.
Сейчас это, однако, не так, и, по-видимому, монашеское существование не
станет основной формой буддийской практики на Западе. Западные светские
практики хотят медитировать, становиться внимательными, достигать некоторой
степени просветления. Я полагаю, что ради максимальной эффективности
необходимо найти правильные пути модификации процедур обучения в ретрите
таким образом, чтобы они помогали развивать внимательность в широком спектре
ситуаций, простирающихся от ретрита до повседневной жизни, помогали
распространять внимательность на повседневную жизнь.
РАБОТА ГУРДЖИЕВА
Г.И.Гурджиев одним из первых попытался сделать восточные духовные
практики подходящими и эффективными для современных западных людей. Он
родился между 1872 и 1877 гг. в Александрополе (сейчас это территория
Армении). Ребенком он был подвержен влияниям как восточной, так и западной
культуры, позже, в конце столетия, много путешествовал по Востоку. Хотя он
намеренно препятствовал возможности проследить источники его учения,
поскольку хотел, чтобы люди сами проверяли полезность его идей, а не
принимали их под влиянием его личного авторитета или интереса к
"таинственному Востоку", очевидно, что он имел значительные контакты с
буддийскими, индуистскими, суфийскими и восточно-христианскими источниками.
Его главной темой было утверждение, что человек "спит", находится в
состоянии сансары, что его восприятие, мышление и чувствование искажены
автоматизированными убеждениями и эмоциями. "Пробуждение" к более высоким
уровням сознания является для него единственной достойной целью.
Основные гурджиевские практики -- самонаблюдение и самовоспоминание --
предназначены для развития большего понимания и внимательности в ситуациях
повседневной жизни. Далее я кратко опишу эти практики (более детальное и
практическое описание можно найти в моей книге "Пробуждение" (Tart, 1986), а
также в традиционных источниках, таких, как Nicoll (1984), Ouspensky (1977),
Speeth (1976), Walker (1974) и др. Хотя Гурджиев соглашался, что специальные
ситуации обучения и ретриты могут быть полезны, вместе с тем он считал, что
внимательность следует развивать и применять в обычной жизни, в которой мы
живем. Технически упрощенная ситуация ретрита может даже препятствовать
способности к полной внимательности, потому что там отсутствуют многие
стимулы, вызывающие наши автоматические, невнимательные, реакции, и мы не
можем практиковать внимательное обхождение с ними.
В качестве иллюстрации можно напомнить, что в ретрите снижено
социальное взаимодействие с другими людьми, а немногие имеющиеся проявления
взаимодействия носят позитивный и заботливый характер. В обычной жизни люди
часто обходятся с нами недружественно, и даже эмоционально или вербально
нападают на нас. Чтобы совершенствовать внимательность в такого рода
стрессовой ситуации, Гурджиев поселил у себя в Институте некоего русского
эмигранта. Эмигрант совершенно не интересовался его идеями, но был очень
полезен для тренировки внимательности учеников в ситуации стресса: это был
крайне неуживчивый, вызывающий раздражение человек (Peters, 1964). Он
являлся, говоря словами Кастанеды, "достойным противником" для учеников,
имеющих такую задачу. Однажды, когда ученики сыграли с ним злую шутку, он
уехал. Гурджиев немедленно отправился за ним в Париж и обещал ему большую
сумму денег, только за то, чтобы он вернулся.
САМОНАБЛЮДЕНИЕ И САМОВОСПОМИНАНИЕ
Самонаблюдение необходимо потому, что мы живем в сансаре, в состоянии
постоянной иллюзии и самообмана. Поскольку это активное, динамическое
состояние, а не просто свод дурных привычек, его, с точки зрения Гурджиева,
часто невозможно изменить с помощью одного лишь намерения. Его нужно
тщательно рассмотреть, прежде чем предпринимать какие-либо значительные
изменения, иначе такие попытки могут привести к неприятным последствиям. Это
соответствует представлениям современной психологии, согласно которым многие
наши проблемы являются выражением серьезных конфликтов, так что, если вы
просто проработаете какой-либо частный способ выражения, конфликт может
выразить себя иначе. Самонаблюдение -- это практика нейтрального наблюдения
проявлений своей психики, превращения в честного свидетеля, или объективного
наблюдателя, себя. Это, разумеется, трудно, потому что мы, как правило,
отождествляемся со своими мыслями, чувствами и действиями и скорее
оправдываем их, чем наблюдаем и объективно изучаем. Однако при
соответствующей затрате усилий можно получить значительные знания о
функционировании нашего обычного ума -- того, что Гурджиев называл ложной
личностью, поскольку многое в ней обусловлено обществом и другими людьми, а
не выбрано нами самими. Тогда могут наступить изменения, способные привести
к увеличению количества доступной энергии, поскольку эта энергия не будет
автоматически расходоваться на работу ложной личности -- обычного,
общепринятого сознания.
Самовоспоминание -- это нечто подобное самонаблюдению и способствующее
ему. Оно состоит в том, чтобы намеренно отделить часть сознания для
просматривания всех прочих действий психики, создавая таким образом
внимательность. Самовоспоминание в пределе подразумевает сознавание себя вне
зависимости от того, что происходит внутри и вовне, но практически для
начинающего можно ясно сосредоточиться на внешних событиях, одновременно
сознавая до некоторой степени свое тело. Сознавание тела функционирует как
якорь, закрепляющий человека в настоящем. Поскольку ощущение тела существует
только здесь и теперь, оно препятствует потере себя в мыслях или фантазиях
или полному поглощению внешней ситуацией при потере контакта с самим собой.
Оно подобно постоянному возвращению к слежению за дыханием в випассане,
когда вы обнаруживаете, что ускользнули в свои мысли.
Это упрощенное описание довольно сложного процесса, так что читателя,
заинтересованного в подробностях, я отсылаю к упомянутым выше источникам.
ПРАКТИКА ГУРДЖИЕВСКИХ МЕТОДОВ
Самонаблюдение и самовоспоминание следует практиковать во всех аспектах
повседневной жизни. Как и медитация, это нелегко для начинающих. Хотя обычно
для того, чтобы быть внимательным таким образом, нужно лишь небольшое
усилие, трудно помнить об этом усилии. Успех в этих практиках (которые часто
переплетаются друг с другом) очень впечатляет. Любое обычное действие, вроде
приготовления чашки кофе, может стать "обычным-и-все-же-необычным", если
выполнять его внимательно. Гурджиевская работа может быть очень полезной в
привнесении внимательности и ее внутреннего удовлетворения в повседневную
жизнь.
Чтобы рассмотреть некоторые возможности гурджиевских методов, в
особенности в отношении распространения внимательности на повседневную
жизнь, я кратко опишу типичный день такой работы, опираясь на собственный
опыт и опыт других людей. Это, конечно, очень сжатое описание -- я
концентрирую многие часы опыта на нескольких страницах, поскольку обычный
опыт внимательности более растянут во времени.
Полезность следующего описания, так же как и большей части этой статьи,
зависит от того, в какой мере читатель ценит развитие внимательности и в
какой мере его личный опыт показал ему, что развивать ее нелегко. Без этого
хотя бы небольшого опыта нижеследующие описания могут показаться
неоправданным раздуванием совершенно простых действий. С другой стороны, они
могут побудить читателя, который еще не научился ценить и практиковать
внимательность, обратиться к самонаблюдению.
Типичный день гурджиевской работы начинается с утреннего пробуждения.
Несколько минут сразу же посвящаются упражнению (см. Tart, 1986) на
просматривание тела, нечто вроде "приборки" в современных формах випассаны.
Это утреннее упражнение имеет множество функций; две основные -- начать день
с сознавания того, что происходит в теле, и напомнить себе, что ты
собираешься быть внимательным в течение дня. Утреннее упражнение ведет
непосредственно к самонаблюдению и самовоспоминанию.
Умывание, одевание, завтрак -- все это может рассматриваться как повод
к самонаблюдению и самовоспоминанию. Переход к месту дневной работы -- еще
одна такая возможность. Я упоминаю об этом вкратце, но потенциально это
такая же богатая почва для самонаблюдения и самовоспоминания, как
последующая более организованная работа.
Вы появляетесь на месте работы, внимательно просматриваете список
назначений и обнаруживаете, например, что вы назначены в строительную
группу, которая должна обшивать дранкой стену дома. Вы никогда не делали
ничего подобного раньше; возможно, именно поэтому вы назначены на эту
работу. Помня о внимательности по крайней мере к некоторым ощущениям тела, а
также ясно сознавая внешний мир, вы идете (может быть, несколько медленнее и
внимательнее, чем обычно) в кладовую и берете себе молоток и коробку
гвоздей. Другие тоже идут в кладовую и выходят из нее, неся различные
инструменты, так что вам нужно быть очень внимательным относительно своего и
их движений: ведь не было бы подлинной внимательностью, если бы вы были
внимательны только внутри себя, но при этом наткнулись на кого-нибудь, кто
несет пилу!
У стены, к которой вы идете, несколько человек уже работают. Женщина,
которую вы знаете, сообщает вам, что она распоряжается строительной
командой, и дает вам инструкции относительно того, что делать и как делать.
Если вы мужчина, это может быть очень богатой ситуацией для практики
самонаблюдения и самовоспоминания. Предположим, например, что вам
свойственно глубокое чувство неуверенности в себе. Чувствуете ли вы
раздражение по поводу того, что вам, мужчине, дает указания женщина? Причем
что такого рода скрытые предпосылки вообще действуют во всех моих жизненных
переживаниях. При этом я внимателен во втором смысле слова, различая более
тонкий уровень ментального функционирования.
В третьем смысле термин "внимательность" относится к тому, что можно
было назвать сознаванием сознавания, к полному сознанию себя
(self-consciousness). Я имею в виду не обычное значение этого слова в
английском языке, то есть неловкость, связанную с внутренними
обязательствами или с процессами "супер-эго", а сознание себя в смысле
отсутствия полной погруженности или полного отождествления с содержанием
текущего опыта: некая часть ума, "нейтральный наблюдатель", или "честный
свидетель" [1], продолжает более или менее объективно сознавать природу
текущего переживания в связи с непосредственным существованием здесь и
теперь. Например, печатая на компьютере, я могу быть полностью поглощенным
тем, что я пишу, так что только сильные сенсорные стимулы могут привлечь мое
внимание, или я могу (пользуясь гурджиевским термином) помнить себя: некая
особая часть меня сознает, что значительная часть меня вовлечена в процессе
писания, но одновременно с этим я знаю, что сижу в трясущемся вагоне на пути
в университет, держа портативный компьютер на коленях, слыша на периферии
сознания разговоры соседей, чувствуя свое тело и т.д. Я внимателен в том
смысле, что ясно сознаю, что происходит, в то же время сознавая, что я
сознаю это. Я помню себя.
В четвертом смысле внимательность может быть описана как продолжающееся
и точное сознавание процесса сознавания, так что мысль сразу же распознается
как мысль, восприятие как восприятие, эмоция как эмоция, фантазия как
фантазия и так далее, и мысль не путается с эмоцией, а фантазия с
восприятием.
На практике четыре названные смысла слова "внимательность" часто
пересекаются. Кроме того, словесные определения могут только указать на
внимательность, а не описать ее адекватным образом. Моей темой в этой статье
является вопрос, как мы можем поддерживать некоторые или все аспекты
внимательности вне ситуации ретрита, среди сложностей и суматохи
повседневной жизни.
Я старался культивировать внимательность, особенно внимательность типа
самовоспоминания, в течение ряда лет с различным успехом [2]. Одно из
интереснейших наблюдений, как моих, так и других людей, практиковавших
внимательность, состоит в том, что в большинстве случаев не так уж трудно
быть внимательным. Требуется лишь небольшое усилие, незначительный сдвиг
внимания. Трудно помнить о необходимости делать это усилие!
Как в буддийских традициях, так и в работе Гурджиева считается, что
нашим умом обычно управляют обстоятельства, в которых мы находимся, так что
мы живем невнимательно и в сансаре, в своего рода сне наяву, вместо того
чтобы со всей внимательностью находиться здесь и теперь. Буддизм часто
выражает это в терминах влияния прошлой кармы, определяющей нашу судьбу.
Гурджиев называет это механичностью обыденной жизни, говоря, что человека
лучше всего считать машиной, управляемой внешними силами, Такое
невнимательное проживание и действование ведет к неадаптивному поведению,
которое, в свою очередь, приносит бесполезное страдание и увеличение
механической кармы. Открытия современной психологии в значительной степени
подтверждают эти положения (Tart, 1986), хотя и не связывают их с контекстом
внимательности. Хотя в перспективе оба учения стремятся к развитию
постоянной внимательности, независимой от внешних обстоятельств, мы
сосредоточимся на развитии внимательности у тех, кто находится в начале
пути, когда важны внешние обстоятельства, способствующие или мешающие нашей
работе. Мы начнем с некоторых соображений относительно эффекта групповой
работы.
ПОЛЕЗНОСТЬ ГРУППОВОЙ РАБОТЫ
Если вы окружены другими людьми, которые, так же как и вы, стараются
быть внимательными, это напоминает вам о вашем собственном намерении быть
внимательными, и вы чаще совершаете необходимые для внимательности небольшие
усилия. Говоря языком Гурджиева, можно сказать, что окружающие вас люди
служат "будильниками", помогающими вам пробудиться. Если же вы окружены
людьми, которые ничего не знают о внимательности и не интересуются ею, то
вам не только не напоминают о необходимости делать усилия внимательности, но
вы еще и подвергаетесь разного рода гипнотизирующим межличностным влияниям,
вызывающим и усиливающим состояние, которое я назвал общепринятым трансом
(Tart, 1986), состояние сравнительной невнимательности в повседневной жизни,
жизни в сансаре.
Давайте рассмотрим пример, основанный на моем собственном опыте и опыте
других людей. Вы сидите, выполняя випассана-медитацию с открытыми глазами.
Однако в течение последних нескольких минут вы ускользнули в какую-то
фантазию, без всякой внимательности. Женщина, сидящая напротив вас, делает
движение шеей, чтобы снять мышечный зажим. Когда вы видите ее движение, это
прерывает вашу фантазию. Вы можете через мгновение отправиться в другую
фантазию, или же в момент, когда ваша фантазия прервалась, вы можете
вспомнить, что находитесь в ретрите для того, чтобы быть более внимательным,
а не фантазировать. Вы делаете попытку стать более внимательным, а затем
продолжаете сидеть в медитации с большей внимательностью. Это простейший
уровень напоминающей функции в групповой работе: перцептивная реальность
пребывания в группе напоминает вам о вашей цели.
В группе, практикующей внимательность, может возникать напоминающая
функция и более высокого уровня. Продолжая наш пример, можно представить
себе, что сенсорная стимуляция, которую вы получили, когда женщина, сидящая
напротив вас, повернула голову, может не только прервать вашу фантазию; вы
можете также заметить необычное качество ее движения, может быть,
определенную осознанность или замедленность, что говорит вам о том, что она
не только потягивается, но она потягивается внимательно. Это
непосредственное наблюдение явной внимательности другого члена группы с еще
большей вероятностью напомнит вам о необходимости самому стать более
внимательным, а не ускользать в фантазию. Если вы решили работать над
внимательностью, она в определенном смысле становится заразительной.
Степень внимательности, которую вы переживаете в ретрите, зависит,
таким образом, от интенсивности вашей собственной практики, но на начальном
уровне на нее также сильно воздействует напоминающая функция, реализуемая
другими членами группы. Это, разумеется, обобщение, а индивидуальные случаи
могут быть разными. Если вы вполне устойчивы в своей практике
внимательности, это не так важно. Однако мой собственный опыт гурджиевских
методов и групповой медитации показывает, что напоминание, получаемое от
группы, является важным фактором почти для всех, даже для тех, чья
собственная практика достаточно устойчива.
Можно в еще большей степени оценить, насколько важна помощь группы в
усилении внимательности, если мы рассмотрим природу большинства групповых
взаимодействий в повседневной жизни.
Предположим, мы разговариваем с несколькими коллегами в офисе. На
поверхностном уровне мы дружелюбно настроены по отношению друг к другу, но
на другом уровне мы можем быть соперниками в борьбе за продвижение по
служебной лестнице. В результате наша беседа имеет скрытые уровни, такие,
как, например, подразумеваемое соглашение, что мы демонстрируем
поверхностное дружелюбие и не замечаем скрытого соперничества, чтобы сделать
взаимодействие более гладким, избежать излишнего напряжения, которое было бы
вызвано открытым соперничеством. Другим скрытым уровнем может быть
стремление сохранить собственное представление о себе как о неагрессивном
человеке. Третьим -- получение полезной информации о намерениях конкурентов:
дружественная интонация может убаюкать партнеров, так что они скажут больше,
чем сказали бы, если бы помнили о соперничестве. На четвертом скрытом уровне
мы можем посредством выражения спокойствия в ситуации соперничества
демонстрировать свое превосходство.
Такого рода ситуация порождает сосредоточенное внимание, но вовсе не
располагает к всеобщей, беспристрастной внимательности, равновесию,
самовоспоминанию и точному наблюдению всего, что присутствует в
действительности. Если вы не обучены поддержанию внимательности, вы будете
автоматически блокировать общую внимательность, избегая таким образом
напряжения посредством вытеснения и подавления. Эта непосредственная цель,
разумеется, не принимает во внимание цену, которую приходится платить. Я
подробно останавливался в другой книге (Tart, 1986) на том, как большинство
обычных взаимодействий усиливают и углубляют состояние общепринятого транса,
в котором мы живем, независимо от их видимого содержания.
Основная причина того, что внимательность быстро исчезает после того,
как человек покидает ретрит, состоит в том, что мы теряем напоминание,
идущее от других участников, и подвергаемся обычным "напоминающим функциям",
которые напоминают нам о "нормальности" и социальной желательности
невнимательности.
Рассмотрим теперь такое важное психологическое понятие, как обобщение.
ОБОБЩЕНИЕ НАВЫКА
Обобщение впервые формально было обнаружено в знаменитых павловских
опытах по классическому обусловливанию. Голодная собака слышит звонок, через
полсекунды за звонком следует пища. После повторяющегося сочетания звука и
пищи собака начинает выделять слюну только на звук звонка. Звонок называется
условным стимулом: условным потому, что собака обычно не выделяет слюну на
звук звонка. Обобщение стимула состоит в том, что теперь и другие стимулы
могут вызвать у собаки слюноотделение, в особенности если они похожи на
звонок. Звонок, близкий по высоте тона, вызовет большее слюноотделение, а
шорох -- почти никакого. Чем больше новый стимул похож на условный стимул,
тем вероятнее обусловленная реакция.
Во времена Павлова, как и в большей части последующей истории
психологии, обусловливание интерпретировали как механическую реакцию, не
включающую сознания, в соответствии с модным тогда (а в значительной степени
и сейчас) механистическим мировоззрением. У высших животных мы также можем
заметить процесс научения. Собака или человек в сходной ситуации понимают,
что за звонком последует награда, и мысль о награде вызывает телесную
реакцию и связывается с психической реакцией. Например, вы слышите
телефонный звонок и подходите к телефону. Это приобретенная реакция: не
существует "естественной", генетически закодированной реакции, в
соответствии с которой мы в ответ на звонок телефона поднимали бы трубку и
говорили "алло" кому-то, кто физически не присутствует.
Обобщение стимулов относится к сознательному научению. Если мы
научаемся отвечать определенной психической установкой или поведением на
специфическую стимуляционную ситуацию, мы скорее всего будем реагировать так
же на похожую ситуацию, в какой-то степени так же реагировать на менее
похожую ситуацию и не реагировать таким же образом на явно иную
стимуляционную ситуацию. Обобщение способствует воспоминанию. Например, на
практике, студентам, у которых возникают трудности с процессом вспоминания
необходимых знаний во время экзаменов, рекомендуют готовиться к экзаменам в
той классной комнате, где будет проходить экзамен. Тождество стимуляционной
ситуации облегчает вспоминание необходимой информации, это легче, чем если
бы информация ассоциировалась с чувственным контекстом другой комнаты.
Я, разумеется, не имею в виду, что внимательность как таковая может
быть обусловленной в том смысле, что она будет автоматически возникать в
ответ на определенную стимуляционную ситуацию, подобную той, в которой она
культивировалась ранее. Часто, сталкиваясь с тем, насколько трудно быть
внимательным, я мечтаю о возможности быть внимательным автоматически и
постоянно, но, исходя из моего опыта, внимательность всегда требует
небольшого, но произвольного усилия. Она не возникает сама по себе. Однако
обусловливание может напомнить вам, что вы хотели сделать усилие, чтобы быть
внимательным. Таким образом, обусловливание может функционировать как
напоминающий фактор, так же как групповая ситуация. Давайте снова рассмотрим
типичную ситуацию медитации в ретрите. Она намеренно сделана весьма
непохожей на ситуации повседневной жизни. Мы находимся в месте, специально
обустроенном для этой цели, мы видим вокруг себя только товарищей по
медитации, людей, играющих необычную социальную роль; мы целый день сидим в
специальной медитативной позе; во время, оставшееся от медитации, социальное
взаимодействие сведено к минимуму. Эта специфичность придает ситуации в
ретрите определенные преимущества для обучения различным аспектам
внимательности.
Когда, например, мы только начинаем учиться внимательности, мы можем
справиться лишь с небольшими отвлечениями; если отвлечений слишком много, мы
ничему научиться не сможем. Так что обычные отвлечения -- социальное
взаимодействие, телефонные звонки, почта, принятие решений, чтение
художественной литературы, повседневные дела и прочее -- сводятся до
минимума или исключаются.
Приходится все же обходиться внутренними психологическими отвлечениями,
но общее количество отвлекающих факторов значительно меньше, и это дает
больше возможностей справиться с ними и продолжать быть внимательными.
К сожалению, те самые качества, которые делают ситуацию ретрита столь
благоприятной для начинающих обучаться внимательности, уменьшают возможности
распространения практики внимательности на повседневную жизнь. Напоминающие
функции, которые люди и ситуация реализуют в ходе ретрита, недоступны в
обычной жизни. Ситуация ретрита слишком отличается с точки зрения
внимательности (или напоминания о том, что мы хотим быть внимательными) от
обычной жизни, чтобы быть распространенной на нее. В обычной жизни мы не
сидим в медитативной позе и не прогуливаемся медленно в течение дня, так что
нам не помогает особое чувство позы или обусловленный стиль движения. Мы не
практиковали внимательность в социальном или деловом разговоре, во время
принятия решения, чтения почты и так далее, так что неудивительно, что в
этих ситуациях нам нелегко быть внимательными.
ПРИСПОСОБЛЕНИЕ БУДДИЗМА К СОВРЕМЕННОЙ КУЛЬТУРЕ
Я полагаю, что трудности распространения напоминаний, существующих в
практике внимательности ретрита, на повседневную жизнь частично заложены в
исторической и культурной традиции, которую необходимо разумно изменить,
чтобы буддизм мог быть эффективным в западной культуре.
Исторически буддизм на Востоке складывался и институционализировался
как преимущественно монашеская культура. Светские буддисты время от времени
посещали монастыри для специальной практики, но главными держателями
буддийской практики были монахи и монахини. Жизнь была для практиков
буддизма сплошным ретритом. Проблем распространения особой практики
внимательности на обычную жизнь не возникало, потому что не было почти
никакого разделения: монашеская жизнь, как правило, и была "обычной жизнью"
для основных практиков буддизма.
Сейчас это, однако, не так, и, по-видимому, монашеское существование не
станет основной формой буддийской практики на Западе. Западные светские
практики хотят медитировать, становиться внимательными, достигать некоторой
степени просветления. Я полагаю, что ради максимальной эффективности
необходимо найти правильные пути модификации процедур обучения в ретрите
таким образом, чтобы они помогали развивать внимательность в широком спектре
ситуаций, простирающихся от ретрита до повседневной жизни, помогали
распространять внимательность на повседневную жизнь.
РАБОТА ГУРДЖИЕВА
Г.И.Гурджиев одним из первых попытался сделать восточные духовные
практики подходящими и эффективными для современных западных людей. Он
родился между 1872 и 1877 гг. в Александрополе (сейчас это территория
Армении). Ребенком он был подвержен влияниям как восточной, так и западной
культуры, позже, в конце столетия, много путешествовал по Востоку. Хотя он
намеренно препятствовал возможности проследить источники его учения,
поскольку хотел, чтобы люди сами проверяли полезность его идей, а не
принимали их под влиянием его личного авторитета или интереса к
"таинственному Востоку", очевидно, что он имел значительные контакты с
буддийскими, индуистскими, суфийскими и восточно-христианскими источниками.
Его главной темой было утверждение, что человек "спит", находится в
состоянии сансары, что его восприятие, мышление и чувствование искажены
автоматизированными убеждениями и эмоциями. "Пробуждение" к более высоким
уровням сознания является для него единственной достойной целью.
Основные гурджиевские практики -- самонаблюдение и самовоспоминание --
предназначены для развития большего понимания и внимательности в ситуациях
повседневной жизни. Далее я кратко опишу эти практики (более детальное и
практическое описание можно найти в моей книге "Пробуждение" (Tart, 1986), а
также в традиционных источниках, таких, как Nicoll (1984), Ouspensky (1977),
Speeth (1976), Walker (1974) и др. Хотя Гурджиев соглашался, что специальные
ситуации обучения и ретриты могут быть полезны, вместе с тем он считал, что
внимательность следует развивать и применять в обычной жизни, в которой мы
живем. Технически упрощенная ситуация ретрита может даже препятствовать
способности к полной внимательности, потому что там отсутствуют многие
стимулы, вызывающие наши автоматические, невнимательные, реакции, и мы не
можем практиковать внимательное обхождение с ними.
В качестве иллюстрации можно напомнить, что в ретрите снижено
социальное взаимодействие с другими людьми, а немногие имеющиеся проявления
взаимодействия носят позитивный и заботливый характер. В обычной жизни люди
часто обходятся с нами недружественно, и даже эмоционально или вербально
нападают на нас. Чтобы совершенствовать внимательность в такого рода
стрессовой ситуации, Гурджиев поселил у себя в Институте некоего русского
эмигранта. Эмигрант совершенно не интересовался его идеями, но был очень
полезен для тренировки внимательности учеников в ситуации стресса: это был
крайне неуживчивый, вызывающий раздражение человек (Peters, 1964). Он
являлся, говоря словами Кастанеды, "достойным противником" для учеников,
имеющих такую задачу. Однажды, когда ученики сыграли с ним злую шутку, он
уехал. Гурджиев немедленно отправился за ним в Париж и обещал ему большую
сумму денег, только за то, чтобы он вернулся.
САМОНАБЛЮДЕНИЕ И САМОВОСПОМИНАНИЕ
Самонаблюдение необходимо потому, что мы живем в сансаре, в состоянии
постоянной иллюзии и самообмана. Поскольку это активное, динамическое
состояние, а не просто свод дурных привычек, его, с точки зрения Гурджиева,
часто невозможно изменить с помощью одного лишь намерения. Его нужно
тщательно рассмотреть, прежде чем предпринимать какие-либо значительные
изменения, иначе такие попытки могут привести к неприятным последствиям. Это
соответствует представлениям современной психологии, согласно которым многие
наши проблемы являются выражением серьезных конфликтов, так что, если вы
просто проработаете какой-либо частный способ выражения, конфликт может
выразить себя иначе. Самонаблюдение -- это практика нейтрального наблюдения
проявлений своей психики, превращения в честного свидетеля, или объективного
наблюдателя, себя. Это, разумеется, трудно, потому что мы, как правило,
отождествляемся со своими мыслями, чувствами и действиями и скорее
оправдываем их, чем наблюдаем и объективно изучаем. Однако при
соответствующей затрате усилий можно получить значительные знания о
функционировании нашего обычного ума -- того, что Гурджиев называл ложной
личностью, поскольку многое в ней обусловлено обществом и другими людьми, а
не выбрано нами самими. Тогда могут наступить изменения, способные привести
к увеличению количества доступной энергии, поскольку эта энергия не будет
автоматически расходоваться на работу ложной личности -- обычного,
общепринятого сознания.
Самовоспоминание -- это нечто подобное самонаблюдению и способствующее
ему. Оно состоит в том, чтобы намеренно отделить часть сознания для
просматривания всех прочих действий психики, создавая таким образом
внимательность. Самовоспоминание в пределе подразумевает сознавание себя вне
зависимости от того, что происходит внутри и вовне, но практически для
начинающего можно ясно сосредоточиться на внешних событиях, одновременно
сознавая до некоторой степени свое тело. Сознавание тела функционирует как
якорь, закрепляющий человека в настоящем. Поскольку ощущение тела существует
только здесь и теперь, оно препятствует потере себя в мыслях или фантазиях
или полному поглощению внешней ситуацией при потере контакта с самим собой.
Оно подобно постоянному возвращению к слежению за дыханием в випассане,
когда вы обнаруживаете, что ускользнули в свои мысли.
Это упрощенное описание довольно сложного процесса, так что читателя,
заинтересованного в подробностях, я отсылаю к упомянутым выше источникам.
ПРАКТИКА ГУРДЖИЕВСКИХ МЕТОДОВ
Самонаблюдение и самовоспоминание следует практиковать во всех аспектах
повседневной жизни. Как и медитация, это нелегко для начинающих. Хотя обычно
для того, чтобы быть внимательным таким образом, нужно лишь небольшое
усилие, трудно помнить об этом усилии. Успех в этих практиках (которые часто
переплетаются друг с другом) очень впечатляет. Любое обычное действие, вроде
приготовления чашки кофе, может стать "обычным-и-все-же-необычным", если
выполнять его внимательно. Гурджиевская работа может быть очень полезной в
привнесении внимательности и ее внутреннего удовлетворения в повседневную
жизнь.
Чтобы рассмотреть некоторые возможности гурджиевских методов, в
особенности в отношении распространения внимательности на повседневную
жизнь, я кратко опишу типичный день такой работы, опираясь на собственный
опыт и опыт других людей. Это, конечно, очень сжатое описание -- я
концентрирую многие часы опыта на нескольких страницах, поскольку обычный
опыт внимательности более растянут во времени.
Полезность следующего описания, так же как и большей части этой статьи,
зависит от того, в какой мере читатель ценит развитие внимательности и в
какой мере его личный опыт показал ему, что развивать ее нелегко. Без этого
хотя бы небольшого опыта нижеследующие описания могут показаться
неоправданным раздуванием совершенно простых действий. С другой стороны, они
могут побудить читателя, который еще не научился ценить и практиковать
внимательность, обратиться к самонаблюдению.
Типичный день гурджиевской работы начинается с утреннего пробуждения.
Несколько минут сразу же посвящаются упражнению (см. Tart, 1986) на
просматривание тела, нечто вроде "приборки" в современных формах випассаны.
Это утреннее упражнение имеет множество функций; две основные -- начать день
с сознавания того, что происходит в теле, и напомнить себе, что ты
собираешься быть внимательным в течение дня. Утреннее упражнение ведет
непосредственно к самонаблюдению и самовоспоминанию.
Умывание, одевание, завтрак -- все это может рассматриваться как повод
к самонаблюдению и самовоспоминанию. Переход к месту дневной работы -- еще
одна такая возможность. Я упоминаю об этом вкратце, но потенциально это
такая же богатая почва для самонаблюдения и самовоспоминания, как
последующая более организованная работа.
Вы появляетесь на месте работы, внимательно просматриваете список
назначений и обнаруживаете, например, что вы назначены в строительную
группу, которая должна обшивать дранкой стену дома. Вы никогда не делали
ничего подобного раньше; возможно, именно поэтому вы назначены на эту
работу. Помня о внимательности по крайней мере к некоторым ощущениям тела, а
также ясно сознавая внешний мир, вы идете (может быть, несколько медленнее и
внимательнее, чем обычно) в кладовую и берете себе молоток и коробку
гвоздей. Другие тоже идут в кладовую и выходят из нее, неся различные
инструменты, так что вам нужно быть очень внимательным относительно своего и
их движений: ведь не было бы подлинной внимательностью, если бы вы были
внимательны только внутри себя, но при этом наткнулись на кого-нибудь, кто
несет пилу!
У стены, к которой вы идете, несколько человек уже работают. Женщина,
которую вы знаете, сообщает вам, что она распоряжается строительной
командой, и дает вам инструкции относительно того, что делать и как делать.
Если вы мужчина, это может быть очень богатой ситуацией для практики
самонаблюдения и самовоспоминания. Предположим, например, что вам
свойственно глубокое чувство неуверенности в себе. Чувствуете ли вы
раздражение по поводу того, что вам, мужчине, дает указания женщина? Причем