Когда домой пришел, сразу Найджелу звякнул. Пожаловался, что с его Шарон Боттс осечка вышла. А ему, оказывается, сама Шарон уже успела поплакаться. Будто бы я ее опозорил, потому что в школьной форме для физры приперся.
   Найджел теперь зарекся сватать.

 
4 июля, воскресенье

Четвертое после Троицы. День независимости в Америке.
   Только сел за воскресный ужин, как позвонил Берт Бакстер и приказал срочно двигать к нему. Я проглотил спагетти, чуть не подавился и рванул к Берту.
   Его злющая овчарка по кличке Штык скулила под дверью. На всякий пожарный сначала скормил ей собачью шоколадку, а потом рысью махнул к Берту. Нашел его в гостиной, в инвалидном кресле. Ящик не работал, так что я сразу понял — дело нешуточное. Берт сказал, что Квини совсем хреново. Я прошел в спальню глянуть. Квини скрючилась на продавленной кровати; у меня внутри все так и похолодело, когда я ее увидел. (Наверное, ей и вправду паршиво было, если она ни щеки не раскрасила, ни губы.)
   — Вот хороший мальчик, — простонала Квини. — Молодец, что пришел.
   Я спросил, что с ней такое. Отвечает, что у нее «раскаленные иголки в груди».
   Тут Берт встрял:
   — Минуту назад не иголки, а ножи раскаленные были!
   — Ой, Берт, — сипит Квини, — тебе не все равно, ножи или иголки?
   Я спросил у Берта, вызывали врача или нет. Оказалось, не вызывали, потому что Квини как врача увидит, от страха трясется. Я с мамой по телефону посоветовался, она обещала прийти.
   Пока маму ждали, я чаю приготовил, Штыка накормил и Берту бутерброд со свеклой сделал.
   Потом мои родители пришли и взялись за дело. Мама позвонила в больницу. И правильно сделала, потому что «скорая» еще не приехала, а Квини совсем чудная стала: про карточки какие-то продуктовые бубнила и всякое такое.
   А Берт держал ее за руку и называл «своей чокнутой мегерой».
   Санитары уже дверцы «скорой» закрывали, как вдруг слышим — Квини хрипит:
   — Без румян не поеду!
   Неси ей румяна, хоть тресни. Я пулей в спальню, а там на комоде чертова куча баночек, сеток для волос, шпилек, тарелок всяких, кружевных салфеток и фотографий с детьми и невестами. Румяна нашлись в ящике.
   Мама тоже поехала в больницу, а мы с папой остались утешать Берта. Через два часа мама позвонила:
   — У Квини удар случился. Торчать ей тут до скончания века.
   Берт и говорит:
   — Это как же мне теперь быть? Что ж мне делать-то без моей крошки?
   Крошки!!! Квини семьдесят восемь стукнуло.
   К нам Берт пойти не захотел. Боится, что городской совет его берлогу отберет.

 
5 июля, понедельник

Выходной в честь Дня независимости (в США).
   Квини теперь не может говорить. Вроде бы соображает, но губы у нее не шевелятся. Мама целый день готовила и прибиралась у Берта. Отец собирается звонить ему каждый день. Я обещал взять на себя Штыка, выгуливать эту зверюгу утром и вечером.

 
6 июля, вторник

Полнолуние.
   К Берту приходила зануда Кэти Белл из Социальной службы. Хочет, чтобы он вернулся в «Солнечный дом». Берт ответил, что быстрее сдохнет, чем его живьем в этот треклятый морг свезут.
   Завтра Кэти Белл заявится к нам, проверить байку Берта, будто Моулы его круглыми сутками обхаживают.
   Квини ни капельки не лучше.
7 июля, среда
   Ну и чудная тетка эта Кэти Белл. Разговаривает точь-в-точь как Рик Лемон из молодежного клуба (и смахивает на него здорово). К нам заявилась в мужской куртке и джинсах, сальные патлы до плеч, посередке пробор. Нос длинный до жути (отец тут же сказал, что, наверное, часто сует его куда не просят). Расселась в нашем кресле-качалке, в одной руке сигарету вертит, другой в своем блокноте строчит.
   Объявила, что Берт болезненно упрям и страдает «легкой формой старческого слабоумия», словом, его надо показать врачу, который стариками занимается. Мама сразу взбесилась:
   — Сиделка ему нужна, чтоб ни днем ни ночью от него не отходила!
   Кэти стала красная как рак.
   — Социальная служба не может оплачивать круглосуточных сиделок! Это слишком дорогое удовольствие.
   Отец поинтересовался, сколько стоит содержание старика в богадельне.
   — Около двухсот фунтов в неделю.
   У папы глаза так и полезли на лоб:
   — Ни хрена себе! Давайте ваши две сотни сюда. Брошу к чертям все дела, перееду к Берту в его конуру и сам буду со стариканом нянчиться!
   — Распределение социальных фондов, мистер Моул, — проскрипела Кэти, — не в моей компетенции. — Потопала к двери и уже на пороге добавила: — Мне эта система нравится не больше вашего, но я-то что могу поделать?
   Мама ей напоследок дельный совет дала:
   — Голову неплохо было бы вымыть, дорогуша, чтоб лохмы в глаза не лезли. Сразу легче станет.
8 июля, четверг

 
   В раздевалке прицепил на крючок Пандоры записку:

 
   Пандора,
   Квини Бакстер в больнице, у нее случился удар. Берт остался один. Я к нему заглядываю, забочусь как могу. Может, как-нибудь заскочишь? Старикан хандрит. Если у тебя есть фотографии Бутона, прихвати.
   Всегда твой
   Адриан.
9 июля, пятница
   Чудесный день! Фантастика!!! Два балдежных месяца без школы! Но мало этой радости, вечером случилось еще такое ! В сто раз лучше любых каникул.
   Я как раз торчал у Берта, шпарил утюгом его здоровущие трусы. И вдруг в гостиную заплывает Пандора. Да еще с гостинцем — банкой маринованной свеклы. Я так и отпал. Хороша — слов нет! С каждым днем все краше. У Берта сразу рот до ушей, раскомандовался, чаю приказал заварить. А у меня руки трясутся, будто током шарахнуло. Чашку Пандоре протянул, и мы глазами встретились. Я на нее посмотрел с тоской и надеждой.
   И она на меня тоже!!!!!!!
   Потом фотки Бутона рассматривали. Бутон — это пони Пандоры, Берт от него без ума. Он принялся распинаться про лошадей — когда-то Берт конюхом работал.
   В полдесятого я Берту помог вымыться, на горшок посадил и уложил в кровать. Пока он засыпал, мы с Пандорой смирно у электрокамина сидели, а когда захрапел, всхлипнули и бросились друг другу в объятия. Часы Берта десять пробили, а мы и не пошевелились. Между прочим, про секс я даже не вспомнил. Ох, как же хорошо было на душе.
   На обратном пути я спросил Пандору, когда она поняла, что все еще меня любит.
   — Да как только вошла и увидела тебя с утюгом и этими жуткими трусами. На такое, кроме тебя, никто не способен. Ты классный парень, Адриан.
   В «Новостях» сообщили, что в спальне королевы сцапали какого-то типа. Вроде бы он влез без спросу, а королева его никогда в глаза не видела. Отец, конечно же, захохотал:
   — Угу, так мы ей и поверили.
10 июля, суббота
   Папа повез Берта в больницу, проведать Квини, так что за покупками мне пришлось на автобусе пилить. На тридцать фунтов, которые мама дала, нам нужно питаться пять дней. Тут мои знания по домоводству пригодились. На последнем уроке домоводства миссис Булл как раз учила готовить дешевые, но питательные блюда. Вот я в «Сейнсбери» и купил:

 
   чечевицу (2 фунта),
   горох (1 фунт),
   пшеничную муку высшего сорта (3 фунта),
   дрожжи (1 брикет),
   сахар-рафинад (1 фунт),
   обезжиренный йогурт (2 пинты),
   картошки «Король Эдуард» (20 фунтов),
   коричневый рис (2 фунта),
   курагу (1 фунт),
   плавленый сыр (1 банку),
   маргарин «Крона» (полфунта),
   очень большую капусту (1 штуку),
   баранью вырезку (2 фунта),
   громаднейшую брюкву (1 штуку),
   пастернак (4 фунта),
   морковку (2 фунта),
   лук репчатый (2 фунта).

 
   Понятия не имею, как я все это допер до остановки. Кондуктор, ясное дело, даже не почесался помочь. Картофелины по полу разлетелись, так хоть бы одну поднял, гад.
   А эти свиньи из супермаркета «Сейнсбери» у меня еще получат свое. Накатаю жалобу, будут знать, как гнилые пакеты покупателям подсовывать. Что это за пакеты, в которых картошку полмили нельзя протащить, чтобы не рассыпать. Отдал маме пятнадцать фунтов сдачи, а она разнылась, что зеленый горошек забыл купить и еще какую-то дребедень французскую. Дождешься от нее благодарности, как же.
   А как увидела, что батон белый не купил, так и вовсе истерику закатила. Я, конечно, попытался втолковать, что теперь она сможет сама хлеб испечь.
   — Ты уж меня прости, Адриан! — рявкнула мама. — Не я, а ты теперь можешь хлеб свой печь! Сколько душе угодно!
   До ночи месил тесто и распихивал по формочкам. И что это такое с тестом вышло? Каждые пять минут туда-сюда мотался, духовку открывал, проверял, как там мои булочки, испеклись или нет. А они даже не поднялись.

 
11 июля, воскресенье

Пятое после Троицы.
   Пандора говорит, не надо было без конца в духовку заглядывать.
   Отец воротит нос от бараньего бульона. Вместо того чтобы поесть здоровой домашней пищи, давился в пабе разогретым в микроволновке луковым пирогом и чипсами.
   Эти забегаловки его до коронарной недостаточности доведут, точно!

 
12 июля, понедельник

Выходной день (в Ирландии).
   Умник Хендерсон из 5-го "Б" опять выпендрился! Решил при молодежном клубе выпускать поэтический журнал. Я отнес ему кое-что из своего раннего творчества, а также одно стихотвореньице из недавних. Называется

 
   ОДА ЭНГЕЛЬСУ,
   или
   ГИМН СОВРЕМЕННЫМ НИЩИМ

 
   Энгельс! Описал ты несчастья нищих
   во дни твои,
   Не ведая, что нищие будут жить
   И в восемьдесят втором.
   Но чу! Что вижу я сегодня?
   Змеится длинная хвостень голодных,
   Бездомных, безработных.
   Пусть крысы и палочки Коха остались
   В прошлом,
   Но и нынче нищие матери катят коляски
   С бледными больными детьми,
   Нищие отцы не могут заплатить налоги,
   А старики тоскливо смотрят, как жизнь проходит
   Мимо зеркальных окон их смрадных приютов.
   О, Энгельс! Если б жил ты среди нас
   С пером в руке, разящим злобу мира,
   И острым нюхом к порокам наших дней!

 
   Пандора прочла стихи, когда мы сидели у Берта. Сказала, что это гениально.
   Я переписал стих и оставил Берту Бакстеру. Он любит потрепаться про Энгельса.
13 июля, вторник
   Умник Хендерсон показал мне позорные стихи, которые Барри Кент состряпал для журнала. Кент, осел, думает, что получит первый приз — пять фунтов.

 
   ТЮЛЬПАНЫ

 
   Красивые, красные, высокие, крепкие,
   В вазе
   На столе
   В комнате,
   У нас дома.

 
   Хендерсон такое ляпнул! Будто бы в стихах Кента ощущается влияние японской культуры. Вот тупица.
   Где Барри Кент и где Япония? Вот разве что угонит «хонду», в седле покрасуется, — может, тогда у него с японцами и будет что-то общее.

 
14 июля, среда

Луна в последней четверти.
   Всю эту неделю я вечерами выгуливал чудище Берта — по четыре мили со Штыком наматывал. Все, хватит, с меня довольно. Видеть не могу, как люди от нас через дорогу шарахаются. Штык уже сто лет никого не кусал, просто у него вид такой, будто первому встречному готов в глотку вцепиться. Даже другие овчарки, как Штыка увидят, по стенке размазываются. Хоть бы старушенция Квини поправлялась побыстрее — ей со Штыком гулять ни капельки не стыдно, даже наоборот. Пословицу сочинила: «Овчарка на поводке — лучше дома на замке».
15 июля, четверг
   Сегодня предки Пандоры повезли Берта к старушке Квини, а мы с ней провели два (!!!) часа полноценного кайфа на их огромной кровати, крутили по видаку «Рокки». Я держался в рамках: ни разочка даже не дотронулся до Пандориных эротических точек. После фильма серьезно побеседовали о будущем. Пандора, само собой, прежде университет закончит, а потом отправится помогать бедолагам из «третьего мира» — скважины водяные буравить. Как работает артезианский колодец, она продемонстрировала с помощью зажженной сигареты. К сожалению, сигарета упала и прожгла дырку в покрывале. Пандора жуть как сдрейфила — предки у нее закоренелые противники курения.
   Читаю «Счастливчика Джима» какого-то чувака по имени Кингсли Эмис[18]. Папа говорит, что этот Эмис когда-то в «Нью стейтсмен» работал, главным редактором. Ну и дела. Книжек папа не читает, но в литературе рубит только так. А все потому, что ему за рулем приходится слушать Радио-4. У нас в машине переключатель программ сломался. Для Терри Уогана починить — раз плюнуть, но папа никак Терри не поймает.
16 июля, пятница
   17.30. Только что позвонила Стрекоза Сушеная, отца спрашивала — он в это время как раз домой возвращается. Я объяснил, что теперь он каждый вечер после работы заруливает к Берту Бакстеру.
   — Спасибо, — сказала Стрекоза Сушеная, — тогда я перезвоню.
   Как-то очень грустно это у нее вышло. Наверное, испытывает муки совести из-за своих беспорядочных половых связей.
   Маме я сказал, что ошиблись номером. Беременным женщинам вредно волноваться.
17 июля, суббота
   Только что на берегу канала видел Стрекозу Сушеную под ручку с моим отцом. Вообще-то там и вправду камней полно, любой запросто споткнется, но она могла бы и без папиной помощи обойтись. Как все-таки благородно с его стороны поддержать женщину в трудную минуту! Но лично я считаю, что об общественном мнении не стоит забывать. Вот увидит кто-нибудь пожилого человека под ручку с беременной, подумает, что это будущий отец! Я под мостом спрятался — очень мне надо нарываться. Когда же они уковыляли прочь, вылез и двинул к Пандоре.

 
18 июля, воскресенье

Шестое после Троицы.
   За завтраком папа объявил новость: будет делать вазектомию! Сосиски мне в глотку не полезли. Так и ушел на пустой желудок.
19 июля, понедельник
   Заскочил сначала к Берту, потом к бабушке. Она как раз рождественский пирог затеяла, а мне разрешила бросить монетки в тесто, перемешать и загадать желание. Эгоист я все-таки жуткий. Мог ведь загадать про мир во всем мире или чтоб старушенция Квини поправилась, а я только о своих прыщах и вспомнил. Словом, загадал, чтобы прыщи сгинули до нашего отпуска. Не хватало только в таком виде показываться на пляже в Скегнессе.
   Личный сыщик королевы, Трестрейл, подал заявление об отставке со своего почетного поста. Оказался голубым — об этом все газеты трубят. На мой взгляд, нечестно это. Нет такого закона, что голубым нельзя работать сыщиками, а королеве наверняка все равно. Вот Барри Кент, к примеру, МЕНЯ гомиком обзывает только за то, что я книжки люблю, а физру не перевариваю. Так что я очень даже сочувствую мистеру Трестрейлу. По себе знаю, каково это — быть жертвой несправедливости.

 
20 июля, вторник

Новолуние.
   Письмо получил из-за границы! Адресом, наверное, ошиблись, потому что у меня, кроме Хэмиша, других знакомых иностранцев не водится.
   Письмо такое:

 
   Norsk rikskringkasting, BERGEN, Norway.

 
   Kjaere Adrian Mole,
   John Tydeman viste meg ditt dikt «Norge» og jeg var dypt rшrt av de fшlelser de uttrykte. Jeg hеper du en dag vil besшke vеrt land. Det er vakkert og du vil kunne oppleve fjordene og se hvor Ibsen og Grieg levde. Som en intellektuell person burde det interressere deg. Nеr du besшker oss og snakker med oss vil du oppdage at vеre vokaler ikke er sе eiendommelige. Husk at vi bare har lange netter og korte dager om vinteren. I juni er det helt motsatt. Sе kom om sommeren — vi skal ta imot del pе beste mate.
   Til lykke med dine studier av norsk laerindustri.
   Hjertelig hilsen
   Din,
   Knut Johansen.
21 июля, среда
   До отъезда в Скегнесс осталось каких-то восемь дней. Спросил у отца, нельзя ли и Пандоре с нами поехать.
   — Запросто, — говорит. — Пусть сто двадцать монет выкладывает — и вперед!
22 июля, четверг
   Пока прибирались у Берта, я спросил Пандору, поедет ли она со мной в Скегнесс.
   — Ой, Адриан, за тобой хоть в рай, хоть в ад, но чтобы в Скегнесс? Уволь, любимый.
   Берт это услышал, кхекнул и говорит:
   — Ну и чванливая же ты мамзель! Чего нос дерешь, а? От тебя не убудет, коли с нашим братом пролетарием компанию сведешь. Жизнь — она, знаешь ли, штука непростая. Это тебе не на роликах гонять или на арфе пиликать. — Берт вздохнул и добавил: — Я бы вот, пожалуй, кой-чего от своей… кхе-кхе… яичницы отчекрыжил ради недельки в Скегнессе.
   Пандора потупилась так мило, даже порозовела.
   — Извините, Берт. Все время забываю, что жизнь не ко всем так щедра, как ко мне.
   Берт опять кхекнул, спичкой чиркнул, прикурил.
   — Не видать мне больше ни Скегнесса, ни прочих радостей. Скоро могила родным домом станет, вот там и отдохну вволю.
   Чтобы отвлечь Берта от грустных мыслей, Пандора позвонила в больницу, узнать, как там Квини. Дежурная медсестра сказала, что миссис Бакстер потребовала румяна. Ура! Хороший знак. Берт сразу повеселел:
   — Оклемалась моя бабочка!
   Мы уложили Берта и отчалили. Разумеется, я проводил Пандору до самого дома.
   На прощанье поцеловались, наполовину по-французски, наполовину по-английски, и Пандора мне на ухо прошептала:
   — Возьми меня в Скегнесс, Адриан!
   Ничего романтичнее в жизни не слыхал!
23 июля, пятница
   11.00. Рано утром у нас на пороге объявился очень грязный белый кот. На ошейнике написано: «Меня зовут Рой». И никакого адреса. Я забрал бутылки с молоком, а кот и ухом не повел. Нагло так глянул на меня и отвернулся. Так что я хлопнул дверью у него перед носом.
   18.00. Предки здорово поцапались из-за приблудного кота. Папа сказал, что мама этого Роя приманивает — подсовывает ему (коту то есть) молоко. А мама в ответ обвинила папу в животноненавистничестве.
   У пса очень встревоженная морда: ревнует, наверное. А котяра целый день продрых на крыше сарая. Из-за него целая буча в доме, а ему хоть бы хны.
24 июля, суббота
   Закупили шмотки для отдыха. Мама помогала мне выбирать. Я нашел классный кардиган серого цвета, с молнией до самого горла. В этом Скегнессе зимой бывает жуткая холодина, так что и летом не помешают теплые вещи. Полюбовался на свое отражение да и повесил обратно. Мама заявила, что в этой штуковине я на счетовода смахиваю, и наотрез отказалась покупать. Поспорили немножко, у кого вкус лучше. Вообще-то весь универмаг забит был ребятами, несогласными с предками.
   Еще дюжину магазинов обошли молча. Потом мама затащила меня в какую-то занюханную панковскую лавку, выудила из целой корзины барахла ядовито-зеленую футболку, разрисованную под леопарда, и прицепилась, чтоб я эту тряпку примерил. Я сказал, что такое фуфло ни за какие деньги не напялю. Так она себе купила!
   А продавец садистскую ухмылочку налепил и сюсюкает:
   — Ах, какая у нас мамаша умница!
   Я сделал вид, будто глухой. Без проблем, между прочим, — в этой лавчонке ни черта не слышно было. «Секс пистолз» надрывались вовсю, так что цепи на куртках и железяки на поясах дребезжали.
   После панковской лавки затормозили в супермаркете «Все для мам и новорожденных». Тут уж мама вовсю разошлась! Костюмчики всякие, пеленки, распашонки стопками хватала, а крема какого-то для мокрых задниц чуть не дюжину тюбиков заграбастала. Я-то надеялся, что она себе приличное беременное платье подберет к тому жуткому дню, когда ее разнесет. Хрен! Собирается разгуливать в штанах до последнего. Вся школа в отпаде будет!

 
25 июля, воскресенье

Седьмое после Троицы.
   Кое-что подзубрил к пробным экзаменам. Вонючие экзамены, которые навалятся сразу после каникул, здорово на мозги давят. Сдаем английский, географию, историю, столярное дело и домоводство.
   Туфта все это. Пустая трата времени. Мы, интеллектуалы, и без всяких аттестатов прекрасно обойдемся. Работа приличная или там, к примеру, мировая слава нам гарантирована. А все дело в том, что интеллектуалов в мире ужасно мало. Единственная загвоздка — заставить, чтобы большие шишки просекли нашу интеллектуальную ценность. Вот на мой счет никто еще ничего не просек. А я, между прочим, такими сложными словами, как «многоструктурный», с детства запросто пользуюсь.
26 июля, понедельник
   Кортни Эллиот сегодня утром очередной сюрприз притащил — письмо из комитета по трудоустройству. Очень злобное письмо, в котором говорится, что очистка каналов «безнадежно отстает от графика». Отец совсем взбесился. Надрывался во все горло:
   — А чего хотят эти жлобы, если платят как рабам?
   Мама, конечно, не удержалась, чтобы шпильку не вставить (правда, на этот раз почему-то очень мягкую шпильку):
   — Ну, вкалываешь-то ты, Джордж, далеко не по-рабски. Особо не надрываешься. На часах всего полпятого, а ты тут как тут.
   Отец выскочил из кухни, грохнув дверью. Я за ним.
   — Давай, — говорю, — помогу с каналом.
   Отказался. Лучше, говорит, маме помоги вещи собрать для поездки в Скегнесс.
   Вернулся я на кухню, а там мама с Кортни кроссворд из «Гардиан» разгадывают. Отпускное барахло, ясное дело, в корзине с грязным бельем свалено. Собирать пока нечего, так что я взял пса и двинул к Берту — смотреть по телику поминальную службу по павшим в фолклендской войне.
   В соборе Святого Павла было полным-полно вдов и других бедняг, которые родных потеряли.
   Вернувшись домой, сорвал со стены карту фолклендской кампании и запихал в мусорное ведро.

 
27 июля, вторник

Луна в первой четверти.
   Мама получила от Пандориного папаши наглое письмо. Вот жмот! Родной дочери не дал 120 фунтов на Скегнесс, сквалыга несчастный!!
   Пишет, что уже отстегнул четыре сотни на байдарочное путешествие по Вае и еще сорок монет на шикарный байдарочный купальник для Пандоры, так что «на этом его финансовые возможности исчерпаны»! Такие вот дела. Мне светят две недели без Пандоры, если только сто двадцать фунтов где-нибудь по-быстрому не отхвачу. У самой Пандоры в кармане вечно пусто: она все на струны для своей виолы ухлопывает.
28 июля, среда
   Сегодня у мамы начал расти живот, так она нет чтобы как-нибудь его прятать — напоказ выставляет. Любуйтесь, кому не лень.
   Приходится удирать, когда кто-нибудь в дом заходит.
29 июля, четверг
   Последние три дня отец на канале до упаду парится. Домой приползает не раньше десяти. Жутко переживает, как это канал без него останется, когда мы в отпуск укатим.
   Проведал сегодня старушенцию Квини. В ее палате кроватей битком и на каждой бабулька скукоженная. Хорошо хоть Квини свои румяна вытребовала — без них мне бы ее и не узнать.
   Говорить Квини нормально не может, так что я едва разбирал, что она там бормочет. Двадцать минут выдержал и смотал удочки, пока физиономию от улыбок не перекосило. На бабулек по дороге к двери старался не смотреть, но они все равно что-то шептали мне и махали руками. Одна попросила трески принести, мол, муженек ее страсть как любит с чаем треской полакомиться. Дежурная медсестра еле на ногах от усталости держится, но со мной поболтала. Сказала, что старушки в основном прошлым живут. Еще бы — в настоящем-то им ничего не светит.
30 июля, пятница
   Всей семьей ходили домой к Пандоре, договаривались насчет Берта. Пандорины предки обещали за ним присматривать, пока мы будем в Скегнессе париться.
   Берт брюзжал не переставая. Как же, дождешься от него благодарности. Иногда думаю, уж лучше бы жил в своем «Солнечном доме» и не выступал.
   Моя мама оставила пандориной маме целый список:

 
   1. Чай Берт пьет только из чашки с картинкой коронации Георга V.
   2. На чашку три чайные ложки сахара с верхом.
   3. Ни в коем случае не разрешать ему смотреть «Горячую десятку»,
   после всех этих хит-парадов его спать не уложишь.
   4. По вторникам приходит районная медсестра измерять Берту
   давление.
   5. Берт ест исключительно бутерброды со свеклой, вареные яйца, соусы «Веста» и взбитые сливки из тюбиков. Запихивать в него что-то другое — только зря тратить время.
   6. Стул у него бывает ровно в пять минут десятого, так что уж будьте любезны приходить
   вовремя, иначе хлопот не оберетесь.
   7. Со Штыком нужно гулять как минимум по четыре мили каждый день . Если меньше — вам же хуже будет.
   8. Во время «Перекрестков» с Бертом лучше не разговаривать.
   9. В случае чего заменить вас может миссис Сингх, но за ней самой глаз да глаз.
   10. На ночь Берта можно оставлять одного, если перед этим он пропустил свою норму темного пива (три бутылки ).
   11. Наверняка начнет ворчать, что вы проматываете его драгоценную пенсию. Не берите в голову.
   12. УДАЧИ!!! Она вам понадобится .

 
31 июля, суббота

Скегнесс, пансион «Рио-Гранде».
   Пандора с утра пришла попрощаться. Вообще-то мне полагалось дико страдать от предстоящей разлуки с любимой, но все эти сборы и особенно поиски плавок отвлекли от грустных мыслей. Пандора помогла сложить все мои лекарства. Из дому выехали в 18.00.
   Еще до Грэнтама не доехали, как сломалась машина, так что к «Рио-Гранде» подкатили только в половине первого ночи. Пансион закрыт; кругом тишь да мрак. Целую вечность торчали на крыльце и трезвонили, пока наконец какое-то чучело не открыло дверь.
   — Моулы? — просипело чучело. — Мы закрываемся ровно в одиннадцать. С опоздавших штраф пятьдесят пенсов.
   — Ну да? — прошипела мама. — Мы-то Моулы. А вы кто такой?
   — Бернард Поурк.
   Ага, хозяин «Рио-Гранде»!
   — Благодарствуйте, мистер Поурк, — ответила мама, — за радушный прием.
   Потом она заполняла бланки, а я помогал папе снимать чемоданы с багажника.
   Черт его знает, куда подевался полиэтилен, которым мы чемоданы накрыли; снесло, наверное, ветром по дороге, так что все вещи насквозь промокли. Пишу в своей подвальной комнате с видом на мусорку. Супруги Поурк лаются за стенкой на кухне, мне здесь все слышно.
   Хочу домой.

 
1 августа, воскресенье

Восьмое после Троицы. Ламмас (Квартальный день в Шотландии).
   Проснулся от ора мистера Поурка:
   — Один кусок бекона на тарелку, Берил. Один!!! Ты что, разорить меня удумала?!