Тайхом Анжела. Пути любви

   Будь он настойчивее, более напорист — она бы испугалась и ушла. Но он не пугал ее — ироничный, но осторожный, он ловко раскрепощал ее своими разговорами, не давая ей ни минуты почувствовать тревогу или неловкость.
   Она перестала ощущать время, забыла для чего здесь находиться — она только купалась в лучах его восхищения и смеялась, смеялась, смеялась…
   — Вы останетесь на представление?
   Его внезапный вопрос, заставил ее вздрогнуть. Она словно бы очнулась.
   — Представление? Ах, да я совсем забыла… — Она разом вспомнила зачем она здесь. Вспомнила Эллиота. Незнакомца. Оглядевшись, она наконец, заметила, что бал начал подходить к концу.
   Как же она так забылась? Почему шутки о монархах и их любовницах, горячий взгляд и чарующий голос, который вызывал приятное покалывание где-то в районе ее груди и заставлял волноваться, как какую-то девчонку — почему все это, застило ей разум? Неужели, она так изголодалась по мужскому вниманию? И стоило очередному ловеласу обратить на нее свой изощренный взгляд , как она тут же растаяла?
   — Так как, моя прекрасная фея?
   Гейл торопливо нашла глазами Эллиота, который красноречиво кивнул на часы. Да, времени действительно оставалось мало…
   — Останусь. — Небрежно, кивнула она. — А вы?
   Она надеялась, правда надеялась, что он все-таки уйдет. Или что его позовут его дамы. Но он вновь завладел ее рукой и повел в те самые комнаты, в коих должно было устраиваться то самое таинственное представление. Часть гостей плавно следовало вместе с ними. Конечно не все, некоторые уже давно были там, другие напротив спешили по домам, кто-то же еще оставался в зале, предпочитая танцы зрелищам… Однако, Гейл, словно сомнамбула, безвольно следовала за «Генрихом». Она одновременно была рада и не рада, что все складывается таким вот прихотливым образом…
   В этих таинственных залах было темно, окна, если они и существовали, были плотно зашторены. Зияющие дыры дверей вели казалось бы в еще более темные помещения, анфиладой переходившие одно в другое. Ярким пятном лишь освящалась некая сцена — небольшая площадка на возвышении, все остальное тонуло во мраке. Мрачный темный тоннель, здесь и не рассмотришь никого.
   Гейл обернулась, безмолвно прося Эллиота последовать за ней, но тот ее уже не видел. Но он вскоре найдет ее — если он не отыщет таинственного незнакомца в зале, он последует сюда за ним. Здесь, в этих комнатах, вероятность найти его была еще более высока, ведь он ясно сказал Элиоту — в комнатах, где проходят представления…
   — Здесь пять комнат. — Склонившись к ее уху, прошептал «Генрих». — Вы ведь ни разу здесь не были?
   Гейл покачала головой. Она ждала, когда же они двинуться дальше, но монарх не двигался с места.
   — Здесь пять комнат и вы не можете пройти одну, пока полностью не увидите представления в первой, затем во второй и в третьей и так до тех пор, пока не дойдете до конца.
   — А когда мы выйдем из пятой комнаты?..
   — А когда мы выйдет из пятой комнаты, мы попадем в коридор с множеством-множеством дверей…
   — Зачем?
   — А затем, моя фея, что не все любят присоединяться к представлениям, а предпочитают уединяться… — По его губам зазмеилась улыбка, но фальшивая борода, сделала ее добродушной.
   Гейл не была настолько наивной, чтобы не понимать о чем идет речь, однако до сих пор не могла поверить в то, что все происходящее правда. Представления, уединения… она знала, зачем этот мужчина увлек ее сюда. Но она просто не позволит ему это. Она не знала его, она даже не знала, был ли он джентльменом, однако, не сомневалась что сумеет отказать ему. Почему в ней возникла такая уверенность, она и сама не знала, но с ним ей было спокойно.
   Но на всякий случай она поинтересовалась:
   — А если я захочу уйти из первой же комнаты?
   «Генрих» указал на скрытую тяжелой драпировкой дверь.
   — Тогда вы можете уйти через ту дверь. Она тоже ведет в коридор, эти комнаты идут кругом, но там, если поискать есть и обычный выход.
   Его ответ, еще больше ее успокоил. Нет, этот мнимый монарх, вовсе не вцепился в нее как коршун, как показалось ей, когда они шли в эти комнаты. «Генрих» лишь любезно препроводил ее туда, куда она сама согласилась прийти…
   — Посмотрите, сейчас за нами закроют двери, вы хотите остаться или как?
   Взглянув на двери, она медленно моргнула. Странно, ей показалось, что комната поплыла, стены раздвинулись и ужасающая чернота начала наваливаться на нее своей тяжестью…
   Она уже была готова сказать, что ей нехорошо и выбежать из комнаты, но в ту же минуту увидела Эллиота — тот, подслеповато щурясь, вошел в зал и сел в первое кресло у сцены.
   Теперь она выругалась. Как он не понимает, что если будет сидеть рядом со сценой, то вряд ли что сможет увидеть за своей спиной! Так он никогда не увидит человека, которого они ищут.
   Она решительно направилась к Элиоту, намериваясь дать понять тому, зачем они здесь, но «монарх» ловко отодвинул ее к дальнему дивану.
   — Не надо спешить, любовь моя. Вы поступаете недальновидно, уж поверьте моему опыту, нам стоит занять это место. Здесь никто не будет за нами наблюдать, в то время как мы будет видеть всех.
   Гейл послушно облокотилась о мягкие подушки. Диван был очень удобный и она позволила себе откинуться сильнее. С сегодняшнего утра она ни разу не присела, разве что в карете ей удалось отдохнуть целых пятнадцать минут. Но что такое пятнадцать минут, когда ты целый день на ногах? Незаметно, она вытянула ноги вперед и скромно прикрыла их юбкой. Здесь было так темно, что вряд ли кто из присутствующих назовет ее позу неприличной.
   Двери комнаты закрылись, и гости расселись по местам, причем все стремились занять места, как можно ближе к сцене. Это ее несколько удивило, но она тут же подумала, что Эллиот оказался не так уж и неправ — некоторые мужчины предпочли стоять, только бы быть поближе к освещенному кругу. За ее спиной заиграла музыка. Гейл вздрогнула и оглянулась. Но высокая спинка дивана не позволила ей разглядеть музыканта, как впрочем и соседей, что справа, что слева — высокие подлокотники, словно ограждали ее от любопытных взглядов, однако она хорошо видела сцену.
   «Генрих» придвинулся к ней ближе и положил ее руку к себе на колени. Гейл попыталась выдернуть ее, но он сжал ее руку и начал успокаивающе поглаживать тыльную часть ладони, исследуя пальцами тонкие линии. Почему-то ей стало лень говорить ему что-либо, возражать, да тем более отбиваться. Подумаешь, рука… Всего-то лишь рука, тем более это так приятно.
   Представление началось. Как только Гейл увидела это, она с шумом втянула в легкие воздух и попыталась встать, но ноги ее словно налились свинцом и она так и осталась сидеть на месте, с ужасом глядя на происходящее.
   Вместо фривольного представления, «ужасом» которого являлись бы скабрезные шутки, на «сцену» вышла обнаженная девушка…
   Гости зааплодировали, а Гейл с ног до головы облилась потом. Куда она попала?!!
   Обнаженная красотка взяла со стоящего на «сцене» дивана шляпу и томным голосом прорекламировала:
   — Дамы и господа, прошу выбрать фанты!
   Столпившиеся возле сцены мужчины придвинулись к девушке вплотную, выхватывая из черной шляпы цилиндра карточки. Кто-то пытался дотронуться и до девушки — ее щипали, трогали за грудь, но самым отвратительным, Гейл показалась женщина, которая выхватив свой фант, с жадностью поцеловала девушку в губы.
   — Я хочу уйти отсюда. — Еле разлепив свои губы, прошептала Гейл.
   Генрих отпустил ее руку.
   — Так скоро, моя фея? Вы же еще ничего не увидели… — его голос показался ей издевательским. — Ну что ж, я показал вам где выход…
   Он откинулся на мягкие подушки и уже на нее не обращал на нее внимания, а сощуренным взглядом наблюдал за жаждущими получить главный фант — обнаженную красотку, которая улыбалась бездумной улыбкой.
   Гейл так и осталась сидеть на месте. Если она уйдет — таинственный незнакомец может исчезнуть и она так и не узнает, кто это был. Но куда страшнее, ей показалось уйти из этой комнаты, пройти неизвестно куда и искать выход. Там, в темноте что-то было… Она была уверенна в этом. Здесь же ей ничего не угрожает — «Генрих» не стал ее останавливать, она может закрыть глаза…
   Но перед тем как закрыть глаза, она успела заметить, что фант достался седовласому мужчине, который с ловкостью вскочил на сцену и обнаженная красотка, встав перед ним на колени, стала ему раздевать…

Глава 13

   В какую игру она играет?
   Джос искоса взглянул на собственную жену. Неужели, она действительно его не узнала?
   Он, конечно не мог видеть выражения ее лица, его скрывала маска, но по плотно сжатым губам, по тому с какой силой она сжимала ладонь в кулак, что лежал совсем близко от его бедра, он понял, что она жутко нервничает. Но не из-за него…
   Ее внимание было полностью поглощено представлением — вернее ее остекленевший от ужаса взгляд, все никак не мог оторваться от совершающегося действа. Он мог бы поклясться всего пару минут назад, что такие представления для нее не впервой, однако сейчас, готов был дать голову на отсечение, что она готова смыться отсюда в любую минуту.
   Сколько же любовников у нее было? Неужели ни один из них за эти два года, не научил ее спокойно воспринимать половой акт?
   Джос тут же отбросил эти мысли, так как она покачнулась и ее губы беззвучно зашевелились. Наверное, она опять бормочет, что хочет уйти.
   Но неужели она все-таки его не узнала? Он поверить в это не мог. Сначала он подумал, что она затеяла какую-то игру, но чем больше разговаривал с ней, тем больше убеждался, что она и понятия не имеет, с кем разговаривает. О, узнай она, кто он, Гейл бы тут же убежала.
   В отличие от нее, он ее узнал сразу. Первым, его внимание привлекло ожерелье. Да и как не узнать фамильную ценность? Это ожерелье, вместе с такими же серьгами, браслетом и кольцом, когда-то его отец подарил матери. Как раз перед своей смертью. Буквально за день до нее. На следующий день, тот уехал в Мейдстон-хаус, заснул в собственной ванне и захлебнулся. Виктория так никогда и не носила эти украшения. Она отдала их сыну, чтобы тот подарил их своей жене, но он так и не сделал этого. А потом Гейл сама похитила их…
   Он вновь взглянул на нее. Она сидела с полуоткрытым ртом, тяжело вбирая в себя воздух и с совершенно закрытыми глазами. Выглядела она странно.
   Он наклонился к ней:
   — Вы сегодня что-нибудь пили?
   Гейл открыла глаза, против воли ее взгляд тут же устремился на сцену — там уже было два обнаженных тела, но мужчину почти не было видно. Развернув женщину лицом к публике, он спрятался за ее спиной, а сам трогал ее руками за грудь, медленно опуская их вниз ее живота. Гейл застонала.
   — Пила? — ее сухие губы еле произнесли это слово. — Да, шампанское…
   Джос нахмурился.
   — Где вы его взяли?
   — Мне дали. Эллиот остановил лакея и… — Она тут же осеклась, сообразив, что проболталась. Но он не подал виду, что заметил, хотя в ярости сжал челюсть. Значит, она была не одна!
   Не одна! Пришла сюда с каким-то Элиотом — не с мистером таким-то, не с господином, не с графом, не с виконтом, а с Элиотом! Настолько близко знакомым Элиотом, которого она запросто называет по имени. С Эллиотом, который позволил ей флиртовать с другим мужчиной, который позволил увести ее в эти комнаты и который накачал ее какой-то дрянью, от которой она вскоре сама набросится ему на шею! В том, что в ее бокале было не просто шампанское, он был также уверен, как в том, что рядом с ним сидит его собственная жена.
   — И где же сейчас ваш Эллиот? — словно бы невзначай, поинтересовался он.
   — А он… он где-то здесь.
   Джос внимательно пригляделся к каждому находившемуся здесь мужчине, но все они были словно на одно лицо — одержимые похотью, они жадно смотрели на разворачивающийся перед ним спектакль. Может, тот, что на сцене? Тогда, как она может спокойно наблюдать за проделками своего любовника?
   Его жена вновь вздохнула, рассеяно дотронулась до своего горла, словно боясь удушья, вновь откинулась на подушки и закрыла глаза. Джос вновь взял ее руку и поцеловал в безвольно раскрытую ладонь. Она даже не запротестовала. Даже когда он легонько коснулся ее языком.
   — Вам плохо, моя фея? — словно змий-искуситель, поинтересовался он, вкладывая в свой вопрос совсем обратный смысл. Его не интересовало ее «плохое» самочувствие. Отнюдь.
   Она отрицательно покачала головой и он вконец осмелел.
   Он так и этак чередовал поглаживания и поцелуи, один раз даже прикусил ее ладонь, но она никак не реагировала. Вернее, она безвольно полулежала на подушках, с по-прежнему закрытыми глазами и позволяла ему делать все, что ему взбредет в голову.
   Женщина на сцене вскрикнула. Его жена на мгновение очнулась, вероятно предположив, что с «бедняжкой происходит что-то не то», тогда как та, уже блаженно постанывала, наслаждаясь размерами инструмента ее пылкого партнера…
   — Еще! Еще! — бесстыдно требовала та.
   — О, Боже! — прохрипела его жена и дернулась, почувствовав, как он положил ее руку в опасной близости от собственной вздыбленной плоти. Джос был так возбужден, что даже не усмехнулся, увидев в ее взгляде понимание.
   — Я хочу уйти отсюда. — Затараторила она. — Мне наплевать, да, да, наплевать на этого… — она проглотила какое-то слово, хотя явно не понимала, что разговаривает вслух, — пусть обо всем позаботиться Эллиот. Я не могу находиться здесь. Просто не могу. Тем более я его даже не узнаю…
   Она неловко вскочила. Пошатнулась, так что ей пришлось опереться на спинку дивана, беспомощно взглянула на него, затем, на темный угол с дверью, и вновь на него. Джос понял ее колебания и тут же встал.
   — Позвольте, я провожу вас.
   Его душа пела аллилуйя, тело предвкушало пир, но лицо оставалось благословенно беспристрастным…
   Она же безропотно оперлась на его руку, совсем позабыв, что только что, в минуту просветления была готова убежать от него за сотни миль. В своем бреду, она уже ничего не помнила, не соображала. Ей только хотелось чего-то, чему она пока не отыскала названия, но то, что он прекрасно знал. Она хотела его. Или любого другого, кому хватит сообразительности не напугать ее, а плавно подвести к развязке. И он не будет таким дураком, чтобы отказаться от нее в пользу какого-нибудь Эллиота. Только не сегодня, когда она сама попалась ему в руки. Не сегодня, когда она так и не узнала его. Не сегодня… Нет.
   Он приподнял занавес, открыв сквозной проход, от которого потянуло сквозняком, пропустил ее вперед. Она остановилась в нерешительности, оглядываясь кругом, смотря на десятки дверей, не зная в которой из них выход.
   — Сюда… — Он шагнул к боковой двери, прошел через маленький коридорчик, открыл новую дверь, заслонив собой проход так, чтобы ей ничего не было видно. — Так, вы идете или нет?
   Она еще колебалась, словно ее подсознание ей что-то слабо шептало. Она колебалась, оглядывая другие двери, в последний раз оглянулась на тот проход, откуда они вышли. Но вскрик, вскрик наслаждения, восторга, той самой голой женщины на сцене, этот вскрик решил все. Нагнув голову, она устремилась к нему, словно в нем было ее спасение. «Спасение», которое погубит ее, которое всего лишь воспользуется тем, что она ему «предложит»…
   Она прошмыгнула мимо него, в ту темную спальню, что он закрывал от нее и остановилась. А он уже захлопнул за ней дверь.
   — Присядьте.
   Она молчала. Застыла как изваяние. На мгновение Джослин подумал, что просчитался, поторопился и ему не стоило действовать так явно. Пожалуй, стоило дать ей уйти, предложить карету, и уж затем увезти в неизвестном направлении… Но тут она спросила:
   — Куда?
   — Вот сюда, — он с облегчением взял ее за руку и потянул к кушетке. Она безвольно села.
   — Здесь темно. Я ничего не вижу. Зачем вы меня сюда привели?
   Джос помолчал, взвешивая свои шансы, а затем мягко привлек ее к себе и просто сказал:
   — Для этого.
   И поцеловал.
   Странно, но он еще помнил, какие у нее губы. Мягкие, сочные, приглашающие… Она вначале, вроде бы оцепенела, словно рассудок прокричал ей «Берегись!», но то, что подлили ей в бокал уже достаточно охватило ее разум и она тут же сдалась, даже с жадностью приоткрыла свой рот, впуская туда его язык.
   — Нет, подождите!
   Он уже играл с ее языком, как она отстранилась, шумно дыша ртом.
   — Подождите! Я…я не хочу! Что это вы надумали?
   Джос сжал руки в кулаки.
   — Мне показалось, что это вам необходимо.
   — Что? — она истерично рассмеялась.
   — …Разве вы не чувствуйте жар?
   Она резко замолчала. Видимо, ей перехотелось смеяться.
   — А как быть с тем зудом… потребностью… — Джос с трудом подбирал слова, боясь нечаянно оскорбить или испугать ее. — Ведь вы же… хотите?
   — О чем вы?!
   — Вам не надо лгать мне, я знаю то, что вы сейчас чувствуйте…
   — Мне просто нехорошо. Жарко и… И все!
   — А что вы чувствуйте, когда я делаю вот так? — Он взял ее руку и вновь начал целовать ее пальцы, пока не засосал один к себе в рот.
   — Прекратите! Что со мной происходит? О, Боже! О чем я спрашиваю, я знаю…знаю… — Она вырвала свои пальцы и прижала их к своим губам. — Мне что-то подлили в шампанское?
   Ее голос прозвучал по-детски обиженно.
   Джос притянул ее к себе и погладил по щеке. Его рука натолкнулась на маску. Не раздумывая, он развязал тесемки и откинул шелковый кусок.
   — Да. — Ответил он.
   — О, Боже!
   — Мне тоже. — Он скромно опустил глаза.
   — О!
   Джос порадовался, что здесь так темно. Солгав, он покраснел.
   — Насколько я знаю, здесь не гнушаются такими напитками… Только я не ожидал, что сегодня их будут разносить лакеи… видимо мистер Стюарт решил как можно скорее «разогреть» своих гостей, не дожидаясь представления… наверное, желал усилить впечатление, если можно так сказать. — Джос с ужасом понял, что лепечет что-то невразумительное и остановился.
   — Что же нам делать?.. — нерешительно спросила его она.
   — Это вам решать. Но должен предупредить, что через несколько минут у вас наступит чуть ли не агония… мучительная агония, которую ничем не загасить, кроме…
   — Кроме вас, да? — она усмехнулась. Горько, иронично. Как взрослая женщина, которая понимает, что ее обманывают, однако у нее не остается выбора, кроме как дать себя обмануть… — Вас тоже будет мучить агония? — Не смотря на то, что тон у нее по-прежнему выражал ироничность, она сама не заметила, как положила ему свою руку на колено. Джос решил особо не разглагольствовать, в конце-концов она далеко не дура и ответил коротко:
   — Да.
   Она вздохнула.
   — Я даже не знаю вас.
   — Я тоже.
   Между ними восстановилась тишина. Тишина раздумий и принятия решений. Это было не дружелюбное молчание, не напряженное, нет, каждый из них решал для себя, как ему поступить дальше…
   — Вы женаты?.. — Спросила у него его жена! — У вас есть семья?
   И как скажите на милость ему отвечать?
   — У меня нет семьи. — Выдавил он из себя. И тут же задал ей встречный вопрос. — А у вас?
   — Н…нет, у меня тоже, нет. — И тут же, не успел он насмешливо ухмыльнуться, она, словно спеша забыть только что произнесенную ложь, поспешно спросила: — Вы любили когда-нибудь?
   Довольно странный вопрос, тем более для женщины, которая готовится переспать «с первым встречным», по крайней мере, она думала, что он «первый встречный». Зачем она расспрашивает его? Ему что, рассказать ей свою краткую биографию? Ей так будет легче?
   — Так вы любили когда-нибудь? — еще более настойчивее переспросила она.
   — Скорее нет, чем да… — ответил ей он. — А вы?
   Она улыбнулась. Он не увидел, а почувствовал это.
   — Скорее да, чем нет.
   Он не хотел об этом думать, но тут же против воли попытался угадать, кто это был. Он сам?! Он? Или кто-то другой?
   — Вы были в Уотфорде?
   Какого черта?! Он уже было потянулся к ней, надеясь поцелуем заглушить ту панику, что еще проскальзывала в ее голосе, как она вновь обрушилась на него с вопросами. Джос заставил себя выругаться молча.
   — Был как-то раз, но у меня остались не очень приятные впечатления от этого городка. — Все это он проговорил скороговоркой и вновь потянулся к ней, только на сей раз, его целью была ее прелестная шейка.
   — Да… — Она позволила поцеловать себя в шею, но вновь отстранилась. — И почему же?
   — Какой-то весьма занудный тип, преследовал меня целый день и уговаривал купить его имущество. — Джос пальцем провел дорожку от ее губ к глубокому вырезу платья и нахмурился. Фамильный гарнитур из бриллиантов закрывал ее великолепную кожу. — Зачем мне спрашивается, какая-то ткацкая фабрика, когда я ни черта в этом не понимаю?
   Его жена как-то странно напряглась, но он подумал, что ей не нравиться его действия с замочком ожерелья — он намеривался расстегнуть эту проклятую стекляшку. Джос тут же решил, что лучше спросить ее согласия.
   — Вы позволите? — тихим ласкающим шепотом спросил ее он.
   Она рассеянно кивнула. Джос расстегнул замочек и положил ожерелье на кушетку. Он и сам не понял, зачем ляпнул дальнейшее:
   — Надутый индюк Эллиот Уайт.
   — О, Господи! — Она прерывисто вздохнула. — А ателье он вам не предлагал?!
   — И ателье, и гостиницу и золотые горы… — Джос попытался внимательнее вглядеться в нее, но конечно же ничего не увидел. — Я уже не помню.
   Что произошло? Заведя этот бессмысленный разговор об Уотфорде, она вдруг сама завелась, словно речь шла о чем-то очень важном. Ее тело напряглось, от былой расслабленности не осталось и следа, она о чем-то напряженно думала.
   Стоп! Она упоминала какого-то Эллиота! Уж не Эллиота Уайта?
   — Вы тоже его знаете?
   Его жена тут же виновато вздрогнула.
   — Кого? А-а, Уайта… Это…это известное всем в городе посмешище… рыжее, — ее язык словно заплетался, она с трудом выговаривал слова, — рыжее, бестолковое посмешище. Он ко всем цепляется…
   Джос склонил голову набок.
   — Мне же он представлялся очень глубокоуважаемым господином… пусть и рыжим.
   — О, Господи! — Вновь произнесла она и надолго задумалась.
   Его же подозрение, что тот Элиот, с которым она пришла сюда на маскарад и был тем рыжим посмешищем, подтвердилось и все же он вкрадчиво поинтересовался:
   — Значит, вы тоже живете в Уотфорде?
   Она тут же, словно бы сбросила с себя оцепенение, быстро утвердительно кивнула и соблазнительно откинувшись спиной на кушетку, томно, как кошка, со вздохом произнесла:
   — Ну, хорошо, приступайте…
   Джос рассмеялся. Вот значит как?
   — К чему, моя фея?
   — Не надо смеяться надо мной. — Она вскинулась, вновь приняв вертикальное положение и жарко заговорила. — Я прекрасно знаю, что вы этого только и ждете. Я знаю такой тип людей, как вы. Вам надо только одно… — она вновь, на сей раз осознанно, положила свою руку ему на колено и слегка сжала, отчего вся кровь, что была в его теле, прилила к паху. Ее шепот был горячим: — Я согласна, я хочу того же… так что не надо лгать, притворяться… я не хочу!
   Он позволил ей уйти от темы, сделал вид, что уже забыл об том разговоре, что им владеет уже одно вожделение, хотя тут он не притворялся, и скорее прохрипел, чем сказал:
   — Я тоже не хочу никаких жертв. Начните сами.
   Он не ожидал, что она тут же повинуется. Он приготовился к новым потокам уверток, размышлений, слов… А она наклонилась к нему и поцеловала. И отнюдь не быстрым поцелуем. Не невинным, не приглашающим, даже не зовущим, нет, жадным, иссушающим… Скинув с него шляпу, эту дурацкую шляпу с приколотым к ней цветком, она зарылась пальцами в его волосы, и только сильнее прижала его голову к своему рту. Касаясь ее губами, он подосадовал, что выбрал именно этот образ — с бородой и усами, сейчас они мешали ему, хотелось сдернуть их с себя, оторвать вместе с клеем…
   Но вскоре он обо всем позабыл, и о шляпе, и о своем образе, Джос перетащил ее на свои колени и позволил безумию завладеть ими обоими.
   Они долго целовались, так долго, что казалось, прошла вечность. Он знал, что женщинам нравятся поцелуи. Это мужчины готовы поспешно задрать юбки и очутиться, как можно быстрее у заветной цели. У женщин все по-другому. Им нравятся поцелуи, нравиться чувствовать медленные толчки языка, нравится скольжение, поглаживания, прикусывания… Им так все это нравится, что стоит только немного подождать, поусердствовать и они сами будут готовы содрать с тебя одежду и перехватить инициативу на себя… Он все это знал, умел, а потому беззастенчиво этим пользовался.
   Он целовал ее так долго, не трогая при этом руками, что казалось, она уже должна была расплавиться оттого жара, что полыхал в ее теле. Заерзав бедрами, его жена что-то пробормотала, но он так и не понял что, потому что в этот момент его губы вновь накрыли ее рот, приглашая туда ее язык…
   Его рука плавно скользнула по ее юбкам, а затем медленно, очень медленно скользнула под них, и стала подниматься по ее ноге, поднимая за собой шелестящий ворох. Он проследовал до колена, поднимался все выше и выше, и тут его осенило — на ней не было панталон!
   — На вас нет нижнего белья!
   Ее глаза, до этого томно прикрытые приоткрылись, а головка, которая лежала на его плече, приподнялась.
   — Ну и что?
   И вправду, что такого? Почему его тон звенит так обвиняющее, почему он разговаривает, как ревнивый муж? Какое ему дело до ее нижнего белья? У нее могло быть хоть сотня любовников, она пришла сюда с каким-то Элиотом, она пропадала неизвестно где целых два года, он собирался в скором времени окончательно с ней развестись, а его коробит оттого, что она идет на бал без нижнего белья!