Страница:
— Не радуйся раньше времени, недоносок! — бросил на прощание Кривой и единственный из всей своей банды, медленно прошел прочь. — Мы еще встретимся…
Вслед ему послышались издевательские улюлюканья и свист, прекратившиеся лишь после того, как Кривой скрылся в переулке.
— Флинт! Ник! Голд! — обернулся к ребятам Разбойник. — У вас как, все в порядке?
Те дружно закивали.
— Вот это да! Мы победили Кривого! — Ник прямо раздулся от гордости. — Теперь все сто раз подумают, прежде чем к нам соваться! Правда, Голд?
— Угу. Надо Трухлявому сказать, он не поверит.
— Ага, он умрет от досады, что с нами не был!
— А, по-моему, нечего радоваться — на улице то, никого нет! Кого грабить-то? Есть-то мы, чего сегодня будем?! — буркнул Флинт.
Разбойник оглядел улицу — она была пуста, как его желудок. Люди, заметив потасовку, поспешно разбрелись.
— Ты Флинт, всегда отличался пессимизмом, — скрывая свое разочарование, дружески хлопнув того по плечу, дерзко улыбнулся Разбойник.
— Чего? Пес… песси…
— Пессимизм. Ну, это когда, человек во всем видит плохое, мрачное…
— А-а… — Флинт задумчиво почесал свой грязный затылок. — Понятно… Теперь мы значит, готовы разглагольствовать и поучать, бахвалиться своими знаниями, только вот умными словами, сыт не будешь!
— Дал бы ты ему в рожу! — посоветовал Разбойнику Голд.
— Или в ухо, а то он больно умного, начал из себя строить! — вклинился Ник.
— Да пошли вы оба, лизоблюды чертовы! — ощерился Флинт.
— Эй-эй, спокойно! — встал между разбушевавшейся бандой Разбойник. — Вы что, петухи, не остыли? Чего разорались?
— А чего он выеживается? — захорохорился Ник.
— Что он тут о себе думает, — напирая на Разбойника, заорал Голд, — что он самый умный?
— Спокойно, детки! — не сильно оттолкнув от себя Голда, велел Разбойник. — Давайте-ка по-хорошему разбредаться в разные стороны. Здесь нам все равно никакой улов не светит, так что встречаемся на нашем месте через два часа.
Убедившись, что мальчишки, пусть ворча, но разошлись в разные стороны, Разбойник поплелся прочь, в самую глубь Лондонских трущоб. Как назло, немногочисленные прохожие, завидев его разбитую физиономию шарахались от него в разные стороны. О том, чтобы пойти попытать счастья богатый Вест-Энд, не было и речи, там бы его оставил первый же полицейский. Чертыхаясь и злясь на весь свет, Разбойник в изнеможении присел на бочку, стоявшую возле трактира.
Уже смеркалось, сырой туман окутывал голые ноги. Добропорядочные граждане уже давно попрятались по своим домам, так что «ловить» уже было нечего, оставалось лишь надеяться, что ребятам повезло больше, чем ему самому.
Пустой желудок выводил рулады, от запахов доносившихся из трактира, текла слюна и он бессильно выругался. Лето кончалось, а с ним кончались и теплые деньги, когда можно было ночевать в пустых бочках возле трактиров, под мостом, на набережной, да в любом другом месте на свежем воздухе… Обычно к концу лета, им удавалась накопить хоть сколько-нибудь денег, чтобы при первых же заморозках, обеспечить себя на ночь ночлегом. Но не в этот год. Лондон наводнили голодные банды подростков, не гнушавшиеся не только воровством, но и убийством ради вожделенных денег. Драки за соперничество и деления территории, происходили чуть ли не каждый день, вот и Кривой, забыв о былой договоренности, решил попытать счастья на его месте. По слухам, его банду вытеснили с нажитого места какие-то новички, но Разбойнику не было до этого никакого дела. Он не намеривался ни с кем делиться своими крохами.
— Эй, малой! — прервал его невеселые размышления, хриплый, словно вышедший из самых недр подземелья голос.
Вздрогнув, Разбойник прищурившись, оглядел закрытый экипаж, из которого высовывалась огромная рыжая голова.
— В этом заведении, сдают комнаты? — пролаял незнакомец.
— Не-а… — безразличным голосом, протянул Разбойник
Голова злобно выругалась.
— Но если, мистер даст мне шиллинг, — дослушав ругательства до конца, нахально предложил Разбойник, в глубине души, опасаясь как бы этот злодей, не выскочил из экипажа и не вмутузил ему по первое число, — я смог бы посоветовать ему, где можно найти приличную комнату за небольшую плату…
Рыжая голова исчезла, не переставая сыпать ругательствами, но из экипажа, высунулся еще один человек с добродушным лицом.
— Вот, мальчик, возьми свой шиллинг.
Не будь дураком, Разбойник мгновенно поймал брошенную ему монету, и тут же отскочил на безопасное место от экипажа.
— Так, где же это место? — несколько не боясь, что стоявший перед ним оборванец, получив монету, тут же удерет, спокойно спросил добродушный господин.
— А как раз напротив, мистер. — Указав направление, ответил донельзя счастливый Разбойник. — Здесь хозяйка, миссис Ларсен.
Человек кивнул, выбрался из экипажа и вошел в указанный дом.
Разбойник сделал вид, что удалился, но сам затаился в тени трактира. Черт его знает, но вид хорошо одетого господина, явно при деньгах, настораживал и вызывал любопытство. Ибо что делать добропорядочным людям в этой части Лондона?!
Он дождался момента, когда этот господин вернулся обратно уже с ключами от комнаты, забрал свой багаж и подав руку, помог выйти из экипажа какой-то женщине. Напоследок обернувшись, он что-то быстро приказал рыжему и удалился вместе с дамой. И лишь убедившись, что его друг ушел, рыжий гигант выволок из экипажа еще одну даму и поволок ее к дому миссис Ларсен.
Картина, представшая перед его глазами, и так была довольно необычной, ибо у второй женщины были связаны руки, но что-то, еще больше усилило удивление Разбойника.
У него была отличная память, особенно на лица, и он был готов поклясться свои шиллингом, что вторую женщину, он знал!!! И хотя, правая сторона ее лица, представляла собой страшный синяк, а ее волосы клочьями спадали на лицо, он был уверен. Это была она! Жена графа! Женщина, за которой он, в течение трех дней вел слежку!
Только вот что она делает в этой трущобе?.. Связанная, избитая…
Убедившись, что странная парочка скрылась в чреве дома, Разбойник, тут же отправился к графу.
Вот уже две недели, Разбойник наблюдал за домом миссис Ларсен.
Ничего особенного он, конечно, не выяснил, но по-прежнему, терпеливо, изо дня в день приходил на свой пост, ибо графа Медстона он так и не нашел. Его напыщенный дворецкий, все-таки соизволил объяснить ему, что «господин граф в данный момент находится в Уотфорде, и по-видимому пробудет там долго». Впрочем, этого и следовало ожидать! Но почему, его леди здесь, а он там?!
Разбойнику очень не понравился тот рыжий тип, что волоком тащил графиню за собой. Настораживало и другое: за все прошедшие недели, он ни разу не видел, что бы графиня куда-нибудь выходила. Создавалось такое впечатление, что ее держали взаперти. Ведь тот, с добродушным лицом, который дал ему шиллинг, постоянно где-то шлялся. Но с другой стороны, он ведь был другом леди, и ее управляющим.
Разбойник как-то проследил за ним, так, от нечего делать, ведь постоянно сидеть на одном месте тоже надоедало. И увидел, как Уайт неспешно, но уверенно подошел к славящейся сомнительными сделками конторе. Проторчав около этого заведения более трех часов, Разбойник уже начал сомневаться, а нет ли здесь какого-нибудь черного хода? Но с облегчением, оттого, что его труды не прошли даром, он, наконец, увидел, как Эллиот вальяжной походкой, спускается с лестницы. Вид у него был чрезвычайно довольный, поэтому он не удивился, что следующим местом, которое они посетили, была церковь. «Наверное, хотел за что-то поблагодарить Бога» — решил Разбойник и засомневался, а нужно ли продолжать расследование? Ведь человек, посещающий церковь, вряд ли мог совершать плохие поступки!
В конечном итоге, он решился на крайний шаг. Комната, в которой расположилась графиня, находилась на третьем этаже, то есть под самой крышей дома миссис Ларсен. Так вот, сегодня же вечером, Разбойник и намеривался забраться на эту крышу, и выяснить, что же там, в конце концов, происходит?..
Из ступора ее вывел звук стукнувшихся друг о друга железных ведер.
В комнате уже давно царил полумрак, но ни кому и в голову не пришло, разжечь свечи, чтобы разогнать сгущавшиеся тени, и тем более разжечь камин, чтобы стало теплее. Все считали, что ей это не нужно, и по правде говоря, она действительно в этом не нуждалась.
Поэтому, Гейл с удивлением уставилась на вошедшего Герберта, который принес с собой два ведра, наполненных горячей водой.
Прошло слишком много времени с тех пор, как она в последний раз принимала ванну, расчесывалась, или даже умывалась. Про эти, столь элементарные вещи, она как-то забыла, полностью углубившись в свое горе. Ее не волновало, что от нее плохо пахнет, что ее спутанные сальные волосы висят клочьями, а голова чешется от грязи, что она давно не чистила зубы, и, кажется, тысячу лет не видела собственное изображение в зеркале.
Она с утра до ночи лежала на узкой не прибранной кровати, просыпаясь от беспорядочных кошмаров, где вновь и вновь видела, как умирает Джослин, а когда не спала, то ее расширенный взгляд не отрывался от расплывшегося жирного пятна на потолке. Утро — сменял день, день — вечер, вечер — ночь, но она и этого не замечала. Гейл забывала и о том, что надо есть, хотя еду исправно поставляли три раза в день, но она почему-то не чувствовала голода.
Она ощущала лишь странное безразличие: ей было все равно, что она находится в полной власти убийц, что вместе с ней опасности подвергается Мэг, которую она даже не видела с того дня, как приехала сюда. Но, по крайней мере, она точно знала, что та жива, так как каждый день слышала ее яростный голос за тонкой стенкой, отделяющей их комнаты, который звал ее и принуждал к какому-то действию. Но все это было ей безразлично, так как казалось, что она живет лишь в ожидании своей смерти, в ожидании конца, этого бессмысленного существования… без мужа.
Странно, до этого она совершенно спокойно жила без Джослина на протяжении всех этих двух лет, и даже временами была счастлива. Правда, она знала, что он жив-здоров, и где-то в глубине души надеялась… на новые встречи. Они и правда встретились, конечно, она была обижена, чтобы все забыть за пару-другую поцелуев, конечно, она действовала импульсивно, но тот, новый Джослин, которого она познала за эти несколько дней, нравился ей еще пуще прежнего. Его нежная забота, его изощренные ласки, заставляющие ее терять голову и разум, целый фантастически прекрасный мир плотской любви, что он открыл ей… все это давало надежду на скорое воссоединение. Ночами она мечтала, что вот еще чуть-чуть, она «помучит» его и простит. И тогда будет все так, как она уже давно мечтала — дом, дети, любимый муж… семья, счастье…
И именно на середине пути, когда до счастья было рукой подать, его у нее отобрали. Она уже устала корить себя за импульсивность, за безрассудный гнев, за то, что потратила отведенное ей время с ним впустую — на глупые ссоры. Если бы она знала!!! Если бы она знала, что судьба вновь повернется к ней спиной, она вела бы себя по-другому.
Боже, за что?! Почему умереть должен был именно Джослин?! Этот сильный, любящий жизнь и людей человек? Почему не она? За ней было столько грехов… все эти дети на фабрике, умирающие из-за ее лени и не внимательности, те изможденные женщины, покорно смотрящие на смерть своих детей. Почему карающий Бог, не призвал ее, а забрал Джоса?!
Ей хотелось, чтобы к ней побыстрее пришла смерть. Тогда не надо было бы думать, вспоминать и корить себя за все… Ей бы перестали сниться кошмары и те дети, тысячи детей, указывающих на нее пальцем… Тогда бы она опять увидела Джослина и смогла бы сказать ему все те слова, что она не успела произнести раньше. Он бы простил ее, она знала, что он непременно бы простил и понял, и у тешил, и она перестала бы чувствовать себя такой бесконечно одинокой…
В комнату, за Гербертом вошли еще двое мальчишек, которые, сгибаясь от тяжести, внесли железную ванну. С облегчением кинув ее по середине комнаты, они быстро удалились, даже не обратив внимание на обездвижено лежавшую на кровати женщину…
Герберт вылил в ванну воду и удалился, даже не прикрыв за собою дверь, настолько он был уверен, что пленница никуда не убежит. Так он приходил и уходил четыре раза, до тех пор, пока ванна не была полностью заполнена. Затем, мрачно взглянув на женщину, пролаял:
— Ванна готова! Так что иди, и мойся!
Гейл никак не отреагировала, устремив на него бессмысленный расширенный взгляд. Гигант даже попятился от нее, настолько он был уверен, что она наводит на него порчу. Бормоча под нос ругательства, он вышел из комнаты.
Через минуту в комнату вошел Эллиот. Было видно, что он только что вернулся с прогулки: одет он был скромно, чтобы не выделяться среди жителей Ист-Энда, и не привлекать их жадных и голодных взглядов, но все же аккуратно.
Удивительно, как он изменился с тех пор, как они познакомились. Он производил впечатление добропорядочного джентльмена, слегка занудливого, рассеянного, но в общем-то милого, смешного и доброго. Ей даже доставляла удовольствие мысль о том, что он в нее влюблен, и было так трогательно, когда он делал ей предложение руки и сердца.
Как трудно ей было поверить в его виновность, казалось, он просто не способен на это, подобная мысль была просто нелепостью! А на самом деле, за этим маскарадом скрывалась акула, мерзкое животное, питающееся падалью! Он был жесток и властен, он был готов на все, лишь бы добиться своей цели: убийство, пытки, издевательства, обман — это было его оружие! Как же она ошибалась! Ведь если бы она была более внимательна, если бы раньше поинтересовалась, что твориться на фабрике, Джослин бы остался жив!
Гейл моргнула, пытаясь отогнать от себя эту мысль. Теперь уже ничего не изменишь.
Эллиот присел к ней на кровать и брезгливо поморщился, оглядывая ее. Затем неожиданно, сильной рукой схватил ее за горло и больно надавил, перекрывая ей доступ воздуха. Непроизвольно, Гейл схватилась за его руку, пытаясь отодрать ее от себя, чтобы не задохнуться.
— Ну конечно, — Уайт осклабился в довольной улыбке, — ты же не хочешь умирать! На самом деле, не хочешь!
Он ослабил давление руки, так чтобы она могла свободно дышать, но не очень глубоко, как бы в напоминание. Вперив в нее свой холодный акулий взгляд, и убедившись, что она внимательно смотрит на него, заговорил:
— Слушай меня внимательно и хорошенько запомни, что я тебе скажу! Сейчас, ты вымоешься, приведешь себя в надлежащий вид, а завтра утром, тебе дадут соответствующее платье, и мы с тобой пойдем в церковь. — Тут он многозначительно замолчал, ожидая от нее реакции.
— Церковь? — прохрипела Гейл. — Ты хочешь, чтобы я замаливала твои грехи?
Эллиот рассмеялся, тем глумливым смехом, который приводил ее в дрожь, а затем вновь надавил на ее горло, да так, что перед ее глазами поплыл красный туман.
— Дура! Неужели ты не поняла, что я не хочу слышать твоих шуток! От тебя требуется только молчать и соглашаться! Ты поняла?
Убедившись, что теперь она полностью с ним согласна, он вновь отпустил ее и продолжил:
— Я решил, что мы должны пожениться! Ты, наверное, не раз удивлялась, почему я оставил тебя жить, не так ли? Теперь ты знаешь. Ты станешь моей женой, а все твое состояние, а также состояние, твоего покойного мужа, будет теперь моим. Жаль, конечно, что через жену не переходит титул, а то я был бы графом! Каково, а?! — вытащив из-под сюртука какие-то бумажки, он деловитым тоном, словно они обсуждали простую сделку, добавил: — Сейчас ты подпишешь соответствующие бумаги, о передачи собственности…
Ей на удивление вдруг стало спокойно. Теперь она точно знала, что умрет, так как она никогда не сделает того, что он хочет. Она никогда не допустит, чтобы этот мерзавец, получил доступ к ее деньгам, и богатству Джослина! Никогда этот убийца не получит желаемого! От подобной мысли, ей вдруг стало смешно: она отомстит, отомстит этому выродку!
— Нет! — ее голос был тверд и спокоен. — Я никогда не сделаю этого!
Эллиот с размаху дал ей пощечину, от чего ее голова чуть ли не оторвалась. Но она лишь только засмеялась над его беспомощностью:
— Ты ничего не получишь! Ничего!
Уайт, внимательно разглядывая ее, вдруг улыбнулся:
— Это ты так думаешь! Неужели я похож на дурака, и все тщательно не подготовил?! Ведь только женщины действуют под влиянием своих эмоций, я же, как видишь — мужчина! Возможно, ты и готова умереть, только бы мне не дать, того чего я хочу, но другие… Ты готова, к тому, что за собой в могилу потянешь еще кого-нибудь? Готова, смотреть, как на твоих глазах, будут жестоко пытать твою любимую подругу, и не час, не два, а нескончаемые дни? Сможешь ли спокойно видеть, как она кричит, и корчиться в страшных муках, умоляя только о смерти? А ведь если ты согласишься, вы обе останетесь, живы, а ее я даже отпущу!.. Ну, так как, ты хорошо подумала? Ты готова к ее смерти?
Из ее побелевших губ, слетело только одно слово:
— Нет!
Глава 20
Вслед ему послышались издевательские улюлюканья и свист, прекратившиеся лишь после того, как Кривой скрылся в переулке.
— Флинт! Ник! Голд! — обернулся к ребятам Разбойник. — У вас как, все в порядке?
Те дружно закивали.
— Вот это да! Мы победили Кривого! — Ник прямо раздулся от гордости. — Теперь все сто раз подумают, прежде чем к нам соваться! Правда, Голд?
— Угу. Надо Трухлявому сказать, он не поверит.
— Ага, он умрет от досады, что с нами не был!
— А, по-моему, нечего радоваться — на улице то, никого нет! Кого грабить-то? Есть-то мы, чего сегодня будем?! — буркнул Флинт.
Разбойник оглядел улицу — она была пуста, как его желудок. Люди, заметив потасовку, поспешно разбрелись.
— Ты Флинт, всегда отличался пессимизмом, — скрывая свое разочарование, дружески хлопнув того по плечу, дерзко улыбнулся Разбойник.
— Чего? Пес… песси…
— Пессимизм. Ну, это когда, человек во всем видит плохое, мрачное…
— А-а… — Флинт задумчиво почесал свой грязный затылок. — Понятно… Теперь мы значит, готовы разглагольствовать и поучать, бахвалиться своими знаниями, только вот умными словами, сыт не будешь!
— Дал бы ты ему в рожу! — посоветовал Разбойнику Голд.
— Или в ухо, а то он больно умного, начал из себя строить! — вклинился Ник.
— Да пошли вы оба, лизоблюды чертовы! — ощерился Флинт.
— Эй-эй, спокойно! — встал между разбушевавшейся бандой Разбойник. — Вы что, петухи, не остыли? Чего разорались?
— А чего он выеживается? — захорохорился Ник.
— Что он тут о себе думает, — напирая на Разбойника, заорал Голд, — что он самый умный?
— Спокойно, детки! — не сильно оттолкнув от себя Голда, велел Разбойник. — Давайте-ка по-хорошему разбредаться в разные стороны. Здесь нам все равно никакой улов не светит, так что встречаемся на нашем месте через два часа.
Убедившись, что мальчишки, пусть ворча, но разошлись в разные стороны, Разбойник поплелся прочь, в самую глубь Лондонских трущоб. Как назло, немногочисленные прохожие, завидев его разбитую физиономию шарахались от него в разные стороны. О том, чтобы пойти попытать счастья богатый Вест-Энд, не было и речи, там бы его оставил первый же полицейский. Чертыхаясь и злясь на весь свет, Разбойник в изнеможении присел на бочку, стоявшую возле трактира.
Уже смеркалось, сырой туман окутывал голые ноги. Добропорядочные граждане уже давно попрятались по своим домам, так что «ловить» уже было нечего, оставалось лишь надеяться, что ребятам повезло больше, чем ему самому.
Пустой желудок выводил рулады, от запахов доносившихся из трактира, текла слюна и он бессильно выругался. Лето кончалось, а с ним кончались и теплые деньги, когда можно было ночевать в пустых бочках возле трактиров, под мостом, на набережной, да в любом другом месте на свежем воздухе… Обычно к концу лета, им удавалась накопить хоть сколько-нибудь денег, чтобы при первых же заморозках, обеспечить себя на ночь ночлегом. Но не в этот год. Лондон наводнили голодные банды подростков, не гнушавшиеся не только воровством, но и убийством ради вожделенных денег. Драки за соперничество и деления территории, происходили чуть ли не каждый день, вот и Кривой, забыв о былой договоренности, решил попытать счастья на его месте. По слухам, его банду вытеснили с нажитого места какие-то новички, но Разбойнику не было до этого никакого дела. Он не намеривался ни с кем делиться своими крохами.
— Эй, малой! — прервал его невеселые размышления, хриплый, словно вышедший из самых недр подземелья голос.
Вздрогнув, Разбойник прищурившись, оглядел закрытый экипаж, из которого высовывалась огромная рыжая голова.
— В этом заведении, сдают комнаты? — пролаял незнакомец.
— Не-а… — безразличным голосом, протянул Разбойник
Голова злобно выругалась.
— Но если, мистер даст мне шиллинг, — дослушав ругательства до конца, нахально предложил Разбойник, в глубине души, опасаясь как бы этот злодей, не выскочил из экипажа и не вмутузил ему по первое число, — я смог бы посоветовать ему, где можно найти приличную комнату за небольшую плату…
Рыжая голова исчезла, не переставая сыпать ругательствами, но из экипажа, высунулся еще один человек с добродушным лицом.
— Вот, мальчик, возьми свой шиллинг.
Не будь дураком, Разбойник мгновенно поймал брошенную ему монету, и тут же отскочил на безопасное место от экипажа.
— Так, где же это место? — несколько не боясь, что стоявший перед ним оборванец, получив монету, тут же удерет, спокойно спросил добродушный господин.
— А как раз напротив, мистер. — Указав направление, ответил донельзя счастливый Разбойник. — Здесь хозяйка, миссис Ларсен.
Человек кивнул, выбрался из экипажа и вошел в указанный дом.
Разбойник сделал вид, что удалился, но сам затаился в тени трактира. Черт его знает, но вид хорошо одетого господина, явно при деньгах, настораживал и вызывал любопытство. Ибо что делать добропорядочным людям в этой части Лондона?!
Он дождался момента, когда этот господин вернулся обратно уже с ключами от комнаты, забрал свой багаж и подав руку, помог выйти из экипажа какой-то женщине. Напоследок обернувшись, он что-то быстро приказал рыжему и удалился вместе с дамой. И лишь убедившись, что его друг ушел, рыжий гигант выволок из экипажа еще одну даму и поволок ее к дому миссис Ларсен.
Картина, представшая перед его глазами, и так была довольно необычной, ибо у второй женщины были связаны руки, но что-то, еще больше усилило удивление Разбойника.
У него была отличная память, особенно на лица, и он был готов поклясться свои шиллингом, что вторую женщину, он знал!!! И хотя, правая сторона ее лица, представляла собой страшный синяк, а ее волосы клочьями спадали на лицо, он был уверен. Это была она! Жена графа! Женщина, за которой он, в течение трех дней вел слежку!
Только вот что она делает в этой трущобе?.. Связанная, избитая…
Убедившись, что странная парочка скрылась в чреве дома, Разбойник, тут же отправился к графу.
Вот уже две недели, Разбойник наблюдал за домом миссис Ларсен.
Ничего особенного он, конечно, не выяснил, но по-прежнему, терпеливо, изо дня в день приходил на свой пост, ибо графа Медстона он так и не нашел. Его напыщенный дворецкий, все-таки соизволил объяснить ему, что «господин граф в данный момент находится в Уотфорде, и по-видимому пробудет там долго». Впрочем, этого и следовало ожидать! Но почему, его леди здесь, а он там?!
Разбойнику очень не понравился тот рыжий тип, что волоком тащил графиню за собой. Настораживало и другое: за все прошедшие недели, он ни разу не видел, что бы графиня куда-нибудь выходила. Создавалось такое впечатление, что ее держали взаперти. Ведь тот, с добродушным лицом, который дал ему шиллинг, постоянно где-то шлялся. Но с другой стороны, он ведь был другом леди, и ее управляющим.
Разбойник как-то проследил за ним, так, от нечего делать, ведь постоянно сидеть на одном месте тоже надоедало. И увидел, как Уайт неспешно, но уверенно подошел к славящейся сомнительными сделками конторе. Проторчав около этого заведения более трех часов, Разбойник уже начал сомневаться, а нет ли здесь какого-нибудь черного хода? Но с облегчением, оттого, что его труды не прошли даром, он, наконец, увидел, как Эллиот вальяжной походкой, спускается с лестницы. Вид у него был чрезвычайно довольный, поэтому он не удивился, что следующим местом, которое они посетили, была церковь. «Наверное, хотел за что-то поблагодарить Бога» — решил Разбойник и засомневался, а нужно ли продолжать расследование? Ведь человек, посещающий церковь, вряд ли мог совершать плохие поступки!
В конечном итоге, он решился на крайний шаг. Комната, в которой расположилась графиня, находилась на третьем этаже, то есть под самой крышей дома миссис Ларсен. Так вот, сегодня же вечером, Разбойник и намеривался забраться на эту крышу, и выяснить, что же там, в конце концов, происходит?..
Из ступора ее вывел звук стукнувшихся друг о друга железных ведер.
В комнате уже давно царил полумрак, но ни кому и в голову не пришло, разжечь свечи, чтобы разогнать сгущавшиеся тени, и тем более разжечь камин, чтобы стало теплее. Все считали, что ей это не нужно, и по правде говоря, она действительно в этом не нуждалась.
Поэтому, Гейл с удивлением уставилась на вошедшего Герберта, который принес с собой два ведра, наполненных горячей водой.
Прошло слишком много времени с тех пор, как она в последний раз принимала ванну, расчесывалась, или даже умывалась. Про эти, столь элементарные вещи, она как-то забыла, полностью углубившись в свое горе. Ее не волновало, что от нее плохо пахнет, что ее спутанные сальные волосы висят клочьями, а голова чешется от грязи, что она давно не чистила зубы, и, кажется, тысячу лет не видела собственное изображение в зеркале.
Она с утра до ночи лежала на узкой не прибранной кровати, просыпаясь от беспорядочных кошмаров, где вновь и вновь видела, как умирает Джослин, а когда не спала, то ее расширенный взгляд не отрывался от расплывшегося жирного пятна на потолке. Утро — сменял день, день — вечер, вечер — ночь, но она и этого не замечала. Гейл забывала и о том, что надо есть, хотя еду исправно поставляли три раза в день, но она почему-то не чувствовала голода.
Она ощущала лишь странное безразличие: ей было все равно, что она находится в полной власти убийц, что вместе с ней опасности подвергается Мэг, которую она даже не видела с того дня, как приехала сюда. Но, по крайней мере, она точно знала, что та жива, так как каждый день слышала ее яростный голос за тонкой стенкой, отделяющей их комнаты, который звал ее и принуждал к какому-то действию. Но все это было ей безразлично, так как казалось, что она живет лишь в ожидании своей смерти, в ожидании конца, этого бессмысленного существования… без мужа.
Странно, до этого она совершенно спокойно жила без Джослина на протяжении всех этих двух лет, и даже временами была счастлива. Правда, она знала, что он жив-здоров, и где-то в глубине души надеялась… на новые встречи. Они и правда встретились, конечно, она была обижена, чтобы все забыть за пару-другую поцелуев, конечно, она действовала импульсивно, но тот, новый Джослин, которого она познала за эти несколько дней, нравился ей еще пуще прежнего. Его нежная забота, его изощренные ласки, заставляющие ее терять голову и разум, целый фантастически прекрасный мир плотской любви, что он открыл ей… все это давало надежду на скорое воссоединение. Ночами она мечтала, что вот еще чуть-чуть, она «помучит» его и простит. И тогда будет все так, как она уже давно мечтала — дом, дети, любимый муж… семья, счастье…
И именно на середине пути, когда до счастья было рукой подать, его у нее отобрали. Она уже устала корить себя за импульсивность, за безрассудный гнев, за то, что потратила отведенное ей время с ним впустую — на глупые ссоры. Если бы она знала!!! Если бы она знала, что судьба вновь повернется к ней спиной, она вела бы себя по-другому.
Боже, за что?! Почему умереть должен был именно Джослин?! Этот сильный, любящий жизнь и людей человек? Почему не она? За ней было столько грехов… все эти дети на фабрике, умирающие из-за ее лени и не внимательности, те изможденные женщины, покорно смотрящие на смерть своих детей. Почему карающий Бог, не призвал ее, а забрал Джоса?!
Ей хотелось, чтобы к ней побыстрее пришла смерть. Тогда не надо было бы думать, вспоминать и корить себя за все… Ей бы перестали сниться кошмары и те дети, тысячи детей, указывающих на нее пальцем… Тогда бы она опять увидела Джослина и смогла бы сказать ему все те слова, что она не успела произнести раньше. Он бы простил ее, она знала, что он непременно бы простил и понял, и у тешил, и она перестала бы чувствовать себя такой бесконечно одинокой…
В комнату, за Гербертом вошли еще двое мальчишек, которые, сгибаясь от тяжести, внесли железную ванну. С облегчением кинув ее по середине комнаты, они быстро удалились, даже не обратив внимание на обездвижено лежавшую на кровати женщину…
Герберт вылил в ванну воду и удалился, даже не прикрыв за собою дверь, настолько он был уверен, что пленница никуда не убежит. Так он приходил и уходил четыре раза, до тех пор, пока ванна не была полностью заполнена. Затем, мрачно взглянув на женщину, пролаял:
— Ванна готова! Так что иди, и мойся!
Гейл никак не отреагировала, устремив на него бессмысленный расширенный взгляд. Гигант даже попятился от нее, настолько он был уверен, что она наводит на него порчу. Бормоча под нос ругательства, он вышел из комнаты.
Через минуту в комнату вошел Эллиот. Было видно, что он только что вернулся с прогулки: одет он был скромно, чтобы не выделяться среди жителей Ист-Энда, и не привлекать их жадных и голодных взглядов, но все же аккуратно.
Удивительно, как он изменился с тех пор, как они познакомились. Он производил впечатление добропорядочного джентльмена, слегка занудливого, рассеянного, но в общем-то милого, смешного и доброго. Ей даже доставляла удовольствие мысль о том, что он в нее влюблен, и было так трогательно, когда он делал ей предложение руки и сердца.
Как трудно ей было поверить в его виновность, казалось, он просто не способен на это, подобная мысль была просто нелепостью! А на самом деле, за этим маскарадом скрывалась акула, мерзкое животное, питающееся падалью! Он был жесток и властен, он был готов на все, лишь бы добиться своей цели: убийство, пытки, издевательства, обман — это было его оружие! Как же она ошибалась! Ведь если бы она была более внимательна, если бы раньше поинтересовалась, что твориться на фабрике, Джослин бы остался жив!
Гейл моргнула, пытаясь отогнать от себя эту мысль. Теперь уже ничего не изменишь.
Эллиот присел к ней на кровать и брезгливо поморщился, оглядывая ее. Затем неожиданно, сильной рукой схватил ее за горло и больно надавил, перекрывая ей доступ воздуха. Непроизвольно, Гейл схватилась за его руку, пытаясь отодрать ее от себя, чтобы не задохнуться.
— Ну конечно, — Уайт осклабился в довольной улыбке, — ты же не хочешь умирать! На самом деле, не хочешь!
Он ослабил давление руки, так чтобы она могла свободно дышать, но не очень глубоко, как бы в напоминание. Вперив в нее свой холодный акулий взгляд, и убедившись, что она внимательно смотрит на него, заговорил:
— Слушай меня внимательно и хорошенько запомни, что я тебе скажу! Сейчас, ты вымоешься, приведешь себя в надлежащий вид, а завтра утром, тебе дадут соответствующее платье, и мы с тобой пойдем в церковь. — Тут он многозначительно замолчал, ожидая от нее реакции.
— Церковь? — прохрипела Гейл. — Ты хочешь, чтобы я замаливала твои грехи?
Эллиот рассмеялся, тем глумливым смехом, который приводил ее в дрожь, а затем вновь надавил на ее горло, да так, что перед ее глазами поплыл красный туман.
— Дура! Неужели ты не поняла, что я не хочу слышать твоих шуток! От тебя требуется только молчать и соглашаться! Ты поняла?
Убедившись, что теперь она полностью с ним согласна, он вновь отпустил ее и продолжил:
— Я решил, что мы должны пожениться! Ты, наверное, не раз удивлялась, почему я оставил тебя жить, не так ли? Теперь ты знаешь. Ты станешь моей женой, а все твое состояние, а также состояние, твоего покойного мужа, будет теперь моим. Жаль, конечно, что через жену не переходит титул, а то я был бы графом! Каково, а?! — вытащив из-под сюртука какие-то бумажки, он деловитым тоном, словно они обсуждали простую сделку, добавил: — Сейчас ты подпишешь соответствующие бумаги, о передачи собственности…
Ей на удивление вдруг стало спокойно. Теперь она точно знала, что умрет, так как она никогда не сделает того, что он хочет. Она никогда не допустит, чтобы этот мерзавец, получил доступ к ее деньгам, и богатству Джослина! Никогда этот убийца не получит желаемого! От подобной мысли, ей вдруг стало смешно: она отомстит, отомстит этому выродку!
— Нет! — ее голос был тверд и спокоен. — Я никогда не сделаю этого!
Эллиот с размаху дал ей пощечину, от чего ее голова чуть ли не оторвалась. Но она лишь только засмеялась над его беспомощностью:
— Ты ничего не получишь! Ничего!
Уайт, внимательно разглядывая ее, вдруг улыбнулся:
— Это ты так думаешь! Неужели я похож на дурака, и все тщательно не подготовил?! Ведь только женщины действуют под влиянием своих эмоций, я же, как видишь — мужчина! Возможно, ты и готова умереть, только бы мне не дать, того чего я хочу, но другие… Ты готова, к тому, что за собой в могилу потянешь еще кого-нибудь? Готова, смотреть, как на твоих глазах, будут жестоко пытать твою любимую подругу, и не час, не два, а нескончаемые дни? Сможешь ли спокойно видеть, как она кричит, и корчиться в страшных муках, умоляя только о смерти? А ведь если ты согласишься, вы обе останетесь, живы, а ее я даже отпущу!.. Ну, так как, ты хорошо подумала? Ты готова к ее смерти?
Из ее побелевших губ, слетело только одно слово:
— Нет!
Глава 20
Уайт ушел, а она осталась лежать на кровати, с расширенными глазами уставившись на грязный потолок.
На нее волнами накатывала тошнота.
Господи, за что?! Сначала Джослин, а теперь это… Разве сможет она спокойно смотреть на мучения Мэгган? Ей было легче умереть самой.
Преодолевая слабость, Гейл поднялась с кровати и на нетвердых ногах подошла к окну.
Бежать. Следовало немедленно бежать. Но как? Там, внизу, перед ней маячила темная пустота… На каком она этаже? Втором, третьем? Она не помнила. Решившись прыгнуть, не покончит ли она тем самым жизнь самоубийством? И что тогда станется с Мэг? Чем ее побег поможет бедняжке? Вряд ли этот подонок Эллиот отпустит ее подругу подобру поздорову. Нет, окно это не выход. Но и совершить побег через дверь, представлялось мало возможным. Едва Уйат ушел, как Гейл отчетливо услышала звук поворачиваемого в замке ключа.
Попробовать при следующем посещении Герберта огреть его чем-нибудь тяжелым по голове, а затем, вызволив Мэг, скрыться из дома? Глупо. Она едва достает до груди этого страшного великана, так что просто не дотянется до его головы, да и вряд ли удар падающей от истощения женщины, способен лишить его сознания.
Попробовать повозиться с замком?.. Гейл схватилась за волосы, намериваясь вытянуть из них шпильку, но тут же ее рука бессильно упала. Она давно растеряла все шпильки.
Вернувшись к кровати, Гейл тщательно ощупала всю ее поверхность, пока не нашла две шпильки, неизвестно как давно, выпавшие из ее волос. Опустившись на колени перед дверью, она на несколько секунд прикрыла глаза, стараясь справится с головокружением… Ей следовало поесть, но есть было нечего…
Засунув кончик шпильки в скважину замка, Гейл покрутила им, но ничего не добилась. И как воры ухитряются вскрывать замки? Что надо делать?! Засунув шпильку как можно глубже, Гейл вновь попыталась открыть замок, но тот не поддался.
Нет, здесь нужен ключ. Железный, прочный, с огромными зубцами…
Она все же не оставляла попыток, вертя шпилькой под разными углами, надавливая и нажимая на дверь, но у нее ничего не выходило. После получаса бесплодных попыток, в изнеможении опершись о дверь, Гейл вновь уставилась в черный омут окна.
Что же делать? Выйти замуж за этого ублюдка?..
Подобную перспективу даже рассматривать не хотелось. Нет, конечно, это самый последний вариант — она не допустит, чтобы с Мэг что-нибудь случилось — и если придется, она выйдет за него замуж, а после собственными руками покончит с Уайтом… или он с ней… Боже, что же делать?! Кто ей поможет?..
Надо самой… позвать на помощь. Как же она сразу не додумалась?! Завтра утром, едва завидев проходящего человека, она высунется в окно и начнет кричать. Кто-нибудь, в конечном итоге, да, поможет, ну, в крайнем случае, вызовет констебля. Шуму она наделает достаточного, чтобы на нее обратили внимания… Правда, к ней тут же прибежит Уайт… так что следует забаррикадировать дверь. Это его не остановит, но несколько минут она выиграет.
Поднявшись с пола, она несколько секунд обозревал скудную обстановку комнаты. Железная кровать, ванна, да старый комод, с потрескавшимся на дверцах лаком. Выбирать особенно не из чего.
Стараясь не производить большого шума, Гейл медленно, не спеша, начала передвигать кровать к двери. Сначала она переставит кровать, потом за ней последуют комод, ну и, наконец, венчать эту нехитрую баррикаду будет ванна…
Однако даже это нехитрое дело, оказалось крайне тяжелым. Дюйм, за дюймом передвигая железную громадину, она то и дело отдыхала, бессильно падая на продавленный матрас, и ловя горячим ртом воздух. Ее силы иссякали. В голове стоял гул, перед глазами плясали черные мошки, ноги и руки дрожали так, словно их кто-то постоянно дергал за веревочки…
Секунды текли, перетекая в минуты. Она вновь поднялась, и упираясь для упора ногами в пол, вновь изо всех сил начала двигать кровать вперед… И вдруг, неожиданно, она не слышала никаких шагов, в дверь настойчиво постучали. Замерев на месте, Гейл со страхом глядела на закрытую дверь. Кровать стояла еще не настолько близко, чтобы затруднить проход, но и не на своем прежней месте, так что Герберт или Уайт сразу же заметят, что ее пыталась сдвинуть…
От ужаса она не могла сдвинуть себя с места, словно парализованная глядя на дверь. Но время шло, а дверь так и не открывалась. Да и стали бы к ней стучать? Уайт или Герберт бесцеремонно отпирали ее дверь собственным ключом, так что вполне возможно у нее галлюцинации… Простояв в нерешительности еще какое-то время, Гейл вновь принялась за дело и вновь испуганно замерла, услышав повторившийся стук.
На сей раз, слух не обманул ее и повернувшись, она с изумлением уставилась на окно. Там, за стеклом, в самом верхнем углу маячила темная плотная тень. Волосы у нее на голове зашевелились. Стук повторился, на сей раз еще более настойчивый и выбирая из двух зол меньшее — страх перед Уайтом или неизвестным, Гейл предпочла последнее…
Едва она распахнула окно, как в комнату ввалилась та самая черная масса и она в испуге попятилась.
— Че-е-ерт! — простонала тень, шумно вбирая ртом воздух. — Ну и долго ж вы соображаете, скажу я вам, леди! Я чуть ли не поседел, ожидая, пока вы меня заметите!
Вглядываясь в съеживающуюся на полу фигуру, Гейл с изумлением поняла, что она принадлежит подростку, почти мальчишке и не скрывая своего удивления, спросила:
— Кто ты такой?
— Нет, ну надо же, я ей стучу, — не обратив на ее слова внимания, продолжал бурчать мальчишка, — а она, как околела, стоит и смотрит на свою дверь. А потом опять кровать потащила! Зачем вы кровать-то таскали, а?
— Я спросила тебя, кто ты такой?!
Мальчишка осекся, и, поднявшись, встал напротив нее.
— Какай разница, леди. Вопрос не в том, кто я, а для чего здесь…
— Ты не мог бы говорить потише?! — раздражаясь от его спесивого тона и своего беспричинного страха, от которого ее чуть кондрашка не охватила, зашипела на него Гейл. — Я не хотела бы, чтобы тебя услышали!
— Вы правы, леди, сейчас действительно не время. Лучше-ка двигайте свой зад к окну.
— Что?!
— Э-ээ, пожалуй, я не так выразился… — Разбойник рассеянно почесал лоб. — Нам пора двигать ноги, то есть… побег, вы понимаете меня, мы сейчас будем удирать.
Он разговаривал с ней, как с умалишенной, но она решила не обращать внимания на его тон и не задавать бесполезные вопросы. По крайней мере, сейчас, в этом доме. Вот как только она уберется отсюда…
— Понятно, понятно, — перебила его объяснения Гейл, — но как, скажи мне на милость?! Мне кажется, что прыгать довольно высоко…
— Еще бы, — хмыкнул мальчишка, — третий этаж!
— О-о, ты умеешь считать, — язвительно ввернула Гейл, но тут же осеклась, решив, что с ее стороны это не благодарно, и уже было хотела извиниться, но мальчишка, казалось, не обратил на ее слова никакого внимания.
Высунувшись в окно по пояс, тот начал шарить руками по стене, а потом показал ей веревку.
— Видите, эта веревка, мы спустимся по ней на землю… — Он уже занес одну ногу на подоконник, показывая ей пример, но Гейл схватила его за рубаху.
— Подожди, я не могу уйти вот так, здесь моя подруга и без нее я никуда не пойду!
— Подруга?! — с сомнением переспросил Разбойник. — Дама с рыжими волосами?
— Ты видел ее? — встревожилась Гейл. — Что с ней? Как она?
— С ней все в порядке, в отличие от вас… — Он осекся, словно решил не договаривать, а потом безразличным, скучающим тоном, продолжил он: — Что ж, тогда лезем на крышу.
Сказать это было проще, чем сделать. Ее ослабевшие руки упорно дрожали, так что если бы не Разбойник, втащивший ее за веревку наверх, Гейл просто-напросто бы свалилась.
На крыше их поджидала целая команда. Хватая ее за плечи, одежду и волосы, мальчишки вытянули Гейл на крышу и все вместе, сильно дыша от натуги, некоторое время молчали.
— Какого черта вы полезли наверх, — неожиданно взвился один из мальчишек, — мы же договаривались встретиться внизу?!
— Заткнись, Флинт, — беззлобно осек его Разбойник. — Леди надо в кое-чем убедиться…
Мальчишка пробубнил себе что-то под нос, но Гейл его не расслышала, ибо Разбойник уже схватил ее за руку, и осторожно ведя по шаткой черепице, повел к противоположной стороне дома.
На нее волнами накатывала тошнота.
Господи, за что?! Сначала Джослин, а теперь это… Разве сможет она спокойно смотреть на мучения Мэгган? Ей было легче умереть самой.
Преодолевая слабость, Гейл поднялась с кровати и на нетвердых ногах подошла к окну.
Бежать. Следовало немедленно бежать. Но как? Там, внизу, перед ней маячила темная пустота… На каком она этаже? Втором, третьем? Она не помнила. Решившись прыгнуть, не покончит ли она тем самым жизнь самоубийством? И что тогда станется с Мэг? Чем ее побег поможет бедняжке? Вряд ли этот подонок Эллиот отпустит ее подругу подобру поздорову. Нет, окно это не выход. Но и совершить побег через дверь, представлялось мало возможным. Едва Уйат ушел, как Гейл отчетливо услышала звук поворачиваемого в замке ключа.
Попробовать при следующем посещении Герберта огреть его чем-нибудь тяжелым по голове, а затем, вызволив Мэг, скрыться из дома? Глупо. Она едва достает до груди этого страшного великана, так что просто не дотянется до его головы, да и вряд ли удар падающей от истощения женщины, способен лишить его сознания.
Попробовать повозиться с замком?.. Гейл схватилась за волосы, намериваясь вытянуть из них шпильку, но тут же ее рука бессильно упала. Она давно растеряла все шпильки.
Вернувшись к кровати, Гейл тщательно ощупала всю ее поверхность, пока не нашла две шпильки, неизвестно как давно, выпавшие из ее волос. Опустившись на колени перед дверью, она на несколько секунд прикрыла глаза, стараясь справится с головокружением… Ей следовало поесть, но есть было нечего…
Засунув кончик шпильки в скважину замка, Гейл покрутила им, но ничего не добилась. И как воры ухитряются вскрывать замки? Что надо делать?! Засунув шпильку как можно глубже, Гейл вновь попыталась открыть замок, но тот не поддался.
Нет, здесь нужен ключ. Железный, прочный, с огромными зубцами…
Она все же не оставляла попыток, вертя шпилькой под разными углами, надавливая и нажимая на дверь, но у нее ничего не выходило. После получаса бесплодных попыток, в изнеможении опершись о дверь, Гейл вновь уставилась в черный омут окна.
Что же делать? Выйти замуж за этого ублюдка?..
Подобную перспективу даже рассматривать не хотелось. Нет, конечно, это самый последний вариант — она не допустит, чтобы с Мэг что-нибудь случилось — и если придется, она выйдет за него замуж, а после собственными руками покончит с Уайтом… или он с ней… Боже, что же делать?! Кто ей поможет?..
Надо самой… позвать на помощь. Как же она сразу не додумалась?! Завтра утром, едва завидев проходящего человека, она высунется в окно и начнет кричать. Кто-нибудь, в конечном итоге, да, поможет, ну, в крайнем случае, вызовет констебля. Шуму она наделает достаточного, чтобы на нее обратили внимания… Правда, к ней тут же прибежит Уайт… так что следует забаррикадировать дверь. Это его не остановит, но несколько минут она выиграет.
Поднявшись с пола, она несколько секунд обозревал скудную обстановку комнаты. Железная кровать, ванна, да старый комод, с потрескавшимся на дверцах лаком. Выбирать особенно не из чего.
Стараясь не производить большого шума, Гейл медленно, не спеша, начала передвигать кровать к двери. Сначала она переставит кровать, потом за ней последуют комод, ну и, наконец, венчать эту нехитрую баррикаду будет ванна…
Однако даже это нехитрое дело, оказалось крайне тяжелым. Дюйм, за дюймом передвигая железную громадину, она то и дело отдыхала, бессильно падая на продавленный матрас, и ловя горячим ртом воздух. Ее силы иссякали. В голове стоял гул, перед глазами плясали черные мошки, ноги и руки дрожали так, словно их кто-то постоянно дергал за веревочки…
Секунды текли, перетекая в минуты. Она вновь поднялась, и упираясь для упора ногами в пол, вновь изо всех сил начала двигать кровать вперед… И вдруг, неожиданно, она не слышала никаких шагов, в дверь настойчиво постучали. Замерев на месте, Гейл со страхом глядела на закрытую дверь. Кровать стояла еще не настолько близко, чтобы затруднить проход, но и не на своем прежней месте, так что Герберт или Уайт сразу же заметят, что ее пыталась сдвинуть…
От ужаса она не могла сдвинуть себя с места, словно парализованная глядя на дверь. Но время шло, а дверь так и не открывалась. Да и стали бы к ней стучать? Уайт или Герберт бесцеремонно отпирали ее дверь собственным ключом, так что вполне возможно у нее галлюцинации… Простояв в нерешительности еще какое-то время, Гейл вновь принялась за дело и вновь испуганно замерла, услышав повторившийся стук.
На сей раз, слух не обманул ее и повернувшись, она с изумлением уставилась на окно. Там, за стеклом, в самом верхнем углу маячила темная плотная тень. Волосы у нее на голове зашевелились. Стук повторился, на сей раз еще более настойчивый и выбирая из двух зол меньшее — страх перед Уайтом или неизвестным, Гейл предпочла последнее…
Едва она распахнула окно, как в комнату ввалилась та самая черная масса и она в испуге попятилась.
— Че-е-ерт! — простонала тень, шумно вбирая ртом воздух. — Ну и долго ж вы соображаете, скажу я вам, леди! Я чуть ли не поседел, ожидая, пока вы меня заметите!
Вглядываясь в съеживающуюся на полу фигуру, Гейл с изумлением поняла, что она принадлежит подростку, почти мальчишке и не скрывая своего удивления, спросила:
— Кто ты такой?
— Нет, ну надо же, я ей стучу, — не обратив на ее слова внимания, продолжал бурчать мальчишка, — а она, как околела, стоит и смотрит на свою дверь. А потом опять кровать потащила! Зачем вы кровать-то таскали, а?
— Я спросила тебя, кто ты такой?!
Мальчишка осекся, и, поднявшись, встал напротив нее.
— Какай разница, леди. Вопрос не в том, кто я, а для чего здесь…
— Ты не мог бы говорить потише?! — раздражаясь от его спесивого тона и своего беспричинного страха, от которого ее чуть кондрашка не охватила, зашипела на него Гейл. — Я не хотела бы, чтобы тебя услышали!
— Вы правы, леди, сейчас действительно не время. Лучше-ка двигайте свой зад к окну.
— Что?!
— Э-ээ, пожалуй, я не так выразился… — Разбойник рассеянно почесал лоб. — Нам пора двигать ноги, то есть… побег, вы понимаете меня, мы сейчас будем удирать.
Он разговаривал с ней, как с умалишенной, но она решила не обращать внимания на его тон и не задавать бесполезные вопросы. По крайней мере, сейчас, в этом доме. Вот как только она уберется отсюда…
— Понятно, понятно, — перебила его объяснения Гейл, — но как, скажи мне на милость?! Мне кажется, что прыгать довольно высоко…
— Еще бы, — хмыкнул мальчишка, — третий этаж!
— О-о, ты умеешь считать, — язвительно ввернула Гейл, но тут же осеклась, решив, что с ее стороны это не благодарно, и уже было хотела извиниться, но мальчишка, казалось, не обратил на ее слова никакого внимания.
Высунувшись в окно по пояс, тот начал шарить руками по стене, а потом показал ей веревку.
— Видите, эта веревка, мы спустимся по ней на землю… — Он уже занес одну ногу на подоконник, показывая ей пример, но Гейл схватила его за рубаху.
— Подожди, я не могу уйти вот так, здесь моя подруга и без нее я никуда не пойду!
— Подруга?! — с сомнением переспросил Разбойник. — Дама с рыжими волосами?
— Ты видел ее? — встревожилась Гейл. — Что с ней? Как она?
— С ней все в порядке, в отличие от вас… — Он осекся, словно решил не договаривать, а потом безразличным, скучающим тоном, продолжил он: — Что ж, тогда лезем на крышу.
Сказать это было проще, чем сделать. Ее ослабевшие руки упорно дрожали, так что если бы не Разбойник, втащивший ее за веревку наверх, Гейл просто-напросто бы свалилась.
На крыше их поджидала целая команда. Хватая ее за плечи, одежду и волосы, мальчишки вытянули Гейл на крышу и все вместе, сильно дыша от натуги, некоторое время молчали.
— Какого черта вы полезли наверх, — неожиданно взвился один из мальчишек, — мы же договаривались встретиться внизу?!
— Заткнись, Флинт, — беззлобно осек его Разбойник. — Леди надо в кое-чем убедиться…
Мальчишка пробубнил себе что-то под нос, но Гейл его не расслышала, ибо Разбойник уже схватил ее за руку, и осторожно ведя по шаткой черепице, повел к противоположной стороне дома.