Утром я не могла вспомнить, кто же именно это был. Спустя время я вспомнила свой сон.
Глава восемнадцатая
1
Таня сделала то, о чем я даже не догадывалась и чего не было в моих мыслях. Поговорила с врачом насчет глазных протезов, узнала, где их достать и каких они бывают разновидностей. Она сказала, что закажет такие, какие мне понравятся. И, вероятно, придется съездить на примерку. Я расхохоталась, хотя на самом деле была до смерти испугана. Не могла себе представить, как вставляю и вынимаю протезы, мою, кладу в стакан с водой. Меня затошнило и я попросила Таню опустить подробности и пока ничего не рассказывать.
– Хорошо, – ответила она. – Позже обсудим.
– И ты заранее о них подумала, да? – Я с трудом выговорила эту фразу.
– Пришлось, подруга. Да ничего страшного. Ты будешь в темных очках ходить, никто не увидит этих стекляшек, не волнуйся. Они больше для безопасности. Лучше всего… ну, понимаешь, чтобы веки не висели, да и грязь чтобы не скапливалась.
Я подняла руку в знак того, что больше ничего не желаю слышать. Повязку сняли три дня назад, теперь я носила очки, привезенные Таней, такие, что закрывали боковой обзор. Никто не мог заглянуть за них и увидеть, что вместо глаз у меня висят сморщенные веки.
Враз подумав обо всем этом, я ощутила прилив страха и отвращения. Таня схватила меня за руку, видимо заметив, что со мной творится неладное.
– Успокойся. Слышишь! Все, спокойно! Мы уходим отсюда. Скоро будем дома. Сегодня я свободна и буду с тобой…
Я всхлипнула. Мне казалось, что сейчас я потеряю сознание. Прошло минут четыре, прежде чем мое сердце стало биться ровнее. Таня помогла мне одеться, и мы вышли в коридор, где стояли две медсестры и главный врач хирургического отделения. Они ждали нас. Таня взяла выписку, и мы стали выслушивать их пожелания доброго пути, мнения о том, что все должно наладиться и все плохое забудется. При словах «Господь с тобой!» одной медсестры мне захотелось влепить ей в физиономию свой кулак.
Таня что-то сунула мне в правую руку. Оказалось, что это палка. Я повернула голову в ее сторону, не понимая, как можно быть такой жестокой. Со мной творилось что-то непонятное. Все окружающее смазывалось, голоса перестали восприниматься отчетливо и отдалились. Я слышала их словно стоя у двери и приставив ухо к замочной скважине.
– Пошли, – наконец сказала Таня.
Я отреагировала вяло, даже не сказав ни врачу, ни сестрам «спасибо». Перспектива выйти на улицу подействовала на меня самым худшим образом. Я поняла, что не смогу. Ступить в этот мир, который изуродовал меня и сделал нечеловеком? Вещью? Игрушкой для забав психобольного? Нет, я не хочу.
Разевая рот и глотая воздух, я попыталась вырвать руку из Таниных пальцев. Она не дала мне и все вела вниз по лестницам, не говоря ни слова.
– Подожди, – проговорила я почти шепотом на площадке второго этажа. – Зачем так быстро? Подожди.
– Я вызвала такси, оно внизу.
У меня подкосились ноги, в голове зашумело. Привалившись к стене, я подумала, что сейчас упаду здесь и больше не встану.
– Люд, надо идти, иначе так и будешь постоянно прятаться.
– Я не прячусь, – попыталась я оправдаться. – Но я не могу.
– Никто тебя не увидит. Сядем в такси и поедем домой.
– Я не привыкла.
– Привыкнешь.
– А помнишь, тот бомж предсказал мне это?.. Я потеряю глаза, и будет очень больно…
– Нашла что вспомнить! Ты с ума съехала? Тут нет никакой связи, только совпадение!
Таня разозлилась. Я боялась ее гнева и чувствовала себя виноватой. Она так много сделала для меня, а чем я плачу? Я только и могу, что вопить о помощи и палец о палец не ударила, чтобы справиться с ситуацией. Таня встряхнула меня за плечи. Потом обняла, прижимая к себе изо всех сил. У меня перехватило дыхание, но на душе стало спокойней.
– Прости. Я пойду. Я все сделаю как надо.
– Люда, мне тоже страшно, я тоже устала, мне не легче, чем тебе. Пожалуйста, пошли.
Я кивнула. Она взяла меня под руку. Мои ноги нащупывали ступеньки, сначала неуверенно, но потом я вошла в ритм, мысленно подсчитывая их количество. Каждый лестничный марш – десять ступеней. На пятом десятке я сбилась, не видя смысла в такой статистике.
Наконец мы спустились в холл. Тут уже пахло улицей, выпавшим за ночь снегом. Отовсюду раздавались голоса, незнакомые, пугающие. В правой руке я держала палку, белую, предназначенную для слепых, а под левой чувствовала крепкое предплечье Тани. Поскорей бы все закончилось. В машину – и домой! После десяти секунд нахождения в холле я готова была бежать из него без оглядки, но предполагала, что снаружи может быть куда хуже. Я старалась подготовить себя к выходу в настоящий мир и не сумела. Реальность рухнула на меня всей своей тяжестью. Это даже не сравнить с ведром холодной воды, опрокинутым на голову.
Я отыскала Танину руку и стиснула ее в безотчетном движении, словно утопающий. Я ощутила вес всего, что было вокруг: воздуха, гула большого города, треска от раскачиваемых ветром деревьев, рева двигателей и карканья ворон в парке возле больницы. Каждый этот звук был невероятно тяжелым. Я вдохнула полной грудью, чуть не потеряв сознание, и страх толкнулся в сознании, такой сильный, что я чуть не закричала.
– Все нормально. Машина перед нами. На стоянке, – сказала Таня.
Ее тон, жесткий и властный, подействовал успокаивающе.
– Да, – ответила я дрожащим голосом. – Иду. Только не так быстро.
Таня сказала, что с крыльца вниз ведут три выщербленные ступени. Я преодолела их на негнущихся ногах и чуть не поскользнулась внизу. Правая нога в ботинке двинулась по наледи сама. Если бы не Таня, я бы рухнула тут же.
С пульсирующим в груди сердцем я шла к машине. Села в нее при помощи Тани, сжимая свою палку. Помню, как рядом со мной устроились сумки с вещами. Таня села впереди возле водителя. Я ничего не слышала, сосредоточившись на своих ощущениях. Похоже, у меня выработалась агорафобия. Немудрено, впрочем, в моем положении.
– Покурить можно? – спросил кто-то.
Это я.
– Вообще-то… – ответил водитель.
– Сделайте исключение, – сказала Таня. Он не посмел возражать.
Я нашла сигареты и задымила, уже настрополившись не глядя поджигать сигарету. По-другому теперь и не могу. Агорафобия. Этого еще не хватало! Что же это получается? Я становлюсь психопаткой? Прикажете сидеть до конца своей жизни в четырех стенах и вспоминать о прошлом?
Сигарета мне помогла. И следующая за ней тоже. Таня подсказывала водителю дорогу. Я попросила включить радио, и на меня обрушились чужеродные ритмы, слишком быстрые и горячие. Я сказал, чтобы радио выключили, и стало тихо. Прямо чувствовала, что водитель наблюдает за мной через зеркало над лобовым стеклом.
Моим похитителем может быть и этот хриплоголосый мужик, пахнущий вчерашними возлияниями. Он любил выпить, но строго в нерабочее время. Сегодня у него похмелье, запах от которого он тщательно скрывал. От меня, однако, такое спрятать невозможно.
Сколько заняла дорога до Таниного дома, я не знаю. Где-то на полпути я пришла к решению напиться. Сегодня мне это необходимо. Слишком велик груз впечатлений. Напряжение не отпускало меня весь срок пребывания в больнице, лекарства помогали только на короткое время, а потом все наваливалось опять. Таня пообещала сегодня устроить праздничный ужин в честь моего возвращения. Чем не повод хлебнуть лишнего? Я чувствовала скопившуюся во мне грязь. Нужно выскрести ее, выблевать скверну. Пройти через похмелье и телесное страдание, чтобы придти в норму.
Я представляла себе моего маньяка, который следует за такси на неприметной машине от самой больницы. Похоже, мне от него никуда не деться. Он верно рассчитал. Я думаю о нем постоянно. Создаю из него какой-то странный притягательный фетиш. Предмет поклонения. У меня даже проскакивает догадка, что я в него влюблена. Чем иначе можно объяснить это мазохистское ощущение?
Я хочу его увидеть, хотя и понимаю, что это невозможно. Мне можно рассчитывать только на видение или вещий сон, который подскажет, где искать этого подонка. Я начинаю понимать, что без него я никогда не обрету настоящий покой. Не решив этой проблемы, я так и буду неприкаянной жертвой, до конца дней перебирающей воспоминания о плене и боли.
Дело даже не в глазах, а в том, что я не вернусь к нормальной жизни не возьму реванш.
Но как мне это сделать?
2
В общей сложности, я провела в больнице около месяца. Вместе с пленом получилось около двух месяцев, украденных из моей жизни. Таня пошутила, что я была в долгой командировке и что она иногда убеждала себя в этом бессонными ночами. Я не оценила черного юмора, но посмеялась, чтобы доставить ей удовольствие.
Танина квартира встретила меня приветливо. Я такого не ожидала.
– Конечно, сейчас не обязательно к этой теме возвращаться, – сказала Таня, – но я сменила замки.
Я не поняла, о чем она говорит.
– Замки?
– Помнишь те случаи?
– Ну… Так он приходил?
– Несколько раз.
– И что?
– Ничего не взял, нигде почти не оставил следов.
– Как это – «почти»?
Таня носилась взад-вперед, по комнатам, словно не знала, за что схватиться в первую очередь.
Я сидела на знакомом диване и слушала, как ее ноги отбивают дробь.
– Он специально делал, чтобы я заметила его визит, понимаешь. Специально! Если бы он хотел скрыть, то я бы ничего не узнала. – Таня остановилась возле меня, положив руку мне на плечо. Я подняла голову. – У него звериное чутье на мои ловушки. Будто он заранее знает, где его может поджидать моя метка.
– А после того, как ты сменила замки?
– Пока ничего не было. Три недели уже. Половину того срока, что ты была в больнице.
– Ясно.
На самом деле, ничего мне ясно не было. А вот страх, удушливое ощущение стягивающейся на горле удавки, тут как тут.
– Я не знаю, когда и где этот человек сделал ключи… Ему нужно было бы изготовить сначала слепок, так?
– Ну.
Таня закурила, сев напротив меня в кресло. Ее нога прикоснулась к моей. Мы держали физический контакт.
– Я думаю, это может быть, человек, который устанавливал замки, тот, который имел отношение к этой квартире давным-давно.
– Или у него есть отмычки и опыт взлома замков.
– Тоже версия. Я об этом думала. Я обследовала однажды оба старых замка, думая, что если это отмычка, то должны остаться какие-нибудь следы – царапины, вмятины или еще что-то по краям замочных скважин. Но там ничего не было. – Таня затянулась, выпустила дым. – С другой стороны, будь в подъезде домофон, этому психу не так просто было бы проходить. Но с этих соседей разве что возьмешь? Удавятся, а платить не будут.
Я кивнула. Всегда так – людям нужна безопасность, но никто и пальцем не пошевелит, чтобы сделать конкретные шаги в этом направлении.
– Ты смелая. Я бы давно сошла с ума в такой обстановке, – сказала я. – Почему ты мне не сказала, когда я спрашивала.
– Чтобы ты постоянно об этом думала? Тебе нужно было поправляться.
– Я никогда не поправлюсь.
До ужаса захотелось снять очки и «посмотреть» на Таню пустыми глазницами, прикрытыми веками.
– Понимаю, но ты… короче, тебе нужно было успокоиться.
– Ага.
Таня выдыхала и затягивалась. Наш приезд оказался не таким и радостным.
– Ну, один раз я обшарила всю квартиру, потратила на это два дня, не поленилась. Искала микрофоны или скрытые видеокамеры. Всюду залезла, а такие уголки, о которых раньше не подозревала, но ничего не нашла.
Я думала о том времени, которое вырвали из моей жизни.
Мне ничем не восполнить эту потерю.
– Значит, мы так и не узнаем, кто это был, – сказала я.
– Да, видимо, так. И милиция нам не поможет. Пожалуй, никто.
– А мне что делать… когда я буду оставаться здесь одна?
– Не забывай запираться изнутри на засов. Тогда он не войдет – это проще простого. Смотри… спрашивай, кто там, – сказала Таня. – А я буду предупреждать о своем возвращении.
Я кивнула и решила все-таки поделиться одной старой гипотезой, которая возникла у меня еще в плену.
– Ты не думала, что твой невидимка и мой похититель одно и то же лицо?
Таня не смутилась.
– Думала. Это вдвойне ужасно. Немыслимо.
Все немыслимо и ужасно в последнее время – и так теперь до конца моих дней.
– Так, может, нам стоит сообщить об этом Гмызину?
– Подумаем. Но не сегодня. Надо заниматься ужином.
Тут я испугалась.
– Ты пойдешь в магазин?
– Нет. Я заранее все купила.
Я улыбнулась. По крайней мере, сейчас мне не хотелось оставаться в одиночестве. Несмотря на новые замки, засов и заверения Тани, что теперь все нормально.
– Ты мне поможешь?
– Чем? – спросила я.
– Ну, натрешь морковку, например?
Мы засмеялись.
Вечер удался. Мы наготовили кучу всего, потом сели есть, пить вино и говорить о пустяках. Как в старые добрые времена. Мы избегали темы похищения, но очень часто подходили к ней непозволительно близко. Таня всеми силами стремилась меня развлечь, из кожи вон лезла, чтобы я не чувствовала себя скованно. Это ей удалось. Я была благодарна Тане за то, что она предоставила мне возможность выбросить из головы черные мысли.
Я хотела напиться и напилась. Небольшая истерика, которая со мной случилась, закончилась тем, что я отрубилась прямо на диване. Таня накрыла меня пледом.
Как потом выяснилось, она сидела до утра возле меня при свете ночника и допивала вино. О чем она думала в те тяжелые часы, осталось для меня тайной.
3
Я оттягивала неприятный момент, но все-таки нам пришлось заняться моими глазными протезами. Спустя пять дней после моего переезда мы посетили специализированный медицинский центр, потом сходили в цех, выбрали модель и материал (прочная пластмасса) и выслушали кучу рекомендаций. Нам дали тонкую брошюру-памятку. Все в ажуре – живи, да радуйся, но меня опять одолели мысли о смерти. Так проще, чем носить в себе эту гадость…
Протезы были готовы в срок, и Таня съездила за ними без меня. Вечером мы сидели в ванной, и Таня дрожащими руками пыталась вставить эти пластмассовые штуковины мне в глазницы, под веки. Она действовала согласно инструкции. Наконец, ей удалось.
– Я сейчас, – произнесла она и выбежала.
В туалете ее стошнило. Зашумела вода. Таня вернулась, извинившись, поинтересовавшись, как я себя чувствую. Наверное, я тоже сидела с лицом зеленого цвета.
Искусственные глаза сидели там, где им положено. Я неосознанно пыталась двигать ими, чувствуя их соприкосновения к краям мышц в глазных орбитах.
– Ну и как?
– Э… нормально. С ума сойти…
– Что?
Таня расплакалась.
– Я бы спустила с этого подонка шкуру – живьем и заставила бы его жевать ее у меня на глазах, – произнесла она сквозь яростные слезы.
Я сидела неподвижно, потом подняла руки к глазам и потрогала протезы. Две шарообразных предмета, мертвых, холодных. Но они были голубого цвета, в память о моих настоящих глазах.
– Лучше тебе не снимать очков.
– Зрелище не для слабонервных?
– В общем, да.
4
Чтобы проникнуть в мою квартиру, нам пришлось вызывать службу спасения и взламывать дверь. Ключи остались у маньяка. Я все гадала, приходил ли он сюда, знал ли мой адрес? Появилась даже абсурдная мысль, что он жил тут, пока я сидела в той комнате с кирпичными стенами. Этого, конечно, не могло быть.
Проникновение в мое жилище состоялось через неделю после выписки из больницы.
На вскрытии квартиры присутствовали два следователя – Гмызин и его помощник, более молодой, по фамилии Погудин. Они заранее попросили меня ничего не трогать, пока они будут производить первичный осмотр. «Может быть, преступник что-нибудь похитил или устроил погром», – заметил младший следователь. Таня спросила, не нужны ли для этого понятые, но Гмызин ответил, что это не вызов, а всего лишь проверка. Протокол вестись не будет. Я не стала ничего уточнять. Мне хотелось закончить все побыстрее. И вообще, была противная сама мысль, что чужие люди будут выворачивать наизнанку мой непритязательный быт.
Спасатели, двое, взрезали болгаркой петли на металлической двери и сняли ее. Потом стали взламывать замки на деревянной. Грохот и визг ручного механизма били мне в уши. Я подавляла искушение убежать куда подальше Поездка сюда и так далась мне с трудом, а тут еще приходится слышать этот ужас. Таня все время была рядом со мной, держала под руку, точно боялась, что я бухнусь в обморок. Видимо, вид у меня был именно такой.
Раздался треск, деревянная дверь, задрожав, открылась. Наверное, я первая уловила затхлый воздух, выплывший из-за порога на площадку. Ничего особенного. Просто давно не проветривали. Два месяца, подумалось мне.
Следователи вошли первыми, их тяжелые зимние ботинки застучали по полу в прихожей. Я вздрогнула, и Таня шепнула мне на ухо, чтобы я взяла себя в руки.
– Входите, – сказал Гмызин.
Таня буквально потащила меня внутрь. В прихожей я машинально уселась на тумбочку, помнила, где она находится. Я задыхалась и вся вспотела, не понимая, почему так боюсь.
Спасатели занялись починкой двери, и снова по всему подъезду полетел грохот.
– С первого взгляда, все на месте, – сообщил Погудин, появившись из большой комнаты. Он обратился к Тане: – Вы можете приблизительно сказать, украдено что-нибудь или нет?
– Но следов взлома не было, – ответила она.
– Мы не проверяли досконально. Опытные воры могут их и не оставить.
– Ладно.
Таня ушла проверять, оставив меня одну. Следователи ходили по моей спальне, а я пыталась вспомнить, забыла ли я что-либо компрометирующее там или нет. Например, трусики, бюстгальтер, вещи комом, упаковку тампонов. Моя память ничем не помогла мне, такие мелочи в ней не сохранились. Насколько я помнила, в тот день я не успела заправить постель. Просто вылетела из дома, боясь опоздать, хотя потом поняла, что будильник на трюмо шел неправильно, забегая на десять минут вперед.
Посидев, я встала и пошла на кухню. Белую трость оставила в прихожей. Здесь мне не нужно было помогать ориентироваться.
Знакомое прикосновение к кухонному столу, у которого пластик сверху исчеркан множественными шрамами от ножа. Обои в кухне – помню, что они темно-соломенные с коричневыми крапинками. Занавески, от которых пахнет пылью. И вообще – запах кухни, в котором смешалось все, что тут готовили за многие годы. Плюс легкий запах газа.
Я подошла к плите и коснулась пальцами металлической поверхности между конфорками. Незадолго до моего исчезновения что-то у меня выбежало из кастрюльки и пригорело. Мои пальцы скользили по шершавому пятну, похожему на остров.
Холодильник. Подумав, стоит это делать или нет, я открыла его. Я совершенно не помнила, что было внутри.
За моей спиной раздавались голоса. Таня втолковывала следователю, что они должны более внимательно относиться к своей работе. Гмызин пыхтел и отбивался от ее наскоков. Да, мы все делаем для поимки, но трудно работать, когда нет зацепок, и мы не боги, не ясновидящие, чтобы… Я подумала, что Таня зря старается, ничего из этого не выйдет. Прикончи маньяк десяток женщин, на его поиски бросили бы значительные силы, но в этом случае вроде бы и не нужно особенно стараться. Убийства нет, изнасилования нет, только телесные повреждения и растоптанное достоинство. Всего-то. Два следователя на таком деле – чересчур большая роскошь для этой истерички.
Из холодильника пахло испорченным сыром и чем-то еще. Он засох и начал покрываться плесенью, потому что лежал открытым на блюдечке. Рядом с ним пристроился высохший и тоже не завернутый кружок колбасы. Вместе они создавали потрясающее амбре. Я обследовала полки, найдя еще бутылку кетчупа, испорченный же майонез, соевый соус, четверть вилка капусты внизу и пару картофелин в сеточке. Пожалуй, все это надо выбросить. Я без сожаления стала вытаскивать содержимое холодильникам и складывать в мешок для мусора.
Как только с этим было покончено, я выключила холодильник. Появилась Таня.
– Дверь сделают минут через двадцать. У них есть ключи, так что порядок… – сказала она. – Мы пока соберем вещи. Насколько я понимаю, ничего не пропало.
– Если бы тут кто-то был, я бы сразу заметила. Они не собираются опрашивать соседей?
– Нет, кажется. Незачем.
– Вообще-то, скоро и так все будут знать, что со мной что-то неладно. Хорошо, мы приехали утром. Все на работе. Кроме старух. От них ничего не укроется.
Таня закурила.
– Для перевозки телевизора надо будет ехать специально. Сегодня возьмем одежду, всякую мелочевку, диски, видеоплейер.
– Ага.
Я поставила мешок с мусором на пол и села. Что-то во мне оборвалось. Полились слезы. Теперь они текли почти как надо – наружу. Я вынула платок, отвернулась, чтобы промокнуть искусственные глаза. Мне вспомнилась мама, готовящая на кухне завтрак. Через двадцать минут мне идти в школу, а пока я сижу за столом и смотрю в учебник алгебры, закрепляя то, что читала вчера вечером.
Таня ушла, чтобы мне не мешать. Меня отрывают от моего дома, обстоятельства сильнее любой привязанности, любых самых теплых воспоминаний. Я должна смириться с тем, что в ближайшее время мне не придется здесь жить. А возможно, и никогда. Я отогнала от себя навязчивые образы из прошлого, боясь, что совершенно расклеюсь, и встала.
В большой комнате я обследовала сервант и стол. В отдельный пакет засунула разные мелкие вещи, документы, деньги, лежавшие в заначке, книги. Хорошо, что тогда при мне не было паспорта. Если похититель никогда не был прежде со мной знаком, то он не мог придти сюда, не зная адреса. А сведения о прописке сослужили бы ему хорошую службу.
Таня говорила, что квартиру можно сдать, пока я живу у нее, и иметь дополнительный источник дохода. Пока я не дала никакого ответа. Считала, что это будет своего рода кощунством перед памятью о моей матери. Слишком тяжело решиться, я не готова. В общем, мы тогда провозились до самого вечера. Набрали пакетов десять, напихав в них разного барахла. Также была коробка, которую моя подруга нашла на антресоли, – для системного блока. За монитором мы решили съездить позже.
Таня опять вызвала такси. Денег она не жалела. Наверное, они достаются ей легко. Я не стала уточнять, оставив это до лучших времен.
Мы сидели в квартире рядом с кучей пакетов и коробкой и молча курили, дожидаясь такси. Где-то за пять минут до назначенного времени Таня пошла вниз, встречать машину. Я стала вспоминать, все ли мы выключили, все ли лампочки выкрутили из патронов, закрыли ли газовый вентиль на кухне. Надо было думать о чем угодно, неважно, только бы не вслушиваться в тишину.
Сама того не замечая я начала представлять, как сижу, примотанная скотчем к стулу, и дышу через рот. Челюсти сомкнуты. Шевелить я могу только пальцами рук и ног. По мне ползет то ли жук, то ли таракан. Волосы шевелятся у меня на голове, особенно, в районе затылка. Когда же придет спасение? Маньяк рядом со мной, стоит позади, ожидая, когда я совершу ошибку. Я хочу видеть его лицо. Это мое единственное желание. Его лицо, его глаза. И тогда я смогу разгадать его тайну, посмотреть, что у внутри этого выродка, и найти ответ на вопрос, почему он сотворил со мной такое. В чем смысл?
Таня стала открывать дверь снаружи, и я чуть не закричала.
5
Первое время мне снились фильмы, которые я смотрела в своей тюрьме. Яркие красочные образы вторгались в мой мозг, лишенный возможности общаться с миром посредством зрения. Во сне я была уверена, что все со мной в порядке, но, просыпаясь, ревела в подушку. Первые минуты после пробуждения казались самыми ужасными в моей жизни.
Таня не знала и половины того, что происходило со мной в первые месяц-полтора. Я думала, ей это ни к чему. Самые свои черные дни я скрывала, как позорную тайну.
Глава девятнадцатая
1
Из дремоты меня окончательно вырвал еще один телефонный звонок. Я села и отбросила шаль. Мне стало жарко.
Казалось, звонок звучал в моем беспокойном поверхностном сне. Посыпаясь, я надеялась, что там они и останется. Но телефон продолжал трезвонить.
Нюся недовольно мяукнула, когда я отложила ее в сторону. Три шага до столика с телефонным аппаратом.
– Алло.
– Люда?
– Да…
Голос я не узнала. В последний раз Артур звонил полторы недели назад.
– Артур…
– А, привет.
Я села на пол, скрестила ноги, прислонившись плечом к краю стола.
– Как поживаешь? – Осторожный, хотя и не очень вежливый вопрос. Объявившись на моем горизонте примерно через месяц после переезда к Тане, Артур решил, что под видом заботы может лезть мне под кожу. Его мягкие, но настойчивые, неотвратимые вопросы мне порядком осточертели.
– Да вроде нормально поживаю. Как всегда. Знаешь ведь. Сижу дома, ничем не занимаюсь.
– Совсем?
– Почти.
Артур вздохнул.
– Мы с тех пор… ну, не встречались ни разу. Я не решался до этого спрашивать. Мне очень хочется увидеть тебя.
– Для чего?
Мне стало страшно. Я не могла себе представить, что общаюсь со старыми друзьями. Для меня был пыткой поход на работу и увольнение. Таня выбрала день, чтобы съездить со мной, и без ее поддержки я не смогла бы переступить порог редакции. Все мне сочувствовали, говорили, что я не обязательно должна уходить. Каждый при этом понимал, что я не смогу заниматься прежним делом. Как слепому работать на компьютере? Как выполнять свои обязанности в таком месте, где идет обработка, в основном, визуальной информации? Об этом не могло быть и речи.
Я поблагодарила всех за поддержку. Получила расчет и уехала. Невозможно было выносить внимательные взгляды со всех сторон и улавливать шепотки. Они считали, что я не услышу, но не учли новые возможности моего слуха.