– Ясно. Значит, Гмызин просто работал спустя рукава? – спросила я.

– Я не стану давать оценку его профессиональной деятельности, а просто указываю на недочеты.

– Так почему дело открыли? Из-за Гладковой?

– Да.

Морозов посмотрел на меня, а я подумала об Артуре. От мысли, что он пропал, мне стало дурно. Я не хотела связывать это с убийством Лены… нет, тут было много неувязок. Что же случилось?

– Тело Гладковой обнаружили на окраине города, примерно в схожих обстоятельствах. Руки и ноги связаны при помощи толстого кабеля. Девушка была раздета… Я могу продолжать?

– Да. Меня это не шокирует. То есть… Мне это нужно знать. Из-за себя самой.

– Я тоже так подумал, – сказал Морозов. – Так вот. В отличие от вас, Гладкова была мертва.

– В отличие от меня?

– У нее были вырезаны глаза. Экспертиза установила, что смерть произошло в результате кровопотери и болевого шока.

Меня передернуло.

– Понимаете теперь, что именно идентичный характер преступления позволил открыть дело.

– Да, Гмызин говорил, что если бы была еще одна жертва, то…

– В общем, он прав. Такие детали позволяют сделать вывод, что действует одна и та же рука.

– Невероятно. – Я ощутила себя грязной. Спина стала влажной от пота. Я снова закурила. Руки мелко дрожали. – Вырезаны глаза.

– Еще один немаловажный момент. Гладкова подверглась насилию сразу, как только была похищена неизвестным лицом… Он не держал ее так, как вас. Мы проверили ее телефонные звонки, все связи и установили, что исчезла она примерно в половине третьего дня.

Морозов отпил чаю, чтобы промочить горло.

– Распечатка звонков указывает, что Гладкова звонила вам вчера.

Вот почему еще он приехал.

– Она была у меня. А звонила – сначала спросить разрешения, а потом предупреждала, что находится у подъезда.

– Так и есть, – кивнул Морозов. – О чем вы разговаривали? И если помните – когда она вышла от вас.

– Вышла? Наверное, в половине двенадцатого. Точно не могу сказать. Я ведь не вижу часов, а у нас говорящий будильник только.

– Ясно. В офисе сказали, что вчера она была на работе утром, а потом уехала. Я так понимаю, что к вам. Не знаете, куда Гладкова собиралась потом?

– Не знаю.

– Так о чем у вас был разговор. Это нужно для дела.

– Ничего особенного. Мы с Артуром друзья, уже довольно давно. У нас не было близких отношений, не было интимных отношений тоже… – Лишь бы Морозов не догадался, что я вру. – С Леной он познакомился больше года назад. Они жили вместе, потом разошлись, но по-прежнему встречались. Так я поняла из ее рассказа.

– А для чего она приходила?

– Сказала, что хочет познакомиться со мной. Подозревала, что у нас с Артуром может что-то быть.

– И ничего между вами действительно не было?

– Ничего.

– Хорошо. Значит, никакой важной информации вам Гладкова не сообщала? Ну, допустим, не была ли она возбуждена? Не боялась ли чего-то или кого-то?

– По-моему, ничего не боялась.

Если я расскажу ему, что Лена готова была тут же вскрыть себе вены, поймет ли он? Поймет ли то, что ради Артура она была готова на все…

– Вы расстались нормально?

– А как еще?

– Ну, вы сказали, что Гладкова подозревала, что у вас с Артуром связь.

– Я ей объяснила, что это невозможно. Мы с Артуром – друзья, мы живем в разных вселенных, несмотря на общие интересы.

– Он был у вас здесь?

– Нет…

Что же я делаю? Я вру следователю! Вдруг он докопается до истины? Откуда? Если Лена мертва, то и рассказать о его визите сюда может только… Только Таня. Но слово – не воробей.

– Но он вам звонил.

– Да, несколько раз звонил.

– И не просился в гости?

– Просился. Но я не вижу смысла в наших встречах. Я… сами понимаете, мне принимать мужчину в таком виде. Я психологически не могу себя перебороть.

Морозов опустошил чашку, поставил ее на блюдце.

– Так Артур пропал, вы говорите? Совсем? Без следа?

– Да. Его видели у него в компьютерном магазине. Он ушел с обеда, в час дня и с тех пор…

– Но как человек может исчезнуть…

– Может. Но не в этом даже дело. Мне хочется больше узнать о нем у вас потому, что он подозреваемый по делу об убийстве Гладковой. А раз почерк этих преступлений схож, почти одинаков, то… сами понимаете, Артур может иметь отношение и к вашему похищению.

– Он не мог.

– Почему?

– Не мог – и все.

Я говорю как героиня какого-то детектива. «Он не мог, потому что… он хороший!» Нет, ну я же не про это!..

А почему?

У меня закружилась голова. Снова ее опоясала диадема из ноющей боли с эпицентром во лбу. Я потерла правый висок. Мысли потеряли быстроту. Я не могла заставить их двигаться.

– Вы знали о том, что у Гладковой есть машина?

– Да.

Разве мне не было известно уже давно, к чему все идет? Какие выводы напрашиваются из всего того, что известно? Морозов безжалостно толкал меня к правде, не считаясь с моими чувствами. Возможно, он знал больше, чем говорил. Возможно, он знал все.

– Машина тоже пропала. Ее ищут, но мне кажется, мы не найдем ее до тех пор, пока не найдем Артура.

– Значит, он у вас подозреваемый? – фыркнула я. – Да как вы можете записывать его в убийцы. Я его знаю!

– Что именно вы знаете? Я и добиваюсь от вас исчерпывающей информации. – Морозов и бровью не повел в ответ на мой гнев. Наверное, он тоже считает меня ненормальной. Он же общался с Гмызиным, и тот наверняка многое ему рассказал. Наверное, они вместе хохотали над тем, как я себя веду. Морозов поехал проверить, правда ли я такая ненормальная, а потом расскажет коллегам.

Когда вспышка безумия прошла, я почувствовала слабость. Нет, не Морозова я боялась и его мнимого стремления поиздеваться надо мной. Дело совсем в другом.

– Я не знаю, что вам сказать.

– Артур вам рассказывал о своем прошлом?

– Нет. Никогда. Да и я не интересовалась.

– Почему?

– Может, потому, что у меня нет такой привычки… Не знаю. К тому же, замуж за него я не собиралась.

– Понятно. – Морозов раскрыл папку, что-то записал на одном из листов. – Мы занимаемся выяснением его связей и его прошлого. Параллельно ведем поиски.

– А вдруг с ним что-нибудь случилось? Вы об этом подумали?

– Конечно. Мои помощники обследовали все морги, больницы, ведут поиск по другим направлениям. Не буду объяснять, как текут оперативные будни. Это скучно. У нас несколько версий.

– Например?

– Например, что Векшин, пользуясь машиной Гладковой, попал в неприятную историю и пропал, как часто пропадают жертвы дорожных грабежей вместе с автомобилями. Поэтому мы пока не можем его найти. В этом случае убийство Гладковой и отсутствие Векшина – простое совпадение. И, честно, говоря, таких совпадений не бывает.

– А вторая – он подозреваемый.

– Верно. Согласно ей, Векшин похитил свою сожительницу, или подругу, отвез ее на ее же автомобиле в неизвестное нам место и там убил. Вернее, я полагаю, что Гладкова умерла от последствий своего ранения. У убийцы не было стремления лишать ее жизни. Понимаете, о чем идет речь?

Я понимала. Слишком хорошо. То же самое, что со мной: Лену хотели унизить и растоптать… Но разве Лена раньше не была куклой? Что я говорю? Значит, я допускаю в уме, что Артур может быть моим похитителем?

– Он перестарался. Или… просто она не выдержала.

– Это тяжело, я понимаю. Вы с Векшиным были друзьями. Когда кто-то узнает о друге подобные вещи, первая реакция – это всегда отрицание. Но судите сами, именно у Векшина наиболее шаткое положение. Его отсутствие, во-первых. Во-вторых, его связь с вами обоими. В-третьих, исчезновение машины.

– А мотив? В вашей работе, кажется, это главное.

– Мотив? Это нам предстоит выяснить. В подобных случаях это нелегко, особенно, если мы имеем дело с человеком с неустойчивой психикой и бредовыми идеями.

Я вспомнила психологический портрет преступника, который мне зачитывал в больнице Гмызин. Я сравнила его с Артуром, с тем, что знала о нем. Да, такие характеристики можно прилепить к любому, но ведь и Артур подходит под описание как нельзя лучше.

Я расплакалась. Не знаю, от чего больше – от страха, от обиды, от того, что меня использовали и обманули или от того, что Морозов разрушил мои иллюзии и не оставил от них камня на камне.

– Кто знает, что им двигало, – сказал следователь. – Наверное, он держал на вас обиду. Возможно, питал к вам определенные чувства, на которые вы были не в состоянии ответить.

Казалось, Морозову было все равно, плачу я или нет.

– Как вы сами думаете?

– Не знаю. – Достав платок, я промокнула глаза. Было ощущение, что какая-то тварь, засевшая внутри меня, разрывала мои легкие и грудь.

– Я хочу вашей откровенности. Так нам легче будет понять, что происходит.

– Ну… Может быть, вы правы. Артур думал, что любит меня. Иногда он был настойчив, иногда делал вид, что смирился с тем, что я держу его на расстоянии. Я боялась его обидеть. Да, женщины боятся говорить напрямую, если не желают потерять друга, потому что не все мужчины согласны на дружбу.

Следователь кивнул.

– Я все откладывала наш окончательный разговор… И он так и не состоялся. Меня похитили.

– Ясно. А вы не помните, год назад, когда он последний раз с вами разговаривал, Векшин, в каком настроении он был?

– Раздраженном, кажется. – Это я точно помнила.

– Ясно. А когда он вам звонил недавно, как вы разговаривали?

– Обыкновенно. Пообсуждали последние новости и все… – Я высморкалась.

Я не могла выбросить из головы Лену. Не могла забыть ее похожесть на меня. Заметил ли это Морозов? Он выстраивает вполне логичную версию, с которой я не могу не согласиться… но как мучительно признавать, что все это время убийца был рядом со мной, более того, я допустила его до себя и позволила сделать все, о чем он фантазировал, проявить все наклонности. На самом деле, у меня с самого начала было больше доводов в пользу того, что преступник – Артур, чем у милиции. А я предпочитала прятать голову в песок – как всегда. Меня заботили собственные комплексы, а не жизни других. Скольких женщин он успел убить? Чем занимался до того, как мы повстречались? Почему он убил Лену? За что? Я предчувствовала, что меня ждут новые страшные открытия, что следующие дни и часы мне придется сражаться за свою жизнь. Вот о чем говорил бомж. Он увидел мое будущее. Если бы у меня хватило смелости догнать его тогда и настоять на правдивом ответе, то… Теперь без толку строить гипотезы. Убийца недалеко. И всегда был рядом.

Головная боль была невыносимой. Наверное, выражение моего лица заметил Морозов. Спросил, не плохо ли мне. Хотелось выть, визжать, взывать о помощи, но я сказал, что все нормально. Немножко сдали нервы, это же в порядке вещей у чокнутых.

– А какие у Векшина были отношения с Гладковой, вам известно? В вашем с ней разговоре вы не касались этой темы? Был он жесток с ней?

Если уж вру – надо врать до конца.

– Нет, мы не говорили. Ведь, вообще-то, это не мое дело.

Морозов покачал головой. Кажется, он ожидал большего.

Ну, это его дело. Пусть они роют землю и ищут убийцу, я им не помощник. У меня свое дело, личные счеты с этим подонком. Я хотела найти его, заглянуть ему в лицо, чтобы узнать правду – и теперь я знаю, кто он. Вот что по-настоящему важно. Я знала, почему Артур это сделал… Почему захватил меня и почему убил Лену. Я знала! Озарение пришло на самом пике головной боли, когда мне казалось, что я потеряю сознание. Во «внутреннем зрении» закружили вокруг меня ромбы и треугольники, меняющие цвет, от розового до черного. Каждый из них бомбардировал мой мозг импульсами боли. Это было невыносимо. Я взяла еще одну сигарету, рискуя ухудшить свое положение.

Я знала!

Артур когда-то приходил сюда, к Тане, чтобы встречаться со мной. Он ловил момент наших совместных посиделок – видимо, специально выгадывал. Те встречи были легкими, дружескими и Таня их терпела потому, что мы были подруги. Артур не мозолил глаза и говорил, что забежал просто «на огонек». Так было три или четыре раза. Казалось, ему вовсе нечего делать в нашей компании. Но он проявлял настойчивость, которую я списывала на его влюбленность. Тогда это была почти шутка, мы даже с Таней посмеивались над ним. Теперь я знаю, зачем он приходил. Он сделал слепок с ключей. Для чего? Кто знает, зачем ему понадобилось проникать в Танину квартиру, а не в мою, если он влюбился в меня. Тем не менее, именно Артур оказался «невидимкой», который являлся сюда в отсутствие хозяйки и терроризировал ее. Когда год назад я осталась у Тани после наших посиделок, он вошел в квартиру, не зная, что я нахожусь в ванной. Его я и услышала. Мне повезло. Застань я его в тот момент, когда он входит, Артур бы убил меня.

У него были ключи, и он пользовался тем, что Таня не меняла замки долгое время. Он надеялся на удачу, но я не могла понять, для чего ему приходить сюда. Вероятно, сама эта игра в невидимку забавляла его. Неуязвимость. Безнаказанность. Возможность демонстрировать свою власть, способность ходить сквозь стены, не оставляя следов. Он психопат, только этим можно объяснить такое поведение.

Когда я переехала к ней, Таня сменила замки, потому что тянуть с этим было нельзя. Она хотела уберечь меня от любых посягательств; плюс к тому ее материальное положение заметно улучшилось благодаря новой работе.

Таня установила дорогие замки, но они не помешали сегодняшнему ночному визиту. Целый год Артур ждал. Он выпустил меня из плена, намереваясь и дальше играть со мной. Он умел ждать. Лену Артур подобрал специально, а точнее, не хотел упускать с первой встречи, – тут ему, вероятно, просто повезло. Этим объясняется то, какие между ними были отношения. Сначала Артур приблизил ее, затем оттолкнул, чтобы причинить боль. Он видел в ней меня – вот в чем главная причина того, что он с ней расправился. Артур узнал, что Лена приезжала сюда без его разрешения. Этот визит ее и погубил.

Вчера Артур приходил ко мне, чтобы сделать еще один слепок с ключей. Они лежали на тумбочке, и мне, разумеется, в голову не пришло прятать их. Времени, чтобы взять образец, у Артура было достаточно. Когда мне стало плохо и я заперлась в туалете, он занялся ключами. Взял слепок, спрятал… а потом занялся мной…

И занимался, пока я не поняла, что сойду с ума, если он бросит меня.

Мое сознание заволакивала тьма. Так ко мне приходил ужас, такой знакомый, даже, я бы сказала, уютный… Артур – убийца. Он – мой похититель, о котором я грезила. Он – мой любовник. Он – мой палач, которому я отдавалась в стремлении быть наказанной.

Я делала все, что он хотел от меня. И тогда, год назад, и сейчас.

Я увидела его призрак, только теперь на том месте, где была тьма, появилось лицо Артура. Картина завершена, это последний мазок.

– Вы слушаете? – спросил Морозов.

– А? Да… Извините, что-то голова стала болеть.

Морозов осматривал мою фигуру. На миг мне показалось, что он подозревает, что я сообщница Артура.

– Векшин не посылал вам сообщений угрожающего характера? Точно?

– Нет.

– И странных звонков не было?

– Нет, я же сказала.

– Вы ведь с подругой живете? Где она сейчас?

– Она уехала на два дня, завтра приедет. По работе.

– Мне нужно будет поговорить и с ней тоже.

Я улыбнулась заиндевевшими губами. Что будет, если Морозов узнает о моей связи с моим же собственным мучителем? Он начнет копать, вытаскивая на поверхность подробности, которые я бы не хотела показывать никому. Я не знала, что делать.

Мне нужен Артур. Год назад он звонил, надеясь на встречу, а я сказала, что мы найдем время, только позже. Тем самым я подтолкнула его к этому поступку. Он воспользовался машиной Лены и ждал меня у моего подъезда. Засунул мое тело в багажник и беспрепятственно отвез туда, куда ему нужно.

Лена обеспечивала ему алиби, и Гмызин приняли все как есть.

Лена все знала. Знала все это время.

Она приходила не только потому, что хотела узнать, нет ли у меня связи с Артуром. Я говорила с ней, а Лена думала о том, что Артур со мной сделал. Ей надо было увидеть собственными глазами, какой урон я понесла от руки этого садиста. Значит, ей была прекрасно известна и наша похожесть и мотивы Артура, по которым он привлек ее к себе. Я неверно истолковала ее взгляд, направленный на меня. Лена не была ошеломлена сходством, она думала о том, в какую историю попала. Артур мог убить ее, чтобы она не проболталась – кто знает. У него могли сдать нервы. Артур поступил с ней так же, как со мной: ему надо было уничтожить саму ее личность, втоптать в грязь. Но Лена умерла.

– Я не просто так интересуюсь, – сказал Морозов. – Мы нашли на теле Гладковой многочисленные следы насилия. Но все эти гематомы, ушибы, ссадины, следы от сигареты были нанесены ей относительно давно. Например, есть очень старые ожоги, успевшие зажить.

– Где ожоги?

– На спине. – Морозов был невозмутим. Я почувствовала сильную тошноту. – Самые новые синяки появились на ее теле, по словам экспертов, неделю тому назад. Поэтому я спрашивал у вас, известно ли вам что-то об их отношениях. Видимо, Векшин склонен к садизму. Если вы говорите, что их связь продолжается больше года, то Гладкова находилась под сильнейшим влиянием этого человека. Понимаете, после подобных истязаний вряд ли нормальная женщина смогла бы продолжать подобные игры.

Игры? Он сказал «игры»? Что он может знать? Что бы он сказал, увидев мое тело?

– К сожалению, я ничего не знаю, – сказала я. – У меня очень болит голова. Давайте поговорим в следующий раз.

Я представила себе обнаженное тело Лены, подвергавшееся все это время подобным пыткам, и увидела, что на самом деле это не она, а я. Такое со мной могло бы случиться, если бы Артур ее не убил. Теперь он скрывается. Мне до него не добраться.

– Он может искать меня?

– Наверняка. Я попрошу установить наблюдение за домом. А вы звоните, если что мне на сотовый. – Он протянул мне визитку, подождал и сам вложил ее мне в руку. Забыл, кто перед ним. – Будьте внимательны, не поддавайтесь на провокации. Помните, мы работаем. Я позвоню вам сам вечером, когда все узнаю насчет аппарата по прослушиванию. Надеюсь, мне разрешат его поставить.

Да, подумала я. Вы работаете, а я чувствую себя еще более уязвимой, чем раньше.

Никакая аппаратура не спасет меня, пускай не льстят себе. Я сыта их обещаниями.

Это моя война.

Выходя в прихожую, Морозов вытащил сотовый, чтобы ответить на звонок.

– Еду. Уже еду.

Он собрался и сказал на прощанье, чтобы я ничего не боялась. Я пообещала не бояться. Раз плюнуть.

Глава двадцать восьмая

Я дважды проверила, что металлический засов стоит в нужном положении. Так, кажется, пока я в безопасности. Теперь можно подумать, решить, что делать дальше. Я оказалась в двусмысленном, весьма шатком положении. С одной стороны, я скрыла от следователя, который действительно хотел мне помочь, важные факты, а с другой, продолжала строить нелепые иллюзии. Не лучше ли было положиться на Морозова и рассказать ему все до конца? И что бы произошло? Подробности моих отношений с Артуром никак не помогут установить его местонахождение. Может быть, когда моего маньяка арестуют, все это и понадобится, но не сейчас. На повестке дня моя собственная жизнь. Если Артур скрылся, то ему уже нечего терять, он не глуп и поймет, что на него началась охота, которая рано или поздно закончится его поимкой. Он вырезал Лене глаза, но неизвестно, на что при этом рассчитывал. Милиция, так или иначе, установила бы, чьих рук это дело. Сейчас у Артура вряд ли нашлось бы алиби. Понимая это, он сбежал. Но куда? Где может скрываться? Если бы я знала больше о его прошлой жизни, то было бы все по-другому. Его прежние друзья, глубокие и не очень контакты, убежища. Убежища? Если Артур скрылся, то, скорее всего, там, где держал меня; для него это пока самое безопасное место. Но ведь надо куда-то спрятать машину! Тоже есть выход: закатить ее в лес и замаскировать, либо то место, где он скрывается, как раз и есть гараж. Гараж… У гаражей бывают подвалы, ямы, где хозяева хранят разное барахло и припасы на зиму, например, картошку. Я попыталась вспомнить, замечала ли, что в подвале пахнет картошкой? Нет, похоже, этого не было. Сырость, сквозняк, да, но не было запаха земли. Впрочем, это ни о чем не говорит. Версия с гаражом не такая уж и плохая. Допустим, он использовал гараж, где стояла машина Лены, но это не подходит, потому что Морозов наверняка проверил сначала его. Артур не будет так рисковать – я уверена.

Я села перед телевизором, ощущая странное, фантастическое спокойствие. Мои руки были холодными. Я знала, что что-то должно произойти. Словно задумала самоубийство и заканчиваю все свои дела. Твердыми пальцами взяла сигарету, поднесла к ней зажигалку. «Внутреннее зрение» было ярким, я видела все точно сквозь чисто вымытое стекло. Может быть, это какой-то знак. Мозг, до сих пор следовавший своей собственной логике, решил мне помочь, но пока я не осознавала, в чем эта помощь состоит. Я включила телевизор без звука и стала гулять с канала на канал. Мне было спокойно, хотя это явная иллюзия. Я чего-то ждала, а чего – не имела представления. В глубине моей головы начало что-то прорастать. Сначала из тьмы показалось нечто неопределенное, потом оно превратилось в крошечное деревце, которое стало быстро тянуться вверх. Оно выставило ветви в разные стороны, и я чувствовала, как растягивается эта невидимая плоть. Болевые импульсы, точно разряды молний под грозовыми тучами, пронзали мне голову. Дерево, возникшее из тьмы, прорывало завесу из забытья, оно выталкивало наружу воспоминания о том времени, когда я была в плену. Кажется, я отключилась. Я мчалась по волнам этих отживших, но еще страшных образов. Мой похититель чуть не заставил меня умереть голодной смертью. Теперь я знаю, как это случилось: он хотел, чтобы я умерла, но спохватился в последний момент. Ему пришлось вернуться и начать меня спасать. Планы изменились. Простая смерть жертвы, пуская такая долгая и мучительная, была убийце не нужна. Лучше навсегда изменить жизнь своей куклы, сделать ее невыносимой. И наблюдать. Это гораздо интереснее, чем просто убить. Надо посмотреть за тем, что с ней будет происходить, какие чувства кукла будет испытывать. Гораздо больше удовольствия доставляет видеть унижение жертвы, чем ее смерть. Унижение как расплата за холодность, за отвергнутую любовь, за высокомерие по отношению к тому, кто жить не может без нее. Артур был рядом со мной. Писал эти записки, меняя почерк, мыл, кормил с ложки кашей, показывал мне эти фильмы, чтобы я навсегда запомнила, какие на свете существуют цвета и формы. Я больше никогда не увижу их по-настоящему. Артур добился своей цели.

Я прозревала. Я теперь не просто видела, как говорил бомж. Я становилась ясновидящей. Мой взгляд шарил в пустоте в поисках Артура, я настраивалась на волну его мыслей и желаний. Между нами установилась нерушимая связь, и ему это известно. Сейчас мне был нужен только он. Я мысленно звала его откликнуться. Мой единственный способ завершить этот конфликт – встретиться с ним лицом к лицу.

Я вспоминала те дни в подвале. Свои мольбы, крики, слезы, чувство ужаса, которое покидало меня редко, пожалуй, только во время частых обмороков.

Раздался звонок. Я взяла трубку.

– Алло, Люд?

– Таня? Привет.

– Я еду домой. Скоро буду.

– Как это? Ты же…

– Не могу я там, когда у тебя такое происходит. Я отпросилась. Что-нибудь еще произошло?

– Да. Лена умерла.

– Какая Лена?

– Подруга Артура.

Таня помолчала, потом выругалась. Она потребовала, чтобы я все рассказала. Я выложила все, что смогла вспомнить, чем повергла Таню в шоковое состояние.

– Так, значит, это он!? Подонок! И как же это ты…

– Да, я с ним встречалась – и у тебя дома!

– Не кричи!

– Ты сама хороша. Он ходил к тебе домой, словно на прогулку, а ты и ухом не повела!

– Откуда же я знала?

– Вот и я тоже…

– Я с ума сойду скоро… Значит, это ублюдок бегает где-то на свободе и его поймать не могут? Он будет охотиться за тобой?

– Не имею понятия.

Я чувствовала, что близка к тому, чтобы увидеть. Это нельзя было передать словами. Будто бы я подъезжала к повороту, за которым вот-вот должна открыть панорама места, к которому я и стремлюсь из всех сил.

– Ладно, разберемся. Я приеду, тогда и поговорим обо всем.

– Когда ты будешь?

– Примерно через час-полтора.

– Хорошо.

Мы разъединились. Я снова взяла в руки пульт и стала бегать по каналам. Я ждала озарения и, наконец, его получила, хотя и не совсем то, которое ждала. Лобную часть мозга мне словно сплюснули, а потом возникло ощущение, что в центр лба медленно ввинчивают длинное толстое сверло. Я схватилась за голову и издала протяжный стон. Боль была чудовищной. Я увидела взрыв из мириад желтых огней, после чего словно превратилась в кинокамеру, которой снимали мрачное помещение величиной пять на семь шагов. Пол был кирпичным, таким же, как стены. Это было странно. Я никогда подобного не видела. Комнату освещал ручной фонарик. Его луч прыгал из угла в угол, словно что-то искал. Изображение передо мной покачивалось, металось из стороны в сторону, отчего я чувствовала головокружение. Наконец я поняла, что вижу чьими-то глазами. И знала даже, кому они принадлежат. Артуру.

«Дерьмовые крысы», – произнес он. Этот звук разнесся у меня в ушах. Я закричала, потому что он усилил мою боль.

Луч фонарика погас, я видела темноту и контуры другого помещения. Артур шел куда-то. Он находился под землей, я точно знала. Более того, это и есть место, где он держал меня и где убил Лену. Вот небольшой предбанник, из стены торчит кран, из которого капает в желоб вода. Я знала этот звук, помнила. Я слышала его сидя на стуле перед кирпичной стеной, но эта комната дальше. Артур идет туда. Там стоит стул, пустой, тоже мне отлично знакомый. Высокий, полуметаллический крепкий. С подлокотника и ножек свисают остатки скотча. Волосы у меня на голове зашевелились, и в этот момент я погрузилась в воспоминания Артура. Ощущение было такое, словно меня швырнули в яму с нечистотами. Образы были хаотичными, они наскакивали друг на друга, но, в конце концов, я начала разбирать их логику. Передо мной были изувеченные женские тела, расчлененные полусожженные, с вырезанными глазами, иссеченными грудями, залитые кровью. С некоторых лоскутами снимали кожу, других распиливали на части живьем, вынимали внутренности, которые потом скармливали бродячим псам на городских окраинах; потом тела засовывали по частям в большие мешки из-под мусора. Я видела руки Артура, вымазанные в крови. То он тащит мешок, то отделяет ногу от туловища, то онанирует на отрезанную голову. Я завизжала от ужаса, потому что, подключившись к этим воспоминаниям, уловила его оргазм. Я не поняла, сколько их было всего, но знала точно, что он убивал их там, где держал меня, а закапывал в комнате с кирпичным полом. Он разбирал кирпичи, когда требовалось, бросал в глубокую яму мешки с останками, и засыпал известью; сверху клал толстые доски, закрывал песком и только потом возвращал кирпичи на место. Я была права. Артур занимался этим давно. Он умел скрывать следы и обладал железной выдержкой, чтобы вести две разных жизни, почти не связанные друг с другом.