Страница:
— Из машины не вылазь! — прошипел сзади Счастливцев.
Мое появление не осталось незамеченным. На вершине крыльца появился вышедший из дома человек — по всему судя, сам хозяин: лет пятидесяти, кряжистый, манеры степенные, уверенные. От какой-то из надворных построек подходил высокий и плечистый недоросль; сынок, не иначе, — фамильное сходство с хозяином определенно просматривалось. Молодой человек явно оторвался от столярной работы — держал в руках недоструганную палку, будущий черенок не то для лопаты, не то еще для какого сельхозинвентаря.
Проигнорировав совет Федора, я вылез из салона. По словам Счастливцева, в доме изначально было четверо мужчин, не считая работников. По крайней мере один из них уехал на вездеходе — значит, остались максимум трое. При наличии пистолета я считал себя хозяином положения. Если фермеры вздумают затеять потасовку или перестрелку, им не позавидуешь.
— Ты кто будешь, мил человек? — полюбопытствовал хозяин, не делая попыток спуститься со своей верхотуры. — Каким ветром в наши края занесло?
Фермерского сынка моя персона абсолютно не заинтересовала. Он со всех сторон разглядывал «гарпию» — с явным восхищением.
Я не стал темнить и лукавить:
— Доверился компьютерной карте, путь спрямить решил — ну и влетел в такое болото, что едва выбрался.
— А-а-а… — не то сказал, не то зевнул хозяин с видимым равнодушием. — Одни беды от тех компутеров. Мы вот по-дедовски живем — ветряков два десятка стоят, лампочки горят — и ладно. А бесовские игрушки нам без надобности.
Освящена ли в ближайшей церкви его «глушилка», я не стал интересоваться. По ходу разговора поглядывал по сторонам, пытаясь высмотреть хоть что-то, подтверждающее рассказ Счастливцева. Не увидел ничего — не побрякивали цепями понурые рабы, не щелкали кнутами надсмотрщики. Даже знаменитого «щелястого сарайчика» не видно… Что, впрочем, ничего не доказывает. Кто же будет выставлять напоказ такие вещи?
— От нас тебе чего надобно? — спросил фермер. — Горючки, может? Только дорога? у нас горючка, повози-ка ее в нашу глушь… И деньги электронные эти дурацкие в оплату не принимаем. Наличные-то есть с собой?
Ай-ай-ай… Ну разве же можно так навязчиво интересоваться финансами приезжего? Тут у любого возникнут подозрения… Хотя… Может, и не возникнут, — у того, кто не слышал рассказ Счастливцева, и полагает, что в мирной и законопослушной российской глубинке опасаться нечего.
— У меня больше половины бака, доеду. Хотел спросить: дорога дальше к западу проезжая?
— А чего б ей непроезжей быть… — пожал плечами хозяин. — Коли уж ты с востока к нам пробрался, так на запад уедешь… Колян, отвянь от машины! — неожиданно рявкнул он.
Юноша, дотошно изучавший устройство лебедки, неохотно от нее отодвинулся.
Словно привлеченный хозяйским рыком, из-за дома появился новый персонаж — здоровенный бугай в камуфляжной форме. Бросил на меня недолгий, но изучающий взгляд, неторопливо пошагал по двору. Второй сын? Или охранник — «зверь-человек», как охарактеризовал его Федор? Пожалуй, все же охранник. Ни малейшего сходства с хозяином и его сынком.
— Чужих на дороге не встречал? — спросил фермер. В отличие от прочих его реплик, эта прозвучала с неподдельным интересом.
— Голосовал какой-то ханыга… — теперь уже я изобразил полное равнодушие. — Но у меня правило: незнакомых в безлюдных местах не подсаживать.
— Слыхал, Антоха?! — обратился к бугаю хозяин. И, уже мне:
— Где голосовал-то?
— Ага, — апатично откликнулся бугай.
— Километрах в семи, — махнул я рукой в направлении востока. — Своровал что-нибудь?
— Пригрели Федьку-уркана на свою голову… — проворчал фермер. — Думал я: человеком стать решил, завязал, по-ихнему. А он… Дочку тринадцатилетнюю снасильничать попробовал… Жаль, убег быстро, а то б мы его без милиций, по-своему, по-крестьянски поучили бы…
Юноша, носящий благозвучное имя Колян, хихикнул, — как-то невпопад, диссонансом к словам отца. И обратился к проходившему мимо бугаю:
— А тачка-то, Антоха, ты тока глянь…
— Ага, — подтвердил бугай Антоха, не балуя разнообразием ответов, и скрылся за зданием, напоминавшим мне хлев. Впрочем, с тем же успехом это бревенчатое строение на кирпичном фундаменте могло быть амбаром, в сельском хозяйстве я разбираюсь не сильно.
— Если еще раз Федьку встретишь, — наставительно заговорил хозяин, — так дави, как собаку беше…
Оборвав его речь, совсем рядом грохнули два выстрела. Инстинктивно я обернулся в ту сторону, рука столь же инстинктивно дернулась к пистолету…
И в этот момент Колян с размаху врезал черенком лопаты по моему затылку.
Сейчас нашлось время восстановить ход своих рассуждений — и показались они надуманными, притянутыми за уши и попросту глупыми. Но отбрасывать без проверки и обсуждения в сторону их не стоит, бывали случаи, когда именно такие версии — дикие и нелогичные — оказывались выстрелами в десятку.
Лось был уже на месте, и приветствовал коллегу словами:
— Ну и что ты за стрельбу устроил возле самой конторы?
Мрачный тон его определенно намекал: нельзя, положительно нельзя оставлять Буравчика даже ненадолго без присмотра, тут же влипнет в какую-нибудь историю.
— Быстро слухи разносятся… — констатировал Стрельцов. — Ерунда, не бери в голову. Послушай лучше, что я придумал.
Лось уселся во вращающееся кресло, скрестил руки на груди, — продемонстрировал готовность слушать.
— Помнишь скандал с Занозой?
— Тот Заноза, что автозаправки грабил?
— Тьфу… Да певица Заноза, по стерео постоянно крутят…
— Ну, вроде есть такая…
— Так вот, она для раскрутки последнего альбома по стране «чесала» — и умудрилась не то что раздвоиться, — едина в трех лицах выступала.
— Любопытно… — сказал Лось без малейшего проблеска любопытства.
— Дело так было: споет в каком-нибудь городке несколько песен — по-настоящему, вживую — спускается в зал, букеты принимает, автографы раздает, то, сё… Потом обратно на сцену, шмыг за кулисы, — и через служебный выход на улицу, а там уже «блоха» наготове — прыг-скок в другой городок.
— А концерт?
— Концерт продолжается, на сцене — виртуальная Заноза, даже вблизи не отличить… А настоящая уже на другой площадке, где виртуалка первую часть концерта отработала — и опять со сцены в зал, опять букеты-автографы. Снова в «блоху» — и в третье место.
— К чему ей столько цветов? — риторически спросил Лось. — И к чему ты мне все это рассказал?
— К тому, что виртуал — это не обязательно компьютерная программа, синтезирующая несуществующего человека. Можно сдублировать и живого, реального, с точностью до последнего прыщика. Или двух, трех, хоть два десятка…
— Ну и?
— А если «Наши звезды» — шоу дублей? Нет никого на станции, летящей на дальней орбите. Все происходит в компьютерах КРТ.
— Бред, — кратко резюмировал Лось. — Компьютерные дубли взбунтовались и начали убивать своих собратьев?!
— Нет, оригиналы… Где-то же их КРТ держит. Возможно, всех вместе.
— Перемудрил ты, Андрюша… Уж мы-то с тобой в этот расклад никак не вписываемся. Моргулис не мальчик, и на Земле с такими проблемами самостоятельно бы разобрался.
Стрельцов и сам чувствовал, что перемудрил. И все-таки казалось: есть в этой версии какое-то рациональное зерно. Но какое именно и как отделить его от шелухи — пока не понимал.
Лось кивнул на компьютер:
— Посмотри, там пришли материалы из Питера, по делу Модзалевич.
— Некогда. Через пять минут Барсук ждет нас обоих.
— Тогда пошли… Только ты свою последнюю версию ему не рассказывай, ладно?
— Как вы, хи-хи, батяня, про Машку-то завернули, хи-хи-хи-хи… Снасиловать ее, хи-хи… Да она ж, хи-хи, медведя в лесу сама снасилует, не поморщится, хи-хи-хи…
— Ты от машины-то отскичь, что липнешь к ней, как к девке… — прозвучал голос фермера. — Зови Антоху и тащите этого в сарай. Карманы ошмонать не забудьте. Вот и послал бог работничка… Да ты не зашиб его, часом, до смерти? Что-то лежит, не шевелится…
— Живо-о-ой… Что ж я, силы своей не знаю? В самую пропорцию вдарил. Но вы, батяня, не забудьте — сговорено было: следующая тачка мне… Эта, стало быть.
— Тебе, тебе…
Ступени крыльца заскрипели под грузными шагами, и я поднял веки — совсем чуть-чуть, глянув на мир сквозь узкую щелочку.
Глава семейства спускался с крыльца. И теперь можно было хорошо разглядеть предмет, который он в течение нашего разговора укрывал за деревянной балюстрадой — многозарядный дробовик, укороченный, так называемый «фермерский» вариант. Едва ли конструкторы этого оружия предполагали, что фермеры будут стрелять из него не в волков или лихих людей, но в мирных проезжих…
Колян же достал из кармана толстую веревку и старательно ее распутывал — понятно, для каких целей.
Однако надо заканчивать комедию — пока не подошел Антоха, этот молчун тоже при стволе, именно он пальнул пару раз в воздух, отвлекая мое внимание.
Если не силу, то точность своих ударов Колян переоценивал. Его дубинка лишь скользнула мне по затылку — заметив боковым зрением удар, я «снял» его, перевел в касательный, слегка пригнув голову. Но по плечу и спине черенок лопаты врезал весьма чувствительно.
Фермер оказался стреляным воробьем — не стал подходить вплотную, остановился, наполовину спустившись с крыльца, дробовик наготове. И явно собирался так стоять, пока сын меня не свяжет. Тем хуже для него: станет ли он стрелять, рискуя зацепить Коляна, или нет, — неизвестно. Но для меня риск схлопотать заряд картечи недопустим.
Пора!
«Горчичник» выстрелил тихонько, деликатно, — звук, с которым загрохотал по ступеням фермерский дробовик, выпавший из руки хозяина, был гораздо громче.
Колен ничего не понял: медленно перевел взгляд с рухнувшего отца на меня, помотал головой — словно пытался отогнать кошмарное видение. Пистолет в руке беспомощного, лежащего в грязи раба никак не укладывался в мировоззрение юноши.
Ему я прострелил не голову, как папаше, — всего лишь коленную чашечку. Не от избытка гуманизма, просто порой серьезно ранить врага гораздо выгоднее, чем убить. Я мог ошибаться в оценке численности противника — если поблизости есть еще вооруженные люди, покалеченный Колян их на какое-то время отвлечет. Да и вид разнесенного вдребезги колена изрядно деморализует.
Но где бугай-Антоха?
Я присел, используя «гарпию» как прикрытие, и не обращая внимания на воющего и корчащегося в грязи раненого. Стреляет «горчичник» негромко, однако Антоха должен был услышать если не его хлопки, то хотя бы вой Коляна, — и сообразить, что дело неладно.
Сейчас он выскочит из-за одной из надворных построек, и можно будет поставить финальную точку.
Вместо этого я увидел Счастливцева — тот выбрался из своего убежища и пытался перевалиться через спинки сидений, причем метил на водительское место.
— Куда?! — рыкнул я приглушенно.
— Рвем когти!
— Еще один остался…
— Какой один! Щас полтора десятка подвалят!
Федор махнул рукой куда-то в сторону холма и монастыря. По дороге, уходившей в поля, к нам быстро катил грузовик. В кузове люди, вооруженные, — и в самом деле больше десятка.
Понятно… Антоха теперь не высунется — дожидается подмоги. Понятно и другое: отчего рабовладельцы спокойно сидели на месте, а не занимались розыском сбежавшего Федора — по его следу шли соседи-коллеги… А теперь возвращаются, вызванные по рации.
Всё это я подумал на ходу, прыгая за руль и трогая «гарпию» с места. Нет никакого резона начинать партизанскую войну со всем здешним рабовладельческим сообществом.
Разворачиваясь, я увидел неприятную вещь: створки ворот неторопливо закрывались. Мгновением спустя показался и виновник этого — из будки выскочил Антоха. И предмет в его руках мне крайне не понравился…
Уверенным, свидетельствующим о немалом опыте движением бугай раздвинул телескопическую трубу гранатомета. Присматриваться и определять модель было некогда, но что-то устаревшее, снятое с вооружения…
Все застыло, как в стоп-кадре. Я не знал, что делать. Чтобы разогнать «гарпию» и размазать Антоху по воротам, мне требовалось три-четыре секунды. Чтобы высунуться из машины и выстрелить — две или три.
Ему же достаточно одной, много полутора, — и кумулятивная граната положит конец моим приключениям…
Не задумываясь, я ударил по тугой красной клавише. Анкерная пушка оглушительно бабахнула.
Честно говоря, попасть я не рассчитывал — отвлечь внимание, сбить прицел, выиграть драгоценные мгновения.
Однако попал…
Анкер ударил бугая точно в середину груди, прошил навылет и его, и створку ворот. И, конечно же, сработал пирозаряд, намертво приковав «гарпию» к загарпуненной добыче.
Вылезать и отцеплять трос не было времени — грузовик со своими вооруженными пассажирами приблизился на расстояние, достаточное для прицельной стрельбы.
Двигатель взвыл. Скрежещущий удар, ворота рухнули, и «гарпия» вырвалась на свободу из разоренного дворянского гнезда. Сзади на тросе волочилась половинка ворот и то, что осталось от бугая Антохи.
Проклятая железяка скрежетала по бетону, с грохотом подпрыгивала, цеплялась за стыки плит, — но никак не желала отвалиться. Но я не обращал внимания, как можно быстрее преодолел обсаженную липами бетонку и повернул налево, на восток, — откуда приехал.
— Куда? — встревожился Счастливцев. — Дорогу ж перекроют… дурой той бронированной…
— Теодор, не бренчите… — отмахнулся я, выбирая место, где откос насыпи был пониже, а кустарник на нем рос не слишком густой.
Вот здесь, пожалуй…
«Гарпия» сползла с дороги, забираясь все глубже в кусты. Загудела лебедка, сматывая трос и затягивая в убежище наш сюрреалистический «прицеп».
Расчет оказался точен — бортовой «урал» с кузовом, набитым вооруженными людьми, прокатил мимо в азарте погони. Фора получена неплохая. Надеюсь, здешние фермеры не содержат в складчину боевой вертолет…
Пока я отцеплял трос от анкера, Счастливцев вылез из салона и начал с остервенением пинать кровавое месиво, мало уже напоминающее человеческое тело. Лицо у Федора при этом было не самым приятным. Понятно, натерпелся мужик, но…
— Поехали, — я попытался оторвать его от увлекательного занятия.
— Езжай сам, — пропыхтел Счастливцев. — Я обратно… За так, что ли, пахал? Добра-то в доме навалом… Освобожу ребят, стволы захватим, гульнём… И за щиты те, и за всё сочтемся…
Отговаривать его я не стал. Выбрался на дорогу и покатил в одиночестве на восток. Не стоило все-таки лезть не в свое дело… Что сейчас начнется в рабовладельческой усадьбе, не хотелось даже представлять. И о судьбе подстреленного мною Коляна и Маши, якобы способной изнасиловать медведя, тоже не хотелось думать. Ладно, черт с ними… В конце концов, бунт рабов, бессмысленный и беспощадный, — профессиональный риск рабовладельцев. Знали, на что шли.
Глава четвертая. Волка кормят ноги, а казну — налоги
Попробовали понять — все вместе, втроем. Перебрали всё, что сделали за минувшие сутки Стрельцов, Лось и вся группа «Немезида». Нить, если таковая и присутствовала, в глаза не бросалась.
— Одно ясно: моргуны здесь ни при чем, — вынес вердикт генерал. — Не того полета птицы.
Десять минут спустя его мнение кардинально изменилось — после того, как на генеральский стол легли результаты вскрытия незадачливого киллера Владимира Челядинцева.
— Моргун… — протянул Барсук изумленно. — В ранней стадии… Ну и дела.
Как выяснилось, пуля Стрельцова не зацепила игровой чип, присоединенный к имплантированному разъему. Игра на нем была записана примитивнейшая — усеченная и упрощенная версия известной «стрелялки». Но с двумя важными дополнениями: пространственная игровая карта данной локации полностью соответствовала дому-башне ФСР; и отсутствовал блокиратор двигательной активности игрока. В результате получился моргун-лунатик — движущийся и действующий в реальном пространстве, но при этом полностью остающийся сознанием в своем виртуальном мире.
— Так он не в вас палил, — сообразил генерал. — В гоблинов каких-то мохнорылых… Глаза-то были закрыты, не заметил?
Стрельцов пожал плечами: не разглядел, как-то не до того было. Затем сказал:
— Не в гоблинов. В монстров инопланетных, зеленых и чешуйчатых…
— Э-э-э?
— Играл я в эту игру как-то. Не думал, правда, что однажды сам окажусь в роли монстра.
Генерал округлил глаза:
— Ты?! Играл?!
— В компьютерный вариант… — поспешил успокоить Стрельцов. — Да про гоблинов сейчас и игрушек-то все меньше. По крайней мере те, что в имплантате у моргунов прошиты, все про галактические разборки.
Он хорошо понимал — все равно концы с концами в этой истории не сходились. Знать, что именно Стрельцов послал оперативников, разгромивших притон моргунов, мог лишь человек, занимающий высокий пост во властных структурах. Но тот же гипотетический человек не мог не знать и другое: произошло все в достаточной мере случайно, и цель у рутинной проверки была совсем иная. К тому же спланировать операцию и модифицировать игровую программу за те несколько часов, что Стрельцов провел в доме-башне (а оказался он там, по большому счету, спонтанно), — едва ли кому-нибудь по силам.
Загадка осталась загадкой. Барсук пообещал, что все связи покойного Челядинцева будут изучены чуть ли не под микроскопом. И если найдется хоть кто-то или что-то, связывающее его с КРТ… Генерал не договорил, но и без того было понятно: именно Моргулис (хоть имя его ни разу не всплыло в разговоре), — обладающий самыми большими возможностями игрок на этом поле. И преследуемые им цели не ясны совершенно…
Обсудили и остальные линии, наметившиеся в расследовании, и возможную их связь с утренним покушением; а напоследок генерал-майор прозрачно намекнул, что Стрельцова ждет сюрприз. Какой именно — не сказал. Стрельцов нахмурился, сюрпризы он не любил.
Но данный конкретный сюрприз, поджидавший в расположении группы «Немезида», оказался приятным. Хотя большинство российских граждан так бы не посчитали — обнаружив в своем жилище либо офисе десяток фигур в мимикрирующем камуфляже и в глухих, никогда не снимаемых, закрывавших все лицо капюшонах. Сейчас униформа приобрела светло-серый оттенок краски, покрывавшей стены, лишь сохранили прежние, черные с золотом, цвета эмблемы на рукавах, — изображали они манула, туркестанскую горную кошку, — зверь оскалился, растянул тело в прыжке. И три буквы снизу: «ДОН».
Как их только не называли, ребят из дивизии особого назначения МВД! «Донцы», «чистильщики», «манулы», «буйный Дон»… А еще: «фашисты», «куклуксклановцы», «цепные псы режима»…
Стрельцов не знал — попросту никогда не видел — лица человека, поднявшегося из кресла ему навстречу. Однако обнялся с ним, этакую медвежью фигуру никаким камуфляжем не замаскируешь, да и голос — рокочущий бас — трудно позабыть…
— Какими судьбами, Циркач? — спросил Стрельцов. Именно как Циркача — ни имени, ни звания — знал он человека, командовавшего гостями.
— Откомандирован с ребятами в твое распоряжение, — пожал необъятными плечищами Циркач. — Выдернули прямо из… в общем, из одного места. Короче, распоряжайся.
Неясностей не осталось. Ни одной. В том, естественно, что от него, Стрельцова, ждут. Некоей акции — отчаянной, без оглядки на законы, вообще без оглядки на кого-либо или что-либо. Вроде той, что имела место при обмене Джумгаева-младшего. Надо думать, цель будет вскоре указана… Но команда «Фас!» так и не прозвучит. К чему? Некоторые волкодавы сами, без команды вцепляются в горло хищнику, как только его увидят… И их заботливо собрали в одно место. В одну свору.
— Пойдем, поговорим, — кивнул он Циркачу на дверь комнаты отдыха.
— Андрей Станиславович, на минуточку, — подошла одна из девушек.
— Слушаю.
— Звонил полковник Моргулис. Сказал, что просит о личной встрече с вами, как можно более срочной.
— Та-а-а-к… — Стрельцов задумался ненадолго, барабаня пальцами по косяку двери. — Перезвони ему, скажи: я на совещании у начальства, через два часа буду готов встретиться в любом удобном ему месте.
Сделать за два часа предстояло многое.
Девушка — лжемамаша из бригады, подстерегавшей меня на конспиративной квартире — лежала на реанимационной койке, прикрытая лишь простыней, которую доктор только что сдернул.
Я вздохнул. По всем канонам стереомелодрам мне сейчас полагалось оказаться наповал сраженным красотой девушки и влюбиться в нее без памяти; по тем же канонам ей надлежало ответить столь же пламенной страстью, и эта страсть смела бы все стоящие между нами и перед нами преграды, и вдвоем бы мы покарали подлеца Пастушенко, и с боем взяли бы причитавшиеся мне деньги, и после многих приключений и передряг зажили бы на них мирно и счастливо на далеком тропическом острове.
Увы, жизнь редко следует штампам телесценариев. Я, по крайней мере, не влюбился. Да и красота сразила далеко не наповал. Можно сказать, совсем не сразила.
Лицо, лишившееся косметики, в общем, вполне в моем вкусе; но мышцы ног и рук могли бы быть развиты чуть менее, а бюст — чуть более. Да и вообще, с чего бы восторгаться красотой дамочки, участвовавшей в охоте за моей головой?
И девушка не могла ответить мне страстным чувством, ибо находилась в полной отключке. Впрочем, Литвинас сказал, что привести ее в пригодное для беседы состояние — дело нескольких минут.
— Что ты с ней сделаешь потом, Гюрза? — поинтересовался доктор. — Если не нужна, могу избавить тебя от хлопот.
Вот ведь похотливый старый прыщ… Доктор Литвинас при первом знакомстве производил странное впечатление, да и при последующем общении оно никуда не исчезало. Лицо мужественного красавца — волевые скулы, высокий лоб, подбородок с ямочкой. Но венчала голова с таким лицом тело низенькое, толстенькое, с короткими и короткопалыми руками. Дело в том, что своей физиономией Литвинас не обладал с рождения, но обзавелся трудами коллег-врачей. Причем завершить серию пластических операций не удалось: в самом ее разгаре доктор угодил на нары следственного изолятора — слишком вольно обращался с больничными деньгами и имуществом.
Последствия оказались плачевными. Из-за какого-то побочного осложнения, прорезавшегося уже в предварительном заключении, с головы доктора постоянно сыпалась перхоть — необычайно обильная и крупная, чуть не с ноготь размером. А очки постоянно сидели на породистом носу криво, как Литвинас ни менял оправы. Надо полагать, кости под новым лицом изменились несколько ассиметрично, а вовремя внести коррекцию было некому, не занимаются в тюремной медчасти такими операциями.
Короче говоря, пациенткам врача с подобными внешними данными стоит хорошенько поразмыслить, прежде чем давать согласие на общий наркоз. К женскому полу Литвинас был более чем неравнодушен — собственно, ради успеха у дам он пошел и на масштабное воровство, и на пластические операции.
Но я не стал прохаживаться насчет внешности эскулапа-прохиндея. Лишь кротко попросил:
— Не надо называть меня Гюрзой. Такое право заслужили всего несколько человек… Когда я слышу это прозвище от прочих, то становлюсь не слишком приятен в общении.
Что я разумею под последними словами, доктор хорошо знал — сам же и латал челюсть своему громиле-ассистенту, по совместительству телохранителю. Тот здоровяк, известный под малоподходящим к нему прозвищем Стопарик, обладал крайне раздражавшим меня чувством юмора. Сейчас, впрочем, Стопарик в клинике отсутствовал, все свои делишки доктор вел в одиночку. По его словам, у верзилы серьезно заболела мать, отчего он попросил и получил недельный отпуск. Кто-то тут явно врал — или Литвинас мне, или Стопарик доктору. Организмы определенного сорта за матерями не ухаживают. Однако наплевать, даже если доктор втихую пустил своего подчиненного на органы для трансплантации. Каждый зарабатывает на жизнь, как умеет.
Литвинас поскреб затылок, обрушив на свой бирюзовый медицинский костюм прямо-таки листопад перхоти. И вернулся к насущному:
— Так что будешь с клиенткой делать после допроса?
— Продам в гарем, в Малайзию, — отрезал я. — Что-нибудь нашел у нее любопытное? Следы операций? Характерные ранения? Имплантаты?
Мое появление не осталось незамеченным. На вершине крыльца появился вышедший из дома человек — по всему судя, сам хозяин: лет пятидесяти, кряжистый, манеры степенные, уверенные. От какой-то из надворных построек подходил высокий и плечистый недоросль; сынок, не иначе, — фамильное сходство с хозяином определенно просматривалось. Молодой человек явно оторвался от столярной работы — держал в руках недоструганную палку, будущий черенок не то для лопаты, не то еще для какого сельхозинвентаря.
Проигнорировав совет Федора, я вылез из салона. По словам Счастливцева, в доме изначально было четверо мужчин, не считая работников. По крайней мере один из них уехал на вездеходе — значит, остались максимум трое. При наличии пистолета я считал себя хозяином положения. Если фермеры вздумают затеять потасовку или перестрелку, им не позавидуешь.
— Ты кто будешь, мил человек? — полюбопытствовал хозяин, не делая попыток спуститься со своей верхотуры. — Каким ветром в наши края занесло?
Фермерского сынка моя персона абсолютно не заинтересовала. Он со всех сторон разглядывал «гарпию» — с явным восхищением.
Я не стал темнить и лукавить:
— Доверился компьютерной карте, путь спрямить решил — ну и влетел в такое болото, что едва выбрался.
— А-а-а… — не то сказал, не то зевнул хозяин с видимым равнодушием. — Одни беды от тех компутеров. Мы вот по-дедовски живем — ветряков два десятка стоят, лампочки горят — и ладно. А бесовские игрушки нам без надобности.
Освящена ли в ближайшей церкви его «глушилка», я не стал интересоваться. По ходу разговора поглядывал по сторонам, пытаясь высмотреть хоть что-то, подтверждающее рассказ Счастливцева. Не увидел ничего — не побрякивали цепями понурые рабы, не щелкали кнутами надсмотрщики. Даже знаменитого «щелястого сарайчика» не видно… Что, впрочем, ничего не доказывает. Кто же будет выставлять напоказ такие вещи?
— От нас тебе чего надобно? — спросил фермер. — Горючки, может? Только дорога? у нас горючка, повози-ка ее в нашу глушь… И деньги электронные эти дурацкие в оплату не принимаем. Наличные-то есть с собой?
Ай-ай-ай… Ну разве же можно так навязчиво интересоваться финансами приезжего? Тут у любого возникнут подозрения… Хотя… Может, и не возникнут, — у того, кто не слышал рассказ Счастливцева, и полагает, что в мирной и законопослушной российской глубинке опасаться нечего.
— У меня больше половины бака, доеду. Хотел спросить: дорога дальше к западу проезжая?
— А чего б ей непроезжей быть… — пожал плечами хозяин. — Коли уж ты с востока к нам пробрался, так на запад уедешь… Колян, отвянь от машины! — неожиданно рявкнул он.
Юноша, дотошно изучавший устройство лебедки, неохотно от нее отодвинулся.
Словно привлеченный хозяйским рыком, из-за дома появился новый персонаж — здоровенный бугай в камуфляжной форме. Бросил на меня недолгий, но изучающий взгляд, неторопливо пошагал по двору. Второй сын? Или охранник — «зверь-человек», как охарактеризовал его Федор? Пожалуй, все же охранник. Ни малейшего сходства с хозяином и его сынком.
— Чужих на дороге не встречал? — спросил фермер. В отличие от прочих его реплик, эта прозвучала с неподдельным интересом.
— Голосовал какой-то ханыга… — теперь уже я изобразил полное равнодушие. — Но у меня правило: незнакомых в безлюдных местах не подсаживать.
— Слыхал, Антоха?! — обратился к бугаю хозяин. И, уже мне:
— Где голосовал-то?
— Ага, — апатично откликнулся бугай.
— Километрах в семи, — махнул я рукой в направлении востока. — Своровал что-нибудь?
— Пригрели Федьку-уркана на свою голову… — проворчал фермер. — Думал я: человеком стать решил, завязал, по-ихнему. А он… Дочку тринадцатилетнюю снасильничать попробовал… Жаль, убег быстро, а то б мы его без милиций, по-своему, по-крестьянски поучили бы…
Юноша, носящий благозвучное имя Колян, хихикнул, — как-то невпопад, диссонансом к словам отца. И обратился к проходившему мимо бугаю:
— А тачка-то, Антоха, ты тока глянь…
— Ага, — подтвердил бугай Антоха, не балуя разнообразием ответов, и скрылся за зданием, напоминавшим мне хлев. Впрочем, с тем же успехом это бревенчатое строение на кирпичном фундаменте могло быть амбаром, в сельском хозяйстве я разбираюсь не сильно.
— Если еще раз Федьку встретишь, — наставительно заговорил хозяин, — так дави, как собаку беше…
Оборвав его речь, совсем рядом грохнули два выстрела. Инстинктивно я обернулся в ту сторону, рука столь же инстинктивно дернулась к пистолету…
И в этот момент Колян с размаху врезал черенком лопаты по моему затылку.
Москва, Малая Лубянка, 16 июня 2028 года, 09:23
Когда Стрельцов шагал гулкими коридорами управления, вспомнил о своей мысли, ускользнувшей вечером, в полудреме, — первое смутное воспоминание о ней пришло утром, когда на экране замелькала попка певички Занозы. Потом произошло много всего, и ничего толком вспомнить Стрельцов не успел.Сейчас нашлось время восстановить ход своих рассуждений — и показались они надуманными, притянутыми за уши и попросту глупыми. Но отбрасывать без проверки и обсуждения в сторону их не стоит, бывали случаи, когда именно такие версии — дикие и нелогичные — оказывались выстрелами в десятку.
Лось был уже на месте, и приветствовал коллегу словами:
— Ну и что ты за стрельбу устроил возле самой конторы?
Мрачный тон его определенно намекал: нельзя, положительно нельзя оставлять Буравчика даже ненадолго без присмотра, тут же влипнет в какую-нибудь историю.
— Быстро слухи разносятся… — констатировал Стрельцов. — Ерунда, не бери в голову. Послушай лучше, что я придумал.
Лось уселся во вращающееся кресло, скрестил руки на груди, — продемонстрировал готовность слушать.
— Помнишь скандал с Занозой?
— Тот Заноза, что автозаправки грабил?
— Тьфу… Да певица Заноза, по стерео постоянно крутят…
— Ну, вроде есть такая…
— Так вот, она для раскрутки последнего альбома по стране «чесала» — и умудрилась не то что раздвоиться, — едина в трех лицах выступала.
— Любопытно… — сказал Лось без малейшего проблеска любопытства.
— Дело так было: споет в каком-нибудь городке несколько песен — по-настоящему, вживую — спускается в зал, букеты принимает, автографы раздает, то, сё… Потом обратно на сцену, шмыг за кулисы, — и через служебный выход на улицу, а там уже «блоха» наготове — прыг-скок в другой городок.
— А концерт?
— Концерт продолжается, на сцене — виртуальная Заноза, даже вблизи не отличить… А настоящая уже на другой площадке, где виртуалка первую часть концерта отработала — и опять со сцены в зал, опять букеты-автографы. Снова в «блоху» — и в третье место.
— К чему ей столько цветов? — риторически спросил Лось. — И к чему ты мне все это рассказал?
— К тому, что виртуал — это не обязательно компьютерная программа, синтезирующая несуществующего человека. Можно сдублировать и живого, реального, с точностью до последнего прыщика. Или двух, трех, хоть два десятка…
— Ну и?
— А если «Наши звезды» — шоу дублей? Нет никого на станции, летящей на дальней орбите. Все происходит в компьютерах КРТ.
— Бред, — кратко резюмировал Лось. — Компьютерные дубли взбунтовались и начали убивать своих собратьев?!
— Нет, оригиналы… Где-то же их КРТ держит. Возможно, всех вместе.
— Перемудрил ты, Андрюша… Уж мы-то с тобой в этот расклад никак не вписываемся. Моргулис не мальчик, и на Земле с такими проблемами самостоятельно бы разобрался.
Стрельцов и сам чувствовал, что перемудрил. И все-таки казалось: есть в этой версии какое-то рациональное зерно. Но какое именно и как отделить его от шелухи — пока не понимал.
Лось кивнул на компьютер:
— Посмотри, там пришли материалы из Питера, по делу Модзалевич.
— Некогда. Через пять минут Барсук ждет нас обоих.
— Тогда пошли… Только ты свою последнюю версию ему не рассказывай, ладно?
Псковская область, Гдовский район, 16 июня 2028 года, утро
Юный придурок по имени Колян хихикал уже не переставая:— Как вы, хи-хи, батяня, про Машку-то завернули, хи-хи-хи-хи… Снасиловать ее, хи-хи… Да она ж, хи-хи, медведя в лесу сама снасилует, не поморщится, хи-хи-хи…
— Ты от машины-то отскичь, что липнешь к ней, как к девке… — прозвучал голос фермера. — Зови Антоху и тащите этого в сарай. Карманы ошмонать не забудьте. Вот и послал бог работничка… Да ты не зашиб его, часом, до смерти? Что-то лежит, не шевелится…
— Живо-о-ой… Что ж я, силы своей не знаю? В самую пропорцию вдарил. Но вы, батяня, не забудьте — сговорено было: следующая тачка мне… Эта, стало быть.
— Тебе, тебе…
Ступени крыльца заскрипели под грузными шагами, и я поднял веки — совсем чуть-чуть, глянув на мир сквозь узкую щелочку.
Глава семейства спускался с крыльца. И теперь можно было хорошо разглядеть предмет, который он в течение нашего разговора укрывал за деревянной балюстрадой — многозарядный дробовик, укороченный, так называемый «фермерский» вариант. Едва ли конструкторы этого оружия предполагали, что фермеры будут стрелять из него не в волков или лихих людей, но в мирных проезжих…
Колян же достал из кармана толстую веревку и старательно ее распутывал — понятно, для каких целей.
Однако надо заканчивать комедию — пока не подошел Антоха, этот молчун тоже при стволе, именно он пальнул пару раз в воздух, отвлекая мое внимание.
Если не силу, то точность своих ударов Колян переоценивал. Его дубинка лишь скользнула мне по затылку — заметив боковым зрением удар, я «снял» его, перевел в касательный, слегка пригнув голову. Но по плечу и спине черенок лопаты врезал весьма чувствительно.
Фермер оказался стреляным воробьем — не стал подходить вплотную, остановился, наполовину спустившись с крыльца, дробовик наготове. И явно собирался так стоять, пока сын меня не свяжет. Тем хуже для него: станет ли он стрелять, рискуя зацепить Коляна, или нет, — неизвестно. Но для меня риск схлопотать заряд картечи недопустим.
Пора!
«Горчичник» выстрелил тихонько, деликатно, — звук, с которым загрохотал по ступеням фермерский дробовик, выпавший из руки хозяина, был гораздо громче.
Колен ничего не понял: медленно перевел взгляд с рухнувшего отца на меня, помотал головой — словно пытался отогнать кошмарное видение. Пистолет в руке беспомощного, лежащего в грязи раба никак не укладывался в мировоззрение юноши.
Ему я прострелил не голову, как папаше, — всего лишь коленную чашечку. Не от избытка гуманизма, просто порой серьезно ранить врага гораздо выгоднее, чем убить. Я мог ошибаться в оценке численности противника — если поблизости есть еще вооруженные люди, покалеченный Колян их на какое-то время отвлечет. Да и вид разнесенного вдребезги колена изрядно деморализует.
Но где бугай-Антоха?
Я присел, используя «гарпию» как прикрытие, и не обращая внимания на воющего и корчащегося в грязи раненого. Стреляет «горчичник» негромко, однако Антоха должен был услышать если не его хлопки, то хотя бы вой Коляна, — и сообразить, что дело неладно.
Сейчас он выскочит из-за одной из надворных построек, и можно будет поставить финальную точку.
Вместо этого я увидел Счастливцева — тот выбрался из своего убежища и пытался перевалиться через спинки сидений, причем метил на водительское место.
— Куда?! — рыкнул я приглушенно.
— Рвем когти!
— Еще один остался…
— Какой один! Щас полтора десятка подвалят!
Федор махнул рукой куда-то в сторону холма и монастыря. По дороге, уходившей в поля, к нам быстро катил грузовик. В кузове люди, вооруженные, — и в самом деле больше десятка.
Понятно… Антоха теперь не высунется — дожидается подмоги. Понятно и другое: отчего рабовладельцы спокойно сидели на месте, а не занимались розыском сбежавшего Федора — по его следу шли соседи-коллеги… А теперь возвращаются, вызванные по рации.
Всё это я подумал на ходу, прыгая за руль и трогая «гарпию» с места. Нет никакого резона начинать партизанскую войну со всем здешним рабовладельческим сообществом.
Разворачиваясь, я увидел неприятную вещь: створки ворот неторопливо закрывались. Мгновением спустя показался и виновник этого — из будки выскочил Антоха. И предмет в его руках мне крайне не понравился…
Уверенным, свидетельствующим о немалом опыте движением бугай раздвинул телескопическую трубу гранатомета. Присматриваться и определять модель было некогда, но что-то устаревшее, снятое с вооружения…
Все застыло, как в стоп-кадре. Я не знал, что делать. Чтобы разогнать «гарпию» и размазать Антоху по воротам, мне требовалось три-четыре секунды. Чтобы высунуться из машины и выстрелить — две или три.
Ему же достаточно одной, много полутора, — и кумулятивная граната положит конец моим приключениям…
Не задумываясь, я ударил по тугой красной клавише. Анкерная пушка оглушительно бабахнула.
Честно говоря, попасть я не рассчитывал — отвлечь внимание, сбить прицел, выиграть драгоценные мгновения.
Однако попал…
Анкер ударил бугая точно в середину груди, прошил навылет и его, и створку ворот. И, конечно же, сработал пирозаряд, намертво приковав «гарпию» к загарпуненной добыче.
Вылезать и отцеплять трос не было времени — грузовик со своими вооруженными пассажирами приблизился на расстояние, достаточное для прицельной стрельбы.
Двигатель взвыл. Скрежещущий удар, ворота рухнули, и «гарпия» вырвалась на свободу из разоренного дворянского гнезда. Сзади на тросе волочилась половинка ворот и то, что осталось от бугая Антохи.
Проклятая железяка скрежетала по бетону, с грохотом подпрыгивала, цеплялась за стыки плит, — но никак не желала отвалиться. Но я не обращал внимания, как можно быстрее преодолел обсаженную липами бетонку и повернул налево, на восток, — откуда приехал.
— Куда? — встревожился Счастливцев. — Дорогу ж перекроют… дурой той бронированной…
— Теодор, не бренчите… — отмахнулся я, выбирая место, где откос насыпи был пониже, а кустарник на нем рос не слишком густой.
Вот здесь, пожалуй…
«Гарпия» сползла с дороги, забираясь все глубже в кусты. Загудела лебедка, сматывая трос и затягивая в убежище наш сюрреалистический «прицеп».
Расчет оказался точен — бортовой «урал» с кузовом, набитым вооруженными людьми, прокатил мимо в азарте погони. Фора получена неплохая. Надеюсь, здешние фермеры не содержат в складчину боевой вертолет…
Пока я отцеплял трос от анкера, Счастливцев вылез из салона и начал с остервенением пинать кровавое месиво, мало уже напоминающее человеческое тело. Лицо у Федора при этом было не самым приятным. Понятно, натерпелся мужик, но…
— Поехали, — я попытался оторвать его от увлекательного занятия.
— Езжай сам, — пропыхтел Счастливцев. — Я обратно… За так, что ли, пахал? Добра-то в доме навалом… Освобожу ребят, стволы захватим, гульнём… И за щиты те, и за всё сочтемся…
Отговаривать его я не стал. Выбрался на дорогу и покатил в одиночестве на восток. Не стоило все-таки лезть не в свое дело… Что сейчас начнется в рабовладельческой усадьбе, не хотелось даже представлять. И о судьбе подстреленного мною Коляна и Маши, якобы способной изнасиловать медведя, тоже не хотелось думать. Ладно, черт с ними… В конце концов, бунт рабов, бессмысленный и беспощадный, — профессиональный риск рабовладельцев. Знали, на что шли.
Глава четвертая. Волка кормят ноги, а казну — налоги
Волк живет хищением, грабежом, убийством… а я ему завидую; ибо он даровую находит пищу.А. Н. Островский, «Сердце не камень»
Москва, Малая Лубянка, 16 июня 2028 года, 11:23
— Раз дело до стрельбы дошло, — сказал генерал-майор Барсев, — то потянул ты, Андрей, за правильную ниточку. Теперь бы еще понять, за какую именно…Попробовали понять — все вместе, втроем. Перебрали всё, что сделали за минувшие сутки Стрельцов, Лось и вся группа «Немезида». Нить, если таковая и присутствовала, в глаза не бросалась.
— Одно ясно: моргуны здесь ни при чем, — вынес вердикт генерал. — Не того полета птицы.
Десять минут спустя его мнение кардинально изменилось — после того, как на генеральский стол легли результаты вскрытия незадачливого киллера Владимира Челядинцева.
— Моргун… — протянул Барсук изумленно. — В ранней стадии… Ну и дела.
Как выяснилось, пуля Стрельцова не зацепила игровой чип, присоединенный к имплантированному разъему. Игра на нем была записана примитивнейшая — усеченная и упрощенная версия известной «стрелялки». Но с двумя важными дополнениями: пространственная игровая карта данной локации полностью соответствовала дому-башне ФСР; и отсутствовал блокиратор двигательной активности игрока. В результате получился моргун-лунатик — движущийся и действующий в реальном пространстве, но при этом полностью остающийся сознанием в своем виртуальном мире.
— Так он не в вас палил, — сообразил генерал. — В гоблинов каких-то мохнорылых… Глаза-то были закрыты, не заметил?
Стрельцов пожал плечами: не разглядел, как-то не до того было. Затем сказал:
— Не в гоблинов. В монстров инопланетных, зеленых и чешуйчатых…
— Э-э-э?
— Играл я в эту игру как-то. Не думал, правда, что однажды сам окажусь в роли монстра.
Генерал округлил глаза:
— Ты?! Играл?!
— В компьютерный вариант… — поспешил успокоить Стрельцов. — Да про гоблинов сейчас и игрушек-то все меньше. По крайней мере те, что в имплантате у моргунов прошиты, все про галактические разборки.
Он хорошо понимал — все равно концы с концами в этой истории не сходились. Знать, что именно Стрельцов послал оперативников, разгромивших притон моргунов, мог лишь человек, занимающий высокий пост во властных структурах. Но тот же гипотетический человек не мог не знать и другое: произошло все в достаточной мере случайно, и цель у рутинной проверки была совсем иная. К тому же спланировать операцию и модифицировать игровую программу за те несколько часов, что Стрельцов провел в доме-башне (а оказался он там, по большому счету, спонтанно), — едва ли кому-нибудь по силам.
Загадка осталась загадкой. Барсук пообещал, что все связи покойного Челядинцева будут изучены чуть ли не под микроскопом. И если найдется хоть кто-то или что-то, связывающее его с КРТ… Генерал не договорил, но и без того было понятно: именно Моргулис (хоть имя его ни разу не всплыло в разговоре), — обладающий самыми большими возможностями игрок на этом поле. И преследуемые им цели не ясны совершенно…
Обсудили и остальные линии, наметившиеся в расследовании, и возможную их связь с утренним покушением; а напоследок генерал-майор прозрачно намекнул, что Стрельцова ждет сюрприз. Какой именно — не сказал. Стрельцов нахмурился, сюрпризы он не любил.
Но данный конкретный сюрприз, поджидавший в расположении группы «Немезида», оказался приятным. Хотя большинство российских граждан так бы не посчитали — обнаружив в своем жилище либо офисе десяток фигур в мимикрирующем камуфляже и в глухих, никогда не снимаемых, закрывавших все лицо капюшонах. Сейчас униформа приобрела светло-серый оттенок краски, покрывавшей стены, лишь сохранили прежние, черные с золотом, цвета эмблемы на рукавах, — изображали они манула, туркестанскую горную кошку, — зверь оскалился, растянул тело в прыжке. И три буквы снизу: «ДОН».
Как их только не называли, ребят из дивизии особого назначения МВД! «Донцы», «чистильщики», «манулы», «буйный Дон»… А еще: «фашисты», «куклуксклановцы», «цепные псы режима»…
Стрельцов не знал — попросту никогда не видел — лица человека, поднявшегося из кресла ему навстречу. Однако обнялся с ним, этакую медвежью фигуру никаким камуфляжем не замаскируешь, да и голос — рокочущий бас — трудно позабыть…
— Какими судьбами, Циркач? — спросил Стрельцов. Именно как Циркача — ни имени, ни звания — знал он человека, командовавшего гостями.
— Откомандирован с ребятами в твое распоряжение, — пожал необъятными плечищами Циркач. — Выдернули прямо из… в общем, из одного места. Короче, распоряжайся.
Неясностей не осталось. Ни одной. В том, естественно, что от него, Стрельцова, ждут. Некоей акции — отчаянной, без оглядки на законы, вообще без оглядки на кого-либо или что-либо. Вроде той, что имела место при обмене Джумгаева-младшего. Надо думать, цель будет вскоре указана… Но команда «Фас!» так и не прозвучит. К чему? Некоторые волкодавы сами, без команды вцепляются в горло хищнику, как только его увидят… И их заботливо собрали в одно место. В одну свору.
— Пойдем, поговорим, — кивнул он Циркачу на дверь комнаты отдыха.
— Андрей Станиславович, на минуточку, — подошла одна из девушек.
— Слушаю.
— Звонил полковник Моргулис. Сказал, что просит о личной встрече с вами, как можно более срочной.
— Та-а-а-к… — Стрельцов задумался ненадолго, барабаня пальцами по косяку двери. — Перезвони ему, скажи: я на совещании у начальства, через два часа буду готов встретиться в любом удобном ему месте.
Сделать за два часа предстояло многое.
Ленинградская область, небольшая частная клиника, 16 июня 2028 года, 13:42
— Ну как, хороша? — спросил Литвинас с какой-то не совсем понятной мне гордостью.Девушка — лжемамаша из бригады, подстерегавшей меня на конспиративной квартире — лежала на реанимационной койке, прикрытая лишь простыней, которую доктор только что сдернул.
Я вздохнул. По всем канонам стереомелодрам мне сейчас полагалось оказаться наповал сраженным красотой девушки и влюбиться в нее без памяти; по тем же канонам ей надлежало ответить столь же пламенной страстью, и эта страсть смела бы все стоящие между нами и перед нами преграды, и вдвоем бы мы покарали подлеца Пастушенко, и с боем взяли бы причитавшиеся мне деньги, и после многих приключений и передряг зажили бы на них мирно и счастливо на далеком тропическом острове.
Увы, жизнь редко следует штампам телесценариев. Я, по крайней мере, не влюбился. Да и красота сразила далеко не наповал. Можно сказать, совсем не сразила.
Лицо, лишившееся косметики, в общем, вполне в моем вкусе; но мышцы ног и рук могли бы быть развиты чуть менее, а бюст — чуть более. Да и вообще, с чего бы восторгаться красотой дамочки, участвовавшей в охоте за моей головой?
И девушка не могла ответить мне страстным чувством, ибо находилась в полной отключке. Впрочем, Литвинас сказал, что привести ее в пригодное для беседы состояние — дело нескольких минут.
— Что ты с ней сделаешь потом, Гюрза? — поинтересовался доктор. — Если не нужна, могу избавить тебя от хлопот.
Вот ведь похотливый старый прыщ… Доктор Литвинас при первом знакомстве производил странное впечатление, да и при последующем общении оно никуда не исчезало. Лицо мужественного красавца — волевые скулы, высокий лоб, подбородок с ямочкой. Но венчала голова с таким лицом тело низенькое, толстенькое, с короткими и короткопалыми руками. Дело в том, что своей физиономией Литвинас не обладал с рождения, но обзавелся трудами коллег-врачей. Причем завершить серию пластических операций не удалось: в самом ее разгаре доктор угодил на нары следственного изолятора — слишком вольно обращался с больничными деньгами и имуществом.
Последствия оказались плачевными. Из-за какого-то побочного осложнения, прорезавшегося уже в предварительном заключении, с головы доктора постоянно сыпалась перхоть — необычайно обильная и крупная, чуть не с ноготь размером. А очки постоянно сидели на породистом носу криво, как Литвинас ни менял оправы. Надо полагать, кости под новым лицом изменились несколько ассиметрично, а вовремя внести коррекцию было некому, не занимаются в тюремной медчасти такими операциями.
Короче говоря, пациенткам врача с подобными внешними данными стоит хорошенько поразмыслить, прежде чем давать согласие на общий наркоз. К женскому полу Литвинас был более чем неравнодушен — собственно, ради успеха у дам он пошел и на масштабное воровство, и на пластические операции.
Но я не стал прохаживаться насчет внешности эскулапа-прохиндея. Лишь кротко попросил:
— Не надо называть меня Гюрзой. Такое право заслужили всего несколько человек… Когда я слышу это прозвище от прочих, то становлюсь не слишком приятен в общении.
Что я разумею под последними словами, доктор хорошо знал — сам же и латал челюсть своему громиле-ассистенту, по совместительству телохранителю. Тот здоровяк, известный под малоподходящим к нему прозвищем Стопарик, обладал крайне раздражавшим меня чувством юмора. Сейчас, впрочем, Стопарик в клинике отсутствовал, все свои делишки доктор вел в одиночку. По его словам, у верзилы серьезно заболела мать, отчего он попросил и получил недельный отпуск. Кто-то тут явно врал — или Литвинас мне, или Стопарик доктору. Организмы определенного сорта за матерями не ухаживают. Однако наплевать, даже если доктор втихую пустил своего подчиненного на органы для трансплантации. Каждый зарабатывает на жизнь, как умеет.
Литвинас поскреб затылок, обрушив на свой бирюзовый медицинский костюм прямо-таки листопад перхоти. И вернулся к насущному:
— Так что будешь с клиенткой делать после допроса?
— Продам в гарем, в Малайзию, — отрезал я. — Что-нибудь нашел у нее любопытное? Следы операций? Характерные ранения? Имплантаты?