Страница:
Барби оказалась менее брезгливой. Наклониться в невесомости трудно, и она сильным толчком подняла руки, при этом ее грудь под прозрачным балахоном совершила движение, вполне способное в других обстоятельствах заставить Игоря потерять голову.
Сейчас он голову не потерял. Дождался, пока Барби опустится к полу под действием реактивного импульса, протянет руку к пистолетику…
И резко опустил ей на затылок массивный диатермокоагулятор.
Глава шестая. Не прячьте ваши денежки по банкам и углам
Позже повторилась история с Эйфелевой башней в Париже — постепенно превратившейся из железного уродца чуть ли не в символ города. «Игла» городским символом покамест не считается, но хулить ее давно перестали, с гордостью показывают приезжим, как архитектурную достопримечательность.
Однако определение «газпромовская» из названия исчезла — просто «Игла». После Великой Метановой Революции нефтегазовый колосс отечественной экономики как-то очень быстро перестал быть колоссом, а затем и вообще перестал быть.
Но свято место не бывает пусто, и ныне «Игла» — огромный бизнес-центр, приютивший офисы преизрядного количества организаций: государственных, частных, коммерческих, благотворительных и прочих… И притом изрядная часть помещений выше пятидесятого этажа не занята, несмотря на вполне щадящую арендную плату, — газпромовцы в свое время явно страдали манией величия.
А сотые этажи, изначально пустующие, недостроенные и неотделанные, вообще стали излюбленным местом действия для легенд-страшилок городского фольклора. Например: где-то там, в темном железобетонном лабиринте, прозябает небольшое племя каннибалов — одичавшие потомки строителей «Иглы», таджиков-нелегалов, укрывшихся от насильственной депортации. Живут, и по ночам совершают рейды вниз, на обитаемые уровни, и захватывают с гастрономическими целями уборщиц и ночных охранников, а также припозднившихся секретарш и офис-менеджеров, неосторожно вышедших на запрещенный перекур в какое-нибудь укромное местечко…
Надо сказать, что в каждой шутке только доля шутки, а в основе почти любой легенды лежат подлинные факты, пусть даже искаженные до неузнаваемости. В ходе рейдов, раз в несколько лет проводимых на верхних этажах «Иглы», людоеды, естественно, не обнаруживались. Но интересные находки были: замаскированные складики чего-либо запрещенного и криминальные трупы, успевшие мумифицироваться…
Но это так, к слову, — интересующая меня контора располагалась на респектабельнейшем четвертом этаже. Сколько стоила там аренда, оставалось только догадываться.
Я специально приехал пораньше, за пару часов до того, как начался рабочий день в большинстве офисов. Подозрений это не должно было вызвать — имелись здесь арендаторы, работающие круглосуточно. Например, брокерские конторы, поддерживающие связь со всеми мировыми биржами в режиме реального времени. Зато удалось без помех припарковать «гарпию» в то единственное место на автостоянке, что меня устраивало, — возле самой стены «Иглы».
Пришлось болтаться два часа по громадному зданию. Посидел в холле, у знаменитого фонтана (самого высокого в Европе среди расположенных в помещениях) — когда-то здесь на низеньких стеклянных столиках были расставлены пепельницы и разложены одноразовые зажигалки с эмблемой «Иглы» и телефоном арендного отдела, теперь же лежали лишь скучные бизнес-газеты… Затем перекусил в суши-баре, хотя терпеть не могу японскую кухню, — но выбирать было не из чего, ночные заведения здешнего общепита уже закрылись, дневные еще не открывались.
Рабочее утро постепенно набирало обороты. Постоянно подъезжали машины — и на громадную стоянку под открытым небом, и на подземные паркинги. Мелкая конторская шушера маршировала дружными колоннами от метро и остановок общественного транспорта. Раздвижные двери многочисленных входов уже не сдвигались, а вращающиеся — крутились, не останавливаясь. Киты российской экономики поглощали ежеутреннюю порцию офисного планктона, чтобы вечером отрыгнуть ее обратно…
Солидные люди начали прибывать позже — «блохи» одна за другой с характерным звуком опускались на посадочную площадку. Впрочем, начальственные лимузины прибывали в гораздо большем количестве, наглядно демонстрируя: аэрофобия у капитанов российского бизнеса весьма-таки распространена, по крайней мере в отношении сверхмалой авиации…
Забавно, что два дня назад моя одиссея начиналась в тот же час, и под косвенным прикрытием процесса, который сейчас довелось лицезреть. Все идет по кругу, и возвращается на круги своя… Почему вот только я, наматывая свои жизненные круги, сталкивался исключительно с антипатичными личностями? Рабовладельцы и рабы, менты-оборотни, прохиндей-доктор… Отморозки, живущие вне любых законов, — и отморозки, якобы следящие за их исполнением… И трупы, трупы, трупы, целая вереница окровавленных трупов за спиной…
Ладно, Гюрза, хватит философствовать. Пора делать дело.
Там же, чуть позже
Коридор перегораживала стена из зеркального, односторонне-прозрачного стекла. Позолоченная табличка скупо информировала, что за стеклянной стеной расположился «Интерспейс Консалтинг», — и ничего больше не сообщала. Давно замечено, что фирмы мелкие и несерьезные стремятся впихнуть в свою вывеску как можно больше информации о себе, любимых, вплоть до лживых уверений: «Самые низкие цены!»
Люди же, способные арендовать половину площадей на элитном четвертом этаже «Иглы», резонно полагают, что их и так все знают. А кто не знает, тому и незачем.
Двери беззвучно разъехались, и я шагнул внутрь, — от души надеясь, что покинуть «Интерспейс» придется не ногами вперед.
Как тут же выяснилось, легкость, с коей сюда попадали посетители, была обманчивой. За зеркальной стеной коридор пересекал новый барьер: металлическая стойка по пояс высотой, а над ней вновь стекло, доходящее до потолка, но уже двусторонне-прозрачное. Как я подозревал — бронестекло, способное выдержать попадание пули не самого мелкого калибра. Гранатомет, вероятно, помог бы преодолеть сию препону, но поскольку столь полезного приспособления под рукой не оказалось, я вполне законопослушно шагнул в коридорчик, огороженный невысоким барьером из отполированных до яркого блеска металлических труб. Коридорчик тянулся вдоль стойки и заканчивался вращающимся турникетом из тех же труб, что и загородка.
Перед турникетом высилась арка металлодетектора — но неприятный звук, свидетельствующий, что я несу на себе компакт металла, способный угрожать жизням и здоровью интерспейсовцев, не прозвучал. Да и стояла эта устаревшая громадина наверняка лишь для того, чтобы отвлечь внимание от более современных и более незаметных детекторов. Но и они, современные-незаметные, промолчали…
Зато вероятность пройти фейс-контроль была невелика. Как только немудреная компьютерная программа сравнит полученное от камеры изображение с фотографиями некоего Владислава Дашкевича, начнется веселье…
Дело в том, что именно здесь, в «Интерспейс Консалтинг», трудился в должности вице-директора по каким-то-там-вопросам Валентин Валерьевич Стережной. Не самая распространенная фамилия, но именно так назвали Пастушенко и его замшевый приятель человека, пожелавшего лицезреть своими глазами не то мой труп, не то лишь отдельно взятую голову…
Оставалась, конечно, возможность совпадения. Стережных у нас в стране гораздо меньше, чем Ивановых, но даже в пятимиллионном Питере их обнаружилось больше десятка. Но сомнений не оставалось: он!
Дело в том, что минувшим вечером я побеседовал с дежурным секретарем редакции «Утра Петербурга»: хочу, дескать, найти Илону Модзалевич, мою знакомую… На самом-то деле я ее уже нашел — не так давно, на дне Пулковского водохранилища.
Как и ожидалось, секретарь встретила мои расспросы более чем настороженно: а кто я такой, да зачем мне нужна Модзалевич?
Ответил честно: был героем одной ее корреспонденции. Показал стереоснимок: мы с Илоной на открытии второй очереди «Хеопса», улыбаемся, в руках бокалы с шампанским… Осторожно намекнул: имела место вроде как завязка романтических отношений, да отчего-то не сложилось, но сейчас хочу продолжить знакомство.
Расчет оказался верным. Дежурный секретарь была девушкой еще достаточно молодой, верящей в романтические отношения. Очень скоро я узнал про исчезновение Илоны, про расследование оного исчезновения…
Посочувствовал: опасное дело эти журналисткие расследования. Девушка отмела мои предположения: Модзалевич с уголовщиной и прочими дурнопахнущими материями никогда не связывалась, вела в «Утре» исключительно научную тему, и последнее ее задание — цикл из трех статей об «Интерспейс Консалтинг».
К тому времени вице-президент «Интерспейса» уже фигурировал в моем списке на первом месте…
Круг замкнулся: Илона Модзалевич, «Хеопс», Стережной, Пастушенко… Ну и я, грешный.
…Охранниками чаще всего работают люди с внушительными кондициями, но тип, исполнявший обязанности интерспейсовского вахтера, таковыми похвастать не мог — узкоплечий, тщедушненький. Хотя зачем ему? Сидит за пуленепробиваемым стеклом, имеет дело со всяческой электроникой, а физическими контактами с неадекватными посетителями наверняка занимаются его более габаритные коллеги.
Даже окошечка, в которое можно было бы просунуть руку и ухватить вахтера за тощую шейку, здесь не имелось — там, где начиналась стойка и, соответственно, заканчивалось стекло, под ним катался взад-вперед плоский металлический лоток. В него-то я и положил запаянную в пластик карточку — осторожно вытащив ее из кармана, кончиками пальцев за самый краешек.
Лоток лязгнул. Документ перекочевал к тщедушному церберу.
— Куда? К кому? — осведомился цербер тоном, явственно намекавшим: до чего же вы все мне надоели…
— В седьмой отдел, к Самоварову, — брякнул я, не задумываясь.
— Ка-а-а… — сказал охранник.
Возможно, он хотел изумиться: «Какой еще Самоваров?» Либо: «Какой еще, к чертям, седьмой отдел?!» Но не успел. Обмяк на вращающемся стуле, начал клониться набок… Дело в том, что документ был обработан неким веществом с непроизносимым, двенадцатисложным названием. Не курарин, но тоже действует через кожу, и очень быстро.
Я потянул за невидимую нить-паутинку. Карточка выскользнула из ослабевших пальцев цербера, скользнула в лоток, он снова лязгнул, вернувшись на мою сторону. С теми же предосторожностями я убрал документ обратно и перемахнул через турникет. Приятных сновидений, мой тщедушный друг!
Теперь надо действовать быстро, очень быстро… Контрольная аппаратура не подняла тревогу, но потерявшего сознание охранника могут обнаружить в любой момент. А камера записала мой прыжок через турникет, хоть я прикрыл в тот момент лицо ладонью…
Однако стороннему наблюдателю могло показаться, что я отнюдь не спешил. Потому что направился не прямиком к господину Стережному, но в… В общем, в место, которое посещают все, и достаточно часто, но не любят упоминать эти посещения. Проще говоря — в туалет. В сортир. В ватерклозет.
Причем не в первый попавшийся, как то сделал бы гражданин, которому невзначай приспичило, но в определенный, заранее выбранный, — один из трех туалетов, обеспечивающих естественные потребности сотрудников «Интерспейс Консалтинг» — тех, что имели честь принадлежать к мужскому полу.
Дождался, пока туалет покинет единственный, кроме меня, посетитель, — и тут же натянул поперек дверного проема раскрашенную диагональными полосками ленточку, посередине которой красовалась табличка на двух языках. Теперь любой страждущий, распахнув дверь, прочитает: «Закрыто! Ремонт!», — и воспользуется услугами другого аналогичного заведения.
А я приступил… не к ремонту, естественно. Открыл фрамугу — отклонялась она от вертикали всего на несколько градусов — наверное, чтобы какой-нибудь оскорбленный шефом в лучших чувствах сотрудник не вздумал совершить попытку суицида. Однако руку, изловчившись, просунуть можно, что я и сделал. Внизу, почти прямо подо мной, стояла «гарпия», но разглядеть ее под этим углом было невозможно.
Вот и она, леска… Но натягивает ее вовсе не рыбка… На правах рекламы: лески компании «Рос-Корморан» — незаметные и прочные — всегда помогут вам втащить через фрамугу нечто, запрещенное к вносу в «Иглу». Способ старый, проверенный — еще когда Ирина лежала в роддоме на сохранении, получала таким образом от меня посылки. Единственное отличие — леску на фрамуге закрепила здешняя уборщица. Не безвозмездно, само собой разумеется.
Решившая подзаработать женщина считала, что в небольшом свертке, поднятом на четвертый этаж, будет запрещенный и жутко вредный для здоровья табак. Она ошибалась. Хотя, конечно, полезным для здоровья предмет, перекочевавший в мой карман, назвать затруднительно.
А вот теперь можно отправляться к господину Стережному за моими честно заработанными денежками.
Причина такого настроения не вызывала сомнений: вчера, в вечернем выпуске новостей, в прайм-тайме, взорвалась информационная бомба. В выпуске новостей Ти-Ви-Кей, естественно.
Со ссылкой на некоего радиолюбителя (!), поймавшего панические сигналы с ДОС «Немезида», злейшие конкуренты сообщили: на шоу «Наши звезды» не все в порядке… Имеются, видите ли, эксцессы, не показываемые широкой публике. А проще говоря: игроки сбрендили в космосе и начали убивать друг друга!
Резонанс получился оглушительный, это вам не фотки-ню участников шоу, подпольно размещаемые в Интернете (снимки, кстати, большей частью оказывались примитивными монтажами).
Пока срочно поднятые по тревоге адвокаты КРТ торопливо сочиняли иски о клевете, диффамации и возмещении миллиардных убытков, Интернет уже завопил многоголосым фанатским воплем, телеэфир кипел: комментаторы всех каналов, люди и виртуалы, изощрялись в догадках, предположениях и предсказаниях дальнейшего развития событий.
Оно, развитие, не задержалось. Спустя час новая бомба, куда мощнее: бездоказательная клевета, говорите? Тогда на рекламный клипчик взглянуть не желаете: Настя Чистова рекламирует собственные мозги, парящие в невесомости? Откуда пленочка? А вот не скажем, имеем право не разглашать источники информации.
Потом, глубокой ночью, вроде были показаны еще съемки, паршивого достаточно качества, сделанные в инфрадиапазоне, но их Лось не видел.
— Что это? — тускло спросил ГП, кивнув на два предмета, выложенные на стол визитером.
— Ключи от машины. Отчет о проделанной работе. Дело закончено.
— Закончено… — повторил ГП тем же тусклым голосом. Задумчиво взял ключи от БМВ, вертел их так и сяк, словно видел впервые в жизни.
«Эк тебя припекло, голуба, — подумал Лось с легким сочувствием, — ни «бриллиантового», ни «бирюзового» не поминаешь…»
Он кивнул на чип:
— Просмотрите, любопытно.
ГП механическим движением взял чип, вставил в гнездо — и полуторачасовые излияния Жоржа Измайлова слушал и смотрел абсолютно равнодушно: ни единого комментария, ни малейшего проявления эмоций.
Погорел Жоржик на истории, старой, как мир, — смазливенький мальчик, которому оказалось не семнадцать, а пятнадцать, стереозапись постельных утех шоумена, банальный шантаж, неплохие вознаграждения за услуги, поначалу даже не наказуемые уголовно, но способные принести кому-то неплохие прибыли, а кому-то — немалые убытки… Дальше — больше, дошло и до откровенной уголовщины. По крайней мере, тот факт, что полимерно-керамический пистолет Орлову передал именно Жорж Измайлов — за три минуты до старта, чуть ли не на глазах у миллионов телезрителей — вполне можно было квалифицировать как пособничество в убийстве.
Лось ждал, что ГП потребует продолжать работу, вытащить на свет заказчиков, хозяев Жоржика, — и готовился отказать, выполняя инструкции Стрельцова. ФСР свои обязательства выполнила: вот вам убийца, вот вам пособник, а у нас не частнодетективное бюро, по найму не работаем.
Но Генеральный никаких претензий не высказал. Лишь спросил, по-прежнему вертя в руках брелок с ключами:
— Не хотите перейти в нашу службу безопасности? Вы и ваш товарищ? У нас тут освободилось несколько вакансий…
— За Стрельцова не скажу, а я — пас. Вернусь в Туркестан, дел там накопилось…
— Стоит ли? Места и люди там неспокойные… А с вашим начальством все вопросы я утрясу.
— Нет, мне там привычней как-то. Народ тут у вас… не туда ориентированный. Ни к кому спиной нельзя повернуться.
Чуть позже, размашисто шагая по коридору, Лось остановился и громко произнес:
— Павлины, говоришь?! Х-хе…
Скользившее мимо юное создание (не то юноша, готовящийся к операции по перемене пола, не то девушка, уже прооперированная) взглянуло на него удивленно.
— По-моему, о подобной сумме речь никак не шла, — сказал Валентин Валерьевич, близоруко щурясь. — Пастушенко получил для оплаты услуг исполнителя пятьсот тысяч. И отчитался, что они полностью истрачены.
Такой поворот разговора был уже большим прогрессом, поначалу господин Стережной делал вид, что слыхом не слыхивал обо мне и Пастушенко, а о «Хеопсе» знает, но только из сообщений СМИ.
Достижение предварительного консенсуса, сделавшего возможным дальнейшие переговоры, стоило вице-директору определенного ущерба, материального и морального. Очки его валялись где-то в дальнем углу кабинета. Точнее, не очки, а то, что от них осталось, — покореженная оправа, лишившаяся стекол. Кровь сочилась из разбитого носа, пропитала пышные ухоженные усы и стекала с них на губы… Вытирать ее я запретил, руки Валентин Валерьевич держал перед собой, положив ладони на полировку стола.
— Условия изменились, — жестко заявил я. — Пришлось сильно потратиться, бегая по вашей милости загнанным зайцем.
И начал загибать пальцы на руке, перечисляя ущерб:
— В квартиру, куда вы труп подложили, теперь не сунуться, — раз. Машины лишился, — два. Между прочим, новенький «Дерринджер», не рухлядь какая-нибудь. Костюм, опять же, в водохранилище изгадил…
Пока я разливался соловьем на тему: «Всё, что нажито непосильным трудом…», Стережной несколько раз возмущенно собирался возразить. Но едва открывал рот, тотчас же с набухших, отяжелевших усов туда попадала струйка крови, и вице-директор лишь брезгливо сплевывал, добавляя на пол еще одну малоэстетичную кляксу.
Но когда список понесенного мною урона приблизился к шестому пункту, Валентин Валерьевич быстро произнес:
— Достаточно, достаточно! Вы меня убедили!
Дело в том, что пальцы на моей левой руке оказались все загнуты. А в правой я держал гранату-«лимонку».
Ручные гранаты. Историческая справка
Если не ошибаюсь, ручные гранаты, именуемые «лимонками», впервые появились на вооружении стран Антанты не то перед Первой мировой войной, не то в самом ее начале. Предполагалось, что продольные и поперечные канавки, украшающие корпус, напоминающий одноименный фрукт, помогут означенному корпусу разлетаться при взрыве на примерно одинаковые по массе и поражающей способности осколки. Тщетные надежды: подобная метода срабатывала лишь со старыми, пироксилином заряженными ручными бомбами. Бризантные же взрывчатые вещества обладали не разрывающим, но дробящим действием и ломали корпус как угодно, только лишь не по заботливо нанесенным разрезам: одни осколки получались слишком маленькие, не способные нанести серьезные поражения, другие — слишком большие, обладающие даже избыточной энергией.
Однако, как ни странно, выпуск гранат, не оправдавших надежд, продолжался. Причин тому выдвигалось множество. Например, такая: рубчатый корпус меньше скользит в потной либо окровавленной ладони — и граната с выдернутой чекой не выпадет под ноги солдату. Или такая: бороздки помогают удобно привязывать «лимонку» при изготовлении импровизированной натяжной мины.
Прошли годы, десятилетия, даже тысячелетие сменилось на следующее. Более продвинутые страны давно отказались от «лимонок» — предпочитают делать мины на заводах, именно как мины, а не лепить в полевых условиях из ручных гранат. Гранаты же начиняют шаровидными и стреловидными поражающими элементами — причем несколькими тысячами, вместо полутора сотен осколков архаичной «лимонки»…
Лишь Россия-матушка вступила в новый век и бодро шествует по нему с никогда не подводившей старой доброй гранатой, к тому же крайне дешевой в производстве. Несколько раз ее выпуск прекращали, а затем снова возобновляли. Изготавливаются и новые модели, но параллельно с ними старушка-«лимонка» регулярно поступает в войска.
Именно эту гранату я продемонстрировал Стережному — так, чтобы хорошо было видно: предохранительная чека вынута, и лишь мой палец, прижимающий рычаг, удерживает «лимонку» от взрыва.
Естественно, у меня были возможности пронести в «Иглу» — вернее, поднять на леске — что-нибудь более современное. Но я запасся архаичной «лимонкой», благо внешний вид ее знаком всем и каждому. Граната РГЧ-18, например, куда эффективнее в бою — однако несведущий человек может и не распознать оружие в шаре размером с бильярдный, не имеющем каких-либо выступающих частей.
Там же, чуть позже
— Валентин Валерьевич, у вас всё в порядке? — осведомился селектор.
Причем вопрос был задан не голосом сексапильной секретарши, мимо которой я ужом проскочил к вице-директору, заявив на попытки меня остановить: «Назначено!» Интересовался делами Валентина Валерьевича Стережного мужчина, говоривший уверенно, но легкая тревога в голосе все же прорывалась. Надо понимать, тщедушного охранника уже обнаружили, и сообразили, что отключился он не своей волей. Возможно, уже добрались и до записи моего прыжка через турникет.
— Все в полном порядке! — развязно сообщил я селектору. — Беседуем душевно, но по-деловому!
— Я хотел бы услышать Валентина Валерьевича, — ледяным тоном сказал мужчина.
— А у него с дикцией проблемы, — сочувственно вздохнул я. — Он, видите ли, пары зубов лишился и стесняется своей шепелявости. Кстати, милейший, чтобы не было неясностей: в руке у меня граната, без предохранительной чеки, палец на спусковом рычаге. Причем взрыватель модифицированный, никакого трехсекундного замедления, рванет сразу. Так что не надо тут мудрить: закачивать газ в вентиляцию, или пытаться достать меня парализатором через стену. Пока я свои проблемы не решу, разговор наш прерывать не советую.
Я сделал Стережному разрешающий жест в сторону селектора, а затем погрозил кулаком: говори, мол. Но меру знай.
— Я жив, — медленно произнес вице-директор, шепелявость почти не слышалась. — Все примерно так и обстоит: один человек, граната. Ведем переговоры. Возможно…
Тут я шлепнул свободной ладонью по клавише селектора: поболтали, и хватит.
— Ну что, вернемся к нашим баранам? Точнее, к нашему миллиону? А если уж совсем точно, то к моему миллиону.
За время недолгих селекторных переговоров Стережной успел обмозговать ситуацию. И выдвинул встречное предложение:
— Я не держу под столом чемоданчик с миллионом в мелких купюрах. Но в сейфе лежат деньги, рубли и валюта, общим счетом около ста пятидесяти тысяч евро. Вы их забираете, и можете пытаться уйти. Судя по вашей репутации и по опыту нашего знакомства, шансы есть. Именно сейчас, пока в деле участвуют лишь наши охранники. Очень скоро здесь соберется спецназ со всего Питера, да еще из Москвы пришлют самых лучших.
— Сто пятьдесят тысяч… — повторил я медленно, словно раздумывал. — Бедновато живете. У графа Монте-Кристо всегда лежал в бумажнике миллион, на всякий случай, как он говаривал. Правда, не в мелких купюрах, а в чеках на предъявителя… Короче говоря: я бы взял сто пятьдесят тысяч, но мне нужен миллион. Однако не настаиваю на купюрах, нет наличности, — сделайте банковский перевод. Немедленно и прямо отсюда.
Может, мне показалось, но, по-моему, в глазах Стережного блеснула искорка. Дело смещалось с твердой почвы силовых акций в трясину финансовых махинаций, а уж там господин вице-директор, безусловно, считал себя куда более сильным игроком.
Сейчас он голову не потерял. Дождался, пока Барби опустится к полу под действием реактивного импульса, протянет руку к пистолетику…
И резко опустил ей на затылок массивный диатермокоагулятор.
Глава шестая. Не прячьте ваши денежки по банкам и углам
Наступая на волочащиеся за ним тесемки от кальсон, нищий схватил Александра Ивановича за руку и быстро забормотал:
— Дай миллион, дай миллион, дай миллион!И. Ильф, Е. Петров «Золотой теленок»
Санкт-Петербург, небоскреб «Игла», 17 июня 2028 года, утро
Пару десятилетий назад, при строительстве, этот первый возведенный на болотистой питерской почве небоскреб именовали «Газпромовской Иглой», — и, как водится, ругали все, кому не лень. Уродует, дескать, исторический облик города, и прочая, и прочая, и прочая…Позже повторилась история с Эйфелевой башней в Париже — постепенно превратившейся из железного уродца чуть ли не в символ города. «Игла» городским символом покамест не считается, но хулить ее давно перестали, с гордостью показывают приезжим, как архитектурную достопримечательность.
Однако определение «газпромовская» из названия исчезла — просто «Игла». После Великой Метановой Революции нефтегазовый колосс отечественной экономики как-то очень быстро перестал быть колоссом, а затем и вообще перестал быть.
Но свято место не бывает пусто, и ныне «Игла» — огромный бизнес-центр, приютивший офисы преизрядного количества организаций: государственных, частных, коммерческих, благотворительных и прочих… И притом изрядная часть помещений выше пятидесятого этажа не занята, несмотря на вполне щадящую арендную плату, — газпромовцы в свое время явно страдали манией величия.
А сотые этажи, изначально пустующие, недостроенные и неотделанные, вообще стали излюбленным местом действия для легенд-страшилок городского фольклора. Например: где-то там, в темном железобетонном лабиринте, прозябает небольшое племя каннибалов — одичавшие потомки строителей «Иглы», таджиков-нелегалов, укрывшихся от насильственной депортации. Живут, и по ночам совершают рейды вниз, на обитаемые уровни, и захватывают с гастрономическими целями уборщиц и ночных охранников, а также припозднившихся секретарш и офис-менеджеров, неосторожно вышедших на запрещенный перекур в какое-нибудь укромное местечко…
Надо сказать, что в каждой шутке только доля шутки, а в основе почти любой легенды лежат подлинные факты, пусть даже искаженные до неузнаваемости. В ходе рейдов, раз в несколько лет проводимых на верхних этажах «Иглы», людоеды, естественно, не обнаруживались. Но интересные находки были: замаскированные складики чего-либо запрещенного и криминальные трупы, успевшие мумифицироваться…
Но это так, к слову, — интересующая меня контора располагалась на респектабельнейшем четвертом этаже. Сколько стоила там аренда, оставалось только догадываться.
Я специально приехал пораньше, за пару часов до того, как начался рабочий день в большинстве офисов. Подозрений это не должно было вызвать — имелись здесь арендаторы, работающие круглосуточно. Например, брокерские конторы, поддерживающие связь со всеми мировыми биржами в режиме реального времени. Зато удалось без помех припарковать «гарпию» в то единственное место на автостоянке, что меня устраивало, — возле самой стены «Иглы».
Пришлось болтаться два часа по громадному зданию. Посидел в холле, у знаменитого фонтана (самого высокого в Европе среди расположенных в помещениях) — когда-то здесь на низеньких стеклянных столиках были расставлены пепельницы и разложены одноразовые зажигалки с эмблемой «Иглы» и телефоном арендного отдела, теперь же лежали лишь скучные бизнес-газеты… Затем перекусил в суши-баре, хотя терпеть не могу японскую кухню, — но выбирать было не из чего, ночные заведения здешнего общепита уже закрылись, дневные еще не открывались.
Рабочее утро постепенно набирало обороты. Постоянно подъезжали машины — и на громадную стоянку под открытым небом, и на подземные паркинги. Мелкая конторская шушера маршировала дружными колоннами от метро и остановок общественного транспорта. Раздвижные двери многочисленных входов уже не сдвигались, а вращающиеся — крутились, не останавливаясь. Киты российской экономики поглощали ежеутреннюю порцию офисного планктона, чтобы вечером отрыгнуть ее обратно…
Солидные люди начали прибывать позже — «блохи» одна за другой с характерным звуком опускались на посадочную площадку. Впрочем, начальственные лимузины прибывали в гораздо большем количестве, наглядно демонстрируя: аэрофобия у капитанов российского бизнеса весьма-таки распространена, по крайней мере в отношении сверхмалой авиации…
Забавно, что два дня назад моя одиссея начиналась в тот же час, и под косвенным прикрытием процесса, который сейчас довелось лицезреть. Все идет по кругу, и возвращается на круги своя… Почему вот только я, наматывая свои жизненные круги, сталкивался исключительно с антипатичными личностями? Рабовладельцы и рабы, менты-оборотни, прохиндей-доктор… Отморозки, живущие вне любых законов, — и отморозки, якобы следящие за их исполнением… И трупы, трупы, трупы, целая вереница окровавленных трупов за спиной…
Ладно, Гюрза, хватит философствовать. Пора делать дело.
Там же, чуть позже
Коридор перегораживала стена из зеркального, односторонне-прозрачного стекла. Позолоченная табличка скупо информировала, что за стеклянной стеной расположился «Интерспейс Консалтинг», — и ничего больше не сообщала. Давно замечено, что фирмы мелкие и несерьезные стремятся впихнуть в свою вывеску как можно больше информации о себе, любимых, вплоть до лживых уверений: «Самые низкие цены!»
Люди же, способные арендовать половину площадей на элитном четвертом этаже «Иглы», резонно полагают, что их и так все знают. А кто не знает, тому и незачем.
Двери беззвучно разъехались, и я шагнул внутрь, — от души надеясь, что покинуть «Интерспейс» придется не ногами вперед.
Как тут же выяснилось, легкость, с коей сюда попадали посетители, была обманчивой. За зеркальной стеной коридор пересекал новый барьер: металлическая стойка по пояс высотой, а над ней вновь стекло, доходящее до потолка, но уже двусторонне-прозрачное. Как я подозревал — бронестекло, способное выдержать попадание пули не самого мелкого калибра. Гранатомет, вероятно, помог бы преодолеть сию препону, но поскольку столь полезного приспособления под рукой не оказалось, я вполне законопослушно шагнул в коридорчик, огороженный невысоким барьером из отполированных до яркого блеска металлических труб. Коридорчик тянулся вдоль стойки и заканчивался вращающимся турникетом из тех же труб, что и загородка.
Перед турникетом высилась арка металлодетектора — но неприятный звук, свидетельствующий, что я несу на себе компакт металла, способный угрожать жизням и здоровью интерспейсовцев, не прозвучал. Да и стояла эта устаревшая громадина наверняка лишь для того, чтобы отвлечь внимание от более современных и более незаметных детекторов. Но и они, современные-незаметные, промолчали…
Зато вероятность пройти фейс-контроль была невелика. Как только немудреная компьютерная программа сравнит полученное от камеры изображение с фотографиями некоего Владислава Дашкевича, начнется веселье…
Дело в том, что именно здесь, в «Интерспейс Консалтинг», трудился в должности вице-директора по каким-то-там-вопросам Валентин Валерьевич Стережной. Не самая распространенная фамилия, но именно так назвали Пастушенко и его замшевый приятель человека, пожелавшего лицезреть своими глазами не то мой труп, не то лишь отдельно взятую голову…
Оставалась, конечно, возможность совпадения. Стережных у нас в стране гораздо меньше, чем Ивановых, но даже в пятимиллионном Питере их обнаружилось больше десятка. Но сомнений не оставалось: он!
Дело в том, что минувшим вечером я побеседовал с дежурным секретарем редакции «Утра Петербурга»: хочу, дескать, найти Илону Модзалевич, мою знакомую… На самом-то деле я ее уже нашел — не так давно, на дне Пулковского водохранилища.
Как и ожидалось, секретарь встретила мои расспросы более чем настороженно: а кто я такой, да зачем мне нужна Модзалевич?
Ответил честно: был героем одной ее корреспонденции. Показал стереоснимок: мы с Илоной на открытии второй очереди «Хеопса», улыбаемся, в руках бокалы с шампанским… Осторожно намекнул: имела место вроде как завязка романтических отношений, да отчего-то не сложилось, но сейчас хочу продолжить знакомство.
Расчет оказался верным. Дежурный секретарь была девушкой еще достаточно молодой, верящей в романтические отношения. Очень скоро я узнал про исчезновение Илоны, про расследование оного исчезновения…
Посочувствовал: опасное дело эти журналисткие расследования. Девушка отмела мои предположения: Модзалевич с уголовщиной и прочими дурнопахнущими материями никогда не связывалась, вела в «Утре» исключительно научную тему, и последнее ее задание — цикл из трех статей об «Интерспейс Консалтинг».
К тому времени вице-президент «Интерспейса» уже фигурировал в моем списке на первом месте…
Круг замкнулся: Илона Модзалевич, «Хеопс», Стережной, Пастушенко… Ну и я, грешный.
…Охранниками чаще всего работают люди с внушительными кондициями, но тип, исполнявший обязанности интерспейсовского вахтера, таковыми похвастать не мог — узкоплечий, тщедушненький. Хотя зачем ему? Сидит за пуленепробиваемым стеклом, имеет дело со всяческой электроникой, а физическими контактами с неадекватными посетителями наверняка занимаются его более габаритные коллеги.
Даже окошечка, в которое можно было бы просунуть руку и ухватить вахтера за тощую шейку, здесь не имелось — там, где начиналась стойка и, соответственно, заканчивалось стекло, под ним катался взад-вперед плоский металлический лоток. В него-то я и положил запаянную в пластик карточку — осторожно вытащив ее из кармана, кончиками пальцев за самый краешек.
Лоток лязгнул. Документ перекочевал к тщедушному церберу.
— Куда? К кому? — осведомился цербер тоном, явственно намекавшим: до чего же вы все мне надоели…
— В седьмой отдел, к Самоварову, — брякнул я, не задумываясь.
— Ка-а-а… — сказал охранник.
Возможно, он хотел изумиться: «Какой еще Самоваров?» Либо: «Какой еще, к чертям, седьмой отдел?!» Но не успел. Обмяк на вращающемся стуле, начал клониться набок… Дело в том, что документ был обработан неким веществом с непроизносимым, двенадцатисложным названием. Не курарин, но тоже действует через кожу, и очень быстро.
Я потянул за невидимую нить-паутинку. Карточка выскользнула из ослабевших пальцев цербера, скользнула в лоток, он снова лязгнул, вернувшись на мою сторону. С теми же предосторожностями я убрал документ обратно и перемахнул через турникет. Приятных сновидений, мой тщедушный друг!
Теперь надо действовать быстро, очень быстро… Контрольная аппаратура не подняла тревогу, но потерявшего сознание охранника могут обнаружить в любой момент. А камера записала мой прыжок через турникет, хоть я прикрыл в тот момент лицо ладонью…
Однако стороннему наблюдателю могло показаться, что я отнюдь не спешил. Потому что направился не прямиком к господину Стережному, но в… В общем, в место, которое посещают все, и достаточно часто, но не любят упоминать эти посещения. Проще говоря — в туалет. В сортир. В ватерклозет.
Причем не в первый попавшийся, как то сделал бы гражданин, которому невзначай приспичило, но в определенный, заранее выбранный, — один из трех туалетов, обеспечивающих естественные потребности сотрудников «Интерспейс Консалтинг» — тех, что имели честь принадлежать к мужскому полу.
Дождался, пока туалет покинет единственный, кроме меня, посетитель, — и тут же натянул поперек дверного проема раскрашенную диагональными полосками ленточку, посередине которой красовалась табличка на двух языках. Теперь любой страждущий, распахнув дверь, прочитает: «Закрыто! Ремонт!», — и воспользуется услугами другого аналогичного заведения.
А я приступил… не к ремонту, естественно. Открыл фрамугу — отклонялась она от вертикали всего на несколько градусов — наверное, чтобы какой-нибудь оскорбленный шефом в лучших чувствах сотрудник не вздумал совершить попытку суицида. Однако руку, изловчившись, просунуть можно, что я и сделал. Внизу, почти прямо подо мной, стояла «гарпия», но разглядеть ее под этим углом было невозможно.
Вот и она, леска… Но натягивает ее вовсе не рыбка… На правах рекламы: лески компании «Рос-Корморан» — незаметные и прочные — всегда помогут вам втащить через фрамугу нечто, запрещенное к вносу в «Иглу». Способ старый, проверенный — еще когда Ирина лежала в роддоме на сохранении, получала таким образом от меня посылки. Единственное отличие — леску на фрамуге закрепила здешняя уборщица. Не безвозмездно, само собой разумеется.
Решившая подзаработать женщина считала, что в небольшом свертке, поднятом на четвертый этаж, будет запрещенный и жутко вредный для здоровья табак. Она ошибалась. Хотя, конечно, полезным для здоровья предмет, перекочевавший в мой карман, назвать затруднительно.
А вот теперь можно отправляться к господину Стережному за моими честно заработанными денежками.
Подмосковье, главный офис КРТ, 17 июня 2028 года
ГП находился на рабочем месте, — как подозревал Лось, со вчерашнего дня. Выглядел Генеральный Продюсер мрачнее тучи — не той, что польет иссохшую землю долгожданным дождиком, а той, что вот-вот разродится градом с куриное яйцо или испепеляющими молниями.Причина такого настроения не вызывала сомнений: вчера, в вечернем выпуске новостей, в прайм-тайме, взорвалась информационная бомба. В выпуске новостей Ти-Ви-Кей, естественно.
Со ссылкой на некоего радиолюбителя (!), поймавшего панические сигналы с ДОС «Немезида», злейшие конкуренты сообщили: на шоу «Наши звезды» не все в порядке… Имеются, видите ли, эксцессы, не показываемые широкой публике. А проще говоря: игроки сбрендили в космосе и начали убивать друг друга!
Резонанс получился оглушительный, это вам не фотки-ню участников шоу, подпольно размещаемые в Интернете (снимки, кстати, большей частью оказывались примитивными монтажами).
Пока срочно поднятые по тревоге адвокаты КРТ торопливо сочиняли иски о клевете, диффамации и возмещении миллиардных убытков, Интернет уже завопил многоголосым фанатским воплем, телеэфир кипел: комментаторы всех каналов, люди и виртуалы, изощрялись в догадках, предположениях и предсказаниях дальнейшего развития событий.
Оно, развитие, не задержалось. Спустя час новая бомба, куда мощнее: бездоказательная клевета, говорите? Тогда на рекламный клипчик взглянуть не желаете: Настя Чистова рекламирует собственные мозги, парящие в невесомости? Откуда пленочка? А вот не скажем, имеем право не разглашать источники информации.
Потом, глубокой ночью, вроде были показаны еще съемки, паршивого достаточно качества, сделанные в инфрадиапазоне, но их Лось не видел.
— Что это? — тускло спросил ГП, кивнув на два предмета, выложенные на стол визитером.
— Ключи от машины. Отчет о проделанной работе. Дело закончено.
— Закончено… — повторил ГП тем же тусклым голосом. Задумчиво взял ключи от БМВ, вертел их так и сяк, словно видел впервые в жизни.
«Эк тебя припекло, голуба, — подумал Лось с легким сочувствием, — ни «бриллиантового», ни «бирюзового» не поминаешь…»
Он кивнул на чип:
— Просмотрите, любопытно.
ГП механическим движением взял чип, вставил в гнездо — и полуторачасовые излияния Жоржа Измайлова слушал и смотрел абсолютно равнодушно: ни единого комментария, ни малейшего проявления эмоций.
Погорел Жоржик на истории, старой, как мир, — смазливенький мальчик, которому оказалось не семнадцать, а пятнадцать, стереозапись постельных утех шоумена, банальный шантаж, неплохие вознаграждения за услуги, поначалу даже не наказуемые уголовно, но способные принести кому-то неплохие прибыли, а кому-то — немалые убытки… Дальше — больше, дошло и до откровенной уголовщины. По крайней мере, тот факт, что полимерно-керамический пистолет Орлову передал именно Жорж Измайлов — за три минуты до старта, чуть ли не на глазах у миллионов телезрителей — вполне можно было квалифицировать как пособничество в убийстве.
Лось ждал, что ГП потребует продолжать работу, вытащить на свет заказчиков, хозяев Жоржика, — и готовился отказать, выполняя инструкции Стрельцова. ФСР свои обязательства выполнила: вот вам убийца, вот вам пособник, а у нас не частнодетективное бюро, по найму не работаем.
Но Генеральный никаких претензий не высказал. Лишь спросил, по-прежнему вертя в руках брелок с ключами:
— Не хотите перейти в нашу службу безопасности? Вы и ваш товарищ? У нас тут освободилось несколько вакансий…
— За Стрельцова не скажу, а я — пас. Вернусь в Туркестан, дел там накопилось…
— Стоит ли? Места и люди там неспокойные… А с вашим начальством все вопросы я утрясу.
— Нет, мне там привычней как-то. Народ тут у вас… не туда ориентированный. Ни к кому спиной нельзя повернуться.
Чуть позже, размашисто шагая по коридору, Лось остановился и громко произнес:
— Павлины, говоришь?! Х-хе…
Скользившее мимо юное создание (не то юноша, готовящийся к операции по перемене пола, не то девушка, уже прооперированная) взглянуло на него удивленно.
Санкт-Петербург, небоскреб «Игла», 17 июня 2028 года, позднее утро
Стережной держался относительно неплохо — для человека, к которому заявился живой мертвец. Мертвецу полагалось сделать свое дело, и спокойненько гнить в земле, — а он вальяжно развалился в кресле для посетителей, да еще и требует деньги. Ни много, ни мало, — миллион.— По-моему, о подобной сумме речь никак не шла, — сказал Валентин Валерьевич, близоруко щурясь. — Пастушенко получил для оплаты услуг исполнителя пятьсот тысяч. И отчитался, что они полностью истрачены.
Такой поворот разговора был уже большим прогрессом, поначалу господин Стережной делал вид, что слыхом не слыхивал обо мне и Пастушенко, а о «Хеопсе» знает, но только из сообщений СМИ.
Достижение предварительного консенсуса, сделавшего возможным дальнейшие переговоры, стоило вице-директору определенного ущерба, материального и морального. Очки его валялись где-то в дальнем углу кабинета. Точнее, не очки, а то, что от них осталось, — покореженная оправа, лишившаяся стекол. Кровь сочилась из разбитого носа, пропитала пышные ухоженные усы и стекала с них на губы… Вытирать ее я запретил, руки Валентин Валерьевич держал перед собой, положив ладони на полировку стола.
— Условия изменились, — жестко заявил я. — Пришлось сильно потратиться, бегая по вашей милости загнанным зайцем.
И начал загибать пальцы на руке, перечисляя ущерб:
— В квартиру, куда вы труп подложили, теперь не сунуться, — раз. Машины лишился, — два. Между прочим, новенький «Дерринджер», не рухлядь какая-нибудь. Костюм, опять же, в водохранилище изгадил…
Пока я разливался соловьем на тему: «Всё, что нажито непосильным трудом…», Стережной несколько раз возмущенно собирался возразить. Но едва открывал рот, тотчас же с набухших, отяжелевших усов туда попадала струйка крови, и вице-директор лишь брезгливо сплевывал, добавляя на пол еще одну малоэстетичную кляксу.
Но когда список понесенного мною урона приблизился к шестому пункту, Валентин Валерьевич быстро произнес:
— Достаточно, достаточно! Вы меня убедили!
Дело в том, что пальцы на моей левой руке оказались все загнуты. А в правой я держал гранату-«лимонку».
Ручные гранаты. Историческая справка
Если не ошибаюсь, ручные гранаты, именуемые «лимонками», впервые появились на вооружении стран Антанты не то перед Первой мировой войной, не то в самом ее начале. Предполагалось, что продольные и поперечные канавки, украшающие корпус, напоминающий одноименный фрукт, помогут означенному корпусу разлетаться при взрыве на примерно одинаковые по массе и поражающей способности осколки. Тщетные надежды: подобная метода срабатывала лишь со старыми, пироксилином заряженными ручными бомбами. Бризантные же взрывчатые вещества обладали не разрывающим, но дробящим действием и ломали корпус как угодно, только лишь не по заботливо нанесенным разрезам: одни осколки получались слишком маленькие, не способные нанести серьезные поражения, другие — слишком большие, обладающие даже избыточной энергией.
Однако, как ни странно, выпуск гранат, не оправдавших надежд, продолжался. Причин тому выдвигалось множество. Например, такая: рубчатый корпус меньше скользит в потной либо окровавленной ладони — и граната с выдернутой чекой не выпадет под ноги солдату. Или такая: бороздки помогают удобно привязывать «лимонку» при изготовлении импровизированной натяжной мины.
Прошли годы, десятилетия, даже тысячелетие сменилось на следующее. Более продвинутые страны давно отказались от «лимонок» — предпочитают делать мины на заводах, именно как мины, а не лепить в полевых условиях из ручных гранат. Гранаты же начиняют шаровидными и стреловидными поражающими элементами — причем несколькими тысячами, вместо полутора сотен осколков архаичной «лимонки»…
Лишь Россия-матушка вступила в новый век и бодро шествует по нему с никогда не подводившей старой доброй гранатой, к тому же крайне дешевой в производстве. Несколько раз ее выпуск прекращали, а затем снова возобновляли. Изготавливаются и новые модели, но параллельно с ними старушка-«лимонка» регулярно поступает в войска.
Именно эту гранату я продемонстрировал Стережному — так, чтобы хорошо было видно: предохранительная чека вынута, и лишь мой палец, прижимающий рычаг, удерживает «лимонку» от взрыва.
Естественно, у меня были возможности пронести в «Иглу» — вернее, поднять на леске — что-нибудь более современное. Но я запасся архаичной «лимонкой», благо внешний вид ее знаком всем и каждому. Граната РГЧ-18, например, куда эффективнее в бою — однако несведущий человек может и не распознать оружие в шаре размером с бильярдный, не имеющем каких-либо выступающих частей.
Там же, чуть позже
— Валентин Валерьевич, у вас всё в порядке? — осведомился селектор.
Причем вопрос был задан не голосом сексапильной секретарши, мимо которой я ужом проскочил к вице-директору, заявив на попытки меня остановить: «Назначено!» Интересовался делами Валентина Валерьевича Стережного мужчина, говоривший уверенно, но легкая тревога в голосе все же прорывалась. Надо понимать, тщедушного охранника уже обнаружили, и сообразили, что отключился он не своей волей. Возможно, уже добрались и до записи моего прыжка через турникет.
— Все в полном порядке! — развязно сообщил я селектору. — Беседуем душевно, но по-деловому!
— Я хотел бы услышать Валентина Валерьевича, — ледяным тоном сказал мужчина.
— А у него с дикцией проблемы, — сочувственно вздохнул я. — Он, видите ли, пары зубов лишился и стесняется своей шепелявости. Кстати, милейший, чтобы не было неясностей: в руке у меня граната, без предохранительной чеки, палец на спусковом рычаге. Причем взрыватель модифицированный, никакого трехсекундного замедления, рванет сразу. Так что не надо тут мудрить: закачивать газ в вентиляцию, или пытаться достать меня парализатором через стену. Пока я свои проблемы не решу, разговор наш прерывать не советую.
Я сделал Стережному разрешающий жест в сторону селектора, а затем погрозил кулаком: говори, мол. Но меру знай.
— Я жив, — медленно произнес вице-директор, шепелявость почти не слышалась. — Все примерно так и обстоит: один человек, граната. Ведем переговоры. Возможно…
Тут я шлепнул свободной ладонью по клавише селектора: поболтали, и хватит.
— Ну что, вернемся к нашим баранам? Точнее, к нашему миллиону? А если уж совсем точно, то к моему миллиону.
За время недолгих селекторных переговоров Стережной успел обмозговать ситуацию. И выдвинул встречное предложение:
— Я не держу под столом чемоданчик с миллионом в мелких купюрах. Но в сейфе лежат деньги, рубли и валюта, общим счетом около ста пятидесяти тысяч евро. Вы их забираете, и можете пытаться уйти. Судя по вашей репутации и по опыту нашего знакомства, шансы есть. Именно сейчас, пока в деле участвуют лишь наши охранники. Очень скоро здесь соберется спецназ со всего Питера, да еще из Москвы пришлют самых лучших.
— Сто пятьдесят тысяч… — повторил я медленно, словно раздумывал. — Бедновато живете. У графа Монте-Кристо всегда лежал в бумажнике миллион, на всякий случай, как он говаривал. Правда, не в мелких купюрах, а в чеках на предъявителя… Короче говоря: я бы взял сто пятьдесят тысяч, но мне нужен миллион. Однако не настаиваю на купюрах, нет наличности, — сделайте банковский перевод. Немедленно и прямо отсюда.
Может, мне показалось, но, по-моему, в глазах Стережного блеснула искорка. Дело смещалось с твердой почвы силовых акций в трясину финансовых махинаций, а уж там господин вице-директор, безусловно, считал себя куда более сильным игроком.