Толкиен Джон Рональд Руэл. Властелин Колец

полз на четвереньках и чувствовал, что больше не может: либо впереди
найдется выход и спасенье, либо уж будь что будет -- он бросится назад на
растерзание ужасу.
Вдруг он услышал журчанье воды, такое отчетливо-звонкое, точно где-то
прокатился камень, пробудив от дурного сна. Становилось светлее, и вот
Дружина вышла из-под высокой сводчатой арки; ручей бежал рядом, а впереди
круто уходила вниз дорога между отвесными скалами, упирающимися в небеса.
Ущелье было такое узкое и глубокое, что небо казалось темным, и мерцали
мелкие звезды. Однако же Гимли узнал потом, что день был тот самый, когда
они вышли из Дунхерга, до заката оставалось еще два часа, а могли миновать и
годы; и вышел он будто бы совсем в иной мир.
Дружинники снова ехали вереницей, и Гимли сидел позади Леголаса.
Смеркалось, сгущались синие сумерки; и ужас шел по пятам. Леголас обернулся,
и Гимли увидел прямо перед собой блистающие глаза эльфа. За ними ехал
Элладан, замыкающий, но не последний на этой наклонной дороге.
-- Мертвые следуют за нами, -- сказал Леголас. -- Я вижу тени
всадников, тусклые стяги, как клочья тумана, копья, точно заиндевелый
кустарник. Они следуют за нами.
-- Да, мертвецы не отстают. Они откликнулись на зов, -- сказал Элладан.
Наконец Дружина вышла из ущелья -- внезапно, как сквозь трещину в
стене; они очутились над высокогорной долиной и услышали переплеск потока,
низвергавшегося водопадами.
-- Куда это нас занесло? -- спросил Гимли, и Элладан отвечал ему:
-- Пониже истоков длинной студеной реки, которая впадает в морской
залив, омывающий стены Дол-Амрота, Мортхонд зовется она -- Черноводная;
теперь ты, наверно, не спросишь почему.
Широким изгибом Мортхондская долина охватывала крутогорье с юга.
Травянистые склоны в этот сумеречный час подернуло серой пеленой; далеко
внизу мигали огоньки селений. Долина была плодородная и многолюдная.
Арагорн, не оборачиваясь, крикнул во весь голос:
-- Друзья, забудьте об усталости! Пустите коней вскачь! Нам нужно
прежде полуночи быть у Эрекского камня, а до него еще далеко.
И они без оглядки промчались косогором к мосту через реку, набиравшую
ширину, и дальше вниз по дороге в долину.
Повсюду гасили огни и запирали двери, а те, кто был в поле, крича от
ужаса, метались, точно вспугнутое зверье. В полутьме разносился общий крик:
-- Полчище мертвых! На нас идет полчище мертвых!
Звонили колокола, все разбегались и прятались, а Серая Дружина неслась
во весь опор, покуда кони не начали спотыкаться. И перед самой полуночью, в
черной, как бы пещерной тьме они все-таки доскакали до Эрекского камня.
С незапамятных пор витал смертный страх над горою Эрек и окрестными
пустошами. На вершине ее торчал черный камень, круглый, как огромный шар,
наполовину вкопанный в землю и все же высотой в человеческий рост. Был он
нездешнего вида, словно упал с небес, как думали иные; те же, кто помнил
предания Запада, говорили, что вывез его из руин Нуменора и вкопал на горе
сам Исилдур. Жители долины не смели приближаться к нему, да поблизости никто
и не жил: рассказывали, что в недобрую годину вокруг камня собирается и
ропщет сонмище привидений.
Дружина остановилась у камня; царила мертвенная ночная тишь. Арагорн
взял у Элроира серебряный рог, затрубил в него -- и всем послышались глухие
ответные раскаты, дальним эхом из пещерных глубин. Больше ничего слышно не
было, но чуялось, что гору обступило большое войско; и дохнул леденящий
ветер. Арагорн спешился, стал подле камня и громовым голосом вопросил:
-- Клятвопреступники, зачем вы пришли?
И кто-то в ночи отозвался, как бы издалека:
-- Чтобы исполнить клятву и обрести покой.
Тогда Арагорн молвил:
-- Настал ваш час! Вы последуете за мною в Пеларгир-на-Андуине, и когда
тамошний край будет избавлен от Сауроновой нечисти, я сниму с вас заклятие,
и вы обретете покой навечно. Ибо я -- Элессар, наследник великого князя
гондорского Исилдура.
И он повелел Гальбараду развернуть и водрузить знамя, которое тот
привез из Раздола; затрепетало черное полотнище, и в темноте не видно было,
что на нем выткано. Дружина заночевала возле камня, но почти никому не
спалось в безмолвном окружении призраков.
С первыми лучами бледного рассвета Арагорн повел свою Дружину в далекий
и многотрудный поход без отдыха и промедленья: такой был лишь ему по силам,
и его непреклонная воля поддерживала остальных. Подобных тягот не вынес бы
никто из смертных -- но вынесли северные витязи-дунаданцы, и с ними был гном
Гимли и Леголас из рода эльфов.
Они прошли в Ламедон Тарлангским перевалом; за ними по пятам мчалось
призрачное воинство, а страшная весть о нем летела впереди, и, когда они
въезжали в Калембель-на-Кириле, кровавый закат озарял их со спины, из-за
хребта Пиннат-Гелина. В городе не было ни души, переправа через Кирил не
охранялась, ибо многие ушли на войну, а прочие бежали в горы, прослышав о
нашествии полчища мертвых. Наутро рассвета не было, и Серая Дружина исчезла
с глаз людских во тьме, нахлынувшей из Мордора; а мертвецы спешили следом.
Войсковой Сбор
Все пути сходились теперь на востоке, на рубеже грядущей войны - там,
где сгущалась грозная Темь. И когда Пин стоял у столичных Великих Врат,
провожая взглядом золотистые стяги владетеля Дол-Амрота, дружина конунга
Ристании спускалась с гор к Укрывищу.
День угасал. Длинные тени тянулись перед конниками. Темнота вползала в
густой, перешептывающийся ельник, облекавший горные кручи. Конунг ехал
медленно, он утомился за день. Вскоре тропа, обогнув выступ огромного утеса,
углубилась в тихий лесной сумрак. Вниз, вниз и вниз двигались они длинной
извилистой вереницей. Ближе ко дну ущелья уже совсем свечерело.
Солнце зашло, и сумеречная мгла окутала водопады.
Весь день виднелся далеко внизу бурливый поток, сбегавший с высокого
перевала, клокоча в своем узком русле между скалистыми откосами в сосновом
убранстве; и вот он был перед ними, готовый вырваться на приволье из
каменных теснин. Конники ехали берегом - и вдруг им открылась Дунхергская
долина, оглашенная вечерним гулом воды. Кипучая Снеговая, усиленная
притоком, мчалась, обдавая пеной каменистое ложе, к Эдорасу, к зеленым
холмам и равнинам. Справа, у края широкой долины, вздымал заоблачные взлобья
могучий Старкгорн, и его иззубренная вершина в шапке вечных снегов сияла в
высоте; черно-синие тени ложились на нее с востока, и багровыми пятнами ее
осыпал закат.
Мерри изумленно озирал этот неведомый край, о котором столько
понаслышался в долгом пути. Небес тут не было: вглядывайся не вглядывайся в
туманную пелену поверху, увидишь только громоздящиеся склоны, утес за
утесом, и хмурые ущелья, подернутые дымкой. Он сонно вслушивался в шум воды,
в смутный шепот деревьев, в треск расседающегося камня - и чуял огромное
молчанье, ожидающее, пока все эти шумы стихнут. Ему вообще-то нравились
горы, а лучше сказать - нравилось, как они возникают за обочиной рассказов о
дальних странах; но теперь его придавила несусветная тяжесть взаправдашнего
Средиземья, и больше всего на свете он хотел бы оказаться у себя, возле
камина, в уютной комнатушке.
Он очень устал: ехали-то они медленно, однако же почти не отдыхали. Три
долгих, томительных дня трясся он по тропам вверх и вниз, через перевалы,
длинными долинами и звенящими бесчисленными бродами. Ежели дорога была
пошире, он ехал рядом с конунгом, не замечая, что многие конники усмехались,
глядя на это соседство: хоббит на лохматеньком сером пони и повелитель
Ристании на большом белом коне. А он разговаривал с Теоденом, рассказывал
ему о себе, о своих и прочие хоббитанские байки, потом слушал рассказы о
Мустангриме и о подвигах ристанийских витязей. Но чаще всего, как и нынче,
Мерри ехал сам по себе, за конунгом, говорить было не с кем, и он
вслушивался в медленную звучную речь ристанийцев, доносившуюся сзади. Многие
слова он вроде бы узнавал, только звучали они и звонче, и протяжнее, а
вместе никак не складывались. Иногда чей-нибудь ясный голос заводил песню, и
у Мерри взыгрывало сердце, хоть он и не понимал, о чем поется.
Очень ему было все-таки одиноко, особенно теперь, на закате дня. Он
думал, куда же в этом непонятном мире подевался Пин, где Арагорн, Леголас и
Гимли. И внезапным холодом полоснула мысль: а Сэм с Фродо - они-то где?
"Совсем я про них забыл, - укорил он себя, - Они же из всех нас главные, я и
пошел-то им в помощь, и вот теперь они за сотни миль, спасибо еще, если
живы". Он испуганно поежился.
- Вот и Укрывище! - молвил Эомер, - Близок конец пути.
Кони стали. Через узкую горловину ущелья, как сквозь высокое окно,
едва-едва был виден крутой спуск в меркнущую долину. Внизу, возле реки,
вспыхивал и угасал крохотный огонек.
- Да, конец пути близок, - подтвердил Теоден, - и это - начало нового
пути. Прошлой ночью было полнолуние, а наутро я поеду в Эдорас, на войсковой
сбор.
- Прими мой совет, - негромко сказал Эомер, - возвратись потом сюда,
пережди здесь победу или поражение.
- Нет, - усмехнулся Теоден, - нет, сын мой, ибо так я буду тебя
называть, ты уж не будь советником наподобие Гнилоуста! - Он выпрямился в
седле и оглянулся на длинный строй ратников, терявшийся в сумерках. - Давно
я не водил вас в поход, многие дни стеснились в годы, но теперь-то я клюку
отбросил. Коли нас победят, что мне толку скрываться в горах? А коли мы
победим, то нестрашно мне и погибнуть, исполнив свой долг до конца. Однако ж
будет об этом. Нынче я ночую в Укрывище, и есть еще у нас хотя бы один
мирный вечер. Едем!
Уже почти стемнело, когда они спустились. Снеговая протекала у
западного края долины, и вскоре тропа привела их к броду, где вода бурлила
среди камней. Брод охраняли; воины выпрыгивали из-за темных скал и, завидев
их, радостно возглашали:
- Конунг Теоден! Конунг Теоден! Властитель Ристании возвратился!
Протяжно затрубил рог, и гулким эхом отозвалась долина. За рекой
зажигались огни. И вдруг с высот дружно грянули трубы: казалось, они поют
под единым сводом, и слитный трубный гром раскатился по каменным склонам.
Так возвратился с победою властитель Мустангрима в Дунхерг, в свое
высокогорное Укрывище. Последняя рать Ристании была в сборе; проведав о
приближении конунга, воеводы встретили его у переправы, как и велел
Гэндальф. Впереди ехал Дунгир, здешний правитель.
- Государь, - сказал он, - три дня назад на рассвете примчался с запада
в Эдорас Светозар, и Гэндальф несказанно обрадовал нас вестью о твоей
победе. Но он приказал от лица твоего поторопить сбор. А затем нагрянул
крылатый Призрак.
- Крылатый Призрак? - повторил Теоден, - Мы тоже видели его, но посреди
ночи, еще когда Гэндальф был с нами.
- Может статься, вы его и видели, государь, - сказал Дунгир, - Он ли
был тогда или другой, но исчадьем мрака, подобьем чудовищной птицы явился он
в то утро над Эдорасом, и страх объял всех до единого. Ибо он снизился к
Медусельду, почти до самого купола, и раздался вопль, оледенивший сердца.
Тогда-то Гэндальф и посоветовал нам не собираться на равнине, а встретить
тебя здесь, в горном Укрывище. И не зажигать ни костров, ни факелов помимо
крайней нужды - так мы и сделали, потому что повелительны были его слова и
мы услышали в них твое веление. Здесь, над долиною, чудища не появлялись.
- Вы рассудили верно, - сказал Теоден, - Я сейчас еду в Укрывище, и
прежде, чем отойду ко сну, надо мне встретиться с воеводами и сенешалями.
Созовите их у меня как можно скорее!
Теперь дорога вела прямиком на восток - по долине, где она была шириною
не более полумили. Кругом лежали поля и травяные сумеречно-серые луга, и за
дальним краем ложбины Мерри увидел утесистый отрог Старкгорна, некогда
разрезанный рекой.
Равнина была заполнена людьми, Они толпились у дороги приветственными
кликами встречая конунга и западных ратников; а поодаль виднелись ряды
палаток и шатров, стояли за частоколами кони и стройно было составлено
оружие: копья торчали, как древесная поросль. Сумерки застилали многолюдный
лагерь, с гор веяло ночной прохладой, однако же фонари не горели и не пылали
костры. Расхаживали часовые в длинных плащах.
"Сколько же их тут собралось, ристанийцев?" - задумался Мерри, В
сгущавшейся тьме на глазок было не прикинуть, но вроде бы большое,
многотысячное войско. А пока он вертел головой, дружина конунга оказалась
возле огромной скалы у восточного края долины; дорога вдруг пошла в гору, и
Мерри изумленно поднял взгляд. Таких дорог он еще не видывал: верно, люди
проложили ее во времена совсем уж незапамятные. Змеею вилась она вверх,
врезаясь в отвесную скалу. Крутая, точно лестница, она открывала обзор то
спереди, то сзади. Лошади этот подъем кое-как одолевали; можно было втащить
и повозки, но никакой враг ниоткуда не смог бы обойти защитников, разве что
с воздуха. На каждом повороте дороги высились грубые изваяния:
человекоподобные фигуры сидели, поджав ноги и сложив толстые руки на пухлых
животах. Черты лица у многих с годами стерлись, лишь черные глазные дыры
взирали на мимоезжих. Конники их вниманием не удостаивали. Назывались они
Пукколы, колдовской силы не имели, страха никому не внушали; и Мерри
провожал изумленным и почти что жалостным взглядом эти выступавшие из
сумрака фигуры.
Потом он глянул назад и увидел, что взобрался уже высоко, и все равно в
тумане видно было, как снизу идут конники - нескончаемой вереницей идут и
расходятся по лагерю. Лишь конунг с приближенными ехали вверх, в Укрывище.
Наконец они выехали на край обрыва, а дорога вела все вверх, крутым
склоном к скалистой расселине, а за нею расстилалась долина. Звалась она
Фириэнфельд - широкая это была и красивая долина, травянистая, поросшая
вереском, над бурным ложем Снеговой, по южным склонам Старкгорна и северным
отлогам зубчатого хребта Ирензаги; туда-то и направлялись конники, и перед
ними вздымался Двиморберг, Гора Призраков с ее одетыми мрачным сосняком
кручами. Долину пересекал двойной ряд неуклюжих каменных вех; дорога между
ними уходила в сумрак и пропадала среди сосен. Отважься кто-нибудь по ней
поехать - он вскоре оказался бы в лесной мгле Димхолта, увидел бы зловещий
столп и зияющие Запретные врата.
Таков был угрюмый Дунхерг, сооруженный древним людским племенем, о
котором ни песни, ни сказания не сохранили памяти. И неведомо было, что
воздвигали древние строители - то ли город, то ли тайный храм, то ли царскую
усыпальницу. Трудились они в Темные Века, задолго до того, как приплыли
корабли к западным берегам и дунаданцы основали Гондор, и давным-давно
сгинул этот народ, одни лишь Пукколы упрямо сидели на изгибах дороги.
Мерри взглянул на каменные зубья, на их неровный строй: они исчернели и
выветрились, те покосились, другие упали, третьи надломились или искрошились
- ни дать ни взять голодный старческий оскал. Он подумал, зачем бы им тут
торчать, и понадеялся, что конунг не поедет между ними в густеющую темень.
Потом он различил по обеим сторонам дороги множество палаток и навесов, но
расположены они были поодаль от сумрачного леса и даже теснились к обрыву.
Большая часть лагеря находилась справа, где Фириэнфельд распластался вширь,
а слева палаток было поменьше, и среди них высился шатер. Оттуда выехал
навстречу им конник, и они свернули с дороги.
Конник приблизился, и Мерри увидел, что это женщина - длинные перевитые
волосы ее блистали в сумерках, но она была в шлеме, одета в кольчугу,
опоясана мечом.
- Привет тебе, властитель Мустангрима! - воскликнула она, - Всем
сердцем радуюсь твоему возвращению.
- Нерадостный у тебя голос, Эовин, - молвил конунг, - Ты чем-то
опечалена?
- Нет, все идет как должно, - отвечала она и вправду глухим голосом,
словно превозмогая слезы; да едва ли, подумал Мерри, вон у нее какое суровое
лицо, - Все как должно. Конечно, людям тяжко было в одночасье собираться в
дальний путь и покидать родные дома. Многие горько роптали, давно уж не
звучал призыв на брань средь наших зеленых равнин, - но непокорства не было.
Ополченье, как видишь, в сборе. И ночлег твой готов: я наслышана о вашей
победе и знала, когда тебя ждать.
- А, стало быть, Арагорн приехал! - воскликнул Эомер. - Он еще здесь?
- Нет, здесь его нету, - сказала Эовин, отвернувшись и глядя на
сумрачные вершины, южные и восточные.
- А где же он? - спросил Эомер.
- Не знаю, - сказала она, - Он прискакал ночью и уехал вчера на
рассвете, солнце еще не встало из-за гор. И где он теперь - не знаю.
- Ты горевала, дочь, - снова сказал Теоден, - О чем твоя печаль? Была
ли, скажи, речь о той дороге? - и он указал на чернеющий путь между каменных
вех к Двиморбергу. - Была ли речь о Стезе Мертвецов?
- Да, государь, - ответила Эовин, - Он ушел в смертную тьму, из которой
нет возврата. Я не сумела его отговорить. И где он теперь - не знаю.
- Значит, пути наши разошлись, - сказал Эомер. - Он сгинул во тьме, и
биться мы будем без него, обделенные надеждой.
Медленно, в безмолвии проехали они наверх травянистым вересковым лугом
и спешились возле шатра конунга. Все было для всех приготовлено, а о Мерри
позаботились особо: для него разбили палатку возле огромного шатра. Там он и
сидел один-одинешенек, и мимо него проходили люди - на совет к конунгу.
Темнело все больше, западные вершины высились в звездных венцах, и
непроглядная тьма застилала восток. Уже почти исчезли из виду каменные
зубья, но за ними из ночной мглы проступала черная громада Двиморберга.
- Что еще за Стезя Мертвецов? - тихо разговаривал Мерри сам с собой. -
Какая такая Стезя? Да, а вот я-то один остался не при деле из всего нашего
Отряда. Всех судьба разбросала: Гэндальф с Пином отправились воевать на
востоке, Сэм и Фродо - в Мордор, а Бродяжник, Леголас и Гимли уехали Стезей
Мертвецов. Наверно, скоро выпадет и мой черед. Знать бы хоть, о чем они там
совещаются, что надумал конунг. А то я ведь теперь с ним повязан - куда он,
туда и я.
Невеселые мысли шли ему на ум, а вдобавок он еще вдруг ужасно
проголодался и решил выйти поглядеть, неужто же он один здесь такой
голодный. Но в это время грянула труба, и его, оруженосца конунга, вызвали
прислуживать государю за столом.
В глубине шатра, за узорчатыми занавесями, были разостланы шкуры, и за
низеньким столом сидели Теоден, Эомер и Эовин, а с ними Дунгир, правитель
Укрывища, Мерри занял свое место позади конунга, но вскоре тот, очнувшись от
глубокой задумчивости, с улыбкой обернулся к нему.
- Иди сюда, сударь мой Мериадок! - сказал он, - Негоже тебе стоять.
Покуда мы пребываем в моих владениях, ты будешь сидеть возле меня и тешить
мне сердце своими рассказами.
Хоббита усадили на скамью по левую руку от конунга, но до рассказов
дело не дошло. Трапеза была молчаливая, слова роняли скупо; наконец Мерри
собрался с духом и все-таки задал вопрос, вертевшийся у него на языке.
- Уже дважды, государь, слышал я о Стезе Мертвецов, - сказал он, - Что
это за Стезя? И куда отправился этой Стезею Бродяж... то есть Арагорн?
Конунг лишь вздохнул, и тщетно Мерри ждал ответа; потом Эомер сказал:
- Куда он отправился, нам, увы, неведомо, А Стезя Мертвецов... ты сам
нынче ехал по ней. Нет, не ищи в моих словах зловещего смысла! Просто дорога
наверх, с которой мы свернули, ведет через Димхолт к Запретным вратам. А что
за ними - никто не знает.
- Да, этого не знает никто, - подтвердил Теоден, - Лишь древние,
полузабытые преданья хранят об этом неясную память. В нашем роду, в роду
Эорла, отцы искони рассказывали их сыновьям, и если правдивы старинные были,
то за вратами под Двиморбергом лежит тайный путь в горные недра. Но к вратам
и подступиться никто не смеет с тех пор, как вошел в них Бальдор, сын Брего.
Брего устроил празднество в честь воздвиженья Медусельда, и Бальдор, осушив
лишний рог вина, сгоряча поклялся проникнуть в тайну Горы Призраков. Навеки
пропал он с глаз людских, и остался без наследника высокий престол в
златоверхом дворце.
Говорят в народе, что покойники Темных Веков крепко стерегут от живых
проход к своим сокровенным чертогам, а бывает, они выходят наружу и
призрачными тенями спускаются вниз по дороге. Тогда жители Укрывища в страхе
запирают двери и завешивают окна. Но мертвецы появляются редко - лишь в
тревожные и кровавые времена.
- Из Укрывища доносят, - тихо промолвила Эовин, - что недавно, в
безлунную ночь, на гору взъехало большое войско в диковинных доспехах.
Откуда оно взялось, никто не знает: воины промчались меж каменных вех к
Двиморбергу, словно их там заждались.
- Да Арагорн-то зачем туда поехал? - не унимался Мерри, - Неужели
совсем уж неизвестно?
- Разве что тебе, его другу, от него самого известно что-нибудь, о чем
не ведаем мы, - отозвался Эомер, - А если нет - никто из живых тебе ответа
не даст.
- Вовсе не таким запомнила я его, когда впервые увидела во дворце, -
сказала Эовин. - Он постарел и посуровел. И был точно одержимый: казалось,
ему слышен замогильный зов.
- Может статься, и был слышен, - сказал Теоден, - сердце мое чует, что
мы с ним больше не свидимся. И все же ему, прирожденному властителю, должно
быть, уготован высокий жребий. Утешься, дочь, - я вижу, ты горько скорбишь о
нашем госте, - утешься, ибо рассказывают, что, когда эорлинги явились с
севера и поднялись к истокам Снеговой, примечая места для будущих крепостей,
Брего и сын его Бальдор проехали за Укрывище сквозь Димхолт и достигли
черных Врат. Возле них сидел древний-древний старец, высокий и царственный,
безмолвный и недвижный - точь-в-точь обветшалый истукан. Так и рассудили
Брего с Бальдором и хотели было проехать мимо, но вдруг раздался голос будто
из-под земли - старец, к их изумленью, молвил на всеобщем языке: Путь
закрыт. Они остановились, взглянули на старца и увидели, что он еще жив, но
к ним он взора не обратил. Путь закрыт, повторил голос. Он Проложен темu,
кто давно уже мертв, и мертвецы устерегут его, покуда не исполнятся сроки.
Путь закрыт.
А когда исполнятся сроки? - спросил Бальдор, но ответа не дождался:
старец замертво рухнул ничком. И с тех пор мы больше ничего не проведали о
призрачных стражах горных недр. Однако же, может статься, ныне сроки
исполнились, и Арагорну путь откроется.
- Как узнать, не входя во Врата, откроется путь или нет? - сказал
Эомер, - А я туда не пошел бы, даже если б стоял один против всех полчищ
Мордора и больше некуда было податься. Что за напасть, какая одержимость
одолела витязя из витязей в нынешний роковой час! Неужели мало кругом
нечисти, что надо искать ее под землей? Война вот-вот грянет, а он...
Эомер смолк: снаружи послышался шум, кто-то выкликнул имя Теодена, и
стража его расспрашивала.
Вскоре начальник стражи отвел завесу шатра.
- Государь, - сказал он, - из Гондора прибыл посланец. Просит немедля
допустить его к тебе.
- Пусть войдет! - велел Теоден, Вошел высокий ратник, и Мерри едва не
вскрикнул: на миг ему почудилось, будто перед ними вживе предстал Боромир.
Приглядевшись, он увидел, что это, конечно же, незнакомец, но и вправду
очень похожий на Боромира - рослый, статный, сероглазый. На нем был
темно-зеленый плащ конника поверх мелкосетчатой кольчуги, с венца шлема
мерцала серебряная звездочка. В руке он держал черноперую стрелу с
зазубренным и обагренным стальным наконечником. Став на одно колено, он
протянул стрелу конунгу.
- Привет тебе, властитель Мустангрима, исконный наш друг и верный
соратник! - молвил он, - Я, Хиргон, посланец Денэтора, вручаю тебе это
знамение войны. Великая беда грозит Гондору. Никогда прежде мустангримцы не
отказывали нам в подмоге, но на сей раз Денэтор просит вас собрать все ваши
силы и явиться как можно скорее - иначе Гондор падет!
- Багряная Стрела! - проговорил Теоден, принимая ее дрогнувшей рукой;
весть была хоть и заведомая, но оттого не менее грозная. - На моем веку
Багряной Стрелы в Ристанию ни разу не присылали! Неужто на нас вся надежда?
А как мыслит Денэтор - велики ли наши силы и скоро ли мы сможем явиться?
- Про то тебе лучше знать, государь, - сказал Хиргон. - Но, наверно, на
днях Гондор будет окружен, и коли не хватит у тебя сил прорвать мощную
осаду, то государь Денэтор велел сказать тебе, что лучше бы ристанийскому
воинству стоять на стенах, чем лечь под стенами!
- Разве не знает он, что нам привычнее биться верхом в поле, и еще -
что народ наш рассеян по горам, долам и равнинам и наших конников мигом не
соберешь? Верно ли, Хиргон, что повелитель Минас-Тирита знает всегда больше,
чем говорит? Ибо мы, как видишь, уже в сборе, весть твоя не застала нас
врасплох. У нас побывал Гэндальф Серый, и мы изготовились ехать на восток,
на великую битву.
- Ведает обо всем этом властодержец Денэтор или нет - мне знать не
дано, - отвечал Хиргон, - Мой государь не шлет вам повелений, он просит вас
во имя старой дружбы и во исполнение давних клятв, ради собственного
спасения свершить все, что в ваших силах. Нам доносят, что многие восточные
цари привели свои рати под начало Мордора. От северных краев до равнины
Дагорлада разгорается пожар войны. С юга идут хородримцы, все наше побережье
настороже, и невелика будет нам подмога оттуда. Поспешите же! Ведь у стен
Минас-Тирита решится общая судьба, и если там мы врага не сдержим, то черный
потоп захлестнет цветущие равнины Ристании и даже здесь, в горах, никто не
укроется.
- Мрачные известия, - сказал Теоден, - хотя новостями их не назовешь.
Впрочем, скажи Денэтору, что, если бы Ристании и не грозила опасность, мы