Я повернул налево, к Пенсильвания-авеню, затем направо.
— Кортеж Ван Зандта поедет этим же путем.
Падильо придвинулся к окну и посмотрел на сад, расположенный на крыше отеля.
— В это время года он закрыт, не так ли?
— Конечно.
Мы повернули направо, на Восемнадцатую улицу, и доехали по ней по пересечения с Коннектикут-авеню. Каким-то чудом свободное место у тротуара нашлось напротив нашего салуна. В зале я включил один ряд ламп, но если стало светлее, то ненамного. К бару мы продвигались, то и дело натыкаясь на стулья. Падильо прошел за стойку и зажег подсветку бутылок и раковин.
— Что будем пить?
— Даже не знаю.
— "Мартини"?
— Почему бы и нет.
— С водкой?
— С джином.
— Льда добавить?
— Не надо.
Он быстро смешал коктейли и поставил передо мной полный бокал.
— Этот нектар поможет тебе избавиться от той печали, что хотела излечить Магда.
— Держу пари, повеселиться с ней можно.
— Она еще и прекрасно танцует.
— Ты вот говорил, что с пистолетом она на «ты».
— Можешь не сомневаться.
— То есть ее мастерство сослужит нам хорошую службу, когда мы поедем за Фредль?
— При условии, что и на следующей неделе она будет играть в нашей команде.
— А будет?
— Не знаю. Поэтому тебе лучше поехать с ней.
Я кивнул.
— Собственно, я и хотел это предложить.
Падильо пригубил свой бокал.
— После того, как ты вызволишь свою жену и отвезешь ее в безопасное место, я бы хотел, чтобы ты подъехал к «Роджер Смит».
— Возможны сюрпризы?
— Не исключено.
Я попробовал «мартини». Смешивать коктейли Падильо не разучился.
— Ты думаешь, они напишут письмо?
— Если Димек как следует их прижмет. Сядет напротив с привычным для него видом — «я не сдвинусь с места, пока вы это не сделаете», и едва ли они устоят. Да и особого выбора у них нет.
— Для него это письмо — страховка.
— Хорошо бы и ему держаться того же мнения. Потому что он может просто рассказать африканцам, как мы хотим использовать их письмо.
— Я уже думал об этом. Но в этом случае он ничего не выгадывает.
— Будем надеяться. Я также надеюсь, что и Прайс теперь не будет охотиться за мной.
— Скорее всего нет, но ты что-то уж очень заботишься о нем, хотя не прошло и двенадцати часов, как он в тебя стрелял.
Падильо потянулся за шейкером, заглянул в него.
— Забочусь я все-таки не о Прайсе. Давай выпьем еще по бокалу, а потом пойдем и где-нибудь перекусим.
— Не возражаю.
Вновь он смешал «мартини» и разлил по бокалам.
— С Прайсом все куда забавнее, чем кажется на первый взгляд.
— Не понял.
— Письмо — письмом, но только из-за него он бы от меня не отстал.
— А что же еще удержит его?
— Сколько раз стрелял он в меня?
— Дважды.
— Он дважды промахнулся. Пять лет тому назад обе пули сидели бы во мне. Три года тому назад он бы умер до того, как нажал на спусковой крючок. Ты заметил, что я в него не выстрелил.
— Я подумал, что ты решил изобразить джентльмена.
Падильо усмехнулся.
— Дело в другом. Я не мог унять дрожь в руке.
По Коннектикут-авеню мы дошли до ресторана «Харви», где и перекусили. Затем вновь поехали на Седьмую улицу, нашли место для стоянки и поднялись в знакомую комнатенку с металлическими стульями и пыльным столом. Я спросил Падильо, не беспокоит ли его рана. Он ответил, что бок побаливает, а потому я вновь предложил ему место за столом. Сам поставил стул рядом, второй — так, чтобы положить на него ноги, и сел. И не было у нас другого занятия, кроме как ожидать прибытия гангстеров.
Появились они ровно в два, Хардман и трое негров, в строгих темных костюмах, белых рубашках, при галстуках и в начищенных ботинках. Он представил их нам и сказал им, кто мы такие.
— Это Веселый Джонни, — указал Хардман на высокого тощего негра и большим ртом и толстыми губами. Я бы дал ему года тридцать два — тридцать три. Негр кивнул нам, вытащил из кармана носовой платок, протер сиденье одного из стульев и сел.
— Это Тюльпан. — В Тюльпане, широкоплечем, коренастом, со сморщенным личиком, более всего привлекали внимание руки с длинными, нервными пальцами. Они не знали ни секунды покоя, летая от лацканов к карманам, а затем к волосам и, наконец, к узлу галстука.
Последним Хардман представил нам симпатичного мулата, которого звали Найнболл. Из всех четверых только он носил усы. Найнболл дружелюбно улыбнулся, когда Хардман назвал его имя.
— Вы будете работать с этими людьми, — подвел черту под вступительной частью Хардман. — Им же вы должны уплатить по две тысячи долларов, и я хотел бы обойтись без лишних приключений.
— Деньги будут у вас утром, — пообещал я. — Как только откроется банк.
Хардман вытащил бумажник из крокодиловой кожи, раскрыл его, достал листок бумаги.
— Работа будет стоить вам десять тысяч двести сорок семь долларов. Шесть «кусков» моим друзьям, по одному — за фургон и пикап, тысячу — моему человеку в телефонной компании, еще одну — на покраску двух автомобилей и двести сорок семь долларов — за комбинезоны и прочие мелочи.
— Придется ли нам пускать в ход ножи? — спросил Найнболл.
— Будем надеяться, что нет, — ответил Падильо.
Найнболл покивал.
— Но может возникнуть такая необходимость?
— Может, — не стал отрицать Падильо.
— Вы уже все распланировали? — спросил Хардман.
— В этих цифрах не хватает одной малости, — вставил я.
— Какой? — повернулся ко мне Хардман.
— Отсутствует ваша доля.
— Об этом мы еще поговорим, — ответил здоровяк-негр.
Падильо наклонился вперед, положил руки на стол, который заранее протер.
— Диспозиция предлагается следующая. Во вторник к половине двенадцатого утра вы располагаетесь на Массачусетс-авеню около торговой миссии. Ваши машины должны стоять так, чтобы ничего не мешало наблюдать за домом. Если там есть черный ход, поставьте в проулке фургон. Ровно в половине двенадцатого в здание войдет белая девушка. Она приедет на новом «шевроле» зеленого цвета с номерными знаками округа Колумбия. Также в половине двенадцатого вы включите селекторную связь. Насколько я понимаю, в пикапе будет Хардман, так что вы замкнетесь на него. Если девушка не выйдет из здания торговой миссии в двенадцать часов, вы войдете внутрь и выведите ее.
Падильо замолчал, но вопросов не последовало. Хардман откашлялся и добавил:
— Об этом я им уже говорил. Упомянул и о дополнительном вознаграждении, положенном в том случае, если придется идти в торговую миссию.
— Вознаграждение будет, — подтвердил Падильо.
— Кто поведет мою машину? — спросил Хардман.
— Маккоркл. С ним будет женщина, которую вы видели у Бетти.
— Понятно.
— Маккоркл припаркуется в паре кварталов от торговой миссии на боковой улице. Когда девушку выведут из миссии, пикап и фургон последуют за тем автомобилем, в котором ее повезут. Маккоркл будет держаться на квартал позади. По селекторной связи вы будете говорить ему, куда ехать.
Падильо закурил, предложил сигареты нашим гостям. Те отрицательно покачали головами.
— Когда девушку привезут к их тайному убежищу, вы подождете, пока они, а я думаю, их будет двое, не заведут ее в дом и не уедут. После этого Маккоркл и женщина подойдут к двери...
— Вы еще не знаете, какая это дверь? — спросил Тюльпан.
— Мы даже не представляем себе, в какой части города она находится, — ответил Падильо. — Но Маккоркл и женщина все равно подойдут к двери. Они постараются изобразить новых владельцев дома по соседству, которые приехали с мебелью и грузчиками, то есть с вами, но заблудились в незнакомом для них районе.
— Дельная мысль, — покивал Хардман.
— Женщина позвонит в звонок или постучит в дверь. Когда она откроется, вы быстро подтянетесь к Маккорклу и женщине. Очень быстро, потому что это ваша единственная возможность войти в дом.
— Вы думаете, они так просто нас впустят? — удивился Найнболл. — Только потому, что она их попросит?
— Она не будет ни о чем их просить, — пояснил Хардман. — Просто тот парень, что откроет дверь, неожиданно для себя обнаружит, что ему в живот нацелен пистолет. Так, Мак?
— Так, — подтвердил я.
— Внутри у вас будет одна забота, — продолжил Падильо. — Как можно скорее вывести из дома миссис Маккоркл и девушку.
— Вы имеете в виду ту крошку, что привезут из торговой миссии? — уточнил Хардман. — А как же женщина с пистолетом?
— Повторяю, вы должны увести из дома миссис Маккоркл и Сильвию Андерхилл. Магда сама позаботится о себе.
— А в доме, о котором мы ничего не знаем, может начаться заварушка? — спросил Веселый Джонни.
— Совершенно верно. Может.
— Куда нам отвезти женщин? — полюбопытствовал Найнболл.
Ответил ему Хардман:
— К Бетти. А потом поболтаетесь поблизости, чтобы убедиться, что за ними нет погони.
Хардман оглядел свою гвардию.
— Если у вас есть вопросы, задайте их сейчас, — черные лица остались бесстрастными. Хардман встал. — Хорошо, я найду вас ближе к вечеру. Вам есть чем заняться, так что не будем терять времена.
Они поднялись, кивнули нам на прощание и один за другим скрылись за дверью. Хардман проводил их взглядом, потом повернулся ко мне и Падильо.
— Как они вам?
— По-моему, крепкие ребята, — ответил я.
Падильо молча кивнул.
— А где будете вы? — спросил его Хардман.
— В отеле.
— А Маш?
— Со мной... если вы не возражаете.
— Нет, конечно. Я говорил ему, что он не останется без работы. Но вы пока не знаете, что именно от него потребуется?
— Не знаю.
— Понятно. Маш обходится дорого.
— Если он хорош в деле, я заплачу сколько потребуется.
Хардман уставился в пол.
— Округлим ваши расходы до пятнадцати тысяч. Я расплачусь за все, а что останется, возьму себе.
— Тогда с Машем я договорюсь сам. Я бы хотел повидаться с ним вечером.
— Где?
— В моем отеле. Он у меня уже был.
— В какое время?
— В девять часов.
— Он приедет.
Хардман встал, шагнул к двери.
— Полагаю, пока все?
Падильо кивнул.
— Утром деньги будут, — напомнил я.
Хардман махнул рукой, показывая, что он в этом не сомневается.
— Я заеду где-нибудь в полдень и останусь на ленч.
— Вас накормят за счет заведения.
Хардман хохотнул.
— На это я и рассчитываю.
Попрощался с нами и последовал за своими приятелями, здоровяк весом в двести сорок фунтов[8], под тяжестью которого прогибались ступени.
Шаги Хардмана уже затихли внизу, а Падильо все смотрел в стол.
— Ты ему доверяешь?
— Что я должен ответить? Как самому себе?
— Не знаю. Мы ведем речь о крупных суммах, а он получает крохи.
— Может, на уме у него что-то еще.
Падильо поднял голову.
— Может. И если это так, во вторник тебя ждет много интересного, когда придется решать, нравятся ли тебе его идеи или нет.
Глава 21
Глава 22
— Кортеж Ван Зандта поедет этим же путем.
Падильо придвинулся к окну и посмотрел на сад, расположенный на крыше отеля.
— В это время года он закрыт, не так ли?
— Конечно.
Мы повернули направо, на Восемнадцатую улицу, и доехали по ней по пересечения с Коннектикут-авеню. Каким-то чудом свободное место у тротуара нашлось напротив нашего салуна. В зале я включил один ряд ламп, но если стало светлее, то ненамного. К бару мы продвигались, то и дело натыкаясь на стулья. Падильо прошел за стойку и зажег подсветку бутылок и раковин.
— Что будем пить?
— Даже не знаю.
— "Мартини"?
— Почему бы и нет.
— С водкой?
— С джином.
— Льда добавить?
— Не надо.
Он быстро смешал коктейли и поставил передо мной полный бокал.
— Этот нектар поможет тебе избавиться от той печали, что хотела излечить Магда.
— Держу пари, повеселиться с ней можно.
— Она еще и прекрасно танцует.
— Ты вот говорил, что с пистолетом она на «ты».
— Можешь не сомневаться.
— То есть ее мастерство сослужит нам хорошую службу, когда мы поедем за Фредль?
— При условии, что и на следующей неделе она будет играть в нашей команде.
— А будет?
— Не знаю. Поэтому тебе лучше поехать с ней.
Я кивнул.
— Собственно, я и хотел это предложить.
Падильо пригубил свой бокал.
— После того, как ты вызволишь свою жену и отвезешь ее в безопасное место, я бы хотел, чтобы ты подъехал к «Роджер Смит».
— Возможны сюрпризы?
— Не исключено.
Я попробовал «мартини». Смешивать коктейли Падильо не разучился.
— Ты думаешь, они напишут письмо?
— Если Димек как следует их прижмет. Сядет напротив с привычным для него видом — «я не сдвинусь с места, пока вы это не сделаете», и едва ли они устоят. Да и особого выбора у них нет.
— Для него это письмо — страховка.
— Хорошо бы и ему держаться того же мнения. Потому что он может просто рассказать африканцам, как мы хотим использовать их письмо.
— Я уже думал об этом. Но в этом случае он ничего не выгадывает.
— Будем надеяться. Я также надеюсь, что и Прайс теперь не будет охотиться за мной.
— Скорее всего нет, но ты что-то уж очень заботишься о нем, хотя не прошло и двенадцати часов, как он в тебя стрелял.
Падильо потянулся за шейкером, заглянул в него.
— Забочусь я все-таки не о Прайсе. Давай выпьем еще по бокалу, а потом пойдем и где-нибудь перекусим.
— Не возражаю.
Вновь он смешал «мартини» и разлил по бокалам.
— С Прайсом все куда забавнее, чем кажется на первый взгляд.
— Не понял.
— Письмо — письмом, но только из-за него он бы от меня не отстал.
— А что же еще удержит его?
— Сколько раз стрелял он в меня?
— Дважды.
— Он дважды промахнулся. Пять лет тому назад обе пули сидели бы во мне. Три года тому назад он бы умер до того, как нажал на спусковой крючок. Ты заметил, что я в него не выстрелил.
— Я подумал, что ты решил изобразить джентльмена.
Падильо усмехнулся.
— Дело в другом. Я не мог унять дрожь в руке.
По Коннектикут-авеню мы дошли до ресторана «Харви», где и перекусили. Затем вновь поехали на Седьмую улицу, нашли место для стоянки и поднялись в знакомую комнатенку с металлическими стульями и пыльным столом. Я спросил Падильо, не беспокоит ли его рана. Он ответил, что бок побаливает, а потому я вновь предложил ему место за столом. Сам поставил стул рядом, второй — так, чтобы положить на него ноги, и сел. И не было у нас другого занятия, кроме как ожидать прибытия гангстеров.
Появились они ровно в два, Хардман и трое негров, в строгих темных костюмах, белых рубашках, при галстуках и в начищенных ботинках. Он представил их нам и сказал им, кто мы такие.
— Это Веселый Джонни, — указал Хардман на высокого тощего негра и большим ртом и толстыми губами. Я бы дал ему года тридцать два — тридцать три. Негр кивнул нам, вытащил из кармана носовой платок, протер сиденье одного из стульев и сел.
— Это Тюльпан. — В Тюльпане, широкоплечем, коренастом, со сморщенным личиком, более всего привлекали внимание руки с длинными, нервными пальцами. Они не знали ни секунды покоя, летая от лацканов к карманам, а затем к волосам и, наконец, к узлу галстука.
Последним Хардман представил нам симпатичного мулата, которого звали Найнболл. Из всех четверых только он носил усы. Найнболл дружелюбно улыбнулся, когда Хардман назвал его имя.
— Вы будете работать с этими людьми, — подвел черту под вступительной частью Хардман. — Им же вы должны уплатить по две тысячи долларов, и я хотел бы обойтись без лишних приключений.
— Деньги будут у вас утром, — пообещал я. — Как только откроется банк.
Хардман вытащил бумажник из крокодиловой кожи, раскрыл его, достал листок бумаги.
— Работа будет стоить вам десять тысяч двести сорок семь долларов. Шесть «кусков» моим друзьям, по одному — за фургон и пикап, тысячу — моему человеку в телефонной компании, еще одну — на покраску двух автомобилей и двести сорок семь долларов — за комбинезоны и прочие мелочи.
— Придется ли нам пускать в ход ножи? — спросил Найнболл.
— Будем надеяться, что нет, — ответил Падильо.
Найнболл покивал.
— Но может возникнуть такая необходимость?
— Может, — не стал отрицать Падильо.
— Вы уже все распланировали? — спросил Хардман.
— В этих цифрах не хватает одной малости, — вставил я.
— Какой? — повернулся ко мне Хардман.
— Отсутствует ваша доля.
— Об этом мы еще поговорим, — ответил здоровяк-негр.
Падильо наклонился вперед, положил руки на стол, который заранее протер.
— Диспозиция предлагается следующая. Во вторник к половине двенадцатого утра вы располагаетесь на Массачусетс-авеню около торговой миссии. Ваши машины должны стоять так, чтобы ничего не мешало наблюдать за домом. Если там есть черный ход, поставьте в проулке фургон. Ровно в половине двенадцатого в здание войдет белая девушка. Она приедет на новом «шевроле» зеленого цвета с номерными знаками округа Колумбия. Также в половине двенадцатого вы включите селекторную связь. Насколько я понимаю, в пикапе будет Хардман, так что вы замкнетесь на него. Если девушка не выйдет из здания торговой миссии в двенадцать часов, вы войдете внутрь и выведите ее.
Падильо замолчал, но вопросов не последовало. Хардман откашлялся и добавил:
— Об этом я им уже говорил. Упомянул и о дополнительном вознаграждении, положенном в том случае, если придется идти в торговую миссию.
— Вознаграждение будет, — подтвердил Падильо.
— Кто поведет мою машину? — спросил Хардман.
— Маккоркл. С ним будет женщина, которую вы видели у Бетти.
— Понятно.
— Маккоркл припаркуется в паре кварталов от торговой миссии на боковой улице. Когда девушку выведут из миссии, пикап и фургон последуют за тем автомобилем, в котором ее повезут. Маккоркл будет держаться на квартал позади. По селекторной связи вы будете говорить ему, куда ехать.
Падильо закурил, предложил сигареты нашим гостям. Те отрицательно покачали головами.
— Когда девушку привезут к их тайному убежищу, вы подождете, пока они, а я думаю, их будет двое, не заведут ее в дом и не уедут. После этого Маккоркл и женщина подойдут к двери...
— Вы еще не знаете, какая это дверь? — спросил Тюльпан.
— Мы даже не представляем себе, в какой части города она находится, — ответил Падильо. — Но Маккоркл и женщина все равно подойдут к двери. Они постараются изобразить новых владельцев дома по соседству, которые приехали с мебелью и грузчиками, то есть с вами, но заблудились в незнакомом для них районе.
— Дельная мысль, — покивал Хардман.
— Женщина позвонит в звонок или постучит в дверь. Когда она откроется, вы быстро подтянетесь к Маккорклу и женщине. Очень быстро, потому что это ваша единственная возможность войти в дом.
— Вы думаете, они так просто нас впустят? — удивился Найнболл. — Только потому, что она их попросит?
— Она не будет ни о чем их просить, — пояснил Хардман. — Просто тот парень, что откроет дверь, неожиданно для себя обнаружит, что ему в живот нацелен пистолет. Так, Мак?
— Так, — подтвердил я.
— Внутри у вас будет одна забота, — продолжил Падильо. — Как можно скорее вывести из дома миссис Маккоркл и девушку.
— Вы имеете в виду ту крошку, что привезут из торговой миссии? — уточнил Хардман. — А как же женщина с пистолетом?
— Повторяю, вы должны увести из дома миссис Маккоркл и Сильвию Андерхилл. Магда сама позаботится о себе.
— А в доме, о котором мы ничего не знаем, может начаться заварушка? — спросил Веселый Джонни.
— Совершенно верно. Может.
— Куда нам отвезти женщин? — полюбопытствовал Найнболл.
Ответил ему Хардман:
— К Бетти. А потом поболтаетесь поблизости, чтобы убедиться, что за ними нет погони.
Хардман оглядел свою гвардию.
— Если у вас есть вопросы, задайте их сейчас, — черные лица остались бесстрастными. Хардман встал. — Хорошо, я найду вас ближе к вечеру. Вам есть чем заняться, так что не будем терять времена.
Они поднялись, кивнули нам на прощание и один за другим скрылись за дверью. Хардман проводил их взглядом, потом повернулся ко мне и Падильо.
— Как они вам?
— По-моему, крепкие ребята, — ответил я.
Падильо молча кивнул.
— А где будете вы? — спросил его Хардман.
— В отеле.
— А Маш?
— Со мной... если вы не возражаете.
— Нет, конечно. Я говорил ему, что он не останется без работы. Но вы пока не знаете, что именно от него потребуется?
— Не знаю.
— Понятно. Маш обходится дорого.
— Если он хорош в деле, я заплачу сколько потребуется.
Хардман уставился в пол.
— Округлим ваши расходы до пятнадцати тысяч. Я расплачусь за все, а что останется, возьму себе.
— Тогда с Машем я договорюсь сам. Я бы хотел повидаться с ним вечером.
— Где?
— В моем отеле. Он у меня уже был.
— В какое время?
— В девять часов.
— Он приедет.
Хардман встал, шагнул к двери.
— Полагаю, пока все?
Падильо кивнул.
— Утром деньги будут, — напомнил я.
Хардман махнул рукой, показывая, что он в этом не сомневается.
— Я заеду где-нибудь в полдень и останусь на ленч.
— Вас накормят за счет заведения.
Хардман хохотнул.
— На это я и рассчитываю.
Попрощался с нами и последовал за своими приятелями, здоровяк весом в двести сорок фунтов[8], под тяжестью которого прогибались ступени.
Шаги Хардмана уже затихли внизу, а Падильо все смотрел в стол.
— Ты ему доверяешь?
— Что я должен ответить? Как самому себе?
— Не знаю. Мы ведем речь о крупных суммах, а он получает крохи.
— Может, на уме у него что-то еще.
Падильо поднял голову.
— Может. И если это так, во вторник тебя ждет много интересного, когда придется решать, нравятся ли тебе его идеи или нет.
Глава 21
Не торопясь мы доехали до моего дома, загнали машину в подземный гараж, поднялись на лифте. Я позвонил в звонок, но никто не подошел к двери, чтобы поинтересоваться, желанные ли прибыли гости. Поэтому я вставил ключ в замок, повернул, повторил ту же процедуру со вторым замком и приоткрыл дверь, насколько позволяла цепочка.
— Это мы, Сильвия. Впусти нас, — и закрыл дверь. Она сняла цепочку. Мы вошли. В наше отсутствие Сильвия прибралась в квартире. Взбила подушки, очистила пепельницы, убрала чашки и тарелки. В спальни я не заглядывал, но, не боясь ошибиться, предположил, что постели застелены. Похоже, она ни в чем не терпела беспорядка.
— Как ваши успехи? — спросила Сильвия.
— Все нормально. Мы сказали все, что хотели, и нас поняли, — ответил Падильо. — Теперь все знают, кому что делать.
— Вы встречались с теми людьми, о которых мы говорили?
— Да.
— Хотите кофе?
— С удовольствием, — ответил я.
Не отказался и Падильо.
Сильвия принесла две чашечки, а потом мы сидели в гостиной и пили горячий кофе. Как частенько по воскресеньям с Фредль. Мне нравился этот день недели, заполненный неспешным перелистыванием «Нью-Йорк тайме», «Вашингтон пост» и «Вашингтон стар», обильным завтраком и бесконечными чашечками кофе. Если мы поднимались достаточно рано, я настраивал радио на церковную волну и мы целый час слушали псалмы. Фредль иной раз подпевала. Потом я переключался на городские новости, и комментатор цитировал содержание колонок светской хроники, добавляя собственный анализ поведения тех, кто, судя по газетным полосам, вызывал наибольший интерес публики. Днем Фредль частенько выводила меня на прогулку, а если лил дождь, мы шли в кино и смотрели какой-нибудь старый двухсерийный фильм, уминая при этом пакет воздушной кукурузы. Иной раз мы проводили воскресенье и по-другому, но неизменно в тишине и покое. К примеру, мы могли весь день посвятить Национальной галерее, а то сесть в самолет и улететь в Нью-Йорк, погулять по Манхэттену, выпить пару коктейлей, а вечером вернуться домой. Воскресенья принадлежали только нам, и мы уже привыкли ни с кем их не делить. А потому мне очень недоставало моей жены, и я нервничал, гадая, что она делает и как себя чувствует. Еще более нервировало меня собственное бессилие, невозможность хоть чем-то помочь Фредль.
— Когда же я наконец доберусь до них? — задал я риторический вопрос.
Падильо повернулся ко мне.
— Нервничаешь?
— еще как. Может, мне начать кусать губы?
— Лекарства все равно нет.
— И что бы ты посоветовал?
— Чтобы удержаться от криков?
— Да.
— Я кричал бы молча.
— А это поможет?
— Едва ли.
— Так есть ли смысл пробовать?
— Во всяком случае, ты можешь подумать, а как же этого добиться.
— У нас есть дела на вторую половину дня или это время отдыха?
— Никаких дел у нас нет.
Я встал.
— Тогда пойду вздремнуть. Лучше кошмарный сон, чем такое бодрствование.
Падильо нахмурился.
— Ты еще можешь обратиться в ФБР.
— Я уже думал об этом, но решил, что мы зашли слишком далеко. Я даже не уверен, поверят ли они нам.
— Завтра — крайний срок. Потом будет поздно.
— Если в я сразу позвонил в полицию, Фредль уже убили. А так она жива. С другой стороны, ситуация меняется, и я не уверен, что в нашу пользу. Задействовано уже много людей. Почему не привлечь еще нескольких? Почему не позвонить в ФБР, чтобы их агенты установили слежку за Боггзом и Даррафом, выяснили, где прячут Фредль, проникли в тот таинственный дом и спасли ее? Казалось бы, так просто, так легко. Всего один телефонный звонок. Но видимая простота чревата большой вероятностью ошибки в расчетах.
— Возможно, не очень большой, — возразил Падильо. — Во-первых, они побеседуют с тобой, и тебе придется ответить на несколько вопросов. Ты можешь сказать им о Боггзе, Даррафе и Ван Зандте. Они все проверят, несмотря на их дипломатическую неприкосновенность. На это у них уйдет порядка двадцати четырех часов. Ты можешь сказать им о Димеке, Магде и Прайсе, это они тоже проверят. Мои бывшие работодатели с радостью поделятся всей имеющейся в их распоряжении информацией. Пусть не завтра, но через неделю наверняка. Есть еще Маш, Хардман и его команда. Ты можешь сказать копам и о Хардмане. Они и так знают предостаточно, но кое-что будет для них внове. Хардман и Маш возражать не будут, разве что немного обидятся на тебя. После чего тебе придется частенько оглядываться, чтобы избежать всяческих неприятностей. А все это время Фредль будет сидеть под дулом пистолета. И роковой выстрел обязательно прозвучит днем во вторник, в уже назначенный час. Но ты прав. Возможно, ФБР и сумеет выцарапать ее из рук африканцев. А потом примерно с неделю вы сможете провести в компании друг друга.
— И кто нам помешает?
— Выбор тут богатый. На первое место я бы поставил африканцев, следом — Димека и Прайса. Да не сбрасывай со счетов людей Хардмана. Ты слишком много знаешь, Мак.
— Они запомнят, — вставила Сильвия. — И Дарраф, и Боггз. Я знаю, какие они злопамятные.
Я вздохнул.
— Я же сказал, все слишком просто. Все мои идеи просты, потому что я старался жить просто и спокойно в этом идиотском мире. Я полагал, что нет более безобидного занятия, чем продавать еду и питье, а вышло все наоборот, — я встал и направился к спальне. — Постучите в дверь часов в шесть. Может, к тому времени я устану от кошмаров.
Кровать и на этот раз показалась мне слишком большой для одного, но, к моему изумлению, я быстро уснул. Снилась мне Фредль, как я и ожидал, но насчет кошмара я крепко ошибся. Наоборот, мы плыли на каноэ по кристально чистой реке в теплый июньский день, и особенно радовало меня то, что я не должен часто шевелить веслом. Мы прекрасно проводили время, и я огорчился, когда меня разбудил стук в дверь.
Я умылся, почистил зубы и вернулся в гостиную. Часы показывали восемь, и в гостиной я нашел только Сильвию. Она сидела на диване, поджав под себя ноги.
— Где Падильо?
— Ушел в отель. Он с кем-то встречается в девять вечера.
— С Машем, — кивнул я.
— Вы голодны?
— Кажется, нет.
— Может, мне что-нибудь приготовить?
— Нет, благодарю. Почему вы не разбудили меня раньше?
— Падильо сказал, что сон позволит вам скоротать время.
Мы посидели, болтая о пустяках, потом Сильвия приготовила сэндвичи. Только мы их съели, зазвонил телефон. В половине десятого.
Я взял трубку и услышал голос Боггза.
— Мы дадим Димеку это письмо. Решение не было единогласным. Я возражал.
— Я рад, что вы оказались в меньшинстве. Моя жена здесь?
— Да. Но не пытайтесь ставить новых условий, Маккоркл.
— Их ставил не я. Димек. Он нервничает. Полагаю, он вам не доверяет, и я ни в коей мере не старался убедить его в обратном, потому что не доверяю вам сам. Передайте трубку моей жене.
— Если что-нибудь случится с письмом...
— Я знаю. Можете не повторять своих угроз.
— А я повторю. Письмо должно вернуться к нам.
— Скажите это Димеку. Письмо будет у него.
— Я ему говорил.
— Когда он получит письмо?
— Во вторник.
— Хорошо. Дайте мне поговорить с женой.
— Вы поговорите с ней, когда я закончу. Человек, у которого окажется это письмо, сможет продать его за большие деньги. Если у Димека возникнет такая идея, я бы хотел, чтобы вы убедили его отказаться от нее.
— Он просит это письмо, потому что не доверяет вам. Вы не хотите, чтобы письмо оказалось у нас, потому что не доверяете нам. В этих делах я новичок, но даже мне представляется, что в обстановке всеобщего недоверия каждому нужны хоть какие-то гарантии. Это письмо — гарантия для Димека. И для нас тоже.
— С ним ничего не должно случиться, — отчеканил Боггз. — Вот ваша жена.
— Фредль?
— Да, дорогой. Со мной все в порядке, и, пожалуйста, не пытайся...
В трубке раздались гудки отбоя. Падильо хотел, чтобы я предупредил ее о наших планах на вторник. Но наш разговор закончился слишком быстро. Я положил трубку, потом взял ее вновь, набрал номер Падильо.
— Звонил Боггз. Они дадут письмо Димеку.
— Ты говорил с женой?
— Да.
— С ней все в порядке?
— Да, но я не успел ни о чем ее предупредить. У нее вырвали трубку.
— Что еще сказал Боггз?
— Обменялись любезностями насчет взаимного доверия. Димек, похоже, блестяще сыграл свою роль.
— Я в этом не сомневался. Письмо действительно необходимо, если он хочет получить вторую половину вознаграждения.
— И что теперь? — спросил я.
— Маш только что ушел. Отправился добывать «винчестер» для Димека.
— Ты уже знаешь, что нам делать дальше?
— В основном да. Многое зависит от Прайса, Димека и Магды. На чью сторону они решат встать. Но, думаю, мы справимся.
— Так на вечер особых дел тоже нет?
— Нет. Я позвонил троице и велел быть наготове во вторник, как мы и уговаривались. То есть им дается сегодняшняя ночь и завтрашний день, чтобы решить, чье же они будут резать горло.
— Сильвии лучше остаться у меня.
— Конечно. Пожелай ей спокойной ночи.
— Обязательно. Я буду в салуне к десяти. Не поздно?
— В самый раз. До завтра.
Я положил трубку и повернулся к Сильвии.
— Падильо просил пожелать вам спокойной ночи.
— Что-нибудь еще?
— Мы решили, что этим вечером вам лучше никуда не выходить.
Потом я налил себе шотландского с водой. Сильвия меня не поддержала, но забросала вопросами.
— Вы его хорошо знаете, не так ли?
— Падильо?
— Да.
— Достаточно хорошо.
— Ему никогда никто не нужен?
— Вы имеете в виду себя?
— Да.
— Не знаю. Этот вопрос вам надо бы задать ему.
— Я задавала.
— И что он ответил?
Сильвия уставилась на свои руки, лежащие на коленях.
— Сказал, что он с давних пор не знает чувства одиночества.
— Более он ничего не говорил?
— Говорил, но, боюсь, я его не поняла.
— Что же?
— Он сказал, что отбрасывает желтую тень. Что это значит?
— Кажется, такая присказка есть у арабов. Желтую тень отбрасывает человек, приносящий много горя своим близким.
— Это так?
— Похоже, что да.
— Я в это не верю.
— Падильо тоже. Забавное совпадение, не правда ли?
— Это мы, Сильвия. Впусти нас, — и закрыл дверь. Она сняла цепочку. Мы вошли. В наше отсутствие Сильвия прибралась в квартире. Взбила подушки, очистила пепельницы, убрала чашки и тарелки. В спальни я не заглядывал, но, не боясь ошибиться, предположил, что постели застелены. Похоже, она ни в чем не терпела беспорядка.
— Как ваши успехи? — спросила Сильвия.
— Все нормально. Мы сказали все, что хотели, и нас поняли, — ответил Падильо. — Теперь все знают, кому что делать.
— Вы встречались с теми людьми, о которых мы говорили?
— Да.
— Хотите кофе?
— С удовольствием, — ответил я.
Не отказался и Падильо.
Сильвия принесла две чашечки, а потом мы сидели в гостиной и пили горячий кофе. Как частенько по воскресеньям с Фредль. Мне нравился этот день недели, заполненный неспешным перелистыванием «Нью-Йорк тайме», «Вашингтон пост» и «Вашингтон стар», обильным завтраком и бесконечными чашечками кофе. Если мы поднимались достаточно рано, я настраивал радио на церковную волну и мы целый час слушали псалмы. Фредль иной раз подпевала. Потом я переключался на городские новости, и комментатор цитировал содержание колонок светской хроники, добавляя собственный анализ поведения тех, кто, судя по газетным полосам, вызывал наибольший интерес публики. Днем Фредль частенько выводила меня на прогулку, а если лил дождь, мы шли в кино и смотрели какой-нибудь старый двухсерийный фильм, уминая при этом пакет воздушной кукурузы. Иной раз мы проводили воскресенье и по-другому, но неизменно в тишине и покое. К примеру, мы могли весь день посвятить Национальной галерее, а то сесть в самолет и улететь в Нью-Йорк, погулять по Манхэттену, выпить пару коктейлей, а вечером вернуться домой. Воскресенья принадлежали только нам, и мы уже привыкли ни с кем их не делить. А потому мне очень недоставало моей жены, и я нервничал, гадая, что она делает и как себя чувствует. Еще более нервировало меня собственное бессилие, невозможность хоть чем-то помочь Фредль.
— Когда же я наконец доберусь до них? — задал я риторический вопрос.
Падильо повернулся ко мне.
— Нервничаешь?
— еще как. Может, мне начать кусать губы?
— Лекарства все равно нет.
— И что бы ты посоветовал?
— Чтобы удержаться от криков?
— Да.
— Я кричал бы молча.
— А это поможет?
— Едва ли.
— Так есть ли смысл пробовать?
— Во всяком случае, ты можешь подумать, а как же этого добиться.
— У нас есть дела на вторую половину дня или это время отдыха?
— Никаких дел у нас нет.
Я встал.
— Тогда пойду вздремнуть. Лучше кошмарный сон, чем такое бодрствование.
Падильо нахмурился.
— Ты еще можешь обратиться в ФБР.
— Я уже думал об этом, но решил, что мы зашли слишком далеко. Я даже не уверен, поверят ли они нам.
— Завтра — крайний срок. Потом будет поздно.
— Если в я сразу позвонил в полицию, Фредль уже убили. А так она жива. С другой стороны, ситуация меняется, и я не уверен, что в нашу пользу. Задействовано уже много людей. Почему не привлечь еще нескольких? Почему не позвонить в ФБР, чтобы их агенты установили слежку за Боггзом и Даррафом, выяснили, где прячут Фредль, проникли в тот таинственный дом и спасли ее? Казалось бы, так просто, так легко. Всего один телефонный звонок. Но видимая простота чревата большой вероятностью ошибки в расчетах.
— Возможно, не очень большой, — возразил Падильо. — Во-первых, они побеседуют с тобой, и тебе придется ответить на несколько вопросов. Ты можешь сказать им о Боггзе, Даррафе и Ван Зандте. Они все проверят, несмотря на их дипломатическую неприкосновенность. На это у них уйдет порядка двадцати четырех часов. Ты можешь сказать им о Димеке, Магде и Прайсе, это они тоже проверят. Мои бывшие работодатели с радостью поделятся всей имеющейся в их распоряжении информацией. Пусть не завтра, но через неделю наверняка. Есть еще Маш, Хардман и его команда. Ты можешь сказать копам и о Хардмане. Они и так знают предостаточно, но кое-что будет для них внове. Хардман и Маш возражать не будут, разве что немного обидятся на тебя. После чего тебе придется частенько оглядываться, чтобы избежать всяческих неприятностей. А все это время Фредль будет сидеть под дулом пистолета. И роковой выстрел обязательно прозвучит днем во вторник, в уже назначенный час. Но ты прав. Возможно, ФБР и сумеет выцарапать ее из рук африканцев. А потом примерно с неделю вы сможете провести в компании друг друга.
— И кто нам помешает?
— Выбор тут богатый. На первое место я бы поставил африканцев, следом — Димека и Прайса. Да не сбрасывай со счетов людей Хардмана. Ты слишком много знаешь, Мак.
— Они запомнят, — вставила Сильвия. — И Дарраф, и Боггз. Я знаю, какие они злопамятные.
Я вздохнул.
— Я же сказал, все слишком просто. Все мои идеи просты, потому что я старался жить просто и спокойно в этом идиотском мире. Я полагал, что нет более безобидного занятия, чем продавать еду и питье, а вышло все наоборот, — я встал и направился к спальне. — Постучите в дверь часов в шесть. Может, к тому времени я устану от кошмаров.
Кровать и на этот раз показалась мне слишком большой для одного, но, к моему изумлению, я быстро уснул. Снилась мне Фредль, как я и ожидал, но насчет кошмара я крепко ошибся. Наоборот, мы плыли на каноэ по кристально чистой реке в теплый июньский день, и особенно радовало меня то, что я не должен часто шевелить веслом. Мы прекрасно проводили время, и я огорчился, когда меня разбудил стук в дверь.
Я умылся, почистил зубы и вернулся в гостиную. Часы показывали восемь, и в гостиной я нашел только Сильвию. Она сидела на диване, поджав под себя ноги.
— Где Падильо?
— Ушел в отель. Он с кем-то встречается в девять вечера.
— С Машем, — кивнул я.
— Вы голодны?
— Кажется, нет.
— Может, мне что-нибудь приготовить?
— Нет, благодарю. Почему вы не разбудили меня раньше?
— Падильо сказал, что сон позволит вам скоротать время.
Мы посидели, болтая о пустяках, потом Сильвия приготовила сэндвичи. Только мы их съели, зазвонил телефон. В половине десятого.
Я взял трубку и услышал голос Боггза.
— Мы дадим Димеку это письмо. Решение не было единогласным. Я возражал.
— Я рад, что вы оказались в меньшинстве. Моя жена здесь?
— Да. Но не пытайтесь ставить новых условий, Маккоркл.
— Их ставил не я. Димек. Он нервничает. Полагаю, он вам не доверяет, и я ни в коей мере не старался убедить его в обратном, потому что не доверяю вам сам. Передайте трубку моей жене.
— Если что-нибудь случится с письмом...
— Я знаю. Можете не повторять своих угроз.
— А я повторю. Письмо должно вернуться к нам.
— Скажите это Димеку. Письмо будет у него.
— Я ему говорил.
— Когда он получит письмо?
— Во вторник.
— Хорошо. Дайте мне поговорить с женой.
— Вы поговорите с ней, когда я закончу. Человек, у которого окажется это письмо, сможет продать его за большие деньги. Если у Димека возникнет такая идея, я бы хотел, чтобы вы убедили его отказаться от нее.
— Он просит это письмо, потому что не доверяет вам. Вы не хотите, чтобы письмо оказалось у нас, потому что не доверяете нам. В этих делах я новичок, но даже мне представляется, что в обстановке всеобщего недоверия каждому нужны хоть какие-то гарантии. Это письмо — гарантия для Димека. И для нас тоже.
— С ним ничего не должно случиться, — отчеканил Боггз. — Вот ваша жена.
— Фредль?
— Да, дорогой. Со мной все в порядке, и, пожалуйста, не пытайся...
В трубке раздались гудки отбоя. Падильо хотел, чтобы я предупредил ее о наших планах на вторник. Но наш разговор закончился слишком быстро. Я положил трубку, потом взял ее вновь, набрал номер Падильо.
— Звонил Боггз. Они дадут письмо Димеку.
— Ты говорил с женой?
— Да.
— С ней все в порядке?
— Да, но я не успел ни о чем ее предупредить. У нее вырвали трубку.
— Что еще сказал Боггз?
— Обменялись любезностями насчет взаимного доверия. Димек, похоже, блестяще сыграл свою роль.
— Я в этом не сомневался. Письмо действительно необходимо, если он хочет получить вторую половину вознаграждения.
— И что теперь? — спросил я.
— Маш только что ушел. Отправился добывать «винчестер» для Димека.
— Ты уже знаешь, что нам делать дальше?
— В основном да. Многое зависит от Прайса, Димека и Магды. На чью сторону они решат встать. Но, думаю, мы справимся.
— Так на вечер особых дел тоже нет?
— Нет. Я позвонил троице и велел быть наготове во вторник, как мы и уговаривались. То есть им дается сегодняшняя ночь и завтрашний день, чтобы решить, чье же они будут резать горло.
— Сильвии лучше остаться у меня.
— Конечно. Пожелай ей спокойной ночи.
— Обязательно. Я буду в салуне к десяти. Не поздно?
— В самый раз. До завтра.
Я положил трубку и повернулся к Сильвии.
— Падильо просил пожелать вам спокойной ночи.
— Что-нибудь еще?
— Мы решили, что этим вечером вам лучше никуда не выходить.
Потом я налил себе шотландского с водой. Сильвия меня не поддержала, но забросала вопросами.
— Вы его хорошо знаете, не так ли?
— Падильо?
— Да.
— Достаточно хорошо.
— Ему никогда никто не нужен?
— Вы имеете в виду себя?
— Да.
— Не знаю. Этот вопрос вам надо бы задать ему.
— Я задавала.
— И что он ответил?
Сильвия уставилась на свои руки, лежащие на коленях.
— Сказал, что он с давних пор не знает чувства одиночества.
— Более он ничего не говорил?
— Говорил, но, боюсь, я его не поняла.
— Что же?
— Он сказал, что отбрасывает желтую тень. Что это значит?
— Кажется, такая присказка есть у арабов. Желтую тень отбрасывает человек, приносящий много горя своим близким.
— Это так?
— Похоже, что да.
— Я в это не верю.
— Падильо тоже. Забавное совпадение, не правда ли?
Глава 22
С Падильо мы встретились в десять утра и провели час, решая проблемы, знакомые тем, кто взялся продавать еду и питье людям, особо не нуждающимся ни в первом, ни во втором. Мы прошлись по списку заказов, и Падильо высказал пару-тройку предложений, которые могли сэкономить нам тысячу, а то и более долларов в год. Мы вызвали герра Хорста и обсудили поведение официанта, который уже несколько раз забывал, когда он должен приходить на работу.
— Думаю, он пьет, — предположил герр Хорст, добавив: — Втихую.
— Какой уж это секрет, если вам об этом известно, — покачал головой Падильо.
— Он — хороший официант, — вступился я за своего работника. — Дадим ему еще один шанс, предупредив, чтобы более он не ждал поблажки.
— Толку от этого не будет, — уперся Падильо.
— Зато чувствуешь себя таким благородным.
— Я поговорю с ним, — пообещал герр Хорст. — В последний раз.
Мы обсудили меню на неделю, решили воспользоваться услугами нового оптового торговца, поговорили о достоинствах и недостатках двух схем медицинского страхования наших сотрудников и остановили свой выбор на одной и согласились с предложением герра Хорста включить в программу ежевечернего эстрадного концерта короткие рекламные объявления. Я один не управился бы с такой работой и за неделю.
Герр Хорст откланялся и прислал нам кофе. Падильо сидел за столом, я — на диване.
— Как твой бок? — спросил я.
— Лучше, но сегодня нужно сменить повязку.
— Поедем к доктору?
— Нет. Сильвия справится сама.
— И с удовольствием. Ей нравится ухаживать за тобой.
— Кому-то она станет отличной женой.
— Я думаю, она уже написала на листочке «Миссис Майкл Падильо», чтобы посмотреть, как это выглядит.
— Для этого я слишком стар, а она — молода.
— Она полагает, что ты в расцвете сил.
— Расцвет миновал десять лет назад. Еще чуть-чуть, и мне понадобится сиделка.
— Она — милая девушка. Едва ли ты найдешь лучше. Падильо закурил.
— Я-то нет. А вот она может найти. Он встал, подошел к бюро, выдвинул ящик. Заглянул в него, но, не найдя ничего интересного, задвинул. Выдвинул второй. Думал он, похоже, совсем о другом.
— Давай прогуляемся, — и он резко задвинул второй ящик.
— Тебе надо куда-то пойти или не хочется в такой день сидеть в помещении?
— Мы осмотрим сад на крыше «Роджер Смит».
— Хорошо.
Мы предупредили герра Хорста, что вернемся, и пешком дошагали до одиннадцатиэтажного отеля «Роджер Смит», возвышающегося на углу Восемнадцатой улицы и Пенсильвания-авеню. Напротив, в здании с историческим номером 1776[9], располагалось Информационное агентство Соединенных Штатов.
Отели компании «Роджер Смит» есть и в других городах. К примеру, в Стэнфорде, Уайте Плейнс и Нью-Брансуике. Рассчитаны они на туристов и коммивояжеров со средним доходом. В Вашингтоне «Роджер Смит» особенно популярен, потому что находится в полутора кварталах от Белого дома, а стоимость номера не так уж и велика даже во время Фестиваля цветущих вишен.
На лифте мы поднялись на десятый этаж, а затем — по ступенькам — к стеклянной двери, закрытой на задвижку. Отодвинули ее, открыли дверь и вышли в сад на крыше.
Со стороны Пенсильвания-авеню темнел полукруглый навес для музыкантов, которые играли в летние вечера для тех, кто хочет потанцевать или просто поднялся на крышу, чтобы полюбоваться ночным Вашингтоном. Танцплощадку устилали мраморные плиты, у бетонного куба с лифтовыми механизмами стояли сдвинутые в одно место стулья. На уровне груди крышу обегал бетонный же парапет. Дальше по Пенсильвания-авеню серела громада Экзекьютив Офис Билдинг, в котором когда-то хватало места не только государственному департаменту, но и министерству обороны, со временем перекочевавшему в Пентагон.
В раскраске крыши преобладали красный, желтый и синий цвета, создающие атмосферу нескончаемого праздника. Падильо и я облокотились на парапет и посмотрели вниз.
— Димек справится без труда, — изрек Падильо.
Действительно, перекресток Семнадцатой улицы и Пенсильвания-авеню лежал как на ладони. А парапет служил отличной опорой для ружья.
— Думаю, он пьет, — предположил герр Хорст, добавив: — Втихую.
— Какой уж это секрет, если вам об этом известно, — покачал головой Падильо.
— Он — хороший официант, — вступился я за своего работника. — Дадим ему еще один шанс, предупредив, чтобы более он не ждал поблажки.
— Толку от этого не будет, — уперся Падильо.
— Зато чувствуешь себя таким благородным.
— Я поговорю с ним, — пообещал герр Хорст. — В последний раз.
Мы обсудили меню на неделю, решили воспользоваться услугами нового оптового торговца, поговорили о достоинствах и недостатках двух схем медицинского страхования наших сотрудников и остановили свой выбор на одной и согласились с предложением герра Хорста включить в программу ежевечернего эстрадного концерта короткие рекламные объявления. Я один не управился бы с такой работой и за неделю.
Герр Хорст откланялся и прислал нам кофе. Падильо сидел за столом, я — на диване.
— Как твой бок? — спросил я.
— Лучше, но сегодня нужно сменить повязку.
— Поедем к доктору?
— Нет. Сильвия справится сама.
— И с удовольствием. Ей нравится ухаживать за тобой.
— Кому-то она станет отличной женой.
— Я думаю, она уже написала на листочке «Миссис Майкл Падильо», чтобы посмотреть, как это выглядит.
— Для этого я слишком стар, а она — молода.
— Она полагает, что ты в расцвете сил.
— Расцвет миновал десять лет назад. Еще чуть-чуть, и мне понадобится сиделка.
— Она — милая девушка. Едва ли ты найдешь лучше. Падильо закурил.
— Я-то нет. А вот она может найти. Он встал, подошел к бюро, выдвинул ящик. Заглянул в него, но, не найдя ничего интересного, задвинул. Выдвинул второй. Думал он, похоже, совсем о другом.
— Давай прогуляемся, — и он резко задвинул второй ящик.
— Тебе надо куда-то пойти или не хочется в такой день сидеть в помещении?
— Мы осмотрим сад на крыше «Роджер Смит».
— Хорошо.
Мы предупредили герра Хорста, что вернемся, и пешком дошагали до одиннадцатиэтажного отеля «Роджер Смит», возвышающегося на углу Восемнадцатой улицы и Пенсильвания-авеню. Напротив, в здании с историческим номером 1776[9], располагалось Информационное агентство Соединенных Штатов.
Отели компании «Роджер Смит» есть и в других городах. К примеру, в Стэнфорде, Уайте Плейнс и Нью-Брансуике. Рассчитаны они на туристов и коммивояжеров со средним доходом. В Вашингтоне «Роджер Смит» особенно популярен, потому что находится в полутора кварталах от Белого дома, а стоимость номера не так уж и велика даже во время Фестиваля цветущих вишен.
На лифте мы поднялись на десятый этаж, а затем — по ступенькам — к стеклянной двери, закрытой на задвижку. Отодвинули ее, открыли дверь и вышли в сад на крыше.
Со стороны Пенсильвания-авеню темнел полукруглый навес для музыкантов, которые играли в летние вечера для тех, кто хочет потанцевать или просто поднялся на крышу, чтобы полюбоваться ночным Вашингтоном. Танцплощадку устилали мраморные плиты, у бетонного куба с лифтовыми механизмами стояли сдвинутые в одно место стулья. На уровне груди крышу обегал бетонный же парапет. Дальше по Пенсильвания-авеню серела громада Экзекьютив Офис Билдинг, в котором когда-то хватало места не только государственному департаменту, но и министерству обороны, со временем перекочевавшему в Пентагон.
В раскраске крыши преобладали красный, желтый и синий цвета, создающие атмосферу нескончаемого праздника. Падильо и я облокотились на парапет и посмотрели вниз.
— Димек справится без труда, — изрек Падильо.
Действительно, перекресток Семнадцатой улицы и Пенсильвания-авеню лежал как на ладони. А парапет служил отличной опорой для ружья.