Доктор кивнул.
— Иногда. В экстренных случаях.
— Вы не хотите дать мне номер вашего телефона?
— Сейчас запишу.
— Достаточно и сказать.
Доктор продиктовал номер.
— Вы сможете запомнить?
— Будьте уверены.
— У вас превосходная память.
— Не жалуюсь. Возможно, мы позвоним через несколько дней. Вам придется срочно приехать. Вознаграждение в этом случае, естественно, повысится.
— Я понимаю.
— Так вы согласны приехать?
Доктор Ламберт кивнул.
— Да. Согласен.
— На сборы у вас будет лишь несколько минут.
— Я понимаю.
— Отлично.
Доктор ушел, Падильо оделся. Мы допили виски и обсуждали, не повторить ли нам, когда опять зазвенел звонок. Вошел Маш, в светло-коричневом плаще, черных очках и коричневой замшевой шляпе, украшенной тесьмой и заткнутым за нее перышком.
— Пожалуй, обойдемся без виски, — решил я. — Нам лучше вернуться в салун.
— Маш вас отвезет, — пообещал Хардман.
— Отлично.
— Я выполнил ваш заказ, — вставил Маш.
— Какой заказ? — спросил Хардман.
— По паре ножей и пистолетов, — Маш извлек из карманов плаща два короткоствольных пистолета и протянул их нам, рукоятью вперед. — Они не новые, но и не рухлядь.
Мы тут же проверили, заряжены ли они. Оказалось, что нет. Мне достался «смит-вессон» тридцать восьмого калибра, полицейская модель. Ствол аккуратно отпилили, и теперь его длина не превышала дюйма. Рукоять закруглили, и она буквально прилипала к ладони. Мушку срезали, чтобы пистолет не цеплялся за материю, если возникала необходимость быстро достать его из кармана. Короче, если я хотел подстрелить кого-то с четырех дюймов, то наверняка не сыскал бы лучшего оружия.
Падильо быстро осмотрел пистолет и засунул его за пояс. Мне подумалось, что он нашел не самое удобное место, а потому бросил свой в карман пиджака. Когда-то давно меня учили пользоваться пистолетом, карабином и автоматом. Я научился и пользовался ими, но после окончания войны потерял к ним всякий интерес. Еще менее интересовали меня ножи, хотя в курс обучения входил и такой предмет.
А Маш тем временем снова сунул руки в карманы плаща и выудил из них два ножа. Мне он дал нож с рукояткой, отделанной перламутром. Я раскрыл его и провел пальцем по лезвию, словно подросток в скобяной лавке. Убедившись, что кромка острая, я закрыл нож и положил его в другой карман.
Маш и Хардман наблюдали, как Падильо изучает свой нож с простой черной рукояткой. Он раскрыл и соответственно сложил его раз шесть.
— Пружину надо бы подтянуть. Немного разболталась, — вынес он вердикт, а затем протянул нож, рукояткой вперед, Машу. — Я хочу понять, где я вчера ошибся. Попробуйте ударить меня справа под ребро. Бейте наверняка.
Маш посмотрел на Падильо, потом на Хардмана, словно прося совета в столь щекотливом деле. Хардман откашлялся.
— Вы хотите, чтобы Маш ударил вас ножом?
— Совершенно верно. И пусть целит мне под ребра.
— Гм... в этом Маш мастер... — Хардман не договорил и повернулся ко мне.
— Они говорят, что он знает, как это делается, — растолковал я Падильо смысл слов Хардмана.
— Если не знает, то я сломаю ему руку.
Маш покачал головой.
— Вы хотите, чтобы я бил по-настоящему?
— Именно так.
— Но, начав, я уже не смогу остановиться.
— Я знаю.
— Хорошо. Вы готовы?
— Готов.
Маш обошелся без прелюдии. Не начал кружить вокруг, отвлекая внимание Падильо ложными замахами. Нет, низко пригнулся и пошел вперед, с ножом, параллельно полу. Двигался он невероятно быстро. Но Падильо оказался проворнее. Повернулся к Машу левым боком, ухватил руку с ножом и заломил ее вверх и назад. Маш завопил и рухнул на белый ковер. Тут я заметил, что он забыл разуться.
Падильо наклонился, поднял нож левой рукой, а правую протянул Машу. Помог ему встать.
— Вы молодец.
— Что это за прием? Дзюдо?
— Дзюдо Хуареса, если существует такая разновидность.
— Вы могли бы вышибить из меня мозги.
— Не без этого.
— Как же тот хмырь в Балтиморе сумел вас пырнуть?
Падильо сложил нож и сунул его в карман брюк.
— Вам повезло, что пырнул. Ножом он владеет лучше.
Хардман пообещал выяснить, не узнал ли кто чего насчет Фредль. Впрочем, без особого энтузиазма, ибо ему сразу бы позвонили, если б что-то стало известно. По дороге в салун Маш не произнес ни слова. И лишь остановив машину, повернулся к Падильо.
— Вы меня этому научите?
— Чему?
— Этому боковому уходу.
— Разумеется, научу, — он добавил что-то по-арабски, и Маш просиял.
Мы вышли из машины, и Маш укатил.
— Что ты ему сказал? — полюбопытствовал я.
— Процитировал строку из четвертой суры Корана: «Борись за религию Бога».
— А к чему этот балет с ножами? Ты же и так знал, что справишься с ним.
— Я — да, а вот он — нет. Как, впрочем, и Хардман. А теперь им ясно, с кем они имеют дело. Кстати, о Хардмане. В разговоре с моими друзьями упоминались крупные суммы. Хардман пока не получил ничего. Я не знаю, сколь крепки узы вашей дружбы, но полагаю, что его стоит взять в долю.
— Мы тратим на это трио деньги Андерхилла?
— Мы дадим им по пять тысяч фунтов. Собственно говоря, они будут потрачены в соответствии с желанием Андерхилла, чтобы предотвратить убийство Ван Зандта. Остается еще две тысячи для Хардмана. Этого хватит?
— Можно бы и добавить.
— Хорошо. Я все равно собираюсь переводить деньги из Швейцарии.
Мы миновали тяжелую дубовую дверь и вошли в зал. Столики не пустовали, в баре просто не было свободных мест. Падильо поздоровался с Карлом, нашим старшим барменом.
— Вы хорошо выглядите, Майкл, — Карл улыбался во весь рот. — Хорст сказал мне, что вы вернулись.
— И с тобой, вижу, все в порядке. Какой у тебя сейчас автомобиль?
— "Линкольн-континенталь" довоенной модели. Его нашел мне Мак.
— Красивая машина. Я слышал, у тебя новое хобби. Конгресс.
— Да, захватывающее действо, знаете ли.
— Конгрессмен вчера добрался до дому? — спросил я.
Карл кивнул.
— Утром я отвез его на заседание комитета, а потом этот сукин сын подвел меня, проголосовав не так, как я предполагал.
— И что теперь ждет секвойи?
— Боюсь, перспективы не радужные.
Подошел герр Хорст.
— Вам звонили, герр Маккоркл. Не оставили ни номера, ни фамилии. Просили передать, что это африканский знакомый и он позвонит снова.
— Распорядитесь, чтобы нам с Падильо принесли поесть в кабинет, — попросил я.
— Что-нибудь особенное?
— Решите сами. И бутылку хорошего вина. Не возражаешь? — посмотрел я на Падильо.
— Отнюдь.
Герр Хорст пообещал лично проследить за нашим заказом, и мы с Падильо направились в кабинет, чтобы я смог поговорить по телефону с моим африканским знакомым и, возможно, вновь услышать крик моей жены.
Глава 11
Глава 12
— Иногда. В экстренных случаях.
— Вы не хотите дать мне номер вашего телефона?
— Сейчас запишу.
— Достаточно и сказать.
Доктор продиктовал номер.
— Вы сможете запомнить?
— Будьте уверены.
— У вас превосходная память.
— Не жалуюсь. Возможно, мы позвоним через несколько дней. Вам придется срочно приехать. Вознаграждение в этом случае, естественно, повысится.
— Я понимаю.
— Так вы согласны приехать?
Доктор Ламберт кивнул.
— Да. Согласен.
— На сборы у вас будет лишь несколько минут.
— Я понимаю.
— Отлично.
Доктор ушел, Падильо оделся. Мы допили виски и обсуждали, не повторить ли нам, когда опять зазвенел звонок. Вошел Маш, в светло-коричневом плаще, черных очках и коричневой замшевой шляпе, украшенной тесьмой и заткнутым за нее перышком.
— Пожалуй, обойдемся без виски, — решил я. — Нам лучше вернуться в салун.
— Маш вас отвезет, — пообещал Хардман.
— Отлично.
— Я выполнил ваш заказ, — вставил Маш.
— Какой заказ? — спросил Хардман.
— По паре ножей и пистолетов, — Маш извлек из карманов плаща два короткоствольных пистолета и протянул их нам, рукоятью вперед. — Они не новые, но и не рухлядь.
Мы тут же проверили, заряжены ли они. Оказалось, что нет. Мне достался «смит-вессон» тридцать восьмого калибра, полицейская модель. Ствол аккуратно отпилили, и теперь его длина не превышала дюйма. Рукоять закруглили, и она буквально прилипала к ладони. Мушку срезали, чтобы пистолет не цеплялся за материю, если возникала необходимость быстро достать его из кармана. Короче, если я хотел подстрелить кого-то с четырех дюймов, то наверняка не сыскал бы лучшего оружия.
Падильо быстро осмотрел пистолет и засунул его за пояс. Мне подумалось, что он нашел не самое удобное место, а потому бросил свой в карман пиджака. Когда-то давно меня учили пользоваться пистолетом, карабином и автоматом. Я научился и пользовался ими, но после окончания войны потерял к ним всякий интерес. Еще менее интересовали меня ножи, хотя в курс обучения входил и такой предмет.
А Маш тем временем снова сунул руки в карманы плаща и выудил из них два ножа. Мне он дал нож с рукояткой, отделанной перламутром. Я раскрыл его и провел пальцем по лезвию, словно подросток в скобяной лавке. Убедившись, что кромка острая, я закрыл нож и положил его в другой карман.
Маш и Хардман наблюдали, как Падильо изучает свой нож с простой черной рукояткой. Он раскрыл и соответственно сложил его раз шесть.
— Пружину надо бы подтянуть. Немного разболталась, — вынес он вердикт, а затем протянул нож, рукояткой вперед, Машу. — Я хочу понять, где я вчера ошибся. Попробуйте ударить меня справа под ребро. Бейте наверняка.
Маш посмотрел на Падильо, потом на Хардмана, словно прося совета в столь щекотливом деле. Хардман откашлялся.
— Вы хотите, чтобы Маш ударил вас ножом?
— Совершенно верно. И пусть целит мне под ребра.
— Гм... в этом Маш мастер... — Хардман не договорил и повернулся ко мне.
— Они говорят, что он знает, как это делается, — растолковал я Падильо смысл слов Хардмана.
— Если не знает, то я сломаю ему руку.
Маш покачал головой.
— Вы хотите, чтобы я бил по-настоящему?
— Именно так.
— Но, начав, я уже не смогу остановиться.
— Я знаю.
— Хорошо. Вы готовы?
— Готов.
Маш обошелся без прелюдии. Не начал кружить вокруг, отвлекая внимание Падильо ложными замахами. Нет, низко пригнулся и пошел вперед, с ножом, параллельно полу. Двигался он невероятно быстро. Но Падильо оказался проворнее. Повернулся к Машу левым боком, ухватил руку с ножом и заломил ее вверх и назад. Маш завопил и рухнул на белый ковер. Тут я заметил, что он забыл разуться.
Падильо наклонился, поднял нож левой рукой, а правую протянул Машу. Помог ему встать.
— Вы молодец.
— Что это за прием? Дзюдо?
— Дзюдо Хуареса, если существует такая разновидность.
— Вы могли бы вышибить из меня мозги.
— Не без этого.
— Как же тот хмырь в Балтиморе сумел вас пырнуть?
Падильо сложил нож и сунул его в карман брюк.
— Вам повезло, что пырнул. Ножом он владеет лучше.
Хардман пообещал выяснить, не узнал ли кто чего насчет Фредль. Впрочем, без особого энтузиазма, ибо ему сразу бы позвонили, если б что-то стало известно. По дороге в салун Маш не произнес ни слова. И лишь остановив машину, повернулся к Падильо.
— Вы меня этому научите?
— Чему?
— Этому боковому уходу.
— Разумеется, научу, — он добавил что-то по-арабски, и Маш просиял.
Мы вышли из машины, и Маш укатил.
— Что ты ему сказал? — полюбопытствовал я.
— Процитировал строку из четвертой суры Корана: «Борись за религию Бога».
— А к чему этот балет с ножами? Ты же и так знал, что справишься с ним.
— Я — да, а вот он — нет. Как, впрочем, и Хардман. А теперь им ясно, с кем они имеют дело. Кстати, о Хардмане. В разговоре с моими друзьями упоминались крупные суммы. Хардман пока не получил ничего. Я не знаю, сколь крепки узы вашей дружбы, но полагаю, что его стоит взять в долю.
— Мы тратим на это трио деньги Андерхилла?
— Мы дадим им по пять тысяч фунтов. Собственно говоря, они будут потрачены в соответствии с желанием Андерхилла, чтобы предотвратить убийство Ван Зандта. Остается еще две тысячи для Хардмана. Этого хватит?
— Можно бы и добавить.
— Хорошо. Я все равно собираюсь переводить деньги из Швейцарии.
Мы миновали тяжелую дубовую дверь и вошли в зал. Столики не пустовали, в баре просто не было свободных мест. Падильо поздоровался с Карлом, нашим старшим барменом.
— Вы хорошо выглядите, Майкл, — Карл улыбался во весь рот. — Хорст сказал мне, что вы вернулись.
— И с тобой, вижу, все в порядке. Какой у тебя сейчас автомобиль?
— "Линкольн-континенталь" довоенной модели. Его нашел мне Мак.
— Красивая машина. Я слышал, у тебя новое хобби. Конгресс.
— Да, захватывающее действо, знаете ли.
— Конгрессмен вчера добрался до дому? — спросил я.
Карл кивнул.
— Утром я отвез его на заседание комитета, а потом этот сукин сын подвел меня, проголосовав не так, как я предполагал.
— И что теперь ждет секвойи?
— Боюсь, перспективы не радужные.
Подошел герр Хорст.
— Вам звонили, герр Маккоркл. Не оставили ни номера, ни фамилии. Просили передать, что это африканский знакомый и он позвонит снова.
— Распорядитесь, чтобы нам с Падильо принесли поесть в кабинет, — попросил я.
— Что-нибудь особенное?
— Решите сами. И бутылку хорошего вина. Не возражаешь? — посмотрел я на Падильо.
— Отнюдь.
Герр Хорст пообещал лично проследить за нашим заказом, и мы с Падильо направились в кабинет, чтобы я смог поговорить по телефону с моим африканским знакомым и, возможно, вновь услышать крик моей жены.
Глава 11
Телефон зазвонил четверть часа спустя, и я взял трубку.
— Маккоркл слушает.
— Добрый день, мистер Маккоркл. Ваша жена прекрасно себя чувствует, и вы сможете поговорить с ней через несколько минут. Но сначала я должен сообщить вам об изменениях в наших планах. Проект, выполнение которого поручено мистеру Падильо, переносится на более ранний срок — с будущей пятницу на вторник.
— Хорошо.
— Далее, джентльмен, так же задействованный в этом проекте, выразил желание встретиться с мистером Падильо. А также и с вами.
— Он в Вашингтоне?
— Прилетел сегодня, раньше, чем ожидалось. Его выступление в Нью-Йорке также перенесено на четверг, потому и возникла необходимость сдвинуть сроки.
— Я бы хотел поговорить с моей женой.
— С временными изменениями вам все понятно?
— Да. Когда он хочет встретиться с нами?
— Завтра.
— Где?
— В нашей торговой миссии. На Массачусетс-авеню, — он назвал адрес.
— В какое время?
— В три пополудни. Пожалуйста, не опаздывайте.
— Дайте мне поговорить с женой.
— Да, разумеется.
— Фредль?
— Да, дорогой.
— Как ты?
— Все нормально. Только немного устала.
— Они тебя не мучают?
— Нет, дорогой. Только раз заломили руку. Она уже не болит.
— Так у тебя все в порядке?
— Да, я...
На том наш разговор и закончился. Я положил трубку на рычаг, посидел, потом вновь снял трубку, один раз повернул диск.
— Принесите «мартини» с двойной водкой, — я посмотрел на Падильо. Он кивнул. — Два «мартини».
— Как Фредль?
— Нормально. Сегодня она не кричала, но говорит, что устала. Немного устала.
— С тобой говорил тот же тип?
— Да.
— Чего он хотел?
— Они перенесли дату покушения. С пятницы на вторник. А завтра мы должны встретиться с Ван Зандтом.
— Когда?
— В три часа дня в их торговой миссии на Массачусетс.
— Ты знаешь, где это?
— Адрес у меня есть. Наверное, я проезжал мимо не один десяток раз, но не могу вспомнить, что это за дом.
— И что надобно Ван Зандту?
— Он хочет встретиться со своим убийцей.
Падильо поднялся с дивана, прошелся по маленькому кабинету. Пять шагов в одну сторону, пять — в другую. Более места не было.
— Тут не разбежишься, — посетовал я.
— Способствует мыслительному процессу.
— Я бы присоединился к тебе, но двоим здесь не разойтись.
В дверь постучали, я крикнул: «Войдите», — и официант внес два бокала «мартини». Поставил их на стол. Я поблагодарил его, и он отбыл.
— Может, водка поможет, — я поднес ко рту бокал.
— Самые светлые идеи приходят посте двух-трех «мартини».
— Меня осеняло и после четырех.
Падильо закурил, вдохнул дым, закашлялся.
— Как ты думаешь, есть от фильтра хоть какая-то польза?
— Понятия не имею.
— Я бросал курить в Африке.
— И надолго тебя хватило?
— На два дня. Даже чуть больше. На два дня плюс три с половиной часа, если быть точным.
— Что последовало за этим?
— Я признал, что у меня нет силы воли. Испытав при этом безмерную удовлетворенность.
Падильо вновь сел, рассеянно перекатывая пальцами сигарету. Я посмотрел на мой бокал, на полированную поверхность стола, на бюро. Более интересных объектов для созерцания в кабинете не нашлось.
— Как там Фредль?
— По голосу определить трудно. Звучал устало, как она и говорила.
— Ты, похоже, расстроен.
— Я нервничаю. Это новое ощущение. Раньше я никогда так не нервничал из-за другого человека. Может, причина в том, что я поздно женился. Может, такое чувство возникает, когда матери рожают детей, а мужчины становятся отцами. Кажется, что я втянут в гигантский заговор. Весь мир против Маккоркла.
— Если ты еще скажешь, что весь мир против Падильо, я, пожалуй, соглашусь с тобой. Не все так просто, знаешь ли.
— Что? Ты о мире? Естественно, не просто.
— Нет. Я о том, что нам предстоит завтра.
— Не понял.
— Я дам задний ход и предложу им Димека.
— Ты нашел вескую причину?
— Причина есть. А уж какой она им покажется, роли не играет.
— И что это за причина?
— ФБР.
Вновь в дверь постучали. На этот раз герр Хорст и официант принесли ужин. Герр Хорст уже собрался налить мне марочного вина, оно шло у нас по тридцать долларов за бутылку, но я остановил его.
— Пусть пробует герр Падильо. Я после «мартини» ничего не различаю.
Падильо пригубил вино, одобрительно кивнул, и герр Хорст наполнил наши бокалы. Официант положил еду на тарелки. Что мы ели, я не помню, за исключением того, что пища была горячей, а масло — твердым, как камень.
— При случае скажи герру Хорсту, что он перемораживает масло, — попросил я Падильо.
— Мы продаем много вина? — он указал на бокал.
— Не слишком. Бутылка обходится клиенту в тридцать долларов.
— А нам?
— Девятнадцать долларов и семьдесят пять центов, но мы покупаем ящиками.
— Хорошее вино.
— Так чем нам поможет ФБР?
— Мы прикроемся их вниманием к нам, чтобы подсунуть Ван Зандту Димека.
— Откуда ты черпаешь свои идеи?
— Адреса нет. Только абонентный ящик в почтовом отделении.
Я кивнул, допил вино, отодвинул тарелку и закурил. Пятьдесят седьмую сигарету за день. В рот мне словно сунули клок гнилой соломы.
— Мы говорили о ФБР... мистере Гувере и его молодых, обходительных сотрудниках. Теперь они на нашей стороне?
— Да. Во всяком случае, на несколько ближайших дней. Я намерен попросить у них защиты.
— Защиты от кого?
— Мне есть кого назвать.
— Мне тоже, но на ком ты остановишься?
— На торговцах оружием.
— Это ребята шустрые. Естественно, из Африки?
— Ты абсолютно прав.
— А из-за чего они окрысились на тебя? Карабины со спиленным бойком или песок в космолине?[7]
— Космолин уже не применяют. Его заменили какой-то графитовой пастой. Она легче сходит.
— Любопытно. Но ФБР надо бы предложить что-то более весомое.
— Я собираюсь рассказать им об Анголе.
— Ага.
Падильо откинулся на спинку дивана, уставился в потолок.
— Что тебе известно об Анголе?
— Португальское владение в Западной Африке. В Южном полушарии. Не слишком ладит с Конго.
— Потому-то я и переадресовал партию оружия. Уже оплаченную партию.
— Понятно.
— Оружие предназначалось для наемников, которых готовили в Анголе для боевых действий в Конго.
— Не следовало их вооружать.
— Я подумал о том же. Кроме того, мне не хотелось создавать лишние трудности для дипломатов Португалии и Конго.
— Тем более что отношения между странами и так напряженные.
— Вот именно.
— И надолго ФБР поверит тебе?
— По меньшей мере, на несколько дней.
— И кто же нацелился на тебя?
— Португалец, заплативший за оружие и подготовку наемников. Он действительно существует. Я даже имел с ним дело.
— И ФБР защитит тебя от него?
— От его агента... или агентов.
— С какой стати?
— Потому что в обмен на защиту я расскажу им о моих сделках с оружием. Тех, что я довел до конца.
— И если Ван Зандт спросит, почему ты не можешь убить его, ты ответишь, что попал «под колпак» ФБР.
— А чтобы найти доказательства, им потребуется лишь оглянуться. Мальчиков Гувера не заметит только слепой.
— Но мы предложим им замену.
— Димека. И выйти на него они смогут лишь через меня, гарантировав жизнь Фредль.
— Чего стоят их гарантии.
— Ничего лучшего я придумать не могу. Мы потребуем, чтобы тебе предоставили возможность говорить с Фредль каждый вечер, вплоть до вторника. Или они соглашаются, или на сделке ставится крест.
— Торговаться-то нам не с руки.
— Я это знаю.
— Если ФБР сядет нам на хвост, они попытаются возложить на нас вину за покушение. В этом деле они — лишние.
— Я думаю, мы сможем избавиться от них, как только африканцы убедятся, что ФБР опекает нас, как наседка — цыплят. Большего нам от них и не нужно.
— Ты возьмешь семьдесят пять тысяч?
— Конечно. Нам же расплачиваться с этой троицей.
— А как ты задействуешь оставшуюся пару — Прайса и Шадид?
— Один будет работать с Димеком, второй — с нами, когда мы поедем за Фредль.
— Если выясним, где они ее прячут.
— Об этом можешь не беспокоиться.
Я покачал головой.
— Мне бы твою уверенность.
Мы договорились встретиться в десять утра. Падильо решил остался в салуне, а я отправился домой. Благо пошел уже двенадцатый час ночи. На Коннектикут-авеню повернул налево. Пешеходы встречались редко, погода стояла сухая и прохладная. Октябрь — не лето. Легкий ветерок гнал по асфальту мусор. Мужчина в солдатской шинели времен второй мировой войны пожаловался, что голоден, и я дал ему четверть доллара. Он поблагодарил и зашагал прочь. Я же думал о том, что скажу Фредль при встрече, чтобы она посмеялась и побыстрее забыла о случившемся.
Но в голову полезли совсем другие мысли, ибо в тот момент я ничем не мог помочь Фредль, да и благополучный исход казался весьма и весьма проблематичным. А потому мне не оставалось ничего другого, как переставлять ноги да прислушиваться к звукам вечернего города и скрежету собственных зубов. Идти я мог только домой. Слушать — только себя. И ждать, мучаясь неизвестностью.
Они выступили из-под арки административного здания. Трое. Молодые, лет двадцати двух, не более. В свете уличного фонаря я различил их длинные волосы. В куртках со множеством молний и в джинсах. Руки они держали в карманах. Один заступил мне дорогу. Двое держались по бокам.
— Да здесь человек, — заговорил тот, что стоял передо мной. Ростом повыше остальных, пошире в плечах.
— И правда, человек, Джилли.
Джилли воспринял последнюю фразу как шутку и громко рассмеялся, продемонстрировав мне свои зубы. Похоже, чистил он их не слишком часто. И без особого усердия.
— Извините, — пробормотал я и попытался обойти Джилли.
Он вытащил руку из кармана, ухватил меня за левое плечо и толкнул назад. Несильно.
— Вы торопитесь?
— Совершенно верно.
— Отделай его, Джилли. Вы с ним в одной весовой категории, — послышалось слева от меня.
— Вы припозднились, — заметил Джилли.
— Я работаю допоздна.
— И где же вы работаете?
— Поговорили, парень, и хватит. Дайте мне пройти.
— Вам придется подраться со мной, приятель, — процедил Джилли.
— Я не хочу с вами драться.
— И тем не менее придется.
Я решил начать с того, что стоял слева от меня. Возникло предчувствие, что у него в кармане нож. Изо всей силы ударил его в солнечное сплетение. Он отшатнулся, сел на асфальт, его вырвало. Я же повернулся к двум оставшимся. Джилли ударил меня левой. Я нырнул, но его кулак задел мое левое плечо. Второй парень тоже бросился ко мне, но я пнул его в колено, и он запрыгал на одной ноге, безучастный к исходу сражения. Я же достал из кармана нож, раскрыл его и двинулся на Джилли. Тот попятился. И пятился до тех пор, пока не уперся в стену. Одной рукой я взял его за грудки, а второй поднял нож, чтобы он видел, как блестит лезвие.
— Так какой глаз тебе менее дорог, приятель?
Он закрыл глаза и замотал головой.
— Не надо, мистер! Ради бога, не надо!
Потом он заплакал. Хорошо еще, что не наложил в штаны. Я его отпустил. По стенке он добрался до угла, затем бросился бежать. Остальные двое последовали за ним. Похоже, они напали на меня от скуки. Один из способов поразвлечься в пятницу вечером. Наверное, не только в Вашингтоне.
Футах в двадцати от меня стояли трое мужчин и две женщины. Затормозила пара машин: драка интересует всех. Один из мужчин подошел ко мне.
— Их же было трое.
— Вроде бы.
— Вы всегда носите с собой нож?
— Конечно. А вы — нет?
— Клянусь Богом, отличная идея. Он спас вам жизнь, не правда ли?
Я глянул на нож, который все еще держал в руке, сложил его, сунул в карман.
— Вижу, вы на моей стороне. Благодарю.
И пошел к своему дому. Поднялся на лифте, открыл ключом дверь, снял пальто, налил виски, добавил воды, включил телевизор. Понаблюдал, как один гангстер мутузит другого, гадая, когда же утихнет бьющая меня дрожь.
— Маккоркл слушает.
— Добрый день, мистер Маккоркл. Ваша жена прекрасно себя чувствует, и вы сможете поговорить с ней через несколько минут. Но сначала я должен сообщить вам об изменениях в наших планах. Проект, выполнение которого поручено мистеру Падильо, переносится на более ранний срок — с будущей пятницу на вторник.
— Хорошо.
— Далее, джентльмен, так же задействованный в этом проекте, выразил желание встретиться с мистером Падильо. А также и с вами.
— Он в Вашингтоне?
— Прилетел сегодня, раньше, чем ожидалось. Его выступление в Нью-Йорке также перенесено на четверг, потому и возникла необходимость сдвинуть сроки.
— Я бы хотел поговорить с моей женой.
— С временными изменениями вам все понятно?
— Да. Когда он хочет встретиться с нами?
— Завтра.
— Где?
— В нашей торговой миссии. На Массачусетс-авеню, — он назвал адрес.
— В какое время?
— В три пополудни. Пожалуйста, не опаздывайте.
— Дайте мне поговорить с женой.
— Да, разумеется.
— Фредль?
— Да, дорогой.
— Как ты?
— Все нормально. Только немного устала.
— Они тебя не мучают?
— Нет, дорогой. Только раз заломили руку. Она уже не болит.
— Так у тебя все в порядке?
— Да, я...
На том наш разговор и закончился. Я положил трубку на рычаг, посидел, потом вновь снял трубку, один раз повернул диск.
— Принесите «мартини» с двойной водкой, — я посмотрел на Падильо. Он кивнул. — Два «мартини».
— Как Фредль?
— Нормально. Сегодня она не кричала, но говорит, что устала. Немного устала.
— С тобой говорил тот же тип?
— Да.
— Чего он хотел?
— Они перенесли дату покушения. С пятницы на вторник. А завтра мы должны встретиться с Ван Зандтом.
— Когда?
— В три часа дня в их торговой миссии на Массачусетс.
— Ты знаешь, где это?
— Адрес у меня есть. Наверное, я проезжал мимо не один десяток раз, но не могу вспомнить, что это за дом.
— И что надобно Ван Зандту?
— Он хочет встретиться со своим убийцей.
Падильо поднялся с дивана, прошелся по маленькому кабинету. Пять шагов в одну сторону, пять — в другую. Более места не было.
— Тут не разбежишься, — посетовал я.
— Способствует мыслительному процессу.
— Я бы присоединился к тебе, но двоим здесь не разойтись.
В дверь постучали, я крикнул: «Войдите», — и официант внес два бокала «мартини». Поставил их на стол. Я поблагодарил его, и он отбыл.
— Может, водка поможет, — я поднес ко рту бокал.
— Самые светлые идеи приходят посте двух-трех «мартини».
— Меня осеняло и после четырех.
Падильо закурил, вдохнул дым, закашлялся.
— Как ты думаешь, есть от фильтра хоть какая-то польза?
— Понятия не имею.
— Я бросал курить в Африке.
— И надолго тебя хватило?
— На два дня. Даже чуть больше. На два дня плюс три с половиной часа, если быть точным.
— Что последовало за этим?
— Я признал, что у меня нет силы воли. Испытав при этом безмерную удовлетворенность.
Падильо вновь сел, рассеянно перекатывая пальцами сигарету. Я посмотрел на мой бокал, на полированную поверхность стола, на бюро. Более интересных объектов для созерцания в кабинете не нашлось.
— Как там Фредль?
— По голосу определить трудно. Звучал устало, как она и говорила.
— Ты, похоже, расстроен.
— Я нервничаю. Это новое ощущение. Раньше я никогда так не нервничал из-за другого человека. Может, причина в том, что я поздно женился. Может, такое чувство возникает, когда матери рожают детей, а мужчины становятся отцами. Кажется, что я втянут в гигантский заговор. Весь мир против Маккоркла.
— Если ты еще скажешь, что весь мир против Падильо, я, пожалуй, соглашусь с тобой. Не все так просто, знаешь ли.
— Что? Ты о мире? Естественно, не просто.
— Нет. Я о том, что нам предстоит завтра.
— Не понял.
— Я дам задний ход и предложу им Димека.
— Ты нашел вескую причину?
— Причина есть. А уж какой она им покажется, роли не играет.
— И что это за причина?
— ФБР.
Вновь в дверь постучали. На этот раз герр Хорст и официант принесли ужин. Герр Хорст уже собрался налить мне марочного вина, оно шло у нас по тридцать долларов за бутылку, но я остановил его.
— Пусть пробует герр Падильо. Я после «мартини» ничего не различаю.
Падильо пригубил вино, одобрительно кивнул, и герр Хорст наполнил наши бокалы. Официант положил еду на тарелки. Что мы ели, я не помню, за исключением того, что пища была горячей, а масло — твердым, как камень.
— При случае скажи герру Хорсту, что он перемораживает масло, — попросил я Падильо.
— Мы продаем много вина? — он указал на бокал.
— Не слишком. Бутылка обходится клиенту в тридцать долларов.
— А нам?
— Девятнадцать долларов и семьдесят пять центов, но мы покупаем ящиками.
— Хорошее вино.
— Так чем нам поможет ФБР?
— Мы прикроемся их вниманием к нам, чтобы подсунуть Ван Зандту Димека.
— Откуда ты черпаешь свои идеи?
— Адреса нет. Только абонентный ящик в почтовом отделении.
Я кивнул, допил вино, отодвинул тарелку и закурил. Пятьдесят седьмую сигарету за день. В рот мне словно сунули клок гнилой соломы.
— Мы говорили о ФБР... мистере Гувере и его молодых, обходительных сотрудниках. Теперь они на нашей стороне?
— Да. Во всяком случае, на несколько ближайших дней. Я намерен попросить у них защиты.
— Защиты от кого?
— Мне есть кого назвать.
— Мне тоже, но на ком ты остановишься?
— На торговцах оружием.
— Это ребята шустрые. Естественно, из Африки?
— Ты абсолютно прав.
— А из-за чего они окрысились на тебя? Карабины со спиленным бойком или песок в космолине?[7]
— Космолин уже не применяют. Его заменили какой-то графитовой пастой. Она легче сходит.
— Любопытно. Но ФБР надо бы предложить что-то более весомое.
— Я собираюсь рассказать им об Анголе.
— Ага.
Падильо откинулся на спинку дивана, уставился в потолок.
— Что тебе известно об Анголе?
— Португальское владение в Западной Африке. В Южном полушарии. Не слишком ладит с Конго.
— Потому-то я и переадресовал партию оружия. Уже оплаченную партию.
— Понятно.
— Оружие предназначалось для наемников, которых готовили в Анголе для боевых действий в Конго.
— Не следовало их вооружать.
— Я подумал о том же. Кроме того, мне не хотелось создавать лишние трудности для дипломатов Португалии и Конго.
— Тем более что отношения между странами и так напряженные.
— Вот именно.
— И надолго ФБР поверит тебе?
— По меньшей мере, на несколько дней.
— И кто же нацелился на тебя?
— Португалец, заплативший за оружие и подготовку наемников. Он действительно существует. Я даже имел с ним дело.
— И ФБР защитит тебя от него?
— От его агента... или агентов.
— С какой стати?
— Потому что в обмен на защиту я расскажу им о моих сделках с оружием. Тех, что я довел до конца.
— И если Ван Зандт спросит, почему ты не можешь убить его, ты ответишь, что попал «под колпак» ФБР.
— А чтобы найти доказательства, им потребуется лишь оглянуться. Мальчиков Гувера не заметит только слепой.
— Но мы предложим им замену.
— Димека. И выйти на него они смогут лишь через меня, гарантировав жизнь Фредль.
— Чего стоят их гарантии.
— Ничего лучшего я придумать не могу. Мы потребуем, чтобы тебе предоставили возможность говорить с Фредль каждый вечер, вплоть до вторника. Или они соглашаются, или на сделке ставится крест.
— Торговаться-то нам не с руки.
— Я это знаю.
— Если ФБР сядет нам на хвост, они попытаются возложить на нас вину за покушение. В этом деле они — лишние.
— Я думаю, мы сможем избавиться от них, как только африканцы убедятся, что ФБР опекает нас, как наседка — цыплят. Большего нам от них и не нужно.
— Ты возьмешь семьдесят пять тысяч?
— Конечно. Нам же расплачиваться с этой троицей.
— А как ты задействуешь оставшуюся пару — Прайса и Шадид?
— Один будет работать с Димеком, второй — с нами, когда мы поедем за Фредль.
— Если выясним, где они ее прячут.
— Об этом можешь не беспокоиться.
Я покачал головой.
— Мне бы твою уверенность.
Мы договорились встретиться в десять утра. Падильо решил остался в салуне, а я отправился домой. Благо пошел уже двенадцатый час ночи. На Коннектикут-авеню повернул налево. Пешеходы встречались редко, погода стояла сухая и прохладная. Октябрь — не лето. Легкий ветерок гнал по асфальту мусор. Мужчина в солдатской шинели времен второй мировой войны пожаловался, что голоден, и я дал ему четверть доллара. Он поблагодарил и зашагал прочь. Я же думал о том, что скажу Фредль при встрече, чтобы она посмеялась и побыстрее забыла о случившемся.
Но в голову полезли совсем другие мысли, ибо в тот момент я ничем не мог помочь Фредль, да и благополучный исход казался весьма и весьма проблематичным. А потому мне не оставалось ничего другого, как переставлять ноги да прислушиваться к звукам вечернего города и скрежету собственных зубов. Идти я мог только домой. Слушать — только себя. И ждать, мучаясь неизвестностью.
Они выступили из-под арки административного здания. Трое. Молодые, лет двадцати двух, не более. В свете уличного фонаря я различил их длинные волосы. В куртках со множеством молний и в джинсах. Руки они держали в карманах. Один заступил мне дорогу. Двое держались по бокам.
— Да здесь человек, — заговорил тот, что стоял передо мной. Ростом повыше остальных, пошире в плечах.
— И правда, человек, Джилли.
Джилли воспринял последнюю фразу как шутку и громко рассмеялся, продемонстрировав мне свои зубы. Похоже, чистил он их не слишком часто. И без особого усердия.
— Извините, — пробормотал я и попытался обойти Джилли.
Он вытащил руку из кармана, ухватил меня за левое плечо и толкнул назад. Несильно.
— Вы торопитесь?
— Совершенно верно.
— Отделай его, Джилли. Вы с ним в одной весовой категории, — послышалось слева от меня.
— Вы припозднились, — заметил Джилли.
— Я работаю допоздна.
— И где же вы работаете?
— Поговорили, парень, и хватит. Дайте мне пройти.
— Вам придется подраться со мной, приятель, — процедил Джилли.
— Я не хочу с вами драться.
— И тем не менее придется.
Я решил начать с того, что стоял слева от меня. Возникло предчувствие, что у него в кармане нож. Изо всей силы ударил его в солнечное сплетение. Он отшатнулся, сел на асфальт, его вырвало. Я же повернулся к двум оставшимся. Джилли ударил меня левой. Я нырнул, но его кулак задел мое левое плечо. Второй парень тоже бросился ко мне, но я пнул его в колено, и он запрыгал на одной ноге, безучастный к исходу сражения. Я же достал из кармана нож, раскрыл его и двинулся на Джилли. Тот попятился. И пятился до тех пор, пока не уперся в стену. Одной рукой я взял его за грудки, а второй поднял нож, чтобы он видел, как блестит лезвие.
— Так какой глаз тебе менее дорог, приятель?
Он закрыл глаза и замотал головой.
— Не надо, мистер! Ради бога, не надо!
Потом он заплакал. Хорошо еще, что не наложил в штаны. Я его отпустил. По стенке он добрался до угла, затем бросился бежать. Остальные двое последовали за ним. Похоже, они напали на меня от скуки. Один из способов поразвлечься в пятницу вечером. Наверное, не только в Вашингтоне.
Футах в двадцати от меня стояли трое мужчин и две женщины. Затормозила пара машин: драка интересует всех. Один из мужчин подошел ко мне.
— Их же было трое.
— Вроде бы.
— Вы всегда носите с собой нож?
— Конечно. А вы — нет?
— Клянусь Богом, отличная идея. Он спас вам жизнь, не правда ли?
Я глянул на нож, который все еще держал в руке, сложил его, сунул в карман.
— Вижу, вы на моей стороне. Благодарю.
И пошел к своему дому. Поднялся на лифте, открыл ключом дверь, снял пальто, налил виски, добавил воды, включил телевизор. Понаблюдал, как один гангстер мутузит другого, гадая, когда же утихнет бьющая меня дрожь.
Глава 12
Заснуть мне удалось только в шесть утра, и глаза я открыл без пятнадцати десять. Постель по-прежнему была велика для одного. Я встал, прошел на кухню, поставил на плиту воду. Когда я оделся, она уже закипела. Налил чашку кофе, закурил. Сходил за газетой, позвонил в салун, предупредил Падильо, что задержусь. Он заверил меня, что торопиться некуда. А потому я не спеша выпил вторую чашку и пролистал газету. Выходить из дома не хотелось.
На первой странице сообщалось о более раннем, чем ожидалось, прибытии Ван Зандта в Вашингтон, вызванном изменением даты его выступления в ООН. В статье говорилось о его переговорах с какой-то сошкой из государственного департамента, беседе с членами консульства и торговой миссии, а также пресс-конференции, намеченной на четыре дня, через час после обсуждения с нами подробностей покушения на его жизнь. Чувствовалось, что Ван Зандт приехал в Штаты не отдыхать, но работать. Впрочем, и времени у него совсем не осталось.
Короткая заметка на двенадцатой странице информировала внимательного читателя об Ивлине Андерхилле, пятидесяти одного года, днем ранее погибшем под колесами автомобиля на Коннектикут-авеню. Других подробностей об убитом в заметке не содержалось.
Я подумал об идее Падильо посадить себе на «хвост» ФБР, дабы африканцы решили, что брать его в исполнители опасно, и согласились обратиться к Димеку. Репутация Падильо могла убедить ФБР, что португалец — не плод фантазии, по крайней мере, на короткое время. А примут ли эту версию Ван Зандт и его братия? Вот тут у меня возникали сомнения. Народ это тертый, решительный. Они похитили мою жену, убили Андерхилла, вложили столько сил в подготовку покушения. И предсказать их реакцию едва ли представлялось возможным.
Я сидел над чашкой холодного кофе, стараясь не думать о Фредль, но без особого успеха. А потому встал, спустился на лифте вниз и пешком направился к салуну. Когда я переступал порог, Падильо как раз прощался с кем-то по телефону.
— Магда, — пояснил он. — Она позвонила последней. Мы встречаемся в одиннадцать на Седьмой улице.
— Ты намерен раздать им семнадцать тысяч фунтов?
— Пятнадцать. Они получат по пять.
— Хардман там будет?
— Нет. Нас впустит Маш. Уходя, мы сами закроем дверь. И оставим ключ у себя, — он посмотрел на часы. — Нам пора.
— Хорошо.
— Что ты делал вечером? Улегся в кровать с бутылкой?
— Нет. А что?
Падильо критически оглядел меня.
— У тебя ужасный вид. Еще хуже, чем вчера.
— Ко мне пристали какие-то пьяные подонки. Трое.
— Где?
— В трех кварталах отсюда.
— И что потом?
— Ничего. Я помахал перед ними ножом с перламутровой рукояткой, и они дали мне пройти.
— Хорошенький райончик.
— Один из лучших. Никакого сравнения с Седьмой улицей.
Если в Вашингтоне и есть район притонов, то это территория между Седьмой и Девятой улицами. На север она тянется до Эн-стрит, на юг — до Эйч. Публичная библиотека Карнеги, занимающая там пару кварталов, служит прибежищем обитателям этого вашингтонского дна. Они могут посидеть на скамьях, поставленных Эндрю Карнеги в 1809 году, читая выбитый на стене лозунг, объясняющий всем и каждому, что призвание библиотеки — стать «Университетом для народа». Но сидящий народ обычно или уже выпивши, или только и думает, где раздобыть бутылку.
Библиотека находится посреди парка с деревянными скамейками, травой, деревьями и парой воробьев. Есть там и общественный туалет. Зимой любой может зайти в библиотеку погреться, кемаря над газетой или журналом. С севера библиотека граничит с пустующим семиэтажным зданием. Когда-то его занимала штаб-квартира одного из вашингтонских профсоюзов, но потом она переместилась поближе к Белому дому. К западу от библиотеки высится церковь, с юга подпирают бары и лавчонки, где торгуют подержанными вещами, с востока — винные магазины.
Наверное, в скором времени этот район включат в городской план реконструкции, но пока бродяги греются в парке на солнышке, гадают, где бы выпить, да глазеют на другой лозунг, уже на фасаде библиотеки, указывающий, что существует она для «распространения знаний».
Контору, которую предоставил в наше распоряжение Хардман, отделял от библиотеки один квартал. Мы поднялись на второй этаж и там натолкнулись на Маша, прислонившегося спиной к двери. Он и Падильо обменялись несколькими фразами на арабском. Затем Маш открыл дверь и передал мне ключ.
— Хард велел передать, что вы можете держать его у себя сколько захотите.
— Благодарю.
— Если что-нибудь понадобится, звоните. Номер телефона в его машине у вас есть.
— Есть, — подтвердил я.
— Он сегодня ездит по городу.
— Скажите ему, что мы заглянем к нему попозже.
Маш кивнул и поспешил вниз. Мы вошли в единственную комнатку. Окна выходили на Седьмую улицу. Их, похоже, не открывали и не мыли с тех пор, как Рузвельта второй раз выбрали президентом. Обстановка не радовала глаз. Обшарпанный письменный стол с телефонным аппаратом на нем, шесть складных металлических стульев. Пол из крашеных досок, без ковра. Безликое конторское помещение, годящееся как для продажи дешевых акций, так и для создания общественных организаций. Успехом тут и не пахло, скорее многими и многими неудачами да крушением мечты. Хардман пересчитывал в нем деньги, полученные от любителей острых ощущений, да иногда сдавал его друзьям, которым требовалось укромное местечко, чтобы поделить сорок две тысячи долларов меж трех шпионов.
Филип Прайс прибыл первым. Поздоровался, огляделся, выбрал стул, стер с него пыль и сел.
— Я не рано?
— Вовремя, — успокоил его Падильо.
— Хорошо.
Димек появился пять минут спустя. Сел, даже не поглядев, есть на стуле пыль или нет. Обстановка ни в малой степени не заинтересовала его.
Магда пришла через три минуты после Димека. В белом, свободного покроя пальто и туфлях из крокодиловой кожи.
Скорчила гримаску.
— Как тут грязно.
Падильо протянул ей носовой платок.
— Пыль можно и стереть.
— Я испачкаю пальто.
— Больше мы никого не ждем? — осведомился Прайс.
— Нет.
— А где ниггер?
— Он занят.
— Нашими делами?
— Или чем-то еще.
— Деньги мы получим сегодня, так? — в лоб спросил Димек.
— Деньги вы получите сегодня, — подтвердил Падильо. — Но сначала я вам кое-что скажу. Сумеете подождать?
На первой странице сообщалось о более раннем, чем ожидалось, прибытии Ван Зандта в Вашингтон, вызванном изменением даты его выступления в ООН. В статье говорилось о его переговорах с какой-то сошкой из государственного департамента, беседе с членами консульства и торговой миссии, а также пресс-конференции, намеченной на четыре дня, через час после обсуждения с нами подробностей покушения на его жизнь. Чувствовалось, что Ван Зандт приехал в Штаты не отдыхать, но работать. Впрочем, и времени у него совсем не осталось.
Короткая заметка на двенадцатой странице информировала внимательного читателя об Ивлине Андерхилле, пятидесяти одного года, днем ранее погибшем под колесами автомобиля на Коннектикут-авеню. Других подробностей об убитом в заметке не содержалось.
Я подумал об идее Падильо посадить себе на «хвост» ФБР, дабы африканцы решили, что брать его в исполнители опасно, и согласились обратиться к Димеку. Репутация Падильо могла убедить ФБР, что португалец — не плод фантазии, по крайней мере, на короткое время. А примут ли эту версию Ван Зандт и его братия? Вот тут у меня возникали сомнения. Народ это тертый, решительный. Они похитили мою жену, убили Андерхилла, вложили столько сил в подготовку покушения. И предсказать их реакцию едва ли представлялось возможным.
Я сидел над чашкой холодного кофе, стараясь не думать о Фредль, но без особого успеха. А потому встал, спустился на лифте вниз и пешком направился к салуну. Когда я переступал порог, Падильо как раз прощался с кем-то по телефону.
— Магда, — пояснил он. — Она позвонила последней. Мы встречаемся в одиннадцать на Седьмой улице.
— Ты намерен раздать им семнадцать тысяч фунтов?
— Пятнадцать. Они получат по пять.
— Хардман там будет?
— Нет. Нас впустит Маш. Уходя, мы сами закроем дверь. И оставим ключ у себя, — он посмотрел на часы. — Нам пора.
— Хорошо.
— Что ты делал вечером? Улегся в кровать с бутылкой?
— Нет. А что?
Падильо критически оглядел меня.
— У тебя ужасный вид. Еще хуже, чем вчера.
— Ко мне пристали какие-то пьяные подонки. Трое.
— Где?
— В трех кварталах отсюда.
— И что потом?
— Ничего. Я помахал перед ними ножом с перламутровой рукояткой, и они дали мне пройти.
— Хорошенький райончик.
— Один из лучших. Никакого сравнения с Седьмой улицей.
Если в Вашингтоне и есть район притонов, то это территория между Седьмой и Девятой улицами. На север она тянется до Эн-стрит, на юг — до Эйч. Публичная библиотека Карнеги, занимающая там пару кварталов, служит прибежищем обитателям этого вашингтонского дна. Они могут посидеть на скамьях, поставленных Эндрю Карнеги в 1809 году, читая выбитый на стене лозунг, объясняющий всем и каждому, что призвание библиотеки — стать «Университетом для народа». Но сидящий народ обычно или уже выпивши, или только и думает, где раздобыть бутылку.
Библиотека находится посреди парка с деревянными скамейками, травой, деревьями и парой воробьев. Есть там и общественный туалет. Зимой любой может зайти в библиотеку погреться, кемаря над газетой или журналом. С севера библиотека граничит с пустующим семиэтажным зданием. Когда-то его занимала штаб-квартира одного из вашингтонских профсоюзов, но потом она переместилась поближе к Белому дому. К западу от библиотеки высится церковь, с юга подпирают бары и лавчонки, где торгуют подержанными вещами, с востока — винные магазины.
Наверное, в скором времени этот район включат в городской план реконструкции, но пока бродяги греются в парке на солнышке, гадают, где бы выпить, да глазеют на другой лозунг, уже на фасаде библиотеки, указывающий, что существует она для «распространения знаний».
Контору, которую предоставил в наше распоряжение Хардман, отделял от библиотеки один квартал. Мы поднялись на второй этаж и там натолкнулись на Маша, прислонившегося спиной к двери. Он и Падильо обменялись несколькими фразами на арабском. Затем Маш открыл дверь и передал мне ключ.
— Хард велел передать, что вы можете держать его у себя сколько захотите.
— Благодарю.
— Если что-нибудь понадобится, звоните. Номер телефона в его машине у вас есть.
— Есть, — подтвердил я.
— Он сегодня ездит по городу.
— Скажите ему, что мы заглянем к нему попозже.
Маш кивнул и поспешил вниз. Мы вошли в единственную комнатку. Окна выходили на Седьмую улицу. Их, похоже, не открывали и не мыли с тех пор, как Рузвельта второй раз выбрали президентом. Обстановка не радовала глаз. Обшарпанный письменный стол с телефонным аппаратом на нем, шесть складных металлических стульев. Пол из крашеных досок, без ковра. Безликое конторское помещение, годящееся как для продажи дешевых акций, так и для создания общественных организаций. Успехом тут и не пахло, скорее многими и многими неудачами да крушением мечты. Хардман пересчитывал в нем деньги, полученные от любителей острых ощущений, да иногда сдавал его друзьям, которым требовалось укромное местечко, чтобы поделить сорок две тысячи долларов меж трех шпионов.
Филип Прайс прибыл первым. Поздоровался, огляделся, выбрал стул, стер с него пыль и сел.
— Я не рано?
— Вовремя, — успокоил его Падильо.
— Хорошо.
Димек появился пять минут спустя. Сел, даже не поглядев, есть на стуле пыль или нет. Обстановка ни в малой степени не заинтересовала его.
Магда пришла через три минуты после Димека. В белом, свободного покроя пальто и туфлях из крокодиловой кожи.
Скорчила гримаску.
— Как тут грязно.
Падильо протянул ей носовой платок.
— Пыль можно и стереть.
— Я испачкаю пальто.
— Больше мы никого не ждем? — осведомился Прайс.
— Нет.
— А где ниггер?
— Он занят.
— Нашими делами?
— Или чем-то еще.
— Деньги мы получим сегодня, так? — в лоб спросил Димек.
— Деньги вы получите сегодня, — подтвердил Падильо. — Но сначала я вам кое-что скажу. Сумеете подождать?