— Он уже побывал здесь?
   — Димек?
   — Да.
   — Приезжал вчера. Я говорил с ним поздно вечером, после того, как Маш привез ему ружье.
   — Какое?
   — Как он и хотел. «Винчестер», модель 70.
   — А почему оно потребовалось ему так рано?
   — Истинная причина в том, что он хочет пристрелять его. Но предлог он назвал другой. Вроде бы ему нужно определиться, как спрятать ружье, когда понадобится принести его сюда.
   — А ты уже решил, как остановить его?
   Падильо вновь посмотрел на авеню.
   — Думаю, да. Все будет зависеть от того, как пойдут дела у тебя. Сможете ли вы освободить Фредль.
   — Ты уже определил наши исходные позиции?
   Падильо кивнул.
   — Хардман заедет за тобой и Магдой в одиннадцать. Затем вы, пикап и фургон поедете следом за Сильвией от торговой миссии. Маш и я будем кружить по городу в его машине. Прайс остается в холле с двух часов до тех пор, пока Димек не поднимется на крышу.
   — То есть в половине третьего или чуть позже.
   — Осмотр достопримечательностей начнется ровно в два. Машины отъедут от торговой миссии. Сильвия и Фредль должны быть в ваших руках примерно в половине второго. То есть ты успеешь приехать сюда.
   — Ты хочешь, чтобы я взял кого-нибудь с собой? Хардмана?
   — Нет.
   Я взглянул на часы.
   — Мне пора в банк. Хардман приедет на ленч... и за деньгами.
   — Хорошо. Я дал телеграмму в Цюрих. Деньги должны прибыть завтра. Так что твои затраты я возмещу.
   По лестнице мы спустились на десятый этаж, а затем — на лифте в вестибюль. На такси доехали до моего банка. Я выписал чек на пятнадцать тысяч долларов и зашел подписать его к вице-президенту, чтобы получить наличные без лишней суеты. Ему, конечно, не хотелось выдавать такую сумму, но он не подал и виду, сложил деньги в большой конверт и вручил мне.
   — Покупаете недвижимость, мистер Маккоркл? — спросил он.
   — Проигрался в карты, — ответил я и отбыл под его укоризненным взглядом.
   Когда мы пришли в салун, Хардман уже ждал в моем кабинете.
   Со словами: «Извините, что опоздал», — я протянул ему конверт.
   Он заглянул внутрь, довольно кивнул и засунул его в просторный накладной карман пальто.
   — На ленч остаться не могу. Слишком много дел.
   — Но стаканчик-то пропустите?
   — Только если один.
   Я снял трубку и попросил принести три «мартини».
   — Или вам шотландского? — спросил я Хардмана. Тот мотнул головой.
   — "Мартини" даже лучше.
   — Телефоны готовы? — спросил Падильо.
   — Их как раз устанавливают.
   — Когда закончат?
   Хардман взглянул на часы.
   — Минут через сорок.
   — Селекторная связь не подведет?
   — С какой стати? Мы должны задействовать четыре телефона, в моей машине, Маша, в фургоне и пикапе, так?
   — Так.
   — Маш и я приедем за вами сюда?
   Падильо посмотрел на меня. Я пожал плечами.
   — На квартиру Мака.
   — Как скажете, — Хардман не возражал.
   Принесли «мартини», и Хардман рассказал нам о своих успехах. Пикап и фургон перекрасили, белые комбинезоны он достал, телефоны устанавливались. Тюльпан, Веселый Джонни и Найнболл держались подальше от бутылки. Мы обговорили время, когда он должен заехать за мной и Магдой, и он заверил нас, что все понял.
   Допив «мартини», мы последовали за Хардманом в зал, где посетители избавлялись от похмелья, нажитого за уик-энд. Я здоровался с завсегдатаями и представлял им Падильо. В салуне мы оставались до половины четвертого, а затем поехали ко мне. Я открыл дверь ключом и подождал, пока Сильвия снимет цепочку.
   — Все тихо? — спросил я.
   — Так точно.
   — Нервничаете? — добавил Падильо.
   — Есть немного.
   — Мы ненадолго отъедем, но вечером составим вам компанию, — пообещал он.
   Ровно в четыре мы с Падильо спустились вниз и подождали Хардмана и Маша. Я сел в «кадиллак» Хардмана, Падильо — в «бьюик» Маша. На углу «бьюик» повернул направо, а Хардман налево, Он снял трубку и послал сигнал телефонистке. Машину он вел левой рукой, правой прижимая трубку к уху.
   — Говорит Уай-эр 4-7896. Мне нужна селекторная связь со следующими номерами, — он назвал еще три номера с теми же буквами. — Да, да, побыстрее.
   Трубку положил, и мы продолжили путь к Джорджтауну.
   — Мы куда-нибудь едем? — спросил я.
   — Нет, просто кружим по городу. Или вам нужно в какое-то место?
   Я отрицательно покачал головой.
   Мы выехали на Висконсин-авеню, когда зажужжал телефон. Хардман взял трубку.
   — Говорит Уай-эр 4-7896. Благодарю, — он протянул трубку мне. — Готово. Назовитесь и скажите им, где находитесь.
   — Говорит Маккоркл. Мы на Висконсин-авеню у перекрестка с Ти-стрит, едем на север.
   — Говорит Падильо. Мы на Коннектикут-авеню и Эс-стрит, едем на север.
   — Говорит Тюльпан. Мы на Джорджия-авеню и Кеннеди-стрит и едем на юг.
   — Говорит Веселый Джонни. Я на перекрестке Четырнадцатой улицы и Колумбия-роуд. Поворачиваю на Четырнадцатую и еду на юг.
   — Не выключайте связь, — я повернулся к Хардма-ну. — Все нормально.
   — Пусть продолжают говорить. Встретимся через двадцать минут на пересечении Небраска-авеню и Милитэри-роуд.
   — Так им очень далеко ехать.
   — Ничего. За это им и платят.
   — Встречаемся на пересечении Небраска и Милитэри-роуд через двадцать минут. В четыре сорок ровно. Как меня поняли?
   — Говорит Падильо. Поняли и поворачиваем.
   — Говорит Веселый Джонни. Мама миа! Летать я еще не научился!
   — Это Тюльпан. Я подъеду.
   — Они все поняли, — сообщил я Хардману.
   — Пусть не кладут трубки.
   — Не кладите трубки. Продолжайте говорить.
   Мы повернули направо, держа курс на Небраска-авеню. Долго стояли на перекрестке с Коннектикут-авеню, потом добрались до Небраска и неспешно поехали по ней к Милитэри-роуд. Мимо нас проскочил белый фургон, вслед за ним — пикап того же цвета. Обе машины с надписью "Транспортная компания «Четыре квадрата» на дверцах. «Бьюик» Маша вырулил из боковой улицы. Он помахал нам рукой, я ответил ему тем же.
   Хардман взял у меня трубку.
   — На сегодня все, — и дал команду телефонистке отключить телефоны.
   — Отработали они отлично, — заметил я.
   — Завтра будет не хуже, — заверил меня Хардман.
   Он отвез меня домой.
   — Есть еще какие-нибудь дела?
   — Думаю, что нет.
   — Тогда до завтра.
   — Где вас искать, если возникнет такая необходимость?
   — По этому телефону или у Бетти.
   Подъехал Маш. Падильо вылез из кабины, и мы вместе поднялись на лифте. Затем Сильвия наложила на рану Падильо свежую повязку, я смешал коктейли, и мы включили телевизор, ожидая выпуска новостей, выходящего в эфир в половине седьмого. О прибытии Ван Зандта комментатор не упомянул.
   В семь Падильо позвонил Магде Шадид, Филипу Прайсу и Димеку. Несколькими короткими фразами дал им последние инструкции.
   Потом вернулся к дивану и сел рядом с Сильвией.
   — Вы звонили сегодня в полицию?
   — Да.
   — Они что-нибудь нашли?
   — Нет. Не могут определить, какая машина сбила папу.
   — От вас им что-либо нужно?
   — Нет. Я уже договорилась об отправке тела домой, — голос ее ни в малой степени не дрожал.
   — Вы должны сообщить близким, как у вас дела?
   — Я дала телеграмму маме с этого телефона, — Сильвия повернулась ко мне. — Счет я оплачу.
   — Забудьте об этом, — замахал я руками.
   — Пистолет все еще при вас? — спросил Падильо.
   — Да.
   — Завтра возьмите его с собой. Вы сможете его спрятать? В бюстгальтере или где-то еще?
   Сильвия чуть покраснела.
   — Смогу. Он мне понадобится?
   — Не знаю, — ответил Падильо. — Но пусть будет при вас.
   Зазвонил телефон. Я взял трубку.
   — Можете поговорить с женой, — порадовал меня Боггз.
   — Фредль?
   — Да, дорогой.
   — С тобой все в порядке?
   — Да, только немного устала и...
   Трубку у нее отобрали, и вновь заговорил Боггз:
   — Падильо у вас?
   — Да.
   — На завтра все готово? Время вы не перепутаете?
   — Нет.
   — Хорошо, — он запнулся, вероятно, не зная, что сказать. — Наверное, мы не в таких отношениях, чтобы мне желать вам удачи.
   — Наверное, нет.
   — Тогда спокойной ночи.
   Я положил трубку.
   — Звонил Боггз.
   — Как Фредль?
   — Говорит, что все нормально. Жалуется на усталость.
   — А чего хотел Боггз?
   — Никак не мог решить, желать нам удачи или нет.

Глава 23

   Будильник зазвонил в восемь утра. Я его выключил и положил окурок в большую керамическую пепельницу на столике у кровати. За ночь их набралось тридцать семь штук. Окурки я пересчитал двадцать минут тому назад. Проснулся я в три часа и, глядя в потолок, понял, что сна более не будет и мне предстоят пять часов бодрствования в постели. Моя компания не доставила мне особого удовольствия. Я был известной занудой. Много говорил и мало слушал, жалость к себе постоянно переполняла меня, а вину за собственные ошибки я старался переложить на других. Я старел. И слишком много пил.
   Под такие рассуждения я взял новую сигарету, чиркнул зажигалкой, поднялся и пошел в ванную, почистил зубы, выпил стакан воды и долго смотрел в зеркало. Личность, которую я увидел там, мне не понравилась, а потому я вернулся в спальню, раскрыл второй том воспоминаний мистера Папюса и попытался увлечься его рассказом о соблазнении служанки. Но четверть часа спустя отложил книгу, поскольку прочитанное сразу же улетучивалось у меня из головы. Полежал, уставясь в потолок. Выключил свет, снова зажег, но все мои старания ускорить бег времени пошли прахом. Минуты тянулись и тянулись, а мне не оставалось ничего иного, как коротать часы, не прибегая к рецепту мистера Синатры, рекомендовавшего таблетки, молитву или бутылку виски.
   После звонка будильника мне с трудом удалось одеться, ибо прошедшая ночь состарила меня на десять, а то и на двадцать лет. А потом я прошел в гостиную, где уже сидел Падильо с чашечкой кофе и сигаретой, которая, похоже, не доставляла ему ни малейшего удовольствия.
   — Привет, — поздоровался я.
   Он что-то пробурчал в ответ, и я проследовал на кухню, насыпал в чашку ложку растворимого кофе и залил его водой.
   Выпив первую чашку, я незамедлительно наполнил ее.
   — Пистолет у тебя? — спросил Падильо.
   — Угу.
   — А патроны?
   — Патронов нет.
   — Держи, — он вытащил из кармана коробку с патронами для пистолета тридцать восьмого калибра и выложил на кофейный столик шесть штук.
   Я прогулялся в спальню, принес пистолет, зарядил его.
   — А ты не думаешь, что мне понадобится больше шести патронов?
   — Если тебе вообще придется стрелять, считай, что дело дохлое.
   В гостиную выпорхнула Сильвия Андерхилл, поздоровалась, спросила, не приготовить ли ей завтрак. Мы дружно отказались. В то утро она надела туфли-лодочки цвета слоновой кости и вязаный костюм из синей шерсти. Улыбнулась она нам обоим, Падильо — с большей нежностью, и я поневоле подумал, настанет ли миг, когда и меня наградят такой улыбкой. Выглядела она юной и беспечной, словно и не предстояла ей смертельная схватка со злодеями из торговой миссии.
   После того как Сильвия позавтракала, а я и Падильо выпили еще по чашке кофе, мы вновь обсудили предстоящую нам операцию. Я с каждой минутой нервничал все больше, Сильвия же и Падильо сохраняли абсолютное спокойствие, будто готовили какую-то забавную игру на рождественские праздники. В конце концов на меня напал неудержимый приступ зевоты, и на том обсуждение закончилось.
   — Бессонная ночь? — спросил Падильо.
   — Можно считать, что да.
   Он посмотрел на часы.
   — Сейчас приедет Магда.
   Следующие двадцать минут прошли в блаженной тишине. Сильвия сидела на диване, держа в руках чашку с блюдцем. Падильо устроился там же, но в другом углу. Он откинулся на подушки, вытянул ноги, курил и пускал в потолок кольца дыма. В промежутках между сигаретами рот его превращался в столь тонкую полоску, что у меня возникали сомнения, а есть ли у него губы. Я же развалился в моем любимом кресле и, коротая время, грыз ногти, ибо не смог найти себе более дельного занятия.
   Без четверти одиннадцать звякнул дверной звонок, и я пошел открывать дверь. Магда Шадид пришла в строгом темно-сером пальто из кашемира. А сняв его, осталась в платье в бело-серую полосу.
   — Мистер Маккоркл, да на вас лица нет, — посочувствовала она.
   — Сам знаю, — пробурчал я в ответ.
   — Привет, Майкл. Как поживаешь? Как обычно, суров и недоступен? А это... как я понимаю, не миссис Маккоркл?
   — Нет, — подтвердил Падильо и представил женщин друг другу. — Магда Шадид, Сильвия Андерхилл.
   — Доброе утро, — поздоровалась Сильвия.
   — А что, интересно, вы делаете для моего давнего друга Майкла?
   — Она приказывает, мы — исполняем, — ответил я.
   Магда грациозно опустилась на стул, положила ногу на ногу, начала снимать перчатки. Делала она это очень аккуратно, освобождая палец за пальцем.
   — Вы узнали, где они держат миссис Маккоркл?
   — Пока нет, но узнаем наверняка. Мак все объяснит тебе по дороге.
   — Не хотите ли кофе? — спросила Сильвия.
   — С удовольствием. Черный, пожалуйста, и побольше сахара.
   Сильвия встала и скрылась на кухне.
   — Тебе всегда нравились молоденькие, Майкл, но до детей ты еще не опускался.
   — Ей двадцать один год. В этом возрасте ты, помнится, раскрыла в Мюнхене трех агентов и выдала их Гелену[10].
   — То была голодная зима. Кроме того, дорогой мой, я европейка. Это большая разница.
   — Большая, — не стал спорить Падильо.
   Сильвия принесла кофе.
   — У вас потрясающий костюм, — похвалила Магда ее наряд. — Вы давно знакомы с Майклом?
   — Не очень. А костюм стоит десять фунтов без шести шиллингов. Примерно тридцать долларов.
   — Скорее двадцать девять, — поправила ее Магда. — Я должна предупредить вас, что Майкл частенько использует друзей, особенно давних друзей, в своекорыстных целях. Вы еще с этим не столкнулись, мисс Андерхилл?
   — Нет, я еще слишком молода, чтобы считаться давним другом, не правда ли?
   Я счел, что Сильвия выиграла этот раунд по очкам, и изменил тему разговора.
   — Когда должен приехать Хардман?
   — С минуты на минуту.
   — Я беру его «кадиллак», и Магда едет со мной, так? — спрашивал я ради Магды. Мы обговорили это не единожды.
   — Так.
   Зазвонил телефон, и я снял трубку. Хардман.
   — Я в десяти минутах езды от вашего дома, Мак, и даю команду включить селекторную связь.
   — Где Маш?
   — Едет следом.
   — А фургон и пикап?
   — Фургон уже едет к торговой миссии. Пикап с нами.
   — Мы спустимся через пять минут.
   — До встречи.
   Я положил трубку и предложил всем собираться. Прошел в спальню, достал из стенного шкафа пальто. Положил пистолет в правый карман, достал из комода нож, открыл, убедился, что лезвие не затупилось, закрыл и бросил в левый карман. Нож, полагал я, придется весьма кстати, если понадобится перерезать веревку на чьей-либо посылке. На лифте мы спускались вместе. Магда, Падильо и я вышли в вестибюль. Сильвия осталась в кабине: она ехала в подземный гараж, где ее ждала машина. Выходя, Падильо повернулся и посмотрел на девушку. Она улыбнулась, во всяком случае, попыталась изобразить улыбку. Падильо кивнул. Со спины я не мог видеть, улыбается он или нет.
   — Будь осторожна, девочка.
   — И вы тоже.
   Двери кабины захлопнулись, и мы вышли на подъездную дорожку. Две или три минуты спустя к дому подкатил «кадиллак» Хардмана. Он вылез из машины. В белом комбинезоне с красной надписью «Четыре квадрата. Перевозка мебели» на спине Хардман стал еще огромнее. Тут же подъехали «бьюик» Маша и белый пикап. За рулем последнего сидел Тюльпан.
   — Ключи в замке зажигания, — Хардман оглядел нашу троицу. — Селекторная связь налажена.
   — Отлично, — кивнул я. — Вы следуете за «шевроле» Сильвии. Она сейчас выедет из гаража.
   — Мы ее не упустим. Фургон встанет в переулке у торговой миссии.
   Я открыл дверцу Магде, подождал, пока она усядется, захлопнул дверцу. Обошел «кадиллак» и сел за руль. Падильо уже занял место рядом с Машем.
   — Оставайся на связи, — напутствовал он меня.
   — Не волнуйся.
   Я завел мотор, тронул машину с места, проверил тормоза, убедился, что проблем с ними не будет, и покатил к выезду на улицу. Тут же из подземного гаража появился зеленый «шевроле» Сильвии. Пикап с Тюльпаном за рулем и Хардманом на пассажирском сиденье пристроился следом. Я взглянул на часы. Четверть двенадцатого. Я взял телефонную трубку и поздоровался со всеми, кто меня слушает.
   — Всем выйти на связь, — потребовал голос Падильо.
   — Следую за пикапом, — я откликнулся первым. — По Двенадцатой улице к Массачусетс.
   — Хардман. Держимся за «шеви». Направляемся к Массачусетс по Двенадцатой.
   — Говорит Веселый Джонни. Найнболл за рулем, и мы на Массачусетс, в пяти минутах от места назначения.
   — Отлично, — прокомментировал наши успехи Падильо. — Далее командует Хардман. Что он говорит, то мы и делаем. Приступайте.
   В трубке загремел бас здоровяка-негра.
   — Едем за «шевроле».... поворачиваем налево, на Массачусетс... огибаем площадь Шеридана... снова выезжаем на Масс... сейчас мы в двух кварталах от площади и в шести от того места, куда едем...
   Я вел машину левой рукой, а правой прижимал трубку к уху. Магда привалилась к дверце и смотрела прямо перед собой.
   — Три квартала от цели.
   Миновав квартал, я свернул направо, затем налево, на подъездную дорожку, вернулся к углу и поставил «кадиллак» у самого знака «Стоянка запрещена». Заглушил двигатель, закурил, не отрывая трубки от уха.
   — Девушка ищет место для стоянки, — Хардман продолжал держать нас в курсе событий. — Нашла, но в следующем квартале... Поставила машину... Возвращается... Веселый Джонни, ты где?
   — Стоим там, где должны. Все тихо.
   — Понятно, — вновь Хардман. — Уже половина двенадцатого... Девушка подходит к двери... Звонит... Я и Тюльпан на противоположной стороне, там, где стоянка запрещена... Мужчина открывает дверь... Белый... Она входит... Остается только ждать... Как только что-то изменится, я дам вам знать.
   Я положил трубку на плечо, опустил стекло, выкинул окурок. Чтобы опустить стекло, мне пришлось повернуть ключ зажигания. Куда деваться, электрический привод.
   В углу зашевелилась Магда.
   — Наверное, пора просветить и меня?
   — Пора, — согласился я. — Эта юная блондинка из той же страны, что и Ван Зандт. На прошлой неделе ее отца раздавило машиной в Вашингтоне. Ее отец знал о планах Ван Зандта. Откуда, сейчас не важно. Блондинка войдет в торговую миссию и пригрозит, что раскроет их заговор. Мы ставим на то, что они не убьют ее сразу, но отвезут в какое-нибудь укромное место, где ее никто не увидит и не услышит. Скорее всего, мы, во всяком случае, на это надеемся, там же они держат и мою жену.
   — Падильо верен себе, — покивала она. — Все, как обычно. Шкурой рискует не он, но кто-то еще.
   — Если она не выйдет из миссии в течение получаса, мы войдем и вызволим ее.
   — Мы?
   — Четверо наших друзей и я. Вы можете оставаться в машине.
   — А если ее выведут, то мы последуем за ними. Так?
   — Так.
   — Затем я подойду к двери, вежливо постучу, а когда дверь приоткроется, наставлю на хозяина дома пистолет и предложу уйти с дороги.
   — Я буду с вами. А четверо наших друзей прикроют нам спину.
   — Мы войдем в дом, вызволим вашу жену и блондинку Майкла, и на этом все кончится. Мне останется лишь пересчитать оставшуюся часть вознаграждения.
   — Вы все правильно поняли.
   — Просто, как апельсин. Все его операции одинаковы. Только кто-то может сломать себе шею.
   — Возможно и такое.
   — Мы будем смотреться у той двери. А если им приказано стрелять без предупреждения в любого, кто постучится?
   — Этого я не знаю. И потом, всегда можно успеть выстрелить первым.
   — Уж больно вы решительны.
   — Речь идет о моей первой жене.
   Магда улыбнулась.
   — Я бы не отказалась от такого мужа.
   — Вы захватили с собой что-нибудь стреляющее, не так ли?
   — Захватила.
   На том наша беседа оборвалась. Я закурил очередную сигарету и уставился на пробегающие по Массачусетс-авеню машины. Магда вновь привалилась к дверце и барабанила пальцами по сумочке. Потом открыла ее, достала пудреницу, занялась макияжем. Раз уж ей предстояло идти в гости, она хотела произвести наилучшее впечатление.
   — Хардман, — ожила телефонная трубка. — Без четверти двенадцать. Они вышли... Девушка и двое белых. Она между ними... Садятся в машину... темно-синий «линкольн-континенталь»... все трое на переднее сиденье... «Континенталь» подает назад, выруливает на Массачусетс...
   — В какую сторону? — голос Падильо.
   — На восток... мы едем за ними... Веселый Джонни, ты понял?
   — Следую за вами.
   — Поначалу я держусь рядом, — Хардман. — Потом поменяемся.
   — Годится, — Веселый Джонни. — Мы уже на Массачусетс.
   — Они направляются к вам, Мак.
   — Ясно, — я завел мотор, выкатился к самому повороту на Массачусетс.
   Синий «континенталь» промчался мимо. За рулем сидел Боггз, рядом с ним — Сильвия, за ней — Дарраф. Все трое молчали. Белый пикап отставал на пятьдесят футов. Машину вел Тюльпан. Я пристроился ему в затылок.
   — Где ты, Веселый Джонни? — спросил Хардман.
   — В шести кварталах от площади Дюпона.
   — Мы в четырех кварталах. На площади меняемся местами.
   На площади Дюпона «континенталь» повернул на Девятнадцатую улицу.
   — Веселый Джонни, он поворачивает на Девятнадцатую. Я еду по Коннектикут.
   — Я его вижу.
   — Теперь ведешь его ты.
   Следом за пикапом я повернул на Коннектикут-авеню.
   — Пересекаем Эм-стрит, — сообщил Веселый Джонни. — Теперь мы на Кей-стрит... Повернули налево на Кей. Красный свет на перекрестке с Восемнадцатой... Снова поехали... Семнадцатая... Еле успел проскочить перекресток... Пенсильвания-авеню... Пока едем прямо...
   Маршрут, выбранный Боггзом, привел нас в юго-восточную часть города.
   — Я не знаю, куда он едет, но похоже, бывает он тут часто, — вставил Веселый Джонни перед тем, как сказать, что они у пересечения Эм-стрит и улицы Вэна.
   — Он поедет мимо Нэйви-ярд? — спросил Хардман.
   — Похоже, что да.
   — Тогда он сможет повернуть только на Седьмой улице. Я его перехвачу. Отставай.
   — Отстаю, — откликнулся Джонни.
   Мы ехали по Эн-стрит. Повернули налево, затем направо, уже на Эм-стрит. Я держался за пикапом и видел идущий впереди синий «континенталь».
   У Одиннадцатой улицы он перешел на правую полосу, повернул направо.
   — Он едет в Анакостию! — воскликнул Хардман. — Черт, туда же никто не ездит.
   Анакостию от остального Вашингтона отделяла река, а потому этот район вроде бы и не считался частью города. Туристы туда никогда не заглядывали, да и многие вашингтонцы, жившие в респектабельных северо-западных районах, не знали, где находится этот забытый богом уголок, если, конечно, судьба не приводила их туда по каким-то делам. Анакостия постепенно превращалась в гетто. А пока в тихих улочках соседствовали белые и черные. Последние составляли семьдесят процентов населения, и число их медленно, но неуклонно росло.
   — Держитесь ближе, господа, — воскликнул Хардман. — Я этого района не знаю.
   — А кто знает? — откликнулся Веселый Джонни.
   Мы пересекли мост и повернули направо. И сопровождали «континенталь», пока тот не свернул в одну из тихих улочек, по обе стороны которой выстроились коттеджи. Я обогнул угол и сразу остановил машину. Пикап проехал еще полквартала. Фургон, с Найнболлом за рулем и Веселым Джонни с трубкой у уха, объехал меня и затормозил в двух десятках ярдов. Я потерял «континенталь» из виду, но тут в трубке раздался голос Хардмана:
   — Они остановились у двухэтажного дома, кирпичного, вылезли из кабины. Вместе с девушкой. Подошли к двери. Стучат. Кто-то им открывает, не вижу кто, они входят.
   — Дадим им десять минут, — распорядился я.
   — Ты видишь их, Мак? — спросил Падильо.
   — Нет. Фургон все загородил.
   Мы ждали. Магда раскрыла сумочку, заглянула в нее.
   — Те же двое выходят, — сообщил Хардман. — Садятся в машину. Отъезжают.
   — Отлично, — я открыл дверцу. — Мы двое идем к двери. Вы ждите на тротуаре.
   — Пора? — спросила Магда.
   — Да. Начинайте отрабатывать ваши денежки.
   Она оглядела растрескавшийся асфальт, дома, давно ждущие покраски, деревья с облетевшими листьями.
   — Знаете, — она взялась за ручку, — у меня такое ощущение, что я отработаю каждый цент.

Глава 24

   Ширина фасада не превышала пятнадцати футов. Дверь и окно на первом этаже, два окна — на втором. Крыльцо под навесом. Опущенные жалюзи на всех окнах.
   Шагая рядом с Магдой, я смотрел на окна соседних домов. Наглухо закрытые, без жалюзи или занавесей. В домах этих никто не жил. Лишь на крылечках лежали старые газеты. Во дворе одного из них ржавел брошенный трехколесный велосипед.
   По бетонным ступеням мы поднялись к двери. Магда шла впереди, сжимая в руках сумочку. Я оглянулся. Найнболл и Веселый Джонни шли по другой стороне улицы, всем своим видом показывая, что ищут нужный им номер дома. Хардман и Тюльпан занимались тем же, только на нашей стороне.
   Преодолев четыре ступени, я огляделся в поисках кнопки звонка. Не обнаружив таковой, постучал в дверь, стоя справа от Магды. Внутри царила мертвая тишина, поэтому я постучал вновь. Громче. Дверь приоткрылась на три дюйма.