Маш все еще стоял на коленях посреди танцплощадки. Я повел к нему Прайса. Падильо, естественно, нас опередил.
   — Как вы себя чувствуете? — озабоченно спросил он Маша.
   — Могло быть и хуже. Вы остановили его?
   — Да. Вы — сотрудник государственного учреждения? Маш кивнул, его лицо перекосило от боли.
   — Бюро по борьбе с распространением наркотиков.
   — Каким образом вы вышли на меня в Балтиморе?
   — На борту судна вас было двое. Мне дали ваши приметы. Один был ростом в пять футов три дюйма[12] и пятидесяти пяти лет от роду.
   — Вам сказали, что я могу перевозить ЛСД?
   — Один из вас.
   — Что вы собираетесь делать с товаром? — спросил Падильо.
   Маша вновь перекосило.
   — Вы его видели?
   Падильо кивнул.
   — Один из набросившейся на вас парочки что-то нес. И уронил это что-то перед тем, как ввязаться в драку. Должно быть, тот самый пакет, за которым вы приехали в Балтимору.
   — Вам надо дать мне еще один урок дзюдо Хуареса. Пока ученье не пошло мне на пользу.
   — Вы не сдали добычу, не так ли?
   — ЛСД?
   — Совершенно верно.
   Маш всмотрелся в Падильо.
   — Еще нет. Вы хотите войти в долю?
   — Хардман говорил, что вся партия может принести миллион долларов.
   — Пожалуй, что больше.
   — Потому-то тут и нет копов?
   — Истинно так.
   — Ладно, теперь вы богач и герой. ЛСД оставьте себе.
   Маш закрыл глаза. Должно быть, рана сильно болела.
   — Не оставлю. Я думал об этом, но...
   — Понятно, — кивнул Падильо. — Маш, вы действительно мусульманин?
   — Да. Эта партия ЛСД могла бы субсидировать множество поездок.
   — Куда?
   — В Мекку.
   — Но вы сдадите ее в казначейство?
   — Сдам.
   — Пусть так. Вы — не богач, но все-таки герой. Ваша «легенда» такова: в последний момент вы узнали о покушении от Хардмана. Застрелили его и остановили Димека. Маккорклом и мной тут и не пахло. Вам помогал Прайс. Запомнили?
   Маш попытался подняться, и с помощью Падильо ему это удалось.
   — Если я скажу что-то другое, начнутся вопросы. Других вариантов у меня нет, не так ли?
   — Если и есть, то больно хлопотные, — подтвердил Падильо.
   — А как насчет него? — Маш глянул на Прайса.
   — Он тоже походит в героях, хотя втайне от общественности.
   Я вытащил из кармана пистолет и вложил в руку Маша.
   — Из него вы застрелили Хардмана.
   Маш посмотрел на пистолет.
   — Хардман мне нравился, — он перевел взгляд на часы. — Он уже подъезжает.
   — Вам хватит сил дойти до парапета? — спросил Падильо.
   — Думаю, что да.
   Я помог Машу добраться до края крыши. Мы посмотрели вниз, на угол Пенсильвания-авеню и Семнадцатой улицы. В ярком октябрьском солнце редкие машины пробегали мимо Экзекьютив Офис Билдинг. Кортеж Ван Зандта показался буквально через три минуты. Два полисмена на мотоциклах вывернули с Семнадцатой улицы на Пенсильвания-авеню. За ними — черный лимузин и машина с откидным верхом, с тремя мужчинами на заднем сиденье. На тротуаре не стояли восторженные толпы горожан. Лишь несколько прохожих с любопытством окидывали кортеж взглядом. За машиной с Ван Зандтом следовали еще два черных автомобиля и пара мотоциклистов.
   — Отменный получился бы выстрел, — прокомментировал Падильо.
   — И ветра нет, — поддакнул Прайс.
   Ван Зандта я видел как на ладони, хотя нас разделяло одиннадцать этажей. Рядом с ним сидел Дарраф. Второго мужчину я не узнал. Боггз вел машину. Ван Зандт был без шляпы, и ветер ерошил его седые волосы. Он поднял голову, чтобы посмотреть на крышу отеля «Роджер Смит». Машина сбавила ход. Я помахал ему рукой. Взглянул вверх и Дарраф. Я поприветствовал его, как доброго знакомого, Он, однако, не ответил мне тем же.

Глава 27

   Мы оставили Маша пожинать лавры за предотвращение покушения и вместе с Прайсом спустились на автостоянку. Сели в «кадиллак» Хардмана.
   — Куда едем? — спросил я.
   — Где живет английский резидент, Прайс? — поинтересовался Падильо.
   — Он не имеет к этому делу никакого отношения.
   — Теперь имеет.
   — Вы все испортите.
   — Отнюдь. Письмо поможет наладить взаимопонимание.
   — Я доставлю ему письмо.
   — Мне представляется, что с ролью почтальона я справлюсь лучше.
   — Ты, похоже, не доверяешь Прайсу? — усмехнулся я.
   — А ты?
   — Ни в коем разе.
   — Так где живет резидент?
   Прайс вздохнул.
   — Около Американского университета, — и назвал адрес.
   — Он будет дома?
   — Он всегда дома. Пишет книгу. Он — историк.
   Мы приехали на тихую, обсаженную деревьями улицу. Большие, комфортабельные особняки стояли далеко от дороги. По тротуару две мамаши катили коляски с упитанными младенцами. Мы остановились напротив двухэтажного дома, без труда найдя место для парковки. Прошли к крыльцу между ухоженных клумб и аккуратно подстриженных кустов. Преодолев четыре ступени, поднялись на крыльцо. Я позвонил в дверь. Нам открыл мужчина.
   — Однако, — молвил он, увидев Прайса. — Однако, — последнее, похоже, относилось к нам.
   — Я ничего не мог поделать, — объяснил неурочный визит Прайс.
   Мужчина кивнул. Лет пятидесяти, в серых свитере и брюках, больших очках в роговой оправе, чуть полноватый, он более всего напоминал университетского профессора.
   — Однако, — в третий раз повторил он. — Не пройти ли нам в дом?
   Первым прошел Прайс, за ним — Падильо и я. Оглянувшись, мы увидели в его руке пистолет. Он не целился в нас. Просто держал на виду.
   — Полагаю, он нам не понадобится? — мужчина чуть поднял руку с пистолетом.
   — Нет, — подтвердил Прайс.
   — Тогда я его уберу, — он шагнул к маленькому столику, на котором стояла лампа, выдвинул ящик, положил пистолет, задвинул ящик на место. Вновь повернулся к нам.
   — Может, вы представите нам ваших друзей?
   — Падильо и Маккоркл, — фамилию резидента Прайс опустил.
   Глаза за очками в роговой оправе при упоминании фамилии Падильо широко раскрылись.
   — Пожалуйста, присядьте.
   В гостиной, куда он нас привел, хватало кресел и кушеток. В камине пылал яркий огонь. Падильо и я выбрали кресла, Прайс и его работодатель устроились на диване.
   — Майкл Падильо, — повторил мужчина в свитере.
   — Я числюсь в вашем черном списке. И хочу, чтобы вы вычеркнули меня оттуда.
   — Понятно, — мужчина достал из нагрудного кармана трубку. Пожалуй, он мог обойтись и без нее. Вполне хватало уютного дома, потрепанного свитера и горящего камина. Завершающий штрих, вроде трубки, не требовался. Мы подождали, пока он набьет трубку и раскурит ее.
   — Говорите, в моем списке.
   — Мне сказал об этом Стэн Бурмсер. Вы знаете Стэна?
   — Гм-м.
   — Стэн сказал, что вы поручили это Прайсу, и я знаю, что так оно и есть, потому что Прайс стрелял в меня, но промахнулся. Не так ли, Прайс?
   Прайс смотрел в ковер и молчал.
   — Откуда об этом известно Бурмсеру?
   — Он завербовал одного из ваших агентов. Какого, не знаю.
   — Интересно.
   — Я предлагаю вам сделку. Вы вычеркиваете меня из списка, а я даю вам письмо, — Падильо достал кремовый конверт и протянул его мне. — Я хочу, чтобы Маккоркл зачитал его вам.
   Я прочитал письмо. Подписанное Ван Зандтом и заверенное Боггзом и Даррафом. Скрепленное красной сургучной печатью. В нем указывалось, что некие личности наняты для «организации моего убийства», цель которого — «создать благоприятный климат для понимания проблем, стоящих перед моей страной». В письме было еще много чего, но именно эти две фразы являлись ключевыми. Я протянул письмо мужчине в свитере.
   Он перечел его сам, и интеллигентные, профессорские манеры исчезли бесследно. Перед нами сидел разведчик.
   — Письмо подлинное?
   — Подлинное, — кивнул Падильо.
   — Когда на него покушались?
   Падильо взглянул на часы.
   — Полчаса тому назад или около этого.
   Падильо рассказал обо всем, что произошло.
   — В газетах, однако, будет написано иначе, — добавил он. — Заговор закончился провалом благодаря героическим усилиям британской Секретной службы, или отдела Ми-шесть, или какого-то другого заведения, выбор остается за вами, и Мустафы Али, члена организации «Черные мусульмане».
   — Перестаньте, Падильо, — вмешался Прайс.
   — Остального пресса знать не должна, — уперся Падильо.
   Мужчина в свитере положил кремовый конверт на кофейный столик и посмотрел на Падильо.
   — Хорошо. Пусть будет по-вашему.
   — Что теперь?
   — Нашему послу в ООН хватит времени на подготовку обличительной речи. Когда старик должен выступить в Нью-Йорке?
   — Завтра, — ответил Прайс.
   — Он поедет?
   — Он знает, что письмо в чьих-то руках.
   — Но у кого именно, ему не известно?
   — Нет.
   Мужчина в свитере снял очки, потер стекла о рукав.
   — Надо еще многое сделать, — он встал. Поднялись и мы. — Я думаю, вам лучше остаться, Прайс.
   Он проводил нас до дверей.
   — Вы более не работаете на Бурмсера, мистер Падильо?
   — Нет.
   — А вы не хотели бы поработать в другой «конторе»?
   — Нет. Я удалился от дел.
   — Если вы передумаете, пожалуйста, дайте мне знать. Возможно, мы платим поменьше, но...
   — Буду помнить о вашем предложении.
   — Пожалуйста.
   Мужчина в свитере не закрывал дверь, пока мы не сели в машину.
   — Мне пора на встречу с женой, — сказал я Падильо.
   Он посмотрел на меня и широко улыбнулся.
   — Думаешь, она не опоздает?
   В следующий раз я увидел Падильо три дня спустя. Он беседовал в баре с конгрессменом. Перед последним громоздилась стопка купюр.
   — Теперь я расплачиваюсь исключительно наличными. Кредитные карточки таят в себе опасность инфляции.
   — Они грозят развалить экономику, — Падильо увидел меня, извинился и поспешил навстречу.
   — Фредль пообедает с нами.
   — Отлично. Как она себя чувствует?
   — Полный порядок.
   — Все еще злится?
   — Ничего, перегорит.
   — Для журналиста такая ситуация — сущая мука.
   Неудачная попытка покушения на Ван Зандта стала сенсацией. Посол Великобритании в ООН произнес пламенную речь, потрясая письмом, извлеченным из кремового конверта. Ван Зандт улетел домой, и его кабинет ушел в отставку. Противников экономических санкций заметно поуменьшилось. Пресса всерьез заинтересовалась Машем, и его сотрудничество с Бюро по борьбе с распространением наркотиков перестало быть тайной. Еще через несколько дней он ушел оттуда, чтобы, как написали газеты, "посвятить все свое время проблемам «Черных мусульман». Британская Секретная служба удостоилась скромных похвал, и в некоторых передовицах задавался вопрос, а чем, собственно, в это время занималось ФБР. Но к концу третьего дня история эта не разгоралась все более, но медленно угасала.
   Падильо и я вернулись к стойке, но расположились подальше от конгрессмена. К нам тут же подошел Карл.
   — Конгрессмен, я вижу, нас не забывает, — заметил я.
   — Он намеревается выставить свою кандидатуру на следующих выборах, — Карл покачал головой. — Я его отговариваю.
   Мы с Падильо остановились на «мартини» с водкой. Карл быстро смешал коктейли, поставил перед нами полные бокалы и отошел, чтобы обслужить другого клиента.
   Падильо водил бокалом по стойке.
   — Они объявились вновь. Не Бурмсер. Новая пара. Во всяком случае, я их видел впервые.
   Я смотрел в зеркало за стойкой. И молчал.
   — Сильвия просила попрощаться за нее.
   — Я думал, она задержится.
   Падильо поднял бокал, всмотрелся в его содержимое.
   — Об этом упоминалось.
   — Но ты убедил ее, что делать этого не следует.
   — Да.
   — Когда они объявились? Эта новая парочка.
   — Сегодня. Прошлое забыто, я снова хожу в любимчиках.
   — Как насчет тебя и Сильвии?
   — Мы поговорили.
   — Интересно, о чем же? О твоей желтой тени?
   — И о ней тоже.
   — Иногда ты говоришь слишком много.
   Падильо вздохнул, пригубил свой бокал.
   — Иногда мне кажется, что ты прав, — он помолчал, уставившись в зеркало. — Я, возможно, уеду на пару недель.
   Я кивнул.
   — И где тебя искать на этот раз?
   Тут он заулыбался.
   — Мне кажется, кто-то ищет собственного мужа.
   Я обернулся. В дверь вошла Фредль. Остановилась, огляделась и ослепительно улыбнулась, увидев меня. Ради такой улыбки стоило жить.
   — Так где тебя искать? — повторил я.
   — Во всяком случае, не в Вашингтоне.
   Я оставил Падильо у стойки и быстрым шагом направился к Фредль. Ни в малой степени не волнуясь, какого цвета у него тень.