Несколько долгих минут она беспомощно озиралась, невольно подмечая происшедшие изменения. Главный вход отеля переместился с северной стороны на восточную, вместо кафе было патио — внутренний дворик в испанском стиле. В южной части здания располагался вымощенный плитами зал, через широкие окна которого просматривалась площадь. Но на ней не было никаких сувенирных магазинчиков и бутиков, мимо которых она проходила утром.
   Она услышала звуки музыки — оттуда, где еще несколько часов назад был гостиничный вестибюль, и направилась туда. На месте широкой гостиничной стойки была эстрада, и сейчас на ней играли пять оркестрантов. Кресла и диванчики группировались около стен, создавая непринужденную клубную обстановку. На столиках стояли лампы, несколько огромных люстр висело на потолке. Единственной знакомой частью был мозаичный пол, выглядевший точно так же, как и утром.
   Большинство мест было занято, несколько пар кружились в танце. Их наряды напомнили Джейд фильмы 20 — 30-х годов, которые она иногда смотрела в ночных программах телевидения. Прижимаясь к стене, чтобы как можно меньше привлекать внимание, она наблюдала за входящими и выходящими людьми.
   В основном это были англосаксы, но иногда попадались и лица выходцев из Испании. Некоторые мужчины носили деловые костюмы, но большинство щеголяли во фраках. Как она ни присматривалась, ей не попадались посетители ни в свитерах, ни в ярких восточных кушаках, ни с шарфами или широкими галстуками на шее, что было обычным стилем для ночной жизни Голливуда.
   Здесь черная бабочка или черный галстук были непременным условием. Пиджаки были двубортными и зауженными в талии. Брюки собраны в поясе, воротнички рубашек заужены, мягкие кожаные ботинки явно предназначались только для вечерних раутов.
   Одежды женщин напоминали ее собственную: шелковые, бархатные и комбинированные платья, инкрустированные блестящими камнями, облегали фигуры их обладательниц, создавая ощущение такой эротичности, какую не в состоянии придать даже самые короткие мини-юбки. Джейд с испугом отметила, что дамы выглядели так, словно все они побывали в магазине Авроры Борилис.
   Она блуждала взглядом по лицам окружающих, почти что ожидая увидеть в этой элегантной толпе своих покойных родителей. Некоторые из сидящих улыбались ей, пока она пробиралась вперед, как будто хорошо были с ней знакомы и хотели бы перекинуться парой слов. Любой брошенный наугад взгляд вызывал смутное чувство кровосмешения, обычное для вечеринок кинозвезд, где каждый знаком с каждым и по меньшей мере половина присутствующих переспали между собой в то или иное время.
   Она улыбалась в ответ, пробираясь к нише в уголке вестибюля, где, как она заметила, продавались газеты и журналы. Взяв в руки номер газеты «Санта-Фе нью-мексикэн», она быстро пробежала заголовки: «Гигантский дирижабль графа Цеппелина ломает три мотора — и вынужден повернуть назад», «Знаменитый гангстер получает первый тюремный срок. Наводящий ужас Аль-Капоне арестован и осужден в ходе двенадцатичасового судебного заседания», «„Дженерал моторз“ покупает немецкие самолеты „Фоккер“«.
   Сердце готово было выпрыгнуть из груди. «Нельзя впадать в панику», — приказала себе Джейд, впиваясь ногтями в ладони. Она, возможно, читала эти заголовки в давно забытых школьных учебниках истории. Это просто-напросто новые проявления ее воображения.
   Затем она прочитала дату выпуска:
   «17 мая 1929 года».
   Джейд почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица. Противный холодок возник где-то внутри, разливаясь по всему телу.
   — С тобой все в порядке, Меган?
   Сильная рука сжала ее локоть. Она обернулась и увидела симпатичного мужчину: лет тридцати пяти, с черной, конечно же, бабочкой на шее. В его карих глазах читалось участие.
   — Немного кружится голова, — ответила она честно.
   — Дункан предупредил меня, что ты не очень хорошо себя чувствуешь. Он попросил меня присмотреть за тобой. Хилари наводит последние штрихи, но мы, пожалуй, не будем ее дожидаться. Позволь мне проводить тебя в ресторан.
   Он обнял ее за талию.
   — Дорогая, ты действительно очень бледна. Не села ли ты опять на диету? Я понимаю, что большой бюст сейчас не в моде, но нельзя же голодать до смерти!
   Джейд искоса посмотрела на него. Он был с ней почти одного роста, несколько хрупок для мужчины, с интеллигентным лицом. Черные волосы, разделенные посередине пробором, открывали высокий лоб. Он был не похож на того сурового и крупного мужчину наверху и выглядел куда более приятным. Она почувствовала к нему благодарность за предложенную помощь.
   Метрдотель поспешил к ним навстречу, как только незнакомец ввел ее в ресторан «Ла-Пласуэлла», единственную знакомую ей по прошлому месторасположению часть нижнего этажа отеля.
   — Добрый вечер, мадам Карлисл, мистер Эшфорд. Ваш столик готов.
   Мужчина кивнул метрдотелю, продолжая поддерживать Джейд за талию.
   — Мистер Карлисл и мисс Делано присоединятся к нам через несколько минут.
   — Я сразу провожу их к вам, — ответил метрдотель, подводя их к столику на четыре персоны. Он помог Джейд усесться на плюшевый стул, и она невольно вспомнила, как ужасно обслуживали ее в «Беверли-Хиллз» несколько дней назад. Правда, несмотря на это, она очень бы хотела оказаться сейчас в «Беверли-Хиллз»…
   Мужчина, которого метрдотель назвал «мистер Эшфорд», занял соседний стул. Наклонившись к ее уху, он спросил:
   — Вы с Дунканом опять поссорились?
   Она взглянула на него, и их глаза встретились. Когда он брал со стола салфетку и раскладывал ее на коленях, Джейд заметила, как тщательно отшлифованы ногти на его длинных элегантных пальцах. Кто бы он ни был, он наверняка не знал физического труда.
   — Ты же знаешь, дорогая, что можешь быть со мной вполне откровенной.
   Прежде чем она смогла ответить, к их столику подошла женщина в броском черном бархатном платье, подчеркивающем стройную, как тростинка, фигуру. У нее были широко расставленные карие глаза, тонкие, подведенные карандашом брови, пухлые губы, накрашенные красной помадой и сложенные сейчас в недовольную гримаску. Копна ниспадающих платиновых волос украшала ее голову. Аура чувственности и сексуальности плотно окружала ее; казалось, что воздух вокруг женщины наэлектризован.
   — Малкольм, дорогой, ты мог бы по крайней мере меня подождать.
   — Ох, Хилари, Меган чуть было не упала в обморок, — ответил он.
   «Стало быть, это те самые Малкольм и Хилари, которых я должна была встретить внизу», — подумала Джейд. Метрдотель назвал мужчину мистером Эшфор-дом. Малкольм Эшфорд: Джейд была настолько поражена, что вскочила с места. Малкольм Эшфорд был литературным гигантом первой половины века, писателем, чьи первые романы стали новой вехой в истории литературы благодаря их открытой сексуальности. А тот человек в номере должен тогда быть Дунканом Карлислом, известным художником, чьи картины способствовали славе Санта-Фе в кругах ценителей искусства в 20-х годах. Она же читала в путеводителе что-то о нем и его доме, который до сих пор стоял в пригороде Санта-Фе. Меган Карлисл, которой принадлежало платье, была его женой.
   Теперь все приобрело смысл. Конечно же, она спит. Ее мозг, переполненный мыслями о платье, создал этот сложный сценарий из разных отрывочных знаний. Теперь уж она в любой момент может проснуться на своей постели в «люксе» «Ла-Фонды». Она с нетерпением ждала пробуждения.
   Хилари с изумлением уставилась на нее:
   — Меган, это мужчины должны вставать, когда к ним присоединяется дама. Присаживайся, дорогая.
   — С тобой все в порядке? — спросил Малкольм, поднимаясь и помогая Джейд вновь занять ее место.
   — Конечно, с ней все хорошо, — сказала Хилари. — Ты только взгляни на нее. Она просто цветет! Скажи на милость, где ты купила такое изумительное платье?
   — У Авроры Борилис, — выпалила, не подумав, Джейд.
   — Никогда о такой не слышала. Ты, наверное, что-то от меня скрываешь. — Глаза Хилари буквально буравили Джейд.
   Отводя глаза от ее испытующего взгляда, Джейд постаралась обрести ясность в мыслях, преодолеть чувство нереальности, грозившее поразить ее разум.
   Видя ее растерянность, Малкольм пришел к ней на помощь:
   — Вы могли бы обсудить свои туалеты и без меня.
   — Конечно, — сразу же согласилась Хилари. — В один из этих дней мы с Меган обязательно найдем время и будем долго-долго обсуждать наши наряды и другие вещи. — Она обернулась к Джейд: — Ты сегодня выглядишь как-то по-другому, милочка. Что-то такое… я просто не могу понять…
   — Я не очень хорошо себя чувствую.
   — А, я знаю, что именно! — провозгласила Хилари с триумфом. — Твои волосы! Посмотри, Малкольм. Боже мой, она же накрутила их, как продавщицы в магазине! Ох, Меган, кудри — это такой моветон…
   — Оставь ее, — скомандовал Малкольм. Улыбнувшись Джейд мягкой улыбкой, он предложил: — Может, выпьешь?
   — Если только мартини, — ответила Джейд.
   Хилари встретила ее ответ громким смехом:
   — Побойся Бога, Меган!
   Малкольм нахмурил брови:
   — Боюсь, в моей фляжке нет ничего лучшего, чем виски. Но зато лучшее канадское.
   — Что тут говорят насчет виски? — произнес Дункан, появляясь перед столиком.
   Джейд плохо рассмотрела его в номере. Теперь она могла сделать это более тщательно. Черты его лица, за исключением носа, вероятно, сломанного, оказались предельно симметричными. У него были сильно развитые надбровные дуги, четко выраженные скулы и квадратный подбородок. Во взгляде серо-стальных глаз, когда он взглянул на нее, читалась смесь любопытства и пренебрежения.
   Джейд вновь охватил страх: «Как он может не видеть, что я не его жена?» От нее потребовалось все мужество, чтобы не убежать. «Это только сон, — напомнила она себе. — Просто дурацкий сон».
   — Вы же знаете, что администрация отеля запрещает употреблять спиртные напитки, — продолжал Дункан.
   — Как смешно, — сказала Хилари, бросая на него вызывающий взгляд.
   Она достала из вечерней сумочки серебряную фляжку и, вылив воду из своего бокала в стоящую рядом кадку с пальмой, примерно на дюйм заполнила его янтарной жидкостью. Официант в белоснежном сюртуке, проходивший в этот момент мимо их столика, не обратил на ее действия ни малейшего внимания.
   Хилари фыркнула:
   — Ты видишь? Официант не возражает против нашей небольшой попойки. — Подняв бокал, она произнесла тост: — За моего бутлегера! За то, чтобы полиция его никогда не поймала.
   Джейд чувствовала себя как на судне во время сильной качки. Она нуждалась в небольшой передышке, чтобы собрать воедино свои мысли. Уткнувшись в меню, она постаралась не обращать внимания на их болтовню. «Никаких модных легких блюд сегодня вечером», — убедилась она. Меню предлагало такие кушанья, как копченые бараньи ребра, говяжье филе или утку в апельсинах — все, перенасыщенное калориями и холестерином. К ее удивлению, по мере того как она читала, ее рот наполнялся слюной. Затем она посмотрела на цены.
   Ни одно из блюд не стоило больше двух долларов.
   Она еле сдержала истерический смех, вовремя заметив, что официант готовится принять заказ.
   — Что вам подать сегодня, мадам Карлисл?
   Она хотела заорать, что она не мадам Карлисл. Она Джейд Ховард, и она хотела бы, чтобы все убрались к черту вместе с ее кошмаром. Вместо этого она подала официанту меню и мягко сказала:
   — Пожалуй, я выберу утку.

Глава 6

 
   Утка в апельсинах была восхитительна — корочка хрустела, мясо было сочным, соус чуть отдавал чесноком. Джейд дивилась, с каким наслаждением она ест каждый кусочек этой тяжелой холестериновой пищи. Она до сих пор не могла бы сказать уверенно: видит ли она сон, или сошла с ума. Единственное, в чем она была полностью уверена, садясь за стол, — это в том, что страшно голодна.
   При других обстоятельствах Джейд могла бы чувствовать себя полностью довольной. К концу обеда она поняла, что ее компаньоны не только красивые люди, но и яркие личности. Они напоминали ей посетителей лучших голливудских вечеринок, таких, на которых встречаются настоящие мастера своего дела, а не околокиношные прилипалы. Малкольм, Дункан и Хилари вели непринужденную беседу, а Джейд сидела тихо, стараясь не сказать или не сделать ничего такого, что могло бы вызвать у них подозрение. Теплота и очарование Малкольма скрашивали несколько отчужденные манеры Дункана. Хилари была наиболее забавной из всех — настоящий виртуоз интриги.
   Когда Джейд доедала последний кусочек утки, Хилари сказала:
   — Да, вы слышали, о чем говорила Мэйбл Додж? Оказывается, Джорджия О'Кифф собирается приехать сюда на лето, писать наш Юго-Запад. Кажется, она намерена изобрести юго-западный стиль в искусстве, но мы-то знаем, — тут она бросила взгляд на Дункана, — что этот стиль уже создал ты, дорогой.
   Дункан ответил ей холодной улыбкой.
   — Ты слишком высоко меня ставишь. Индейцы, их деревни, горы были здесь задолго до того, как я или Джорджия прибыли сюда. Их никто не изобретал — разве что высшая сила. Что касается их художественного отображения, то не забыла ли ты, что первыми поселившимися в Нью-Мексико художниками были Джозеф Шарп и Эрнст Блюменштейн?
   «Все-таки это Карлисл, известный художник», — подумала Джейд с непонятным удовлетворением. Какой-то смысл во всем этом есть. Если логика одержит победу, то вот-вот зазвонит телефон, портье скажет, что уже 18.30, и она возвратится в свой мир.
   — Знаешь, — продолжила Хилари, смотря на Дункана так, словно они были одни за столиком, — дело не в том, кто приехал первым. Ты лучше их всех, вместе взятых. И как-нибудь на днях ты просто обязан написать мой портрет. — Она потянулась через стол, притронулась пальчиком к губам Дункана, затем поднесла его к собственным губам и облизнула.
   Джейд не была бы возмущена больше, если бы Хилари открыто пригласила Дункана в постель.
   Малкольм нарушил повисшее тяжелое молчание.
   — Там играют твою любимую песню, — сказал он, поднимаясь и помогая встать Хилари.
   — Нет, это не та песня! — запротестовала Хилари.
   — Для тебя все подходят, — продолжил Малкольм, уводя ее от стола.
   Джейд решила, что ей очень нравится Малкольм Эшфорд. Учась еще на подготовительном отделении Университета Айовы, она обожала его книги, восхищалась его стилем и смелостью. Но она, конечно, даже не предполагала, что когда-нибудь встретится с ним.
   «И сейчас не предполагаю», — поправила она себя рассерженно. Хотя, если этот кошмар бесконечен, если она не проснется…
   Вздрогнув, она отогнала эти мысли в сторону. Она не хочет и не будет об этом думать. Сейчас, во всяком случае.
   — Ты сегодня была очень спокойной, — сказал Дункан, возвращая ее на землю. — После того как ты вела себя в номере, я боялся, что ты закатишь сцену за обедом.
   Впервые за все время она прямо посмотрела ему в глаза. Впечатление было настолько сильным, что у нее покраснело не только лицо, но даже шея и грудь. Ей еще никогда так не нравился мужчина, особенно при первой встрече. Даже пусть он — только порождение ее фантазии. Он волновал ее, вызывая инстинктивное чувство самозащиты и, если говорить честно, физического влечения.
   — Ты ничего не понимаешь. Я бы посмотрела на тебя, будь ты на моем месте.
   — На твоем месте? Ты говоришь о моем предложении развестись?
   Развод? Этот чертов сон становился чересчур уж реальным. За злостью Дункана она угадывала такие же печаль и одиночество, как у нее самой. В других обстоятельствах она, вероятно, почувствовала бы в нем родственную душу. Опустив глаза, Джейд повертела в руках бокал. От холода его поверхности пальцы чуть мерзли, и этот холод стал расползаться по всему телу.
   Его голос стал еще суше.
   — Твое молчание меня больше не беспокоит, Меган. Я пошел наверх.
   Он отодвинул стул и встал.
   — Кто тут говорит об уходе? — спросил Малкольм, возвращаясь к столу в одиночестве.
   — Сегодня был длинный день, — ответил Дункан, отчетливо произнося каждое слово. — Но моя жена имеет полное право быть с вами столько, сколько захочет.
   Малкольм ободряюще улыбнулся Джейд:
   — Я посмотрю за ней. Пока я рядом, Меган не о чем беспокоиться.
   Дункан помрачнел еще больше:
   — Ну, тогда решено.
   Он достал из внутреннего кармана бумажник, вынул оттуда десятидолларовую банкноту и положил на стол.
   — Я плачу за обед. — Повернувшись к Джейд, он добавил: — Увидимся позже. Но не торопись, не обращай ча меня внимания.
   — Сегодня он какой-то кусачий, — отметил Малкольм, когда Дункан ушел.
   — А где Хилари? — спросила Джейд, меняя тему разговора.
   — Ты же ее знаешь. Всегда порхает, как бабочка. Оркестр заиграл «Черный силуэт», и она сразу же упала в объятия ближайшего смазливого мужика.
   Он взял Джейд за руку:
   — Боже, какая холодная! Ты уверена, что с тобой все в порядке?
   Она хотела сказать: «Нет, не уверена. Меня здесь нет.. Вас здесь нет. Никто из вас не существует в действительности».
   Несмотря на его неподдельную озабоченность, она не может ему доверять. Никому не может. Ситуация была настолько невозможной, что рассказать о ней кому-то означало только одно — оказаться в результате в ближайшем сумасшедшем доме. По крайней мере до того момента, пока она не проснется. А она вовсе не была уверена, что проснется когда-нибудь.
   — Я просто немного устала, — сказала она, избегая встречаться с пытливым взглядом Малкольма.
   Он продолжал держать ее руку в своей.
   — Я рад немного побыть с тобой наедине. Я никогда не видел тебя такой тихой. Это я виноват, да? Я что-то сказал или сделал, что тебя задело?
   Она сделала отрицательный жест:
   — Это не ты. Дело в…
   Осознав, насколько она была близка к тому, чтобы сказать правду, она замялась.
   — Дело в Дункане, — сымпровизировала она.
   Она даже не заметила, что в глазах Малкольма промелькнуло сочувствие. Каким-то образом нужно найти выход, нужно выбраться из этого сна. А что, если сейчас подняться наверх и снова лечь спать? Может быть, это сработает?
   Она проглотила внезапно возникший комок в горле.
   Обязательно должно сработать!
   Джейд вскочила так резко, что опрокинула свой бокал.
   — Мне нужно наверх, — сказала она.
   Малкольм невозмутимо промакнул растекающуюся жидкость салфеткой:
   — Дункан же сказал, что ты можешь не торопиться.
   Но Джейд уже не слышала его слов. Она почти бежала к выходу, красное платье развевалось вокруг ее ног.
 
   Дункан повесил фрак в ванной, снял бабочку и расстегнул ворот. Возвратившись в гостиную, он достал из пачки «Лаки страйк» сигарету и устроился на диванчике с газетой. Прогноз обещал на завтра солнечную и теплую погоду — хороший день для экскурсий. Хотя он не собирался на ту, которую собиралась устроить Хилари: сама мысль о том, чтобы провести несколько часов подряд в обществе Меган, Малкольма и Хилари, делала его больным.
   Он и Меган явно находятся накануне разрыва. Что за игру она затеяла сегодня за обедом, сидя так тихо, словно мышка, и бросая на него беспокойные взгляды, когда ей казалось, что он на нее не смотрит? Она выглядела другой женщиной — думающей, зрелой. Возможно ли, что простое упоминание о разводе дало такой результат? Или она наконец повзрослела? Но какая в принципе ему разница?
   Тяжело вздыхая, он затушил сигарету и прикурил новую. Он знавал профессиональных неудачников, которые несли свои беды как иконы, выставляя их на всеобщее обозрение. Он не желал быть таким. И не хотел проигрывать только лишь из-за неудачного брака. Нужно найти способ разорвать его до того, как будет изувечена жизнь обоих.
   Его сигарета догорела почти до фильтра и грозила обжечь пальцы, когда он услышал звук открывающейся двери. Он не ожидал, что Меган вернется так быстро. Зная ее, он был уверен, что она полностью использует предоставившуюся возможность выпить, потанцевать и пофлиртовать от всей души. Она вошла в гостиную с тем же поразительным выражением лица, которое он уже видел ранее, когда возвратился со льдом из холла.
   — Давай сделаем друг другу одолжение и ляжем спать без новых сцен.
   Джейд выдержала его взгляд.
   — Меня это полностью устраивает, — ответила она.
   Возвращаясь в номер, она надеялась, что он уже спит. Обычаи семейной жизни, интимные взаимоотношения всегда вызывали в ней чувство неудобства. В колледже она никак не могла привыкнуть раздеваться на глазах своей подруги по комнате. А как ужасно она смутилась, когда впервые сняла платье в присутствии Пола! И сейчас ее страшила необходимость готовиться ко сну в присутствии этого мужчины, считающего ее своей женой, — мужчины, которого она находила волнующе красивым.
   А что, если он захочет заняться с ней любовью? Как, к дьяволу, она с ним управится? Делая со своей стороны все возможное, чтобы игнорировать его присутствие, она прошла в спальню и стала рыться в нижнем белье Меган, лежавшем в туалетном столике, пытаясь отыскать пижаму. Груда белья состояла из кружевных трусиков, подвязок, поясов, ночных сорочек, чулок, доходивших лишь до середины бедра, и прочих штучек. К ужасу Джейд, сорочки Меган Карлисл были излишне женственными: тонкая ткань обнажала больше, чем скрывала. Или облегала так плотно, что ее как будто и не было вовсе. Джейд выбрала наименее соблазнительную из всех, сшитую из крепдешина персикового цвета, длиной до самого пола, и подобранный в тон халат.
   Прижимая белье к груди, она зашла в ванную и заперла дверь. В качестве дополнительной предосторожности, чтобы Дункан не слышал, как она переодевается, она включила воду.
   Она сняла «мулинекс» и комбинацию, затем сняла и скатала в комок трусики и бюстгальтер и спрятала их под платье. После этого она надела ночную рубашку Меган, пришедшуюся ей точно впору. Взглянув в зеркало, висящее над умывальником, она опять поразилась, увидев в нем отражение сексуальной аристократки. Господи, желать быть такой всего несколько часов назад! Какой идиотизм!
   Сорочка прилипала к телу, и соски просвечивали сквозь ткань. Она торопливо натянула халат и туго завязала поясок.
   Когда она вошла в спальню, Дункан уже был там. Он успел снять рубашку и был голым до пояса. У него была сильная мускулистая грудь, покрытая волосами, спускавшимися клином от горла к животу. В нем чувствовалась мощь, и какое-то время Джейд боролась с желанием прижаться к его груди, спрятаться…
   Дым сигареты вился перед его лицом.
   — Весь вечер меня мучает один вопрос… — произнес он.
   — Какой же? — Она повернулась к нему спиной, чтобы положить свое нижнее белье в столик.
   — Каким образом ты ухитрилась сменить прическу?
   Слава Всевышнему, что он не видит ее лица. Джейд пыталась найти подходящий ответ. Если это сон — а она все больше сомневалась в этом, — ее ответ не имеет значения. А если нет — от ответа может зависеть ее безопасность, более того — ее жизнь в этом незнакомом мире. Продолжая возиться с бельем, она сказала:
   — У женщин должны быть свои маленькие секреты.
   — У тебя их, кажется, больше чем надо, — сказал Дункан раздраженным тоном.
   Джейд отвернулась от столика и подошла к одной из двуспальных кроватей, стоящих в комнате. Забравшись под одеяло, она натянула его до подбородка, хотя в комнате было тепло. Она не успела отвести глаза в сторону, когда Дункан несколькими быстрыми движениями снял брюки и остался в шелковых боксерских трусах. Тело Дункана сделало бы честь «звездам» пляжного волейбола в Малибу. Джейд бросило в жар, когда она осознала какой-то частью разума, что желала бы увидеть его полностью обнаженным.
   Взглянув на нее, он скептически усмехнулся:
   — Тебе не обязательно спать в халате. Если дело во мне, то я обещаю, что даже не прикоснусь к тебе.
   Она резко села, развязала халат и бросила его на пол. Затем выключила свет со своей стороны кровати и легла, повернувшись к Дункану спиной и закрыв глаза, стараясь забыть о его присутствии.
   А что, если он спит голым?
   Она услышала, как открылась и захлопнулась дверь ванной. Но интимные звуки, сопровождавшие его подготовку ко сну, все равно доносились до нее. Что сейчас произойдет? Мысль об этом терзала Джейд.
   Свет в ванной погас. Дверь открылась. Она услышала приближающиеся шаги и вся напряглась, ожидая его прикосновения.
   Но ничего не последовало.
   Она услышала шорох снимаемого покрывала и стон пружин на соседней кровати. Затем свет погас. Через несколько минут ровное дыхание Дункана подсказало ей, что он спит.
   Перед сном он оставил одну створку окна открытой и не задернул штору. Джейд приподнялась на локте и взглянула через плечо. Тело Дункана четко вырисовывалось под простыней. Лунный свет таинственно дрожал на стенах; становилось прохладнее, и в растворенное окно вливался пряный запах цветущих пионов. Звуки на улице постепенно затихали, и она стала засыпать.
 
   Малкольм засиделся в ресторане, потягивая сдобренный виски черный кофе. У него не было никакого желания разыскивать Хилари. Она найдет его сама, когда утолит свою жажду из чаши мужского обожания. Скольких она соблазнит сегодня? По меньшей мере двоих, решил он. Он всегда рассматривал предсказуемость Хилари и отсутствие у нее претензий как достоинство.
   Малкольм считал, что они идеально подходят друг другу: он добывал средства, она — сексуальные ощущения. Он наполнял этими ощущениями свои книги, получал еще больше денег, часть которых перекочевывала на ее банковский счет. Каждому свое.