Когда же он начал хотеть большего? Он не мог точно назвать дату, но чувство неудовлетворенности росло, видимо, подспудно. Долгое время он о нем не подозревал, пока оно неожиданно — как черт из мешка — не выскочило наружу.
   — Так вот где ты прячешься, — сказала Хилари, появляясь возле стола и прерывая его размышления. — А где Дункан и Меган?
   Она вся порозовела, как женщина, только что закончившая танцевать или только что выскользнувшая из постели.
   — Они решили уйти пораньше, — ответил он, усаживая ее за столик.
   — Не расстраивайся так, — поддела его Хилари. — Уверяю тебя, они убежали в номер не для того, чтобы заняться любовью.
   — С чего ты подумала, что это меня волнует?
   — Ты же разговариваешь со мной, пупсик. Ты хочешь Меган уже несколько лет, в чем я тебя вовсе не упрекаю. У нее, может быть, абсолютно пусто в голове, но, глядя на нее, замечаешь это в последнюю очередь.
   Хилари забросила ногу на ногу и покачивала носком туфли в такт доносившемуся с эстрады чарльстону.
   — О, я попал под чары зеленоглазого монстра?
   — Не будь смешным. Но лично я ни за какие коврижки не хотела бы оказаться на месте Меган.
   — Почему?
   — Малкольм, дорогой, несмотря на весь твой литературный опыт, в некоторых областях ты весьма невежествен. Совершенно ясно, что брак Дункана и Меган распадается. Они едва соблюдают приличия по отношению друг к другу. Я никогда не видела Меган такой тихой. Она явно чем-то подавлена. И ела как портовый грузчик: если она будет так продолжать, то испортит фигуру.
   Хилари достала сигарету из расшитой бисером сумочки и наклонилась к нему прикурить.
   Он автоматическим жестом помог ей.
   — Мне показалось, что Меган выглядит просто восхитительно.
   Хилари взмахнула головой, и ее платиновые волосы описали изящную дугу.
   — Ты, должно быть, шутишь! Кудри как у французского пуделя! Потом, она почти не накрасилась. Я не думаю, что Меган такая дура, чтобы возвратиться к натуральному виду. Возможно, это хорошо для Джорджии О'Кифф, но при отсутствии у Меган интеллекта…
   — Когда-нибудь твой язычок доведет тебя до беды.
   Губы Хилари скривились в злобной усмешке.
   — Все вы, мужчины, одинаковы. Никто из вас не в состоянии разглядеть больше, чем пару больших сисек.
   — Ревность тебе никогда не шла, — сказал Малкольм, чувствуя, что его терпение подходит к концу. — В Меган сегодня было что-то непонятное и недосказанное, и я, например, нахожу все это исключительно загадочным.
   — Недосказанное, поцелуй меня в задницу! — остервенела Хилари. — Меган — это женщина для вечеринок. Твоя беда в том, что ты видишь обворожительный ум там, где на деле есть только великолепные глаза. Поверь мне, если бы ты был прав, я первая же признала бы это. Ну, с меня достаточно Меган Карлисл. — Она затушила сигарету. — Куда пойдем сегодня — к тебе или ко мне?
   — Никуда, — твердо ответил Малкольм. Он хотел побыть один и подумать о Меган. Хилари в чем-то была права: сегодня Меган была не похожа сама на себя. Ясно, что произошло что-то плохое. Очень плохое. И он хотел докопаться, что именно.

Глава 7

   Санта-Фе. 18 мая 1929 года
   Дункан встал с рассветом. Он одевался тихо, чтобы не разбудить Меган. Хотя всю ночь было открыто окно, атмосфера в комнате казалась удушливой. Ему хотелось выбраться на воздух, подальше от жены, от запаха одуряющей женственности и парфюмерии. Убежать как можно дальше, чтобы забыть о настойчивых требованиях собственного тела, тех позывах, которые заставляли его всю ночь беспокойно ворочаться.
   Он надел плотные джинсы и свитер, обул мокасины. Когда он покидал спальню, Меган вдруг вскрикнула с таким ужасом, что волосы на его голове встали дыбом.
   Застыв на месте, Дункан обернулся и взглянул на нее. Она спала, лежа на спине, сбросив одеяло на пол, руки сжаты на груди в замок, как Дева Мария на алтаре XVI века в немецком Грюнвальде.
   «Должно быть, ей снится какой-то кошмар», — подумал он, подходя ближе.
   Ее лицо — без косметики — казалось более четко очерченным и приобрело изящество, которого он не помнил. Глаза двигались под закрытыми веками, нижняя губа дрожала, придавая Меган детское и уязвимое выражение. На секунду у него промелькнула мысль, что он смотрит не на свою супругу, а на незнакомую женщину.
   Он встряхнул головой, отгоняя эту нелепую мысль. Да, Меган выглядит иначе этим утром. Хотя он редко видел ее без косметики. Сыграла роль и ее новая прическа. Кроме того, он не вглядывался в нее по-настоящему уже много лет, тем более что и она не баловала его вниманием.
   Так, в прошлом месяце он сбрил усы, которые носил со своего сорокалетия, и прошло несколько дней, прежде чем она это заметила. Такова печальная сторона брака — и их собственного, и многих других. После того как проходит сексуальный и эмоциональный «медовый месяц», мужья и жены прекращают обращать друг на друга внимание.
   Конечно же, Меган выглядит по-другому. Ее красота стала даже больше бросаться в глаза, чем во время их первых свиданий десять лет назад. В девятнадцать лет она была привлекательна грациозностью и неопытной чувственностью. Сейчас же он мог поклясться, что видит на ее лице весьма более привлекательное сочетание невинности и интеллигентности. Эта новая, подмеченная им красота заставила его задержать дыхание.
   Вчера за обедом она была неестественно тиха, смотрела настороженно, говорила, тщательно подбирая выражения. Впервые за последние годы он ощутил в себе желание любить и заботиться. Он и ушел с обеда рано, чтобы избавиться от этого ощущения.
   «Да, мужчина должен быть сделан из камня», — подумал он, разглядывая ее женственные очертания, проступавшие под тонкой тканью ночной сорочки. Желание переполняло его, и он почувствовал, как оно рвется наружу.
   Словно зачарованный, он наблюдал, как опускается и поднимается ее грудь. Соски отчетливо выступали сквозь шелк, приглашая к прикосновению. Он различал темный треугольник, покрывающий холмик Венеры меж ее ног.
   Дункан почти застонал, вспоминая, какое наслаждение — входить в нее, топить в ее теплом лоне благоразумие. и горести. Всегда казалось, что это длится вечность: Меган была создана для того, чтобы ею обладали.
   Он наклонился вперед. Его пальцы подрагивали в предчувствии прикосновения к этой прекрасной плоти, все его тело требовало освобождения.
   Пораженный силой своего влечения, он отпрянул. Лучше пусть он сгорит в аду, нежели позволит себе пойти по уже исхоженному пути. Секс никогда не был проблемой; в их семейных отношениях, но не был и решением этих проблем. Если бы он желал Меган меньше, когда они встретились!..
   А если он сможет забыть ее сейчас, проблем не будет вообще. Он обязан игнорировать ее существование и постараться начать строить новую жизнь.
   Дункан двинулся к выходу, но она вскрикнула вновь, и он опять остановился. Ее лицо пылало, тело била дрожь. Он приблизился к постели и набросил на жену упавшее одеяло. Это единственная помощь, которую он может ей предложить. Меган должна сама сражаться со своими злыми духами, как и он со своими.
   Прохлада раннего утра окутывала золотистой дымкой Санта-Ше, когда Дункан вышел на улицу. Он повернул к площади, на которой в столь ранний час не было никого, за исключением облаченного в серапе мужчины, управлявшего запряженной мулами повозкой. Погруженный в свои мысли, Дункан поежился от утренней свежести и свернул налево, на тракт Санта-Фе. Он шел дорогой, исполненной для него глубоким смыслом, — мимо собора Лоретте и старинных глинобитных зданий, теснящихся вдоль узкой дороги.
   Он сосредоточился на ходьбе, заставляя мышцы ног усиленно работать, увеличивая скорость, пока она не стала изнуряющей. Он дышал глубоко, очищая легкие от запаха Меган, а мозг — от желания обладать ею.
   К тому времени как Дункан дошел до дома Карлоса Виерры, возле которого тракт Санта-Фе поворачивал на Песос, он сумел уже преодолеть эмоции, делавшие разум бессильным. Да, действительно, Меган вела себя по-другому. Вероятно, разговор о разводе так подействовал на нее, что она выглядела незнакомкой. Но он не должен разрешать себе из-за единственного вечера менять решение относительно собственной свободы: они остаются чужими друг другу.
   Нельзя сказать, чтобы он ненавидел или даже не любил Меган. В глубине души он чувствовал себя виноватым перед ней. Она покинула великолепный отцовский особняк на Пятой авеню ради грубого ранчо в Нью-Мексико, будучи еще не сформировавшимся человеком. Он мог бы понять, что она, девятнадцатилетняя невеста, возлагала на него ответственность за свое счастье, забавы и наслаждения, маленькие и большие.
   На первых порах совместной жизни он старался развить ее интеллектуальные способности. Но развивать оказалось нечего. Меган не интересовалась ни политикой, ни историей, ни философией, ни искусством, ни литературой. Она выросла во взрослую женщину, у которой не было ни внутренних ресурсов, ни устремлений, ради которых стоило бы жить. По мнению Меган, жизнь должна быть бесконечной вечеринкой, свободной от ответственности и любых забот, кроме необходимых: о том, что надеть вечером, что купить нового, с кем провести время…
   «Может быть, когда-нибудь женщины научатся думать самостоятельно: о карьере, о собственной жизни», — пронеслось в голове Дункана. Меган же была рождена и воспитана исключительно для удачного брака, для того, чтобы быть украшением мужчины, добившегося успеха в жизни. Она была бы всем довольна, если бы они жили в Нью-Йорке, где к ее услугам любые развлечения. Свидания, встречи, приглашения заполнили бы все ее свободное время. Неудивительно, что мысль о разводе, об одинокой жизни ужаснула ее.
   Дункан внезапно остановился. Дьявол! Неужели он случайно нашел решение проблемы, решение, освобождающее их обоих? Меган ясно дала понять, что сама не уйдет, но если ее будет ждать знаменитый, вращающийся в высших кругах мужчина, она может возжелать свободы так же сильно, как и сам Дункан!
   И он знал такого мужчину. Малкольм Эшфорд уже почти влюблен в Меган.
   Дункан развернулся и поспешил назад, в «Ла-Фонду». Он был уверен, что нашел выход, устраивающий всех. С сегодняшнего дня он начнет поощрять Малкольма и Меган проводить больше времени вдвоем. И ему останется только сидеть и ждать, когда природа скажет свое слово.
 
   Джейд не могла отвести взгляд от горящего дома, в котором находился мужчина. Дрожа как в лихорадке, она пыталась крикнуть мужчине об опасности, о том, что крыша начала рушиться.
   И в этот момент она проснулась.
   Опять этот сон. На сей раз все было таким натуральным, что она до сих пор ощущала во рту привкус дыма.
   Сердце прыгало в груди. Джейд вскочила с постели, бросилась к окну и выглянула наружу. Санта-Фе просыпался. К ее ужасу, это оказался не современный город с улицами, кишащими толпами туристов и яркими витринами. Внизу она увидела остановившийся перед гостиницей фургон, из которого шофер вытаскивал большие бидоны с молоком. Ее ноги подкосились, и она была вынуждена опереться о подоконник.
   Пришло время взглянуть правде в глаза: это не сон. Она действительно перенеслась в 1929 год.
   Понимание этого не принесло успокоения, но было невозможно больше отрицать действительность. Она отвернулась от окна и, пошатываясь, вернулась к кровати. После звонка от Айры несколько дней назад она стала жалеть себя; сегодня же она отдала бы все на свете, чтобы снова услышать его голос, пусть даже говорящий самые отвратительные новости.
   Ее тело покрылось липким потом, руки дрожали. Она собрала всю свою волю, чтобы не закричать. Сжав руки в кулаки, Джейд попыталась обуздать страх и заставить себя думать. Если она случайно нашла путь в прошлое, то должна существовать и обратная дорога.
   Все началось с этого платья.
   От осознания этого факта кровь застучала в висках, как молот по наковальне. Почему она сразу об этом не подумала? Платье возрастом в шестьдесят лет стало ее пропуском в прошлое. Значит, оно же и есть ключ к возвращению в ее собственное время. Именно на этом и нужно сосредоточиться.
   Охваченная надеждой, она бросилась в ванную. Платье висело на своем месте, поблескивая из полутьмы, как сказочные огоньки в волшебном средневековом лесу. Она лихорадочно сорвала с себя ночную рубашку и отбросила в сторону, затем стащила с вешалки платье и комбинацию и надела их именно в таком порядке, надеясь — вопреки разуму, — что мир вновь перевернется.
   Мягкий шелк прошелестел по ее обнаженному телу и замер. Но мир оставался на месте. Ничего не произошло. От платья Меган шел возбуждающий запах.
   Джейд сгорбилась от тяжести разочарования: «мулинекс» не обладал никаким волшебством. Просто дорогое платье от кутюрье, ничего более. Отчаяние стало настолько сильным, что Джейд ощущала почти физическую боль. Когда-то она стойко перенесла потерю родителей и уход Пола, нашла в себе силы справиться с собственными эмоциями, а друзья помогли ей восстановиться, окружив вниманием. Но теперь никакая сила не могла удержать ее от слез.
   Она потеряла свое прошлое, свое настоящее, свое будущее. Она потеряла свой внутренний мир. ОНА ПОТЕРЯЛА СЕБЯ!
   Впервые за долгие годы Джейд дала волю своим чувствам. Она скорчилась на кровати, обхватив подушку и уткнувшись в нее лицом. Рыдания сотрясали ее тело до тех пор, пока в горле не начало саднить. Глаза опухли и покраснели, нос заложило, как во время простуды. Ей, оказавшейся в незнакомом времени, запертой в чужую женскую жизнь, абсолютно не на кого положиться: ее существование теперь полностью зависит от мужа этой женщины.
   Когда она проснулась, у нее не было времени поинтересоваться Дунканом Карлислом, где он и что с ним. Услышав теперь, как открывается дверь номера, она сообразила, что он с утра куда-то уходил. Джейд не хотела, чтобы он застал ее в таком виде, и не желала сама видеть его, пока боль от ее открытия не уляжется. Она вскочила, выгребла из туалетного столика какое-то белье, схватила из шкафа вешалку с платьем и бросилась в ванную, заперев за собой дверь.
   Горячая ванна помогла ей немного расслабиться. Джейд долго одевалась, хмуро примериваясь к незнакомым предметам дамского туалета, чулкам с подвязками, поясам, твердым, сдавливающим грудь бюстгальтерам. То, что она выхватила из шкафа, оказалось костюмом от Диора из трех частей. Это укрепило ее во мнении, что Меган Карлисл обладала прекрасным вкусом, а Дункан Карлисл — достаточной суммой денег.
   Но что он чувствует по отношению к своей жене? Только ли презрение, которое было столь очевидным во время вчерашнего обеда? Осталась ли между ними физическая близость? Боже милостивый, надеется ли он на поцелуи и все такое прочее? И что, к черту, ей делать с тем фактом, что впервые за последние десять лет она встретила мужчину, с которым ей хочется заняться любовью? Мужчину, женатого на другой.
   Прежде чем покинуть свое убежище, она машинально сверила время и обнаружила, что на ее руке до сих пор блестят часы на батарейках. Слава небесам, что на них никто не обратил внимания за обедом. Она сняла часы, положила их в карман пиджака и вышла из ванной.
   Дункан с самодовольным выражением сидел в гостиной и читал утреннюю газету, дымя сигаретой. «Пошел ты к черту», — подумала Джейд. В повседневной одежде Дункан выглядел даже еще более мужественным и сильным, чем в смокинге.
   Она бросила курить лет пять назад, но сейчас почувствовала непреодолимое желание начать снова. «В конце концов, — грустно пошутила про себя Джейд, — не умру же я от рака легких, еще не родившись».
   — Можно, я возьму твою сигарету? — спросила она.
   Он взглянул на нее, и его глаза стали расширяться.
   Меган удивилась: «Неужели я сделала ошибку? Могло ли быть, что в 1929 году, когда, кажется, курили все, у Меган не было этой привычки? Понял ли Дункан, что я самозванка и что он сделает?»
   Образы тюремной камеры или чего-нибудь похуже вихрем пронеслись в ее голове.
   Собрав все свое мужество, она спросила:
   — Что ты так на меня уставился? У меня выглядывает нижнее белье или случилось что-то более серьезное?
   Он пожал плечами, и вопросительное выражение исчезло с его лица. Достав пачку «Лаки страйк» из кармана брюк, он прикурил сигарету и протянул ей.
   Сигарета еще хранила тепло его губ. Джейд глубоко затянулась. Крепкий табак ворвался в ее легкие, и голова закружилась. У нее перехватило дыхание, она закашлялась и пошатнулась.
   — С тобой все в порядке? — спросил он, поднимаясь и поддерживая ее под руку.
   На несколько секунд она позволила себе расслабиться, оценивая прикосновение, затем оттолкнула его руку:
   — Все нормально.
   На его лице вновь появилось презрительное выражение.
   — Ты уже готова к выходу?
   Она молча кивнула. Конечно, ей хотелось спросить, куда они собираются, но она не осмелилась. До тех пор пока она не узнает как можно больше о женщине, чье место заняла, нужно быть чрезвычайно осторожной.
   После пятиминутной прогулки скорым шагом по деловой части Санта-Фе Дункан подвел ее к ресторану «Королевский совет вафельных замков». Внутри ресторан был выдержан в стиле Юго-Запада. За столиками суетилась веселая толпа.
   Левую сторону занимала длинная стойка, справа располагались кабинки. Когда Джейд и Дункан вошли, несколько человек поприветствовали их громкими выкриками. В ближайшей к выходу кабинке она увидела Хилари и Малкольма.
   — Мы здесь, дорогие! — Хилари приветливо помахала рукой, и они с Малкольмом поднялись, приветствуя друзей. Малкольм и Дункан обменялись рукопожатиями, Хилари чмокнула воздух вблизи щеки Джейд. Повернувшись к Дункану, она открыто поцеловала его в губы. Джейд попыталась представить, как бы отреагировала на подобное вторжение в свои владения Меган. Что-то подсказывало ей, что та расценила бы этот демарш как объявление войны. Честно говоря, ей и самой поведение Хилари не понравилось.
   Хилари была одета в облегающий пиджак и тесную юбку, акцентирующую внимание на ее стройных ногах. На Малкольме были вязаный свитер с орнаментом на груди, широкие твидовые брюки, темные ботинки. Он и Хилари казались персонажами, сошедшими со страниц книги «Великий Гэтсби».
   — Надеюсь, ты сегодня не будешь слишком скучать, Меган, — сказала Хилари, усаживаясь между Дунканом и Малкольмом.
   — А почему я должна скучать?
   — Честно говоря, я удивилась, узнав, что ты согласилась ехать с нами. Ведь мои маленькие экскурсии — не твой стиль.
   Джейд загадочно усмехнулась:
   — Настоящая леди всегда должна быть готова сменить свой стиль.
   — Браво! Наповал! — весело воскликнул Малкольм.
   Джейд была рада, что подошедшая официантка прервала разговор. Ей не следует вступать в словесные баталии с Хилари, пока она не узнает лучше эту женщину. То, что Хилари не любила Меган, было очевидно. Но почему — оставалось загадкой.
   Во время завтрака Джейд внимательно слушала, по крупицам собирая информацию из шутливой застольной болтовни. Выяснилось, что Хилари владеет салоном-магазином, в котором продаются произведения индейского искусства и картины местных художников, известных как «Пятерка из Санта-Фе». Она хвасталась, что ее покупатели — лучшие коллекционеры востока страны.
   Дункан знал всех этих художников, но, как оказалось, не входил ни в «пятерку», ни в какое-либо другое объединение, что усилило впечатление Джейд о его одиночестве. Возможно, схожесть между ними объясняла чувство влечения к нему.
   Кабинка была настолько узкой, что левое бедро и плечо Дункана прикасались к ней, несмотря на все ее усилия соблюдать дистанцию. Не было сомнений, что Дункан и Меган постоянно случайно касались друг друга, не обращая на это никакого внимания. Джейд, однако, остро ощущала это прикосновение, мощь тела Дункана и даже его запах.
   Интересно, как бы он отреагировал, если бы она сейчас положила руку ему на бедро? Представив это, она едва удержалась от реализации своей идеи. Прошлым вечером она заметила, что его ноги выглядят для мужчины просто великолепно. Заметила? Да она просто прилипла взглядом к его полуголой фигуре.
   Почему же она так желает чужого мужа?
   Джейд почувствовала облегчение, когда завтрак закончился и она освободилась от его непосредственной близости.
   Она до сих пор так и не знала, куда они собираются. Они возвратились к «Ла-Фонде», где Дункан оставил иху входа, сообщив, что сейчас сходит за автомобилем. Несколькими минутами позже он выехал из-за угла на такой длинной и элегантной машине, каких Джейд раньше видеть не приходилось. Это была красно-черная красавица, блестящая хромированными деталями и черной резиной колес, со стальной надписью «дьюсенберг», прикрепленной к капоту.
   — Вот это «душенька»! — с восхищением воскликнул Малкольм.
   С присущим писателям чувством слова Джейд с удовольствием отметила, что Малкольм произвел свою «душеньку» от названия автомобиля.
   — Тебе нравится «дьюсенберг»? — спросил ее Малкольм.
   — Очень, — ответила она, действительно очарованная великолепным автомобилем.
   — Ты уже сидела за рулем? — вмешалась в их разговор Хилари.
   Джейд перевела взгляд на Хилари, испытывая затруднение с ответом. Неожиданно ей на помощь пришел Малкольм:
   — Ты же знаешь, Хил, как Меган влюблена в автомобили. Конечно же, вряд ли она удержалась от того, чтобы не попробовать. Повезешь нас сегодня? — обратился он к Джейд, широко улыбаясь.
   «Ни за что», — подумала она.
   — Я лучше полюбуюсь видами, — сказала она громко, наблюдая за Дунканом, обходящим автомобиль.
   Он взял ее под руку и подвел к «дьюсенбергу».
   — Почему бы вам с Малкольмом не сесть сзади и не поболтать?
   Не дав ей времени даже ответить, он помог ей забраться на сиденье за местом шофера.
   — Великолепная идея, приятель! — заявил, улыбаясь, Малкольм, усаживаясь рядом с Джейд. Когда он улыбался, то выглядел моложе и не так интеллектуально. Она с удовольствием поговорила бы с ним о писательских проблемах, но, увы, это было полностью невозможным, пока она не узнает подробнее о его взаимоотношениях с Меган.
   Хилари была явно наверху блаженства и выглядела самодовольной, как объевшаяся сливок кошка, когда Дункан помогал ей устроиться на переднем сиденье.
   Джейд откинулась назад и немного расслабилась, пока они ехали по городу. Затем машина свернула на север, на шедшую по хребту бетонную дорогу, с которой открывалась обширная панорама. Тогда Джейд взялась за Малкольма.
   Побуждаемый ее вопросами и осторожными комментариями, он не умолкал ни на минуту. Даже если бы она дала ему список интересующих ее вопросов, вряд ли он справился бы лучше. Его родителями были богатая американка и титулованный англичанин. Он имел двойное гражданство и владел домами в Лондоне, на юге Франции, в Санта-Фе, а также «пентхаусом» на Манхэттене. Он и Хилари познакомились лет десять назад в Европе и с тех пор были вместе. Теперь он намеревается пробыть в Санта-Фе до тех пор, пока не окончит новый роман, который он определил как «квинтэссенцию американской мечты, базирующейся на свободном переложении жизни Аль-Капоне».
   Было странно знать, что она уже читала этот роман.
   Джейд незаметно перевела разговор на Дункана, пытаясь хоть немного узнать о его жизни. Карлислы оказались аристократической банкирской фамилией из Филадельфии. Дункан был отторгнут семейством, когда предпочел путь художника, а не бизнесмена. Он сделал карьеру благодаря небольшому наследству своей незамужней тетушки и своему блестящему таланту.
   Джейд была настолько занята, слушая Малкольма, что не следила за разговором на передних сиденьях. Но, видя в зеркале плотоядные улыбки Хилари и ее более чем дружеские прикосновения к Дункану, она подозревала, что эта платиновая блондинка занята его обольщением. Из-за этого Джейд испытывала раздражение: странная реакция, учитывая, что Дункан вовсе не был ее мужем и что сама она надеялась вернуться в собственное время и к собственным заботам сразу, как только представится возможность.
   Через час езды от Санта-Фе они свернули на грязную дорогу, ведущую на запад и носящую гордое название нью-мексиканского шоссе номер четыре. Дункан снизил скорость, объезжая лужи, и указал направо.
   — Эта гора называется Туньо, — сказал он. — Индейцы верят, что здесь жил великан Цайбайо. Легенда гласит, что много веков назад Цайбайо съел всех детей в деревне Сан-Ильдефонсо. Напуганные жители обратились к Высшему духу с просьбой помочь им убить великана. И когда в схватке великан погиб, его кровь хлынула с горы, превращаясь в лаву, которую вы и видите вокруг.
   — Какой жестокий миф, — сказал Малкольм.
   Дункан усмехнулся:
   — Думаю, он не более жесток, чем история распятия Христа.
   Малкольм чуть наклонился вперед:
   — Ты говоришь так, как будто веришь в существование этого Цайбайо.
   — Как гениально сказал Шекспир: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…».
   Джейд уставилась Дункану в затылок, пытаясь определить, серьезно ли он говорит. Может ли она полностью ему довериться? Она хотела этого, очень хотела. Но сумеет ли человек, ничего не знающий ни об атомной энергии, ни о космических кораблях, высаживающих людей на Луну, ни о маленьких компьютерах, обладающих огромной памятью, без предубеждения отнестись к рассказу о путешествии сквозь время? Или же он прямой дорогой отправит ее в сумасшедший дом?
   Они приблизились к месту, где их дорогу пересекала еще одна, и Дункан свернул на нее. Впереди Джейд увидела маленькую деревеньку, прилепившуюся к берегам реки Рио-Гранде и окруженную зелеными полями.