— Робби? — Джек на минуту задумался, потом кивнул: — Я о нем забыл. Когда я жил в приходе, он был совсем ребенком. Где он теперь?
   — Вот об этом я и хотел с вами поговорить.
   Посол устроился в кресле поудобнее и замолчал, собираясь с мыслями. Джеку показалось, что атмосфера стала теплее. Попивая шерри, он ждал, когда сэр Чарлз начнет свой рассказ.
   — Только сегодня французские власти любезно проинформировали меня, что британский гражданин Роберт Бранс-Хилл подозревается в убийстве актрисы французского театра, находящегося в Пале-Рояле.
   Слова посла потрясли Джека до глубины души. Когда первый шок прошел, он с воодушевлением сказал:
   — Никто не убедит меня, что сын доктора Бранс-Хилла мог совершить умышленное убийство.
   — Согласен с вами, — улыбнулся сэр Чарлз. — Пейте шерри, пока я расскажу, как обстоят дела.
   Это была обычная история. Молодой человек, практически еще юноша, сбившись с верного пути, уготованного для него родителями и сестрой, окунулся в сомнительные удовольствия парижской жизни.
   — Юному шалопаю следовало бы сидеть за учебниками в Оксфорде, — с чувством сказал сэр Чарлз, — а не болтаться по Европе. Теперь известно, что Робби прибыл в Париж приблизительно месяц назад. Почти сразу он попал на спектакль французского театра и был очарован ведущей актрисой Луизой Доде.
   — Помнится, я читал об этом, — кивнул Джек. — Убийство произошло около двух недель назад. Почему французы так долго скрывали от вас информацию?
   — У меня сложилось впечатление, что у них были дела поважнее, — пожал плечами посол. — Актрис ценят не так высоко, как добропорядочных французских граждан. Я, конечно, не имею влияния на французскую полицию. Мне сообщили об этом только потому, что Робби — британский гражданин.
   Джек был озадачен.
   — Почему они его подозревают? В том, что юнцы попадают в дурацкие истории с актрисами и танцовщицами, нет ничего удивительного. Я сам отдал этому дань в молодости.
   — И все-таки это необычная история. Видите ли, из множества своих поклонников мадемуазель Доде выбрала в любовники его, молодого бедного англичанина. Он каждый вечер бывал в театре. Их роман не был секретом.
   — Да вы шутите! — воскликнул Джек. — Я читал газеты. Луиза Доде была настоящей звездой. Ее популярность не знала границ. Почему она выбрала в любовники неоперившегося юнца?
   — Кто знает? — пожал плечами сэр Чарлз. — Во всяком случае, ее интерес недолго продлился. Вскоре он заявила управляющему, что оставляет театр и собирается уехать жить за границу. Чего он только не делал, чтобы переубедить ее, но она была непреклонна. Когда управляющий поинтересовался, не собирается ли она уехать с Бранс-Хиллом, она расхохоталась ему в лицо. Кто-то занял место Робби в ее сердце. Кто-то постарше, но она не назвала его имя.
   — Полиция считает, что Робби убил ее в приступе ревности? Не могу в это поверить! Что он сам говорит?
   Сэр Чарлз снова пожал плечами:
   — Его не нашли. Известно только, что на следующий день после убийства он обратился в одну из местных больниц по поводу ножевой раны, полученной, по его словам, в стычке. Выслушайте меня до конца, тут есть о чем поговорить. Для Робби весьма скверно, что мадемуазель Доде оказала сопротивление убийце: в комнате следы борьбы, кресло перевернуто. На стене кровь. Ножа не нашли, должно быть, убийца унес его с собой.
   — Это ничего не значит, — сказал Джек, — и не доказывает, что Робби был на месте преступления.
   — Я знаю, но хуже всего то, что он ударился в бега. Подумав, Джек спросил:
   — Он не мог обратиться за помощью к Элли?
   — Более чем вероятно. Но ее здесь нет, ее нельзя расспросить.
   — А как насчет Кардвейла? Мог Робби обратиться к нему?
   — Я вижу, вы не знаете, что произошло с молодым поколением Бранс-Хиллов после смерти отца, — сухо сказал посол. — Кардвейл на свой лад неплохой человек, но его супруга — настоящая фурия. Едва выйдя замуж за Кардвейла, она практически выставила из дома его осиротевших родственников. Никакой родственной любви не осталось, так что, как видите, Робби может оказаться первым подозреваемым и в краже бриллиантов Кардвейлов. Полиция пока не знает о его связи с Элли, но, как только это станет известно, ее тоже могут обвинить.
   Все в Джеке сопротивлялось этим доводам. Определенно за этим крылась загадка, более сложная, чем ему показалось на первый взгляд, но ничто не могло убедить его, что девочка, с которой он познакомился много лет назад, может быть замешана в преступлении.
   — Вы, несомненно, удивлены, зачем я вам это рассказываю, — продолжил посол. — Дело в том, что, по моему мнению, Робби обратился за помощью к сестре. Думаю, покидая Париж, она увезла его подальше от опасности. Теперь они в Англии и совершенно одиноки. Мои обязанности требуют моего присутствия здесь, иначе я бы сам отправился за ними.
   У Джека упало сердце. Он знал, что последует дальше. Посол хочет, чтобы он, вернувшись домой, взял Элли и Робби под свою опеку. Все оказалось гораздо сложнее, чем он предполагал. Непростая задача отыскать женщину, которую он едва знал.
   — Каково реальное положение дел? — Джек подался вперед в кресле. — Робби могут силой вернуть во Францию и передать дело в суд?
   — Вполне возможно, учитывая, какое сейчас время. Ведь мы пытаемся убедить французов, что мы их друзья.
   — Но он британский подданный. Разве это не имеет значения?
   — Я понимаю, о чем вы думаете. Веллингтон командует здесь нашей армией и может решить судьбу Робби. Но захочет ли он вмешаться? Не говоря уже о том, что невозможно жить под постоянной угрозой бесчестья. Робби должен защитить свое честное имя.
   Сэр Чарлз отставил рюмку и положил ладони на стол.
   — Не смотрите так мрачно. В этой истории есть и другие подозреваемые, кроме Робби. Например, тот, кто хотел увезти ее за границу. Или ее горничная Роза, которая, как и Робби, бесследно исчезла. Могут быть и другие. И все-таки мне кажется, что Бертье, шеф жандармов, уже решил, что во всем виноват Робби. Не вижу, чтобы он прилагал усилия для розыска других подозреваемых. У меня есть люди, которые могут расследовать эту историю, разумеется, тайно. Но мне нужно знать то, что может сказать мне только Робби. Необходимо, чтобы его расспросил кто-то, хорошо знающий их семью. Мне нужны вы, Джек.
   — Это легче сказать, чем сделать, — ответил Джек. — При всем уважении к вам, сэр, не думаю, что вы знаете, как уладилось дело между мной и Элли.
   — Разве? — Сэр Чарлз откинулся в кресле. Теплая улыбка исчезла с его лица. — А я понял, что вы пришли сюда, чтобы узнать ее адрес и помириться с ней.
   Только один человек мог рассказать послу об этом — Эш.
   — Лорд Денисон был здесь?
   — Он только что ушел. Заходил попрощаться перед отъездом в Англию.
   Сэр Чарлз встал.
   — Однако, если я требую от вас слишком многого…
   — Сядьте, сэр Чарлз! — резко приказал Джек. Повисло молчание, потом посол подчинился.
   — Да, — сказал он, — у вас такое же обостренное чувство долга, как и у меня. Не правда ли, Джек? Остен Бранс-Хилл и его жена Мэриан были особенными людьми. Можно отделаться фразой, что они были слишком непрактичными, но мы-то знаем, как обстоит дело.
   — Я вам так скажу: большая честь быть знакомым с ними, — сухо произнес Джек.
   — Они многим помогли.
   — Кому, как не мне, это знать, — заметил Джек.
   — Если бы не доктор Остен Бранс-Хилл, я бы ничего не добился в жизни. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но, думаю, вы можете сказать то же самое.
   — Объясните, где я могу найти Элли, — ответил Джек, игнорируя намек, — и что я должен сделать?
   Джек с бокалом бренди стоял у окна в своих апартаментах, выходившего во внутренний двор Пале-Рояля. Было уже хорошо за полночь, но под его окнами разгуливало множество народу, главным образом искатели приключений и удовольствий. Беда в том, что удовольствия быстро приедаются. В жизни должно быть нечто большее.
   Усмехнувшись, Джек неторопливо подошел к стоявшему у камина креслу. Цветистый панегирик сэра Чарлза Остену Бранс-Хиллу подхлестнул мысли Джека. Интересно, что викарий сделал для сэра Чарлза, вызвав такую высокую похвалу?
   Его собственный случай был банальным. Он провалил экзамен. Добрый викарий позанимался с ним, и он добился успеха. В этом не было ничего необычного. В университете такое со многими случается.
   За исключением того, что в его случае успешная сдача экзамена была поворотным пунктом. Он уже не мог вернуться к прежнему. Не то чтобы он стал прилежным студентом, но что-то изменилось у него внутри. Он начал стремиться к успеху и, как правило, достигал его.
   Доктор Бранс-Хилл сказал ему, что так и будет.
   Да, Джек чувствовал себя обязанным отцу Робби и Элли, хотя, возможно, и не столь сильно, как сэр Чарлз. Теперь Робби в том же возрасте, в каком он сам попал под влияние викария. Кто повлияет на Робби? Кто проследит за его интересами?
   Элли?
   Он сам?
   Джек не думал, что это должен был делать он. Но если он этого не сделает, этого не сделает никто другой.

Глава 7

   Лондон
   Не обращая внимания на требования жены, лорд Кард-вейл собирался уехать в клуб. Доротея изучала свое отражение в зеркале, стоявшем на туалетном столике. Ее черты неприятно исказились.
   — Когда я просила снять дом в городе, — сказала она, — я, естественно, имела в виду Мейфэр. Ханс-Таун — это район для юристов, врачей и прочих людей подобного сорта. Мне будет стыдно принять здесь своих друзей. Дом слишком маленький, обивка потертая, а мебели место в музее. У тебя нет вкуса, Кардвейл?
   — Это лучшее, что смог найти мой поверенный в столь короткий срок, — мягко ответил муж. — Мы проживем здесь всего лишь месяц, пока не закончат отделку нашего собственного дома. — Тупая головная боль становилась интенсивнее. — У нас не было никакой необходимости возвращаться в Англию. Мы могли бы остаться в Париже, пока наш дом не приведут в порядок.
   Опустив гребень, Доротея повернулась к мужу.
   — Мы не могли остаться во Франции, и ты знаешь почему. Мы стали посмешищем. Мои бриллианты украли! И мое обручальное кольцо! Нам известно, кто вор. Но разве ты предпринял шаги, чтобы ее арестовали? О нет! Твоя кузина Элинор не может сделать ничего дурного!
   — У нее алиби! Роли поручился за нее. Власти удовлетворены.
   — Зато я не удовлетворена!
   Вскочив, она подошла к Кардвейлу. Красивая женщина, она оставляла его равнодушным. В этом источник всех их проблем. Они поженились по банальным причинам. Он — чтобы исполнить долг перед своим родом, она — чтобы обрести опору и положение в обществе. Ни одного из них не удовлетворил результат.
   — Что ты хочешь сказать? — Кардвейл потер лоб. — Ты не веришь слову Роли?
   — Я хочу сказать, что у твоей кузины мог быть сообщник. Что, если кто-то украл ожерелье и спрятал так, что она сможет до него добраться?
   — Отель обыскали и ничего не нашли.
   — Это ничего не значит. Возможно, обыск был не слишком тщательным. А вот нам бы следовало проверить чемоданы Элли перед ее отъездом. Вместо этого, — Доротея бросила на мужа испепеляющий взгляд и, сев за туалетный столик, повернулась к нему спиной, — ты вручил ей кошелек, набитый золотыми монетами.
   — Это минимальное, что я мог сделать. Она моя родственница.
   —Ая твоя жена. Ты в первую очередь должен думать обо мне.
   Кардвейлу казалось бессмысленным спорить о достоинствах Элли, утверждать, что он знает ее всю жизнь, что она невиновна. Поэтому он лишь заметил, что не понимает, почему надо ставить этот вопрос.
   — Я тебе скажу почему. — Глаза Доротеи победно блеснули. — Сейчас я знаю кое-что, чего не знала тогда. Твой драгоценный кузен Роберт был в Париже в то же самое время, что и мы. Элли не сказала об этом леди Седжуик. Ты не находишь это странным?
   — Кто сказал тебе о Робби?
   — Леди Седжуик. Я на днях случайно встретила ее на Бонд-стрит. Они уехали из Парижа вскоре после нас по той же самой причине. Они не могли никуда выйти. Их тут же забрасывали вопросами о краже. — На ее губах мелькнула злобная улыбка. — Леди Седжуик рассказала мне о своей подруге, миссис Дейли, племянник которой был недавно в Париже с другом. Она спросила леди Седжуик, не довелось ли им встречаться. Фамилия племянника — Милтон, а друга зовут — ты можешь себе представить? — Роберт Бранс-Хилл. Конечно, леди Седжуик с ними не встречалась, но она твердо помнит, как Элли сказала, что ее брат в Оксфорде.
   Кардвейла это позабавило.
   — Молодые люди ездят в Париж не для того, чтобы общаться с друзьями их тетушек и матушек. Я удивился бы, если бы Элли знала, что Робби в Париже. Она тут же отправила бы его обратно в Оксфорд.
   — Не согласна. Думаю, это подтверждает мои подозрения. Робби и Элли могли действовать заодно.
   Кардвейл редко выходил из себя, общаясь с женой, но только потому, что не любил сцен. Он был безразличен к супруге. Обычно равнодушие делало его невосприимчивым ни к ее неприязни, ни к вспышкам раздражения, но эта атака на Элли зашла слишком далеко.
   Голосом, не оставлявшим у жены сомнений в его решительности, он сказал:
   — Советую тебе оставить свои подозрения при себе, Доротея. Если я услышу от кого-нибудь хоть слово, что Элли и Робби имеют отношение к краже, мы тут же уедем из Лондона и проведем светский сезон в Бродвью, в провинции.
   Удовлетворившись, что решительно высказал свою точку зрения, Кардвейл подошел к двери.
   — Не жди меня, — непринужденно добавил он, словно между ними ничего не произошло, — я пообедаю в клубе.
   Подождав, пока в коридоре стихнут его шаги, Доротея дала выход своему гневу. Схватив серебряную щетку, она запустила ее в стену. Краем глаза поймав свое отражение в зеркале, она с трудом узнала себя. Злоба искривила рот и исказила черты. Вот что делает с женщиной брак с таким мужчиной, как Кардвейл.
   Доротея знала способ справиться с эмоциями. Для этого нужно лишь вспомнить былые победы. Она закрыла глаза и отдалась потоку воспоминаний. Самым счастливым в ее жизни был день, когда она вышла замуж за Кардвейла. Вышла не потому что безумно его любила, а потому что ей все станут завидовать. Не каждый день дочери провинциального сквайра удается заманить в сети графа. Она достигла всего, чего хотела, — положения в обществе, мужа, который дал ей полную свободу, — роскоши, которую приносит брак с богатым мужчиной.
   На этот раз испытанный прием не помог ей. Напряжение все еще сковывало плечи и шею. Если она посмотрит в зеркало, оттуда на нее глянет та же самая раздраженная женщина, что и прежде.
   Доротея чувствовала себя преданной. Ее место в мыслях мужа заняла Элли Бранс-Хилл. Кардвейл не хочет и слова слышать против своей драгоценной кузины. Что в ней находят? Она дурно одета. Эксцентрична. Она обманщица.
   Подумать только, дочь викария! Да она прирожденная актриса. Аврора! Какая порядочная женщина, нарядившись как особа легкого поведения, отправится флиртовать в Пале-Рояль? Но в уме ей не откажешь. Она едва не поймала богатого мужа.
   Даже став женой и полновластной хозяйкой, Доротее приходилось мириться с родственниками Кардвейла. Он взял их к себе в дом еще до свадьбы. Она их одевала, кормила, заботилась об их нуждах. Никто не мог сказать, что она не исполняла свой долг. И какую благодарность она получила? Никакой. Элли скоро поняла, что в доме Кардвейла двум хозяйкам не бывать, поэтому ушла, повесив нос.
   Муж тоже разочаровал ее. Он оказался совсем не таким, за кого она выходила замуж. Тогда он был воском в ее руках, теперь в нем обнаружился стальной стержень, о существовании которого она даже не подозревала.
   Возможно, если бы у нее были дети, все повернулось бы по-другому. Ее власть над мужем была бы абсолютной. Но она никогда не хотела иметь детей и предприняла шаги, чтобы этого не случилось. Кардвейл уже давно не входил в ее спальню, и было поздно менять решение.
   Мысль о детях заставила Доротею вздрогнуть. Ее мать родила восьмерых детей, и она не пожелала бы этого ни одной женщине. Мама состарилась раньше времени. Когда она оказывалась в интересном положении, то никуда не выезжала и не принимала гостей. Она потеряла интерес к своей внешности и жизни за пределами ее маленьких владений. Ее дети росли, презирая ее.
   Нет. Об отсутствии детей Доротея совсем не жалела. Она жалела о том, что ей пришлось помогать девушке, которая сумела настроить против нее мужа. Элли Бранс-Хилл с самого начала была для нее болезненной занозой.
   Она долго думала об Элли. Постепенно сковавшее ее напряжение ослабло. Когда она расправится с Элли, Кардвейл станет презирать свою кузину. Никто не захочет сказать о ней доброго слова. Наконец все узнают, какова она на самом деле. Глаза Доротеи блеснули в предвкушении падения Элли и ее братца.
   Но чтобы это произошло, ей нужно действовать, осуществить задуманный план.
   Она узнала об Элли больше, чем сказала Кардвейлу. Элли поселилась где-то в районе Марилебон. А вот местонахождение Робби оставалось загадкой.
   С этой мыслью Доротея встала и дернула за шнурок колокольчика.
   На зов явилась молодая горничная, маленькая и стройная. Она была смуглой, а глаза — удивительно светлые. Кардвейл подобрал ее в провинции, буквально умирающую от голода, и взял в дом. Девушка медленно соображала и была немногословна. Кардвейл подозревал, что она сбежала из работного дома или от жестокого хозяина, и надеялся устроить ее в прислуги. Но Доротея, заметив, что уважение к ней значительно возросло, когда знакомые узнали, что она дала приют несчастному созданию, оставила девушку у себя.
   Обязанности Морри были необременительными. Она приносила вещи и разные мелочи, бегала с поручениями. Главным ее достоинством в глазах Доротеи было то, что она служила своей хозяйке с рабской преданностью.
   — Как тебе идет форма, Морри, — ласково улыбнулась Доротея. Ей пришлось приложить немалые усилия, чтобы заставить Морри вымыться и снять свои лохмотья. — Я говорила тебе, что ты со временем привыкнешь, и была права.
   Глаза Морри потеплели. Она присела в реверансе.
   — Да, мэм.
   — Другие слуги к тебе хорошо относятся? Горничная утвердительно покачала головой.
   — Хорошо. Хорошо. — Доротея понизила голос. — Его сиятельство ушел?
   — Да, мадам.
   Доротея ободряюще улыбнулась.
   — Ты ведь знаешь мистера Дерби, поверенного лорда Кардвейла?
   Морри кивнула.
   — Скажи мне, когда он придет. Только не говори другим слугам, что я хочу его видеть. Это наш с тобой секрет, Морри. Понимаешь?
   Глаза Морри блеснули. Она любила тайны.
   — Я никому не скажу.
   — Хорошая девочка. Я знала, что могу рассчитывать на тебя.
   Спустя пять минут Морри вернулась.
   — Мистер Дерби в кабинете, — прошептала она. Доротея выждала еще пять минут, потом вышла из своей гардеробной.
   Полу Дерби еще не было тридцати. Для своего ответственного поста он был молод и получил его по наследству. Он занял место, освободившееся после смерти отца. Старший Дерби был медлителен, трудолюбив, до определенной степени осторожен. Сын оказался его полной противоположностью. Пол был амбициозен и стремился сделать карьеру. С ростом его влияния он все презрительнее относился к хозяину. По мнению Пола, Кардвейл был не компетентен не только в роли хозяина больших владений, но и в роли мужа.
   Поскольку во всех своих действия Дерби руководствовался собственными интересами, он добился расположения настоящей хозяйки дома — леди Кардвейл. Несколько месяцев назад они стали любовниками.
   Временный кабинет Пола в этом снятом доме находился в задней части. Маленькая комната была не больше каморки для подсобного инвентаря. В ней стояли стол и два кресла, стопки бухгалтерских книг лежали на полу. Его спальня находилась на антресолях, там, где жили слуги. Поэтому сохранить их роман в тайне было трудно. Трудно, но возможно для двух решительных людей.
   — Пол, — сказала Доротея, войдя в его кабинет, — я хочу поговорить с вами о реконструкции дома в Мейфэре.
   — Да, ваше сиятельство.
   От его самоуверенной кривой усмешки у нее участилось дыхание.
   — Закройте дверь, — сказала она.
   Выполнив ее просьбу, Пол повернулся к ней. Его бесстыжие глаза неторопливо прошлись по ее фигуре.
   Теперь, когда никто не мог их слышать, она отбросила притворство и забыла о реконструкции дома.
   — Я узнала, что кузина Элли живет где-то в Марилебоне. Если мы найдем ее, она приведет нас к своему братцу.
   Доротея не стала вдаваться в дальнейшие разъяснения. Пол не глуп и знает, что делать. Он медленно кивнул:
   — Предоставьте это мне.
   Она вздрогнула от внезапного возбуждения. Вот человек, который знает, что такое быть мужчиной. Она ощущала опасность, силу и волю, равную своим собственным. Пол ее не разочаровал. Он запер дверь.
   Задрав юбки ей на бедра, он сказал низким тягучим голосом:
   — Я не могу думать, когда вы так на меня смотрите.
   — Тогда не думайте.
   Взяв его за голову обеими руками, она прикусила его нижнюю губу своими острыми зубками.
   Когда она приоткрыла рот, он хрипло спросил:
   — А как же ваш муж?
   — Морри скажет мне, когда он вернется. Не волнуйтесь, I Пол. Я все продумала.
   Кардвейл недолго пробыл в клубе. Там было слишком много знакомых, желающих услышать о Париже и краже бриллиантов. А он хотел побыть наедине со своими мыслями.
   Он прошелся по Сент-Джеймс-Парк, потом вдоль берега реки, не обращая внимания на холод и ветер. Случайно он добрел до конюшни, где можно было взять лошадь. Он знал, где хочет сейчас оказаться. И хотя его собственная конюшня располагалась неподалеку, он нанял верховую лошадь и отправился в Хампстед. Так Доротея никогда не догадается, где он был.
   Коттедж принадлежал нескольким поколениям его семьи. Коттедж не слишком верное название. Это было двухэтажное кирпичное здание, без излишних претензий, но приятных пропорций, с участком земли в один акр. Летом, когда буйно цвели сады, воздух благоухал ароматами роз, лилий, жимолости и других цветов, названий которых он не знал.
   Сейчас, в зимний день, голые ветки и черная земля вполне соответствовали его пустой и бесплодной жизни.
   Поставив лошадь в конюшню, Кардвейл вошел в дом. Слуг здесь не было. За домом присматривал житель ближайшей деревни, приходивший через день. На некритический взгляд Кардвейла, в доме было чисто и опрятно. В отличие от жены случайные пылинки его не волновали.
   Это был тот самый коттедж, в котором он предложил пожить Элли перед ее отъездом из Парижа. Этот дом, скорее подходящий для семьи врача или викария, был ему больше по вкусу, чем дворцовая пышность Бродвью, их семейной обители в Хэмпшире. То, что он предпочитал именно этот дом, должно было подсказать ему, какой тип женщины следовало ему выбирать в жены. Ведь тот, кто делает выбор, потом расплачивается за его последствия.
   Кардвейл вошел в гостиную, налил себе бренди, зажег огонь в камине, затем опустился в кресло и погрузился в размышления.
   Ему пришло в голову, что следует продать этот дом. Теперь он никому не нужен. Нет ни братьев, ни сестер, ни детей, для которых стоило беречь его. Но мысль о продаже дома ужаснула Кардвейла. Дом был его святыней.
   Он задержался на этой мысли, и интуиция привела его к решению. Он не станет продавать коттедж. Вместо этого он найдет близкого по духу человека, с которым будет жить в этом доме.
   Мысли Кардвейла перешли на Элли. Ради собственного душевного спокойствия надо что-то для нее сделать.

Глава 8

   Сэр Чарлз мог сообщить Джеку перед его отъездом из Парижа только то, что Элли снимает меблированные комнаты в доме на Генриетта-стрит. Там она останавливается всякий раз, когда оказывается без работы. Что ж, ему почти по пути, подумал Джек. Генриетта-стрит находится по одну сторону Оксфорд-роуд, а Парк-стрит, где стоит его дом, — по другую. Это расстояние можно пройти пешком меньше чем за полчаса.
   Джек мог отправиться в Оксфорд — тоже недалеко от города — и сначала поговорить с ее братом. Но, обдумав ситуацию, решил, что это только рассердит Элли или по меньшей мере насторожит. Для всех будет лучше, если ему удастся расположить ее к себе, и в разговоре с Робби она будет его союзником. Она должна понимать — или придется ее в этом убедить, — что Робби должен вернуть себе доброе имя.
   Расположить Элли к себе? Склонить на свою сторону? Джек понятия не имел, как это сделать, несмотря на веру сэра Чарлза в силу его убеждения. Если обаяние и искренность не помогут, придется перейти к угрозам. Но в прошлом подобный прием никогда на нее не действовал. Почему это должно измениться теперь?
   В его мыслях причудливо сплеталось прошлое и настоящее. Воспоминания, надо отдать им должное, развлекли его во время пятичасового пути из Дувра.
   Благополучно добравшись до Лондона, Джек появился на Парк-стрит, как раз когда его бабушка и сводная сестра Каро возвращались с прогулки по магазинам. Увидев их, Джек удивился, поскольку считал, что они останутся в провинции еще месяц, до начала светского сезона. Каро, которой только что исполнилось семнадцать, ждала этого с нетерпением. Ей предстояли первый выход в свет, многочисленные балы, приемы и прочие развлечения. Интересно, ее заставило приехать в Лондон нетерпение, или была другая причина, заставившая изменить прежние намерения?