Расхаживая по комнате, он расспрашивал Розамунду, узнавая подробности. Как он понял, принц Михаэль считал, что пуля предназначалась ему. В Кольнбурге хватало подстрекателей и горячих голов, готовых заварить кашу. Одним принцем больше, одним меньше — отчего бы нет?
   — Я повторяю его слова, — добавила Розамунда, и Ричард рассмеялся.
   — А что думает твой отец?
   Прежде чем ответить, она сделала большой глоток чая.
   — Он был немногословен. Знаю, что он хочет поговорить с тобой. Вчера он послал за тобой Джастина, но когда тот вернулся и сказал, что слуги прочесывают парк, а тебя нигде нет, отец решил отложить разговор до утра.
   Ричард кивнул.
   — Хорошо, потому что я тоже хочу поговорить с ним.
   — Обо мне?
   — Особенно о тебе.
   Она поправила манжеты на рукавах, заглянула в чайник, убедившись, что кипяток еще остался. Наконец, потеряв терпение, она спросила:
   — Так что же ты собираешься сказать ему?
   Ее вопрос удивил его.
   — Я собираюсь сообщить о нашей женитьбе, разумеется.
   Она выпрямилась на стуле.
   — Сообщить? Не просить моей руки?
   — Нет, — с нажимом ответил он. — Если я буду просить, он может отказать. Да он наверняка откажет. Но я не оставлю ему выбора.
   — Разве не в обычаях джентльмена сначала узнать мнение леди, прежде чем отправляться к ее отцу?
   Она спросила в шутку, но в его глазах не было и тени веселья.
   — Тебе я тоже не оставлю выбора.
   Она заглянула в его глаза, и ее сердце забилось сильнее. Не в силах отвести глаз, она продолжала тонуть в его властном мужественном взгляде.
   Наконец он насмешливо произнес:
   — Если мы не поженимся, Харпер будет шокирован, а ведь мы этого не хотим, правда?
   Она попыталась подыграть ему, Но сердце продолжало бешено колотиться о ребра.
   — Харпер в любом случае будет шокирован. Он сказал мне, что ты до сих пор тоскуешь по своей потерянной любви.
   — По какой еще любви? — удивился Ричард.
   — А разве ее не существует?
   — Нет.
   Розамунда удовлетворенно кивнула.
   — Я так и подумала. Харпер был уверен, что раз тебя не трогают чары первых красавиц света, значит, сердце твое занято. Но я сразу поняла, что причина не в этом. Харпер — настоящий романтик.
   Он улыбнулся.
   — Харпер любит совать нос в чужие дела. Он сказал тебе это для твоего же блага, надеясь, что ты выкинешь меня из головы и заживешь прежней жизнью. У тебя был такой шанс, но ты его не послушалась, а теперь уже поздно.
   Она положила подбородок на сплетенные пальцы.
   — Ричард, — спросила она, — а ты не хочешь знать, почему я считаю, что ни одна женщина еще не завладела твоим сердцем?
   Если и было на свете то, что Ричард ненавидел, так это попытки разложить по полочкам его отношения с женщинами. Дамы почему-то обожают копаться в подробностях чужой жизни, хотя лично он не видел в этом смысла.
   — Не очень, — сухо ответил он.
   Розамунда обиженно поджала губы. Он вздохнул.
   — Хорошо. Хочу.
   — Потому что, — сказала она, — ты не встретил женщину, созданную для тебя, пока не появилась я.
   Он усмехнулся.
   — Ты в этом так уверена?
   — Абсолютно. И давай будем откровенными, дело не только в женщинах. Как ты думаешь, какая женщина стала бы мириться с твоим плохим настроением, отсутствием галантности и, скажем так, чересчур резким способом выражения своих чувств? Только я. — Ее глаза сверкнули. — И знаешь почему?
   — Я весь внимание, — произнес он с насмешливым поклоном.
   — Потому что всю свою жизнь я была окружена льстецами. Ты же не льстишь, не стараешься очаровать меня, не шепчешь комплименты мне на ушко. Ты говоришь лишь то, что думаешь.
   Улыбка исчезла из его глаз.
   — Ты права. Я действительно говорю то, что думаю. Я не отступлюсь от тебя, Розамунда, и если семья заставит тебя выбирать, тебе придется выбрать меня.
   Он так резко схватил ее, что она вскрикнула. Накрыв ее губы своими, он подарил ей долгий поцелуй, в котором было столько же страсти, сколько отчаяния. Он словно говорил ей: «Если бы все было так просто».
   Все было очень непросто. Темные тучи сгущались над ними, угрожая поглотить целиком. Возможно, впереди их ждала вся жизнь, а может, судьбой им был отпущен лишь один этот вечер вдвоем. Вкус его поцелуя показался ей горько-сладким, и она ответила на него не менее исступленно.
   На этот раз они занимались любовью долго, смакуя каждую ласку. На несколько часов они отгородились от всего мира и принадлежали лишь друг другу.
   Много позже после того, как Розамунда вернулась в замок, Ричард ворочался без сна в своей постели. Он говорил себе, что ему не о чем сожалеть, он пытался отказаться от нее, она сама не позволила ему сделать это. Но Ричард понимал, что лукавил. Рано или поздно это должно было случиться, просто его потрясение от мысли, что он мог потерять ее, ускорило события.
   Но теперь, когда она принадлежала ему, его начали одолевать страхи и сомнения. Что, если ему не удастся очистить свое имя от обвинений? Тогда он до конца жизни будет скрываться от закона. И что тогда станет с Розамундой?
   Не в его правилах было печалиться о том, что могло бы быть. Нужно действовать. Для них с Розамундой обратной дороги нет, поэтому он даже не принимал в расчет возможность того, что обвинения с него не будут сняты.
   Решив для себя эту проблему, он сосредоточился на цепочке событий, приведших к его аресту. Он размышлял о событиях его студенческих дней в Кембридже, об убийстве Люси Райдер и, наконец, о покушении на Пруденс Драйден.
   Ему не давала покоя мысль, что между убийством Люси и нападением на мисс Драйден было какое-то сходство. Но вот в чем именно? Он забылся тяжелым сном, но его мозг продолжал искать ключ к разгадке.

22

   Разговор Ричарда с отцом Розамунды пришлось отложить, пока люди из магистрата не закончили свою работу, а они уехали только к обеду. Они опросили главных свидетелей и скрупулезно записали их показания, но, по мнению Ричарда, не видели дальше своего носа. Слуги судачили, что их полностью устроила версия о том, что мишенью преступника был принц Михаэль, а самим преступником был некий фанатик, питающий неприязнь к Кольнбургской правящей династии.
   Отсрочка дала Ричарду время подумать над загадкой, терзавшей его прошлой ночью. Сходство между убийством Люси и покушением на мисс Драйден заключалось в том, что в обоих случаях нападавший исчез без следа, несмотря на толпу людей, сбежавшихся на место трагедии почти сразу после выстрела.
   Ему пришло в голову, что убийцы и не пытались сбежать, а предпочли смешаться с толпой. Раз никто из свидетелей не обратил на них внимания, значит, они не были посторонними и находились именно там, где их ожидали видеть.
   Хотя, возможно, он цепляется за соломинку, и эта версия рассыплется в прах. Тем не менее одна ниточка у него была. Майор Дигби знал о Дансмуре. Кто рассказал ему? Кто был настолько осведомлен о его частной жизни? Только тот, кто предпринял огромные усилия, чтобы узнать.
   Конечно, далеко на этой версии не уедешь, но это все, чем он располагал.
   Весь день он помогал садовникам расчищать парк после бури. Харпер тоже был с ним, хмуро косясь по сторонам. Хотя у него и не было своей версии покушения, но его не устраивал вердикт, вынесенный магистратом. Чутье подсказывало ему, что Твикенхэм перестал быть безопасным местом и пора уносить отсюда ноги.
   Лорд Джастин пришел за Ричардом, когда они с Харпером заканчивали ужин. Для разговора с герцогом он решил надеть не ливрею, а свою обычную одежду. Он хотел встретиться с отцом Розамунды на равных, а не как слуга с господином.
   Присутствие Харпера не требовалось, но он настоял на том, чтобы сопровождать Ричарда. Его внутреннее чутье требовало быть рядом со своим, пусть и бывшим, начальником. Лорд Джастин нашел это забавным, однако Ричард отнесся к этому очень серьезно. Как и Харпер, он держал одну руку в кармане плаща, где лежал пистолет. Он доверял чутью Харпера, как своему собственному.
   Герцог ждал его в библиотеке в полном одиночестве. Он молча указал Ричарду на стул. Ричард помнил, что его светлость не любил тратить слова понапрасну. Он так же молча сел.
   — Выпьете бренди?
   — Да, благодарю.
   Ричард готовился к сухому и официальному приему. Он знал, что Розамунда должна была сказать отцу об их матримониальных планах. Хотя его тон нельзя было назвать дружеским, он старался держать себя в руках, как, видимо, попросила его Розамунда.
   Протянув Ричарду бокал, герцог сел напротив.
   — Вот видите, — заметил он, — я могу запросто пить бренди с простыми смертными и вовсе не кичусь своим положением.
   Это явно были слова Розамунды, и Ричарда они позабавили бы, если бы не неловкость ситуации. Он не был завидным женихом, и герцог наверняка не преминет сказать об этом. Ричард также должен помнить наказ Розамунды, данный при прощании: во что бы то ни стало вести себя вежливо и оставаться в рамках приличий.
   — Прежде всего, — начал герцог, — расскажите мне, что вы думаете об этой чудовищной ночи. Полагаю, до вас дошла версия магистрата о том, что вероятной мишенью преступника был принц Михаэль?
   — Слышал, — кивнул Ричард. — Еще рано делать выводы, но мотивы в этом случае неясны. Если бы принц наследовал корону, тогда другое дело. С вашего позволения, я бы хотел побеседовать с мисс Драйден и принцем. Им можно сказать, что я агент из Особого отдела. Они меня не узнают.
   — Об этом не может быть и речи.
   Ричард мгновенно подобрался.
   Герцог вздохнул. Он не понимал, почему Мэйтленд так легко обижался, особенно когда он, Ромси, был пострадавшей стороной.
   — Дело в том, — с раздражением продолжил он, — что принц решил, что мисс Драйден будет в большей безопасности в доме своего брата. Они уехали вскоре после людей из магистрата. Но я могу вам сказать, что они ничего не видели и не слышали. У мисс Драйден нет врагов, да и с какой стати им быть у молодой девушки из приличной семьи? А враги принца — мужья-рогоносцы. Подумать только, я в жизни так не обманывался! Впрочем, это к делу не относится. Принц клянется, что переменился, встретив мисс Драйден.
   Ричард немного расслабился и откинулся на спинку стула. Он решил, что первым делом, уехав из Твикенхэма, отправится в Челси к мисс Драйден и ее брату.
   На виске герцога запульсировала жилка. Он в упор посмотрел на Ричарда.
   — Моя дочь сообщила мне, что вы хотите о чем-то со мной поговорить.
   Ричард не стал отводить взгляд.
   — Розамунда и я собираемся пожениться.
   — У меня есть что сказать по этому поводу!
   — Все, что вы хотите сказать, я уже сам сказал себе, — медленно произнес Ричард. — Поверьте, перспектива породниться с Девэрами радует меня не больше, чем вас — со мной.
   — По крайней мере хоть в чем-то мы единодушны! — вскипел герцог. — Но, в отличие от вас, мы, Девэры, не судим людей по их положению в обществе. Да, Розамунда сказала мне о ваших намерениях. Моя дочь ничего от меня не скрывает.
   — Тогда она сказала вам, что наша свадьба непременно состоится.
   — Свадьба неизбежна, так она сказала.
   Ричард промолчал.
   — Вы разочаровали меня, слышите, Мэйтленд! И не столько тем, что скомпрометировали мою дочь. Она заявила, что обстоятельства были особенными. Она намерена выйти за вас и без моего согласия. Полагаю, поэтому она и призналась, что вы любовники. Что я могу сделать? Она не ребенок, она сделала свой выбор, и мне остается лишь принять его.
   — Благодарю вас, — произнес Ричард, облегченно вздохнув.
   — Но это не значит, что мне это нравится! Можете поверить, я приложил все усилия, чтобы переубедить ее. Но на все его аргументы Розамунда отвечала, что уже взрослая; что она хотела бы получить его благословение, но и без него выйдет замуж за Ричарда Мэйтленда.
   Она была точь-в-точь как Каспар, вернувшийся с войны. В ней появился стальной стержень, который ему было не переломить. Конечно, герцог мог предотвратить неугодный брак, отослав ее в отдаленное поместье Девэ-ров и держа под замком, но тогда она больше никогда не назвала бы его отцом. Он не хотел платить такую цену.
   Однако герцог еще не закончил свою отповедь.
   — Меня разочаровало то, что я ошибся в вас. Я считал вас борцом, думал, что амбиции заставят вас сражаться за свое доброе имя.
   Ричард нахмурился.
   — Мои намерения не изменились.
   Герцог издал короткий презрительный смешок.
   — Да? А как вы собираетесь это сделать, живя в Италии или куда там вы хотели бежать?
   — Что вам сказала Розамунда? — медленно спросил Ричард.
   — Что вы в самое ближайшее время поженитесь и уедете в Шотландию или другое место, где до вас будет трудно добраться, и будете жить долго и счастливо, хотя… — Он осекся, увидев потрясенное лицо Ричарда. — Вы что же, не собирались бежать за границу?
   — Не понимаю, как Розамунде могла прийти в голову эта идея. О черт! — выругался он и поморщился, вспомнив их разговор. — Я говорил о начале новой жизни, но после того, как восстановлю свое имя. И я никогда не покину Англию.
   Последовало продолжительное молчание. Наконец, переварив заявление Ричарда, герцог устало произнес:
   — В таком случае вам не кажется, что мы торопим события? Вам следовало бы явиться ко мне и по всем правилам просить руки моей дочери. К чему такая спешка? Маловероятно, чтобы она была беременна. Снимите с себя обвинения, потом женитесь открыто и с моего благословения.
   — Нет. Ради Розамунды мы должны пожениться немедленно. Не хочу показаться мелодраматичным, но нужно смотреть в лицо фактам. Через неделю-другую она может стать вдовой. Если будет внебрачный ребенок, жизнь Розамунды будет погублена.
   Отец Розамунды был потрясен услышанным.
   — Ее жизнь будет погублена, если с вами что-нибудь случится, независимо от того, успеете вы пожениться или нет. Что вы задумали, на какой риск вы решили пойти, если говорите о смерти?
   — Возможно, до этого и не дойдет, — тихо ответил Ричард, — но, если все другие способы окажутся тщетны, я собираюсь стать приманкой для убийцы. И мне понадобится ваша помощь.
* * *
   Все было проделано no-дерзки открыто, без малейших ухищрений. Лорд Каспар достал разрешение на брак на имя Ричарда Мэйтленда и нашел маленькую уединенную церквушку в Чипсайде, где священником был древний старик, забывающий даже свое имя. Церемония венчания прошла в присутствии братьев невесты. Отец Розамунды не присутствовал на свадьбе дочери, опасаясь, что его узнаваемая персона привлечет внимание к скромному торжеству. Розамунда понимала, что отец прав, однако его отсутствие омрачило счастливейший день ее жизни.
   Никакого праздника по случаю свадьбы не было. Сразу после венчания Розамунда сняла с пальца обручальное кольцо, доставшееся ей от матери. На дилижансе они доехали до кучерского постоялого двора, где оставили свою карету, опасаясь, что возле церкви ее узнают, и отправились в Твикенхэм-хаус.
   В карете, кроме новобрачных, ехали и братья Розамунды, что огорчало ее, так как лишало возможности поговорить с мужем наедине, но, по крайней мере, все было пристойно. Утром родственники вели себя не столь сдержанно, узнав от единственной сестры шокирующую новость.
   Сначала она поговорила с отцом, затем ввела в курс дела братьев, и мужчины втроем принялись убеждать ее хотя бы отложить свадьбу, выдвигая аргументы один убедительнее другого. Розамунда отмела все возражения, сказав, что она явилась в коттедж к Ричарду и соблазнила его.
   — Ты любишь его, — наконец сказал отец. — Но любит ли он тебя?
   — Да, — твердо ответила она. — Ричард любит меня.
   Вообще-то, Ричард никогда не говорил ей о любви, но она ни за что не призналась бы в этом отцу, рассудив, что тогда тот не согласится на ее поспешный брак. Ричард не отличался сентиментальностью, поэтому ему тяжело давались признания. Она полагала, что он не подпускал ее к себе, потому что гордость не позволяла ему жениться на девушке много выше его по положению. Как будто ей было какое-то дело до своих титулов! И он продолжал бы держаться отстраненно, если бы не решил, что это в нее, а не в Пруденс, стреляли прошлой ночью.
   Тогда он был потрясен и потерял контроль над собой. Его чувства отражались в его глазах, в каждом его прикосновении, исполненном нежности и страсти. Одной только мысли о прошлой ночи было достаточно, чтобы желать близости с ним вновь и вновь.
   Поскольку ее братья и Ричард вели увлекательную беседу о герцогских конюшнях, она воспользовалась случаем и принялась наблюдать за ними, особенно за Каспаром и Ричардом.
   Внешне они были абсолютно разными. Каспар был высоким красавцем с цыганскими кудрями, а каштановые волосы Ричарда отливали золотом. Ричард больше походил на истинного англичанина, хотя Розамунда сомневалась, что он воспринял бы такое сравнение как комплимент. Их роднила лишь одна общая черта — мужественность и чувство собственного достоинства.
   Она перевела взгляд на Джастина, жевавшего яблоко. Он был младшей копией брата, но ему еще не хватало уверенности в себе, которая отличала его спутников.
   Розамунда любила Джастина. В его характере не было темных сторон. Он был чист, как горное озеро.
   Почувствовав внезапный озноб, она плотнее закуталась в плащ.
   — Не понимаю, — сказала Розамунда. — Я думала, что сегодня мы уедем, и уже упаковала чемоданы. Что заставило тебя передумать, Ричард?
   Они стояли в зимнем саду. У выхода в парк на страже стоял Харпер, а лорд Джастин прохаживался в картинной галерее, служившей одновременно бальным залом. Никто не мог проникнуть в зимний сад или выйти оттуда, не миновав их двоих.
   Впервые за целый день Розамунда и Ричард остались наедине. На улице стемнело, но в зимнем саду зажгли лампы. Однако их света было недостаточно, и Розамунда с трудом различала черты лица своего мужа.
   — Я не передумал, — возразил Ричард. — Просто ты неправильно поняла меня. Мы можем поговорить?
   Подхватив ее под локоть, он увлек Розамунду в глубь каменной дорожки, обсаженной по обеим сторонам экзотическими деревьями со свисающими ветвями. Клумбы пестрели гвоздиками и лавандой. Однако Розамунда не обращала внимания на окружающее великолепие.
   — Так когда мы уезжаем? Завтра? Послезавтра?
   Он не знал, как сообщить ей о своем решении, поэтому сказал прямо:
   — Я уезжаю, ты остаешься. Но ненадолго. Через пару недель я приеду за тобой, и мы начнем новую жизнь, которую пообещали друг другу.
   Она остановилась и повернулась к нему, сдвинув брови.
   — Куда ты едешь?
   — В Лондон, — ответил он. — Розамунда, я не знаю, как получилось, что ты неправильно поняла меня. Я никогда не делал секрета из того, что главное для меня — смыть грязь со своего имени.
   Он мог поклясться, что его слова застали ее врасплох. Ее глаза широко раскрылись, грудь тяжело вздымалась, словно ей не хватало воздуха.
   Он попытался смягчить удар:
   — Я буду недалеко, и Харпер станет приносить тебе весточки от меня.
   Он оставался спокоен и невозмутим, в то время как ее захлестнули смешанные чувства боли и страха. Страх был сильнее.
   — Возможно, ты никогда не освободишься от обвинений.
   — Я должен попытаться.
   — Как долго мне ждать? Месяц? Год?
   — Я же сказал, неделю или две, не больше.
   — Почему ты так уверен, что к тому времени все закончится?
   Он потер виски.
   — Потому что я собираюсь устроить западню для мерзавца, который охотится за мной.
   Белая пелена заволокла ее взгляд. Она покачнулась и едва не упала, но он успел подхватить ее. Туман в глазах исчез, в душе вскипела ярость. Розамунда скинула с плеч его руки.
   — Я твоя жена! — воскликнула она. — Мы должны принимать решения вместе. Пока все не утрясется, нам следует уехать из Англии. Это же не навсегда. Через год мы вернемся, если захочешь, и тогда ты сможешь начать свое расследование.
   — Через год? — скептически протянул он. — Через год следы остынут.
   — Тогда предоставь это дело моему отцу и братьям! — Она осеклась, услышав истеричные нотки в собственном голосе. — Предоставь это отцу и братьям, — уже спокойнее повторила она. — Пойми, сейчас ты навлекаешь на себя смертельную опасность.
   Ричард на миг закрыл глаза и покачал головой.
   — Я считал, что из всех людей ты первая поймешь меня. Я должен выполнить свой долг, и дело тут не только в моем имени. Вспомни, ведь Люси Райдер убита, а я поклялся себе, что отомщу за ее смерть.
   Возможно, если бы Розамунда не предавалась весь день мечтам об уединенной жизни с Ричардом вдали от Англии, она бы восприняла его слова спокойнее. Но рухнувшие надежды вкупе с растущей паникой подлили масла в огонь ее гнева.
   Отступив на шаг, она произнесла дрожащим голосом:
   — Значит, ты предпочитаешь мне женщину, предавшую тебя?
   Ричард начал терять терпение. Пылкая и нежная возлюбленная, понимавшая его без слов, на глазах превращалась в мегеру.
   — Розамунда, остановись, я не узнаю тебя.
   — Зато я должна была узнать тебя лучше! Ты же волк-одиночка. Харпер предупреждал меня. Если бы я его послушалась, этот разговор не состоялся бы.
   Ему показалось, будто она его ударила.
   — Наверное, стоило послушаться Харпера, — резко ответил он и в ту же секунду пожалел об этом. Он протянул к ней руки: — Розамунда!
   Но она оттолкнула его и, взмахнув юбками, убежала. Он ринулся было за ней, но остановился и со всего размаха ударил кулаком по стволу декоративной пальмы.
* * *
   Войдя в галерею, Розамунда обнаружила там отца, Джастина и Каспара. Они стояли и курили сигары.
   Она указала дрожащим пальцем на каждого по очереди.
   — Вы в ответе за это! — сквозь слезы воскликнула она. — Это вы втянули его!
   Они обменялись обеспокоенными взглядами.
   — Нет, — хором ответили они.
   — В таком случае вам следует убедить его остаться, или я никогда вас не прощу. — С этими словами она выбежала из галереи.
   Герцог выпустил струю дыма.
   — Хотел бы я посмотреть на человека, — медленно произнес он, — который заставит Ричарда Мэйтленда изменить однажды принятое решение. Я уже пытался отговорить его от женитьбы на Розамунде и больше не желаю понапрасну тратить время.
   — Ты сожалеешь о том, что этот брак состоялся? — спросил Каспар.
   — Нет, только о неудачно выбранном моменте, но, как мы знаем, у меня были веские причины, чтобы дать согласие.
   — И все же мезальянс налицо, — покачал головой Джастин. — Еще несколько недель назад все газеты величали Розамунду не иначе как «идеальная принцесса». Она променяла важного вельможу на нелепого выскочку.
   Герцог возразил:
   — Нелепый — слово, которое я никогда бы не употребил по отношению к Мэйтленду. Непреклонный — может быть. Целеустремленный — несомненно. Он никогда не сдается. Но он человек чести, и он достоин уважения. — Подумав немного, он продолжил: — Я могу выхлопотать ему титул. Конечно, когда он снимет с себя обвинения. За хорошую цену титул можно купить, а принц-регент постоянно стеснен в средствах. Барон Мэйтленд — неплохо звучит.
   — Отец, я бы не делал этого, — предостерег Каспар.
   — Что? Даже не посвятить его в рыцари?
   — Да. Он не скажет тебе спасибо. Скорее всего, даже оскорбится. Он из тех людей, которые любят сами добиваться заслуг.
   Старший Ромси окинул сына изучающим взглядом, затем сказал:
   — Он тебе нравится, я вижу?
   — Я бы не утверждал так прямо, — усмехнулся Каспар. — Скажем так, после личного знакомства мое мнение о нем улучшилось. Он из тех солдат, с которыми хорошо сражаться бок о бок в самой жаркой битве. Естественно, с другого бока должен стоять Харпер.
   — А я? — вступил в разговор Джастин. — Я тоже был солдатом.
   Каспар выпустил колечко дыма, и оно медленно поднялось к потолку.
   — Да, — согласился он. — Но ты пропустил Испанскую кампанию. Это была грязная и жестокая война. Вот почему мы с Мэйтлендом поняли друг друга. — Он ободряюще посмотрел на Джастина: — Не печалься, брат. Ты проявил себя при Ватерлоо и заслужил свои награды.
   — Но сражаться в Испании — это другое? — В голосе Джастина слышался вызов.
   — Участием в той войне нечего хвалиться, — легко ответил Каспар. Он подошел к камину и кинул окурок своей сигары на решетку. — Большинство солдат той поры стараются забыть о ней.
   Когда он повернулся к отцу и брату, на лице его играла улыбка.
   — Пора, — сказал он.
   Герцог взглянул на часы, стоящие на каминной полке, и вздохнул.
   — Да, — согласился он. — Не стоит заставлять моего новоиспеченного зятя ждать. — Он сжал правую руку Каспара. — Ваши разговоры о войне встревожили меня. Ты будешь осторожен?
   — Обещаю.
   — Удачи тебе, — пожелал Джастин.
   Каспар вышел в зимний сад и мягко прикрыл за собой дверь.
   После минутной паузы герцог обнял младшего сына, что было ему несвойственно, и предложил:
   — Давай-ка пойдем в библиотеку и опорожним бутылочку моего лучшего коньяка.
   По пути в библиотеку Джастин спросил:
   — Что случилось с Каспаром в Испании?
   — То же, что и с другими солдатами. Это война, сынок.
* * *
   Розамунда без сна ворочалась в своей одинокой постели. После ссоры с Ричардом прошло несколько часов. Сейчас собственная правота уже не была ей так очевидна. Шок сделал ее язык острее бритвы. Но она и не чувствовала себя виноватой. Чего она хотела, так это сесть и спокойно поговорить с Ричардом об их различиях, как цивилизованные люди, и прийти к компромиссу.
   Она резко села на кровати. Ричард Мэйтленд не знал значения слова «компромисс»! Она всеми силами разжигала в себе гнев, но он угас. Он никогда не притворялся кем-то другим. Это она не до конца понимала его. Она с самого начала знала, что доброе имя — самое ценное в его жизни.