Из-за поворота, окруженная рощей, появилась станция Зебегень. Они приехали.
Жолт ринулся в прежнее купе, сдернул сверху туго набитый рюкзак и схватил с сиденья свою легкую сумку. Старичок, клюя носом, дремал.
– Скорей, Жолт! А то мы останемся! – крикнул Дани.
Они спрыгнули уже на ходу.
Дани еще впрягался в свой страшный рюкзак, а Жолт, беззаботно размахивая сумкой, уже двинулся к лестнице виадука. Его горло и грудь были словно в хмелю – так переполнила его жажда странствий. Друзья быстро миновали белые уютные домики, пестревшие цветами и зеленью улицы и вышли на дорогу, которая вилась параллельно Мельничьему ручью.
– Жолт, – сказал Дани, – да будет тебе известно, что ручей журчит где-то здесь.
– Не беда, – сказал Жолт, – он мне не мешает.
– Можешь включить это в свое сочинение.
– Что ручей журчит? – спросил Жолт с отвращением. – За кого ты меня принимаешь? Вот указатель.
– А вот прихотливо извивающаяся долина Мельничьего ручья, – торжественно процитировал Дани.
– Что такое? Это ты объясняешь мне? Как извивается долина? – спрашивал Жолт, глядя с некоторым смущением на четыре ореховые веснушки Дани, они светились довольно весело.
– Я хочу знать, видишь ли ты то, на что смотришь, – сказал Дани, и очки на носу у него подпрыгнули.
Жолт размышлял, где тут кроется западня, потому что Дани всегда обставлял его по дотошности.
– Не долина извивается, старик, а ручей, – сказал Жолт не очень уверенно.
– Ты, старик, глубоко заблуждаешься. Я ведь спрашиваю тебя о другом. Кто кого сотворил: ручей долину или долина ручей, вот в чем вопрос.
– Ты победил, – признал честно Жолт, но настроение его слегка понизилось.
– И это еще не все! – засмеялся Дани. – Ты понятия не имеешь, по каким местам сейчас шествуешь, где помахиваешь своей мерзостной допотопной сумкой.
– Где? По долине Мельничьего ручья. Вот по каким местам я шествую. Не станешь же ты это отрицать?
– Привязался ты к этой долине! А где свежие зеленые побеги?
– Сразу видно, что толстый рюкзак придавил твои свежие зеленые мозги. Откуда быть свежей зелени осенью?
– Здесь, старик, море свежих зеленых побегов, которые тебе не видны, потому что ты тупо плетешься, как вол по проселочной дороге.
Тут Жолт неожиданно взял реванш.
– Послушай, Даниэль. Как только ты выучишься читать по слогам, ты уже знаешь, что следует видеть. Ясно? Стоит, скажем, поднять тебе вверх глаза, и над тобой сразу же начинает синеть небесный купол и сиять вон тот желтый шарик, который, конечно, не что иное, как наше старое доброе теплое солнышко.
– Ты растешь, развиваешься, – сказал Дани, – и постепенно начинаешь замечать, что долина, например, не прямая, а извилистая.
– Для того чтобы это заметить, надо раскрыть любой дурацкий путеводитель, – торжествующе объявил Жолт, – где все чудеса расписаны как по нотам.
– Хочешь, я открою тебе страшную тайну? Эта книжица написана для слепых.
– И кретинов. Пусть кретины тоже читают!
– Жолт, ты не только слеп, но ты еще глух, как пень! Просто тебе повезло. Потому что путеводитель написан и для глухих. Мы бредем с тобой по долине, и если ты еще до конца не оглох, то чуть позже наслушаешься всяких чудес.
– Сгораю от любопытства.
– Каких, например?
– Например, что ветви все время колышутся.
– Не может быть!!
– Может. В этом нет никаких сомнений.
– Значит, ветви все время колышутся. От ветра, наверно?
– Ты зверски, непростительно заблуждаешься, старик. Все намного-намного проще. В пути нас сопровождает несметное множество пернатых певцов.
– Еще что! Вранье!
– Не вранье, а святая правда. Показать тебе книжицу? Я тут все подчеркнул…
– По физиономии твоей видно, что пора тебе отдохнуть. Пусть бы твоя мама купила тебе мула, тогда не пришлось бы тебе обливаться потом…
– Тс-с! Я что-то слышу!
Саженными шагами Жолт неумолимо шагал вперед.
– Я слышу голоса, – сказал Дани.
– Я тоже, – насмешливо отозвался Жолт.
– Кто бы это мог быть? – спросил Дани.
– Ты, – спокойно ответил Жолт, так просто разрешив «каверзный» вопрос.
– Я слышу смех, – упрямо настаивал Дани. – А ты в самом деле глух, как пень.
Жолт внезапно остановился. У купы ив, там, где ручей мелел и переходил в широкую, покрытую кочками трясину и где поодаль блестели небольшие озерца, в высокой траве копошились какие-то фигурки. Потом они замерли, сделались изваяниями, словно их не было, словно был мираж, сотканный из игры света, тени, тумана и зыбкой, вибрирующей дали. А может, это были совсем крохотные, с ноготок, человечки.
– Лесные гномы, – прошептал Жолт.
Ему хотелось увидеть что-то необычайное, и он увидел: два островерхих колпака, красный и белый.
– Что там? – спросил Дани, привалившись рюкзаком к дереву.
– Да тише ты! Бинокль, надеюсь, ты не забыл?
– Я, старик, как обычно, взял с собой все необходимое снаряжение, – сказал Дани и мигом сбросил на землю рюкзак.
Достав из него кожаный футляр, он открыл его и вынул тяжелый военный бинокль. Жолт, отдавая должное биноклю и Дани, прищелкнул от восхищения языком.
– Давай его скорее сюда! – нетерпеливо скомандовал он.
– Момент! – вскрикнул Дани и спрятал бинокль за спину.
– Не ори! Спугнешь гномов!
– А ты не делай ошеломляющих открытий. Турист-новичок! – Дани послушно перешел на шепот. – Одним словом, ты пустился в путешествие без подзорной трубы, так как главное для туриста-новичка – элегантность.
С этими словами Дани поднес к глазам бинокль и подкрутил.
– Хороши гномы! – сказал он. – Шуточка – блеск! Три девчонки, сидящие в луже.
– Дай бинокль!
– Посмотри через свою пустую сумочку.
Глаза Жолта сузились. Не проронив ни слова, он двинулся вниз, к трясине. Он крался по всем правилам – как настоящий охотник: от дерева к дереву, согнутый, настороженный. Не гномы, ну и пусть не гномы. В конце концов, обойдемся без гномов.
Дани тоже ни секунды не медлил. Сунув рюкзак в кусты, он с биноклем в руках припустил за Жолтом.
Ручей был неширокий, с болотистой кромкой. Друзья поискали брод. В одном месте Жолт, легко балансируя, переправился по толстой, нависшей над водой ветви. Но Дани таким способом перейти не пытался и, когда выбрался на другой берег, его ноги по колени были в грязи, точно он их обул в сапоги. Укрывшись за большим деревом, друзья распластались на животе и стали сверху смотреть на озерцо. Оно было наполнено коричневато-зеленой жижей, покрытой водяным мхом и прелыми листьями. На берегу вплотную друг к дружке, болтая ногами в грязной воде, сидели три девочки.
– Вот идиотки! – прошептал Дани. – Пришли сюда полоскать ноги.
– А куда им еще идти?
– У меня, как ни странно, другие привычки. Я мою ноги в чистой воде.
– Старик, они вовсе не моют ноги! – заявил решительным шепотом Жолт.
– Так ведь это и не вода! Знаешь, на что это похоже? На гороховую похлебку. Громадная кастрюля с гороховой похлебкой.
Жолт молчал. Он приглядывался, пытаясь разобраться в этой загадке. «Вон та, в красной шапке и белой блузке, даже вблизи похожа на гнома. Девчонка что надо, – думал Жолт, – хотя видно ее только до пояса. Сидит на траве, а ноги держит в грязной воде».
– Не все три – девчонки, – сказал Дани. – Вон то черноголовое существо, по-моему, парень.
«Черноголовое существо» было полунагим, в синих, закатанных до колен брюках.
Жолт хмыкал и, укрывшись в тени, старался разглядеть, парень это или девчонка.
– Волосы короткие, – сказал Дани.
Он неуверенно прищурился и подолом рубашки быстро протер очки.
– Волосы не в счет, – сказал Жолт.
– Неужели не парень? – озадаченный, спросил Дани и стал молча таращить глаза.
– Вблизи разглядим, – сказал Жолт.
– Скоро час. До Тёрёкмезё еще минут пятьдесят.
Жолт прополз вперед и залег за чахлым кустом. Дани нехотя полз за ним.
– Сейчас двинем. Только ты разгляди, какого черта они там делают.
– Ничего особенного. Дурака валяют, – сказал Дани.
Он смотрел на загадочное полунагое существо, и существо это, как показалось ему сейчас, было более округлым и хрупким, чем полагается быть мальчишке. А в общем, этот вопрос его нисколько не занимал, ему хотелось поскорее отправиться в путь. Но девочки вели себя действительно странно. Они пристально, молча смотрели в воду, в которой были их ноги. Жолт что есть силы напрягал глаза и время от времени бросал смущенный и вопросительный взгляд на Дани. Главное внимание он сосредоточил на красной шапке. Изредка она, как котенок, пронзительно взвизгивала, а вообще-то сидела, стиснув зубы и пытаясь сохранить на лице выражение величайшей серьезности. Но было видно, что дается ей это с трудом.
– Там в воде что-то есть, – предположил Дани.
Жолт думал о том же. Что за дьявольщина там, в яме, наполненной гороховой похлебкой? Но замечание Дани чем-то его задело.
– Ничего там нет! Что может там быть? Киты, что ли?
– Они глазеют на водяных жуков, – строил догадки Дани.
Друзья подползли еще ближе.
– Йес![1] – взвизгнула полуголая и дрыгнула ногой.
– Ух! – откликнулась белая шапка и так откинула голову, словно сзади кто-то ее резко рванул.
– Очень странные у них рожи, – сказал с недоумением Дани.
– Они над чем-то там ржут.
– Им только хочется ржать, но они не умеют.
– Почему не умеют?
– Жолт, да они просто глухонемые!
Эта версия, однако, оказалась несостоятельной, потому что красная шапка вдруг выдернула из воды ноги и, истерически засмеявшись, принялась тереть их о траву. Потом внятно сказала:
– Я больше не выдержу. Это ужасно!
Белая шапка тоже выкатилась на берег.
– Я думала, что умру, – сказала она.
– А Ольга факир, – сказала красная шапка. – Настоящий факир.
– Вот противная, дольше всех вытерпела!
Полуголая черноволосая девочка все еще болтала в воде ногами, и лицо ее было спокойно.
– Нечего из-за такой ерунды волноваться, – сказала она и, скрестив на груди руки, осторожно встала и начала опускать штанины. Но тут же остановилась: ноги были облеплены прелыми листьями и илом.
– Девчонка что надо, – сказал Жолт и неожиданно выпрямился.
Девочки сразу насторожились, черноволосая взвизгнула и мгновенно натянула на себя кофту. Кофта, как и брюки, была тоже синяя.
– Я же говорил, что девчонка! – сказал Жолт, хотя и так это было ясно.
Жолт чувствовал, что лицо его как-то странно покалывает, словно от девочек толчками к нему поступал электрический ток.
«Может, я, как папа, кошу глазами?..» – с ужасом подумал он вдруг, но тем отважнее устремился вперед.
Дани с гримасой недовольства шел вслед за ним.
Девочки прижались друг к дружке, точно ягнята.
– Привет! – сказал Жолт. – Вы не знаете, какой указатель направляет странников в Тёрёкмезё?
– Знаем! – сказала красная шапка.
– Не отвечай им, Юли, – тряхнув головой, сказала белая шапка. – Они только строят из себя дураков. Вы, наверно, заблудившиеся туристы? – обратилась она к ребятам.
– Вот ты им и ответила, – с укором сказала красная шапка.
Девочка в синем – ростом она была выше Жолта – смешно вытянулась и, глядя на мальчиков сверху вниз, заговорила небрежной скороговоркой:
– Вы же шли от зеленого указателя, а теперь спрашиваете, где он. Врите своим мамашам!
– Зеленый указатель! Мы его знаем. Только этот зеленый уводит в сторону. Те, кто его устанавливал, наверное, были навеселе…
– К тому же, – громко вмешался Дани, – если вам неизвестно, то сейчас я скажу: ручей в этом месте причудливо извивается.
– И мы целый час кружили вокруг…
– Время от времени здесь колышется кустарник, и путника в дороге сопровождают крохотные певцы…
– Мой братишка, конечно, свалился в ручей, – приврал Жолт.
– Твой братишка, без сомнения, дремучий осел! – в бешенстве крикнул Дани.
– В общем, братишка, этот дремучий осел, в турпоход отправился в кедах…
Девочки сперва лишь посмеивались, но во время краткой дискуссии об осле развеселились по-настоящему.
– Сразу видно, что вы кретины, – жестко сказала красная шапка.
Момент был вполне подходящий для нескольких жгуче важных вопросов.
Первый вопрос был поставлен Дани.
– Чем вы тут занимались? Полоскали копыта? – спросил он нетерпеливо.
– Сказать им? – спросила красная шапка, с сомнением глядя на девочку в синем.
– Мы состязались, – сказала синяя.
И тогда, перебивая друг друга и вскрикивая, все три заговорили разом. Они хотели узнать, кто дольше выдержит, когда щекочут пятки.
– Что-о? – остолбенев, спросил Жолт.
– Когда щекочут пятки. В воде полным-полно головастиков. Сунь туда ноги, и тут же к тебе подплывут головастики и примутся щекотать.
– Щекотно до ужаса, просто не выдержать! Особенно когда они скользят по пальцам, – сказала белая шапка.
– Никакого ужаса нет. Интересно, и всё.
– Тебе интересно, потому что ты факир. Ольга у нас прирожденный факир.
– Хотите попробовать? – спросила мальчиков красная шапка.
Жолт и Дани молчали как каменные.
– В общем, ты победила, – выдавил наконец с отвращением Дани. – Поздравляю!
– Спасибо, – сказала Ольга. – А почему ты скорчил такую кислую мину? Мы подурачились, только и всего. Вы уже уходите?
– Мы спешим, – сказал Дани. – В Тёрёкмезё нас дожидается дедушка. Привет!
Жолт от девочек уходил с трудом. Их эксперимент, по правде сказать, произвел на него впечатление. Головастики щекочут пятки – неплохо! Он бы охотно испробовал это ощущение на себе и посмотрел, сколько может выдержать. Но время бежало стремительно, и Дани уже вышагивал берегом ручья. Жолт простился и бросился его догонять.
– Тринадцать часов ноль-ноль минут! – с упреком сказал ему Дани. – Придется прибавить работы копытам, ты слышишь меня, глухарь?
– Для чего? Дедушка от нас не уйдет, ему спешить некуда.
– Тратить время на каких-то глупых девчонок! Головастики! Блеск!
Дани выхватил из кустов рюкзак и сердито пошел вперед.
– Интересны не головастики, – сказал Жолт. – Та, в синем, девчушка-экстра!
– Девчушка? Да она на голову выше тебя!
– Ну и что? Моя подруга жизни тоже громадина.
– Кто?
– Я же сказал. Рост можно нагнать потом. Девчонки вообще сперва растут быстро, а потом у них рост затормаживается.
Дани залился всхлипывающим смехом. Но, оглянувшись, увидел, что Жолт совсем не смеется. Может быть, он не шутил?
– Что ты такое сказал?
– Ничего, – буркнул Жолт.
Дорога вела их вдоль прохладной лесной опушки, поодаль виднелся чудесный луг, где трава доходила до пояса и мягко волновалась под ветром. Там вилась тропинка, и Жолту страшно хотелось по ней пойти, но из солидарности он трусил вслед за Дани.
«Он весь уже взмыленный. Но пусть потерпит еще четверть часа», – подумал Жолт и тихонко сошел с лесной дороги. Теперь из высокой травы видна была только его черная мускулистая спина. Дани, огорченный донельзя, вытирал залитые соленым потом глаза и старался о Жолте не думать. А Жолт, идя лугом, занялся своеобразной игрой. Бросившись на шмеля, он хватал его носовым платком и долго-долго исследовал золотисто-желтое бархатистое брюшко и головку в форме топорика. Потом ловил мотылька, изумленно разглядывал его небесно-голубые крылышки и, не в силах оторваться от изящного черно-серого узора, наблюдал за их ритмичными взмахами, повторявшими, словно в замедленной съемке, все движения и приемы полета. По лугу прыгали мириады крохотных лягушек. Время от времени Жолт какую-нибудь ловил, сажал на ладонь, позволяя ей прыгнуть, затем дотошно вымерял длину прыжка.
Было уже половина второго. Черепашьим шагом друзья двигались в Тёрёкмезё. Если б они думали о приказе родителей, то именно сейчас им бы следовало повернуть назад. Но они ни разу о нем не вспомнили.
В конце луга Жолт взял у Дани рюкзак.
– Не такой уж он и тяжелый, – сказал он небрежно.
– Ну конечно, – отдуваясь, с благодарностью отозвался Дани и вытянул руки вверх, стараясь расслабить онемевшие мышцы. – Скоро начнется короткий подъем, – сказал он затем в утешение.
Но Жолту не нужны были утешения. Он вышел вперед и широким шагом пошел по тропе, которая сворачивала в чащу леса.
От радости и облегчения Дани запел:
– «Я яблоко ем, оно хрустит у меня на зубах…»
Сперва он отбивал ритм руками, хлопая себя по ногам, а потом с помощью двух засохших сучков сымпровизировал барабанный аккомпанемент.
– Так как там твоя подруга жизни? – спросил он погодя. – Передай ей от меня почтительнейший привет.
– Не могу. Мы с ней в разводе, – сказал Жолт, и по глазам его вновь метнулось темно-синее облачко.
Дани это заметил.
– Ну и цирк! А причина?
– Предательство.
– Кто кого предал?
– Сам понимаешь, что предателем стал не я. Ливи меня предала: переметнулась к одному восьмикласснику. Пучеглазому. Знаешь, старик, глаза у него, как шары из стекла.
Дани не рискнул рассмеяться, хотя в горле у него першило от смеха.
– Видишь ли, Йожо, – продолжал Жолт, пронзив друга колючим взглядом, – в классе «Б», откуда меня в прошлом году отфутболили, у каждого приличного парня была подруга жизни.
– А для чего тебе нужна подруга? – зло спросил Дани, обидевшись из-за «Йожо».
– Знаешь, старик, ростом Ливи – настоящая телебашня, но по красоте из девчонок третья в классе. Третья из двадцати трех. Имей это в виду.
– Что же вы с ней делали?
– Да ничего, – неохотно ответил Жолт, так как терпеть не мог что-нибудь объяснять.
– А если ничего, то зачем подруга?
Жолт, не желая отвечать, шагал упорно и быстро. Лес был густой, и они шли в полумраке, похожем на сумерки.
Вдруг он резко остановился, прислонившись к дереву, поправил рюкзак, и на руках его резко обозначились мышцы. Он свысока посмотрел на Дани:
– Подруга, старик, очень нужна! На экскурсии, например. Или на вечеринке. Ливи живет на Силадифашор.
– И свадьба была?
– Еще какая! С венчанием.
– А кто венчал?
Жолт густо сплюнул.
– Священник с красно-бело-зеленой лентой на рукаве. Все было как полагается. В толстую книжищу записали, что такой-то и такая-то «друг и подруга навеки». И знаешь, кто был священником? В этом заключен для меня горчайший момент: тот, из восьмого «А», с шарами навыкате. Я потом его так отделал, что он неделю не появлялся в школе.
– За что? А-а, понятно: Ливи переметнулась к нему.
Жолт сердито и растерянно заморгал. Бывали минуты, до странности непонятные, когда простейшая, элементарная истина сбивала его почему-то с ног – эту слабость он сам за собой замечал, – и в эти минуты он все с ожесточением отрицал.
– Вовсе не из-за этого!
– Из-за чего же тогда?
– Да просто из-за его прекрасных глаз.
– И ты его за это избил?
– Терпеть не могу пучеглазых.
Объяснение было неубедительным, и Дани в знак сомнения подвигал ушами. У него это получалось великолепно. И по этому движению Жолт отчетливо понял, что Дани ему не верит. Ну, и не надо, с холодной злостью подумал он.
– Если хочешь знать, мы и сейчас еще по-настоящему не в разводе, – сказал Жолт.
– А почему?
– А потому, что разводит только священник.
– Все ясно, – сказал Дани и, так как многие из привычек Жолта были ему прекрасно известны, не стал настаивать на продолжении разговора. – Здесь родник с одиннадцатью скотопоилками, – заметил он.
Но Жолт не пожелал менять тему:
– А ведь Ливи экстра-малютка!
Дани молчал, и тогда Жолт поправился:
– Не малютка, но экстра.
Они уже одолевали крутой подъем, и, казалось бы, чрезмерное напряжение должно было оборвать разговор. Но Жолт упрямо продолжал говорить, чувствуя в горле какой-то набухающий ком. Ему хотелось сгладить неловкую увертку, с помощью которой он пытался уклониться от истины, но получилось совсем неуклюже, и оба знали, что лишь из ревности, мести он поколотил пучеглазого.
– Но несмотря ни на что, – сказал Жолт, – я найду себе другую подругу.
– Ну конечно! – скупо ответил Дани.
– Папа тоже женился дважды, – продолжал Жолт, – и оба раза на Магдах. Здорово, правда? – Он принужденно засмеялся.
Дани молчал.
– Обе Магды вполне приличные жены. Каждая, конечно, по-своему.
Дани было уже просто невмоготу. Он давно потерял нить разговора.
– Поправилась тебе девочка в синем? – спросил он.
Жолт ухватился за вопрос моментально:
– Девочка-экстра…
– Я сочинил про нее стихи. «Синяя девочка высотой с телебашенку, щекочут пятки ее головастики». А теперь давай ты.
Жолт мигом нанес ответный удар:
– «Даже вообразить невозможно причину, отчего Дани такой дурачина!»
– Старо, – пренебрежительно бросил Дани. – Рифма давным-давно известная.
Жолт не возразил ничего.
Друзья стремительно промчались мимо него. Место было удивительно живописное, однако их оно привлечь не могло. Там повсюду были туристы. Одни, осоловев от еды, расположились на траве. Другие, развалившись на стульях, сидели за столиками, покрытыми красными скатертями, пили пиво и кока-колу.
Через несколько минут ходьбы туристы из виду исчезли. Ребята подошли к плато Копар. Оно походило на лысый человеческий череп с остроконечной макушкой. Вокруг зеленели мохнатые леса, а на плато отважились взобраться лишь одинокие буки да за серовато-белую каменистую почву цеплялась чахлая, уже пожелтевшая трава. Туда вели отдельные тропинки, но они обрывались у подножия плато, словно путешественники, испуганные видом серого лысого черепа, в нерешительности останавливались и поворачивали назад.
Друзья даже не взглянули на эти неровные, внезапно обрывавшиеся тропки и продолжали идти вперед.
– Слева должна быть земляничная поляна, – сказал неуверенно Дани.
– Какая еще земляничная? – не желая признаться, что он ее забыл, агрессивно откликнулся Жолт.
Он шел, не сбавляя шага, уверенный в том, что инстинкт его не обманет. На плато его, правда, покачивало, будто он шел в полусне, и он не чувствовал даже тяжести рюкзака. А когда они добрались до вершины, Жолт на секунду остановился и повернулся лицом к ветру, гнавшему облака. Облака были белые и цвета дождя и стлались над землей низко-низко. Лицо и руки Жолта омывала легкая прохлада.
– Ветер южный, – опрометчиво сказал он.
– Западный, – поправил немедленно Дани.
В другое время Жолт стал бы спорить, потому что давно и очень хотел, чтобы в этот день дул южный ветер. Но сейчас замечание Дани всего лишь на миг вытряхнуло его из состояния восторженности и счастья.
Остро пахло сосной, небо было так близко, что его можно было, казалось, коснуться рукой, и каждой клеточкой своего существа Жолт чувствовал, что знакомое «корыто» близко – на южной стороне плато. «Корытом» была впадина, похожая на круглую комнату, где в прошлом году из камня был сложен очаг. Еще немного – и в очаге запылает огонь, затрещит сосновый валежник, зашипит на вертеле сало…
И нет на свете большего счастья, чем знать, что все это будет и будет сделано своими руками. Грязными от сажи, исцарапанными руками сгребет он сухую сосновую хвою и станет поддерживать в очаге огонь; одежда его измажется, лицо вспотеет; он будет бродить по лесу, выслеживать косуль, разыскивать гнезда фазанов, собирать птичьи яйца: голубые, в крапинку… Да не все ли равно какие… Главное же, самое главное, что никто не будет на него наседать: «Жолт, Жолт, Жолт, перестань, умойся, перевяжи палец, иначе тебе грозит сепсис». Здесь, в Тёрёкмезё, ничего этого нет! Здесь, в Тёрёкмезё, не надо никому подчиняться.
Дани умница, но командует в Тёрёкмезё не он, здесь Дани сделает все, что ему прикажет Жолт. Тёрёкмезё громоздится над миром, Тёрёкмезё – царство свободы, и это царство – в полном владении Жолта.
И вместе с тем в душе Жолта шевельнулось смутное недовольство: небольшой клочок земли под названием «Тёрёкмезё» превратился для него в нечто космическое. Конечно, если сравнить его с домашней клеткой, где свобода раздроблена на минуты, где он связан по рукам и ногам ко всему глухими приказами… В общем, нынешняя свобода, эта крохотная свобода, хороша, очень хороша, она прекрасна. Но где лихие собачьи упряжки Джека Лондона, где разумные дельфины, где Алиса, где прирученный лев, где саванны, джунгли, моря, где ошеломляющая, головокружительная высота, с которой словно бы начинает развертываться географическая карта мира! Он как-то видел в кинематографе съемки, сделанные с вертолета, и сердце его дрогнуло тогда от восторга. Мир распахивался с высоты, пугая и восхищая; поля, города, Дунай – все-все претворялось именно так, как под портативным японским микроскопом ножка блохи; он прилепил ее к стеклу и не ждал ничего особенного, а потом… Он едва сдержался, он чуть не взвизгнул, когда в черной лохматой палочке вдруг открылись алые ручейки, пульсирующие облачка, сверкающие золотом ниточки паутины, какие-то черные головки, похожие на головы мостовых опорных быков, и, наконец, озерцо, освещенное желтым светом, и на нем стройные лодочки и даже погруженные вглубь весла. «Ага, – со злостью пробормотал тогда Жолт, – я уже долго живу на свете, а такого еще не видел». И он не мог оторвать глаз от открывавшегося под микроскопом совсем нового, неведомого ему мира, от нежданных чудес, когда под увеличивающей в триста раз линзой он рассматривал то лепесток цветка, то щепотку муки, то нитку, то капельку крови.
Жолт ринулся в прежнее купе, сдернул сверху туго набитый рюкзак и схватил с сиденья свою легкую сумку. Старичок, клюя носом, дремал.
– Скорей, Жолт! А то мы останемся! – крикнул Дани.
Они спрыгнули уже на ходу.
Дани еще впрягался в свой страшный рюкзак, а Жолт, беззаботно размахивая сумкой, уже двинулся к лестнице виадука. Его горло и грудь были словно в хмелю – так переполнила его жажда странствий. Друзья быстро миновали белые уютные домики, пестревшие цветами и зеленью улицы и вышли на дорогу, которая вилась параллельно Мельничьему ручью.
– Жолт, – сказал Дани, – да будет тебе известно, что ручей журчит где-то здесь.
– Не беда, – сказал Жолт, – он мне не мешает.
– Можешь включить это в свое сочинение.
– Что ручей журчит? – спросил Жолт с отвращением. – За кого ты меня принимаешь? Вот указатель.
– А вот прихотливо извивающаяся долина Мельничьего ручья, – торжественно процитировал Дани.
– Что такое? Это ты объясняешь мне? Как извивается долина? – спрашивал Жолт, глядя с некоторым смущением на четыре ореховые веснушки Дани, они светились довольно весело.
– Я хочу знать, видишь ли ты то, на что смотришь, – сказал Дани, и очки на носу у него подпрыгнули.
Жолт размышлял, где тут кроется западня, потому что Дани всегда обставлял его по дотошности.
– Не долина извивается, старик, а ручей, – сказал Жолт не очень уверенно.
– Ты, старик, глубоко заблуждаешься. Я ведь спрашиваю тебя о другом. Кто кого сотворил: ручей долину или долина ручей, вот в чем вопрос.
– Ты победил, – признал честно Жолт, но настроение его слегка понизилось.
– И это еще не все! – засмеялся Дани. – Ты понятия не имеешь, по каким местам сейчас шествуешь, где помахиваешь своей мерзостной допотопной сумкой.
– Где? По долине Мельничьего ручья. Вот по каким местам я шествую. Не станешь же ты это отрицать?
– Привязался ты к этой долине! А где свежие зеленые побеги?
– Сразу видно, что толстый рюкзак придавил твои свежие зеленые мозги. Откуда быть свежей зелени осенью?
– Здесь, старик, море свежих зеленых побегов, которые тебе не видны, потому что ты тупо плетешься, как вол по проселочной дороге.
Тут Жолт неожиданно взял реванш.
– Послушай, Даниэль. Как только ты выучишься читать по слогам, ты уже знаешь, что следует видеть. Ясно? Стоит, скажем, поднять тебе вверх глаза, и над тобой сразу же начинает синеть небесный купол и сиять вон тот желтый шарик, который, конечно, не что иное, как наше старое доброе теплое солнышко.
– Ты растешь, развиваешься, – сказал Дани, – и постепенно начинаешь замечать, что долина, например, не прямая, а извилистая.
– Для того чтобы это заметить, надо раскрыть любой дурацкий путеводитель, – торжествующе объявил Жолт, – где все чудеса расписаны как по нотам.
– Хочешь, я открою тебе страшную тайну? Эта книжица написана для слепых.
– И кретинов. Пусть кретины тоже читают!
– Жолт, ты не только слеп, но ты еще глух, как пень! Просто тебе повезло. Потому что путеводитель написан и для глухих. Мы бредем с тобой по долине, и если ты еще до конца не оглох, то чуть позже наслушаешься всяких чудес.
– Сгораю от любопытства.
– Каких, например?
– Например, что ветви все время колышутся.
– Не может быть!!
– Может. В этом нет никаких сомнений.
– Значит, ветви все время колышутся. От ветра, наверно?
– Ты зверски, непростительно заблуждаешься, старик. Все намного-намного проще. В пути нас сопровождает несметное множество пернатых певцов.
– Еще что! Вранье!
– Не вранье, а святая правда. Показать тебе книжицу? Я тут все подчеркнул…
– По физиономии твоей видно, что пора тебе отдохнуть. Пусть бы твоя мама купила тебе мула, тогда не пришлось бы тебе обливаться потом…
– Тс-с! Я что-то слышу!
*
Они вышли к лужайке. Дорога здесь от ручья удалялась и вилась позади нависших над водой ив. Они шли по склону холма. Дани тяжело дышал. Лицо его было пунцовым, в грязных потных разводах, как будто он искупался в болоте.Саженными шагами Жолт неумолимо шагал вперед.
– Я слышу голоса, – сказал Дани.
– Я тоже, – насмешливо отозвался Жолт.
– Кто бы это мог быть? – спросил Дани.
– Ты, – спокойно ответил Жолт, так просто разрешив «каверзный» вопрос.
– Я слышу смех, – упрямо настаивал Дани. – А ты в самом деле глух, как пень.
Жолт внезапно остановился. У купы ив, там, где ручей мелел и переходил в широкую, покрытую кочками трясину и где поодаль блестели небольшие озерца, в высокой траве копошились какие-то фигурки. Потом они замерли, сделались изваяниями, словно их не было, словно был мираж, сотканный из игры света, тени, тумана и зыбкой, вибрирующей дали. А может, это были совсем крохотные, с ноготок, человечки.
– Лесные гномы, – прошептал Жолт.
Ему хотелось увидеть что-то необычайное, и он увидел: два островерхих колпака, красный и белый.
– Что там? – спросил Дани, привалившись рюкзаком к дереву.
– Да тише ты! Бинокль, надеюсь, ты не забыл?
– Я, старик, как обычно, взял с собой все необходимое снаряжение, – сказал Дани и мигом сбросил на землю рюкзак.
Достав из него кожаный футляр, он открыл его и вынул тяжелый военный бинокль. Жолт, отдавая должное биноклю и Дани, прищелкнул от восхищения языком.
– Давай его скорее сюда! – нетерпеливо скомандовал он.
– Момент! – вскрикнул Дани и спрятал бинокль за спину.
– Не ори! Спугнешь гномов!
– А ты не делай ошеломляющих открытий. Турист-новичок! – Дани послушно перешел на шепот. – Одним словом, ты пустился в путешествие без подзорной трубы, так как главное для туриста-новичка – элегантность.
С этими словами Дани поднес к глазам бинокль и подкрутил.
– Хороши гномы! – сказал он. – Шуточка – блеск! Три девчонки, сидящие в луже.
– Дай бинокль!
– Посмотри через свою пустую сумочку.
Глаза Жолта сузились. Не проронив ни слова, он двинулся вниз, к трясине. Он крался по всем правилам – как настоящий охотник: от дерева к дереву, согнутый, настороженный. Не гномы, ну и пусть не гномы. В конце концов, обойдемся без гномов.
Дани тоже ни секунды не медлил. Сунув рюкзак в кусты, он с биноклем в руках припустил за Жолтом.
Ручей был неширокий, с болотистой кромкой. Друзья поискали брод. В одном месте Жолт, легко балансируя, переправился по толстой, нависшей над водой ветви. Но Дани таким способом перейти не пытался и, когда выбрался на другой берег, его ноги по колени были в грязи, точно он их обул в сапоги. Укрывшись за большим деревом, друзья распластались на животе и стали сверху смотреть на озерцо. Оно было наполнено коричневато-зеленой жижей, покрытой водяным мхом и прелыми листьями. На берегу вплотную друг к дружке, болтая ногами в грязной воде, сидели три девочки.
– Вот идиотки! – прошептал Дани. – Пришли сюда полоскать ноги.
– А куда им еще идти?
– У меня, как ни странно, другие привычки. Я мою ноги в чистой воде.
– Старик, они вовсе не моют ноги! – заявил решительным шепотом Жолт.
– Так ведь это и не вода! Знаешь, на что это похоже? На гороховую похлебку. Громадная кастрюля с гороховой похлебкой.
Жолт молчал. Он приглядывался, пытаясь разобраться в этой загадке. «Вон та, в красной шапке и белой блузке, даже вблизи похожа на гнома. Девчонка что надо, – думал Жолт, – хотя видно ее только до пояса. Сидит на траве, а ноги держит в грязной воде».
– Не все три – девчонки, – сказал Дани. – Вон то черноголовое существо, по-моему, парень.
«Черноголовое существо» было полунагим, в синих, закатанных до колен брюках.
Жолт хмыкал и, укрывшись в тени, старался разглядеть, парень это или девчонка.
– Волосы короткие, – сказал Дани.
Он неуверенно прищурился и подолом рубашки быстро протер очки.
– Волосы не в счет, – сказал Жолт.
– Неужели не парень? – озадаченный, спросил Дани и стал молча таращить глаза.
– Вблизи разглядим, – сказал Жолт.
– Скоро час. До Тёрёкмезё еще минут пятьдесят.
Жолт прополз вперед и залег за чахлым кустом. Дани нехотя полз за ним.
– Сейчас двинем. Только ты разгляди, какого черта они там делают.
– Ничего особенного. Дурака валяют, – сказал Дани.
Он смотрел на загадочное полунагое существо, и существо это, как показалось ему сейчас, было более округлым и хрупким, чем полагается быть мальчишке. А в общем, этот вопрос его нисколько не занимал, ему хотелось поскорее отправиться в путь. Но девочки вели себя действительно странно. Они пристально, молча смотрели в воду, в которой были их ноги. Жолт что есть силы напрягал глаза и время от времени бросал смущенный и вопросительный взгляд на Дани. Главное внимание он сосредоточил на красной шапке. Изредка она, как котенок, пронзительно взвизгивала, а вообще-то сидела, стиснув зубы и пытаясь сохранить на лице выражение величайшей серьезности. Но было видно, что дается ей это с трудом.
– Там в воде что-то есть, – предположил Дани.
Жолт думал о том же. Что за дьявольщина там, в яме, наполненной гороховой похлебкой? Но замечание Дани чем-то его задело.
– Ничего там нет! Что может там быть? Киты, что ли?
– Они глазеют на водяных жуков, – строил догадки Дани.
Друзья подползли еще ближе.
– Йес![1] – взвизгнула полуголая и дрыгнула ногой.
– Ух! – откликнулась белая шапка и так откинула голову, словно сзади кто-то ее резко рванул.
– Очень странные у них рожи, – сказал с недоумением Дани.
– Они над чем-то там ржут.
– Им только хочется ржать, но они не умеют.
– Почему не умеют?
– Жолт, да они просто глухонемые!
Эта версия, однако, оказалась несостоятельной, потому что красная шапка вдруг выдернула из воды ноги и, истерически засмеявшись, принялась тереть их о траву. Потом внятно сказала:
– Я больше не выдержу. Это ужасно!
Белая шапка тоже выкатилась на берег.
– Я думала, что умру, – сказала она.
– А Ольга факир, – сказала красная шапка. – Настоящий факир.
– Вот противная, дольше всех вытерпела!
Полуголая черноволосая девочка все еще болтала в воде ногами, и лицо ее было спокойно.
– Нечего из-за такой ерунды волноваться, – сказала она и, скрестив на груди руки, осторожно встала и начала опускать штанины. Но тут же остановилась: ноги были облеплены прелыми листьями и илом.
– Девчонка что надо, – сказал Жолт и неожиданно выпрямился.
Девочки сразу насторожились, черноволосая взвизгнула и мгновенно натянула на себя кофту. Кофта, как и брюки, была тоже синяя.
– Я же говорил, что девчонка! – сказал Жолт, хотя и так это было ясно.
Жолт чувствовал, что лицо его как-то странно покалывает, словно от девочек толчками к нему поступал электрический ток.
«Может, я, как папа, кошу глазами?..» – с ужасом подумал он вдруг, но тем отважнее устремился вперед.
Дани с гримасой недовольства шел вслед за ним.
Девочки прижались друг к дружке, точно ягнята.
– Привет! – сказал Жолт. – Вы не знаете, какой указатель направляет странников в Тёрёкмезё?
– Знаем! – сказала красная шапка.
– Не отвечай им, Юли, – тряхнув головой, сказала белая шапка. – Они только строят из себя дураков. Вы, наверно, заблудившиеся туристы? – обратилась она к ребятам.
– Вот ты им и ответила, – с укором сказала красная шапка.
Девочка в синем – ростом она была выше Жолта – смешно вытянулась и, глядя на мальчиков сверху вниз, заговорила небрежной скороговоркой:
– Вы же шли от зеленого указателя, а теперь спрашиваете, где он. Врите своим мамашам!
– Зеленый указатель! Мы его знаем. Только этот зеленый уводит в сторону. Те, кто его устанавливал, наверное, были навеселе…
– К тому же, – громко вмешался Дани, – если вам неизвестно, то сейчас я скажу: ручей в этом месте причудливо извивается.
– И мы целый час кружили вокруг…
– Время от времени здесь колышется кустарник, и путника в дороге сопровождают крохотные певцы…
– Мой братишка, конечно, свалился в ручей, – приврал Жолт.
– Твой братишка, без сомнения, дремучий осел! – в бешенстве крикнул Дани.
– В общем, братишка, этот дремучий осел, в турпоход отправился в кедах…
Девочки сперва лишь посмеивались, но во время краткой дискуссии об осле развеселились по-настоящему.
– Сразу видно, что вы кретины, – жестко сказала красная шапка.
Момент был вполне подходящий для нескольких жгуче важных вопросов.
Первый вопрос был поставлен Дани.
– Чем вы тут занимались? Полоскали копыта? – спросил он нетерпеливо.
– Сказать им? – спросила красная шапка, с сомнением глядя на девочку в синем.
– Мы состязались, – сказала синяя.
И тогда, перебивая друг друга и вскрикивая, все три заговорили разом. Они хотели узнать, кто дольше выдержит, когда щекочут пятки.
– Что-о? – остолбенев, спросил Жолт.
– Когда щекочут пятки. В воде полным-полно головастиков. Сунь туда ноги, и тут же к тебе подплывут головастики и примутся щекотать.
– Щекотно до ужаса, просто не выдержать! Особенно когда они скользят по пальцам, – сказала белая шапка.
– Никакого ужаса нет. Интересно, и всё.
– Тебе интересно, потому что ты факир. Ольга у нас прирожденный факир.
– Хотите попробовать? – спросила мальчиков красная шапка.
Жолт и Дани молчали как каменные.
– В общем, ты победила, – выдавил наконец с отвращением Дани. – Поздравляю!
– Спасибо, – сказала Ольга. – А почему ты скорчил такую кислую мину? Мы подурачились, только и всего. Вы уже уходите?
– Мы спешим, – сказал Дани. – В Тёрёкмезё нас дожидается дедушка. Привет!
Жолт от девочек уходил с трудом. Их эксперимент, по правде сказать, произвел на него впечатление. Головастики щекочут пятки – неплохо! Он бы охотно испробовал это ощущение на себе и посмотрел, сколько может выдержать. Но время бежало стремительно, и Дани уже вышагивал берегом ручья. Жолт простился и бросился его догонять.
– Тринадцать часов ноль-ноль минут! – с упреком сказал ему Дани. – Придется прибавить работы копытам, ты слышишь меня, глухарь?
– Для чего? Дедушка от нас не уйдет, ему спешить некуда.
– Тратить время на каких-то глупых девчонок! Головастики! Блеск!
Дани выхватил из кустов рюкзак и сердито пошел вперед.
– Интересны не головастики, – сказал Жолт. – Та, в синем, девчушка-экстра!
– Девчушка? Да она на голову выше тебя!
– Ну и что? Моя подруга жизни тоже громадина.
– Кто?
– Я же сказал. Рост можно нагнать потом. Девчонки вообще сперва растут быстро, а потом у них рост затормаживается.
Дани залился всхлипывающим смехом. Но, оглянувшись, увидел, что Жолт совсем не смеется. Может быть, он не шутил?
– Что ты такое сказал?
– Ничего, – буркнул Жолт.
Дорога вела их вдоль прохладной лесной опушки, поодаль виднелся чудесный луг, где трава доходила до пояса и мягко волновалась под ветром. Там вилась тропинка, и Жолту страшно хотелось по ней пойти, но из солидарности он трусил вслед за Дани.
«Он весь уже взмыленный. Но пусть потерпит еще четверть часа», – подумал Жолт и тихонко сошел с лесной дороги. Теперь из высокой травы видна была только его черная мускулистая спина. Дани, огорченный донельзя, вытирал залитые соленым потом глаза и старался о Жолте не думать. А Жолт, идя лугом, занялся своеобразной игрой. Бросившись на шмеля, он хватал его носовым платком и долго-долго исследовал золотисто-желтое бархатистое брюшко и головку в форме топорика. Потом ловил мотылька, изумленно разглядывал его небесно-голубые крылышки и, не в силах оторваться от изящного черно-серого узора, наблюдал за их ритмичными взмахами, повторявшими, словно в замедленной съемке, все движения и приемы полета. По лугу прыгали мириады крохотных лягушек. Время от времени Жолт какую-нибудь ловил, сажал на ладонь, позволяя ей прыгнуть, затем дотошно вымерял длину прыжка.
Было уже половина второго. Черепашьим шагом друзья двигались в Тёрёкмезё. Если б они думали о приказе родителей, то именно сейчас им бы следовало повернуть назад. Но они ни разу о нем не вспомнили.
В конце луга Жолт взял у Дани рюкзак.
– Не такой уж он и тяжелый, – сказал он небрежно.
– Ну конечно, – отдуваясь, с благодарностью отозвался Дани и вытянул руки вверх, стараясь расслабить онемевшие мышцы. – Скоро начнется короткий подъем, – сказал он затем в утешение.
Но Жолту не нужны были утешения. Он вышел вперед и широким шагом пошел по тропе, которая сворачивала в чащу леса.
От радости и облегчения Дани запел:
– «Я яблоко ем, оно хрустит у меня на зубах…»
Сперва он отбивал ритм руками, хлопая себя по ногам, а потом с помощью двух засохших сучков сымпровизировал барабанный аккомпанемент.
– Так как там твоя подруга жизни? – спросил он погодя. – Передай ей от меня почтительнейший привет.
– Не могу. Мы с ней в разводе, – сказал Жолт, и по глазам его вновь метнулось темно-синее облачко.
Дани это заметил.
– Ну и цирк! А причина?
– Предательство.
– Кто кого предал?
– Сам понимаешь, что предателем стал не я. Ливи меня предала: переметнулась к одному восьмикласснику. Пучеглазому. Знаешь, старик, глаза у него, как шары из стекла.
Дани не рискнул рассмеяться, хотя в горле у него першило от смеха.
– Видишь ли, Йожо, – продолжал Жолт, пронзив друга колючим взглядом, – в классе «Б», откуда меня в прошлом году отфутболили, у каждого приличного парня была подруга жизни.
– А для чего тебе нужна подруга? – зло спросил Дани, обидевшись из-за «Йожо».
– Знаешь, старик, ростом Ливи – настоящая телебашня, но по красоте из девчонок третья в классе. Третья из двадцати трех. Имей это в виду.
– Что же вы с ней делали?
– Да ничего, – неохотно ответил Жолт, так как терпеть не мог что-нибудь объяснять.
– А если ничего, то зачем подруга?
Жолт, не желая отвечать, шагал упорно и быстро. Лес был густой, и они шли в полумраке, похожем на сумерки.
Вдруг он резко остановился, прислонившись к дереву, поправил рюкзак, и на руках его резко обозначились мышцы. Он свысока посмотрел на Дани:
– Подруга, старик, очень нужна! На экскурсии, например. Или на вечеринке. Ливи живет на Силадифашор.
– И свадьба была?
– Еще какая! С венчанием.
– А кто венчал?
Жолт густо сплюнул.
– Священник с красно-бело-зеленой лентой на рукаве. Все было как полагается. В толстую книжищу записали, что такой-то и такая-то «друг и подруга навеки». И знаешь, кто был священником? В этом заключен для меня горчайший момент: тот, из восьмого «А», с шарами навыкате. Я потом его так отделал, что он неделю не появлялся в школе.
– За что? А-а, понятно: Ливи переметнулась к нему.
Жолт сердито и растерянно заморгал. Бывали минуты, до странности непонятные, когда простейшая, элементарная истина сбивала его почему-то с ног – эту слабость он сам за собой замечал, – и в эти минуты он все с ожесточением отрицал.
– Вовсе не из-за этого!
– Из-за чего же тогда?
– Да просто из-за его прекрасных глаз.
– И ты его за это избил?
– Терпеть не могу пучеглазых.
Объяснение было неубедительным, и Дани в знак сомнения подвигал ушами. У него это получалось великолепно. И по этому движению Жолт отчетливо понял, что Дани ему не верит. Ну, и не надо, с холодной злостью подумал он.
– Если хочешь знать, мы и сейчас еще по-настоящему не в разводе, – сказал Жолт.
– А почему?
– А потому, что разводит только священник.
– Все ясно, – сказал Дани и, так как многие из привычек Жолта были ему прекрасно известны, не стал настаивать на продолжении разговора. – Здесь родник с одиннадцатью скотопоилками, – заметил он.
Но Жолт не пожелал менять тему:
– А ведь Ливи экстра-малютка!
Дани молчал, и тогда Жолт поправился:
– Не малютка, но экстра.
Они уже одолевали крутой подъем, и, казалось бы, чрезмерное напряжение должно было оборвать разговор. Но Жолт упрямо продолжал говорить, чувствуя в горле какой-то набухающий ком. Ему хотелось сгладить неловкую увертку, с помощью которой он пытался уклониться от истины, но получилось совсем неуклюже, и оба знали, что лишь из ревности, мести он поколотил пучеглазого.
– Но несмотря ни на что, – сказал Жолт, – я найду себе другую подругу.
– Ну конечно! – скупо ответил Дани.
– Папа тоже женился дважды, – продолжал Жолт, – и оба раза на Магдах. Здорово, правда? – Он принужденно засмеялся.
Дани молчал.
– Обе Магды вполне приличные жены. Каждая, конечно, по-своему.
Дани было уже просто невмоготу. Он давно потерял нить разговора.
– Поправилась тебе девочка в синем? – спросил он.
Жолт ухватился за вопрос моментально:
– Девочка-экстра…
– Я сочинил про нее стихи. «Синяя девочка высотой с телебашенку, щекочут пятки ее головастики». А теперь давай ты.
Жолт мигом нанес ответный удар:
– «Даже вообразить невозможно причину, отчего Дани такой дурачина!»
– Старо, – пренебрежительно бросил Дани. – Рифма давным-давно известная.
Жолт не возразил ничего.
*
Крутой подъем кончался. А вон и дом для туристов, похожий на охотничий, но громоздкий и слишком парадный.Друзья стремительно промчались мимо него. Место было удивительно живописное, однако их оно привлечь не могло. Там повсюду были туристы. Одни, осоловев от еды, расположились на траве. Другие, развалившись на стульях, сидели за столиками, покрытыми красными скатертями, пили пиво и кока-колу.
Через несколько минут ходьбы туристы из виду исчезли. Ребята подошли к плато Копар. Оно походило на лысый человеческий череп с остроконечной макушкой. Вокруг зеленели мохнатые леса, а на плато отважились взобраться лишь одинокие буки да за серовато-белую каменистую почву цеплялась чахлая, уже пожелтевшая трава. Туда вели отдельные тропинки, но они обрывались у подножия плато, словно путешественники, испуганные видом серого лысого черепа, в нерешительности останавливались и поворачивали назад.
Друзья даже не взглянули на эти неровные, внезапно обрывавшиеся тропки и продолжали идти вперед.
– Слева должна быть земляничная поляна, – сказал неуверенно Дани.
– Какая еще земляничная? – не желая признаться, что он ее забыл, агрессивно откликнулся Жолт.
Он шел, не сбавляя шага, уверенный в том, что инстинкт его не обманет. На плато его, правда, покачивало, будто он шел в полусне, и он не чувствовал даже тяжести рюкзака. А когда они добрались до вершины, Жолт на секунду остановился и повернулся лицом к ветру, гнавшему облака. Облака были белые и цвета дождя и стлались над землей низко-низко. Лицо и руки Жолта омывала легкая прохлада.
– Ветер южный, – опрометчиво сказал он.
– Западный, – поправил немедленно Дани.
В другое время Жолт стал бы спорить, потому что давно и очень хотел, чтобы в этот день дул южный ветер. Но сейчас замечание Дани всего лишь на миг вытряхнуло его из состояния восторженности и счастья.
Остро пахло сосной, небо было так близко, что его можно было, казалось, коснуться рукой, и каждой клеточкой своего существа Жолт чувствовал, что знакомое «корыто» близко – на южной стороне плато. «Корытом» была впадина, похожая на круглую комнату, где в прошлом году из камня был сложен очаг. Еще немного – и в очаге запылает огонь, затрещит сосновый валежник, зашипит на вертеле сало…
И нет на свете большего счастья, чем знать, что все это будет и будет сделано своими руками. Грязными от сажи, исцарапанными руками сгребет он сухую сосновую хвою и станет поддерживать в очаге огонь; одежда его измажется, лицо вспотеет; он будет бродить по лесу, выслеживать косуль, разыскивать гнезда фазанов, собирать птичьи яйца: голубые, в крапинку… Да не все ли равно какие… Главное же, самое главное, что никто не будет на него наседать: «Жолт, Жолт, Жолт, перестань, умойся, перевяжи палец, иначе тебе грозит сепсис». Здесь, в Тёрёкмезё, ничего этого нет! Здесь, в Тёрёкмезё, не надо никому подчиняться.
Дани умница, но командует в Тёрёкмезё не он, здесь Дани сделает все, что ему прикажет Жолт. Тёрёкмезё громоздится над миром, Тёрёкмезё – царство свободы, и это царство – в полном владении Жолта.
И вместе с тем в душе Жолта шевельнулось смутное недовольство: небольшой клочок земли под названием «Тёрёкмезё» превратился для него в нечто космическое. Конечно, если сравнить его с домашней клеткой, где свобода раздроблена на минуты, где он связан по рукам и ногам ко всему глухими приказами… В общем, нынешняя свобода, эта крохотная свобода, хороша, очень хороша, она прекрасна. Но где лихие собачьи упряжки Джека Лондона, где разумные дельфины, где Алиса, где прирученный лев, где саванны, джунгли, моря, где ошеломляющая, головокружительная высота, с которой словно бы начинает развертываться географическая карта мира! Он как-то видел в кинематографе съемки, сделанные с вертолета, и сердце его дрогнуло тогда от восторга. Мир распахивался с высоты, пугая и восхищая; поля, города, Дунай – все-все претворялось именно так, как под портативным японским микроскопом ножка блохи; он прилепил ее к стеклу и не ждал ничего особенного, а потом… Он едва сдержался, он чуть не взвизгнул, когда в черной лохматой палочке вдруг открылись алые ручейки, пульсирующие облачка, сверкающие золотом ниточки паутины, какие-то черные головки, похожие на головы мостовых опорных быков, и, наконец, озерцо, освещенное желтым светом, и на нем стройные лодочки и даже погруженные вглубь весла. «Ага, – со злостью пробормотал тогда Жолт, – я уже долго живу на свете, а такого еще не видел». И он не мог оторвать глаз от открывавшегося под микроскопом совсем нового, неведомого ему мира, от нежданных чудес, когда под увеличивающей в триста раз линзой он рассматривал то лепесток цветка, то щепотку муки, то нитку, то капельку крови.