Несколько мгновений она стояла, задыхаясь от ярости, не в силах выговорить ни слова, ещё более багровая, чем раньше.
   — Как вы посмели! — произнесла она наконец хриплым шёпотом, вытянув палец в сторону Мэри Поппинс; но палец её дрожал, и ребята увидели, что глаза её глядят не со злобой и презрением, а со страхом. — Вы… вы… — бормотала мисс Эндрю, заикаясь, — вы, жестокая, испорченная, дерзкая, своевольная девчонка, как вы могли, как вы могли?
   Мэри Поппинс остановила на ней взгляд. Она долго, насмешливо рассматривала мисс Эндрю в упор, полузакрыв глаза.
   — Вы сказали, что я не умею воспитывать детей, — сказала она, очень чётко и ясно выговаривая каждое слово.
   Мисс Эндрю, съёжившись, попятилась назад и задрожала от страха.
   — Я… я прошу извинения, — с трудом произнесла она.
   — Что я груба и бестолкова, — продолжала Мэри Поппинс.
   — Я ошиблась! П-простите, — пролепетала мисс Эндрю.
   — Вы назвали меня Особой, Девчонкой и Подозрительной Личностью, — неумолимо продолжала Мэри Поппинс.
   — Я беру свои слова обратно, — лепетала, задыхаясь, мисс Эндрю. — Все вместе и каждое в отдельности! Только отпустите меня! Я больше ни о чём не прошу! — Заломив руки, она умоляюще глядела в глаза Мэри. — Отпустите меня! Я не могу здесь оставаться! Отпустите, я уеду! Уеду!
   Мэри Поппинс задумчиво глядела на неё некоторое время. Потом она махнула рукой и сказала:
   — Ступайте!
   — Спасибо! Спасибо! — бормотала мисс Эндрю.
   Не сводя глаз с Мэри, она пятилась по ступенькам. Потом она повернулась и, спотыкаясь, побежала из сада.
   Таксист, который всё это время выгружал багаж мисс Эндрю, как раз завёл мотор и собирался уезжать.
   Мисс Эндрю замахала ему дрожащей рукой.
   — Стойте! — надтреснутым голосом кричала она. — Подождите меня! Десять шиллингов на чай, если вы меня немедленно увезёте!
   Шофёр разинул рот от изумления.
   — Не верите? — кричала мисс Эндрю. — Вот!
   Лихорадочно обшарив карманы, она вытащила деньги.
   — Вот, возьмите — и поехали!
   Мисс Эндрю забралась в машину и рухнула на сиденье.
   Таксист, всё ещё с разинутым ртом, захлопнул за ней дверцу.
   Он начал торопливо грузить вещи. На штабеле из чемоданов спал сном праведника Робертсон Эй. Таксист даже не стал его будить. Он просто оттащил его в сторону. В мгновение ока всё было уложено в машину.
   — Похоже, что старушка тронулась! — бормотал таксист, отъезжая. — Что это с ней стряслось? Чудеса!
   Но что же действительно стряслось со старушкой — этого таксист не знал, и об этом ему не догадаться, даже если он доживёт до ста лет…
   — Где мисс Эндрю? — сказала миссис Бэнкс, выбежавшая на крыльцо в поисках гостьи.
   — Уехала! — отвечал Майкл.
   — То есть как — уехала?
   У миссис Бэнкс был крайне изумлённый вид.
   — Она, по-моему, не захотела остаться, — объяснила Джейн.
   Миссис Бэнкс нахмурилась.
   — Что всё это означает, Мэри Поппинс? — спросила она.
   — Понятия не имею, сударыня, — сказала Мэри Поппинс равнодушно, словно всё это её ничуть не интересовало. Она оглядела свою новую блузку и разгладила складку.
   Миссис Бэнкс переводила взгляд с одного на другого. Потом она покачала головой:
   — Как всё это странно! Ну просто ничего не могу понять!
   Как раз в эту минуту калитка отворилась и захлопнулась с лёгким щелчком. По дорожке шёл на цыпочках мистер Бэнкс. Заметив, что все на него смотрят, он в нерешительности остановился на одной ноге.
   — Ну? Она приехала? — спросил он громким, тревожным шёпотом.
   — Приехала и уехала, — сказала миссис Бэнкс.
   Мистер Бэнкс остолбенел.
   — Уехала? Правда уехала? Мисс Эндрю?
   Миссис Бэнкс утвердительно кивнула головой.
   — О радость! О счастье! — пропел её супруг и, подхватив полы своего плаща, пустился в пляс. Он исполнил прямо на дорожке шотландскую джигу.
   Внезапно он остановился.
   — А почему? Как? Когда?
   — Только что, в такси. Я думаю, потому, что дети были с ней невежливы. Она мне жаловалась на них. Больше не могу придумать никакой причины. А вы, Мэри?
   — Нет, сударыня, я тоже не могу, — сказала Мэри Поппинс, с величайшей тщательностью стряхивая пылинки со своей новой блузки.
   Мистер Бэнкс обернулся к ребятам. Выражение лица у него было трагическое.
   — Вы нагрубили мисс Эндрю? Моей гувернантке? Милой старушке? Мне стыдно за вас, страшно стыдно!
   Он говорил строгим тоном, но где-то в глубине его глаз танцевали искорки смеха.
   — Несчастный я человек! — продолжал он, засунув руки в карманы. — День-деньской я надрываюсь на работе, чтобы вас прилично воспитать, и вот как вы меня отблагодарили! Нагрубили мисс Эндрю! Стыд и срам! Не знаю, смогу ли я вас когда-нибудь простить! Но, конечно, — сказал он, доставая из кармана две большие шоколадки и торжественно вручая их ребятам, — я постараюсь. Постараюсь изо всех сил!

Глава третья
Тяжёлый день

   Тик-так! Тик-так!
   Маятник стенных часов в детской раскачивался взад и вперёд. Словно старушка качала головой.
   Тик-так! Тик-так!
   И вдруг часы перестали тикать и начали ворчать и стонать, всё громче и громче, словно у них заболел живот. Потом они так затряслись, что вместе с ними задрожала каминная полка. Пустая банка из-под варенья подскочила, зазвенев; забытая Джейн щётка для волос пустилась в пляс на своих щетинках, Королевское Фарфоровое Блюдо, подаренное миссис Бэнкс на крестины её двоюродной бабушкой Кэролайн, перевернулось, и нарисованные на нём три мальчика, игравшие в лошадки, встали на свои нарисованные головы.
   И после всего этого, когда уже казалось, что часы вот-вот взорвутся, они начали бить.
   Бамм! Бамм! Три! Четыре! Пять! Шесть! Семь!
   С последним ударом Джейн проснулась.
   Солнце потоком лилось в щель между занавесками и золотыми полосками лежало на постели.
   Джейн села и осмотрелась.
   Майкл тихо спал. Близнецы в своих кроватках посапывали, продолжая во сне сосать пальцы.
   «Только я одна не сплю! — подумала она, очень довольная. — Могу полежать одна и подумать обо всём на свете».
   Она прижала коленки к подбородку, свернувшись калачиком, и ей стало уютно-уютно, как в гнёздышке.
   «Вот теперь я птичка, — сказала она про себя. — Я только что снесла семь хорошеньких яичек и высиживаю птенцов. Клох-клох! — заклохтала она тихонечко. — А когда-нибудь потом — ну, например, через полчаса, — кто-то тихонько скажет: «Пип!» — и стукнет клювиком. «Тюк!» — и скорлупа треснет. И на свет появятся семеро птенцов — три жёлтеньких, два тёмненьких и два…»
   — Пора вставать!
   Неизвестно откуда взявшаяся Мэри Поппинс сдёрнула с плеч Джейн одеяло.
   — Ой, нет, нет! — захныкала Джейн, снова натягивая на себя одеяло.
   Она очень рассердилась на Мэри Поппинс. Всё испортила!
   — Я не хочу вставать! — сказала она, уткнувшись носом в подушку.
   — Правда? — сказала Мэри Поппинс спокойно.
   На этот раз она сдёрнула одеяло совсем, и Джейн волей-неволей выпрыгнула из постели.
   — Ой, мама! — вздохнула она. — Ну почему, ну почему я всегда должна вставать первая?
   — Ты самая старшая, вот почему, — сказала Мэри Поппинс, подталкивая Джейн в сторону ванной.
   — А я не хочу быть старшей! Почему Майкл никогда-никогда не бывает старшим? Мог бы хоть разок!
   — Потому что ты родилась раньше, понятно?
   — А я об этом не просила! Надоело мне быть старшей! Я хочу подумать!
   — Можешь думать, пока будешь чистить зубы.
   — Это будет совсем не одно и то же!
   — А разве ты хочешь всё время думать одно и то же?
   — Да, хочу!
   Мэри Поппинс бросила на неё быстрый, суровый взгляд.
   — Достаточно, благодарю вас! — сказала она.
   И по её тону Джейн поняла, что она говорит серьёзно. Джейн начала было чистить зубы, но вдруг положила зубную щётку и уселась на край ванны.
   — Это несправедливо! — ворчала она, пиная линолеум носком ноги. — Заставляют меня делать всякие противные вещи, и всё потому, что я старшая! Не буду чистить зубы!
   Сказала — и сама удивилась. Она всегда радовалась, что она старше Майкла и Близнецов. Она чувствовала, что она главнее их. Почему же сегодня её это только сердит и огорчает?
   — Да-а, если бы Майкл родился раньше, у меня было бы время высидеть своих птенчиков, — объяснила она самой себе.
   День явно начался плохо.
   К сожалению, дальше дела, вместо того чтобы исправиться, пошли ещё хуже.
   За завтраком Мэри Поппинс обнаружила, что воздушного риса на всех не хватает.
   — Что ж, для Джейн придется сварить овсянку, — сказала она, расставляя тарелки, и сердито засопела, потому что она терпеть не могла варить овсянку.
   — Почему-у? — захныкала Джейн. — Я хочу рису! Рису!
   Мэри Поппинс нахмурилась:
   — Потому что ты старшая!
   Опять то же противное слово! Джейн лягнула под столом ножку своего стула, надеясь, что ей удалось ободрать лак. Она ела овсяную кашу как можно медленнее, стараясь почти ничего не глотать. Хорошо бы, она умерла с голоду! Так им и надо! Тогда пожалеют!
   — Какой сегодня день? — спросил Майкл весело, выскрёбывая остатки риса.
   — Среда, — сказала Мэри Поппинс. — Не процарапай, пожалуйста, тарелку насквозь!
   — Тогда, значит, мы сегодня пойдём в гости к мисс Ларк!
   — Если будете себя хорошо вести, — хмуро сказала Мэри Поппинс, словно не верила, чтобы это было возможно.
   Но Майкл был в радужном настроении и ничего не заметил.
   — Среда! — крикнул он, барабаня ложкой по столу.
 
День рождения — среда…
Значит, ждёт тебя беда! —
 
   пропел он известный стишок. — Вот почему Джейн досталась овсянка вместо риса — ведь она родилась в среду! — поддразнил он.
   Джейн, насупившись, толкнула его под столом ногой. Но он успел увернуться и только засмеялся.
 
Кто родился в воскресенье,
Будет — просто загляденье! —
 
   продолжал он декламировать. — Это тоже правильно! Я как раз родился в воскресенье, и поэтому я — просто загляденье! — объявил он.
   Джейн ядовито засмеялась.
   — Да, я загляденье! — настаивал он. — Я сам слышал, миссис Брилл так говорила. Она сказала Элин, что я — просто куколка!
   — Вот именно! — проворчала Джейн. — И нос у тебя курносый.
   Майкл поглядел на неё с обидой.
   И опять Джейн удивилась самой себе. В любой другой день она бы с ним согласилась. Она всегда считала, что Майкл очень хорошенький мальчик. Но сегодня она сказала со злобой:
   — И ты косолапишь! Кривоножка! Кривоножка!
   Майкл кинулся на неё.
   — Прекратить! — скомандовала Мэри Поппинс, сердито глядя на Джейн. — И если кто-нибудь в этом доме отличается красотой, то это… — Она умолкла и удовлетворённо посмотрелась в зеркало.
   — Кто? — хором спросили Джейн с Майклом.
   — Не тот, кто носит фамилию Бэнкс! — отрезала Мэри Поппинс. — Вот так!
   Майкл искоса взглянул на Джейн, как он делал всегда, когда Мэри Поппинс говорила что-нибудь странное. Но хотя Джейн почувствовала, что он на неё смотрит, она притворилась, будто ничего не замечает. Отвернувшись, она сняла с полки свою коробку с красками.
   — А ты не хочешь поиграть в железную дорогу? — спросил Майкл, стараясь помириться.
   — Нет! Я хочу играть одна!
   — Ну, мои дорогие, как у вас дела сегодня?
   Миссис Бэнкс бегом вбежала в детскую и торопливо перецеловала ребят. Она всегда была так занята, что ходить ей было некогда.
   — Майкл, — сказала она, — тебе нужны новые сандалии — у тебя уже все пальцы наружу. Мэри Поппинс, мне кажется, Джона пора остричь. Барби, крошка моя, не соси пальчик! Джейн, сбегай вниз и скажи миссис Брилл, чтобы она делала торт без глазури. Я передумала.
   «Ну вот, опять! — подумала Джейн. — Опять не дают житья! Стоит ей чем-нибудь заняться, как для неё придумывают дело!»
   — Мама, ну почему я? Как будто Майкл не может!
   — А я думала, ты будешь рада мне помочь. Ведь Майкл обязательно по дороге забудет, зачем его послали! Кроме того, ты старшая! Сбегай, доченька!
   Джейн спускалась по лестнице черепашьим шагом, втайне надеясь, что, пока она доберётся до кухни, миссис Брилл успеет покрыть торт глазурью.
   И всё время она сама удивлялась своему поведению. Словно в ней поселился кто-то другой — кто-то некрасивый и с очень плохим характером — и заставляет её злиться.
   Она передала миссис Брилл распоряжение мамы и очень огорчилась, узнав, что успела вовремя.
   — Ну что ж, меньше возни, — заметила миссис Брилл. — И кстати, золотко, — продолжала она, — сбегай, пожалуйста, в сад и напомни этому Робертсону, чтобы он наточил ножи. У тебя ножки молодые, а у меня уже старенькие…
   — Не могу. Я занята.
   Пришла очередь удивляться миссис Брилл.
   — Ну, будь хорошей девочкой! Я и стою-то с трудом, где мне бегать.
   Джейн вздохнула. Ну почему её не оставят в покое?
   Она пинком закрыла дверь кухни и поплелась в сад.
   Робертсон Эй спал на садовой дорожке, положив голову на лейку. Он так храпел, что его тонкие волосы то и дело взлетали и опадали.
   У Робертсона Эй был необычный дар — спать когда угодно и где угодно. Честно говоря, он предпочитал сон бодрствованию. И обычно ребята жалели его и никогда не выдавали старшим.
   Но сегодня всё было по-другому. Злобное существо, вселившееся в Джейн, совершенно не сочувствовало Робертсону Эй.
   — Все противные! — сказала Джейн и изо всех сил забарабанила по лейке.
   Робертсон Эй так и подскочил.
   — Помогите! Караул! Пожар! — закричал он, дико размахивая руками.
   Потом он протёр глаза и заметил Джейн.
   — А-а, это ты, — протянул он разочарованно, как будто надеялся увидеть что-нибудь поинтереснее.
   — Иди и наточи ножи. Немедленно! — приказала она.
   Робертсон Эй медленно поднялся на ноги и потянулся.
   — Всегда найдут дело, — сказал он грустно. — Не одно, так другое. Ни минуты покоя! А ведь надо же человеку отдохнуть!
   — Ты только и делаешь, что отдыхаешь! — сказала бессердечная Джейн. — Вечно спишь!
   Робертсон Эй посмотрел на неё с обидой и укором, и в любой другой день ей стало бы очень стыдно, но сегодня она ничуть не смутилась.
   — Сказать такую вещь! — грустно промолвил он. — А ещё старшая! Вот уж никак не ожидал! Никак!
   И ещё раз печально посмотрев на неё, он поплёлся в кухню.
   «Он, наверно, меня никогда не простит» — подумала Джейн. Но вселившееся в неё злобное создание ответило: «А мне-то что! Пусть не прощает!»
   Она вздёрнула голову и медленно пошла обратно в детскую, по дороге вытирая свои липкие руки о чистые, только что побелённые стены именно потому, что это было категорически запрещено.
   Мэри Поппинс смахивала метёлкой из перьев пыль с мебели.
   — На похороны или с похорон? — спросила она, когда Джейн появилась.
   Джейн только мрачно на неё посмотрела и ничего не ответила.
   — Знаю я кого-то, кто ищет неприятностей. А тот, кто ищет, всегда найдёт, — предостерегающе сказала Мэри Поппинс.
   — Ну и ладно!
   — С «ну и ладно» вышло неладно! Говорят, его повесили! — поддразнила Мэри Поппинс, отложив метёлку. — А теперь, — она строго посмотрела на Джейн, — я собираюсь пойти поесть. А ты присмотри за Близнецами и, если я услышу Хоть Одно Слово…
   Она не закончила фразу, но зато громко, угрожающе фыркнула, выходя из комнаты.
   Джон и Барби подбежали к Джейн и схватили её за руки. Но она высвободилась и сердито оттолкнула малышей.
   — Почему я не единственный ребёнок! — сказала она с горечью.
   — А ты убеги из дому! — предложил Майкл. — Может, тебя кто-нибудь усыновит!
   Джейн удивлённо обернулась. Предложение Майкла её огорошило.
   — Ты будешь скучать без меня!
   — Не буду! — успокоил её Майкл. — Раз ты собираешься всегда злиться! И зато я тогда возьму твои краски!
   — Нет, не возьмёшь! — сказала она. — Я их с собой заберу!
   И, просто чтобы показать ему, кто хозяин красок, она достала кисточки и разложила на полу альбом для рисования.
   — Нарисуй часы, — дружески посоветовал Майкл.
   — Нет!
   — Ну, тогда Королевское Фарфоровое Блюдо!
   Джейн взглянула.
   Три мальчика по-прежнему бежали по круглому зелёному лугу. Конечно, в любой другой день она с удовольствием стала бы их рисовать, но сегодня ей хотелось всё делать назло.
   — Не буду! Я сама знаю, что мне рисовать!
   И она начала рисовать свой портрет: как она, одна-одинёшенька, сидит на яйцах…
   Майкл, Джон и Барби заглядывали ей через плечо.
   Вскоре Джейн так увлеклась рисованием, что почти забыла о своём плохом настроении.
   Майкл наклонился к рисунку.
   — А тут надо нарисовать курицу — вот тут!
   Показывая где, он нечаянно толкнул Джона. Тот немедленно повалился и ногой перевернул стакан с водой. Окрашенная акварелью вода залила всю картину.
   Вскрикнув, Джейн вскочила.
   — Ах ты медведь! Ты всё испортил! Вот тебе!
   Она с такой яростью толкнула Майкла, что он тоже полетел — как раз на Джона. Близнецы завопили от боли и страха, а громче всех кричал Майкл:
   — Ой, ты мне голову сломала! Ой-ой-ой! Голова разбилась!
   — Ну и пусть! Так тебе и надо! Так и надо! — кричала Джейн. — Сам приставал и испортил мою картинку! Противный, противный, противный!
   Дверь распахнулась.
   Мэри Поппинс суровым взглядом озирала поле сражения.
   — Что я тебе сказала? — спросила она Джейн ужасающе спокойным голосом. — Я сказала: если я услышу Хоть Одно Слово — и вот что я вижу! Ни о каких гостях не может быть и речи! Шагу не ступишь из комнаты — или назови меня китайцем!
   — Ну и пожалуйста!
   Джейн сложила руки за спиной и отошла с беззаботным видом.
   Ей было ни капельки не жалко.
   — Очень хорошо.
   Мэри Поппинс говорила сладким голоском, но было в нём что-то очень страшное.
   Джейн молча наблюдала, как она одевает ребят.
   Когда все принарядились, Мэри Поппинс достала из картонки свою лучшую шляпку и надела её чуть-чуть набекрень. На шею она повесила золотую цепочку с медальоном и небрежно повязала шарф в красно-белую клетку, который ей подарила миссис Бэнкс. На одном его конце была, белая метка с большими буквами М. П., и Мэри Поппинс, убирая её под воротник, удовлетворённо улыбнулась своему отражению в зеркале.
   Потом она достала из шкафа зонтик с ручкой в виде головы попугая, взяла его под мышку и заторопила ребят.
   — Теперь у тебя будет время подумать! — обернулась она на прощание и, громко фыркнув, закрыла за собой дверь.
   Джейн долго сидела, глядя в одну точку. Она пыталась думать про свои семь яиц, но, как ни странно, они её почему-то перестали занимать.
   Интересно, что они сейчас делают в гостях у мисс Ларк? Наверное, играют с собаками, и мисс Ларк рассказывает им, какая у Эдуарда замечательная родословная, а Варфоломей — наполовину эрдель, наполовину легавая, и обе половины худшие… А потом всем, даже собакам, дадут к чаю Шоколадное Печенье и Ореховый Торт…
   — Ой-ой-ой!
   Мысль о том, что она лишилась всего этого, да ещё по своей вине, болезненно уколола Джейн, и она разозлилась ещё больше.
   Тик-так! Тик-так! — громко сказали Часы.
   — Да тише вы! — яростно крикнула Джейн и изо всех сил швырнула в них коробкой с акварелью. Коробка ударилась о стекло и, отскочив, налетела на Королевское Фарфоровое Блюдо.
   Дзззиннь! Тррррах! Блюдо перевернулось и упало. Батюшки! Что она натворила! Джейн зажмурилась.
   — Послушайте, мне больно! — пожаловался чей-то звонкий голосок.
   Она не смела открыть глаза.
   — Джейн! — снова прозвучал голос. — Вы мне коленку разбили.
   Джейн быстро повернула голову. В комнате никого не было.
   Она подбежала к двери и открыла её.
   Тоже никого.
   Тут кто-то рассмеялся.
   — Куда вы смотрите, глупышка! Посмотрите сюда! Выше!
   Джейн взглянула на каминную полку.
   Возле часов лежало опрокинутое фарфоровое Блюдо. Оно треснуло как раз посредине, и, к своему удивлению, Джейн обнаружила, что один из нарисованных мальчиков бросил вожжи и стоял, согнувшись и держась обеими руками за колено. Остальные двое смотрели на него с состраданием.
   — Н-ничего н-н-не понимаю, — сказала Джейн то ли себе самой, то ли неизвестному голосу. — Н-ничего.
   Мальчик на Блюде поднял голову и улыбнулся Джейн:
   — Не понимаете? Вполне возможно. Я не раз замечал, что вы с Майклом не понимаете самых простых вещей. Правда? — Он, смеясь, обернулся к своим братьям.
   — Да, — сказал один из них. — Они даже не умеют успокоить Близнецов.
   — Даже не умеют правильно нарисовать птичьи яйца, — сказал второй. — Глядите, они все у неё угловатые!
   — А откуда вы знаете про Близнецов и про яйца? — спросила Джейн, покраснев.
   — Вот так так! — сказал первый мальчик. — Что ж вы думаете, мы на вас всё время смотрим и ничего не видим? Конечно, в спальню или в ванную мы заглянуть не можем. Кстати, какого цвета там кафель?
   — Розовый, — ответила Джейн.
   — А в нашей — белый с голубым. Вы хотели бы посмотреть?
   Джейн колебалась. Она была так ошарашена, что просто не знала, что сказать.
   — Пойдёмте! Вильям и Эверард будут вашими лошадками, если хотите. А я возьму кнутик и побегу сбоку. Меня зовут Валентин, очень рад познакомиться. Мы — Тройняшки. И ещё у нас есть Кристина.
   — Где же Кристина? — Джейн внимательно осмотрела Блюдо.
   Но там был только зелёный лужок и заросли ольхи. Никого, кроме Валентина, Вильяма и Эверарда, там не было.
   — Пойдёмте и увидите! — настойчиво уговаривал Валентин, протягивая ей руку. — Остальные-то ушли в гости. А вы идите в гости к нам!
   Это её убедило. Вот она покажет Майклу и Близнецам, что не только они могут ходить в гости! Они ей ещё позавидуют и пожалеют, что так плохо с ней поступили!
   — Ладно, — сказала она, протягивая руку. — Я иду!
   Валентин крепко схватил её за руку и потащил.
   И вдруг она оказалась на широкой солнечной лужайке, и под ногами вместо истрёпанного ковра у неё была упругая мягкая травка, пестревшая маргаритками.
   — Ура! — кричали Валентин, Вильям и Эверард, танцуя вокруг неё.
   Джейн заметила, что Валентин хромает.
   — Ой! — сказала она. — Я забыла! У тебя болит нога!
   Он улыбнулся:
   — Ничего! Я знаю, вы не нарочно.
   Джейн достала носовой платок и завязала ему коленку.
   — Сразу стало лучше! — сказал он вежливо и передал ей вожжи с бубенчиками.
   Вильям и Эверард, тряхнув головой и зафыркав, как настоящие лошадки, побежали по лугу, и Джейн, позванивая вожжами, помчалась за ними.
   Валентин бежал рядом с ней, прихрамывая, и напевал.
 
Ах, Дженни — радость,
Дженни — свет,
Ах, Дженни — розовый букет!
Тебя на грудь я приколю —
Так крепко я тебя люблю! —
 
   пел он.
   — Та-ак крее-е-е-пко я тебя лю-у-у-блю! — подхватили Вильям с Эверардом.
   Джейн подумала, что песня эта довольно старомодная. Да и странные костюмы Тройняшек, и их причёски, и вежливость — всё было очень старомодное.
   «Очень странно!» — подумала Джейн.
   Но тут же она подумала, что здесь гораздо интереснее, чем у мисс Ларк, и что Майкл сильно позавидует ей, когда она ему обо всём расскажет.
   А лошадки бежали и бежали, увлекая Джейн за собой, увлекая её всё дальше от детской.
   На минуту она придержала вожжи, запыхавшись, и оглянулась. Где-то далеко, за лугом, еле-еле маячил край Блюда.
   И вдруг Джейн почувствовала тревогу. Ей захотелось вернуться.
   — Ну, мне пора, — сказала она, бросив звенящие вожжи.
   — Нет, нет, нет! — закричали Тройняшки, окружив её кольцом.
   И так странно звучали их голоса, что её тревога усилилась.
   — Меня там будут искать. Мне обязательно надо домой!
   — Да ещё совсем рано, — возразил Валентин. — Они всё ещё в гостях у мисс Ларк. Идёмте! Я покажу вам свои краски.
   Это было соблазнительно.
   — А у тебя есть берлинская лазурь? — спросила она — в её наборе как раз не хватало берлинской лазури.
   — Есть! В серебряном тюбике! Идём!
   Почти против своей воли Джейн пошла вперёд. «Я только взгляну на краски — и скорей обратно, — думала она. — Даже не попрошу дать покрасить!»
   — А где же ваш дом? — спросила она. — Его нет на Блюде!
   — Да что вы! Конечно, он тут. Вам его не видно, потому что он за лесом. Идёмте!
   Они незаметно вошли под тёмные своды старого леса. Опавшие листья шуршали у них под ногами; порой голубь, громко хлопая крыльями, срывался с ветки.
   Вильям показал Джейн гнездо малиновки под грудой хвороста, Эверард сплёл и надел ей на голову венок из листьев.
   Но, несмотря на всю их приветливость, Джейн почему-то было не по себе. Она вздохнула с облегчением, когда они вышли из лесу.
   — Вот и наш дом! — махнул рукой Валентин.
   И она увидела громадный каменный дом, увитый плющом. С виду он был старше всех домов, какие она только видела в жизни; и ей показалось, что он угрожающе наклоняется к ней. По обеим сторонам каменной лестницы сидели, подобравшись словно для прыжка, каменные львы.
   Джейн вздрогнула, когда тень дома упала на неё.
   — Я ненадолго, — тревожно сказала она. — Уже поздно.
   — Только на пять минут! — просительно сказал Валентин, увлекая её в прихожую.
   Шаги их гулко отдавались на каменном полу. Дом казался совершенно пустым. Кроме неё и Тройняшек, в нём словно никого не было. Холодный сквозняк свистел в коридоре.
   — Кристина! Кристина! — позвал Валентин, увлекая Джейн на лестницу. — Вот она!
   Его голос эхом разнёсся по дому. Казалось, все стены дома угрожающе повторяли: