Я тоже знал, что в разное время очень резкие замечания от командующего фронтом по поводу неудовлетворительного хода боев в Познани получили не только артиллеристы Казакова, но и разведчики, авиаторы. И все эти нарекания были вполне обоснованными. Маршал Г. К. Жуков не признавал полумер, считая их в условиях войны совершенно недопустимыми. А в боях за Познань было много и полумер, и прямых просчетов. Во-первых, наша разведка не смогла вначале точно определить силы врага, в несколько раз преуменьшила их. Ну а потом, когда эти силы все же были выявлены, командование не сумело быстро собрать достаточно мощный кулак для решительного штурма. Как, например, и с артиллерийским обеспечением...
   - Словом, могу сказать только одно: век живи, век учись,- улыбнулся наконец Василий Иванович. И тут же стал называть части и подразделения, о которых можно было бы написать в "Красной звезде".
   Я спросил его, не пожелает ли он сам выступить в нашей газете.
   - Ни в коем случае! - поспешно отказался генерал.- Как же можно выступать в печати после такого разговора с командующим фронтом?!
   А подумав, добавил:
   - И вообще, стоит ли сейчас распространяться об опыте применения артиллерии РВГК в условиях большого города? Зачем делиться с врагом нашими секретами? Ведь впереди - Берлин...
   Мы не настаивали, ибо наша газета за период боев в Познани уже дала несколько материалов отсюда. Нас же с Капустянским в этот освобожденный польский город привело сейчас желание встретиться и поговорить с группой мужественных антифашистов, уполномоченных Национального комитета "Свободная Германия". До этого начальник политуправления фронта генерал С. Ф. Галаджев высоко оценил их работу именно в Познани и разрешил нам встретиться с ними.
   И вот знакомый работник седьмого отдела политуправления фронта представил нам двух одетых в советскую форму немцев. Один из них был высокого роста, спортивного сложения, с мягкой улыбкой на слегка бледном лице. Я тут же вспомнил, что осенью прошлого года уже видел его в политотделе 65-й армии. И даже записал тогда очень интересный его рассказ.
   - А мы с вами уже знакомы,- сказал я антифашисту.- Помните: шестьдесят пятая армия, октябрь сорок четвертого, Нарев?
   - Так есть, так есть,- закивал немец.
   Второй антифашист был старше своего товарища, слабее сложением и с каким-то слишком уж серьезным лицом, на котором, казалось, никогда не появлялась улыбка.
   Военная судьба их оказалась схожей. Оба воевали на восточном фронте, попали в плен, сошлись с убежденными антифашистами, которые и помогли им понять всю страшную сущность гитлеризма, авантюризм нынешних правителей Германии, ведущих немецкий народ в бездну. Не сразу, через мучительные раздумья, но все-таки поняв, приняв программу "Свободной Германии", они вызвались добровольно поехать на фронт, чтобы делать здесь свое трудное и опасное дело. Делать его во имя будущей Германии - без Гитлера и его клики, истинно свободной и демократической.
   Какую работу проводили здесь, в Познани? Обычную, как и всегда. Помогали выпускать листовки, вели радиопередачи на войска противника. Несколько раз, переодевшись в форму гитлеровской армии, переходили линию фронта и там говорили правду о безвыходности положения окруженных войск.
   Когда на 6 часов утра 16 февраля был назначен решительный штурм познанской крепости, им разрешили предварительно объявить об этом немецким солдатам в специальных звуковых передачах. Они каждые четверть часа брали в руки микрофон. Призывали личный состав вражеского гарнизона одуматься, пока не поздно, до 5 часов 45 минут утра, если они хотят сохранить себе жизнь, добровольно сложить оружие. Результаты? До 5 часов 40 минут в плен сдалось 56 офицеров и 967 солдат противника.
   - Что ж, неплохая работа! - сказал я.
   - А мы не удовлетворены результатами,- отрицательно покачал головой тот антифашист, что был постарше.- Ведь во время штурма бессмысленно погибли тысячи немецких солдат. А ведь они могли бы остаться в живых, найди мы к ним нужный подход...
   Я смотрел на этих двух необыкновенных людей, и во мне крепло убеждение, что после нашей победы найдется еще немало честных, смелых и энергичных немцев, которые сумеют построить новую, демократическую Германию!
   Глава восьмая. Берлинские тетради
   Весна. Уже зазеленели поля, появились первые листочки на деревьях. В солнечные дни довольно тепло.
   Днем на автострадах не очень оживленно. А по ночам они .гудят, ревут, дрожат. Все забито войсками. И кажется, что к нам, на 1-й Белорусский фронт, страна шлет все, что сделали и создали ее трудовые руки.
   10 апреля мы с Высокоостровским на одной машине, а Вишневский и Золин на другой поехали к Кюстрину. Уже темнело. Но мы намеревались за час-полтора домчать до заодерского плацдарма, где ни днем, ни ночью не утихали ожесточенные бои.
   Намеревались, но... На развилке дорог, как раз там, где надо было сворачивать на Кюстрин, - офицер с красным флажком. Не боец-регулировщик, а именно офицер...
   По шоссе шли тяжелые самоходные орудия. Земля дрожала под их мощными гусеницами.
   - Надолго? - спросил Вишневский у офицера с красным флажком.
   - Не могу сказать. Я пропускаю только свои подразделения...
   Наш водитель Сергей Макаров, оказывается, знал объездную дорогу. Вишневский попросил его показать эту дорогу на карте. Макаров показал. Поехали. Но через полчаса - новая развилка. И на ней опять офицер с флажком.
   - Путь закрыт...
   По шоссе катили машины с прицепленными к ним орудиями. Простояли здесь минут тридцать, а конца артиллерийской колонне не было видно.
   - До утра? - спросил я офицера.
   - Думаю, что да. А день переждем в лесу...
   У Высокоостровского был трофейный карманный фонарик, и мы разложили под нашим "виллисом" карту, чтобы посмотреть другие дороги.
   Луч фонарика все скользил и скользил по карте, пока мы совместными усилиями не наметили новый маршрут.
   Ехали минут сорок, были уже недалеко от Кюстрина, но и здесь нас остановил офицер в звании майора.
   - До утра, товарищ капитан первого ранга, дорога закрыта,- сказал майор выпрыгнувшему из машины Вишневскому.
   На этом шоссе гудело и трещало так, что надо было не говорить, а кричать, чтобы услышать друг друга. По нему шли танки Т-34. В воздухе висел густой чад от перегоревшей солярки.
   - А вообще это, друзья, замечательно! - вдруг горячо и громко сказал темпераментный Всеволод Вишневский, глядя, как и мы, пораженный, на нескончаемые колонны боевой техники.- Какую силищу накопили, а?
   Да, на 1-м Белорусском фронте для последнего удара по гитлеровской Германии и ее столице - Берлину сосредоточивались огромные силы. Скрыть такое сосредоточение, по-моему, было невозможно. И враг, конечно же злая об этом, тоже лез из кожи вон, чтобы оттянуть час возмездия. В "тысячелетнем" рейхе проводилась едва ли н& десятая тотальная мобилизация.
   В штабе и политуправлении фронта о прибывающих войсках, о подготовке к решающему сражению никто не говорил ни слова. Даже офицеры, ставшие нам друзьями за годы пути от Курска до Одера, хранили молчание, воздерживаясь и от далеких намеков.
   Но в каком бы секрете ни готовилось наше наступление, корреспонденты по многим признакам догадывались о скором его начале. О приближении больших событий говорил хотя бы приезд из Москвы и с других фронтов корреспондентов и писателей, так сказать, большого калибра. "Правда" к находящимся уже у нас Мержанову и Макаренко прислала Всеволода Вишневского, Бориса Горбатова, Василия Величко и Ивана Золина. "Известия" вообще сменили весь состав своих представителей, командировав на фронт Леонида Кудреватых, который по праву считался лучшим военным корреспондентом газеты, а также писателей Всеволода Иванова и Льва Славина. Возглавил всю эту группу начальник военного отдела газеты полковник Баканов. "Красная звезда" к четырем постоянным своим корреспондентам прибавила еще Саянова, Габриловича, Гроссмана, историка Ерусалимского. Позже, уже в Берлине, к нам присоединятся Константин Симонов и Александр Кривицкий.
   А ТАСС? А радио? А кинохроника? А Совинформбюро? А другие газеты? Все прислали на 1-й Белорусский свои лучшие творческие силы. Ждали, гадали о сроках начала того, последнего, решающего. Но пока лишь гадали...
   * * *
   Наконец 14 апреля вечером член Военного совета фронта намекнул корреспондентам, что хорошо было бы завтра всем им отправиться в войска за Одер. Предстоят интересные события. "Но,- попросил генерал К. Ф. Телегин,думаю, что не следует всем собираться в одной армии. Все объединения будут решать важные задачи, и в каждом, я уверяю, появятся новые герои".
   Посовещались и быстро пришли к единодушному соглашению. Мы с Высокоостровским, Капустянским и правдистами Вишневским, Золиным и Кисловым едем в 8-ю гвардейскую и 5-ю ударную армии. Остальные - в другие объединения фронта.
   Еще затемно переправились по понтонному мосту через Одер. Не успели отъехать и пятисот метров, как на середине реки, несколько левее моста, с небывалой силой грохнуло. В яркой вспышке взрыва мы увидели фонтан воды, поднявшийся на высоту не менее трехэтажного дома. А волны, перекатившись через мост, едва не достигли дороги, по которой шли наши машины.
   Поспешно свернули к лесу и укрылись под кронами деревьев.
   - Самолет-снаряд,- сказал Вишневский. - Оружие, которым гитлеровцы несколько месяцев бомбардировали Лондон.
   - Уже восемнадцатый за последние трое суток,- раздался чей-то голос из темноты. Говорил майор, подошедший к нам.-Два раза эти фашистские снаряды разрушали переправу,- продолжал он.- Вчера зенитчики один сумели сбить. Два других не разорвались, зарылись глубоко в землю.
   Мы знали, что в последние дни враг применил и еще одну грозную новинку истребитель с реактивным двигателем.
   - Это агония,- сказал Вишневский.- Последнее издыхание смертельно раненного зверя...
   С обеих сторон дороги, укрытые лесом, стояли танки. Под зелеными маскировочными сетями расположились батареи гаубиц. А там и здесь на расстеленных на молодой траве плащ-палатках сидели и лежали бойцы и командиры. Откуда-то из глубины леса слышалась мелодия песни-вальса "В лесу прифронтовом". Да, не может русская душа без песни!
   И везде щели, ходы сообщения, паутина телефонных и телеграфных проводов. Тесно, очень тесно было на плацдарме за Одером. Ведь здесь сосредоточились, готовые к удару, пять общевойсковых армий, танки, три артиллерийских корпуса прорыва, тысячи "катюш", сотни специальных подразделений. Да еще передовые склады с боеприпасами, продовольствием, горючим.
   Километра за полтора от НП командующего 8-й гвардейской армией генерал-полковника В. И. Чуйкова наши машины остановили и сказали, что дальше надо идти пешком. Что ж, пешком так пешком.
   В просторном блиндаже командарма были член Военного совета и командующий артиллерией армии. В. И. Чуйков, увидев Вишневского, отложил бумаги и первым пошел ему навстречу. Крепко пожал нашему коллеге руку, сказал:
   - Вовремя приехали. Мы еще не завтракали. Прошу всех в соседний блиндаж. Там у нас столовая.
   Но перед тем как уйти в столовую, Чуйков взял со стола какую-то бумагу и протянул Вишневскому.
   - Полюбуйтесь, воззвание Гитлера к войскам, с которым он обратился к ним четырнадцатого апреля.
   Вишневский взял воззвание, начал вслух читать его. В нем, имея в виду предстоящее наступление Красной Армии, говорилось:
   "Мы предвидели этот удар и противопоставили ему сильный фронт. Противника встречает колоссальная сила артиллерии. Наши потери в пехоте пополняются бесчисленным количеством новых соединений, сводных формирований и частями фольксштурма, которые укрепляют фронт. Берлин останется немецким..."
   - А вот листовка, сброшенная сегодня.
   Вражеская листовка была непривычно короткой: "Вы нас под Москвой, мы вас под Берлином".
   Что ж, посмотрим...
   Мы с Высокоостровским торопились в одну артиллерийскую бригаду, в которой нам посоветовал побывать генерал-полковник В. И. Казаков. Поэтому, извинившись перед В. И. Чуйковым и отказавшись от завтрака, мы собрались уехать. Но я все-таки успел напомнить генерал-полковнику о нашей встрече и разговоре под Люблином.
   Там командарм высказал тогда опасение, как бы его армию не сняли с берлинского направления.
   - Как говорится, бог миловал,- ответил В. И. Чуйков.- Теперь не только я и мои войска, но даже фашисты знают, что защитники Сталинграда будут штурмовать Берлин:
   * * *
   Бригада, которая была нам нужна, стояла отсюда неподалеку, и командующий артиллерией армии генерал Н. М. Пожарский дал нам в провожатые офицера. Шли опушкой леса и почти не видели клочка нетронутой земли. Сплошной линией, да еще не в один ряд, тянулись огневые позиции артиллерии - десятки, сотни орудий самых разных калибров.
   У дороги, ведущей в глубь леса, капитан сказал:
   - Нам сюда.
   Буквально в километре от вражеских траншей, на небольшой высотке, среди сосен, был оборудован НП командира бригады. Рядом располагался НП и той дивизии, которую бригада поддерживала.
   - Старший сержант Родионов... Старший сержант Родионов...- несколько раз повторил полковник, командир бригады. А затем решительно сказал: - Конечно, знаю! Как не знать такого артиллерийского аса! От самых Понырей в бригаде. Знаю, знаю... Алексеев!
   - Тут я, товарищ гвардии полковник! - откликнулся стоящий неподалеку старшина. Подбежал и молодецки вытянулся перед командиром.
   - Доведешь корреспондентов до дивизиона, в котором служит старший сержант Родионов. Помнишь, на днях тебе вместе с ним маршал Жуков орден вручал?
   - Это тот, что с усиками и забинтованной головой? Ну, шустрый такой?
   - Вот-вот, шустрый... Проводи товарищей.
   Старшина оказался разговорчивым. На груди у него было три ордена и несколько медалей. Леонида Высокоостровского особенно заинтересовала одна из них - "За оборону Сталинграда".
   - В Сталинграде воевали? - спросил Леонид старшину.
   - Воевал...- как-то нерешительно сказал старшина.- Правда, я там еще мальчишкой был, воспитанником дивизиона капитана Устинова.
   - А сам из Сталинграда?
   - Да, сталинградский... Видите ли, как получилось" в самую большую бомбежку города много домов было разрушено, а еще больше сгорело. Мы же с ребятами в это время на пристани были, помогали раненых на пароходы грузить. Ну а когда вернулся домой, дома-то и нет. Нет, и все! Одни черные стены. И ни мамки, ни сестер. Я туда, сюда. Где найти? И куда самому деться? Увидел артиллеристов, они как раз за вокзалом свои орудия устанавливали, - и к ним. Капитан Устинов гонит. "Иди за Волгу,- говорит,- тут скоро бои будут". Я конечно же не ушел, а устроился рядом, в развалинах. Через день уже познакомился едва ль не со всем дивизионом. Одному бойцу ножичек подарил, другому фляжку новую разыскал. И вообще всякие дела помогал делать. За снарядами, к примеру, ходил, воду носил, немецкие цели подмечал, раненым помощь оказывал, убитых хоронил.
   В конце концов взяли они меня к себе. А когда подрос - вписали в штат.
   - Сколько же тебе лет?
   - С марта девятнадцатый пошел...
   Спустились в овраг. И здесь тоже стояли пушки.
   - У них тут укрытие,- пояснил старшина.- А вообще эти орудия для прямой наводки предназначены. Как понадобятся, значит,- вперед, и с открытых позиций - по фашистам.
   В тоне старшины чувствовалось желание подчеркнуть, что он знает всю подноготную артиллерийской службы. А боевые награды казались ему, наверно, не такими красноречивыми, как слова.
   Пришли в дивизион. Старшего сержанта Родионова на месте не оказалось, он вместе с другими командирами расчетов был на рекогносцировке. Правда, вскоре оттуда вернулся майор, командир дивизиона.
   Познакомились, отпустили старшину-провожатого.
   Дивизион действительно предназначался для стрельбы прямой наводкой непосредственно в боевых порядках пехоты.
   - Здесь без артиллерии пехота ни одного шага не сделает,- сказал майор.Оборона у фашиста сильная. Оно и понятно - Берлин рядом.
   Спросили о расчете Родионова.
   - Знаменитый расчет! Родионовцы приняли свой первый бой еще у станции Поныри, на Курской дуге.
   Так вот почему нам порекомендовал побывать в этой бригаде генерал В. И. Казаков!
   - Орудие - хоть в музей,- продолжал между тем майор,- больше трех тысяч выстрелов сделало по врагу. Два раза было само подбито, но восстановлено. Асам Родионов ранен семь раз!.. Хотя что это я вам говорю? У нас же тут вся его история изложена. Штаб артиллерии фронта запрашивал...
   76-мм орудие системы ЗИС-3 образца 1942 года имело номер 4785. И. М. Родионов, тогда еще наводчик, принял его в июне 1943 года. А 8 июля уже вступил в бой у станции Поныри. Уничтожил 2 тяжелых и 1 легкий танк, 2 орудия и почти роту противника.
   В боях при освобождении Севска расчет уничтожил еще 1 танк, 3 самоходки, 2 орудия и 20 фашистов.
   В истории упоминаются и бои у белорусского села Теремцы, под городом Речица, у города Жлобина. Выделен подвиг расчета Родионова в окрестностях немецкого города Шнайдемюль. 8 февраля 1945 года он поджег из своего орудия 5 самолетов противника, находившихся на аэродроме. Отличился расчет и здесь, за Одером, подбив танк и самоходку.
   Я видел, как радовался и волновался Леонид Высокоостровский, перелистывая записи майора. Артиллерист по образованию, он тоньше и лучше меня разбирался в этих делах.
   Но теперь нам нужен был сам И. М. Родионов. А он вернулся в дивизион под вечер. За это время мы успели побывать в полку тяжелой самоходной артиллерии, у саперов, встретились и долго говорили с неугомонным и вездесущим Романом Карменом - руководителем группы фронтовых кинохроникеров.
   - Значит, так,- еще издали услышали мы голос у родионовского орудия,приказано выступать в двадцать два часа. А до этого всем обязательно отдохнуть. Дело, товарищи, предстоит горячее...
   Голос был молодым, задорным и явно принадлежал "шустрому" человеку, как говорил о Родионове провожавший нас старшина.
   Подошли, познакомились. Перед нами действительно был не очень высокий, но довольно крепкий командир расчета. Держался он с достоинством бывалого воина. Отвечал на вопросы не спеша, обдуманно.
   - За орудие не нас надо благодарить, а тех, кто его сделал,- инженеров, рабочих. Им же надо сказать великое спасибо и за снаряды. Особенно за подкалиберные. Они даже "тигра" свободно берут... Ну что вам про те бои рассказывать... Жарко было, как в преисподней. Но ничего, выстояли!
   И все-таки наводящими вопросами нам удалось разговорить старшего сержанта. Он поведал нам немало интересного и о других артиллеристах.
   - До встречи в Берлине,- сказал, прощаясь с Родионовым, Высокоостровский. Тот опять помедлил с ответом. Потом с уверенностью произнес:
   - Встретимся! Я до ихнего Берлина хотя б на одной злости, но дойду, товарищ подполковник! И врежу прямой наводкой по их проклятому рейхстагу!
   Да, такой дойдет! Действительно на одной злости, но дойдет!
   * * *
   С наблюдательного пункта генерала В. И. Чуйкова хорошо просматривалось все поле предстоящего сражения. НП был оборудован на западном скате приодерской возвышенности, покрытой довольно густым сосновым лесом. И все же для более надежной маскировки над блиндажом растянули еще и большую зеленую сеть.
   Мы вернулись сюда как раз в те часы, когда на наблюдательном пункте не было ни одного начальствующего лица. Нас поджидал лишь Всеволод Вишневский.
   - Павел,- сказал он мне взволнованно-торжественным тоном,- мы являемся свидетелями величайшего исторического события! Сейчас каждая минута - история. Каждый факт, каждое слово - история!
   - Идут! - сказал в это самое время Иван Иванович Золин.
   На площадке перед НП появились люди. Мы узнали командующего фронтом маршала Г. К. Жукова, члена Военного совета генерал-лейтенанта К. Ф. Телегина, командующего артиллерией генерал-полковника В. И. Казакова и командующего 8-й гвардейской армией генерал-полковника В. И. Чуйкова.
   Ох, как много бы дал каждый из нас, чтобы узнать, о чем думает в эти минуты виднейший советский полководец! О трудных ли днях Москвы? О своих ли приказах, отданных войскам фронта позавчера, вчера, сегодня? Во всяком случае, спокойным Г. К. Жуков не был. Это было заметно по тому, как он то и дело поглядывал на часы. Не шелохнувшись, как изваяние, стоял перед ним и В. И. Чуйков...
   Ровно в три часа по местному времени 16 апреля 1945 года рявкнули пушки. Около пятнадцати тысяч орудий и минометов разных калибров открыли огонь по гитлеровским позициям, и залпы этой артиллерийской армады потрясли все окрест. Тысячи зарниц осветили еще темное небо. Высокими кострами заполыхали огни на той стороне, где притаились вражеские войска. Стихия огня и грома, казалось, не знала пределов.
   Били осадные орудия. Били дальнобойные пушки. Ревели разных систем гаубицы. Чертили в воздухе свои огненные трассы мины "катюш". Прямой наводкой вели огонь по врагу пушки, стоящие в боевых порядках пехоты.
   Потом, несколько часов спустя, мы увидели результаты этого огненного смерча: развороченные доты и дзоты, заваленные землей окопы и траншеи, разметанные штабные и офицерские блиндажи, сгоревшие танки и бронетранспортеры, тысячи трупов солдат и офицеров.
   Но это - потом. А сейчас, в 3 часа 25 минут, на участке, намеченном для прорыва, вдруг вспыхнул невиданный доселе и непонятный врагу источник света. Причем столь сильный, что казалось, будто десятки солнц слились воедино и устремили свои лучи лишь в одном направлении. Это по специальному сигналу зажглись одновременно 143 прожектора.
   Гудело небо. Это шли эскадры тяжело нагруженных бомбардировщиков. А чуть ниже их плыли полки штурмовиков.
   Все шло по графику, минута в минуту.
   Нас потом познакомили со справкой командования фронта. Вот что в ней говорилось: "16 апреля артиллерией и минометами произведено 1 миллион 236 выстрелов. Израсходовано 2450 вагонов снарядов, общим весом почти 98 тысяч тонн. Авиация фронта произвела более пяти тысяч самолето-вылетов".
   И вот уже по всему участку прорыва двинулась вперед пехота. Хорошие вести вскоре начали поступать из дивизий 47-й, 3-й ударной, 5-й ударной, 8-й гвардейской и 69-й армий, сосредоточенных на кюстринском плацдарме. Севернее форсировали Одер войска 61-й армии и 1-й армии Войска Польского. С плацдарма южнее Франкфурта перешла в наступление 33-я армия.
   Посветлело. Я подошел к Вишневскому. Он буквально сиял. Шепнул мне:
   - Великие минуты, Павел!
   Великие-то великие, но нам с Высокоостровским пора, пожалуй, отправляться в войска. На одном пафосе оперативную корреспонденцию не построишь. Нужны факты, примеры, цифры.
   * * *
   Танкисты 1-й гвардейской и стрелковые части 8-й гвардейской армий овладели городом Зеелов. Генерал М. Е. Катуков сразу перевел на окраину этого города свой штаб.
   Мы застали у него генерала В. И. Чуйкова. Два командующих уточняли ближайшие задачи своих войск. Чуйков говорил недовольным голосом, два или три раза отпустил довольно крепкие словечки по адресу гитлеровцев. Еще бы! Ведь сколько неприятных сюрпризов приготовили они 8-й гвардейской!
   А вообще-то дела на Зееловских высотах с вводом в бой танков пошли гораздо лучше...
   Проводив до машины В. И. Чуйкова, М. Е. Катуков сказал нам:
   - У меня найдется время рассказать вам лишь самое главное... Армия, к сожалению, решает сейчас не свойственную, не присущую ей задачу - прорывает укрепленный район... Сами понимаете, это все же дело пехоты и артиллерии... Но ничего не поделаешь, создались чрезвычайные обстоятельства. Мы несем, конечно, излишние потери. Но танковая армия есть танковая армия, и пробивная сила у нее немалая. Так вот, корпус генерала Бабаджаняна ведет сейчас бои за город Мюнхеберг, который находится на полпути между Зееловом и Берлином. Вам что-нибудь это говорит? Одиннадцатый танковый корпус хорошо взаимодействует с соседней пятой ударной армией и продвинулся на десять километров... Враг везде упорно и настойчиво контратакует. Но нам активно помогают артиллеристы и авиаторы. Вот, познакомьтесь, командир авиационного корпуса генерал Крупский... Его штурмовики уже несколько раз отводили от нас крупные неприятности...
   В это время связист сказал:
   - Товарищ генерал, у ВЧ командующий фронтом...
   М. Е. Катуков взял трубку. Сначала напряженное и серьезное, лицо его начало постепенно светлеть. Он несколько раз повторил:
   - Спасибо!.. Есть! Будет сделано!.. Спасибо за доверие!
   Положил трубку, крикнул:
   - Шалина немедленно ко мне!
   Генерал-лейтенант А. М. Шалин был начальником Штаба армии.
   Нам же командарм пояснил, что только что маршал Г. К. Жуков лично поблагодарил танкистов за решительные действия и приказал после прорыва через Зееловские высоты двигаться прямо на Берлин.
   - Приказано первыми ворваться в фашистскую столицу!... Товарищ Шалин, вы можете оценить всю значимость такого приказа? Можете? Хорошо. Давайте карту. Приказано к вечеру доложить свои соображения...
   Первыми ворваться в Берлин стремились не только танкисты М. Е. Катукова. Генерал Н. Э. Берзарин и его войска тоже жили этой надеждой, хотя и здесь дела шли не так гладко, как бы хотелось...
   В штабе 5-й ударной армии нам сказали:
   - Поезжайте к генералу Рослому. По нашим наметкам, именно его дивизии должны первыми пробиться к германской столице...
   На этот раз с генералом И. П. Рослым нам удалось поговорить подольше. Но он никак не мог вспомнить о наших встречах под Моздоком и Орджоникидзе.
   - Убейте меня, не помню,- говорил генерал.- Как ко мне приезжал Милованов - помню. Как приезжал Борис Горбатов, тоже помню. А вот ваш приезд...