Страница:
А потом мы дрались в окружении. Вскоре у нас кончилось горючее, не стало боеприпасов. Со слезами на глазах поджигали танкисты свои машины и в пешем строю, как матушка-пехота, пошли на прорыв. И вот сейчас вместе с вами отбиваем атаки врага...
Очень важна,- продолжал далее Илюхин,- взаимная выручка в бою. Нас, считаю, сегодня утром буквально спас экипаж Качанова. Понимаете, один фашистский танк так удачно сманеврировал, что оказался у нас с правого борта. Никто из экипажа этого не заметил. И... еще немного - и гореть бы нам свечой. Но Петр Качанов вовремя разгадал намерение врага и двумя выстрелами покончил с ним. Большое спасибо вам, товарищ старшина, за помощь!
Все взгляды устремились теперь к сосне, где стоял перебинтованный старшина. Это был коммунист Качанов. Раздалось по старой привычке несколько хлопков, а вообще-то было конечно же не до аплодисментов.
И тут попросил слова Качанов. Он был краток.
- Благодарить меня не за что. Ведь если мы не будем выручать друг друга всем погибель... Есть у меня просьба и к командованию. Держите, товарищ полковник, санитарные машины поближе к нам. Бывает ведь как: рана пустяковая, а сами обработать ее мы не в силах. Ищешь-ищешь санитарную летучку, а она иногда бог знает где, чуть ли не за два километра.
Противник тем временем начал обстреливать лес из артиллерии и минометов. Разрывы снарядов и мин приближались к лощине. Пора было закрывать собрание. Единогласно приняли решение. Оно гласило: "Главная задача коммунистов полка. беспощадное уничтожение врага. Клянемся насмерть держать порученные рубежи обороны. Смерть фашистским оккупантам!"
Сразу же скажу, что потом я с особым вниманием следил по оперативным сводкам за действиями частей 21-го механизированного корпуса. И ни одна из них не оставила рубежей обороны без приказа!
* * *
В середине июля меня неожиданно отозвали в Москву. Главный редактор принял меня уже под утро, после выхода газеты. Поздоровался, расспросил о положении на фронте, поинтересовался работой каждого корреспондента. Пояснил, что до позднего вечера находился на каком-то совещании. Затем сказал:
- Вам, Трояновский, следует переехать на новый фронт. Этого требуют интересы газеты. На этот раз место назначения - Гомель. Там расположен штаб только что организованного Центрального фронта. Членом Военного совета туда назначен знакомый вам еще по Забайкалью корпусной комиссар Гапанович. А одной из армий командует генерал-лейтенант Ефремов, бывший командующий вашим округом. Будете старшим корреспондентской группы. Там уже находятся майоры Коломейцев и Король. С вами поедет писатель Гроссман. Вскоре подошлем фотокорреспондента.
Я попросил командировать на Центральный фронт фотокорреспондента Олега Кнорринга.
Через двое суток, с трудом преодолев не такое уж большое расстояние от Москвы до Гомеля, я разыскал там штаб и Военный совет фронта, расположившиеся в одном из административных зданий Парка культуры и отдыха имени А. В. Луначарского.
Первая же полученная информация одновременно обрадовала и насторожила. Обрадовало то, что часть сил нового фронта - 93-й стрелковый корпус генерал-лейтенанта Л. Г. Петровского и кавалерийская группа О. И. Городовикова - уже вела активные действия, продвигаясь в сторону Бобруйска. Настораживало же многократное превосходство сил противника, особенно в танках и авиации.
- Рекомендую в первую очередь съездить в части корпуса Петровского,сказал мне член Военного совета.- Кстати, вы знаете генерал-лейтенанта Петровского? Это же сын известного большевика, соратника Владимира Ильича Ленина, Петровского Григория Ивановича... Ну а еще одна, думается, интересная для вас тема - партизаны Белоруссии. Они уже наносят по врагу довольно ощутимые удары. И двух из партизан Военный совет фронта вместе с Центральным Комитетом Компартии Белоруссии недавно представил даже к званию Героя Советского Союза... Когда же вернетесь из-за Днепра, познакомлю вас с первым секретарем ЦК Компартии Белоруссии Пантелеймоном Кондратьевичем Пономаренко. Тоже довольно интересный человек...
Ночевали в редакции фронтовой газеты "В бой за Родину". А рано утром сюда же неожиданно пришли член Военного совета фронта корпусной комиссар Д. А. Гапанович и начальник политуправления фронта бригадный комиссар М. А. Козлов. Я зашел в комнату редактора газеты как раз в тот момент, когда член Военного совета сердито выговаривал ему:
- Не ожидал от вас, товарищ полковой комиссар, такой беспечности! А вдруг налет авиации противника? Что будете делать в этом случае?
Гапанович помолчал - и как отрубил:
- К вечеру чтобы были щели полного профиля и боевая готовность редакции к работе в любых условиях!
Поездку в корпус Петровского пришлось отложить, так как мы, краснозвездовцы, тоже должны были разделить с коллективом фронтовой газеты заботы по приведению редакции во фронтовое положение. И, забегая вперед, скажу, что вырытые нами в тот день щели очень скоро сослужили журналистам хорошую службу.
Вечером все же осталось время, чтобы хотя бы наспех познакомиться с Гомелем. Город произвел на нас благоприятное впечатление - опрятный, уютный, зеленый. Разрушительный молох уже вовсю грохотавшей войны его пока еще не тронул.
В корпус Петровского решили ехать втроем - Петр Илларионович Коломейцев, Олег Кнорринг и я. И тут же заспорили, когда лучше всего выезжать. Коломейцев предлагал вначале как следует отдохнуть, а уж затем - в путь. Мы же с Кноррингом настаивали на использовании ночи. Мотивировали это свое предложение большой активностью вражеской авиации в дневное время.
- Волков бояться - в лес не ходить! - горячился Петр Илларионович.- Ну а если нас все-таки атакуют фашистские самолеты, будем отбиваться...
Здесь следует сказать, что П. И. Коломейцев был буквально одержим желанием сбить хотя бы один самолет противника из винтовки или трофейного автомата, с которыми не расставался. Он вообще являлся убежденным приверженцем и хорошим пропагандистом в газете активного использования стрелкового оружия против вражеской авиации.
Мы с Кноррингом уступили.
И вот по пути к Днепру, а также и за рекой три бравых корреспондента "Красной звезды", а также их водитель дважды вступали в схватку с атаковавшими их "мессершмиттами". В итоге - боевая ничья. Они даже не подожгли нашей машины. А синяки да шишки, полученные при приземлениях в кюветах и ямах, не в счет.
И вот еще что примечательно. В первый раз стреляешь по летящему самолету из винтовки или автомата с робостью, даже со страхом. Но затем вроде бы привыкаешь, и воющие "мессеры" уже не кажутся такими страшными и неуязвимыми.
На опушке леса, за большим белорусским селом, нас остановил часовой и, проверив документы, показал дорогу к штабу корпуса.
Генерал-лейтенант Леонид Григорьевич Петровский оказался исключительно симпатичным человеком. У него было красивое лицо, на верхней губе - аккуратно подстриженные усы. Душевно поприветствовав нас, он тут же предложил испить ледяного белорусского кваску.
- Хорош напиток, а? - спрашивал Леонид Григорьевич, тоже смакуя холодную влагу.- Это местные селяне балуют нас таким замечательным квасом.
Затем, пообещав накормить нас в обед какой-то особенной грибной солянкой, Л. Г. Петровский пригласил нас к оперативной карте.
- Вот тут мы встретились с врагом, тут атаковали переправившиеся через Днепр части противника, разбили их, сами перешли реку, освободили Рогачев и Жлобин,- пояснял он.- И давно были бы за Бобруйском, придай нам две-три танковые бригады да поддержи с воздуха хотя бы полком истребителей...
Подождав, пока мы проследим по карте передвижение и бои дивизий 63-го корпуса, генерал продолжал:
- Не знаю, надо ли говорить о потерях противника. Они немалые.- Опять посмотрел на карту.- Уверен, что когда накопим побольше танков и авиации, то наголову разгромим "непобедимых" гитлеровцев. А пока же... В иные дни вражеская авиация буквально не дает пехоте головы поднять.
И тут подал голос наш Коломейцев. Спросил у комкора:
- А не пробовали залповым огнем из стрелкового оружия бить по самолетам?
- Как не пробовали! Это пока что, к сожалению, основное средство борьбы с фашистской авиацией. Но эффективность такого огня не очень большая. Правда, два самолета из винтовок мы все-таки сбили.
Это уже было кое-что.
* * *
После обеда поехали к Рогачеву. И тут нас подстерегла беда. В трех километрах от штаба корпуса наша эмка была атакована пятью вражескими истребителями. Яростный огонь из трех автоматов и одной винтовки, увы, не помешал фашистским летчикам. Машина сгорела со всем нашим имуществом вещевыми мешками, противогазами, продовольствием, боеприпасами, двумя канистрами бензина.
В таких случаях лежащие в кюветах или в других укрытиях люди приходят в себя не очень-то быстро. Особенно если после ухода самолетов продолжаются взрывы в горящей машине. Так было и с нами. Но вот подал голос Олег Кнорринг:
- Живо ли воинство краснозвездово?
- Живо, но только без лошадки осталось,- ответил ему шофер Валетов.
И тут же последовала злая тирада Петра Илларионовича Коломейцева:
- Мерзавцы! Одну легковушку впятером атакуют!
Подобрал нас водитель грузовика. И опять неудача. Не проехали и трех километров, как снова показались фашистские самолеты. На этот раз их было три. Сброшенные ими бомбы почти сразу же вывели машину из строя.
Пошли теперь пешком. Примерно через час увидели, что нас догоняют броневик, эмка и грузовая машина, в кузове которой была смонтирована спаренная пулеметная зенитная установка.
Догадались, что едет какой-то крупный военачальник. Без надежды на успех проголосовали.
Броневик прокатил мимо, а вот эмка вдруг взвизгнула тормозами и остановилась. Дверца кабины открылась, и из нее выглянул генерал.
- Кто такие? Куда?
Мы подошли ближе. Генерал внимательно оглядел нас. Это был командующий 21-й армией генерал-лейтенант Михаил Григорьевич Ефремов. Мои спутники тут же подтолкнули меня вперед. Ведь они знали, что до войны Ефремов командовал войсками Забайкальского военного округа, а я был там посткорром "Красной звезды". И вот теперь...
Но генерал меня, видимо, не узнал. Тем не менее, выслушав мой доклад, он пригласил сесть в свою машину. Остальных определил к пулеметчикам. Так вместе с М. Г. Ефремовым мы и прибыли в один из полков 117-й стрелковой дивизии.
- Покажите-ка свою команду снайперов! - сразу же приказал командующий подбежавшему командиру полка.
Тот отдал соответствующее распоряжение, и к нам подошла группа из семи красноармейцев. От нее отделился высокий старшина с забинтованной шеей, строевым шагом приблизился к генералу, громко отрапортовал:
- Товарищ генерал-лейтенант, по вашему приказанию прибыли снайперы полка! Командир группы старшина Пылаев!
- Вольно, товарищ старшина! Вольно, товарищи! Подходите и располагайтесь вот тут, на траве. Поговорить надо...
Командир полка доложил, что эта группа организована в части по инициативе старшины Степана Пылаева, бывшего до войны чемпионом Приволжского военного округа по стрельбе. За девятнадцать дней боев наши снайперы уже уничтожили 86 гитлеровцев, в том числе одного немецкого полковника, подожгли восемь вражеских автомашин, сбили фашистский бомбардировщик.
После этого генерал предоставил слово старшине Пылаеву. Тот рассказал:
- Действуем в основном всей группой. Стараемся в первую очередь выбивать офицеров. Но дня два назад сорвали форсирование фашистами реки. Перебили всех их саперов.- Поправил бинт на шее, закончил: - В обороне, товарищ командующий, снайперы могут большие дела делать.
- А у гитлеровцев снайперы на вашем участке есть? - спросил Ефремов.
- Пока не заметили, товарищ генерал. Но должно быть, есть. Что же это за противник, если у него снайперов нет...
Командующий еще долго говорил с бойцами. А затем поблагодарил их за храбрость и мастерство.
- Каждый из вас достоин самой высокой боевой награды,- сказал генерал.- И я прикажу командиру полка, чтобы он незамедлительно оформил наградные документы. А пока это делается, я вручаю каждому из вас по часам...
Нам же сказал:
- Убежден, что для печати это очень важная тема. Прошу, товарищи корреспонденты, подробно рассказать на страницах газеты о старшине Пылаеве и его группе.
Мы восприняли его просьбу как приказ.
* * *
Возвратились в Гомель на машине полевой почты. И тут же сели за написание корреспонденции.
Сразу же скажу, что писали мы в те дни немало, но не все, к сожалению, доходило до редакции. Из Севастополя, например, из четырех написанных мною статей в Москву почта доставила две. С Северо-Западного фронта я послал восемь материалов, а редакция получила только три. Корреспонденция же из 63-го стрелкового корпуса была опубликована уже после героической смерти генерала Л. Г. Петровского...
Вскоре меня принял первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко. Несмотря на колоссальную нагрузку, выглядел он довольно бодро.
- Враг поголовно грабит население оккупированных областей нашей республики,- сказал П. К. Пономаренко.- Идут массовые расстрелы стариков, женщин и детей. Право расстрела предоставлено едва ли не каждому гитлеровскому солдату. В городах и селах, временно оккупированных фашистами,- разгул ужасных, неслыханных злодеяний и насилий.- И он начал приводить конкретные примеры садистской жестокости гитлеровцев. Решительно закончил: - Но и они получат свое! Весь белорусский народ поднимается на священную борьбу с фашистами. И в ней конечно же победят люди, а не звери... Уже летят под откос вражеские поезда, горят и взрываются на дорогах танки и автомашины. Карающая рука народных мстителей достает даже до гитлеровских штабов и громит их. И это только начало.
Пономаренко подтвердил, что Военный совет фронта и ЦК Компартии Белоруссии представили к званию Героя Советского Союза руководителей партизанского отряда "Красный Октябрь" Тихона Пименовича Бумажкова и Федора Илларионовича Павловского. Этот отряд двое суток вместе с подразделениями Красной Армии оборонял мост через реку Птичь. Затем партизаны провели тайными тропами армейский стрелковый батальон к деревне Оземля. В ней располагался штаб фашистской дивизии. Он был разгромлен. Лишь отдельным гитлеровцам удалось вырваться из деревни. Они попытались укрыться в лесу, но здесь их встретил огонь партизан и бойцов Красной Армии, находящихся в засаде.
Не проходило и дня, чтобы отряд "Красный Октябрь" не проводил какой-либо не менее дерзкой операции. Им был уничтожен разведывательный отряд гитлеровцев. На шоссе Слуцк - Бобруйск взорвано два моста. А в селе Глуша, что в Бобруйском районе, разгромлен штаб фашистского полка...
И с каким же удовлетворением мы, краснозвездовцы, встретили Указ Президиума Верховного Совета СССР от 6 августа, которым Т. П. Бумажкову и Ф. И. Павловскому было присвоено высокое звание Героя Советского Союза! Они это конечно же заслужили.
А прогнозы Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко продолжали сбываться: пламя всенародной партизанской борьбы в Белоруссии вскоре разгорелось до такой степени, что оккупанты ни днем ни ночью не знали покоя. А сам П. К. Пономаренко позднее стал начальником Центрального штаба партизанского движения при Ставке Верховного Главнокомандования.
* * *
В июле и августе немецко-фашистская авиация неоднократно бомбила Гомель. Но очень больших разрушений эти бомбежки городу пока не наносили.
И вот наступил роковой для Гомеля день. Ранним утром несколько эскадрилий фашистских "юнкерсов", подавив предварительно довольно слабую противовоздушную оборону города, обрушили на дома, школы, больницы, детские сады, на подъездные пути и железнодорожную станцию буквально ливень обычных и зажигательных бомб. Добровольные отряды горожан - женщины, старики и подростки - храбро вступили в неравную борьбу с пожарами. Но огонь продолжал распространяться. А тут еще налетела новая волна "юнкерсов". Они сбросили теперь только фугасные бомбы, пытаясь, видимо, помешать противопожарным работам и еще больше терроризировать население.
Грохот взрывов и треск огня заглушали крики о помощи, проклятия в адрес фашистских варваров. Рушились целые кварталы, пожары сливались в единое бушующее пламя. Над городом поднялась, все время сгущаясь, темно-красная туча из огня и дыма, которая вскоре заслонила собой и небо и солнце.
За каких-нибудь два-три часа не стало еще одного советского города...
Дом, в котором размещалась редакция фронтовой газеты, стоял у городского базара. Сюда упало гораздо меньше зажигательных и фугасных бомб. Но и тех, которые были сброшены на этот район, вполне хватило для того, чтобы сжечь и разрушить деревянные и почти все каменные строения. Вокруг тоже бушевало пламя - горели дома и сараи, заборы, с треском и шипением взлетали в воздух головешки. В эти минуты каждый из нас на себе прочувствовал, до чего же эффективны простые земляные щели.
На фронте тем временем тоже завязались ожесточенные бои с перешедшим в наступление противником. Но, несмотря на многократное превосходство в силах, особенно в танках и авиации, враг продвигался вперед не так быстро, как бы ему этого хотелось. Ибо каждый наш полк, батальон дрались с полным напряжением сил.
Особенно тяжелый урон фашистам нанес под Гомелем 63-й стрелковый корпус. Его командир генерал-лейтенант Л. Г. Петровский до конца разделил горькую, но героическую участь своих частей и подразделений. По рассказам бойцов и командиров, которым удалось позднее вырваться из окружения, комкор лично руководил боем на самых опасных направлениях. Но у деревни Скепня он получил смертельное ранение. Подчиненные на руках вынесли его в район села Руденко, где с почестями и похоронили...
Поднятые по тревоге штаб и политуправление Центрального фронта сначала перебазировались в леса северо-восточнее Гомеля. А уже потом двинулись дальше, в город Мена.
Ехали по сплошным пепелищам. Дымились развалины Чернигова, Борзы, Батурина. Горели малые и большие села. Тысячи оставшихся, без крова людей уходили в леса, брели по пыльным дорогам на восток...
Не проходило и часа, чтобы над этими дорогами не проносились хищные "юнкерсы" и "мессершмитты". Объектами их атак были главным образом толпы беженцев, обозы с ранеными. А иногда вместе с пулями и бомбами на землю летели фашистские листовки. "Уважаемые и дорогие граждане угнетенной Украины! изощрялись в одной из них геббельсовские борзописцы.- Немецкая армия несет вам долгожданную свободу и западную культуру. Мы идем к вам не как враги, а как друзья..."
- Як бешеный зверь такий друг,- прокомментировал эту писанину старик украинец, для чего-то разгребая пепел спаленной врагом хаты.
П. И. Коломейцев при каждом налете организовывал огонь из стрелкового оружия по фашистским самолетам. И даже, казалось бы, сугубо гражданские люди Олег Кнорринг и Василий Гроссман брались в эти минуты за винтовки и стреляли по воздушным целям.
В Мене узнали, что Центральный фронт подлежит расформированию, а его войска передаются в состав вновь созданного Брянского фронта.
Через Курск и Орел добрались до штаба нового фронта. Он располагался в лесу юго-восточнее Брянска. Тут к нам присоединился старший политрук Владимир Лысов, работник партийного отдела "Красной звезды". Политуправление фронта сразу же выделило нашей группе две просторные землянки.
На другой день нам сообщили, что во фронтовом госпитале находится сотрудник "Красной звезды" Рувим Моран.
- А вы что, не знали, что Моран на фронте? - спрашиваю Лысова.
- Понятия не имел.
Поехали в госпиталь. Раненный в спину, Моран бледен, но улыбается. Рассказывает:
- Понимаете, всего два часа и пробыл на командном пункте полка. Затем направился в один из батальонов. И тут рядом разорвалась мина...
Этим же вечером узнаем, что завтра в 10.00 всю группу краснозвездовцев примет командующий фронтом генерал-лейтенант Андрей Иванович Еременко.
Наутро, в точно назначенное время, адъютант генерал-лейтенанта А. И. Еременко пригласил нас в просторную комнату единственного уцелевшего в этом месте дома, который занимал теперь Военный совет фронта.
Андрей Иванович говорил с заметным украинским акцентом. Он не скрывал сложного, даже тяжелого положения армий, принятых от бывшего Центрального фронта. Сказал, что пехотные и танковые дивизии врага продолжают продвигаться на юг и юго-восток. На этих направлениях идут упорные бои.
- Но думаю, что и на нашу улицу придет праздник,- с твердой уверенностью заявил генерал.
Тогда никто из нас еще не знал, что при назначении его командующим Брянским фронтом генерал-лейтенант А. И. Еременко дал слово Верховному Главнокомандующему И. В. Сталину во что бы то ни стало разбить Гудериана. В беседе с нами он, естественно, этого не сказал, но нас несколько поразил его чрезвычайный оптимизм.
Поговорили - да ре покажется это читателю странным: мол, в такой-то обстановке...- еще и о стихах. А. И. Еременко оказался знатоком советской поэзии.
Особенно армейской. А провожая, генерал снова с уверенностью заявил:
- Так что запомните, скоро и на нашу улицу придет праздник!..
В самое ближайшее время Брянский фронт частью своих войск, усиленных по приказанию Ставки танковыми, кавалерийскими и авиационными частями, действительно нанес встречный удар по танковой группе Гудериана. Но разбить ее все же не смог...
Мы с майором П. И. Коломейцевым побывали на том поле, где произошел главный бой советских танкистов с дивизиями Гудериана. Страшным показалось нам это поле. На сравнительно небольшом пространстве, окаймленном с трех сторон лесом, тут и там, иногда даже в десяти - пятнадцати метрах друг от друга, стояли черно-бурые остовы стальных великанов. Огонь слизал с брони красные звезды и черные кресты. Танки стояли без гусениц, с развороченными бортами, пробитыми башнями и покалеченными орудиями. На одном из тяжелых немецких танков сквозь гарь мне удалось все же разобрать башенный номер - 231-й. И на каждом шагу - воронки, воронки от снарядов и бомб...
Да, здесь была жаркая схватка. Не на жизнь, а на смерть!
* * *
Как нам рассказали, едва ли не основная тяжесть тех боев выпала на долю 108-й танковой дивизии. Во-первых, ее выдвижение в район сосредоточения, к сожалению, обнаружила вражеская воздушная разведка, и соединение по нескольку раз на день подвергалось ожесточенным бомбардировкам. И все же на рубеже населенных пунктов Войборово, Молчаново советские танкисты сумели нанести поражение передовому отряду 17-й танковой дивизии врага, А в 19 часов того же дня 108-я встретилась уже с главными силами противника. Из района Романовки ее одновременно атаковали 150 танков и мотополк СС. А с воздуха эту атаку поддержали до 50 "юнкерсов".
- И все-таки мы не дрогнули,- рассказывал нам комдив 108-й полковник Иванов.- Выждав, обрушили на фашистов огонь всей нашей артиллерии, а танки ударили с места. Враг, естественно, не ожидал такого отпора. А мы, воспользовавшись его замешательством, таранили левый фланг атакующих группой тяжелых танков...
В течение нескольких дней войска фронта при поддержке авиационной группы РГК настойчиво перемалывали превосходящего их по силам врага. И в конце концов вынудили его прекратить продвижение к Трубчевску.
Слушали мы и рассказ лейтенанта Владимира Волкова. Он, в частности, поведал:
- Я командовал головным отрядом. В него входило два взвода мотопехоты, взвод автоматчиков, два броневика и артиллерийская батарея. В районе Бобовки увидели двигавшийся нам навстречу вражеский танк и четыре грузовика с пехотой. Как позднее выяснилось, это была разведка противника.
Гитлеровцы, видимо, приняли нас за своих - замахали руками. Я тоже махнул, отвечая. Л сам тем временем подал команду "К бою!". Артиллеристы моментально развернули орудия и открыли огонь. Их поддержали и броневики. Короче говоря, мы наголову разбили ту вражескую разведку. А офицера и двух солдат взяли в плен...
В Карбовке остановились. Навстречу - три легковушки. Но сидевшие-то в них быстро поняли, кто мы такие. Попытались удрать. Мы по ним - огоньку. Убили шестерых офицеров...
А 1 сентября в Чеховке сожгли четыре грузовика и пленили мотоциклиста с важными документами. Словом, поработали...
Спрашиваем командира дивизии:
- В каком состоянии сейчас ваше соединение?
- В сложнейшем. Выложились полностью,- ответил лолковник.- Можно сказать, что от дивизии едва ли не один номер остался. А людей и техники - горстка...
Я вспомнил поле, усеянное сгоревшими танками.
- Ваша работа?
- Наша.
Что ж, упрекнуть комдива не в чем...
Работая над книгой, я еще в 1975 году попросил .Маршала Советского Союза А. М. Василевского высказать свое мнение об этой операции Брянского фронта.
- Что же, фронт тогда свою задачу не выполнил,- .задумчиво сказал маршал.Но все же урон врагу был нанесен значительный. И в этом - положительная сторона операции...
А вспомним-ка удары корпусов Лелюшенко и Петровского, контрудары наших войск под Порховом, у Смоленска, Ельни, многие другие удары и контрудары первых месяцев войны. Они перемалывали технику и живую силу врага, путали все его планы и тем самым уже тогда готовили нашу грядущую Победу...
Очень важна,- продолжал далее Илюхин,- взаимная выручка в бою. Нас, считаю, сегодня утром буквально спас экипаж Качанова. Понимаете, один фашистский танк так удачно сманеврировал, что оказался у нас с правого борта. Никто из экипажа этого не заметил. И... еще немного - и гореть бы нам свечой. Но Петр Качанов вовремя разгадал намерение врага и двумя выстрелами покончил с ним. Большое спасибо вам, товарищ старшина, за помощь!
Все взгляды устремились теперь к сосне, где стоял перебинтованный старшина. Это был коммунист Качанов. Раздалось по старой привычке несколько хлопков, а вообще-то было конечно же не до аплодисментов.
И тут попросил слова Качанов. Он был краток.
- Благодарить меня не за что. Ведь если мы не будем выручать друг друга всем погибель... Есть у меня просьба и к командованию. Держите, товарищ полковник, санитарные машины поближе к нам. Бывает ведь как: рана пустяковая, а сами обработать ее мы не в силах. Ищешь-ищешь санитарную летучку, а она иногда бог знает где, чуть ли не за два километра.
Противник тем временем начал обстреливать лес из артиллерии и минометов. Разрывы снарядов и мин приближались к лощине. Пора было закрывать собрание. Единогласно приняли решение. Оно гласило: "Главная задача коммунистов полка. беспощадное уничтожение врага. Клянемся насмерть держать порученные рубежи обороны. Смерть фашистским оккупантам!"
Сразу же скажу, что потом я с особым вниманием следил по оперативным сводкам за действиями частей 21-го механизированного корпуса. И ни одна из них не оставила рубежей обороны без приказа!
* * *
В середине июля меня неожиданно отозвали в Москву. Главный редактор принял меня уже под утро, после выхода газеты. Поздоровался, расспросил о положении на фронте, поинтересовался работой каждого корреспондента. Пояснил, что до позднего вечера находился на каком-то совещании. Затем сказал:
- Вам, Трояновский, следует переехать на новый фронт. Этого требуют интересы газеты. На этот раз место назначения - Гомель. Там расположен штаб только что организованного Центрального фронта. Членом Военного совета туда назначен знакомый вам еще по Забайкалью корпусной комиссар Гапанович. А одной из армий командует генерал-лейтенант Ефремов, бывший командующий вашим округом. Будете старшим корреспондентской группы. Там уже находятся майоры Коломейцев и Король. С вами поедет писатель Гроссман. Вскоре подошлем фотокорреспондента.
Я попросил командировать на Центральный фронт фотокорреспондента Олега Кнорринга.
Через двое суток, с трудом преодолев не такое уж большое расстояние от Москвы до Гомеля, я разыскал там штаб и Военный совет фронта, расположившиеся в одном из административных зданий Парка культуры и отдыха имени А. В. Луначарского.
Первая же полученная информация одновременно обрадовала и насторожила. Обрадовало то, что часть сил нового фронта - 93-й стрелковый корпус генерал-лейтенанта Л. Г. Петровского и кавалерийская группа О. И. Городовикова - уже вела активные действия, продвигаясь в сторону Бобруйска. Настораживало же многократное превосходство сил противника, особенно в танках и авиации.
- Рекомендую в первую очередь съездить в части корпуса Петровского,сказал мне член Военного совета.- Кстати, вы знаете генерал-лейтенанта Петровского? Это же сын известного большевика, соратника Владимира Ильича Ленина, Петровского Григория Ивановича... Ну а еще одна, думается, интересная для вас тема - партизаны Белоруссии. Они уже наносят по врагу довольно ощутимые удары. И двух из партизан Военный совет фронта вместе с Центральным Комитетом Компартии Белоруссии недавно представил даже к званию Героя Советского Союза... Когда же вернетесь из-за Днепра, познакомлю вас с первым секретарем ЦК Компартии Белоруссии Пантелеймоном Кондратьевичем Пономаренко. Тоже довольно интересный человек...
Ночевали в редакции фронтовой газеты "В бой за Родину". А рано утром сюда же неожиданно пришли член Военного совета фронта корпусной комиссар Д. А. Гапанович и начальник политуправления фронта бригадный комиссар М. А. Козлов. Я зашел в комнату редактора газеты как раз в тот момент, когда член Военного совета сердито выговаривал ему:
- Не ожидал от вас, товарищ полковой комиссар, такой беспечности! А вдруг налет авиации противника? Что будете делать в этом случае?
Гапанович помолчал - и как отрубил:
- К вечеру чтобы были щели полного профиля и боевая готовность редакции к работе в любых условиях!
Поездку в корпус Петровского пришлось отложить, так как мы, краснозвездовцы, тоже должны были разделить с коллективом фронтовой газеты заботы по приведению редакции во фронтовое положение. И, забегая вперед, скажу, что вырытые нами в тот день щели очень скоро сослужили журналистам хорошую службу.
Вечером все же осталось время, чтобы хотя бы наспех познакомиться с Гомелем. Город произвел на нас благоприятное впечатление - опрятный, уютный, зеленый. Разрушительный молох уже вовсю грохотавшей войны его пока еще не тронул.
В корпус Петровского решили ехать втроем - Петр Илларионович Коломейцев, Олег Кнорринг и я. И тут же заспорили, когда лучше всего выезжать. Коломейцев предлагал вначале как следует отдохнуть, а уж затем - в путь. Мы же с Кноррингом настаивали на использовании ночи. Мотивировали это свое предложение большой активностью вражеской авиации в дневное время.
- Волков бояться - в лес не ходить! - горячился Петр Илларионович.- Ну а если нас все-таки атакуют фашистские самолеты, будем отбиваться...
Здесь следует сказать, что П. И. Коломейцев был буквально одержим желанием сбить хотя бы один самолет противника из винтовки или трофейного автомата, с которыми не расставался. Он вообще являлся убежденным приверженцем и хорошим пропагандистом в газете активного использования стрелкового оружия против вражеской авиации.
Мы с Кноррингом уступили.
И вот по пути к Днепру, а также и за рекой три бравых корреспондента "Красной звезды", а также их водитель дважды вступали в схватку с атаковавшими их "мессершмиттами". В итоге - боевая ничья. Они даже не подожгли нашей машины. А синяки да шишки, полученные при приземлениях в кюветах и ямах, не в счет.
И вот еще что примечательно. В первый раз стреляешь по летящему самолету из винтовки или автомата с робостью, даже со страхом. Но затем вроде бы привыкаешь, и воющие "мессеры" уже не кажутся такими страшными и неуязвимыми.
На опушке леса, за большим белорусским селом, нас остановил часовой и, проверив документы, показал дорогу к штабу корпуса.
Генерал-лейтенант Леонид Григорьевич Петровский оказался исключительно симпатичным человеком. У него было красивое лицо, на верхней губе - аккуратно подстриженные усы. Душевно поприветствовав нас, он тут же предложил испить ледяного белорусского кваску.
- Хорош напиток, а? - спрашивал Леонид Григорьевич, тоже смакуя холодную влагу.- Это местные селяне балуют нас таким замечательным квасом.
Затем, пообещав накормить нас в обед какой-то особенной грибной солянкой, Л. Г. Петровский пригласил нас к оперативной карте.
- Вот тут мы встретились с врагом, тут атаковали переправившиеся через Днепр части противника, разбили их, сами перешли реку, освободили Рогачев и Жлобин,- пояснял он.- И давно были бы за Бобруйском, придай нам две-три танковые бригады да поддержи с воздуха хотя бы полком истребителей...
Подождав, пока мы проследим по карте передвижение и бои дивизий 63-го корпуса, генерал продолжал:
- Не знаю, надо ли говорить о потерях противника. Они немалые.- Опять посмотрел на карту.- Уверен, что когда накопим побольше танков и авиации, то наголову разгромим "непобедимых" гитлеровцев. А пока же... В иные дни вражеская авиация буквально не дает пехоте головы поднять.
И тут подал голос наш Коломейцев. Спросил у комкора:
- А не пробовали залповым огнем из стрелкового оружия бить по самолетам?
- Как не пробовали! Это пока что, к сожалению, основное средство борьбы с фашистской авиацией. Но эффективность такого огня не очень большая. Правда, два самолета из винтовок мы все-таки сбили.
Это уже было кое-что.
* * *
После обеда поехали к Рогачеву. И тут нас подстерегла беда. В трех километрах от штаба корпуса наша эмка была атакована пятью вражескими истребителями. Яростный огонь из трех автоматов и одной винтовки, увы, не помешал фашистским летчикам. Машина сгорела со всем нашим имуществом вещевыми мешками, противогазами, продовольствием, боеприпасами, двумя канистрами бензина.
В таких случаях лежащие в кюветах или в других укрытиях люди приходят в себя не очень-то быстро. Особенно если после ухода самолетов продолжаются взрывы в горящей машине. Так было и с нами. Но вот подал голос Олег Кнорринг:
- Живо ли воинство краснозвездово?
- Живо, но только без лошадки осталось,- ответил ему шофер Валетов.
И тут же последовала злая тирада Петра Илларионовича Коломейцева:
- Мерзавцы! Одну легковушку впятером атакуют!
Подобрал нас водитель грузовика. И опять неудача. Не проехали и трех километров, как снова показались фашистские самолеты. На этот раз их было три. Сброшенные ими бомбы почти сразу же вывели машину из строя.
Пошли теперь пешком. Примерно через час увидели, что нас догоняют броневик, эмка и грузовая машина, в кузове которой была смонтирована спаренная пулеметная зенитная установка.
Догадались, что едет какой-то крупный военачальник. Без надежды на успех проголосовали.
Броневик прокатил мимо, а вот эмка вдруг взвизгнула тормозами и остановилась. Дверца кабины открылась, и из нее выглянул генерал.
- Кто такие? Куда?
Мы подошли ближе. Генерал внимательно оглядел нас. Это был командующий 21-й армией генерал-лейтенант Михаил Григорьевич Ефремов. Мои спутники тут же подтолкнули меня вперед. Ведь они знали, что до войны Ефремов командовал войсками Забайкальского военного округа, а я был там посткорром "Красной звезды". И вот теперь...
Но генерал меня, видимо, не узнал. Тем не менее, выслушав мой доклад, он пригласил сесть в свою машину. Остальных определил к пулеметчикам. Так вместе с М. Г. Ефремовым мы и прибыли в один из полков 117-й стрелковой дивизии.
- Покажите-ка свою команду снайперов! - сразу же приказал командующий подбежавшему командиру полка.
Тот отдал соответствующее распоряжение, и к нам подошла группа из семи красноармейцев. От нее отделился высокий старшина с забинтованной шеей, строевым шагом приблизился к генералу, громко отрапортовал:
- Товарищ генерал-лейтенант, по вашему приказанию прибыли снайперы полка! Командир группы старшина Пылаев!
- Вольно, товарищ старшина! Вольно, товарищи! Подходите и располагайтесь вот тут, на траве. Поговорить надо...
Командир полка доложил, что эта группа организована в части по инициативе старшины Степана Пылаева, бывшего до войны чемпионом Приволжского военного округа по стрельбе. За девятнадцать дней боев наши снайперы уже уничтожили 86 гитлеровцев, в том числе одного немецкого полковника, подожгли восемь вражеских автомашин, сбили фашистский бомбардировщик.
После этого генерал предоставил слово старшине Пылаеву. Тот рассказал:
- Действуем в основном всей группой. Стараемся в первую очередь выбивать офицеров. Но дня два назад сорвали форсирование фашистами реки. Перебили всех их саперов.- Поправил бинт на шее, закончил: - В обороне, товарищ командующий, снайперы могут большие дела делать.
- А у гитлеровцев снайперы на вашем участке есть? - спросил Ефремов.
- Пока не заметили, товарищ генерал. Но должно быть, есть. Что же это за противник, если у него снайперов нет...
Командующий еще долго говорил с бойцами. А затем поблагодарил их за храбрость и мастерство.
- Каждый из вас достоин самой высокой боевой награды,- сказал генерал.- И я прикажу командиру полка, чтобы он незамедлительно оформил наградные документы. А пока это делается, я вручаю каждому из вас по часам...
Нам же сказал:
- Убежден, что для печати это очень важная тема. Прошу, товарищи корреспонденты, подробно рассказать на страницах газеты о старшине Пылаеве и его группе.
Мы восприняли его просьбу как приказ.
* * *
Возвратились в Гомель на машине полевой почты. И тут же сели за написание корреспонденции.
Сразу же скажу, что писали мы в те дни немало, но не все, к сожалению, доходило до редакции. Из Севастополя, например, из четырех написанных мною статей в Москву почта доставила две. С Северо-Западного фронта я послал восемь материалов, а редакция получила только три. Корреспонденция же из 63-го стрелкового корпуса была опубликована уже после героической смерти генерала Л. Г. Петровского...
Вскоре меня принял первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко. Несмотря на колоссальную нагрузку, выглядел он довольно бодро.
- Враг поголовно грабит население оккупированных областей нашей республики,- сказал П. К. Пономаренко.- Идут массовые расстрелы стариков, женщин и детей. Право расстрела предоставлено едва ли не каждому гитлеровскому солдату. В городах и селах, временно оккупированных фашистами,- разгул ужасных, неслыханных злодеяний и насилий.- И он начал приводить конкретные примеры садистской жестокости гитлеровцев. Решительно закончил: - Но и они получат свое! Весь белорусский народ поднимается на священную борьбу с фашистами. И в ней конечно же победят люди, а не звери... Уже летят под откос вражеские поезда, горят и взрываются на дорогах танки и автомашины. Карающая рука народных мстителей достает даже до гитлеровских штабов и громит их. И это только начало.
Пономаренко подтвердил, что Военный совет фронта и ЦК Компартии Белоруссии представили к званию Героя Советского Союза руководителей партизанского отряда "Красный Октябрь" Тихона Пименовича Бумажкова и Федора Илларионовича Павловского. Этот отряд двое суток вместе с подразделениями Красной Армии оборонял мост через реку Птичь. Затем партизаны провели тайными тропами армейский стрелковый батальон к деревне Оземля. В ней располагался штаб фашистской дивизии. Он был разгромлен. Лишь отдельным гитлеровцам удалось вырваться из деревни. Они попытались укрыться в лесу, но здесь их встретил огонь партизан и бойцов Красной Армии, находящихся в засаде.
Не проходило и дня, чтобы отряд "Красный Октябрь" не проводил какой-либо не менее дерзкой операции. Им был уничтожен разведывательный отряд гитлеровцев. На шоссе Слуцк - Бобруйск взорвано два моста. А в селе Глуша, что в Бобруйском районе, разгромлен штаб фашистского полка...
И с каким же удовлетворением мы, краснозвездовцы, встретили Указ Президиума Верховного Совета СССР от 6 августа, которым Т. П. Бумажкову и Ф. И. Павловскому было присвоено высокое звание Героя Советского Союза! Они это конечно же заслужили.
А прогнозы Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко продолжали сбываться: пламя всенародной партизанской борьбы в Белоруссии вскоре разгорелось до такой степени, что оккупанты ни днем ни ночью не знали покоя. А сам П. К. Пономаренко позднее стал начальником Центрального штаба партизанского движения при Ставке Верховного Главнокомандования.
* * *
В июле и августе немецко-фашистская авиация неоднократно бомбила Гомель. Но очень больших разрушений эти бомбежки городу пока не наносили.
И вот наступил роковой для Гомеля день. Ранним утром несколько эскадрилий фашистских "юнкерсов", подавив предварительно довольно слабую противовоздушную оборону города, обрушили на дома, школы, больницы, детские сады, на подъездные пути и железнодорожную станцию буквально ливень обычных и зажигательных бомб. Добровольные отряды горожан - женщины, старики и подростки - храбро вступили в неравную борьбу с пожарами. Но огонь продолжал распространяться. А тут еще налетела новая волна "юнкерсов". Они сбросили теперь только фугасные бомбы, пытаясь, видимо, помешать противопожарным работам и еще больше терроризировать население.
Грохот взрывов и треск огня заглушали крики о помощи, проклятия в адрес фашистских варваров. Рушились целые кварталы, пожары сливались в единое бушующее пламя. Над городом поднялась, все время сгущаясь, темно-красная туча из огня и дыма, которая вскоре заслонила собой и небо и солнце.
За каких-нибудь два-три часа не стало еще одного советского города...
Дом, в котором размещалась редакция фронтовой газеты, стоял у городского базара. Сюда упало гораздо меньше зажигательных и фугасных бомб. Но и тех, которые были сброшены на этот район, вполне хватило для того, чтобы сжечь и разрушить деревянные и почти все каменные строения. Вокруг тоже бушевало пламя - горели дома и сараи, заборы, с треском и шипением взлетали в воздух головешки. В эти минуты каждый из нас на себе прочувствовал, до чего же эффективны простые земляные щели.
На фронте тем временем тоже завязались ожесточенные бои с перешедшим в наступление противником. Но, несмотря на многократное превосходство в силах, особенно в танках и авиации, враг продвигался вперед не так быстро, как бы ему этого хотелось. Ибо каждый наш полк, батальон дрались с полным напряжением сил.
Особенно тяжелый урон фашистам нанес под Гомелем 63-й стрелковый корпус. Его командир генерал-лейтенант Л. Г. Петровский до конца разделил горькую, но героическую участь своих частей и подразделений. По рассказам бойцов и командиров, которым удалось позднее вырваться из окружения, комкор лично руководил боем на самых опасных направлениях. Но у деревни Скепня он получил смертельное ранение. Подчиненные на руках вынесли его в район села Руденко, где с почестями и похоронили...
Поднятые по тревоге штаб и политуправление Центрального фронта сначала перебазировались в леса северо-восточнее Гомеля. А уже потом двинулись дальше, в город Мена.
Ехали по сплошным пепелищам. Дымились развалины Чернигова, Борзы, Батурина. Горели малые и большие села. Тысячи оставшихся, без крова людей уходили в леса, брели по пыльным дорогам на восток...
Не проходило и часа, чтобы над этими дорогами не проносились хищные "юнкерсы" и "мессершмитты". Объектами их атак были главным образом толпы беженцев, обозы с ранеными. А иногда вместе с пулями и бомбами на землю летели фашистские листовки. "Уважаемые и дорогие граждане угнетенной Украины! изощрялись в одной из них геббельсовские борзописцы.- Немецкая армия несет вам долгожданную свободу и западную культуру. Мы идем к вам не как враги, а как друзья..."
- Як бешеный зверь такий друг,- прокомментировал эту писанину старик украинец, для чего-то разгребая пепел спаленной врагом хаты.
П. И. Коломейцев при каждом налете организовывал огонь из стрелкового оружия по фашистским самолетам. И даже, казалось бы, сугубо гражданские люди Олег Кнорринг и Василий Гроссман брались в эти минуты за винтовки и стреляли по воздушным целям.
В Мене узнали, что Центральный фронт подлежит расформированию, а его войска передаются в состав вновь созданного Брянского фронта.
Через Курск и Орел добрались до штаба нового фронта. Он располагался в лесу юго-восточнее Брянска. Тут к нам присоединился старший политрук Владимир Лысов, работник партийного отдела "Красной звезды". Политуправление фронта сразу же выделило нашей группе две просторные землянки.
На другой день нам сообщили, что во фронтовом госпитале находится сотрудник "Красной звезды" Рувим Моран.
- А вы что, не знали, что Моран на фронте? - спрашиваю Лысова.
- Понятия не имел.
Поехали в госпиталь. Раненный в спину, Моран бледен, но улыбается. Рассказывает:
- Понимаете, всего два часа и пробыл на командном пункте полка. Затем направился в один из батальонов. И тут рядом разорвалась мина...
Этим же вечером узнаем, что завтра в 10.00 всю группу краснозвездовцев примет командующий фронтом генерал-лейтенант Андрей Иванович Еременко.
Наутро, в точно назначенное время, адъютант генерал-лейтенанта А. И. Еременко пригласил нас в просторную комнату единственного уцелевшего в этом месте дома, который занимал теперь Военный совет фронта.
Андрей Иванович говорил с заметным украинским акцентом. Он не скрывал сложного, даже тяжелого положения армий, принятых от бывшего Центрального фронта. Сказал, что пехотные и танковые дивизии врага продолжают продвигаться на юг и юго-восток. На этих направлениях идут упорные бои.
- Но думаю, что и на нашу улицу придет праздник,- с твердой уверенностью заявил генерал.
Тогда никто из нас еще не знал, что при назначении его командующим Брянским фронтом генерал-лейтенант А. И. Еременко дал слово Верховному Главнокомандующему И. В. Сталину во что бы то ни стало разбить Гудериана. В беседе с нами он, естественно, этого не сказал, но нас несколько поразил его чрезвычайный оптимизм.
Поговорили - да ре покажется это читателю странным: мол, в такой-то обстановке...- еще и о стихах. А. И. Еременко оказался знатоком советской поэзии.
Особенно армейской. А провожая, генерал снова с уверенностью заявил:
- Так что запомните, скоро и на нашу улицу придет праздник!..
В самое ближайшее время Брянский фронт частью своих войск, усиленных по приказанию Ставки танковыми, кавалерийскими и авиационными частями, действительно нанес встречный удар по танковой группе Гудериана. Но разбить ее все же не смог...
Мы с майором П. И. Коломейцевым побывали на том поле, где произошел главный бой советских танкистов с дивизиями Гудериана. Страшным показалось нам это поле. На сравнительно небольшом пространстве, окаймленном с трех сторон лесом, тут и там, иногда даже в десяти - пятнадцати метрах друг от друга, стояли черно-бурые остовы стальных великанов. Огонь слизал с брони красные звезды и черные кресты. Танки стояли без гусениц, с развороченными бортами, пробитыми башнями и покалеченными орудиями. На одном из тяжелых немецких танков сквозь гарь мне удалось все же разобрать башенный номер - 231-й. И на каждом шагу - воронки, воронки от снарядов и бомб...
Да, здесь была жаркая схватка. Не на жизнь, а на смерть!
* * *
Как нам рассказали, едва ли не основная тяжесть тех боев выпала на долю 108-й танковой дивизии. Во-первых, ее выдвижение в район сосредоточения, к сожалению, обнаружила вражеская воздушная разведка, и соединение по нескольку раз на день подвергалось ожесточенным бомбардировкам. И все же на рубеже населенных пунктов Войборово, Молчаново советские танкисты сумели нанести поражение передовому отряду 17-й танковой дивизии врага, А в 19 часов того же дня 108-я встретилась уже с главными силами противника. Из района Романовки ее одновременно атаковали 150 танков и мотополк СС. А с воздуха эту атаку поддержали до 50 "юнкерсов".
- И все-таки мы не дрогнули,- рассказывал нам комдив 108-й полковник Иванов.- Выждав, обрушили на фашистов огонь всей нашей артиллерии, а танки ударили с места. Враг, естественно, не ожидал такого отпора. А мы, воспользовавшись его замешательством, таранили левый фланг атакующих группой тяжелых танков...
В течение нескольких дней войска фронта при поддержке авиационной группы РГК настойчиво перемалывали превосходящего их по силам врага. И в конце концов вынудили его прекратить продвижение к Трубчевску.
Слушали мы и рассказ лейтенанта Владимира Волкова. Он, в частности, поведал:
- Я командовал головным отрядом. В него входило два взвода мотопехоты, взвод автоматчиков, два броневика и артиллерийская батарея. В районе Бобовки увидели двигавшийся нам навстречу вражеский танк и четыре грузовика с пехотой. Как позднее выяснилось, это была разведка противника.
Гитлеровцы, видимо, приняли нас за своих - замахали руками. Я тоже махнул, отвечая. Л сам тем временем подал команду "К бою!". Артиллеристы моментально развернули орудия и открыли огонь. Их поддержали и броневики. Короче говоря, мы наголову разбили ту вражескую разведку. А офицера и двух солдат взяли в плен...
В Карбовке остановились. Навстречу - три легковушки. Но сидевшие-то в них быстро поняли, кто мы такие. Попытались удрать. Мы по ним - огоньку. Убили шестерых офицеров...
А 1 сентября в Чеховке сожгли четыре грузовика и пленили мотоциклиста с важными документами. Словом, поработали...
Спрашиваем командира дивизии:
- В каком состоянии сейчас ваше соединение?
- В сложнейшем. Выложились полностью,- ответил лолковник.- Можно сказать, что от дивизии едва ли не один номер остался. А людей и техники - горстка...
Я вспомнил поле, усеянное сгоревшими танками.
- Ваша работа?
- Наша.
Что ж, упрекнуть комдива не в чем...
Работая над книгой, я еще в 1975 году попросил .Маршала Советского Союза А. М. Василевского высказать свое мнение об этой операции Брянского фронта.
- Что же, фронт тогда свою задачу не выполнил,- .задумчиво сказал маршал.Но все же урон врагу был нанесен значительный. И в этом - положительная сторона операции...
А вспомним-ка удары корпусов Лелюшенко и Петровского, контрудары наших войск под Порховом, у Смоленска, Ельни, многие другие удары и контрудары первых месяцев войны. Они перемалывали технику и живую силу врага, путали все его планы и тем самым уже тогда готовили нашу грядущую Победу...