Страница:
— Значит, мамуля опять водит такси? Что же она, мотается в Нью-Йорк? — спросил Стэн.
— Нет, работает в местной компании, — сказала Мэй. — Садитесь и устраивайтесь поудобнее.
Дортмундер огляделся, однако помещение выглядело чрезвычайно удобно. Он уселся на середину софы, но даже здесь оказалось мягко и уютно.
— Мамуле очень нравится водить такси, — продолжала втолковывать Стэну Мэй. — Она говорит, здесь никто не огрызается и не норовит дать сдачи.
Дортмундер, открывший было рот, чтобы похвалить розы, лишь щелкнул зубами, словно щипцами для колки льда.
— Мэй, — произнес он. — Какого черта ты здесь торчишь?
— Я буду жить здесь, Джон, — с улыбкой ответила она.
— Но почему? — спросил Дортмундер, хотя заранее знал ответ.
Мэй улыбалась ласково, но твердо. Дортмундеру была знакома эта улыбка, — так Мэй говорила с посыльными, полисменами, водителями автобусов, пьяницами и таможенными инспекторами. Дортмундер знал, что эта улыбка непробиваема.
— Настало время как-то устраиваться, Джон, — сказала Мэй подчеркнуто спокойным тоном. — Переехать в другое место, изменить привычное течение жизни.
— А что будет, когда Том взорвет плотину?
— Остается лишь надеяться, что он этого не сделает, — ответила она.
— Он сделает это, Мэй.
— Да ведь эта плотина видна прямо отсюда, из окна, — с тревогой произнес Стэн.
Софа, на которой сидел Дортмундер, стояла прямо напротив окна, но была развернута в противоположную сторону, к телевизору, что весьма типично для американского жилища. Обернувшись, Дортмундер выглянул сквозь раздвинутые занавески безупречно прозрачного окна. Над чистенькими коттеджами, стоявшими по ту сторону аккуратной улицы, виднелась далекая изогнутая серая стена среди зеленых холмов. На таком расстоянии она выглядела крохотной и безобидной — обычная бетонная стена, окруженная возвышавшимися над ней пригорками, — но смотрела она прямо сюда.
От этого зрелища у Дортмундера разболелась голова. Он вновь повернулся к Мэй и сказал:
— Том уже в Нью-Йорке и начинает сколачивать команду. Он связался со мной по телефону и, сказав, что звонит из чистой любезности, в последний раз предложил вместе взорвать плотину.
— И что ты ему ответил?
— Отказался.
Продолжая улыбаться, Мэй приподняла брови и спросила:
— А ты не сказал ему, что теперь здесь живу я?
— Нет.
— Почему?
— Мне не хотелось слышать его смех. — Дортмундер вытянулся на чересчур мягкой и удобной софе и добавил: — Мэй, Тому наплевать на такие вещи. Даже если бы у него была семья и эта семья в полном составе переехала бы в этот город, он не колебался бы ни секунды. Он намерен взорвать плотину, и его ничем не проймешь.
— А я и не собираюсь уговаривать Тома, — ответила Мэй.
Итак, все стало на свои места. Дортмундер понимающе кивнул.
— Я тут бессилен, — сказал он. — Я уже предпринял две попытки и выхожу из игры. Я больше не собираюсь спускаться под воду.
— Ты никогда не сдаешься, Джон, — сказала Мэй.
— Порой даже я признаю поражение. Во всяком случае, я не намерен повторять наши опыты, потому что не в силах этого сделать, и больше тут говорить не о чем.
— Есть и другие способы.
— Мне они не известны.
— Но ты даже не пытался подумать, Джон, — настаивала Мэй.
— Вот тут ты права, — согласился Дортмундер. — Уж если я и пытаюсь что-то сделать, так это забыть о плотине. Что нам еще остается? Попросить Стэнова приятеля слепить еще одну повозку? Купить у того парня с Лонг-Айленда еще пару аквалангов? Прорезать очередную дыру в заборе, чтобы наткнуться на толпу людей, наблюдающих за водохранилищем? Спуститься в него без этих проклятых теннисных шариков? Да, Мэй, ты права. Должны быть и другие способы. Другие способы свернуть себе шею, о которых мы до сих пор не догадывались. Но даже если мы сумеем пробиться в этот чертов город, нам придется пройти по дну, меся грязь, а затем попытаться отыскать крохотный ящик на огромном поле — там, где не видно ровным счетом ничего, даже если бы кто-то специально расставил для нас указатели.
— Будь это простая задача, нам не пришлось бы обращаться к тебе за помощью, — рассудительно заметила Мэй.
Дортмундер откинулся на спину и развел руками.
— Если хочешь, я перееду сюда, — сказал он. — И когда Том взорвет дамбу, буду рядом с тобой. Но больше мне предложить нечего. Мы с Томом расстались навсегда.
— Я знаю, что ты не исчерпал всех возможностей, — настаивала Мэй. — И если бы ты заставил себя подумать над этим...
— А вот и мамуля, — заметил Стэн.
Дортмундер вновь выглянул в окно и увидел зеленый «плимут френзи» с белыми шашечками и надписью «Городской таксомотор» на борту, остановившийся у обочины напротив дома. Из-за руля вылезла мамуля Стэна, одетая в свой рабочий костюм — кожаную кепку, куртку на «молнии» поверх фланелевой рубашки, хлопчатобумажные брюки и туфли. Ее движения были исполнены непривычной плавности и спокойствия. Мамуля аккуратно прикрыла дверцу, вместо того чтобы хлопнуть ею изо всех сил, и направилась к дому неторопливой походкой, не растопыривая локтей и не задирая подбородка.
— Черт побери, — оторопело пробормотал Стэн. — Что это случилось со старушкой?
— Она перестала напрягаться, — сказала Мэй.
Так оно и было. Войдя в дом, мамуля не грохнула дверью, не пнула ее ногой и даже не стала орать и вопить. Она повесила куртку и кепку на крючок и вплыла в гостиную.
— Добрый день, Стэнли, — сказала она мягким голосом. — Я так рада, что ты приехал. Как ты себя чувствуешь, Джон?
— Словно утопленник.
— Вот и славно. — Мамуля пересекла гостиную и подставила сыну щеку для поцелуя. Ошеломленный Стэн подчинился, и мамуля окинула его критическим, но снисходительным взглядом. — Ты уже обедал? — спросила она.
— Ну да, конечно, — ответил тот, пожимая плечами. — Как всегда. Ты сама знаешь.
— Ты не задержишься у нас?
— Э-ээ... — произнес Дортмундер, прочищая горло. — Мы, собственно, приехали затем, чтобы увезти вас отсюда.
Мамуля обратила к нему нахмуренное лицо.
— Куда увезти? В город? — осведомилась она голосом, в котором послышалась нотка былой сварливости. — В Нью-Йорк со всеми его гавайскими бродягами и прочей нечистью?
— Именно туда, — подтвердил Дортмундер.
Мамуля приставила к его носу корявый палец.
— А знаешь ли ты, — спросила она с дрожью в голосе, — что делают местные жители, когда ты включаешь сигнал поворота?
— Не знаю, — ответил Дортмундер.
— Они уступают тебе дорогу, чтобы ты мог свернуть!
— Очень мило с их стороны, — сказал Дортмундер.
Мамуля уперла ноги в пол, а кулаки в бока и, выпятив челюсть в сторону Дортмундера, осведомилась:
— А что может предложить взамен Нью-Йорк?
— Да хотя бы то, что его не затопят.
Мамуля медленно, многозначительно кивнула.
— А вот уж это — твоя забота, Джон, — сказала она.
В ответ Дортмундер лишь вздохнул.
Мэй, которая с тревогой наблюдала за ним в течение всего разговора, вскочила и спросила:
— Вы, наверное, очень устали с дороги?
— Уж кто-кто, а я вконец измотан, — признался Стэн.
— У меня заварен чай, — сказала Мэй и направилась к двери.
— Чай?! — в один голос воскликнули Дортмундер и Стэн.
Мэй остановилась в дверях и, оглянувшись, удивленно вскинула брови.
— Честно говоря, я только и думал о том, как бы мне хлебнуть пивка, — робко произнес Стэн.
В ответ женщины покачали головами. Наконец мамуля сказала:
— Тебе нельзя пить пиво, если ты собираешься сегодня садиться за руль.
— Но я-то не собираюсь, — заметил Дортмундер.
Стэн бросил на него недружелюбный взгляд, и в этот миг в разговор вмешалась Мэй.
— Это было бы нечестно с твоей стороны, Джон, — сказала она. — Уж лучше я принесу чай. Он уже готов. — И вышла на кухню.
В отсутствие Мэй Стэн попытался уговорить мамулю бросить эту дурацкую затею и вернуться домой. Он привел множество доводов, которые с точки зрения Дортмундера звучали весьма убедительно. Стэн утверждал, что:
1) мамуле вскоре надоест этот отпуск, и она начнет тосковать по суматошной городской жизни;
2) чем дольше она пробудет в этой глуши, тем труднее ей будет восстановить боевые навыки, без которых в Нью-Йорке не проживешь;
3) уже в самом ближайшем будущем этот дом начнет действовать ей на нервы и доведет ее до бешенства, поскольку ничто здесь не напоминает о той прекрасной квартире над гаражом в Бруклине, где они со Стэном так счастливо жили все эти годы;
4) в захолустье на такси нипочем на заработать тех денег, которые имеют нью-йоркские извозчики;
5) Том Джимсон собирается взорвать дамбу.
— Это по части Джона, — неизменно отвечала мамуля на все попытки Стэна привлечь ее внимание к последнему доводу. На первые четыре она лишь пожимала плечами, не вступая в спор.
В комнату вошла Мэй, неся на круглом подносе кружки с чаем. Дортмундер облегченно отметил, что до крохотных чайных чашечек и миниатюрных бутербродов с липнущей к зубам коркой дело не дошло, так что некоторая надежда еще сохранялась.
А может быть, и нет. Они расселись по комнате с кружками в руках, словно участники постановки о бедности в «Театре шедевра», и Мэй сказала:
— Если вы действительно готовы сюда переехать, Джон, то в вашем распоряжении несколько комнат. Для тебя и для Стэна.
— Тебе нужно подышать свежим воздухом, — добавила мамуля, обращаясь к сыну.
— У меня в жизни не было столько свободного места, Джон, — продолжала Мэй оживленным тоном, который едва не взбесил Дортмундера. — Здесь полно комнат — и на первом этаже, и на втором. И все они обставлены прекрасной мебелью.
— И все это стоит сущие пустяки по сравнению с городом, — подхватила мамуля.
— Мамуля, — с жалобной ноткой в голосе произнес Стэн, — я не хочу жить в Дадсон-Сентр. Ну что я буду здесь делать?
— Работать на пару с Джоном, — сказала мамуля. — Доставать деньги этого ублюдка Джимсона.
Дортмундер вздохнул.
— Надеюсь, Джон, ты не считаешь, будто я совершаю подлость по отношению к тебе, — заговорила Мэй. — Все, что я делаю, я делаю не только для себя, но и ради тебя.
— Как это мило, — заметил Дортмундер.
— Если Том взорвет дамбу...
— А он обязательно ее взорвет.
— ...то сознание того, что ты мог предотвратить несчастье, но не сделал этого, будет терзать тебя до конца жизни.
— Я все равно не пойду больше под воду, — ответил Дортмундер. — Даже ради тебя, Мэй. Уж лучше я буду мучиться всю жизнь, но ни за что не соглашусь провести на дне озера еще хотя бы минуту.
— В таком случае найдется какой-то иной путь, — сказала Мэй.
— Ты хочешь сказать, найдется другой человек, — уточнил Дортмундер. — Я не пойду. Энди тоже не пойдет. — Он обернулся к Стэну и спросил: — Может быть, ты попробуешь?
— Я — пас, — объявил Стэн.
— Это на тебя не похоже, Стэнли, — нахмурилась мамуля.
— Наоборот, похоже, — ответил тот. — И даже очень. Лично я узнал сам себя в тот самый миг, когда открыл рот. Джон и Энди рассказали мне, как там, под водой. И я видел, в каком состоянии они оттуда выходили.
— Нельзя ли достать деньги, не входя в озеро? — спросила Мэй.
— Конечно, — ответил Дортмундер. — На этот счет у Уолли есть идеи. Гигантские магниты, лазерное испарение воды. И уж конечно, самый перл — космический корабль с планеты Зог.
— Я не говорю об идеях Уолли, — терпеливо отозвалась Мэй. — Его компьютерные мысли меня не интересуют. Я спрашиваю о твоих планах.
— Мой план состоит в том, чтобы держаться подальше от этого водохранилища и как можно быстрее отсюда смыться, — объяснил Дортмундер и, оглянувшись, еще раз посмотрел на серую стену среди далеких холмов. — Том взорвет плотину не позже чем через неделю. А то и раньше. И его нипочем не переубедить.
Казалось, стена дрогнула и начала выпячиваться. Дортмундер отчетливо представил обрушивающуюся на него массу ледяной воды, сковывающую движения, словно смирительная рубашка. В мозгу, словно молния, мелькнула безумная мысль: накупить две тысячи ПУПов и раздать местным жителям. Какая жуткая картина — сотни людей, приобретя дополнительную плавучесть, поднимаются к поверхности воды.
Дортмундер отвернулся от окна.
— Мэй, я не пойду в эту воду, — сказал он.
— А я не брошу этот дом, — ответила она.
Дортмундер в последний раз вздохнул.
— Что ж, я поговорю с Томом, — решил он. — Не знаю, что я ему скажу, но я с ним переговорю.
48
49
— Нет, работает в местной компании, — сказала Мэй. — Садитесь и устраивайтесь поудобнее.
Дортмундер огляделся, однако помещение выглядело чрезвычайно удобно. Он уселся на середину софы, но даже здесь оказалось мягко и уютно.
— Мамуле очень нравится водить такси, — продолжала втолковывать Стэну Мэй. — Она говорит, здесь никто не огрызается и не норовит дать сдачи.
Дортмундер, открывший было рот, чтобы похвалить розы, лишь щелкнул зубами, словно щипцами для колки льда.
— Мэй, — произнес он. — Какого черта ты здесь торчишь?
— Я буду жить здесь, Джон, — с улыбкой ответила она.
— Но почему? — спросил Дортмундер, хотя заранее знал ответ.
Мэй улыбалась ласково, но твердо. Дортмундеру была знакома эта улыбка, — так Мэй говорила с посыльными, полисменами, водителями автобусов, пьяницами и таможенными инспекторами. Дортмундер знал, что эта улыбка непробиваема.
— Настало время как-то устраиваться, Джон, — сказала Мэй подчеркнуто спокойным тоном. — Переехать в другое место, изменить привычное течение жизни.
— А что будет, когда Том взорвет плотину?
— Остается лишь надеяться, что он этого не сделает, — ответила она.
— Он сделает это, Мэй.
— Да ведь эта плотина видна прямо отсюда, из окна, — с тревогой произнес Стэн.
Софа, на которой сидел Дортмундер, стояла прямо напротив окна, но была развернута в противоположную сторону, к телевизору, что весьма типично для американского жилища. Обернувшись, Дортмундер выглянул сквозь раздвинутые занавески безупречно прозрачного окна. Над чистенькими коттеджами, стоявшими по ту сторону аккуратной улицы, виднелась далекая изогнутая серая стена среди зеленых холмов. На таком расстоянии она выглядела крохотной и безобидной — обычная бетонная стена, окруженная возвышавшимися над ней пригорками, — но смотрела она прямо сюда.
От этого зрелища у Дортмундера разболелась голова. Он вновь повернулся к Мэй и сказал:
— Том уже в Нью-Йорке и начинает сколачивать команду. Он связался со мной по телефону и, сказав, что звонит из чистой любезности, в последний раз предложил вместе взорвать плотину.
— И что ты ему ответил?
— Отказался.
Продолжая улыбаться, Мэй приподняла брови и спросила:
— А ты не сказал ему, что теперь здесь живу я?
— Нет.
— Почему?
— Мне не хотелось слышать его смех. — Дортмундер вытянулся на чересчур мягкой и удобной софе и добавил: — Мэй, Тому наплевать на такие вещи. Даже если бы у него была семья и эта семья в полном составе переехала бы в этот город, он не колебался бы ни секунды. Он намерен взорвать плотину, и его ничем не проймешь.
— А я и не собираюсь уговаривать Тома, — ответила Мэй.
Итак, все стало на свои места. Дортмундер понимающе кивнул.
— Я тут бессилен, — сказал он. — Я уже предпринял две попытки и выхожу из игры. Я больше не собираюсь спускаться под воду.
— Ты никогда не сдаешься, Джон, — сказала Мэй.
— Порой даже я признаю поражение. Во всяком случае, я не намерен повторять наши опыты, потому что не в силах этого сделать, и больше тут говорить не о чем.
— Есть и другие способы.
— Мне они не известны.
— Но ты даже не пытался подумать, Джон, — настаивала Мэй.
— Вот тут ты права, — согласился Дортмундер. — Уж если я и пытаюсь что-то сделать, так это забыть о плотине. Что нам еще остается? Попросить Стэнова приятеля слепить еще одну повозку? Купить у того парня с Лонг-Айленда еще пару аквалангов? Прорезать очередную дыру в заборе, чтобы наткнуться на толпу людей, наблюдающих за водохранилищем? Спуститься в него без этих проклятых теннисных шариков? Да, Мэй, ты права. Должны быть и другие способы. Другие способы свернуть себе шею, о которых мы до сих пор не догадывались. Но даже если мы сумеем пробиться в этот чертов город, нам придется пройти по дну, меся грязь, а затем попытаться отыскать крохотный ящик на огромном поле — там, где не видно ровным счетом ничего, даже если бы кто-то специально расставил для нас указатели.
— Будь это простая задача, нам не пришлось бы обращаться к тебе за помощью, — рассудительно заметила Мэй.
Дортмундер откинулся на спину и развел руками.
— Если хочешь, я перееду сюда, — сказал он. — И когда Том взорвет дамбу, буду рядом с тобой. Но больше мне предложить нечего. Мы с Томом расстались навсегда.
— Я знаю, что ты не исчерпал всех возможностей, — настаивала Мэй. — И если бы ты заставил себя подумать над этим...
— А вот и мамуля, — заметил Стэн.
Дортмундер вновь выглянул в окно и увидел зеленый «плимут френзи» с белыми шашечками и надписью «Городской таксомотор» на борту, остановившийся у обочины напротив дома. Из-за руля вылезла мамуля Стэна, одетая в свой рабочий костюм — кожаную кепку, куртку на «молнии» поверх фланелевой рубашки, хлопчатобумажные брюки и туфли. Ее движения были исполнены непривычной плавности и спокойствия. Мамуля аккуратно прикрыла дверцу, вместо того чтобы хлопнуть ею изо всех сил, и направилась к дому неторопливой походкой, не растопыривая локтей и не задирая подбородка.
— Черт побери, — оторопело пробормотал Стэн. — Что это случилось со старушкой?
— Она перестала напрягаться, — сказала Мэй.
Так оно и было. Войдя в дом, мамуля не грохнула дверью, не пнула ее ногой и даже не стала орать и вопить. Она повесила куртку и кепку на крючок и вплыла в гостиную.
— Добрый день, Стэнли, — сказала она мягким голосом. — Я так рада, что ты приехал. Как ты себя чувствуешь, Джон?
— Словно утопленник.
— Вот и славно. — Мамуля пересекла гостиную и подставила сыну щеку для поцелуя. Ошеломленный Стэн подчинился, и мамуля окинула его критическим, но снисходительным взглядом. — Ты уже обедал? — спросила она.
— Ну да, конечно, — ответил тот, пожимая плечами. — Как всегда. Ты сама знаешь.
— Ты не задержишься у нас?
— Э-ээ... — произнес Дортмундер, прочищая горло. — Мы, собственно, приехали затем, чтобы увезти вас отсюда.
Мамуля обратила к нему нахмуренное лицо.
— Куда увезти? В город? — осведомилась она голосом, в котором послышалась нотка былой сварливости. — В Нью-Йорк со всеми его гавайскими бродягами и прочей нечистью?
— Именно туда, — подтвердил Дортмундер.
Мамуля приставила к его носу корявый палец.
— А знаешь ли ты, — спросила она с дрожью в голосе, — что делают местные жители, когда ты включаешь сигнал поворота?
— Не знаю, — ответил Дортмундер.
— Они уступают тебе дорогу, чтобы ты мог свернуть!
— Очень мило с их стороны, — сказал Дортмундер.
Мамуля уперла ноги в пол, а кулаки в бока и, выпятив челюсть в сторону Дортмундера, осведомилась:
— А что может предложить взамен Нью-Йорк?
— Да хотя бы то, что его не затопят.
Мамуля медленно, многозначительно кивнула.
— А вот уж это — твоя забота, Джон, — сказала она.
В ответ Дортмундер лишь вздохнул.
Мэй, которая с тревогой наблюдала за ним в течение всего разговора, вскочила и спросила:
— Вы, наверное, очень устали с дороги?
— Уж кто-кто, а я вконец измотан, — признался Стэн.
— У меня заварен чай, — сказала Мэй и направилась к двери.
— Чай?! — в один голос воскликнули Дортмундер и Стэн.
Мэй остановилась в дверях и, оглянувшись, удивленно вскинула брови.
— Честно говоря, я только и думал о том, как бы мне хлебнуть пивка, — робко произнес Стэн.
В ответ женщины покачали головами. Наконец мамуля сказала:
— Тебе нельзя пить пиво, если ты собираешься сегодня садиться за руль.
— Но я-то не собираюсь, — заметил Дортмундер.
Стэн бросил на него недружелюбный взгляд, и в этот миг в разговор вмешалась Мэй.
— Это было бы нечестно с твоей стороны, Джон, — сказала она. — Уж лучше я принесу чай. Он уже готов. — И вышла на кухню.
В отсутствие Мэй Стэн попытался уговорить мамулю бросить эту дурацкую затею и вернуться домой. Он привел множество доводов, которые с точки зрения Дортмундера звучали весьма убедительно. Стэн утверждал, что:
1) мамуле вскоре надоест этот отпуск, и она начнет тосковать по суматошной городской жизни;
2) чем дольше она пробудет в этой глуши, тем труднее ей будет восстановить боевые навыки, без которых в Нью-Йорке не проживешь;
3) уже в самом ближайшем будущем этот дом начнет действовать ей на нервы и доведет ее до бешенства, поскольку ничто здесь не напоминает о той прекрасной квартире над гаражом в Бруклине, где они со Стэном так счастливо жили все эти годы;
4) в захолустье на такси нипочем на заработать тех денег, которые имеют нью-йоркские извозчики;
5) Том Джимсон собирается взорвать дамбу.
— Это по части Джона, — неизменно отвечала мамуля на все попытки Стэна привлечь ее внимание к последнему доводу. На первые четыре она лишь пожимала плечами, не вступая в спор.
В комнату вошла Мэй, неся на круглом подносе кружки с чаем. Дортмундер облегченно отметил, что до крохотных чайных чашечек и миниатюрных бутербродов с липнущей к зубам коркой дело не дошло, так что некоторая надежда еще сохранялась.
А может быть, и нет. Они расселись по комнате с кружками в руках, словно участники постановки о бедности в «Театре шедевра», и Мэй сказала:
— Если вы действительно готовы сюда переехать, Джон, то в вашем распоряжении несколько комнат. Для тебя и для Стэна.
— Тебе нужно подышать свежим воздухом, — добавила мамуля, обращаясь к сыну.
— У меня в жизни не было столько свободного места, Джон, — продолжала Мэй оживленным тоном, который едва не взбесил Дортмундера. — Здесь полно комнат — и на первом этаже, и на втором. И все они обставлены прекрасной мебелью.
— И все это стоит сущие пустяки по сравнению с городом, — подхватила мамуля.
— Мамуля, — с жалобной ноткой в голосе произнес Стэн, — я не хочу жить в Дадсон-Сентр. Ну что я буду здесь делать?
— Работать на пару с Джоном, — сказала мамуля. — Доставать деньги этого ублюдка Джимсона.
Дортмундер вздохнул.
— Надеюсь, Джон, ты не считаешь, будто я совершаю подлость по отношению к тебе, — заговорила Мэй. — Все, что я делаю, я делаю не только для себя, но и ради тебя.
— Как это мило, — заметил Дортмундер.
— Если Том взорвет дамбу...
— А он обязательно ее взорвет.
— ...то сознание того, что ты мог предотвратить несчастье, но не сделал этого, будет терзать тебя до конца жизни.
— Я все равно не пойду больше под воду, — ответил Дортмундер. — Даже ради тебя, Мэй. Уж лучше я буду мучиться всю жизнь, но ни за что не соглашусь провести на дне озера еще хотя бы минуту.
— В таком случае найдется какой-то иной путь, — сказала Мэй.
— Ты хочешь сказать, найдется другой человек, — уточнил Дортмундер. — Я не пойду. Энди тоже не пойдет. — Он обернулся к Стэну и спросил: — Может быть, ты попробуешь?
— Я — пас, — объявил Стэн.
— Это на тебя не похоже, Стэнли, — нахмурилась мамуля.
— Наоборот, похоже, — ответил тот. — И даже очень. Лично я узнал сам себя в тот самый миг, когда открыл рот. Джон и Энди рассказали мне, как там, под водой. И я видел, в каком состоянии они оттуда выходили.
— Нельзя ли достать деньги, не входя в озеро? — спросила Мэй.
— Конечно, — ответил Дортмундер. — На этот счет у Уолли есть идеи. Гигантские магниты, лазерное испарение воды. И уж конечно, самый перл — космический корабль с планеты Зог.
— Я не говорю об идеях Уолли, — терпеливо отозвалась Мэй. — Его компьютерные мысли меня не интересуют. Я спрашиваю о твоих планах.
— Мой план состоит в том, чтобы держаться подальше от этого водохранилища и как можно быстрее отсюда смыться, — объяснил Дортмундер и, оглянувшись, еще раз посмотрел на серую стену среди далеких холмов. — Том взорвет плотину не позже чем через неделю. А то и раньше. И его нипочем не переубедить.
Казалось, стена дрогнула и начала выпячиваться. Дортмундер отчетливо представил обрушивающуюся на него массу ледяной воды, сковывающую движения, словно смирительная рубашка. В мозгу, словно молния, мелькнула безумная мысль: накупить две тысячи ПУПов и раздать местным жителям. Какая жуткая картина — сотни людей, приобретя дополнительную плавучесть, поднимаются к поверхности воды.
Дортмундер отвернулся от окна.
— Мэй, я не пойду в эту воду, — сказал он.
— А я не брошу этот дом, — ответила она.
Дортмундер в последний раз вздохнул.
— Что ж, я поговорю с Томом, — решил он. — Не знаю, что я ему скажу, но я с ним переговорю.
48
Том Джимсон оказался не из тех людей, с которыми легко поддерживается связь. Контактный телефон, данный им Мэй, принадлежал одному салуну в Бруклине. Поначалу хозяин заведения не проявлял никакого желания помочь.
— Никогда не слышал такого имени, — сказал он.
— Вам очень повезло, — ответил Дортмундер. — Осмотрите зал и, если увидите там человека, больше похожего на труп, это и будет тот самый Том Джимсон.
Хозяин салуна помолчал несколько секунд и спросил:
— Вы его приятель?
В ответ Дортмундер лишь издал глуповатый смешок.
— Ну ладно, — решил хозяин. — Надеюсь, вы говорите правду. Назовите свое имя и номер и, если мне скажут, что пришел Том Джимсон, я передам ему ваше сообщение.
— Добавьте, что это срочно, — попросил Дортмундер.
На сей раз глуповатый смешок издал хозяин салуна.
— А я уж было подумал, что вы действительно приятель этого Джимсона.
— Да, вы правы, — нехотя признал Дортмундер.
Следующие полтора дня он не выходил из квартиры, не желая пропустить звонок Тома и пытаясь убедить себя, что Том не успел сколотить команду, достать динамит и вездеход и уехать на север. Ему просто не хватило бы времени. Он не должен успеть все это сделать.
Время от времени Тайни Балчер и Энди Келп позванивали ему, а то и заскакивали на минутку, интересуясь, как развиваются события.
— Я не могу долго говорить, — сказал как-то раз Дортмундер Келпу. — Я не хочу, чтобы мой телефон был занят, когда позвонит Том.
— Я ведь тебя предупреждал, Джон, — ответил Келп. — Тебе нужна специальная приставка.
— Ничего подобного, — сказал Дортмундер.
— И сотовый телефон, который ты мог бы носить с собой, даже уходя из дома.
— Не нужен он мне, — повторил Дортмундер.
— И дополнительный аппарат на кухне. Я мог бы...
— Оставь меня в покое, Энди, — попросил Дортмундер и повесил трубку.
Наконец вечером второго дня позвонил Том. Судя по звуку голоса, он находился где-то далеко.
— Где ты? — спросил Дортмундер, полагая, что Том в Норт-Дадсоне, у выезда со Сквозного шоссе.
— В телефонной будке, — ответил Том. — И сейчас ты мне объяснишь, Эл, чего я здесь забыл.
— Видишь ли, Том... — протянул Дортмундер и умолк, прислушиваясь, словно в надежде получить подсказку. Но трубка молчала.
— В чем дело? Связь прервалась?
— Нет-нет, я здесь, — ответил Дортмундер.
— Поторопись, мне некогда, — предупредил его Том. — У меня масса дел... Черт побери! — рявкнул он, отворачиваясь от телефона и адресуя последнее замечание кому-то из окружающих. На заднем плане послышались хриплые голоса, которые заглушило рычание Тома: «Потому, что я так сказал, щенок!» Потом он произнес в трубку: — Эл! Ты слушаешь?
— Да, конечно, — ответил Дортмундер. — Кто там у тебя? Те самые ребята, что будут тебе... э-ээ... помогать?
— Естественно, Эл, — весело ответил Том, — и мы все просто рвемся в бой. Вот возникло маленькое затруднение с дисциплиной. Короче, если хочешь к нам присоединиться, тебе придется поспешить.
— Я хочу сказать, — произнес Дортмундер, крепче сжимая трубку и заставляя себя поддерживать разговор и не думать, действительно ли он хочет что-то сообщить, или ему нечего сказать. — Мне очень неловко, что я бросил это дело с водохранилищем. Ты меня знаешь, Том. Я не из тех, кто поднимает лапки кверху.
— Много воды, Эл, — заметил Том голосом, в котором сквозило сочувствие. — Ты был прав. Справиться с таким количеством воды не так-то просто. В общем, тебе нечего стыдиться. Я потратил зря около двух месяцев, ну что ж, не беда. Честно говоря, я наблюдал за вашими усилиями с большим интересом.
— Я хочу сказать, Том...
— Но на сей раз я сделаю все как положено. Моя мечта о Мексике скоро сбудется.
— Том, я бы хотел...
Но Том опять оторвался от телефона и принялся переругиваться со своим компаньоном или компаньонами. Дортмундер ждал, облизывая губы и сжимая трубку, и, как только Том преодолел очередное «затруднение с дисциплиной», он торопливо произнес:
— Ты помнишь Мэй? Так вот, она переехала в Дадсон-Сентр и осталась там жить.
Не дал ли он маху? Стоило ли выдавать свою личную заинтересованность в этом деле? Впрочем, теперь уже было поздно.
— Все ясно, — ответил Том после короткого молчания. — Решила малость тебя поприжать, а?
— Что-то вроде того, — признался Дортмундер. Итак, он допустил промах.
— Ты знаешь, Эл, — продолжал Том. — На этот случай у меня есть одна мыслишка.
— Вот как?
— И вот что это за мыслишка: женщин на свете великое множество, а ты — один.
Дортмундер понял, что совершил не просто промах, а серьезную ошибку.
— Том, — сказал он, — я бы хотел предпринять еще одну попытку. Дай мне последний шанс, не взрывай плотину.
— Ради Мэй? — Голос Тома, и без того ледяной, зазвучал еще холоднее.
— Ради моей... э-ээ... профессиональной чести, — ответил Дортмундер. — Я не хотел бы потерпеть поражение. К тому же, как ты сам говорил, было бы лучше обойтись без облавы.
— Это верно, Эл, — ответил Том голосом, температура которого упала до абсолютного нуля. — Давай предположим — только предположим, не более того, — что я соглашусь, а ты так и не сумеешь уговорить свою бабу убраться подальше от плотины. А теперь давай подумаем, Эл, не захочется ли тебе в таком случае анонимно позвонить в полицию?
Вспотевшая рука Дортмундера, державшая трубку, слегка дрогнула.
— Честно говоря, я даже думать об этом не хочу, — сказал он. — И тем не менее мне кажется, что мы могли бы найти способ добыть деньги без применения взрывчатки.
— Ага... минутку, Эл...
Дортмундер прислушался. Послышался глухой стук, видимо, трубку положили на твердую поверхность. Далекие голоса яростно заспорили. Время от времени раздавался треск мебели и грохот тяжелых предметов, возможно, падающих тел. Затем столь же неожиданно наступила тишина.
— Эл! Ты еще здесь?
— Я здесь, Том.
— Полагаю, мне стоит приостановить подготовку, — сказал Том. — Короче говоря, я понимаю твои сложности.
— Именно для этого я...
— Но я в полной мере осознаю и свои затруднения.
Дортмундер молчал, дыша через рот и осознавая, что основное «затруднение» Тома — он, именно он, Дортмундер. На том конце линии послышался жалобный скулеж.
— Полагаю, нам с тобой придется поговорить наедине, Эл, — сказал Том голосом, в котором чувствовались маленькие острые колючки. — Давай, вали сюда.
«Я должен отговорить его, — подумал Дортмундер. — Отговорить во что бы то ни стало».
— Отличная мысль, Том, — ответил он, прекрасно понимая, что именно тот имеет в виду.
— Я на Тринадцатой улице, — сообщил Том.
Что ж, место подходящее.
— Ага, — сказал Дортмундер.
— Неподалеку от авеню «Си».
— Это довольно обширный район, — ответил Дортмундер.
— Вот как? — произнес Том так, словно впервые обратил внимание на это обстоятельство. — В общем, где-то между «Си» и «Ди». Восточная Тринадцатая улица, дом сорок один девяносто девять.
— Какой звонок нажимать?
Том хихикнул, словно рассыпая по полу ледяные кубики.
— Тут во всей округе не сыщешь замка, Эл, — сообщил он. — Входи в дом и поднимайся на верхний этаж. И мы с тобой славно поболтаем наедине.
— Хорошо, Том, — выдавил Дортмундер сквозь пересохшие губы. — Я сейчас же... кха... кха... сейчас же выезжаю.
— Никогда не слышал такого имени, — сказал он.
— Вам очень повезло, — ответил Дортмундер. — Осмотрите зал и, если увидите там человека, больше похожего на труп, это и будет тот самый Том Джимсон.
Хозяин салуна помолчал несколько секунд и спросил:
— Вы его приятель?
В ответ Дортмундер лишь издал глуповатый смешок.
— Ну ладно, — решил хозяин. — Надеюсь, вы говорите правду. Назовите свое имя и номер и, если мне скажут, что пришел Том Джимсон, я передам ему ваше сообщение.
— Добавьте, что это срочно, — попросил Дортмундер.
На сей раз глуповатый смешок издал хозяин салуна.
— А я уж было подумал, что вы действительно приятель этого Джимсона.
— Да, вы правы, — нехотя признал Дортмундер.
Следующие полтора дня он не выходил из квартиры, не желая пропустить звонок Тома и пытаясь убедить себя, что Том не успел сколотить команду, достать динамит и вездеход и уехать на север. Ему просто не хватило бы времени. Он не должен успеть все это сделать.
Время от времени Тайни Балчер и Энди Келп позванивали ему, а то и заскакивали на минутку, интересуясь, как развиваются события.
— Я не могу долго говорить, — сказал как-то раз Дортмундер Келпу. — Я не хочу, чтобы мой телефон был занят, когда позвонит Том.
— Я ведь тебя предупреждал, Джон, — ответил Келп. — Тебе нужна специальная приставка.
— Ничего подобного, — сказал Дортмундер.
— И сотовый телефон, который ты мог бы носить с собой, даже уходя из дома.
— Не нужен он мне, — повторил Дортмундер.
— И дополнительный аппарат на кухне. Я мог бы...
— Оставь меня в покое, Энди, — попросил Дортмундер и повесил трубку.
Наконец вечером второго дня позвонил Том. Судя по звуку голоса, он находился где-то далеко.
— Где ты? — спросил Дортмундер, полагая, что Том в Норт-Дадсоне, у выезда со Сквозного шоссе.
— В телефонной будке, — ответил Том. — И сейчас ты мне объяснишь, Эл, чего я здесь забыл.
— Видишь ли, Том... — протянул Дортмундер и умолк, прислушиваясь, словно в надежде получить подсказку. Но трубка молчала.
— В чем дело? Связь прервалась?
— Нет-нет, я здесь, — ответил Дортмундер.
— Поторопись, мне некогда, — предупредил его Том. — У меня масса дел... Черт побери! — рявкнул он, отворачиваясь от телефона и адресуя последнее замечание кому-то из окружающих. На заднем плане послышались хриплые голоса, которые заглушило рычание Тома: «Потому, что я так сказал, щенок!» Потом он произнес в трубку: — Эл! Ты слушаешь?
— Да, конечно, — ответил Дортмундер. — Кто там у тебя? Те самые ребята, что будут тебе... э-ээ... помогать?
— Естественно, Эл, — весело ответил Том, — и мы все просто рвемся в бой. Вот возникло маленькое затруднение с дисциплиной. Короче, если хочешь к нам присоединиться, тебе придется поспешить.
— Я хочу сказать, — произнес Дортмундер, крепче сжимая трубку и заставляя себя поддерживать разговор и не думать, действительно ли он хочет что-то сообщить, или ему нечего сказать. — Мне очень неловко, что я бросил это дело с водохранилищем. Ты меня знаешь, Том. Я не из тех, кто поднимает лапки кверху.
— Много воды, Эл, — заметил Том голосом, в котором сквозило сочувствие. — Ты был прав. Справиться с таким количеством воды не так-то просто. В общем, тебе нечего стыдиться. Я потратил зря около двух месяцев, ну что ж, не беда. Честно говоря, я наблюдал за вашими усилиями с большим интересом.
— Я хочу сказать, Том...
— Но на сей раз я сделаю все как положено. Моя мечта о Мексике скоро сбудется.
— Том, я бы хотел...
Но Том опять оторвался от телефона и принялся переругиваться со своим компаньоном или компаньонами. Дортмундер ждал, облизывая губы и сжимая трубку, и, как только Том преодолел очередное «затруднение с дисциплиной», он торопливо произнес:
— Ты помнишь Мэй? Так вот, она переехала в Дадсон-Сентр и осталась там жить.
Не дал ли он маху? Стоило ли выдавать свою личную заинтересованность в этом деле? Впрочем, теперь уже было поздно.
— Все ясно, — ответил Том после короткого молчания. — Решила малость тебя поприжать, а?
— Что-то вроде того, — признался Дортмундер. Итак, он допустил промах.
— Ты знаешь, Эл, — продолжал Том. — На этот случай у меня есть одна мыслишка.
— Вот как?
— И вот что это за мыслишка: женщин на свете великое множество, а ты — один.
Дортмундер понял, что совершил не просто промах, а серьезную ошибку.
— Том, — сказал он, — я бы хотел предпринять еще одну попытку. Дай мне последний шанс, не взрывай плотину.
— Ради Мэй? — Голос Тома, и без того ледяной, зазвучал еще холоднее.
— Ради моей... э-ээ... профессиональной чести, — ответил Дортмундер. — Я не хотел бы потерпеть поражение. К тому же, как ты сам говорил, было бы лучше обойтись без облавы.
— Это верно, Эл, — ответил Том голосом, температура которого упала до абсолютного нуля. — Давай предположим — только предположим, не более того, — что я соглашусь, а ты так и не сумеешь уговорить свою бабу убраться подальше от плотины. А теперь давай подумаем, Эл, не захочется ли тебе в таком случае анонимно позвонить в полицию?
Вспотевшая рука Дортмундера, державшая трубку, слегка дрогнула.
— Честно говоря, я даже думать об этом не хочу, — сказал он. — И тем не менее мне кажется, что мы могли бы найти способ добыть деньги без применения взрывчатки.
— Ага... минутку, Эл...
Дортмундер прислушался. Послышался глухой стук, видимо, трубку положили на твердую поверхность. Далекие голоса яростно заспорили. Время от времени раздавался треск мебели и грохот тяжелых предметов, возможно, падающих тел. Затем столь же неожиданно наступила тишина.
— Эл! Ты еще здесь?
— Я здесь, Том.
— Полагаю, мне стоит приостановить подготовку, — сказал Том. — Короче говоря, я понимаю твои сложности.
— Именно для этого я...
— Но я в полной мере осознаю и свои затруднения.
Дортмундер молчал, дыша через рот и осознавая, что основное «затруднение» Тома — он, именно он, Дортмундер. На том конце линии послышался жалобный скулеж.
— Полагаю, нам с тобой придется поговорить наедине, Эл, — сказал Том голосом, в котором чувствовались маленькие острые колючки. — Давай, вали сюда.
«Я должен отговорить его, — подумал Дортмундер. — Отговорить во что бы то ни стало».
— Отличная мысль, Том, — ответил он, прекрасно понимая, что именно тот имеет в виду.
— Я на Тринадцатой улице, — сообщил Том.
Что ж, место подходящее.
— Ага, — сказал Дортмундер.
— Неподалеку от авеню «Си».
— Это довольно обширный район, — ответил Дортмундер.
— Вот как? — произнес Том так, словно впервые обратил внимание на это обстоятельство. — В общем, где-то между «Си» и «Ди». Восточная Тринадцатая улица, дом сорок один девяносто девять.
— Какой звонок нажимать?
Том хихикнул, словно рассыпая по полу ледяные кубики.
— Тут во всей округе не сыщешь замка, Эл, — сообщил он. — Входи в дом и поднимайся на верхний этаж. И мы с тобой славно поболтаем наедине.
— Хорошо, Том, — выдавил Дортмундер сквозь пересохшие губы. — Я сейчас же... кха... кха... сейчас же выезжаю.
49
Дортмундер поднимался по темной лестнице, держась правой рукой за шероховатые стальные перила и сжимая левой деревянный брусок сечением два на три дюйма и длиной около двух футов, подобранный им у мусорного ящика на улице в двух кварталах отсюда. Тома он не опасался, но по пути могли встретиться и другие люди.
Впрочем, до сих пор Дортмундеру никто не попадался, лишь порой наверху слышались торопливые шаги, а снизу доносились шорохи. Дортмундер продолжал неторопливо подниматься по лестнице здания, где вполне можно было снять фильм о второй мировой войне в Европе, если бы только удалось уберечь съемочную группу от грабителей. Со стен были содраны огромные куски штукатурки, и на серо-зеленой поверхности зияли белые шероховатые прорехи. Стекла на лестничных площадках этажей были выбиты, кое-где их склеили прозрачной лентой, кое-где из рам торчали лишь острые осколки. Белые шестигранные кафельные плитки, судя по всему, в течение долгих месяцев подвергались систематической обработке кувалдой, а затем окроплялись мочой и какой-то жидкостью с лекарственным запахом. Голые лампочки под потолком когда-то были закрыты матовыми плафонами. Об этом можно было судить по осколкам белого стекла, в изобилии валявшимся среди прочего мусора на полу.
Исцарапанные металлические квартирные двери были выкрашены в коричневый и серый цвет, на многих не было ни ручек, ни замков. Судя по кухонным запахам, доносившимся из-за дверей, обитатели квартир собирались отобедать крысятиной. Проходя по площадке четвертого этажа и услышав жалобный плач ребенка, доносившийся из ближней квартиры, Дортмундер кивнул и пробормотал:
— Я тебя отлично понимаю, малыш.
Всего в доме было семь этажей — максимум для жилого здания без лифта. Лестница представляла собой четырехугольник с центральной шахтой, на каждый этаж приходилось по два пролета с площадкой между ними. Дортмундер как раз сворачивал на углу между шестым и седьмым этажами, когда над его головой прогремел гулкий выстрел.
— Эй! — закричал Дортмундер и, повалившись на грязные ступени, прикрыл голову брусом. Неужели Том не поговорит с ним хоть минуту?
Пальба продолжалась, затем стихла; послышался крик, а потом еще несколько выстрелов. Дортмундер выглянул из-за бруса, но увидел лишь ступени и стены лестничной площадки.
Выстрелы прекратились, и в здании снова воцарилась мертвая тишина; жильцы нипочем не желали обнаруживать свое присутствие, пока шла перестрелка. Затем послышался тяжелый удар распахнувшейся металлической двери по штукатурке, и раздраженный голос, вне всяких сомнений, принадлежавший Тому, произнес:
— Олухи! Сами напросились.
Послышались шаги, кто-то спускался по лестнице. Дортмундер поджал ноги и резво вскочил с пола, растерянно уставившись на Тома, который стоял на площадке напротив, вставляя новую обойму в рукоятку вороненого автоматического пистолета сорок пятого калибра, лежавшего в его правой ладони.
Дортмундер уставился на пистолет. Том поднял налитые кровью глаза и, увидев Дортмундера, замер на месте. Они стояли на площадке и молча разглядывали друг друга. Дортмундер крепче сжал в руке брус, Том вскинул брови.
Наконец Том шевельнулся и, взяв себя в руки, спрятал пистолет.
— Что скажешь, Эл? — небрежно произнес он. — Я рад, что ты смог приехать.
— Похоже, я вовремя, — сказал Дортмундер. Его горло и руки по-прежнему сводило судорогой.
Посмотрев на брус, Том спросил:
— Зачем это?
Дортмундер обвел рукой помещение:
— Для защиты.
— Хм-мм. — Том кивнул. — Тебе повезло, что никому из здешних обитателей не потребовался кусок дерева, — сообщил он. — Ну что ж, пора смываться.
Дортмундер не удержался и бросил взгляд в сторону верхнего этажа.
— Твои новые компаньоны? — спросил он.
— Бывшие. Пришлось распустить команду, — пояснил Том. — Пошли отсюда, Эл.
Спускаясь по лестнице, Том сказал:
— Последние дни я работал с ужасными людьми. Ты и твои ребята не справились с задачей, но вам по крайней мере можно доверять.
— Надеюсь, что так, — ответил Дортмундер.
— Во всяком случае, вы не пихаете себе в нос всякую гадость.
— Ага.
— И не колете вены.
— Мы с моим организмом пришли к соглашению, — сказал Дортмундер, когда они с Томом спустились на нижнюю площадку и направились к разбитой двери здания. — Организм знай себе работает, а я в его дела не вмешиваюсь.
— Я скажу короче, Эл, — заявил Том. — Твою мысль можно выразить куда проще: береги свое тело, запасного не купишь. Мои бывшие партнеры, что остались там, наверху, этого не понимали. Они загрузились до такой степени, что у них крыша поехала. Узнав, где находится водохранилище, они решили, что я им больше не нужен. — Том рассмеялся, и его смех напомнил Дортмундеру звон колокола во время чумы. — Олухи напрочь утратили ощущение реальности.
— Похоже на то, — согласился Дортмундер, задрав голову и рассматривая окна верхнего этажа дома-развалюхи. — Это их квартира?
— Теперь — да. — Том передернул плечами, отгоняя связанные с квартирой воспоминания. Затем он повернулся к Дортмундеру и спросил: — Так, значит, у тебя появился новый план?
— Нет, — ответил Дортмундер.
Взгляд Тома сделался хмурым. На расстоянии маленький рост и худоба старика совсем не бросались в глаза.
Впрочем, до сих пор Дортмундеру никто не попадался, лишь порой наверху слышались торопливые шаги, а снизу доносились шорохи. Дортмундер продолжал неторопливо подниматься по лестнице здания, где вполне можно было снять фильм о второй мировой войне в Европе, если бы только удалось уберечь съемочную группу от грабителей. Со стен были содраны огромные куски штукатурки, и на серо-зеленой поверхности зияли белые шероховатые прорехи. Стекла на лестничных площадках этажей были выбиты, кое-где их склеили прозрачной лентой, кое-где из рам торчали лишь острые осколки. Белые шестигранные кафельные плитки, судя по всему, в течение долгих месяцев подвергались систематической обработке кувалдой, а затем окроплялись мочой и какой-то жидкостью с лекарственным запахом. Голые лампочки под потолком когда-то были закрыты матовыми плафонами. Об этом можно было судить по осколкам белого стекла, в изобилии валявшимся среди прочего мусора на полу.
Исцарапанные металлические квартирные двери были выкрашены в коричневый и серый цвет, на многих не было ни ручек, ни замков. Судя по кухонным запахам, доносившимся из-за дверей, обитатели квартир собирались отобедать крысятиной. Проходя по площадке четвертого этажа и услышав жалобный плач ребенка, доносившийся из ближней квартиры, Дортмундер кивнул и пробормотал:
— Я тебя отлично понимаю, малыш.
Всего в доме было семь этажей — максимум для жилого здания без лифта. Лестница представляла собой четырехугольник с центральной шахтой, на каждый этаж приходилось по два пролета с площадкой между ними. Дортмундер как раз сворачивал на углу между шестым и седьмым этажами, когда над его головой прогремел гулкий выстрел.
— Эй! — закричал Дортмундер и, повалившись на грязные ступени, прикрыл голову брусом. Неужели Том не поговорит с ним хоть минуту?
Пальба продолжалась, затем стихла; послышался крик, а потом еще несколько выстрелов. Дортмундер выглянул из-за бруса, но увидел лишь ступени и стены лестничной площадки.
Выстрелы прекратились, и в здании снова воцарилась мертвая тишина; жильцы нипочем не желали обнаруживать свое присутствие, пока шла перестрелка. Затем послышался тяжелый удар распахнувшейся металлической двери по штукатурке, и раздраженный голос, вне всяких сомнений, принадлежавший Тому, произнес:
— Олухи! Сами напросились.
Послышались шаги, кто-то спускался по лестнице. Дортмундер поджал ноги и резво вскочил с пола, растерянно уставившись на Тома, который стоял на площадке напротив, вставляя новую обойму в рукоятку вороненого автоматического пистолета сорок пятого калибра, лежавшего в его правой ладони.
Дортмундер уставился на пистолет. Том поднял налитые кровью глаза и, увидев Дортмундера, замер на месте. Они стояли на площадке и молча разглядывали друг друга. Дортмундер крепче сжал в руке брус, Том вскинул брови.
Наконец Том шевельнулся и, взяв себя в руки, спрятал пистолет.
— Что скажешь, Эл? — небрежно произнес он. — Я рад, что ты смог приехать.
— Похоже, я вовремя, — сказал Дортмундер. Его горло и руки по-прежнему сводило судорогой.
Посмотрев на брус, Том спросил:
— Зачем это?
Дортмундер обвел рукой помещение:
— Для защиты.
— Хм-мм. — Том кивнул. — Тебе повезло, что никому из здешних обитателей не потребовался кусок дерева, — сообщил он. — Ну что ж, пора смываться.
Дортмундер не удержался и бросил взгляд в сторону верхнего этажа.
— Твои новые компаньоны? — спросил он.
— Бывшие. Пришлось распустить команду, — пояснил Том. — Пошли отсюда, Эл.
Спускаясь по лестнице, Том сказал:
— Последние дни я работал с ужасными людьми. Ты и твои ребята не справились с задачей, но вам по крайней мере можно доверять.
— Надеюсь, что так, — ответил Дортмундер.
— Во всяком случае, вы не пихаете себе в нос всякую гадость.
— Ага.
— И не колете вены.
— Мы с моим организмом пришли к соглашению, — сказал Дортмундер, когда они с Томом спустились на нижнюю площадку и направились к разбитой двери здания. — Организм знай себе работает, а я в его дела не вмешиваюсь.
— Я скажу короче, Эл, — заявил Том. — Твою мысль можно выразить куда проще: береги свое тело, запасного не купишь. Мои бывшие партнеры, что остались там, наверху, этого не понимали. Они загрузились до такой степени, что у них крыша поехала. Узнав, где находится водохранилище, они решили, что я им больше не нужен. — Том рассмеялся, и его смех напомнил Дортмундеру звон колокола во время чумы. — Олухи напрочь утратили ощущение реальности.
— Похоже на то, — согласился Дортмундер, задрав голову и рассматривая окна верхнего этажа дома-развалюхи. — Это их квартира?
— Теперь — да. — Том передернул плечами, отгоняя связанные с квартирой воспоминания. Затем он повернулся к Дортмундеру и спросил: — Так, значит, у тебя появился новый план?
— Нет, — ответил Дортмундер.
Взгляд Тома сделался хмурым. На расстоянии маленький рост и худоба старика совсем не бросались в глаза.