Страница:
– Теперь мне будет спокойнее.
Потом Лавкрафт слышал, как на кухне Гудини и Дойл долго обсуждали, как поступить с девушкой. Взвешивали «за» и «против», следует ли впутывать ее в авантюру, которая может оказаться опасной. Но куда ее девать, если не в «Гнездо совы»?
Лавкрафт откинулся на спинку кресла, потянулся. Окинул взглядом обои. В этой комнате, очевидно, останавливались малолетние родственники Гудини. Всюду – на одеялах, коврах, стенах, – под присмотром строгих инспекторов манежа кувыркались акробаты, ездили на одноколесных велосипедах обезьяны, танцевали слоны. Лавкрафта это смущало.
Из коридора донеслись голоса Гудини и Джули Карчер.
– … я хочу, чтобы вы знали, сэр. Она ворует столовое серебро.
– И куда прячет? – спросил Гудини.
– В карманы пальто. Оно там у нее позвякивает при ходьбе.
– Бедная сиротка. Ну и пусть берет себе на здоровье.
– Конечно, сэр. Я просто хотела, чтобы вы знали.
– Спасибо, Джули.
Собираясь продолжить работу, Лавкрафт случайно толкнул локтем чернильницу. На столе образовалась черная лужа.
– Вот незадача!
В комнате тряпки не оказалось, и он вышел в холл второго этажа, а оттуда направился в ванную комнату. Она была невероятных размеров. Гораздо больше его прежней квартиры. Такой ванной комнаты Лавкрафт еще не видел. С большим диваном и набором кресел, огромным встроенным чуланом. А сама ванна с ножками в виде когтистых лап какогото хищника вполне могла вместить троих. Он шагнул в чулан, поискал выключатель и натолкнулся на полку, откуда на него обрушилась лавина полотенец, простыней и прочего белья. С грехом пополам выбравшись из-под всего этого, Лавкрафт услышал, что в ванну льется вода. Кто-то открыл краны. Дверь чулана притворена. Оставалась лишь щель, достаточно широкая, чтобы пропускать свет. Лавкрафт отполз в заднюю часть, не зная что делать.
– Одежду положи на этот стул, – произнесла Джули Карчер. По голосу чувствовалось, что она нервничает. – Я ее потом возьму и постираю. Смотри, вот на вешалке твое полотенце и халат, а на столике рядом с ванной кружка горячего молока.
Лавкрафт затаился.
– Еще что-нибудь тебе нужно, дорогая? – спросила Джули и, не дождавшись ответа, добавила: – Ладно, если что понадобится, крикни, и я прибегу. Хорошо? Попробуй воду. Не слишком горячая?
Дверь ванной комнаты со скрипом закрылась. Лавкрафт понял, что все, бежать поздно. Он собрался с силами и подполз к щели.
Из ванны поднимался пар. Цилиндр Эбигейл валялся на полу. Она сама сидела на краю ванны в своем грязном пальто, уставившись в одну точку. Одной рукой ворошила спутанные локоны, а другую полоскала в воде. Встала, немного вяло, сонно поднесла руку колбу и, вроде как споткнувшись, упала на четвереньки.
Лавкрафт хотел ей помочь, но увидел, что она плачет. Эбигейл повалилась на пол и разразилась беззвучными рыданиями. Слезы стекали по щекам, носу, губам и капали на пол. Прощло много времени, прежде чем она нехотя приняла сидячее положение, а затем встала. Заперла дверь, поставила под ручку стул. Наконец сбросила пальто на пол. Свисающий ниже колен свитер прикрывал потрепанные мужские брюки, из-под которых выглядывали обшарпанные темно-красные ботинки. Эбигейл утерла слезы и стала стягивать свитер.
Шея Лавкрафта покрылась потом. Он был уверен, что Эбигейл слышит, как стучит его сердце, и пытался дышать как можно реже. Под свитером у. нее оказалась грязная белая рубашка к мужскому вечернему костюму, без воротничка и манжет, а также нижняя часть мужского белья. Эбигейл расшнуровала ботинки и сбросила их, оставшись в старых зеленых дырявых носках.
У Лавкрафта перехватило дыхание. Эбигейл сбросила рубашку, спустила кальсоны до лодыжек и переступила через них. Теперь на ней оставалась лишь комбинация, доходящая примерно до середины икры, под которой угадывался какой-то странный корсет. Она села в ванну, закрыла краны и только сейчас стащила комбинацию.
Эбигейл была почти голая. Корсет начинался пониже груди и заканчивался на талии. Лавкрафт прикусил губу. Первый раз в жизни он созерцал обнаженную женщину. В висках застучало, в паху заболело, и вообще он чувствовал, что еще минута, и он умрет. Неожиданно в руке Эбигейл блеснули ножницы. Лавкрафт в ужасе подумал, что она намеревается лишить себя жизни, но она принялась распарывать ими корсет, который оказался плотно наложенной широкой повязкой.
Лавкрафт в смятении отполз от щели. Стройную фигуру Эбигейл окутывал пар, поэтому он не видел, а скорее угадывал, как она опустилась на колени и окатывает водой свою упругую белую грудь. Лавкрафт насторожился, когда девушка наклонилась. Его смутил какой-то странный звук, словно встряхивали мокрый холст. Эбигейл вытянула руки, и позади нее раскрылись два темных силуэта. Лавкрафт громко охнул.
Заплескалась вода, а через мгновение дверь чулана распахнулась. Спрятаться под упавшим бельем Лавкрафт не успел.
Гудини собирался лечь в постель, но услышав крик, накинул халат и выбежал в коридор. Следом за ним Бесс. Дойл уже находился там. Было видно, что он тоже готовился ко сну.
– Где она? – спросил Гудини.
– На втором этаже, – ответила Бесс. – С Джули.
Они спустились на третий этаж, где их ждали Мари и Джули, обе в халатах.
– Я приготовила для нее ванну. Не могу вообразить, что там… – Джули замолчала.
Где-то внизу с треском захлопнулась дверь. Гудини и Дойл достигли площадки второго этажа одновременно. Рядом с ванной у стены стоял Лавкрафт, бледный как полотно.
– Что случилось? – рявкнул Гудини.
– Она побежала туда.
– Почему на вас мокрая рубашка, Говард? – поинтересовался Дойл. – И очки запотели. Что вы делали в ванной комнате?
– Неужели подсматривал? – возмутился Гудини.
– Ничего подобного, – пробормотал Лавкрафт.
– Эта лестница ведет на кухню. Но там дверь заперта.
– Эбигейл! – Дойл вгляделся в черноту винтового лестничного колодца.
Тишина. Затем внизу кто-то завозился. Затрещали доски.
– Эбигейл, что случилось? – мягко промолвил Гудини. Не получив ответа, он начал спускаться. За ним Дойл и Мари со свечой в руке.
Эбигейл отчаянно пыталась открыть дверь. Увидев Гудини, она вжалась в угол.
– Не приближайтесь ко мне!
Голос был высокий, испуганный. Дыхание частое, как у загнанного животного.
– Моя дорогая девочка, что случилось? – повторил Гудини.
Эбигейл стала громко всхлипывать. Гудини подошел ближе. Он видел только ее контуры. Она сидела на полу, свернувшись калачиком.
– Дорогая, все в порядке…
– Отойдите от меня! – крикнула она. – Отойдите.
У Гудини тревожно сжалось сердце. В полумраке ничего нельзя было разглядеть, но с Эбигейл что-то не так. Он это чувствовал. По интонации, по тому, как вздымалась ее грудь, как она шумно дышала. Гудини медленно приближался. Эбигейл громко всхлипывала. Теперь уже было видно, что она во что-то завернута. Толстое и мягкое.
– Мари, дай мне свечу, – попросил Дойл.
Он отстранил Гудини и склонился над девушкой. Поставил свечу на пол и выпрямился.
– Друзья мои, приготовьтесь.
При свете свечи залитое слезами лицо Эбигейл обрамляли два огромных шелковистых белых крыла. Подергиваясь, они почти полностью закутывали обнаженную девушку, как большое пуховое одеяло. Ее мокрые глаза молили о понимании и прощении. Воцарилась долгая пауза.
Здесь, на нижнем этаже особняка Гудини, в Нью-Йорке, впервые был сломан барьер, отделяющий людей от божественной сущности.
ГЛАВА 32
ГЛАВА 33
Потом Лавкрафт слышал, как на кухне Гудини и Дойл долго обсуждали, как поступить с девушкой. Взвешивали «за» и «против», следует ли впутывать ее в авантюру, которая может оказаться опасной. Но куда ее девать, если не в «Гнездо совы»?
Лавкрафт откинулся на спинку кресла, потянулся. Окинул взглядом обои. В этой комнате, очевидно, останавливались малолетние родственники Гудини. Всюду – на одеялах, коврах, стенах, – под присмотром строгих инспекторов манежа кувыркались акробаты, ездили на одноколесных велосипедах обезьяны, танцевали слоны. Лавкрафта это смущало.
Из коридора донеслись голоса Гудини и Джули Карчер.
– … я хочу, чтобы вы знали, сэр. Она ворует столовое серебро.
– И куда прячет? – спросил Гудини.
– В карманы пальто. Оно там у нее позвякивает при ходьбе.
– Бедная сиротка. Ну и пусть берет себе на здоровье.
– Конечно, сэр. Я просто хотела, чтобы вы знали.
– Спасибо, Джули.
Собираясь продолжить работу, Лавкрафт случайно толкнул локтем чернильницу. На столе образовалась черная лужа.
– Вот незадача!
В комнате тряпки не оказалось, и он вышел в холл второго этажа, а оттуда направился в ванную комнату. Она была невероятных размеров. Гораздо больше его прежней квартиры. Такой ванной комнаты Лавкрафт еще не видел. С большим диваном и набором кресел, огромным встроенным чуланом. А сама ванна с ножками в виде когтистых лап какогото хищника вполне могла вместить троих. Он шагнул в чулан, поискал выключатель и натолкнулся на полку, откуда на него обрушилась лавина полотенец, простыней и прочего белья. С грехом пополам выбравшись из-под всего этого, Лавкрафт услышал, что в ванну льется вода. Кто-то открыл краны. Дверь чулана притворена. Оставалась лишь щель, достаточно широкая, чтобы пропускать свет. Лавкрафт отполз в заднюю часть, не зная что делать.
– Одежду положи на этот стул, – произнесла Джули Карчер. По голосу чувствовалось, что она нервничает. – Я ее потом возьму и постираю. Смотри, вот на вешалке твое полотенце и халат, а на столике рядом с ванной кружка горячего молока.
Лавкрафт затаился.
– Еще что-нибудь тебе нужно, дорогая? – спросила Джули и, не дождавшись ответа, добавила: – Ладно, если что понадобится, крикни, и я прибегу. Хорошо? Попробуй воду. Не слишком горячая?
Дверь ванной комнаты со скрипом закрылась. Лавкрафт понял, что все, бежать поздно. Он собрался с силами и подполз к щели.
Из ванны поднимался пар. Цилиндр Эбигейл валялся на полу. Она сама сидела на краю ванны в своем грязном пальто, уставившись в одну точку. Одной рукой ворошила спутанные локоны, а другую полоскала в воде. Встала, немного вяло, сонно поднесла руку колбу и, вроде как споткнувшись, упала на четвереньки.
Лавкрафт хотел ей помочь, но увидел, что она плачет. Эбигейл повалилась на пол и разразилась беззвучными рыданиями. Слезы стекали по щекам, носу, губам и капали на пол. Прощло много времени, прежде чем она нехотя приняла сидячее положение, а затем встала. Заперла дверь, поставила под ручку стул. Наконец сбросила пальто на пол. Свисающий ниже колен свитер прикрывал потрепанные мужские брюки, из-под которых выглядывали обшарпанные темно-красные ботинки. Эбигейл утерла слезы и стала стягивать свитер.
Шея Лавкрафта покрылась потом. Он был уверен, что Эбигейл слышит, как стучит его сердце, и пытался дышать как можно реже. Под свитером у. нее оказалась грязная белая рубашка к мужскому вечернему костюму, без воротничка и манжет, а также нижняя часть мужского белья. Эбигейл расшнуровала ботинки и сбросила их, оставшись в старых зеленых дырявых носках.
У Лавкрафта перехватило дыхание. Эбигейл сбросила рубашку, спустила кальсоны до лодыжек и переступила через них. Теперь на ней оставалась лишь комбинация, доходящая примерно до середины икры, под которой угадывался какой-то странный корсет. Она села в ванну, закрыла краны и только сейчас стащила комбинацию.
Эбигейл была почти голая. Корсет начинался пониже груди и заканчивался на талии. Лавкрафт прикусил губу. Первый раз в жизни он созерцал обнаженную женщину. В висках застучало, в паху заболело, и вообще он чувствовал, что еще минута, и он умрет. Неожиданно в руке Эбигейл блеснули ножницы. Лавкрафт в ужасе подумал, что она намеревается лишить себя жизни, но она принялась распарывать ими корсет, который оказался плотно наложенной широкой повязкой.
Лавкрафт в смятении отполз от щели. Стройную фигуру Эбигейл окутывал пар, поэтому он не видел, а скорее угадывал, как она опустилась на колени и окатывает водой свою упругую белую грудь. Лавкрафт насторожился, когда девушка наклонилась. Его смутил какой-то странный звук, словно встряхивали мокрый холст. Эбигейл вытянула руки, и позади нее раскрылись два темных силуэта. Лавкрафт громко охнул.
Заплескалась вода, а через мгновение дверь чулана распахнулась. Спрятаться под упавшим бельем Лавкрафт не успел.
Гудини собирался лечь в постель, но услышав крик, накинул халат и выбежал в коридор. Следом за ним Бесс. Дойл уже находился там. Было видно, что он тоже готовился ко сну.
– Где она? – спросил Гудини.
– На втором этаже, – ответила Бесс. – С Джули.
Они спустились на третий этаж, где их ждали Мари и Джули, обе в халатах.
– Я приготовила для нее ванну. Не могу вообразить, что там… – Джули замолчала.
Где-то внизу с треском захлопнулась дверь. Гудини и Дойл достигли площадки второго этажа одновременно. Рядом с ванной у стены стоял Лавкрафт, бледный как полотно.
– Что случилось? – рявкнул Гудини.
– Она побежала туда.
– Почему на вас мокрая рубашка, Говард? – поинтересовался Дойл. – И очки запотели. Что вы делали в ванной комнате?
– Неужели подсматривал? – возмутился Гудини.
– Ничего подобного, – пробормотал Лавкрафт.
– Эта лестница ведет на кухню. Но там дверь заперта.
– Эбигейл! – Дойл вгляделся в черноту винтового лестничного колодца.
Тишина. Затем внизу кто-то завозился. Затрещали доски.
– Эбигейл, что случилось? – мягко промолвил Гудини. Не получив ответа, он начал спускаться. За ним Дойл и Мари со свечой в руке.
Эбигейл отчаянно пыталась открыть дверь. Увидев Гудини, она вжалась в угол.
– Не приближайтесь ко мне!
Голос был высокий, испуганный. Дыхание частое, как у загнанного животного.
– Моя дорогая девочка, что случилось? – повторил Гудини.
Эбигейл стала громко всхлипывать. Гудини подошел ближе. Он видел только ее контуры. Она сидела на полу, свернувшись калачиком.
– Дорогая, все в порядке…
– Отойдите от меня! – крикнула она. – Отойдите.
У Гудини тревожно сжалось сердце. В полумраке ничего нельзя было разглядеть, но с Эбигейл что-то не так. Он это чувствовал. По интонации, по тому, как вздымалась ее грудь, как она шумно дышала. Гудини медленно приближался. Эбигейл громко всхлипывала. Теперь уже было видно, что она во что-то завернута. Толстое и мягкое.
– Мари, дай мне свечу, – попросил Дойл.
Он отстранил Гудини и склонился над девушкой. Поставил свечу на пол и выпрямился.
– Друзья мои, приготовьтесь.
При свете свечи залитое слезами лицо Эбигейл обрамляли два огромных шелковистых белых крыла. Подергиваясь, они почти полностью закутывали обнаженную девушку, как большое пуховое одеяло. Ее мокрые глаза молили о понимании и прощении. Воцарилась долгая пауза.
Здесь, на нижнем этаже особняка Гудини, в Нью-Йорке, впервые был сломан барьер, отделяющий людей от божественной сущности.
ГЛАВА 32
Ночь сменило ясное, свежее утро. Небо было голубым, без единого облачка, что в октябре на Манхэттене большая редкость. Во время завтрака выяснилось, что пропал Лавкрафт. Мари и Дойл обыскали весь особняк и близлежащие улицы. Его нигде не было. Ушел ли он совсем или скрылся на время, одолеваемый стыдом и смущением? Лавкрафт ведь непредсказуем. Впрочем, сейчас Дойла волновало совсем другое.
Большую часть ночи Эбигейл провела на лестнице. Дрожала от холода, но уходить отказывалась. Джули и Бесс пытались соблазнить ее свежеиспеченным хлебом, куриным бульоном, горячим чаем со сливочной помадкой. Напрасно. Очевидно, путь к сердцу Эбигейл лежал не через желудок. Наконец за дело взялась Мари и преуспела. Жрица вуду села на ступеньку с чашкой травяного чая и принялась рассказывать Эбигейл о своем детстве. Желаемый эффект возымела следующая история.
Вода в озере холодная, но Мари ныряет без колебаний. Мягкий всплеск, небольшая рябь на поверхности. Она плывет, вглядываясь в зеленую тьму. Ей тринадцать лет. Руки, ноги, ну и все остальное, уже не детские, но еще не как у девушки. Она переворачивается на спину, лицом к солнцу, закрывает глаза. Здесь ей ничто не угрожает. Это уурдья ее матери. А королеву вуду Нового Орлеана боятся даже змеи.
Юная Мари хватается за склонившуюся над водой ветку виргинского дуба и подтягивается. Залезает на дерево, подставляет солнцу свое молодое тело. Кругом тишина. Молчат птицы. Молчит все живое. Мари открывает глаза и видит серебристую лису, которая наблюдает за ней. Каким-то образом она знает, что это самец, лис.
Пора возвращаться домой. Она подходит к лису.
– Пойдем со мной.
Лис трется мордой о ее ноги. Наверное, так и нужно, думает Мари. У ее матери уже живут мудрая черепаха, три пестрых кошки и ворона с покалеченным крылом. А у нее будет свой лис. Скоро она достигнет возраста, когда можно рожать детей, и начнет помогать матери.
Мари приходит домой с лисом, наброшенным на плечи, как меховой воротник, но мать не обращает на это никакого внимания.
– Разделай курицу на ужин, – велит она.
Мари немножко обижена.
Серебристый лис ждет у курятника, навострив уши. Мари выходит с рыжеватой курицей. Снимает с гвоздя огромный нож, кладет курицу на колоду, прижимает коленом и точным ударом отрубает голову. Лис внимательно наблюдает, подергивая носом.
– Кто это у тебя, девочка? – спрашивает дядя Тото, моргая заспанным глазом. – Какая милая лисичка.
– Ты никогда не видел лисиц? – произносит Мари, ощипывая курицу.
В последнее время одноглазый Тото смотрит на нее как-то странно, и она избегает встречаться с ним взглядом.
Лис улегся между ногами Мари. Положил голову на лапы. Сияющие зеленые глаза наблюдают за Тото.
– Это самая красивая, какую я только видел, – говорит Тото.
Наступает ночь. Королева вуду не позволяет дочери спать с серебристым лисом.
– Если захочет, вернется утром, – заявляет она.
Мари безутешна. Плачет в подушку. Переживает разлуку с лисом.
Лис долго сидит на веранде. Ждет. Надеется, что впустят. Но королева вуду закрывает перед его мордой дверь. Он поворачивается, бредет по веранде, спускается по ступенькам на лужайку. Освещенный лунным светом проходит по лесной тропинке две мили к хижине, внутри которой мерцает тусклый свет. Скребется в дверь.
Дядя Тото открывает.
– Это ты?
Серебристый лис поднимает на него свои сияющие зеленые глаза.
Тото улыбается.
– Ну, давай входи.
Мари поднимает голову с подушки и прислушивается. В комнате пахнет мятой. Теплый ветерок колышет шторы. Она переворачивается на бок и сбрасывает одеяло. Жарко. В нос ударяет перегар виски.
Мари вскрикивает, но рот зажимает чья-то ладонь. Она видит Тото. Он склоняется над ней, буравя единственным глазом. – Он у него сейчас красный.
– Очень-очень красивый лис, – хрипит он, хватая ее за брыкающиеся ноги.
Мари царапается, отталкивает Тото, но он придавливает ее своим весом. Потом начинает возиться со штанами. Расстегивает. Мари зажмуривается, отворачивается. Перегар настолько сильный, что невозможно дышать.
Неожиданно дядя Тото вскрикивает и скатывается с Мари на пол. Она открывает глаза и видит, что он весь объят пламенем. В дверях стоит королева вуду, держит за шею серебристого лиса, который воет на десяток голосов. Какой-то голос что-то бормочет на незнакомом языке, какой-то визжит, какой-то плачет. Эта какофония запомнилась Мари на всю жизнь.
Дядя Тото выпрыгивает из окна и бежит в ночь, продолжая гореть. Королева вуду зажимает морду лиса в кулак и шипит ему в ухо:
– Ты воюй со мной, дьявол. А дочь оставь в покое.
Она быстро распарывает лису горло ножом. Он жутко воет, вырывается из ее рук, несется по коридору вон из дома. Мари Лаво, всхлипывая, бросается в объятия матери.
Мари обеими руками развернула одеяло.
– Вот видишь, дитя, мы не всегда ведаем, что для нас хорошо, а что плохо. Порой нужно превозмочь себя и довериться старшим.
После очень длинной паузы из угла донесся слабый голосок:
– И ты больше никогда не видела серебристого лиса?
– Не лис это был, Эбигейл, а сам дьявол. Его главная задача – развращать, растлевать. Понимаешь? Он получает от этого удовольствие.
Едва слышно скрипнул пол. Поблескивая фарфоровой кожей, из темноты вышла Эбигейл. Крылья плотно прижаты к спине. Она сделала еще пару шагов и, едва сдерживая слезы, бросилась в объятия Мари.
– Ну-ну, полно, милое чудо, – забормотала жрица вуду, кутая ее в одеяло. – Успокойся. Все будет хорошо.
После обеда все собрались в гостиной. В кресле с высокой спинкой расположился Дойл. Рядом Гудини. Напротив на диванчике – Эбигейл в плюшевом халате Бесс. Ее одежда пока не высохла. В руке чашка с чаем. На колене покоилась ладонь Мари.
– Можешь называть нас исследователями необычайного и исключительного, – начал Дойл. – Мы называем себя Арканум. Вернее, так назвал нашу группу великий мистик, которого мы знали под именем Константина Дюваля. Он собрал нас четверых вместе и, очевидно, не зря. Как сказал Гамлет: «И в небе и в земле сокрыто больше, чем снится вашей мудрости, Горацио…» И ты, Эбигейл, живое тому доказательство. Дюваль лучше, чем кто другой, знал, что делами подобного рода должно заниматься тайное общество, члены которого обладают разнообразными талантами, дополняющими друг друга. Общество, которое никогда не позволит, чтобы какая-нибудь важная тайна попала в плохие руки. Короче, Эбигейл, теперь о тебе будем заботиться мы.
– Вы ошибаетесь, почтенный, – спокойно произнесла Эбигейл. – Я не особенная. Я просто уродка. Родилась такой. Как некоторые младенцы родятся без рук или с двумя головами. Вот почему родители от меня отказались.
– Это тебе внушила Джудит?
– Ей не надо было мне ничего внушать. В любом случае это не имеет значения, ведь я прекрасно могу позаботиться о себе сама.
– Ты долго жила с Джудит?
– По-моему, всегда.
Дойл помолчал.
– Сколько тебе лет?
Эбигейл пожала плечами.
– Давно ты в Нью-Йорке?
– Не очень.
– А где жила до этого?
– В Будапеште.
– А раньше?
– В Нанкине.
– Какой город понравился тебе больше всего? – спросил Гудини.
– Никакой, – усмехнулась Эбигейл. – Разве что пещеры буддистов в Мандалае.
– Эта сиротка только вышла из подросткового возраста, а сколько уже попутешествовала по миру, – заметил Гудини.
– Да, – кивнул Дойл. – Не многие могут порекомендовать висячие сады Семирамиды в Вавилоне в качестве приятного места для проведения пикника.
– Она считает себя человеком, – сказала Мари.
– Видимо, именно так, – согласился Дойл. – Наша Эбигейл заблудилась в океане времени.
– Может, Джудит не хотела, чтобы она знала, – предположила Мари. – Не хотела, чтобы девочка чувствовала себя другой.
– В любом случае нам предстоит разрешить уникальную дилемму. С одной стороны, она уже пережила достаточно, и не следует взваливать на нее еще ношу. Но с другой стороны, если она не осознает ту роль, какую играет во всем этом, у нее не будет причины оставаться под нашим наблюдением.
– Девочка чудом осталась жива, – сказал Гудини. – Неизвестно, что будет завтра.
– Вы правы, – отозвался Дойл. – С нее нельзя спускать глаз. Кажется, пока она нам доверяет, особенно Мари, но в любой момент все может измениться.
Гудини встал.
– Черт возьми, мне очень любопытно, куда подевался Лавкрафт!
Студия Кроули в Гринвич-Виллидж. Это место Говард Лавкрафт знал очень хорошо. Дверь открыл хозяин в кимоно. Лицо и безволосая грудь влажные от пота.
– Вот это гость!
Лавкрафт посмотрел на него из-под полей мягкой шляпы.
– Если мне удастся достать книгу, вы ее получите. Взамен помогите нам остановить их.
Кроули сморщился, сдерживая улыбку.
– Бедный Говард. – Он открыл дверь шире и обнял демонолога за плечи, приглашая войти. – Неужели дела так плохи?
В студии одновременно воняло какой-то кислятиной и приятно пахло ванильным фимиамом. В точности как и внешность самого Кроули, которая была привлекательной и одновременно вызывала отвращение.
– Ты явился кстати. Я только закончил заниматься йогой и собираюсь пить чай.
Лавкрафт осмотрелся. На видном месте стояла фигура Бафомета – демона с головой быка, женским торсом и козлиными ногами. Эту скульптуру из черного мрамора изваял знаменитый Элифас Леви. Нештукатуренные кирпичные стены были увешаны акварелями самого Кроули. Фантастические миры, навеянные галлюцинациями, и причудливые автопортреты.
Кроули свернул коврик и поставил в угол, рядом с церемониальным блюдом для заклинаний. На безголовых манекенах красовались одеяния многочисленных обществ магов, в которых состоял Кроули, а под единственным окном располагался стол-алтарь из восточной Индии со снаряжением практикующего мага. Венец в виде змеи, волшебная палочка, меч, кубок, священное масло, а также личная «Книга заклинаний».
– Ты не умеешь скрывать свои чувства, мой мальчик, – с улыбкой промолвил Кроули, доставая с полки чашки. – Твоим друзьям повезло, на этой неделе я принимаю лишь вегетарианскую пищу.
– Довольно говорить загадками. Я пришел задать вам несколько вопросов. – Стула не было, и Лавкрафт стоял, сжимая в руке шляпу.
– Ну что ж, спрашивай, – снисходительно промолвил Кроули.
– Кто он? – Лавкрафт смотрел ему прямо в глаза. – Кто этот Дариан?
– Одаренный молодой человек, который пошел напролом.
– Откуда вы знаете? Он был вашим учеником?
– Не только моим, – ответил Кроули, заливая в заварной чайник кипяток, – но и Дюваля тоже.
– Дюваля? – в ужасе воскликнул Лавкрафт.
– Дариан был необыкновенно талантливым юношей. Его, пожалуй, можно было бы сравнить с тобой, когда ты еще не свернул на кривую дорожку.
Лавкрафт поморщился.
– Но на меня произвели впечатление не только его эрудиция и амбиции, – продолжил Кроули. – Он обладал также редкостным даром телепатии. А эта комбинация свидетельствует о появлении настоящего мага. Вначале он потрепыхался в руках Дюваля, а затем, естественно, пришел ко мне.
– И что?
– Мальчик подавал большие надежды. Первое время я был им доволен, а потом его выкрутасы мне надоели.
Кроули протянул Лавкрафту чашку.
– Я не понял.
– Конечно, не понял, – насмешливо произнес Кроули. – Наследственность. Полностью этого парня следует называть Дариан Уинтроп Демаркус.
– Сын стального магната Торнтона Демаркуса? – Лавкрафт понизил голос до шепота.
– Он тебе известен?
– По архивным документам, – с запинкой проговорил Лавкрафт. – Все предки Торнтона Демаркуса – сатанисты. Таких ужасных, наверное, не существовало в мире. Разумеется, сам он тоже. Я знал это еще до того, как был…
– … приглашен в Арканум? – закончил Кроули.
– Да. Торнтон Демаркус был нашим самым опасным врагом.
Кроули усмехнулся.
– Я тебя понимаю. О присутствующих не говорят.
– На его совести убийства в Архаме.
– А изгнание нечистой силы в Бостоне? А вызов джинна? Не следует забывать и свиток Ньярлатотепа. – Кроули перечислил три провальных расследования Арканума.
– Его убил Дюваль?
Кроули пожал плечами.
– И тем не менее Дариан пошел к нему учиться?
– Он скрыл от него свое происхождение. Вот это меня больше всего в нем и восхищало. Такой молодой и сметливый. Втерся в доверие к старому псу и играл на его тщеславии, пока не выпытал все тайны.
– Но и вас он тоже обманул.
– Очевидно. – Кроули глотнул чаю. – Но все равно враг моего врага – мой друг.
Лавкрафт с шумом поставил чашку, расплескав чай, затем сорвал со стены церемониальный кинжал и выхватил из ножен.
– Я не намерен терпеть ваши издевательства!
Кроули весело расхохотался.
– Да. Сохранился еще огонь в парне. Сохранился.
– Это вы направили его по следу! Вы, один из самых выдающихся знатоков магии Еноха в мире. Откуда еще Дариан узнал бы, что она в зале реликвий?
– Ничто не могло бы принести мне большего удовлетворения, чем сознание, что я причастен к гибели Дюваля. Но этот парень перебежал мне дорогу. Поначалу все было предельно ясно. Он добывает у Дюваля «Книгу Еноха», а использую ее я, Алистер Кроули. Но Дариан решил действовать сам.
– И что им руководит? Месть?
– Ты не слушаешь меня, щенок? – Несмотря на кинжал в руке Лавкрафта, Кроули заставил его попятиться к стене силой своего взгляда. – Надо воевать интеллектом, а не этим, – он ткнул острым ногтем в грудь Лавкрафта, – бесполезным дерьмом. – Быстрым движением Кроули выхватил кинжал из руки Лавкрафта и приставил острие к его горлу. – Месть имела второстепенное значение. У парня непомерные амбиции. Он гораздо опаснее, чем его отец.
Лавкрафт стоял, парализованный взглядом Кроули. Маг горячо задышал ему в лицо.
– Он служит единственному хозяину – князю тьмы. И намерен вызвать конец света. Учти, у него есть теперь не только воля, но и средства. – Кроули оттолкнул Лавкрафта. Взял чашку, сделал несколько глотков. – Ты стал таким же тупым, как этот олух Дойл.
– Алистер, мне безразлично ваше мнение, – произнес Лавкрафт, потирая горло. – Я предлагаю простую сделку. Книга в обмен на Дариана.
– А почему тебе не терпится ее заключить? Он подобрался слишком близко? Некоторые мальчики и девочки уже туктук? Сколько их осталось, а? Расскажи дяде Алистеру, сколько осталось маленьких птичек?
– Катитесь к дьяволу, – проворчал Лавкрафт.
Кроули засмеялся.
– Вы все танцуете под его музыку и даже не осознаете этого. Он заманивает вас в свой капкан.
– Вы хотите сказать, что это приглашение на прием?
Кроули принялся подрезать ногти лезвием кинжала.
– Но ведь оно от мадам Роуз, – пробормотал Лавкрафт. – Вы же сами намекнули тогда об имени и о стражнике…
– У любезного Торнтона, кроме сына, были еще дети, – сказал Кроули.
– Она его сестра, – догадался Лавкрафт.
– Мадам Роуз зовут Эрика Демаркус. И Хэллоуин будут праздновать в фамильном имении Демаркусов. Так что вы отправитесь прямо в пасть льва. Там будет ждать вас он во главе своего войска.
– И как нам его остановить?
– Дать то, что он желает.
– Но это…
– Все, я ответил! – бросил Кроули. – А теперь уходи.
Лавкрафт направился к двери и обернулся:
– Но вы не потребовали никаких гарантий насчет книги?
– Ты дал мне слово джентльмена. Этого достаточно. И учти, я умею расправляться с теми, кто меня предает.
Лавкрафт открыл дверь, вышел в коридор и вдруг услышал сзади:
– Говард…
Кроули стоял в противоположном конце студии, смотрел в окно.
– Учти, в этой игре есть еще один участник.
Лавкрафт хотел вернуться и задать пару вопросов, но скрипнули петли, и дверь захлопнулась перед его носом.
Большую часть ночи Эбигейл провела на лестнице. Дрожала от холода, но уходить отказывалась. Джули и Бесс пытались соблазнить ее свежеиспеченным хлебом, куриным бульоном, горячим чаем со сливочной помадкой. Напрасно. Очевидно, путь к сердцу Эбигейл лежал не через желудок. Наконец за дело взялась Мари и преуспела. Жрица вуду села на ступеньку с чашкой травяного чая и принялась рассказывать Эбигейл о своем детстве. Желаемый эффект возымела следующая история.
Вода в озере холодная, но Мари ныряет без колебаний. Мягкий всплеск, небольшая рябь на поверхности. Она плывет, вглядываясь в зеленую тьму. Ей тринадцать лет. Руки, ноги, ну и все остальное, уже не детские, но еще не как у девушки. Она переворачивается на спину, лицом к солнцу, закрывает глаза. Здесь ей ничто не угрожает. Это уурдья ее матери. А королеву вуду Нового Орлеана боятся даже змеи.
Юная Мари хватается за склонившуюся над водой ветку виргинского дуба и подтягивается. Залезает на дерево, подставляет солнцу свое молодое тело. Кругом тишина. Молчат птицы. Молчит все живое. Мари открывает глаза и видит серебристую лису, которая наблюдает за ней. Каким-то образом она знает, что это самец, лис.
Пора возвращаться домой. Она подходит к лису.
– Пойдем со мной.
Лис трется мордой о ее ноги. Наверное, так и нужно, думает Мари. У ее матери уже живут мудрая черепаха, три пестрых кошки и ворона с покалеченным крылом. А у нее будет свой лис. Скоро она достигнет возраста, когда можно рожать детей, и начнет помогать матери.
Мари приходит домой с лисом, наброшенным на плечи, как меховой воротник, но мать не обращает на это никакого внимания.
– Разделай курицу на ужин, – велит она.
Мари немножко обижена.
Серебристый лис ждет у курятника, навострив уши. Мари выходит с рыжеватой курицей. Снимает с гвоздя огромный нож, кладет курицу на колоду, прижимает коленом и точным ударом отрубает голову. Лис внимательно наблюдает, подергивая носом.
– Кто это у тебя, девочка? – спрашивает дядя Тото, моргая заспанным глазом. – Какая милая лисичка.
– Ты никогда не видел лисиц? – произносит Мари, ощипывая курицу.
В последнее время одноглазый Тото смотрит на нее как-то странно, и она избегает встречаться с ним взглядом.
Лис улегся между ногами Мари. Положил голову на лапы. Сияющие зеленые глаза наблюдают за Тото.
– Это самая красивая, какую я только видел, – говорит Тото.
Наступает ночь. Королева вуду не позволяет дочери спать с серебристым лисом.
– Если захочет, вернется утром, – заявляет она.
Мари безутешна. Плачет в подушку. Переживает разлуку с лисом.
Лис долго сидит на веранде. Ждет. Надеется, что впустят. Но королева вуду закрывает перед его мордой дверь. Он поворачивается, бредет по веранде, спускается по ступенькам на лужайку. Освещенный лунным светом проходит по лесной тропинке две мили к хижине, внутри которой мерцает тусклый свет. Скребется в дверь.
Дядя Тото открывает.
– Это ты?
Серебристый лис поднимает на него свои сияющие зеленые глаза.
Тото улыбается.
– Ну, давай входи.
Мари поднимает голову с подушки и прислушивается. В комнате пахнет мятой. Теплый ветерок колышет шторы. Она переворачивается на бок и сбрасывает одеяло. Жарко. В нос ударяет перегар виски.
Мари вскрикивает, но рот зажимает чья-то ладонь. Она видит Тото. Он склоняется над ней, буравя единственным глазом. – Он у него сейчас красный.
– Очень-очень красивый лис, – хрипит он, хватая ее за брыкающиеся ноги.
Мари царапается, отталкивает Тото, но он придавливает ее своим весом. Потом начинает возиться со штанами. Расстегивает. Мари зажмуривается, отворачивается. Перегар настолько сильный, что невозможно дышать.
Неожиданно дядя Тото вскрикивает и скатывается с Мари на пол. Она открывает глаза и видит, что он весь объят пламенем. В дверях стоит королева вуду, держит за шею серебристого лиса, который воет на десяток голосов. Какой-то голос что-то бормочет на незнакомом языке, какой-то визжит, какой-то плачет. Эта какофония запомнилась Мари на всю жизнь.
Дядя Тото выпрыгивает из окна и бежит в ночь, продолжая гореть. Королева вуду зажимает морду лиса в кулак и шипит ему в ухо:
– Ты воюй со мной, дьявол. А дочь оставь в покое.
Она быстро распарывает лису горло ножом. Он жутко воет, вырывается из ее рук, несется по коридору вон из дома. Мари Лаво, всхлипывая, бросается в объятия матери.
Мари обеими руками развернула одеяло.
– Вот видишь, дитя, мы не всегда ведаем, что для нас хорошо, а что плохо. Порой нужно превозмочь себя и довериться старшим.
После очень длинной паузы из угла донесся слабый голосок:
– И ты больше никогда не видела серебристого лиса?
– Не лис это был, Эбигейл, а сам дьявол. Его главная задача – развращать, растлевать. Понимаешь? Он получает от этого удовольствие.
Едва слышно скрипнул пол. Поблескивая фарфоровой кожей, из темноты вышла Эбигейл. Крылья плотно прижаты к спине. Она сделала еще пару шагов и, едва сдерживая слезы, бросилась в объятия Мари.
– Ну-ну, полно, милое чудо, – забормотала жрица вуду, кутая ее в одеяло. – Успокойся. Все будет хорошо.
После обеда все собрались в гостиной. В кресле с высокой спинкой расположился Дойл. Рядом Гудини. Напротив на диванчике – Эбигейл в плюшевом халате Бесс. Ее одежда пока не высохла. В руке чашка с чаем. На колене покоилась ладонь Мари.
– Можешь называть нас исследователями необычайного и исключительного, – начал Дойл. – Мы называем себя Арканум. Вернее, так назвал нашу группу великий мистик, которого мы знали под именем Константина Дюваля. Он собрал нас четверых вместе и, очевидно, не зря. Как сказал Гамлет: «И в небе и в земле сокрыто больше, чем снится вашей мудрости, Горацио…» И ты, Эбигейл, живое тому доказательство. Дюваль лучше, чем кто другой, знал, что делами подобного рода должно заниматься тайное общество, члены которого обладают разнообразными талантами, дополняющими друг друга. Общество, которое никогда не позволит, чтобы какая-нибудь важная тайна попала в плохие руки. Короче, Эбигейл, теперь о тебе будем заботиться мы.
– Вы ошибаетесь, почтенный, – спокойно произнесла Эбигейл. – Я не особенная. Я просто уродка. Родилась такой. Как некоторые младенцы родятся без рук или с двумя головами. Вот почему родители от меня отказались.
– Это тебе внушила Джудит?
– Ей не надо было мне ничего внушать. В любом случае это не имеет значения, ведь я прекрасно могу позаботиться о себе сама.
– Ты долго жила с Джудит?
– По-моему, всегда.
Дойл помолчал.
– Сколько тебе лет?
Эбигейл пожала плечами.
– Давно ты в Нью-Йорке?
– Не очень.
– А где жила до этого?
– В Будапеште.
– А раньше?
– В Нанкине.
– Какой город понравился тебе больше всего? – спросил Гудини.
– Никакой, – усмехнулась Эбигейл. – Разве что пещеры буддистов в Мандалае.
* * *
Когда Эбигейл ушла спать, Дойл, Гудини и Мари обменялись мнениями.– Эта сиротка только вышла из подросткового возраста, а сколько уже попутешествовала по миру, – заметил Гудини.
– Да, – кивнул Дойл. – Не многие могут порекомендовать висячие сады Семирамиды в Вавилоне в качестве приятного места для проведения пикника.
– Она считает себя человеком, – сказала Мари.
– Видимо, именно так, – согласился Дойл. – Наша Эбигейл заблудилась в океане времени.
– Может, Джудит не хотела, чтобы она знала, – предположила Мари. – Не хотела, чтобы девочка чувствовала себя другой.
– В любом случае нам предстоит разрешить уникальную дилемму. С одной стороны, она уже пережила достаточно, и не следует взваливать на нее еще ношу. Но с другой стороны, если она не осознает ту роль, какую играет во всем этом, у нее не будет причины оставаться под нашим наблюдением.
– Девочка чудом осталась жива, – сказал Гудини. – Неизвестно, что будет завтра.
– Вы правы, – отозвался Дойл. – С нее нельзя спускать глаз. Кажется, пока она нам доверяет, особенно Мари, но в любой момент все может измениться.
Гудини встал.
– Черт возьми, мне очень любопытно, куда подевался Лавкрафт!
Студия Кроули в Гринвич-Виллидж. Это место Говард Лавкрафт знал очень хорошо. Дверь открыл хозяин в кимоно. Лицо и безволосая грудь влажные от пота.
– Вот это гость!
Лавкрафт посмотрел на него из-под полей мягкой шляпы.
– Если мне удастся достать книгу, вы ее получите. Взамен помогите нам остановить их.
Кроули сморщился, сдерживая улыбку.
– Бедный Говард. – Он открыл дверь шире и обнял демонолога за плечи, приглашая войти. – Неужели дела так плохи?
В студии одновременно воняло какой-то кислятиной и приятно пахло ванильным фимиамом. В точности как и внешность самого Кроули, которая была привлекательной и одновременно вызывала отвращение.
– Ты явился кстати. Я только закончил заниматься йогой и собираюсь пить чай.
Лавкрафт осмотрелся. На видном месте стояла фигура Бафомета – демона с головой быка, женским торсом и козлиными ногами. Эту скульптуру из черного мрамора изваял знаменитый Элифас Леви. Нештукатуренные кирпичные стены были увешаны акварелями самого Кроули. Фантастические миры, навеянные галлюцинациями, и причудливые автопортреты.
Кроули свернул коврик и поставил в угол, рядом с церемониальным блюдом для заклинаний. На безголовых манекенах красовались одеяния многочисленных обществ магов, в которых состоял Кроули, а под единственным окном располагался стол-алтарь из восточной Индии со снаряжением практикующего мага. Венец в виде змеи, волшебная палочка, меч, кубок, священное масло, а также личная «Книга заклинаний».
– Ты не умеешь скрывать свои чувства, мой мальчик, – с улыбкой промолвил Кроули, доставая с полки чашки. – Твоим друзьям повезло, на этой неделе я принимаю лишь вегетарианскую пищу.
– Довольно говорить загадками. Я пришел задать вам несколько вопросов. – Стула не было, и Лавкрафт стоял, сжимая в руке шляпу.
– Ну что ж, спрашивай, – снисходительно промолвил Кроули.
– Кто он? – Лавкрафт смотрел ему прямо в глаза. – Кто этот Дариан?
– Одаренный молодой человек, который пошел напролом.
– Откуда вы знаете? Он был вашим учеником?
– Не только моим, – ответил Кроули, заливая в заварной чайник кипяток, – но и Дюваля тоже.
– Дюваля? – в ужасе воскликнул Лавкрафт.
– Дариан был необыкновенно талантливым юношей. Его, пожалуй, можно было бы сравнить с тобой, когда ты еще не свернул на кривую дорожку.
Лавкрафт поморщился.
– Но на меня произвели впечатление не только его эрудиция и амбиции, – продолжил Кроули. – Он обладал также редкостным даром телепатии. А эта комбинация свидетельствует о появлении настоящего мага. Вначале он потрепыхался в руках Дюваля, а затем, естественно, пришел ко мне.
– И что?
– Мальчик подавал большие надежды. Первое время я был им доволен, а потом его выкрутасы мне надоели.
Кроули протянул Лавкрафту чашку.
– Я не понял.
– Конечно, не понял, – насмешливо произнес Кроули. – Наследственность. Полностью этого парня следует называть Дариан Уинтроп Демаркус.
– Сын стального магната Торнтона Демаркуса? – Лавкрафт понизил голос до шепота.
– Он тебе известен?
– По архивным документам, – с запинкой проговорил Лавкрафт. – Все предки Торнтона Демаркуса – сатанисты. Таких ужасных, наверное, не существовало в мире. Разумеется, сам он тоже. Я знал это еще до того, как был…
– … приглашен в Арканум? – закончил Кроули.
– Да. Торнтон Демаркус был нашим самым опасным врагом.
Кроули усмехнулся.
– Я тебя понимаю. О присутствующих не говорят.
– На его совести убийства в Архаме.
– А изгнание нечистой силы в Бостоне? А вызов джинна? Не следует забывать и свиток Ньярлатотепа. – Кроули перечислил три провальных расследования Арканума.
– Его убил Дюваль?
Кроули пожал плечами.
– И тем не менее Дариан пошел к нему учиться?
– Он скрыл от него свое происхождение. Вот это меня больше всего в нем и восхищало. Такой молодой и сметливый. Втерся в доверие к старому псу и играл на его тщеславии, пока не выпытал все тайны.
– Но и вас он тоже обманул.
– Очевидно. – Кроули глотнул чаю. – Но все равно враг моего врага – мой друг.
Лавкрафт с шумом поставил чашку, расплескав чай, затем сорвал со стены церемониальный кинжал и выхватил из ножен.
– Я не намерен терпеть ваши издевательства!
Кроули весело расхохотался.
– Да. Сохранился еще огонь в парне. Сохранился.
– Это вы направили его по следу! Вы, один из самых выдающихся знатоков магии Еноха в мире. Откуда еще Дариан узнал бы, что она в зале реликвий?
– Ничто не могло бы принести мне большего удовлетворения, чем сознание, что я причастен к гибели Дюваля. Но этот парень перебежал мне дорогу. Поначалу все было предельно ясно. Он добывает у Дюваля «Книгу Еноха», а использую ее я, Алистер Кроули. Но Дариан решил действовать сам.
– И что им руководит? Месть?
– Ты не слушаешь меня, щенок? – Несмотря на кинжал в руке Лавкрафта, Кроули заставил его попятиться к стене силой своего взгляда. – Надо воевать интеллектом, а не этим, – он ткнул острым ногтем в грудь Лавкрафта, – бесполезным дерьмом. – Быстрым движением Кроули выхватил кинжал из руки Лавкрафта и приставил острие к его горлу. – Месть имела второстепенное значение. У парня непомерные амбиции. Он гораздо опаснее, чем его отец.
Лавкрафт стоял, парализованный взглядом Кроули. Маг горячо задышал ему в лицо.
– Он служит единственному хозяину – князю тьмы. И намерен вызвать конец света. Учти, у него есть теперь не только воля, но и средства. – Кроули оттолкнул Лавкрафта. Взял чашку, сделал несколько глотков. – Ты стал таким же тупым, как этот олух Дойл.
– Алистер, мне безразлично ваше мнение, – произнес Лавкрафт, потирая горло. – Я предлагаю простую сделку. Книга в обмен на Дариана.
– А почему тебе не терпится ее заключить? Он подобрался слишком близко? Некоторые мальчики и девочки уже туктук? Сколько их осталось, а? Расскажи дяде Алистеру, сколько осталось маленьких птичек?
– Катитесь к дьяволу, – проворчал Лавкрафт.
Кроули засмеялся.
– Вы все танцуете под его музыку и даже не осознаете этого. Он заманивает вас в свой капкан.
– Вы хотите сказать, что это приглашение на прием?
Кроули принялся подрезать ногти лезвием кинжала.
– Но ведь оно от мадам Роуз, – пробормотал Лавкрафт. – Вы же сами намекнули тогда об имени и о стражнике…
– У любезного Торнтона, кроме сына, были еще дети, – сказал Кроули.
– Она его сестра, – догадался Лавкрафт.
– Мадам Роуз зовут Эрика Демаркус. И Хэллоуин будут праздновать в фамильном имении Демаркусов. Так что вы отправитесь прямо в пасть льва. Там будет ждать вас он во главе своего войска.
– И как нам его остановить?
– Дать то, что он желает.
– Но это…
– Все, я ответил! – бросил Кроули. – А теперь уходи.
Лавкрафт направился к двери и обернулся:
– Но вы не потребовали никаких гарантий насчет книги?
– Ты дал мне слово джентльмена. Этого достаточно. И учти, я умею расправляться с теми, кто меня предает.
Лавкрафт открыл дверь, вышел в коридор и вдруг услышал сзади:
– Говард…
Кроули стоял в противоположном конце студии, смотрел в окно.
– Учти, в этой игре есть еще один участник.
Лавкрафт хотел вернуться и задать пару вопросов, но скрипнули петли, и дверь захлопнулась перед его носом.
ГЛАВА 33
Где тебя черти носили? – воскликнул Гудини.
– Занимался в библиотеке, – буркнул Лавкрафт, подходя к камину, чтобы согреть руки.
– И что?
Он вздохнул.
– Закройте дверь.
Мари захлопнула застекленную створчатую дверь, отделяющую гостиную от коридора первого этажа.
– Говард, что случилось? – спросил Дойл.
– Какого черта ты подглядывал за Эбигейл? – добавил Гудини.
– Я не подглядывал.
– Но ты прятался в чулане?
– Нет. Я разлил чернила и пошел за тряпкой… Впрочем, думайте, что хотите. Ведь вам безразлично, что я скажу. Правда? – Он свирепо посмотрел на Дойла. – Правда?
– Но мы не…
– Я очень подходящий мальчик для битья. Конечно, в случае крайней нужды могу принести пользу. Но доверять мне нельзя.
– Что ты городишь, – проворчал Гудини.
– А где бы вы были без этого ни на что не годного Лавкрафта, хотел бы я знать? – Его глаза потемнели.
– Говард, ваш вклад в дело Арканума никогда не подвергался сомнению, – заверил Дойл.
Лавкрафт усмехнулся:
– Арканум… Для вас, Артур, возможно, это имеет значение, но не для меня. Мне важен был Дюваль, а теперь, когда его нет… не вижу причин оставаться с вами.
– Ну и убирайся куда хочешь! – взорвался Гудини. – Чем раньше, тем лучше.
– Погодите, не горячитесь, – попросил Дойл, пристально глядя на Лавкрафта. – Говард, нам всем не хватает Дюваля, но больше всего страдаете без него вы, я уверен.
Лавкрафт опустил голову.
– Константин поставил перед нами цель, – продолжил Дойл. – «Арканум» – это последнее, что он произнес перед смертью. Мы просто обязаны в память о нем отбросить обиды, разногласия и объединиться для последнего расследования. Без Говарда Филлипса Лавкрафта Арканум прекратит существование. Так считаю не только я, но и остальные.
– Это правда, Говард, – подала голос Мари.
Лавкрафт потер глаза и произнес:
– Занимался в библиотеке, – буркнул Лавкрафт, подходя к камину, чтобы согреть руки.
– И что?
Он вздохнул.
– Закройте дверь.
Мари захлопнула застекленную створчатую дверь, отделяющую гостиную от коридора первого этажа.
– Говард, что случилось? – спросил Дойл.
– Какого черта ты подглядывал за Эбигейл? – добавил Гудини.
– Я не подглядывал.
– Но ты прятался в чулане?
– Нет. Я разлил чернила и пошел за тряпкой… Впрочем, думайте, что хотите. Ведь вам безразлично, что я скажу. Правда? – Он свирепо посмотрел на Дойла. – Правда?
– Но мы не…
– Я очень подходящий мальчик для битья. Конечно, в случае крайней нужды могу принести пользу. Но доверять мне нельзя.
– Что ты городишь, – проворчал Гудини.
– А где бы вы были без этого ни на что не годного Лавкрафта, хотел бы я знать? – Его глаза потемнели.
– Говард, ваш вклад в дело Арканума никогда не подвергался сомнению, – заверил Дойл.
Лавкрафт усмехнулся:
– Арканум… Для вас, Артур, возможно, это имеет значение, но не для меня. Мне важен был Дюваль, а теперь, когда его нет… не вижу причин оставаться с вами.
– Ну и убирайся куда хочешь! – взорвался Гудини. – Чем раньше, тем лучше.
– Погодите, не горячитесь, – попросил Дойл, пристально глядя на Лавкрафта. – Говард, нам всем не хватает Дюваля, но больше всего страдаете без него вы, я уверен.
Лавкрафт опустил голову.
– Константин поставил перед нами цель, – продолжил Дойл. – «Арканум» – это последнее, что он произнес перед смертью. Мы просто обязаны в память о нем отбросить обиды, разногласия и объединиться для последнего расследования. Без Говарда Филлипса Лавкрафта Арканум прекратит существование. Так считаю не только я, но и остальные.
– Это правда, Говард, – подала голос Мари.
Лавкрафт потер глаза и произнес: