Страница:
— Как ты считаешь, — неожиданно спросил Ву, — сколько мне лет?
Хорн прищурился, прикинул:
— Семьдесят. Может, восемьдесят? — Потом скептически скривил губы.
— Мне давно уже перевалило за полторы тысячи. Ты можешь представить, что значит это? И все эти годы я ищу покой и никак не могу найти его. Знаешь, как я страстно хочу отдохнуть и в то же время все еще боюсь смерти. Вот так мы с Лил и тянем лямку…
Хорн только глаза сузил, на лице по-прежнему застыло невозмутимое выражение.
— Как и Лил, я — последний сколок своей расы, — продолжал Ву. — Или, точнее, огрызок… Я родился в Сан-Франциско, на Стоктон-стрит. В ту пору люди, подобные мне, были наиболее многочисленным народом на Земле. И самым древним. Но они накрепко вцепились в нашу старушку планету, и в то время как другие устремились к звездам, мы плодились и размножались здесь. Когда погибла Земля, погиб и мой народ. Мне же выпала другая судьба. Я эмигрировал на Марс. В городе Сиртис я завел собственное дело — открыл прачечную, которая, как я уверял своих клиентов, стирала лучше всех в мире. Впрочем, так оно и было… Это при том, что вода на Марсе была ужасная, и качество очень дорого стоило. Дешевле было купить новую пластиковую одежду, чем чистить и стирать старую. Сам понимаешь, я скоро прогорел и поступил коком на небольшой исследовательский корабль. Его хозяевам жутко повезло — в Поясе астероидов мы наткнулись на Алмазную пещеру. Вообрази, летает в пространстве гигантская глыба в несколько миллиардов тонн весом, а на ней оказалась полость, битком набитая алмазами. Собственники корабля стали обладателями самого большого состояния в истории.
Ву осторожно, на карачках, подполз к своему чемодану и вытащил оттуда бутылку спирта. Глотнул из нее, удовлетворенно крякнул, затем передал емкость Лил. Маленькие раскосые глаза Ву сразу заблестели.
— Представляете, сэр? Настоящие алмазы!.. Нет, вы не понимаете! — огорченно воскликнул Ву. — Алмазы были живые! Карбоновые слои были сдавлены во время ужасного взрыва. Их мир взорвался, понимаете? Бум — и нет никакого мира, а только горсть гигантских астероидов и камешков помельче. Вот на одном таком небесном теле мы и нашли живые алмазы. В пещере были залежи урана, и долгие годы радиоактивность питала представителей расы, к которой принадлежит Лил. Когда же количество энергии стало уменьшаться, они научились расщеплять отдельные атомы. Когда же уран был использован без остатка, они научились добывать энергию из очень холодных молекул вопреки второму закону термодинамики. Не верите? Но это правда, ведь всякая форма жизни существует в обход второго правила.
Значит, живые алмазы… Однако следует заметить, что существа, одетые в алмазные оболочки, куда более замечательны, чем их драгоценные оболочки. Как вы успели заметить, Лил не попугай. Кстати, это — она. Так называемый псевдоморф из Алмазной пещеры.
Слеза, подобная маленькому драгоценному камню, упала из зрячего глаза Лил.
— Раса, к которой принадлежала Лил, могла многое предложить людям. Их цивилизация насчитывала столько лет, сколько нашей Земле. Но время неумолимо, энергии в пространстве становится все меньше и меньше, и, хотя эти создания практически обладали бессмертием, все же конец наступил. Членам команды корабля нужны были только алмазы. Они заложили в пещеру мину и разнесли все к чертовой матери со всеми живыми существами, миллионы лет проживавшими там. Только Лил спаслась. Я спрятал ее на спасательном космоботе. С тех пор мы не расстаемся.
Тут и птица подала голос.
— Бедная старая Лил, — зарыдала она. — Она осталась одна-одинешенька на всем белом свете. Ах, ах, ах… Ее народ… они все погибли. Ее мир погиб и теперь позабыт-позаброшен. И ни одного друга во всей вселенной, кроме бедного старого Ву. О, потерянный мир! Прекрасный, совершенный…
Она повесила голову. Все это слишком картинно, решил Хорн и на всякий случай навел на нее пистолет.
— Ш-ш-ш, — подал голос китаец и предупреждающе приложил палец к губам. — Не шевелись: сейчас ты увидишь то, чего ни одна живая душа, кроме меня, не видела.
Пестрый взъерошенный хохолок на голове попугая неожиданно потек, расплылся. Покрытые желтыми перышками ноги сжались и обернулись чем-то похожим на стебелек. Тело птицы словно сбросило все наносное, чуждое и превратилось в ярко блещущий в свете факела бриллиант размером с два кулака взрослого мужчины, соединенных вместе. Яркий блистающий свет теперь исходил от него.
Хорн затаил дыхание.
— Подожди, — прошептал Ву, — не торопись. Сейчас она предстанет в своем подлинном обличье.
По верху сияющего сфероида, крепившегося на стебле, побежали рубцы, и, словно бутон, драгоценный камень расцвел, обернулся подобием играющего всеми цветами радуги цветка. Лепестки — их было шесть — опустились, прикрыли стебель. Все подрагивало, сыпало искрами… Теперь лепестки стали подобны прозрачным мембранам или, точнее, белейшей паутине.
— В подобном состоянии, — шепотом пояснил Ву, — это существо способно принимать любую форму, какую только пожелает. Те следы, что ты видел — кроличьи, змеиные, — это все Лил. Она же явилась к тебе в виде кролика, рассматривающего тебя с другого берега ручья, потом превратилась в птицу. Это все она…
Хорн невольно выпустил пистолет из руки — тот с шумом нырнул к нему под мышку. Этот звук словно разбудил удивительное создание. Сияние быстро угасло, и перед наемником сидел все тот же с взъерошенными перьями попугай.
Лил опять зарыдала:
— Все ушли, никого не осталось.
— Не надо плакать, Лил, — мягко сказал китаец. Он покопался в кармане. — У меня кое-что сохранилось для тебя. Утешься, я сберег для тебя кусочек. Я выковырял его из булавки этого раздраженного инспектора компании, который хотел засадить нас за решетку за бродяжничество.
Лил тут же перестала плакать, уселась на плечо Ву и осторожно, клювом, взяла маленький, величиной с горошину, бриллиант, который тот держал в толстых скрюченных пальцах. Послышался приглушенный треск и камень исчез.
— Подарок, оставленный на завтра, — благодарно сказала птица, — дороже миллионов, полученных вчера.
Она с благодарностью почесалась клювом о морщинистую щеку Ву:
— Очень вкусный алмазик.
— Лил очень любит углерод, не важно — графит ли, уголек… Но предпочитает все-таки алмазы. Когда у нас были лучшие дни, она их десятками поглощала. Ныне мы опустились до пошлого антрацита.
Хорну наконец удалось справиться с голосом.
— Послушай, — спросил он, — как же тебе удалось прожить столько лет?
— Это все Лил. Ее народ научился многому за то время, что они провели в пещере. Они все изведали, обо всем составили понятие, многому научились — как сохранять жизнь, что есть атом. Жизнь, в их понимании, тоже своего рода материальная структура… Но кое-что они забыли. Или, скажем так, разучились делать. Так мы с ней и существуем — она поддерживает мою плоть, а я добываю ей еду.
Он помолчал, потом добавил:
— Мы вынуждены бродяжить. Стоит нам задержаться на одном месте, и указатель Душана сразу определяет наше местоположение. Понимаешь, они знают, кто мы. Наши описания получены после анализа многочисленных случаев хищения бриллиантов. Вот почему мы вынуждены скитаться в отдаленных местах, в пограничье. Путь на Эрон нам заказан… Но здесь так мало хороших камней…
Бродяги, вечные странники, мы посетили сотни миров. Мы так много знаем. Это тоже наводит на подозрения. Ты даже не поленился выхватить пистолет… Люди не любят, когда кто-то заживается на этом свете. Проходит некоторое время, и на меня начинают косо поглядывать, потом и на Лил начинают обращать внимание. Особенно когда она случайно обретает свое собственное тело. Если бы ты знал, сколько раз на нас покушались!
Одно у нас утешение — знать, что наступит завтра. Знаешь, а вдруг нам повезет! Вдруг удастся захватить корабль, найти девственный мир! Когда память обременяет душу, есть только один способ избавиться от этого наказания — обрести наконец одиночество. Много ли нам надо: мне табачок, Лил алмазы. И бутылочку рома для нас обоих.
Наступила тишина, в ней особенно резко прозвучал вопрос, заданный Хорном:
— И это все, ради чего ты собирал все эти богатства? Старик пожал плечами:
— А как бы ты поступил на моем месте?
— Подобные знания открывают перед предприимчивым человеком такие перспективы!.. — задумчиво ответил Хорн. — Можно было бы кое-что сделать для других. Для человечества, например. Нет такой области, где эти знания окажутся бесполезными. Это твой долг…
— Ради чего? — Ву поджал губы. — Чем человечество заслужило такой подарок? Оно упустило свой Шанс, когда его представители взорвали Алмазную пещеру.
— Первородный грех. Что с нас взять, — слабая улыбка появилась на лице Хорна. — Если с нами поступать не торопясь, отложив палку, ничего не навязывая, мы на многое способны. Наилучшую жизнь, например. На разумное отношение к себе подобным… Если вдруг восторжествует тирания, подобная империи Эрона, он, например, может…
— Один — против всей империи? Подумай сам, что ты городишь! — прервал его Ву. — Государства рождаются и гибнут — в этом круговороте нет места состраданию, разуму, предвидению. Человеку, наконец… Здесь всегда господствует сила. Все это свершается помимо воли человека, в становлении империи скрывается какая-то тайна, соизмеримая разве что с прихотью судьбы. Придет время, и Эрон падет! Но ты, скорее всего, уже давным-давно будешь мертв. Даже Лил не дано избежать подобного исхода.
— Сила, говоришь? — пожал плечами Хорн. — Откуда она берется, эта сила? Все, что построено руками, руками может быть разрушено. Нет здесь никакой тайны. Сила — в людях. В массах. Вот открыть им глаза, организовать, вдохнуть в сердца отвагу — это да. Это не каждому по плечу. Но ведь были такие люди! Они же не исчезли… Если действовать разумно, в нужное время, в нужном месте, верным образом, можно сдвинуть и неподъемный камень.
— И быть им раздавленным, — добавил Ву. — Нет, спасибо. Ты думаешь, я не пытался? За всю свою долгую жизнь?.. Даже более отчаянно, чем ты. Что ты видел за свою жизнь, за те несколько лет, что потратил на эту идею? Чем ты рискуешь, что можешь потерять? Только эту свою жизнь — больше у тебя ничего нет. Опасность для тебя — это не более чем игра со смертью, игра без правил. Я уже прошел через все это, эта память обременяет. Она как каркас, обессиливающий душу, лишающий, как ты выразился, отваги. Я должен сберечь знания, что хранятся во мне.
Хорн ничего не ответил — вытащил факел из расщелины, махнул им, приказывая старику и Лил подниматься и двигаться вперед. Ву испуганно схватил свой чемодан, глянул на Хорна.
— Вы мне не верите, сэр? — робко спросил китаец.
— Ты же не в яме? — вопросом на вопрос ответил Хорн. Что он еще мог ответить. Был момент, когда он принял все сказанное за некую истину. Точнее, за рабочую гипотезу. Этот старикашка может пригодиться. Но тут он одернул себя. Этот рассказ звучал слишком фантастично, чтобы в нем не было доли правды. Такое не выдумаешь, тем более он сам был свидетелем. Но вот сомнение в качественном соотношении лжи и правды заставило его примолкнуть. С этой парочкой еще следовало разобраться. Старик говорил о времени — вот на него и необходимо положиться. Его в этом случае много не потребуется. Века здесь ничего не решают. Дни, в крайнем случае месяцы — другое дело. Так что пока следует попридержать язычок и вести себя как и прежде.
— Давай пошевеливайся, — с мрачным видом выговорил он. — А то можем опоздать.
— Эх, — в сердцах воскликнул старик, — сколько раз тебе твердить, что твое предприятие более зависит от пригляда судьбы, чем от спешки! Даже если мы бегом побежим.
Хорн не ответил.
Скоро туннель начал расширяться. Наконец они попали в череду огромных, забитых тьмой помещений. Хорн догадался, что это были склады. Их создавали для межпланетной торговли — в ту пору она делала первые шаги. По наклонным пандусам они поднимались все выше и выше. Скоро впереди посветлело, смутным отблеском на стены легло сияние дня. Хорн воткнул факел в стену и осторожно пробрался вперед — за плавным изгибом очередного туннеля отчетливо забрезжил свет. Ясно очертилось устье широкого подземного коридора. Вход почти до верха был забит нанесенной сюда дождями и ветрами грудой мусора. Хорн по стенке, боком приблизился к выходу, некоторое время прислушивался, принюхивался, потом взобрался на преграду. Снаружи вход в туннель надежно прикрывали густо поросшие деревья и заросли можжевельника. Все вокруг было спокойно, на ветвях весело заливались птички. Наемник перевел дух, выбрал удобное место и сквозь прореху в листве оглядел прилегающую к подземному проходу местность.
Ближе всего были навалены кучи битого камня, сквозь который частоколом торчали длинные изогнутые арматурины. Трава уже заметно одолевала руины. Вот что было замечательно — бродить по этим завалам просто смерти подобно. Эти горы мусора с налету не одолеешь. Этот факт следовало взять на заметку. Тут и Ву успел подойти к нему и коротко объяснил путь, по которому можно выбраться из завалов. Когда они добрались до полуразрушенной стены, китаец ткнул Хорна в бок и указал пальцем:
— Обелиск победы.
Наемник глянул в указанную сторону.
Что-то чудовищное вздымалось в полуденное, пропитанное жаром небо. Как объяснил Ву, памятник был построен на месте причалов, на которых когда-то садились корабли с Марса. С тех пор прошло много лет — граждане
Санпорта при всей их неуемной гордыне и мечтать не могли о подобном сооружении.
До обелиска было около километра — точнее, до выполненного в форме куба основания, на которое была надвинута гигантская, из черного камня полусфера высотой в девять сотен метров. Из полусферы торчала теряющаяся в зените колонна. Поверхность ее переливалась всеми цветами радуги. Это было непосильное для непривычных глаз зрелище. На колонну на высоте не менее четырех километров от земли был насажен гигантский серо-стальной, ощетинившийся тысячами шипов шар. Каждое острие отливало густым золотистым тоном.
Ву выпятил нижнюю губу и многозначительно покивал:
— Это и есть Эрон.
— Никогда не видел ничего подобного, — ответил пораженный Хорн.
— То-то, — удовлетворенно сказал старик. — Теперь понял, что к чему? Что есть Эрон?
Хорн ничего не ответил. Он внимательно изучал прилегающую к монументу местность. Большая часть вершины горы представляла из себя огромную, ровно укатанную площадь, отделенную от развалин высоченной бетонной стеной. Вся внутренняя сторона стены была покрыта многоцветными фресками. Противоположный край площади терялся в сероватой дымке.
Старик, пристроившийся рядом, принялся объяснять:
— Санпорт — город великолепный, знаменитый — был построен на руинах другого древнего поселения, которое называлось Денвер. Место оказалось очень удобным, отсюда ближе всего к звездам. Когда-то, подобно Эрону, Санпорт являлся столицей освоенного свободного пространства. Легенда говорит, что некий варварский вождь привел сюда орду и сокрушил Санпорт в зените славы. Таков оказался итог для города, взросшего на насилии и крови. Санпорт получил то, что посеял.
— Эрон тоже должен быть разрушен, — глухо отозвался Хорн.
— Наивный человек, — хихикнул старик. — Разве можно доверять легендам! Банда грабителей и мародеров ворвалась сюда, когда Санпорт был мертв уже несколько веков. Город угас, когда в нем не стало надобности. Варвары сожгли кладбище.
Наемник опять промолчал.
Напротив кубического основания, над которым вздымалась исполинская колонна, была устроена временная платформа — это стало ясно сразу по обилию использованного цветного пластика. Доминантой в украшении этой сцены являлись золотистые тона, которые очень ладно гармонировали с фундаментом, полусферой и вознесенным над землей ежистым шаром. Перед возвышением полукругом размещались трибуны, готовые вместить тысячи зрителей.
Хорну всегда казалось странной — даже чуждой — любовь эронцев к буйному многоцветью. Монотонность они признавали только как контраст к обилию радужных пятен. Вот и теперь раскиданные на задах трибун павильоны слепили глаза переливами красок. Между ними толпились люди — все златокожие. Избранная раса. Победители… Согласно обычаю, на праздник собралось большинство представителей этой расы и, конечно, вся аристократия. Законные, как они сами называли себя, наследники властителей вселенной, гордые, сильные, надменные. Правда, ни к чему не способные. Изнеженные и ленивые. Их голоса, смех, веселые возгласы, долетавшие до Хорна, будили в нем ярость. Он легко управился с этой страстью — нельзя было поддаваться ослеплению в решающий момент, тем более что правда была на его стороне. Он являлся мстителем за всех униженных и оскорбленных. Так что не волнуйтесь, друзья, рука не дрогнет.
Все они, златокожие, пиявки. Кровососы!.. Сокрушить их — не только акт справедливости, но и несказанное удовольствие. Сейчас пришло время расправиться с одним из них. Пусть так и будет. Пробьет час и для других. Все порабощенные миры будут благословлять его, Алана Хорна, за то, что он дерзнул быть первым, за то, что не сложил оружие…
Сами по себе златокожие никакой угрозы не представляют. Угроза заключена в силе, которую им удалось купить. Охранников на площади больше, чем хозяев. Гвардия была выстроена вдоль периметра, усиленные отряды были собраны в ключевых местах — у ворот, у платформы, у павильонов. Цепочка элитных стражей окружила куб и возвышение. Ничего не скажешь, здоровенные ребята, под три метра ростом. Их называют копьеносцами с Денеба.
Этих тоже нечего опасаться: пока они сообразят, что к чему, можно полпустыни отмахать!..
Опасность копилась за пределами площади, где были причалены космические корабли. Прежде всего Хорн внимательно изучил боевые крейсера. Они напоминали исполинские иглы с широкими золотыми полосами на носу и на корме. Длиной в полкилометра, диаметром в сотню метров, они только по сравнению с обелиском казались миниатюрными. Каждый из них мог одолеть, пространство по межзвездной трубе, отсюда и золотые пояса на корпусах. Эти бандажи должны были предохранить звездолеты от касаний стенки туннеля.
Девять боевых кораблей отличались особенно крупными размерами. Поверхность их ярко блестела на солнце. Каждый из них нес на борту двенадцать тридцатидюймовых орудий, способных запустить по спирали двенадцатитонный снаряд. Общий залп мог испарить всю столовую гору. Этих тоже можно не опасаться.
Куда опаснее были мелкокалиберные унитронные пушки, жерла которых были утоплены в особых приямках, выступающих над поверхностью корпусов. Хорн был уверен: их следящие системы непрерывно сканируют все прилегающее пространство как в небесах, так и на земле. Пока вокруг было тихо — видимо, ничего опасного замечено не было.
Кроме этих стражей, в небе и у причалов можно было различить множество других космических средств — от транспортников до прогулочных яхт и катеров.
Хорн невесело усмехнулся — один-единственный маленький пистолет против целой армады. Немыслимое соотношение! Силы куда как не равны, но он и не собирался сражаться с боевой эскадрой. Его задача — выпустить одну маленькую пульку и поразить всего одного человека. Этого вполне достаточно.
Он прикинул, на чем основывался расчет тех, кому доверено обеспечивать безопасность праздничной церемонии. Ясно, что пушку сюда не подтащишь, а действенность стрелкового оружия ограничивается восемьюстами метрами. Они строго следуют инструкциям. Тем лучше. Эронцы сами не знают возможностей изготовленного на их же заводе пистолета. Правда, Хорн сделал там небольшое усовершенствование, но кто о нем знает? Никто.
В этот момент сверху его накрыла тень. Хорн инстинктивно нырнул в заранее высмотренную в завале нору, прикрытую кустами, потом уже глянул вверх. Фантастически огромная туша боевого корабля зависла над ним. Брюхо его переливалось всеми цветами радуги, они волнами ходили по округлой поверхности корпуса. Генераторы унитронного поля работали на полную мощность — это они придавали кораблю подобную невесомость и маневренность.
Неожиданно Ву не выдержал, вскрикнул и вскочил на ноги, намереваясь бежать. Хорн едва успел поймать его, прижать к земле.
— Заткнись и не двигайся! — злым шепотом приказал он. Ву отчаянно колотило, лицо исказила гримаса страха.
— Предки мои, спасите и сохраните меня!.. Корабль чуть продвинулся на сотню метров вперед, затем гигантская корма опустилась и из нее выдвинули посадочные, похожие на широкие полозья опоры. Корабль с их помощью умял под собой руины, потом чуть подвсплыл. Гора дрогнула, когда ее придавила эта чудовищная масса. Хорн невольно вжал голову в мусор, когда же вновь глянул вверх, обнаружил, что корабль висит на прежнем месте. Тревожная мысль мелькнула у него в голове: что, если этот удар завалил вход в туннель? Проверять времени уже не было.
Корабль теперь загораживал половину обзора. С другой стороны, его поле надежно укрывало Хорна от следящих систем. Тут что-то промелькнуло у него перед глазами, и наемник в первый раз обратил внимание, что попугая нет с ними. Следом раздался шум крыльев, и птица, усевшись ему на плечо, доложила:
— Охранников здесь как вшей на ложе бродяги. Однако монстр безмятежен. Человек с ружьем не обращает внимания на муравья, заползшего на его сапог.
Ву плаксиво возразил:
— Человек с ружьем способен озлиться и раздавить муравья. Ты представляешь, что здесь начнется? Они разнесут планету на атомы!..
Хорн даже не повернулся в его сторону. Он достал пистолет, отцепил резиновый шнур, с помощью которого оружие убиралось под мышку. Он привык орудовать и с резинкой, но все-таки в предстоящем деле она могла помешать, а времени более чем на один выстрел у него не будет. Хорн был старый вояка и ловко обращался с оружием. Для начала разрядил его — вытащил зарядное устройство, представляющее набор тончайших, плоских, динодных пластин. Они способны были запасать колоссальное количество энергии. Затем вытащил из рукоятки магазин, рассчитанный на пятьдесят пуль. Все было хорошо смазано, пули свободно поступали в казенник. Ствол тоже был чист и тускло поблескивал в сумраке, копившемся в яме.
Оружие никогда не подводило Хорна, потому что он любил его и умел с ним обращаться. Вот эта пулька, например, будучи выпущенной из ствола, имеет убойную силу древнего артиллерийского снаряда крупного калибра.
Ву никак не мог унять дрожь — и за руки себя хватал, и зубы стискивал. Ничего не помогало. Хорн наконец посмотрел на него. Тот жалко улыбнулся:
— Такое впечатление, что все идет к тому, что ты погубишь себя. Послушай, сэр, не надо пистолета, а-а? Смерть одного человека ничего не решает. Выстрелив, ты первым делом погубишь себя. Выпущенная тобой пуля к тебе же и вернется.
Хорн промолчал. Что он мог ответить? Другие мысли занимали его в тот момент. Они были созвучны мольбам Ву, но выбора уже не было. Он явился сюда, чтобы сделать свою работу, и он ее сделает.
— Человек с ружьем, — неожиданно подала голос Лил, — очень опасный попутчик.
— Ты, как всегда, права, — вздохнул Ву. — Как всегда…
В следующее мгновение старик как-то очень ловко подхватил свой чемоданчик и с неожиданной легкостью бросился наутек. Он одним прыжком одолел невысокую стену. Хорн дернулся, но его руки в тот момент были заняты пистолетом. Наконец он привел оружие в боевую готовность, высунулся из укрытия и повел стволом в сторону шумов и шорохов, производимых беглецом. Было поздно: старик и попугай уже смешались с толпой внизу. Хорн прицелился, но стрелять не решился. У него была возможность выстрелить только раз. Тут наемник усмехнулся — вот какую цену он заплатил за излишнюю доверчивость и мягкость. Поделом! Этот узкоглазый старикашка уже, наверное, докладывает начальнику караула о наемном убийце, затаившемся в кустах.
Что теперь делать? Ничего. Хорн пожал плечами. Что ему остается — только ждать.
Природа, казалось бы, надежно хранит свои секреты, но разум сумел проникнуть и в межатомное пространство. Там он нашел ключ к разгадке. Каждый раз, когда перед взором любопытствующего человека начинала маячить очередная загадка, в конце концов он находил пути, чтобы приоткрыть завесу.
Только один секрет стойко держался на протяжении почти тысячи лет.
Сколько храбрецов погибло, пытаясь проникнуть в тайну Эрона! Сколько их было — ученых, шпионов, авантюристов, патриотов, профессионалов и любителей!.. Собственно теория, математическое обоснование, технические детали были изложены в многочисленных научных трудах. Захваченные инженеры и техники могли возвести терминалы, однако соединить пока не удавалось никому, кроме эронцев. Не хватало одной небольшой детали, неуловимой, невесомой. Разгадки…
Есть много способов сохранить тайну, но все они в конце концов представляются ненадежными. Есть только одно верное средство — чтобы разгадку никто не знал. Но это кажется невозможным — секрет межзвездных туннелей существовал. Они плодились, сеть расширялась.
Кто-то ведь должен владеть им! Кто? Главы директоратов? Генеральный управляющий? По крайней мере один из них всегда появлялся в новоиспеченном терминале перед открытием трубы.
Хорн прищурился, прикинул:
— Семьдесят. Может, восемьдесят? — Потом скептически скривил губы.
— Мне давно уже перевалило за полторы тысячи. Ты можешь представить, что значит это? И все эти годы я ищу покой и никак не могу найти его. Знаешь, как я страстно хочу отдохнуть и в то же время все еще боюсь смерти. Вот так мы с Лил и тянем лямку…
Хорн только глаза сузил, на лице по-прежнему застыло невозмутимое выражение.
— Как и Лил, я — последний сколок своей расы, — продолжал Ву. — Или, точнее, огрызок… Я родился в Сан-Франциско, на Стоктон-стрит. В ту пору люди, подобные мне, были наиболее многочисленным народом на Земле. И самым древним. Но они накрепко вцепились в нашу старушку планету, и в то время как другие устремились к звездам, мы плодились и размножались здесь. Когда погибла Земля, погиб и мой народ. Мне же выпала другая судьба. Я эмигрировал на Марс. В городе Сиртис я завел собственное дело — открыл прачечную, которая, как я уверял своих клиентов, стирала лучше всех в мире. Впрочем, так оно и было… Это при том, что вода на Марсе была ужасная, и качество очень дорого стоило. Дешевле было купить новую пластиковую одежду, чем чистить и стирать старую. Сам понимаешь, я скоро прогорел и поступил коком на небольшой исследовательский корабль. Его хозяевам жутко повезло — в Поясе астероидов мы наткнулись на Алмазную пещеру. Вообрази, летает в пространстве гигантская глыба в несколько миллиардов тонн весом, а на ней оказалась полость, битком набитая алмазами. Собственники корабля стали обладателями самого большого состояния в истории.
Ву осторожно, на карачках, подполз к своему чемодану и вытащил оттуда бутылку спирта. Глотнул из нее, удовлетворенно крякнул, затем передал емкость Лил. Маленькие раскосые глаза Ву сразу заблестели.
— Представляете, сэр? Настоящие алмазы!.. Нет, вы не понимаете! — огорченно воскликнул Ву. — Алмазы были живые! Карбоновые слои были сдавлены во время ужасного взрыва. Их мир взорвался, понимаете? Бум — и нет никакого мира, а только горсть гигантских астероидов и камешков помельче. Вот на одном таком небесном теле мы и нашли живые алмазы. В пещере были залежи урана, и долгие годы радиоактивность питала представителей расы, к которой принадлежит Лил. Когда же количество энергии стало уменьшаться, они научились расщеплять отдельные атомы. Когда же уран был использован без остатка, они научились добывать энергию из очень холодных молекул вопреки второму закону термодинамики. Не верите? Но это правда, ведь всякая форма жизни существует в обход второго правила.
Значит, живые алмазы… Однако следует заметить, что существа, одетые в алмазные оболочки, куда более замечательны, чем их драгоценные оболочки. Как вы успели заметить, Лил не попугай. Кстати, это — она. Так называемый псевдоморф из Алмазной пещеры.
Слеза, подобная маленькому драгоценному камню, упала из зрячего глаза Лил.
— Раса, к которой принадлежала Лил, могла многое предложить людям. Их цивилизация насчитывала столько лет, сколько нашей Земле. Но время неумолимо, энергии в пространстве становится все меньше и меньше, и, хотя эти создания практически обладали бессмертием, все же конец наступил. Членам команды корабля нужны были только алмазы. Они заложили в пещеру мину и разнесли все к чертовой матери со всеми живыми существами, миллионы лет проживавшими там. Только Лил спаслась. Я спрятал ее на спасательном космоботе. С тех пор мы не расстаемся.
Тут и птица подала голос.
— Бедная старая Лил, — зарыдала она. — Она осталась одна-одинешенька на всем белом свете. Ах, ах, ах… Ее народ… они все погибли. Ее мир погиб и теперь позабыт-позаброшен. И ни одного друга во всей вселенной, кроме бедного старого Ву. О, потерянный мир! Прекрасный, совершенный…
Она повесила голову. Все это слишком картинно, решил Хорн и на всякий случай навел на нее пистолет.
— Ш-ш-ш, — подал голос китаец и предупреждающе приложил палец к губам. — Не шевелись: сейчас ты увидишь то, чего ни одна живая душа, кроме меня, не видела.
Пестрый взъерошенный хохолок на голове попугая неожиданно потек, расплылся. Покрытые желтыми перышками ноги сжались и обернулись чем-то похожим на стебелек. Тело птицы словно сбросило все наносное, чуждое и превратилось в ярко блещущий в свете факела бриллиант размером с два кулака взрослого мужчины, соединенных вместе. Яркий блистающий свет теперь исходил от него.
Хорн затаил дыхание.
— Подожди, — прошептал Ву, — не торопись. Сейчас она предстанет в своем подлинном обличье.
По верху сияющего сфероида, крепившегося на стебле, побежали рубцы, и, словно бутон, драгоценный камень расцвел, обернулся подобием играющего всеми цветами радуги цветка. Лепестки — их было шесть — опустились, прикрыли стебель. Все подрагивало, сыпало искрами… Теперь лепестки стали подобны прозрачным мембранам или, точнее, белейшей паутине.
— В подобном состоянии, — шепотом пояснил Ву, — это существо способно принимать любую форму, какую только пожелает. Те следы, что ты видел — кроличьи, змеиные, — это все Лил. Она же явилась к тебе в виде кролика, рассматривающего тебя с другого берега ручья, потом превратилась в птицу. Это все она…
Хорн невольно выпустил пистолет из руки — тот с шумом нырнул к нему под мышку. Этот звук словно разбудил удивительное создание. Сияние быстро угасло, и перед наемником сидел все тот же с взъерошенными перьями попугай.
Лил опять зарыдала:
— Все ушли, никого не осталось.
— Не надо плакать, Лил, — мягко сказал китаец. Он покопался в кармане. — У меня кое-что сохранилось для тебя. Утешься, я сберег для тебя кусочек. Я выковырял его из булавки этого раздраженного инспектора компании, который хотел засадить нас за решетку за бродяжничество.
Лил тут же перестала плакать, уселась на плечо Ву и осторожно, клювом, взяла маленький, величиной с горошину, бриллиант, который тот держал в толстых скрюченных пальцах. Послышался приглушенный треск и камень исчез.
— Подарок, оставленный на завтра, — благодарно сказала птица, — дороже миллионов, полученных вчера.
Она с благодарностью почесалась клювом о морщинистую щеку Ву:
— Очень вкусный алмазик.
— Лил очень любит углерод, не важно — графит ли, уголек… Но предпочитает все-таки алмазы. Когда у нас были лучшие дни, она их десятками поглощала. Ныне мы опустились до пошлого антрацита.
Хорну наконец удалось справиться с голосом.
— Послушай, — спросил он, — как же тебе удалось прожить столько лет?
— Это все Лил. Ее народ научился многому за то время, что они провели в пещере. Они все изведали, обо всем составили понятие, многому научились — как сохранять жизнь, что есть атом. Жизнь, в их понимании, тоже своего рода материальная структура… Но кое-что они забыли. Или, скажем так, разучились делать. Так мы с ней и существуем — она поддерживает мою плоть, а я добываю ей еду.
Он помолчал, потом добавил:
— Мы вынуждены бродяжить. Стоит нам задержаться на одном месте, и указатель Душана сразу определяет наше местоположение. Понимаешь, они знают, кто мы. Наши описания получены после анализа многочисленных случаев хищения бриллиантов. Вот почему мы вынуждены скитаться в отдаленных местах, в пограничье. Путь на Эрон нам заказан… Но здесь так мало хороших камней…
Бродяги, вечные странники, мы посетили сотни миров. Мы так много знаем. Это тоже наводит на подозрения. Ты даже не поленился выхватить пистолет… Люди не любят, когда кто-то заживается на этом свете. Проходит некоторое время, и на меня начинают косо поглядывать, потом и на Лил начинают обращать внимание. Особенно когда она случайно обретает свое собственное тело. Если бы ты знал, сколько раз на нас покушались!
Одно у нас утешение — знать, что наступит завтра. Знаешь, а вдруг нам повезет! Вдруг удастся захватить корабль, найти девственный мир! Когда память обременяет душу, есть только один способ избавиться от этого наказания — обрести наконец одиночество. Много ли нам надо: мне табачок, Лил алмазы. И бутылочку рома для нас обоих.
Наступила тишина, в ней особенно резко прозвучал вопрос, заданный Хорном:
— И это все, ради чего ты собирал все эти богатства? Старик пожал плечами:
— А как бы ты поступил на моем месте?
— Подобные знания открывают перед предприимчивым человеком такие перспективы!.. — задумчиво ответил Хорн. — Можно было бы кое-что сделать для других. Для человечества, например. Нет такой области, где эти знания окажутся бесполезными. Это твой долг…
— Ради чего? — Ву поджал губы. — Чем человечество заслужило такой подарок? Оно упустило свой Шанс, когда его представители взорвали Алмазную пещеру.
— Первородный грех. Что с нас взять, — слабая улыбка появилась на лице Хорна. — Если с нами поступать не торопясь, отложив палку, ничего не навязывая, мы на многое способны. Наилучшую жизнь, например. На разумное отношение к себе подобным… Если вдруг восторжествует тирания, подобная империи Эрона, он, например, может…
— Один — против всей империи? Подумай сам, что ты городишь! — прервал его Ву. — Государства рождаются и гибнут — в этом круговороте нет места состраданию, разуму, предвидению. Человеку, наконец… Здесь всегда господствует сила. Все это свершается помимо воли человека, в становлении империи скрывается какая-то тайна, соизмеримая разве что с прихотью судьбы. Придет время, и Эрон падет! Но ты, скорее всего, уже давным-давно будешь мертв. Даже Лил не дано избежать подобного исхода.
— Сила, говоришь? — пожал плечами Хорн. — Откуда она берется, эта сила? Все, что построено руками, руками может быть разрушено. Нет здесь никакой тайны. Сила — в людях. В массах. Вот открыть им глаза, организовать, вдохнуть в сердца отвагу — это да. Это не каждому по плечу. Но ведь были такие люди! Они же не исчезли… Если действовать разумно, в нужное время, в нужном месте, верным образом, можно сдвинуть и неподъемный камень.
— И быть им раздавленным, — добавил Ву. — Нет, спасибо. Ты думаешь, я не пытался? За всю свою долгую жизнь?.. Даже более отчаянно, чем ты. Что ты видел за свою жизнь, за те несколько лет, что потратил на эту идею? Чем ты рискуешь, что можешь потерять? Только эту свою жизнь — больше у тебя ничего нет. Опасность для тебя — это не более чем игра со смертью, игра без правил. Я уже прошел через все это, эта память обременяет. Она как каркас, обессиливающий душу, лишающий, как ты выразился, отваги. Я должен сберечь знания, что хранятся во мне.
Хорн ничего не ответил — вытащил факел из расщелины, махнул им, приказывая старику и Лил подниматься и двигаться вперед. Ву испуганно схватил свой чемодан, глянул на Хорна.
— Вы мне не верите, сэр? — робко спросил китаец.
— Ты же не в яме? — вопросом на вопрос ответил Хорн. Что он еще мог ответить. Был момент, когда он принял все сказанное за некую истину. Точнее, за рабочую гипотезу. Этот старикашка может пригодиться. Но тут он одернул себя. Этот рассказ звучал слишком фантастично, чтобы в нем не было доли правды. Такое не выдумаешь, тем более он сам был свидетелем. Но вот сомнение в качественном соотношении лжи и правды заставило его примолкнуть. С этой парочкой еще следовало разобраться. Старик говорил о времени — вот на него и необходимо положиться. Его в этом случае много не потребуется. Века здесь ничего не решают. Дни, в крайнем случае месяцы — другое дело. Так что пока следует попридержать язычок и вести себя как и прежде.
— Давай пошевеливайся, — с мрачным видом выговорил он. — А то можем опоздать.
— Эх, — в сердцах воскликнул старик, — сколько раз тебе твердить, что твое предприятие более зависит от пригляда судьбы, чем от спешки! Даже если мы бегом побежим.
Хорн не ответил.
Скоро туннель начал расширяться. Наконец они попали в череду огромных, забитых тьмой помещений. Хорн догадался, что это были склады. Их создавали для межпланетной торговли — в ту пору она делала первые шаги. По наклонным пандусам они поднимались все выше и выше. Скоро впереди посветлело, смутным отблеском на стены легло сияние дня. Хорн воткнул факел в стену и осторожно пробрался вперед — за плавным изгибом очередного туннеля отчетливо забрезжил свет. Ясно очертилось устье широкого подземного коридора. Вход почти до верха был забит нанесенной сюда дождями и ветрами грудой мусора. Хорн по стенке, боком приблизился к выходу, некоторое время прислушивался, принюхивался, потом взобрался на преграду. Снаружи вход в туннель надежно прикрывали густо поросшие деревья и заросли можжевельника. Все вокруг было спокойно, на ветвях весело заливались птички. Наемник перевел дух, выбрал удобное место и сквозь прореху в листве оглядел прилегающую к подземному проходу местность.
Ближе всего были навалены кучи битого камня, сквозь который частоколом торчали длинные изогнутые арматурины. Трава уже заметно одолевала руины. Вот что было замечательно — бродить по этим завалам просто смерти подобно. Эти горы мусора с налету не одолеешь. Этот факт следовало взять на заметку. Тут и Ву успел подойти к нему и коротко объяснил путь, по которому можно выбраться из завалов. Когда они добрались до полуразрушенной стены, китаец ткнул Хорна в бок и указал пальцем:
— Обелиск победы.
Наемник глянул в указанную сторону.
Что-то чудовищное вздымалось в полуденное, пропитанное жаром небо. Как объяснил Ву, памятник был построен на месте причалов, на которых когда-то садились корабли с Марса. С тех пор прошло много лет — граждане
Санпорта при всей их неуемной гордыне и мечтать не могли о подобном сооружении.
До обелиска было около километра — точнее, до выполненного в форме куба основания, на которое была надвинута гигантская, из черного камня полусфера высотой в девять сотен метров. Из полусферы торчала теряющаяся в зените колонна. Поверхность ее переливалась всеми цветами радуги. Это было непосильное для непривычных глаз зрелище. На колонну на высоте не менее четырех километров от земли был насажен гигантский серо-стальной, ощетинившийся тысячами шипов шар. Каждое острие отливало густым золотистым тоном.
Ву выпятил нижнюю губу и многозначительно покивал:
— Это и есть Эрон.
— Никогда не видел ничего подобного, — ответил пораженный Хорн.
— То-то, — удовлетворенно сказал старик. — Теперь понял, что к чему? Что есть Эрон?
Хорн ничего не ответил. Он внимательно изучал прилегающую к монументу местность. Большая часть вершины горы представляла из себя огромную, ровно укатанную площадь, отделенную от развалин высоченной бетонной стеной. Вся внутренняя сторона стены была покрыта многоцветными фресками. Противоположный край площади терялся в сероватой дымке.
Старик, пристроившийся рядом, принялся объяснять:
— Санпорт — город великолепный, знаменитый — был построен на руинах другого древнего поселения, которое называлось Денвер. Место оказалось очень удобным, отсюда ближе всего к звездам. Когда-то, подобно Эрону, Санпорт являлся столицей освоенного свободного пространства. Легенда говорит, что некий варварский вождь привел сюда орду и сокрушил Санпорт в зените славы. Таков оказался итог для города, взросшего на насилии и крови. Санпорт получил то, что посеял.
— Эрон тоже должен быть разрушен, — глухо отозвался Хорн.
— Наивный человек, — хихикнул старик. — Разве можно доверять легендам! Банда грабителей и мародеров ворвалась сюда, когда Санпорт был мертв уже несколько веков. Город угас, когда в нем не стало надобности. Варвары сожгли кладбище.
Наемник опять промолчал.
Напротив кубического основания, над которым вздымалась исполинская колонна, была устроена временная платформа — это стало ясно сразу по обилию использованного цветного пластика. Доминантой в украшении этой сцены являлись золотистые тона, которые очень ладно гармонировали с фундаментом, полусферой и вознесенным над землей ежистым шаром. Перед возвышением полукругом размещались трибуны, готовые вместить тысячи зрителей.
Хорну всегда казалось странной — даже чуждой — любовь эронцев к буйному многоцветью. Монотонность они признавали только как контраст к обилию радужных пятен. Вот и теперь раскиданные на задах трибун павильоны слепили глаза переливами красок. Между ними толпились люди — все златокожие. Избранная раса. Победители… Согласно обычаю, на праздник собралось большинство представителей этой расы и, конечно, вся аристократия. Законные, как они сами называли себя, наследники властителей вселенной, гордые, сильные, надменные. Правда, ни к чему не способные. Изнеженные и ленивые. Их голоса, смех, веселые возгласы, долетавшие до Хорна, будили в нем ярость. Он легко управился с этой страстью — нельзя было поддаваться ослеплению в решающий момент, тем более что правда была на его стороне. Он являлся мстителем за всех униженных и оскорбленных. Так что не волнуйтесь, друзья, рука не дрогнет.
Все они, златокожие, пиявки. Кровососы!.. Сокрушить их — не только акт справедливости, но и несказанное удовольствие. Сейчас пришло время расправиться с одним из них. Пусть так и будет. Пробьет час и для других. Все порабощенные миры будут благословлять его, Алана Хорна, за то, что он дерзнул быть первым, за то, что не сложил оружие…
Сами по себе златокожие никакой угрозы не представляют. Угроза заключена в силе, которую им удалось купить. Охранников на площади больше, чем хозяев. Гвардия была выстроена вдоль периметра, усиленные отряды были собраны в ключевых местах — у ворот, у платформы, у павильонов. Цепочка элитных стражей окружила куб и возвышение. Ничего не скажешь, здоровенные ребята, под три метра ростом. Их называют копьеносцами с Денеба.
Этих тоже нечего опасаться: пока они сообразят, что к чему, можно полпустыни отмахать!..
Опасность копилась за пределами площади, где были причалены космические корабли. Прежде всего Хорн внимательно изучил боевые крейсера. Они напоминали исполинские иглы с широкими золотыми полосами на носу и на корме. Длиной в полкилометра, диаметром в сотню метров, они только по сравнению с обелиском казались миниатюрными. Каждый из них мог одолеть, пространство по межзвездной трубе, отсюда и золотые пояса на корпусах. Эти бандажи должны были предохранить звездолеты от касаний стенки туннеля.
Девять боевых кораблей отличались особенно крупными размерами. Поверхность их ярко блестела на солнце. Каждый из них нес на борту двенадцать тридцатидюймовых орудий, способных запустить по спирали двенадцатитонный снаряд. Общий залп мог испарить всю столовую гору. Этих тоже можно не опасаться.
Куда опаснее были мелкокалиберные унитронные пушки, жерла которых были утоплены в особых приямках, выступающих над поверхностью корпусов. Хорн был уверен: их следящие системы непрерывно сканируют все прилегающее пространство как в небесах, так и на земле. Пока вокруг было тихо — видимо, ничего опасного замечено не было.
Кроме этих стражей, в небе и у причалов можно было различить множество других космических средств — от транспортников до прогулочных яхт и катеров.
Хорн невесело усмехнулся — один-единственный маленький пистолет против целой армады. Немыслимое соотношение! Силы куда как не равны, но он и не собирался сражаться с боевой эскадрой. Его задача — выпустить одну маленькую пульку и поразить всего одного человека. Этого вполне достаточно.
Он прикинул, на чем основывался расчет тех, кому доверено обеспечивать безопасность праздничной церемонии. Ясно, что пушку сюда не подтащишь, а действенность стрелкового оружия ограничивается восемьюстами метрами. Они строго следуют инструкциям. Тем лучше. Эронцы сами не знают возможностей изготовленного на их же заводе пистолета. Правда, Хорн сделал там небольшое усовершенствование, но кто о нем знает? Никто.
В этот момент сверху его накрыла тень. Хорн инстинктивно нырнул в заранее высмотренную в завале нору, прикрытую кустами, потом уже глянул вверх. Фантастически огромная туша боевого корабля зависла над ним. Брюхо его переливалось всеми цветами радуги, они волнами ходили по округлой поверхности корпуса. Генераторы унитронного поля работали на полную мощность — это они придавали кораблю подобную невесомость и маневренность.
Неожиданно Ву не выдержал, вскрикнул и вскочил на ноги, намереваясь бежать. Хорн едва успел поймать его, прижать к земле.
— Заткнись и не двигайся! — злым шепотом приказал он. Ву отчаянно колотило, лицо исказила гримаса страха.
— Предки мои, спасите и сохраните меня!.. Корабль чуть продвинулся на сотню метров вперед, затем гигантская корма опустилась и из нее выдвинули посадочные, похожие на широкие полозья опоры. Корабль с их помощью умял под собой руины, потом чуть подвсплыл. Гора дрогнула, когда ее придавила эта чудовищная масса. Хорн невольно вжал голову в мусор, когда же вновь глянул вверх, обнаружил, что корабль висит на прежнем месте. Тревожная мысль мелькнула у него в голове: что, если этот удар завалил вход в туннель? Проверять времени уже не было.
Корабль теперь загораживал половину обзора. С другой стороны, его поле надежно укрывало Хорна от следящих систем. Тут что-то промелькнуло у него перед глазами, и наемник в первый раз обратил внимание, что попугая нет с ними. Следом раздался шум крыльев, и птица, усевшись ему на плечо, доложила:
— Охранников здесь как вшей на ложе бродяги. Однако монстр безмятежен. Человек с ружьем не обращает внимания на муравья, заползшего на его сапог.
Ву плаксиво возразил:
— Человек с ружьем способен озлиться и раздавить муравья. Ты представляешь, что здесь начнется? Они разнесут планету на атомы!..
Хорн даже не повернулся в его сторону. Он достал пистолет, отцепил резиновый шнур, с помощью которого оружие убиралось под мышку. Он привык орудовать и с резинкой, но все-таки в предстоящем деле она могла помешать, а времени более чем на один выстрел у него не будет. Хорн был старый вояка и ловко обращался с оружием. Для начала разрядил его — вытащил зарядное устройство, представляющее набор тончайших, плоских, динодных пластин. Они способны были запасать колоссальное количество энергии. Затем вытащил из рукоятки магазин, рассчитанный на пятьдесят пуль. Все было хорошо смазано, пули свободно поступали в казенник. Ствол тоже был чист и тускло поблескивал в сумраке, копившемся в яме.
Оружие никогда не подводило Хорна, потому что он любил его и умел с ним обращаться. Вот эта пулька, например, будучи выпущенной из ствола, имеет убойную силу древнего артиллерийского снаряда крупного калибра.
Ву никак не мог унять дрожь — и за руки себя хватал, и зубы стискивал. Ничего не помогало. Хорн наконец посмотрел на него. Тот жалко улыбнулся:
— Такое впечатление, что все идет к тому, что ты погубишь себя. Послушай, сэр, не надо пистолета, а-а? Смерть одного человека ничего не решает. Выстрелив, ты первым делом погубишь себя. Выпущенная тобой пуля к тебе же и вернется.
Хорн промолчал. Что он мог ответить? Другие мысли занимали его в тот момент. Они были созвучны мольбам Ву, но выбора уже не было. Он явился сюда, чтобы сделать свою работу, и он ее сделает.
— Человек с ружьем, — неожиданно подала голос Лил, — очень опасный попутчик.
— Ты, как всегда, права, — вздохнул Ву. — Как всегда…
В следующее мгновение старик как-то очень ловко подхватил свой чемоданчик и с неожиданной легкостью бросился наутек. Он одним прыжком одолел невысокую стену. Хорн дернулся, но его руки в тот момент были заняты пистолетом. Наконец он привел оружие в боевую готовность, высунулся из укрытия и повел стволом в сторону шумов и шорохов, производимых беглецом. Было поздно: старик и попугай уже смешались с толпой внизу. Хорн прицелился, но стрелять не решился. У него была возможность выстрелить только раз. Тут наемник усмехнулся — вот какую цену он заплатил за излишнюю доверчивость и мягкость. Поделом! Этот узкоглазый старикашка уже, наверное, докладывает начальнику караула о наемном убийце, затаившемся в кустах.
Что теперь делать? Ничего. Хорн пожал плечами. Что ему остается — только ждать.
Из летописи
Тайну не сохранить… Как ни пытайся!Природа, казалось бы, надежно хранит свои секреты, но разум сумел проникнуть и в межатомное пространство. Там он нашел ключ к разгадке. Каждый раз, когда перед взором любопытствующего человека начинала маячить очередная загадка, в конце концов он находил пути, чтобы приоткрыть завесу.
Только один секрет стойко держался на протяжении почти тысячи лет.
Сколько храбрецов погибло, пытаясь проникнуть в тайну Эрона! Сколько их было — ученых, шпионов, авантюристов, патриотов, профессионалов и любителей!.. Собственно теория, математическое обоснование, технические детали были изложены в многочисленных научных трудах. Захваченные инженеры и техники могли возвести терминалы, однако соединить пока не удавалось никому, кроме эронцев. Не хватало одной небольшой детали, неуловимой, невесомой. Разгадки…
Есть много способов сохранить тайну, но все они в конце концов представляются ненадежными. Есть только одно верное средство — чтобы разгадку никто не знал. Но это кажется невозможным — секрет межзвездных туннелей существовал. Они плодились, сеть расширялась.
Кто-то ведь должен владеть им! Кто? Главы директоратов? Генеральный управляющий? По крайней мере один из них всегда появлялся в новоиспеченном терминале перед открытием трубы.