Страница:
Как залезть в машину?
Есть только один способ.
Марти должен сам пригласить тебя внутрь, решил Фрэнк.
Но как этого добиться?
У любого человека есть слабое место. Этому Фрэнка учил Бап. Не такими словами, конечно. Мол, у всех есть брешь в броне, и все дело в том, чтобы ее найти.
У Бапа был даже свой список.
– Похоть, жадность, – говорил он, – самомнение, гордыня, сознательные заблуждения.
– Это что?
– Некоторые верят в то, во что хотят верить, – ответил тогда Бап. – Очень хотят.
Марти всем, кто его слушал, похвалялся, что припугнул слабака Донни Гарта так, что тот дрожмя дрожит в своих шмотках от Гуччи; мол, лучше Гарту не стоять у него на пути, а иначе ему несдобровать. Парень нес эту чушь в баре после работы, сидя недалеко от Фрэнка.
И Марти отчаянно нуждался в деньгах. Он был азартным игроком, и чем больше ставил, тем больше проигрывал. К тому же он много задолжал мерзкому ростовщику Герби Гольдштейну, и проценты росли как на дрожжах.
Итак, когда позвонил Донни Гарт, Марти очень захотелось поверить в свою удачу. Да и Гарт был чертовски хорошим актером, прирожденным жуликом, который, как надо, разыграл увертюру. К этому времени его уже научили, что значит следовать указаниям, и он следовал им до последней буквы.
Во время телефонного разговора Фрэнк сидел рядом с Гартом.
– Марти? Это Донни.
– Надеюсь, у тебя хорошие новости?
– Марти, мы же друзья, – ответил Гарт. – Мне нужно было подумать. Я хочу поступить правильно. Как насчет ста штук и обо всем забыть?
– Сто штук? Да иди ты…
Фрэнк слышал, как они торговались и сошлись на двухстах пятидесяти тысячах долларов. Прав был Бап, подумал тогда Фрэнк. Бьянкофьоре поверил, потому что хотел поверить. Эта сделка тешила его самомнение и решала финансовые проблемы. Как это говорил Бап? «Если хочешь поймать рыбку, дай ей наживку, о которой она мечтает».
– Наличными, Донни, – сказал Марти.
Фрэнк кивнул, и Донни сказал:
– Послушай, Марти, это должно остаться между нами. Если пойдет слух, что на меня можно… нажать, мне не жить в Вегасе.
– Никого это не касается.
– Отлично, Марти, спасибо. Тогда я заброшу Деньги тебе домой?
Момент был опасный, и Фрэнк на мгновение затаил дыхание.
– Пожалуй, я бы предпочел более людное место.
– Марти, ты не доверяешь мне?
Бьянкофьоре рассмеялся в ответ.
– Не могу же я, Марти, отдать тебе чемодан с наличными деньгами в «Цезаре».
Марти подумал пару секунд.
– На парковке, – сказал он. – В моей машине.
– После смены?
– Нет. Днем.
Марти знал то, что знали все. Никто – никто – не посмеет напасть на него среди бела дня на главной улице Лас-Вегаса.
Марти поглядел на Фрэнка.
Фрэнк тоже подумал пару секунд, потом кивнул.
– Ладно, – согласился Донни. – Днем так днем. На чем ты сейчас ездишь? Какой у тебя номер на парковке?
– На пару дней уезжайте из города, – сказал ему Фрэнк. – Побудьте в своем нормандском замке, устройте званый ужин, создайте себе алиби.
Пей марочное вино с приятными людьми, пока я буду приводить в порядок твои дела, мысленно произнес Фрэнк.
Итак, Фрэнк, а не Донни ждал Марти на парковке.
И Марти это не понравилось.
Он опустил окошко и спросил:
– Какого черта тебе надо? Где Гарт?
– Он не придет.
– Это что за чертовщина?
Однако Фрэнк видел, как он ест глазами чемоданчик.
– Деньги у меня. Хочешь их получить?
«Никто никогда не отказывается от денег, – говорил Бап. – Бывают такие случаи, когда и надо бы, но они не в состоянии это сделать».
Марти тоже не устоял. Он подумал о том, чтобы отказаться – Фрэнк видел, – но не устоял. Выйдя из машины, он прощупал Фрэнка от подмышек до лодыжек.
– Жучка нет, – сказал Фрэнк.
– Плевать мне на жучки. Я ищу оружие.
Оружия он не нашел и, вернувшись на водительское место, открыл вторую дверцу.
– Залезай.
Фрэнк сел на пассажирское место.
У Марти в руках был револьвер сорок пятого калибра.
– Эй.
– Я бы давно умер, если бы не принимал все меры предосторожности, – буркнул Марти. – Значит, деньги у тебя?
– В чемодане.
Страшно было, вспоминает Фрэнк. Если бы Марти схватил чемодан, выкинул Фрэнка из машины и уехал, так бы его и видели. Если бы он сразу открыл чемодан, Фрэнка уже давно не было бы в живых.
Приходилось полагаться на знание его характера, на его сверхосторожность. Этот человек каждый вечер проверял свою машину, нет ли в ней бомбы. Он не собирался забирать с собой чемодан.
Так или иначе, но Фрэнк делал на это ставку.
– Покажи, – сказал Марти.
– Хочешь, чтобы я открыл его?
– А я что сказал?
Фрэнк положил чемодан себе на колени, щелкнул замками, открыл крышку, взял в руку револьвер двадцать пятого калибра с глушителем и несколько раз выстрелил в Марти через крышку чемодана. Потом он положил револьвер обратно, закрыл крышку чемодана, вылез из машины и пошел прочь.
По Стрипу.
Фрэнк вернулся в отель, взял виски, тщательно протер им револьвер и чемодан. Чикагцы предложили свою команду чистильщиков, однако Фрэнк никому не доверил уничтожение улик. Недаром он выбрал и двадцать пятый калибр. Ему ли было не знать, что пули, пройдя через крышку дешевого чемоданчика, потеряют скорость и застрянут в голове Марти? Смотритель обнаружил Марти примерно через час. Сначала он подумал, что у Марти не выдержало сердце и он упал лицом на руль, но потом увидел пять пулевых отверстий в голове.
Фрэнк же сел в свою машину и поехал через Мохаве, там отыскал подходящее место, разбил револьвер вдребезги и бросил его вместе с чемоданчиком в шахту.
Вот так, избавиться от оружия легче, чем от воспоминаний.
Их не похоронишь в шахте.
Однако после смерти Бьянкофьоре произошло непредвиденное. Толстяк Герби Гольдштейн стал на всех углах орать, что покойник не отдал ему семьдесят пять тысяч его кровных долларов, которые вряд ли теперь отдаст, но кто-то ведь должен возместить ему потери!
– Скажи Гарту, пусть заплатит, – сказал тогда Фрэнк, встретившись с Майком Риццо.
– Шутишь?
– Пусть продаст одну из своих машин и заплатит, – сказал Фрэнк. – Передай, мол, так сказал Фрэнки Машина.
И Донни Гарт отдал Герби Гольдштейну семьдесят пять штук.
Так Фрэнк подружился с Герби Гольдштейном. Толстяк Герби сам отыскал Фрэнка после того, как Гарт отдал ему деньги. Он сел в самолет, прилетел в Сан-Диего и потребовал встречи с Фрэнки Машиной. Они встретились за ланчем – если уж встречаешься с Герби, то обязательно за едой.
Теперь немало мафиози отзываются на кличку «Толстяк». Пятерых Фрэнк знает лично. Однако ни одного из них не сравнить с Герби Гольдштейном – они как пушинки рядом с четырехсотфунтовым Герби, который как будто только и ел что сливочное масло.
Так или иначе, Гольдштейн пригласил Фрэнка на ланч.
– Ты поступил так, как следует поступать приличным людям, – произнес тогда Герби. – Я хотел сам сказать тебе, что очень это ценю.
– Так было правильно.
– Не все поступают правильно. Тем более в наши времена.
Герби заплатил по счету, который оказался немаленьким, а потом пригласил Фрэнка к себе.
– Будешь в Лас-Вегасе, я покажу тебе, как отлично провести время.
У Фрэнка не было намерения ехать в Лас-Вегас, поначалу он и не думал об этом. Однако о приглашении не забыл. Чем тяжелее и больше он работал, чем дольше, но безрезультатно исполнял супружеский долг, тем чаще среди драк и убийств песней сирен звучало приглашение трехсотсемидесятипятифунтового гангстера.
Итак, однажды, когда шеф-повар ни с того ни с сего устроил ему разнос за отличного желтохвостика, Фрэнк бросил кое-что из вещей в машину и укатил в Лас-Вегас.
Едва оказавшись в Вегасе, Фрэнк позвонил Герби. Через десять минут он уже устраивался в двойном номере в «Паладине». Для начала он доставил себе удовольствие, прямо в номере полежав в джакузи, потом поспал, а когда проснулся, то оделся на выход и встретил Герби в холле.
С Герби были две красотки, сошедшие со страниц «Плейбоя» – Сьюзан и Мэнди.
Маленькая блондиночка с большой грудью, Сьюзан, была девушкой Герби, а Мэнди, с блестящими, каштановыми волосами до плеч, пухлыми губками, ласковыми карими глазами, предназначалась Фрэнку. На ней было платье, которое ничего не скрывало, но с ее фигурой и не надо было ничего скрывать. Фрэнк говорил себе, что не будет с ней спать, что она просто-напросто составит ему компанию в барах, во время обеда, может быть, на шоу, чтобы он не чувствовал себя третьим лишним.
Они тогда погуляли.
Погуляли на славу.
Еда, вино, шоу – и Фрэнку ни разу не было позволено достать бумажник. Да и счетов он не видел, их не было. Герби давал большие чаевые, и все решалось само собой. Лучшие столики, лучшее вино – с наилучшими пожеланиями от управляющего. А после шоу их приглашали в артистическую на вечеринку.
И женщины.
Герби Гольдштейна никак нельзя было назвать привлекательным, хотя у него и было отдаленное сходство с Паваротти, которое, возможно, стало бы более явным, если бы тенор пару месяцев посидел на пудинговой диете.
И в нем не было шарма – скорее, был антишарм, то есть Герби был отталкивающим на вид, как тогда казалось Фрэнку. Он отталкивал многих – своей прожорливостью, наплевательским отношением к общепринятому поведению за столом, реками пота, которые текли с его пухлых щек и из-под мышек. Вещи на нем всегда были мятые и в пятнах, рот напоминал сточную канаву, и многие люди в Вегасе переходили на другую сторону улицы, лишь бы не здороваться с Герби.
Однако женщины тянулись к Герби.
Никаких сомнений. Едва начинался вечер, на Герби обязательно висла какая-нибудь сногсшибательная красотка, и, надо заметить, не проститутка – танцовщица, модель. Естественно, они принимали от Герби подарки, и иногда довольно дорогие, кондоминиумы или машины, но влекли их к нему не только деньги.
Им в самом деле нравилось проводить время с Герби, да и Фрэнку его новый приятель с каждым днем нравился все больше и больше.
Но первый вечер…
Они ввалились в «Паладин» в три часа ночи, и когда Фрэнк уже было собрался пожелать Мэнди спокойной ночи, она как-то странно посмотрела на него.
– Я тебе не нравлюсь?
– Очень нравишься.
– Тогда в чем дело? Ты не хочешь меня?
А у него весь вечер была эрекция.
– Еще как хочу.
– Тогда почему бы нам не доставить друг другу удовольствие?
– Мэнди, я женат.
Она улыбнулась.
– Это всего-навсего секс.
Да нет, не всего-навсего.
После девяти лет брака, из которых последние несколько лет никак нельзя было назвать счастливыми, ничего «просто-напросто» не могло быть. Мэнди проделывала такое, о чем Пэтти и помыслить не могла, да и делать ни за что не стала бы. Фрэнк начал было как всегда, однако Мэнди остановила его и ласково произнесла:
– Фрэнк, позволь, я покажу тебе, как мне нравится.
И она показала.
В первый раз в жизни Фрэнк ощутил себя по-настоящему свободным, потому что не надо было ничего добиваться, не надо было бояться отказа, не надо было брать на себя обязательства. Существовало одно лишь наслаждение. Утром, когда Фрэнк проснулся, ему хотелось почувствовать себя виноватым, но ничего не вышло. Ему было хорошо.
Его ничуть не расстроило то, что Мэнди уже ушла, оставив короткую записку, мол, «мы отлично позабавились», со смеющейся рожицей над подписью.
Пришел Герби, чтобы позавтракать вместе с Фрэнком.
– Надо тебе попробовать еврейскую кухню, – сказал он, когда Фрэнк заказал себе яичницу с беконом.
Благодаря ему Фрэнк попробовал луковый багель с копченой лососиной, сливочным сыром и кружком красного лука.
Это был восторг – контраст острого и пресного, воздушного и хрустящего – открытие для Фрэнка! Герби знал, о чем говорил. Стоило с ним разговориться, и становилось ясно, что он много и о многом знает. Он отлично разбирался в еде, в вине, в драгоценностях и искусстве. Он пригласил Фрэнка к себе домой и показал ему свою коллекцию Эрте[22] и винный погреб. Герби никак нельзя было назвать культурным человеком, однако удивлять он умел.
Взять, например, кроссворды.
Это он приучил Фрэнка к кроссвордам, и это он мог решить весь кроссворд в воскресной «Нью-Йорк таймс». Иногда Фрэнку приходило в голову, что Герби мог бы ничего не записывать, ведь он все держал в голове. Он был ходячим словарем, хотя, как ни странно, его разговорный лексикон не отличался разнообразием.
– Я думаю, что я так называемый idiot savant,[23] – сказал он однажды Фрэнку, поинтересовавшемуся, в чем тут секрет. Когда же Фрэнк отыскал в справочнике словосочетание «idiot savant», он понял, что ни один «idiot savant» этого выражения не знает.
– Вы с Мэнди подружились? – спросил Герби, выходя из винного погреба, когда Фрэнк расшатал здание своего брака многочисленными творческими актами прелюбодеяния.
– Можно и так сказать.
– Сегодня у нас другие девочки. Очень симпатичные. Очень, – повторил Герби.
Пять дней спустя Фрэнк покинул Вегас, испытывая острый недостаток в витамине E, однако чувствуя себя отдохнувшим и довольным. После этого он много раз возвращался в Лас-Вегас, останавливался в «Паладине», иногда где-нибудь еще, но сам платил за себя, не желая злоупотреблять гостеприимством Герби Гольдштейна.
37
38
Есть только один способ.
Марти должен сам пригласить тебя внутрь, решил Фрэнк.
Но как этого добиться?
У любого человека есть слабое место. Этому Фрэнка учил Бап. Не такими словами, конечно. Мол, у всех есть брешь в броне, и все дело в том, чтобы ее найти.
У Бапа был даже свой список.
– Похоть, жадность, – говорил он, – самомнение, гордыня, сознательные заблуждения.
– Это что?
– Некоторые верят в то, во что хотят верить, – ответил тогда Бап. – Очень хотят.
Марти всем, кто его слушал, похвалялся, что припугнул слабака Донни Гарта так, что тот дрожмя дрожит в своих шмотках от Гуччи; мол, лучше Гарту не стоять у него на пути, а иначе ему несдобровать. Парень нес эту чушь в баре после работы, сидя недалеко от Фрэнка.
И Марти отчаянно нуждался в деньгах. Он был азартным игроком, и чем больше ставил, тем больше проигрывал. К тому же он много задолжал мерзкому ростовщику Герби Гольдштейну, и проценты росли как на дрожжах.
Итак, когда позвонил Донни Гарт, Марти очень захотелось поверить в свою удачу. Да и Гарт был чертовски хорошим актером, прирожденным жуликом, который, как надо, разыграл увертюру. К этому времени его уже научили, что значит следовать указаниям, и он следовал им до последней буквы.
Во время телефонного разговора Фрэнк сидел рядом с Гартом.
– Марти? Это Донни.
– Надеюсь, у тебя хорошие новости?
– Марти, мы же друзья, – ответил Гарт. – Мне нужно было подумать. Я хочу поступить правильно. Как насчет ста штук и обо всем забыть?
– Сто штук? Да иди ты…
Фрэнк слышал, как они торговались и сошлись на двухстах пятидесяти тысячах долларов. Прав был Бап, подумал тогда Фрэнк. Бьянкофьоре поверил, потому что хотел поверить. Эта сделка тешила его самомнение и решала финансовые проблемы. Как это говорил Бап? «Если хочешь поймать рыбку, дай ей наживку, о которой она мечтает».
– Наличными, Донни, – сказал Марти.
Фрэнк кивнул, и Донни сказал:
– Послушай, Марти, это должно остаться между нами. Если пойдет слух, что на меня можно… нажать, мне не жить в Вегасе.
– Никого это не касается.
– Отлично, Марти, спасибо. Тогда я заброшу Деньги тебе домой?
Момент был опасный, и Фрэнк на мгновение затаил дыхание.
– Пожалуй, я бы предпочел более людное место.
– Марти, ты не доверяешь мне?
Бьянкофьоре рассмеялся в ответ.
– Не могу же я, Марти, отдать тебе чемодан с наличными деньгами в «Цезаре».
Марти подумал пару секунд.
– На парковке, – сказал он. – В моей машине.
– После смены?
– Нет. Днем.
Марти знал то, что знали все. Никто – никто – не посмеет напасть на него среди бела дня на главной улице Лас-Вегаса.
Марти поглядел на Фрэнка.
Фрэнк тоже подумал пару секунд, потом кивнул.
– Ладно, – согласился Донни. – Днем так днем. На чем ты сейчас ездишь? Какой у тебя номер на парковке?
– На пару дней уезжайте из города, – сказал ему Фрэнк. – Побудьте в своем нормандском замке, устройте званый ужин, создайте себе алиби.
Пей марочное вино с приятными людьми, пока я буду приводить в порядок твои дела, мысленно произнес Фрэнк.
Итак, Фрэнк, а не Донни ждал Марти на парковке.
И Марти это не понравилось.
Он опустил окошко и спросил:
– Какого черта тебе надо? Где Гарт?
– Он не придет.
– Это что за чертовщина?
Однако Фрэнк видел, как он ест глазами чемоданчик.
– Деньги у меня. Хочешь их получить?
«Никто никогда не отказывается от денег, – говорил Бап. – Бывают такие случаи, когда и надо бы, но они не в состоянии это сделать».
Марти тоже не устоял. Он подумал о том, чтобы отказаться – Фрэнк видел, – но не устоял. Выйдя из машины, он прощупал Фрэнка от подмышек до лодыжек.
– Жучка нет, – сказал Фрэнк.
– Плевать мне на жучки. Я ищу оружие.
Оружия он не нашел и, вернувшись на водительское место, открыл вторую дверцу.
– Залезай.
Фрэнк сел на пассажирское место.
У Марти в руках был револьвер сорок пятого калибра.
– Эй.
– Я бы давно умер, если бы не принимал все меры предосторожности, – буркнул Марти. – Значит, деньги у тебя?
– В чемодане.
Страшно было, вспоминает Фрэнк. Если бы Марти схватил чемодан, выкинул Фрэнка из машины и уехал, так бы его и видели. Если бы он сразу открыл чемодан, Фрэнка уже давно не было бы в живых.
Приходилось полагаться на знание его характера, на его сверхосторожность. Этот человек каждый вечер проверял свою машину, нет ли в ней бомбы. Он не собирался забирать с собой чемодан.
Так или иначе, но Фрэнк делал на это ставку.
– Покажи, – сказал Марти.
– Хочешь, чтобы я открыл его?
– А я что сказал?
Фрэнк положил чемодан себе на колени, щелкнул замками, открыл крышку, взял в руку револьвер двадцать пятого калибра с глушителем и несколько раз выстрелил в Марти через крышку чемодана. Потом он положил револьвер обратно, закрыл крышку чемодана, вылез из машины и пошел прочь.
По Стрипу.
Фрэнк вернулся в отель, взял виски, тщательно протер им револьвер и чемодан. Чикагцы предложили свою команду чистильщиков, однако Фрэнк никому не доверил уничтожение улик. Недаром он выбрал и двадцать пятый калибр. Ему ли было не знать, что пули, пройдя через крышку дешевого чемоданчика, потеряют скорость и застрянут в голове Марти? Смотритель обнаружил Марти примерно через час. Сначала он подумал, что у Марти не выдержало сердце и он упал лицом на руль, но потом увидел пять пулевых отверстий в голове.
Фрэнк же сел в свою машину и поехал через Мохаве, там отыскал подходящее место, разбил револьвер вдребезги и бросил его вместе с чемоданчиком в шахту.
Вот так, избавиться от оружия легче, чем от воспоминаний.
Их не похоронишь в шахте.
Однако после смерти Бьянкофьоре произошло непредвиденное. Толстяк Герби Гольдштейн стал на всех углах орать, что покойник не отдал ему семьдесят пять тысяч его кровных долларов, которые вряд ли теперь отдаст, но кто-то ведь должен возместить ему потери!
– Скажи Гарту, пусть заплатит, – сказал тогда Фрэнк, встретившись с Майком Риццо.
– Шутишь?
– Пусть продаст одну из своих машин и заплатит, – сказал Фрэнк. – Передай, мол, так сказал Фрэнки Машина.
И Донни Гарт отдал Герби Гольдштейну семьдесят пять штук.
Так Фрэнк подружился с Герби Гольдштейном. Толстяк Герби сам отыскал Фрэнка после того, как Гарт отдал ему деньги. Он сел в самолет, прилетел в Сан-Диего и потребовал встречи с Фрэнки Машиной. Они встретились за ланчем – если уж встречаешься с Герби, то обязательно за едой.
Теперь немало мафиози отзываются на кличку «Толстяк». Пятерых Фрэнк знает лично. Однако ни одного из них не сравнить с Герби Гольдштейном – они как пушинки рядом с четырехсотфунтовым Герби, который как будто только и ел что сливочное масло.
Так или иначе, Гольдштейн пригласил Фрэнка на ланч.
– Ты поступил так, как следует поступать приличным людям, – произнес тогда Герби. – Я хотел сам сказать тебе, что очень это ценю.
– Так было правильно.
– Не все поступают правильно. Тем более в наши времена.
Герби заплатил по счету, который оказался немаленьким, а потом пригласил Фрэнка к себе.
– Будешь в Лас-Вегасе, я покажу тебе, как отлично провести время.
У Фрэнка не было намерения ехать в Лас-Вегас, поначалу он и не думал об этом. Однако о приглашении не забыл. Чем тяжелее и больше он работал, чем дольше, но безрезультатно исполнял супружеский долг, тем чаще среди драк и убийств песней сирен звучало приглашение трехсотсемидесятипятифунтового гангстера.
Итак, однажды, когда шеф-повар ни с того ни с сего устроил ему разнос за отличного желтохвостика, Фрэнк бросил кое-что из вещей в машину и укатил в Лас-Вегас.
Едва оказавшись в Вегасе, Фрэнк позвонил Герби. Через десять минут он уже устраивался в двойном номере в «Паладине». Для начала он доставил себе удовольствие, прямо в номере полежав в джакузи, потом поспал, а когда проснулся, то оделся на выход и встретил Герби в холле.
С Герби были две красотки, сошедшие со страниц «Плейбоя» – Сьюзан и Мэнди.
Маленькая блондиночка с большой грудью, Сьюзан, была девушкой Герби, а Мэнди, с блестящими, каштановыми волосами до плеч, пухлыми губками, ласковыми карими глазами, предназначалась Фрэнку. На ней было платье, которое ничего не скрывало, но с ее фигурой и не надо было ничего скрывать. Фрэнк говорил себе, что не будет с ней спать, что она просто-напросто составит ему компанию в барах, во время обеда, может быть, на шоу, чтобы он не чувствовал себя третьим лишним.
Они тогда погуляли.
Погуляли на славу.
Еда, вино, шоу – и Фрэнку ни разу не было позволено достать бумажник. Да и счетов он не видел, их не было. Герби давал большие чаевые, и все решалось само собой. Лучшие столики, лучшее вино – с наилучшими пожеланиями от управляющего. А после шоу их приглашали в артистическую на вечеринку.
И женщины.
Герби Гольдштейна никак нельзя было назвать привлекательным, хотя у него и было отдаленное сходство с Паваротти, которое, возможно, стало бы более явным, если бы тенор пару месяцев посидел на пудинговой диете.
И в нем не было шарма – скорее, был антишарм, то есть Герби был отталкивающим на вид, как тогда казалось Фрэнку. Он отталкивал многих – своей прожорливостью, наплевательским отношением к общепринятому поведению за столом, реками пота, которые текли с его пухлых щек и из-под мышек. Вещи на нем всегда были мятые и в пятнах, рот напоминал сточную канаву, и многие люди в Вегасе переходили на другую сторону улицы, лишь бы не здороваться с Герби.
Однако женщины тянулись к Герби.
Никаких сомнений. Едва начинался вечер, на Герби обязательно висла какая-нибудь сногсшибательная красотка, и, надо заметить, не проститутка – танцовщица, модель. Естественно, они принимали от Герби подарки, и иногда довольно дорогие, кондоминиумы или машины, но влекли их к нему не только деньги.
Им в самом деле нравилось проводить время с Герби, да и Фрэнку его новый приятель с каждым днем нравился все больше и больше.
Но первый вечер…
Они ввалились в «Паладин» в три часа ночи, и когда Фрэнк уже было собрался пожелать Мэнди спокойной ночи, она как-то странно посмотрела на него.
– Я тебе не нравлюсь?
– Очень нравишься.
– Тогда в чем дело? Ты не хочешь меня?
А у него весь вечер была эрекция.
– Еще как хочу.
– Тогда почему бы нам не доставить друг другу удовольствие?
– Мэнди, я женат.
Она улыбнулась.
– Это всего-навсего секс.
Да нет, не всего-навсего.
После девяти лет брака, из которых последние несколько лет никак нельзя было назвать счастливыми, ничего «просто-напросто» не могло быть. Мэнди проделывала такое, о чем Пэтти и помыслить не могла, да и делать ни за что не стала бы. Фрэнк начал было как всегда, однако Мэнди остановила его и ласково произнесла:
– Фрэнк, позволь, я покажу тебе, как мне нравится.
И она показала.
В первый раз в жизни Фрэнк ощутил себя по-настоящему свободным, потому что не надо было ничего добиваться, не надо было бояться отказа, не надо было брать на себя обязательства. Существовало одно лишь наслаждение. Утром, когда Фрэнк проснулся, ему хотелось почувствовать себя виноватым, но ничего не вышло. Ему было хорошо.
Его ничуть не расстроило то, что Мэнди уже ушла, оставив короткую записку, мол, «мы отлично позабавились», со смеющейся рожицей над подписью.
Пришел Герби, чтобы позавтракать вместе с Фрэнком.
– Надо тебе попробовать еврейскую кухню, – сказал он, когда Фрэнк заказал себе яичницу с беконом.
Благодаря ему Фрэнк попробовал луковый багель с копченой лососиной, сливочным сыром и кружком красного лука.
Это был восторг – контраст острого и пресного, воздушного и хрустящего – открытие для Фрэнка! Герби знал, о чем говорил. Стоило с ним разговориться, и становилось ясно, что он много и о многом знает. Он отлично разбирался в еде, в вине, в драгоценностях и искусстве. Он пригласил Фрэнка к себе домой и показал ему свою коллекцию Эрте[22] и винный погреб. Герби никак нельзя было назвать культурным человеком, однако удивлять он умел.
Взять, например, кроссворды.
Это он приучил Фрэнка к кроссвордам, и это он мог решить весь кроссворд в воскресной «Нью-Йорк таймс». Иногда Фрэнку приходило в голову, что Герби мог бы ничего не записывать, ведь он все держал в голове. Он был ходячим словарем, хотя, как ни странно, его разговорный лексикон не отличался разнообразием.
– Я думаю, что я так называемый idiot savant,[23] – сказал он однажды Фрэнку, поинтересовавшемуся, в чем тут секрет. Когда же Фрэнк отыскал в справочнике словосочетание «idiot savant», он понял, что ни один «idiot savant» этого выражения не знает.
– Вы с Мэнди подружились? – спросил Герби, выходя из винного погреба, когда Фрэнк расшатал здание своего брака многочисленными творческими актами прелюбодеяния.
– Можно и так сказать.
– Сегодня у нас другие девочки. Очень симпатичные. Очень, – повторил Герби.
Пять дней спустя Фрэнк покинул Вегас, испытывая острый недостаток в витамине E, однако чувствуя себя отдохнувшим и довольным. После этого он много раз возвращался в Лас-Вегас, останавливался в «Паладине», иногда где-нибудь еще, но сам платил за себя, не желая злоупотреблять гостеприимством Герби Гольдштейна.
37
Ребята из мафии выбивали из Вегаса все, что он мог дать.
А почему бы и нет?
Деньги текли рекой.
Проблема же заключалась в том, что боссы требовали всё больше и больше, да и другие семьи тоже хотели получить свое, так что зачерпывать приходилось все глубже и глубже.
Но в пустыне не так уж много воды.
Рано или поздно она заканчивается, однако никому и в голову не приходило, что конец близок. Тогда было одно нескончаемое веселье, и Фрэнк, уже много лет работавший как вол, веселился вместе со всеми. Было так. Отрабатывая день за днем по шестнадцать часов в Сан-Диего, в пятницу после ланча он уезжал в Лас-Вегас и проводил там выходные. Иногда он возвращался в понедельник, но бывало, что не возвращался и в понедельник.
Пэтти как будто не возражала.
Слишком много они потратили сил, чтобы заиметь ребенка, слишком много потратили сил, чтобы вступить в брак, так что она вроде бы почти с облегчением воспринимала его отлучки. Пару раз Фрэнк звал ее с собой, но без особой охоты, и Пэтти, понимая это, отвергала его приглашения.
– В Вегасе мы останемся такими же, какие мы здесь, – как-то сказала она.
– Не знаю. Может быть, и нет.
Один раз он был настойчивее.
– Мы там выпьем, пообедаем, посмотрим хорошее шоу, – сказал он. – Потом отправимся в постель – возможно, не только для того, чтобы спать.
– Этим ты занимаешься там со своими подружками?
Тогда еще никаких «своих» подружек у него не было, однако возражать Фрэнк не стал. Если ей хочется так думать, ее дело. В конце концов, какая разница?
И он опять поехал в Вегас один.
Однако один он оставался недолго.
Насладившись одиночеством во время довольно долгого пути, послушав оперные записи, которые, пока он ехал, никому не мешали, Фрэнк к тому моменту, как он оказался в Вегасе, был готов к новым встречам.
В те времена если кто-то не находил в Вегасе компанию, то лишь потому, что хотел побыть в одиночестве.
Итак, Фрэнк пошел в свой номер, принял душ, переоделся и отправился к Герби.
На деньги от ростовщичества Герби купил маленький невзрачный клуб на узкой улочке среди автомастерских. Он находился далеко от Стрипа, от казино и от всех прочих мест, за которыми присматривали федералы, и в этом был весь смысл. О клубе никто, кроме посвященных, не знал, и если турист или местный житель в ожидании такси заглядывал сюда, то поспешно ретировался, услышав:
– Здесь тебе, приятель, нечего делать.
В то время клуб Герби был открыт только для своих.
По тем или иным соображениям в клубе Герби собирались ребята из Калифорнии. Все они вернулись из заключения, все жили в Вегасе и зарабатывали на жизнь вымогательством.
Вернулся и Майк – он приехал в Вегас, решив, что настало его время, и обычно он сидел за столом с Питером Мартини, то есть с Мышом Старшим, который буквально накануне стал боссом. И Кармен, брат Питера, тоже был с ними, и их племянник Бобби, певец в ночном клубе, тоже.
Ну и конечно же Герби, сидевший с кроссвордом и в компании Шерма Саймона в углу, который скоро прозвали «Маленьким Израилем».
Ребят было много, и иногда Фрэнк усаживался за стол, чтобы послушать очередные байки, но чаще отправлялся в кухню и готовил разные блюда.
Хорошие были времена. Он стоял у плиты и, одним ухом прислушиваясь к трепу ребят, стряпал linguine con vongole, spaghetti all'amatriciana, bac-cala alia bolognese, pelpo con limone e aglio. Ему казалось, будто он вернулся в детство, когда Маленькая Италия в Сан-Диего еще оставалась итальянской и там готовили настоящую еду.
Фрэнк искренне тосковал по кухне, ведь все его время забирала работа и он почти не бывал дома, отчего – мало-помалу – он и Пэтти отвыкли от совместных трапез. А Герби к тому же отлично оснастил свою кухню.
Стряпая, Фрэнк прислушивался к беседам ребят, к их шуткам и хвастовству.
В обществе себе подобных, думал он, словно забываешь о возрасте, словно опять попадаешь в компанию старшеклассников. Разговоры были исключительно о сексе, еде, запахах, женщинах, маленьких членах и гомиках.
Ну и о преступлениях, конечно же.
В заведении Герби это блюдо варили чаще, чем макароны. Большинство ребят так никогда и не решалось ни на что серьезное – они попросту бахвалились – однако некоторые знали, о чем говорят. Они обдумывали планы нападения на легальные бордели в северной части города, планы продажи оружия бандам байкеров, серьезно обсуждали, как обзавестись фальшивыми кредитками и – что Фрэнку больше всего понравилось – как украсть три тысячи спортивных рубашек и двести телевизоров с двадцатидюймовыми экранами, о чем мечтал Майк.
– И что ты будешь делать с двумя сотнями телевизоров? – спросил Фрэнк, когда Майк действительно совершил эту кражу.
– А что мне делать с тремя тысячами рубашек? – ответил Майк вопросом на вопрос.
На самом деле Фрэнк хотел в первую очередь спросить о рубашках, но потом сообразил, что это прозвучит глупо, как, например, вопрос: «Зачем всходить на Эверест?» – на который если и можно что ответить, то лишь: «Потому что он есть». Суть в том, что ребята тащили все, даже то, что им не было нужно, чем они не могли воспользоваться, просто потому, что была возможность украсть.
Это ставило Фрэнка в тупик и одновременно забавляло.
Кстати, занимались такими кражами не только парни, но и женщины.
В первый раз Фрэнку было нелегко обмануть Пэтти, однако со временем ему понравилось менять женщин, и если поначалу они были из тех, что крутились вокруг Герби Гольдштейна, то со временем у него завелись собственные подружки.
Это были модели, танцовщицы, крупье, дилеры, а также туристки, приехавшие весело провести время, и Фрэнк помогал им в этом. Он кормил их вкусными обедами, водил на шоу, всегда обращался с ними как с дамами и был щедрым, внимательным любовником. Фрэнк понял, что любит женщин, и они платили ему той же монетой.
Так было со всеми, кроме Пэтти.
С Пэтти он обращался ужасно, и она отвечала ему тем же.
Однажды вечером, засидевшись у Герби, он разговорился об этом с Шермом.
– Почему нельзя иметь такие же отношения с женой, как с подружками?
– Другая порода, мой друг, – ответил Шерм. – Совершенно другая.
– Может быть, стоит жениться на подружках?
– Я пробовал, – сказал Шерм. – Дважды.
– И?
– Они становятся женами. Это начинается, едва назначаешь день свадьбы – сексуальный котенок превращается в домашнюю кошку. Вот так. Не веришь, спроси моего адвоката.
– Ты сам адвокат.
– Спроси моего адвоката, который занимался разводами. Скажи, что я послал тебя – у него яхта названа в мою честь.
– Думаю, дело не в них, – проговорил Фрэнк. – Думаю, дело в нас. Мы перестаем тащить их в постель – потому что теперь они всегда к нашим услугам, – мы больше не делаем никаких усилий. Мы сами превращаем их в жен.
– Так уж устроен мир, мой друг. Так устроен мир.
Не думаю, мысленно возразил Фрэнк.
Он решил поехать домой и попытаться вновь наладить отношения с Пэтти. Он решил вести себя с ней как с любовницей, а не как с женой, и посмотреть, что из этого выйдет. Ничего не получилось – легче было бы переспать со снежной бабой.
И Фрэнк продолжал устраивать вылазки к Герби.
С Герби всегда было весело, разгадывал ли он кроссворды в воскресном выпуске «Нью-Йорк таймс», поедая багели или копченую лососину под звуки оперных арий, угощал ли раздобытым где-то вином или подшучивал над планами и заговорами Майка Риццо, братьев Мышей, чьими бы то ни было еще.
Хорошие были времена.
Они закончились, когда Фрэнку приказали убить Джея Вурхиса.
А почему бы и нет?
Деньги текли рекой.
Проблема же заключалась в том, что боссы требовали всё больше и больше, да и другие семьи тоже хотели получить свое, так что зачерпывать приходилось все глубже и глубже.
Но в пустыне не так уж много воды.
Рано или поздно она заканчивается, однако никому и в голову не приходило, что конец близок. Тогда было одно нескончаемое веселье, и Фрэнк, уже много лет работавший как вол, веселился вместе со всеми. Было так. Отрабатывая день за днем по шестнадцать часов в Сан-Диего, в пятницу после ланча он уезжал в Лас-Вегас и проводил там выходные. Иногда он возвращался в понедельник, но бывало, что не возвращался и в понедельник.
Пэтти как будто не возражала.
Слишком много они потратили сил, чтобы заиметь ребенка, слишком много потратили сил, чтобы вступить в брак, так что она вроде бы почти с облегчением воспринимала его отлучки. Пару раз Фрэнк звал ее с собой, но без особой охоты, и Пэтти, понимая это, отвергала его приглашения.
– В Вегасе мы останемся такими же, какие мы здесь, – как-то сказала она.
– Не знаю. Может быть, и нет.
Один раз он был настойчивее.
– Мы там выпьем, пообедаем, посмотрим хорошее шоу, – сказал он. – Потом отправимся в постель – возможно, не только для того, чтобы спать.
– Этим ты занимаешься там со своими подружками?
Тогда еще никаких «своих» подружек у него не было, однако возражать Фрэнк не стал. Если ей хочется так думать, ее дело. В конце концов, какая разница?
И он опять поехал в Вегас один.
Однако один он оставался недолго.
Насладившись одиночеством во время довольно долгого пути, послушав оперные записи, которые, пока он ехал, никому не мешали, Фрэнк к тому моменту, как он оказался в Вегасе, был готов к новым встречам.
В те времена если кто-то не находил в Вегасе компанию, то лишь потому, что хотел побыть в одиночестве.
Итак, Фрэнк пошел в свой номер, принял душ, переоделся и отправился к Герби.
На деньги от ростовщичества Герби купил маленький невзрачный клуб на узкой улочке среди автомастерских. Он находился далеко от Стрипа, от казино и от всех прочих мест, за которыми присматривали федералы, и в этом был весь смысл. О клубе никто, кроме посвященных, не знал, и если турист или местный житель в ожидании такси заглядывал сюда, то поспешно ретировался, услышав:
– Здесь тебе, приятель, нечего делать.
В то время клуб Герби был открыт только для своих.
По тем или иным соображениям в клубе Герби собирались ребята из Калифорнии. Все они вернулись из заключения, все жили в Вегасе и зарабатывали на жизнь вымогательством.
Вернулся и Майк – он приехал в Вегас, решив, что настало его время, и обычно он сидел за столом с Питером Мартини, то есть с Мышом Старшим, который буквально накануне стал боссом. И Кармен, брат Питера, тоже был с ними, и их племянник Бобби, певец в ночном клубе, тоже.
Ну и конечно же Герби, сидевший с кроссвордом и в компании Шерма Саймона в углу, который скоро прозвали «Маленьким Израилем».
Ребят было много, и иногда Фрэнк усаживался за стол, чтобы послушать очередные байки, но чаще отправлялся в кухню и готовил разные блюда.
Хорошие были времена. Он стоял у плиты и, одним ухом прислушиваясь к трепу ребят, стряпал linguine con vongole, spaghetti all'amatriciana, bac-cala alia bolognese, pelpo con limone e aglio. Ему казалось, будто он вернулся в детство, когда Маленькая Италия в Сан-Диего еще оставалась итальянской и там готовили настоящую еду.
Фрэнк искренне тосковал по кухне, ведь все его время забирала работа и он почти не бывал дома, отчего – мало-помалу – он и Пэтти отвыкли от совместных трапез. А Герби к тому же отлично оснастил свою кухню.
Стряпая, Фрэнк прислушивался к беседам ребят, к их шуткам и хвастовству.
В обществе себе подобных, думал он, словно забываешь о возрасте, словно опять попадаешь в компанию старшеклассников. Разговоры были исключительно о сексе, еде, запахах, женщинах, маленьких членах и гомиках.
Ну и о преступлениях, конечно же.
В заведении Герби это блюдо варили чаще, чем макароны. Большинство ребят так никогда и не решалось ни на что серьезное – они попросту бахвалились – однако некоторые знали, о чем говорят. Они обдумывали планы нападения на легальные бордели в северной части города, планы продажи оружия бандам байкеров, серьезно обсуждали, как обзавестись фальшивыми кредитками и – что Фрэнку больше всего понравилось – как украсть три тысячи спортивных рубашек и двести телевизоров с двадцатидюймовыми экранами, о чем мечтал Майк.
– И что ты будешь делать с двумя сотнями телевизоров? – спросил Фрэнк, когда Майк действительно совершил эту кражу.
– А что мне делать с тремя тысячами рубашек? – ответил Майк вопросом на вопрос.
На самом деле Фрэнк хотел в первую очередь спросить о рубашках, но потом сообразил, что это прозвучит глупо, как, например, вопрос: «Зачем всходить на Эверест?» – на который если и можно что ответить, то лишь: «Потому что он есть». Суть в том, что ребята тащили все, даже то, что им не было нужно, чем они не могли воспользоваться, просто потому, что была возможность украсть.
Это ставило Фрэнка в тупик и одновременно забавляло.
Кстати, занимались такими кражами не только парни, но и женщины.
В первый раз Фрэнку было нелегко обмануть Пэтти, однако со временем ему понравилось менять женщин, и если поначалу они были из тех, что крутились вокруг Герби Гольдштейна, то со временем у него завелись собственные подружки.
Это были модели, танцовщицы, крупье, дилеры, а также туристки, приехавшие весело провести время, и Фрэнк помогал им в этом. Он кормил их вкусными обедами, водил на шоу, всегда обращался с ними как с дамами и был щедрым, внимательным любовником. Фрэнк понял, что любит женщин, и они платили ему той же монетой.
Так было со всеми, кроме Пэтти.
С Пэтти он обращался ужасно, и она отвечала ему тем же.
Однажды вечером, засидевшись у Герби, он разговорился об этом с Шермом.
– Почему нельзя иметь такие же отношения с женой, как с подружками?
– Другая порода, мой друг, – ответил Шерм. – Совершенно другая.
– Может быть, стоит жениться на подружках?
– Я пробовал, – сказал Шерм. – Дважды.
– И?
– Они становятся женами. Это начинается, едва назначаешь день свадьбы – сексуальный котенок превращается в домашнюю кошку. Вот так. Не веришь, спроси моего адвоката.
– Ты сам адвокат.
– Спроси моего адвоката, который занимался разводами. Скажи, что я послал тебя – у него яхта названа в мою честь.
– Думаю, дело не в них, – проговорил Фрэнк. – Думаю, дело в нас. Мы перестаем тащить их в постель – потому что теперь они всегда к нашим услугам, – мы больше не делаем никаких усилий. Мы сами превращаем их в жен.
– Так уж устроен мир, мой друг. Так устроен мир.
Не думаю, мысленно возразил Фрэнк.
Он решил поехать домой и попытаться вновь наладить отношения с Пэтти. Он решил вести себя с ней как с любовницей, а не как с женой, и посмотреть, что из этого выйдет. Ничего не получилось – легче было бы переспать со снежной бабой.
И Фрэнк продолжал устраивать вылазки к Герби.
С Герби всегда было весело, разгадывал ли он кроссворды в воскресном выпуске «Нью-Йорк таймс», поедая багели или копченую лососину под звуки оперных арий, угощал ли раздобытым где-то вином или подшучивал над планами и заговорами Майка Риццо, братьев Мышей, чьими бы то ни было еще.
Хорошие были времена.
Они закончились, когда Фрэнку приказали убить Джея Вурхиса.
38
Джей Вурхис возглавлял службу безопасности в казино «Паладин». Он отвечал за сохранность доходов, а вместе с тем, в интересах наибольшей эффективности, и за взимание податей. В этом ему не было равных – он был Гудини[24] счетной комнаты, благодаря которому поразительным образом исчезали из денежных ящиков монеты и чеки.
А потом за него взялось ФБР, и он скрылся.
Убежал в Мексику, где федералы не могли его достать. Учитывая это обстоятельство, чикагцы не захотели ждать его экстрадиции, они решили раз и навсегда избавиться от «Гудини». Вурхис много чего знал и мог выдать Кармине, Донни Гарта, всех. Чтобы бизнес не рухнул, как карточный домик, Вурхиса надо было найти и отправить к праотцам.
Некоторые думают, будто очень просто исчезнуть из поля зрения.
Ничего подобного.
Это трудно, утомительно и чертовски дорого. Деньги утекают сквозь пальцы, когда переезжаешь с места на место, а уж если переезжаешь постоянно да еще заметаешь следы, то они буквально улетучиваются. К тому же предпочтительнее пользоваться наличными деньгами, но рано или поздно в кармане ничего не остается и приходится прибегнуть к пластиковой карточке.
Если к исчезновению с радара не подготовиться с максимальной тщательностью, то сделать это довольно трудно, а Джей Вурхис не подготовился. Он просто сбежал в приступе паники. Делом времени было его решение поторговаться с федералами, а там и заключить сделку, ведь рано или поздно он должен был выдохнуться и заскучать по солнцу.
Фрэнку предстояло отыскать его, пока этого не случилось.
– Мы можем дать тебе в помощь команду, – сказал Кармине Антонуччи. – Только скажи, что тебе нужно.
– Команды мне не надо.
Не хватало еще, чтобы ребята наступали друг другу на пятки, да и лишние свидетели ни к чему – и это было правильно, так как федералы прижали всех пятью годами позже. Нет, помощники ему были не нужны, а вот деньги на расходы нужны, и наличные, потому что он тоже не хотел оставлять следов.
Следов и без того хватало. Фрэнк последовал за Вурхисом из Мехико в Гвадалахару, оттуда в Масатлан, потом на Косумель, затем в Пуэрто-Валларта, после чего через весь полуостров Баха – в Кабо.
Между охотником и его добычей всегда возникает связь. Ребята обычно отрицают это как дурацкую выдумку, размышлял Фрэнк, но всем известно, что это не выдумка. Когда долго преследуешь человека, то хорошо узнаешь его, ведь живешь его жизнью, отставая всего лишь на один шаг, и этот человек обретает реальность. Всегда стараешься влезть в шкуру будущей жертвы, думать как думает он, и, если это удается, в каком-то смысле превращаешься в него, становишься им.
А будущая жертва по той же причине старается влезть в шкуру преследователя. Если у этого человека есть природное чутье, то он не может не почувствовать слежку. Он бежит и старается перехитрить охотника, предвидеть его ходы и как-то им противостоять, таким образом все лучше и лучше узнавая его.
Вы на одной дороге – волею судьбы посещаете одни и те же места, едите одинаковую еду, видите одно и то же, обретаете одинаковый опыт. Вы становитесь похожими. Между вами возникает связь.
Фрэнк на три дня опоздал в Мехико. Он поговорил с таксистом, который отвез Вурхиса в аэропорт, дал несколько долларов служащему, который занимался багажом и посадил Вурхиса в самолет, следовавший в Гвадалахару. Он не был уверен, но как будто видел там Вурхиса перед кафедральным собором. Собрался молиться? – удивился Фрэнк. Наверное, купил глиняную статуэтку – milagra – у уличного торговца и оставил ее на алтаре с пожертвованием и мольбой о чуде. В отель он опоздал на одну ночь и там узнал, что Вурхис поехал на железнодорожный вокзал. Вот тут-то Вурхис мог бы и затеряться, однако он воспользовался карточкой «Америкен экспресс», чтобы расплатиться за отель в Масатлане. Фрэнк приехал в курортный город и пошел на пляж, там расспрашивал всех и каждого, не видел ли кто нужного ему человека, и вовсю сорил деньгами. Он не рассчитывал на успех, но и не скрывал своего присутствия в городе – он хотел, чтобы Вурхис узнал о нем.
А потом за него взялось ФБР, и он скрылся.
Убежал в Мексику, где федералы не могли его достать. Учитывая это обстоятельство, чикагцы не захотели ждать его экстрадиции, они решили раз и навсегда избавиться от «Гудини». Вурхис много чего знал и мог выдать Кармине, Донни Гарта, всех. Чтобы бизнес не рухнул, как карточный домик, Вурхиса надо было найти и отправить к праотцам.
Некоторые думают, будто очень просто исчезнуть из поля зрения.
Ничего подобного.
Это трудно, утомительно и чертовски дорого. Деньги утекают сквозь пальцы, когда переезжаешь с места на место, а уж если переезжаешь постоянно да еще заметаешь следы, то они буквально улетучиваются. К тому же предпочтительнее пользоваться наличными деньгами, но рано или поздно в кармане ничего не остается и приходится прибегнуть к пластиковой карточке.
Если к исчезновению с радара не подготовиться с максимальной тщательностью, то сделать это довольно трудно, а Джей Вурхис не подготовился. Он просто сбежал в приступе паники. Делом времени было его решение поторговаться с федералами, а там и заключить сделку, ведь рано или поздно он должен был выдохнуться и заскучать по солнцу.
Фрэнку предстояло отыскать его, пока этого не случилось.
– Мы можем дать тебе в помощь команду, – сказал Кармине Антонуччи. – Только скажи, что тебе нужно.
– Команды мне не надо.
Не хватало еще, чтобы ребята наступали друг другу на пятки, да и лишние свидетели ни к чему – и это было правильно, так как федералы прижали всех пятью годами позже. Нет, помощники ему были не нужны, а вот деньги на расходы нужны, и наличные, потому что он тоже не хотел оставлять следов.
Следов и без того хватало. Фрэнк последовал за Вурхисом из Мехико в Гвадалахару, оттуда в Масатлан, потом на Косумель, затем в Пуэрто-Валларта, после чего через весь полуостров Баха – в Кабо.
Между охотником и его добычей всегда возникает связь. Ребята обычно отрицают это как дурацкую выдумку, размышлял Фрэнк, но всем известно, что это не выдумка. Когда долго преследуешь человека, то хорошо узнаешь его, ведь живешь его жизнью, отставая всего лишь на один шаг, и этот человек обретает реальность. Всегда стараешься влезть в шкуру будущей жертвы, думать как думает он, и, если это удается, в каком-то смысле превращаешься в него, становишься им.
А будущая жертва по той же причине старается влезть в шкуру преследователя. Если у этого человека есть природное чутье, то он не может не почувствовать слежку. Он бежит и старается перехитрить охотника, предвидеть его ходы и как-то им противостоять, таким образом все лучше и лучше узнавая его.
Вы на одной дороге – волею судьбы посещаете одни и те же места, едите одинаковую еду, видите одно и то же, обретаете одинаковый опыт. Вы становитесь похожими. Между вами возникает связь.
Фрэнк на три дня опоздал в Мехико. Он поговорил с таксистом, который отвез Вурхиса в аэропорт, дал несколько долларов служащему, который занимался багажом и посадил Вурхиса в самолет, следовавший в Гвадалахару. Он не был уверен, но как будто видел там Вурхиса перед кафедральным собором. Собрался молиться? – удивился Фрэнк. Наверное, купил глиняную статуэтку – milagra – у уличного торговца и оставил ее на алтаре с пожертвованием и мольбой о чуде. В отель он опоздал на одну ночь и там узнал, что Вурхис поехал на железнодорожный вокзал. Вот тут-то Вурхис мог бы и затеряться, однако он воспользовался карточкой «Америкен экспресс», чтобы расплатиться за отель в Масатлане. Фрэнк приехал в курортный город и пошел на пляж, там расспрашивал всех и каждого, не видел ли кто нужного ему человека, и вовсю сорил деньгами. Он не рассчитывал на успех, но и не скрывал своего присутствия в городе – он хотел, чтобы Вурхис узнал о нем.